Ладно, не время кочевряжиться. Пока я тут стояла и вздыхала, у бедного Марка заканчивалось время. Может, это проклятое хищное зернышко уже отогрелось и начало проклевываться, и вот-вот пустит корни в груди моего любимого?
От одной мысли об этом защипало глаза. Я решительно смахнула подкатившие было слезы и посмотрела на ведьму, старательно избегая бородавки на носу. Жуть – но завораживает.
— Говори, где лешего искать. Принесу я тебе твое несчастное весло.
— Так в лесу же, в самой чаще, — сказала она.
— Я не местная. Не знаю, где тут у вас чащи, а где прошлепины. Указания давай, карту, компас. Что угодно.
— Тропочку видишь? — старуха кивнула на узкий проход между двумя соснами. — Вот по ней и иди.
— Долго идти?
— Ну день-то точно…
Я схватилась за сердце:
— День?! Так долго…
— А чего ты хотела, милочка. Черный лес большой, его в один присест не обойдешь, не перепрыгнешь.
— А может, покороче есть путь?
— Нет.
— А может, я вам сама весло из чего-нибудь выпилю? — в отчаянии я огляделась по сторонам в поисках подходящего исходного материала.
— Да что ж ты бестолковая-то такая? Я ж говорю тебе, заговоренное весло нужно, которое в паре идет вот к этому, — потрясла тем, что в руках держала, — Только с ними река пропустит на остров.
Сокрушаясь, что не вышло сделать по-простому, я пораженчески подняла руки:
— Хорошо. День, значит день. Я пошла.
— Иди, милая, иди. Ты главное запомни, что на каждой развилке, которая тебе на пути встретиться – налево сворачивай. После шестой развилки как раз к дому лешего и выйдешь.
— Он злой, наверное? — уныло поинтересовалась я, прежде чем отправляться в путь.
— Да ты что! Добрейшей души леший у нас. Отзывчивый, как родной отец, внимательный. Ты ему как про беду свою расскажешь, как про Марка своего любимого поведаешь, так он сразу тебе веслышко-то и отдаст, — закивала старуха.
Делать нечего. Пошла к лешему.
День туда, день обратно, еще день на то, чтобы до медведя дойти, воды набрать да из леса выбраться. Держись Марк. Держись, миленький. Твоя Симка тебя спасет… если не заблудится в этом проклятом Чернодырье.
До первой развилки я добралась быстро – и часа не прошло. Правая часть ушла направо и скрылась в зарослях заснеженного орешника, а левая – налево, по широкой просеке.
— Первая готова! — угрюмо произнесла я поковыляла дальше.
Шла я, шла. Лишний раз по сторонам не глазела, чтобы время на пустяки не терять, и в какой-то момент вдруг почувствовала, что не одна я здесь. Что кто-то шел за мной попятам.
Прислушавшись, я поняла, что это кто совсем близко. Шаги легкие, почти бесшумные, с моими совпадающие…
Не по себе стало. Надо было у старухи весло позаимствовать, сейчас было бы чем отбиваться!
Я судорожно пыталась сообразить, что же дальше делать. Бежать? Так ведь по снегу далеко не ускачешь. А если это зверь какой-то, так наоборот разозлиться и в погоню бросится.
Заорать? Так неизвестно, кто на этот вопль отзовется. Может и не помощник бескорыстный, а кто-то похуже того, кто шагал у меня за спиной.
Надо его как-то напугать! Броситься первой, чтобы не повадно было за бедными девочками красться.
Сказано – сделано.
Незаметно сунув руку в карман, я достала огниво. Подгадала нужный момент на изгибе тропы, а потом как развернулась, да как бросила его в морду преследователю с криком:
— Гори окаянный!
Полыхнуло знатно. Я сама аж на миг ослепла. Потом раздался вопль, ругань и звук падения.
Проморгавшись, я увидела перед собой распластанного на снегу парня. Руки-ноги по сторонам разметал, глаза закрыты. И кажется, не дышал…
Молодец, Симочка. Молодец…
Какого-то бедолагу ненароком прибила.
Никто ведь не видел?
Я огляделась по сторонам – вроде никого. Тогда, не придумав ничего лучшего, я решила стащить этого упыря с тропинки и снежком прикрыть, чтобы никто не заметил и с вопросами неудобными ко мне не приставал.
— Прости, дорогой, мне возиться с тобой некогда. Меня Марк ждет.
Схватила его за воротник и дернула.
А парень взял и глаза открыл! Я с испуга аж вскликнула, а потом и вовсе повалилась ничком на снег.
Не самый удачный момент для обморока, но разве у меня было иначе?
Когда очнулась – обнаружила себя лежащей возле небольшого костерка, весело потрескивающего посреди вытоптанного пятачка.
По другую сторону от огня, на низком пеньке сидел тот самый парень и неспеша что-то жевал. Тягал из холщового мешочка по ягодке, да в рот закидывал, а увидев, что я пришла в себя, отряхнул руки и поднялся:
— Очнулась?
— Нет.
— Выглядишь так, будто очнулась, — усмехнулся он, присев рядом со мной на корточки.
Я на всякий случай отодвинулась, мало ли маньяк какой, а он продолжал меня рассматривать с нескрываемым интересом.
Я против воли тоже его рассматривала. Симпатичный, волосы русые, глаза синие. Чуть небрит, на щеке – мазок сажи, оставшийся после моего огнива. Сложен хорошо, рослый. Повыше Марка, пожалуй, будет…
О, боги! Марк!
Я подскочила, чуть не угодив макушкой парню в нос.
— Да что ж ты резкая-то такая, — охнул бедолага, едва успев увернуться от внезапной атаки.
— Мне некогда! Время поджимает! Надо Марка спасать.
— Мммм, — протянул он, — спасительница значит, в наши края пожаловала.
— Представь себе, — проворчала я, заново перевязывая плащ и глубже натягивая шапку, — где мои варежки?
Он кивнул на костер, и я только заметила, что они надетые на небольшие веточки сушились возле огня. Надо же, позаботился…
— Как же ты кого-то спасать собралась, если через шаг валишься без чувств? —спросил парень и протянул мне мешочек, — бери, не бойся. Это сушеная рябина.
Я подозрительно уставилась на подношением:
— Зачем она мне?
— Поможет, от твоего недуга.
— Если бы мой недуг можно было бы вылечить простой рябиной, то лекарь бы давно это сделал. Толку от нее никакого.
— То ваша рябина была, а это – моя. Бери.
Я еще поворчала немного, но мешочек забралась. И даже пару ягодок в рот закинула. Рябина, как рябина – прожевала, проглотила и ничего не почувствовала.
— Я- Ханс, — сообщил синеглазый, хотя у него и не спрашивала.
Отмалчиваться было неудобно. Поэтому я тоже представилась:
— Симелла. Можно просто Сима. Ну…приятно было познакомиться, мне пора.
— Минуту погоди. Сейчас костер затопчу, — он начал сгребать снег к центру прогалины. Костер зашипел, задымил, а потом погас, — все, можно идти.
Я подозрительно уставилась на него:
— Иди.
— А мне в ту же сторону, что и тебе, — беспечно отозвался Ханс.
— К лешему?
— К нему, родимому.
Не то, чтобы я была против попутчиков, но если он рассчитывал, что буду идти и болтать о всяких глупостях – то зря. У меня дело важное было. Ответственное и не терпящее отлагательств. И я не собиралась отвлекаться на всяких тут синеглазых проходимцев.
— Если будешь меня задерживать – наши пути разойдутся. Понял?
— Да понял я, понял, — усмехнулся он, — идем уже!
И мы пошли. Он впереди, а я следом, сердито глядя в широкую спину, закрывающую собой весь обзор.
— А побыстрее можно?
— Как скажешь, — согласился он и прибавил шагу, да так, что я только и успела ногами перебирать, пыхтеть, и поправлять шапку, которая постоянно норовила сползти на глаза. Наконец не выдержала и потребовала:
— Давай медленнее.
— Тебе не угодишь.
— Ты в принципе можешь идти, как тебе удобно. А я и сама справлюсь, — проворчала я.
— Ладно. Не пенься. Съешь рябинку.
Хотела я ему сказать, куда он со своей рябинкой мог пойти, но не стала. Вместо этого и правда сжевала еще несколько кислых ягодок
— Кто такой Марк? — спросил он спустя некоторое время, — И от чего ты так стремишься его спасти?
Мне было не до разговоров, но раз речь зашла про любимого, то решила ответить.
— Подавился он бобовым зёрнышком из Чернодырья этого проклятого.
Ханс удивлено переспросил:
— Где же он нашел-то его посреди зимы?
— Мне откуда знать. Попало оно как-то в его еду, ну он и проглотил.
Синеглазый почему-то еще сильнее удивился:
— Проглотил дикий боб?!
— Да.
— Это ж как же надо было проголодаться, чтобы такое проглотить. Он же размером с кулак.
— Да нет же, — возразила я, — маленький он, черненький. В груди пока остановился, но отогреется и корни пустит…если уже не пустил, пока я тут по лесу дурацкому ползаю.
— Прямо так уж и пустит? — с сомнением поинтересовался мой спутник.
Я шмыгнула носом:
— Представь себе. Прорастет сквозь моего возлюбленного, корнями вопьется в его тело. И тогда уже ничто не спасет бедного Марка.
— Беда, конечно, но…
— Что, но? — тут же взъерепенилась я.
Какие тут могут быть «но», когда я такие страсти рассказываю?
— Ты уверена? Что это дикий боб?
— Я сама видела, своими собственными глазами, как у Марка изо рта черное щупальце высунулось. И чтобы его изгнать вода специальная нужна.
— Ну раз черное щупальце и вода специальная, то да. Однозначно боб, — усмехнулся он.
Я остановилась:
— Тебе смешно что ли?
— Нет-нет, что ты, — он примирительно поднял руки, — Просто сомневаюсь, что это и правда то, о чем ты говоришь….
— Тебе-то откуда знать? — не выдержала я, — ты не видел того, что видела я!
— Может, ты сама не поняла, что увидела…или объяснили неправильно? — он развел руками, — не думала об этом?
— Лекарю виднее. Мое дело было быстренько за водой сбегать, а тут, как назло, на каждом шагу какие-то препятствия!
— Быстренько за водой сбегать? — зачем-то уточнил синеглазый, — В Черный лес?
— Да. Одна нога тут, другая там. Что не так?
— Все так. Хороший у вас целитель. И лечит, наверное, здорово.
— Не жалуемся.
— А если все-таки на минуточку допустить, что он….
— Все! Закрываем тему, — я сложила руки крестом, показывая, что разговор завершен, — хватит об этом!
— Ну, хватит, так хватит, — покладисто сказал он, — дело твое.
На этом обсуждение моей беды закончилось и дальше мы шли молча.
До наступления темноты нам удалось миновать еще одну развилку. Потом, в потемках, двигаясь в тусклом свете заговоренного огнива, еще одну.
Тропа уходила все глубже в лес и деревья подступали все ближе, колючими ветками цепляясь за одежду.
— Дальше опасно идти, — сказал Ханс, — все глаза выколем.
И как бы мне не хотелось поскорее добраться до цели, я была вынуждена с ним согласиться.