Жестокие чувства

Глава 6

Меня ведут через длинный коридор, и сперва я думаю, что мы идем в гостиную. Туда, где все уже на взводе в ожидании Третьякова. Но вскоре понимаю, что мы движемся в другую сторону.

Я запоминаю дорогу, на автомате считаю повороты, но потом дверь передо мной распахивается, и я на секунду замираю на пороге.

Это спальня Германа.

Внутри горит лишь приглушенный свет настенных бра. Вокруг глубокие оттенки графита, темное дерево, классическая мебель. За огромным окном постепенно сгущаются сумерки. Меня так долго готовили к этой встрече, что день почти закончился.

Я смотрю на себя в зеркало, висящее напротив кровати.

Ну что?

Меня сейчас можно снять для глянцевого журнала. У меня гладкая, сияющая кожа, а волосы уложены так, что хочется запустить в них пальцы. Губы слегка блестят, подчеркивая форму. И это платье… откровенное, сексуальное, вызывающее, как порок. Оно подчеркивает изгибы моего тела и почти ничего не скрывает.

Если бы я сейчас встречалась с любимым человеком, я бы хотела, чтобы он увидел меня такой. Манящей. Горячей.

Но у меня не свидание.

И Герман больше не мой любимый мужчина.

Я подхожу к окну, приоткрываю тяжелые шторы и всматриваюсь в сумерки. Я нервничаю, хотя мне нужно быть собранной и сильной. Очень сильной. Я не отворачиваюсь от окна и вскоре вижу их. Извилистая дорога вдруг оживает под светом фар. Кортеж из трех черных внедорожников движется на большой скорости. Через несколько минут ворота у дома раскрываются, впуская их внутрь.

Я наклоняюсь ближе, не желая пропустить ни одной детали. Дверцы машин открываются. Из первого джипа выходят охранники, крупные мужчины в строгих темных костюмах. Они осматривают периметр, готовые в любой момент среагировать. Но мое внимание приковано к другой машине. Задняя дверца второго внедорожника раскрывается, и я сразу понимаю: это он.

Третьяков.

Он выходит неспешно, но в его движениях читается непоколебимая уверенность. Высокий, сильный, с той особенной харизмой мужчины, который привык к власти и к тому, что мир склоняется перед ним. На нем черное поло, подчеркивающее широкие плечи, и темные джинсы, сидящие идеально.

Я не вижу его глаз, но знаю, что они должны быть холодными. Почти что черными. Я даже с такого расстояния чувствую его настроение. Оно проходит электрическим разрядом по кончикам моих пальцев. Я непроизвольно сжимаю руки в кулаки и шумно выдыхаю.

Да, Алина.

Дыши.

Дыши.

Ты со всем справишься.

Ты уже справлялась и видела его в плохие дни. Ты знаешь, как нужно с ним обращаться.

Просто вспомни, просто найди к нему ключик…

К Герману выходит Барковский. Он что-то говорит боссу, но Третьяков даже не смотрит на него. Вместо этого он осматривается, будто проверяет, все ли здесь так, как должно быть. Барковский продолжает говорить, но ответа так и не получает. Герман проходит мимо него, даже не замедлив шаг.

Третьяков входит в дом.

Я понимаю, что осталось совсем мало времени. Хотя минуты теперь тянутся невыносимо медленно. Ожидание становится пыткой. Я представляю его приближающиеся шаги, его взгляд, его голос. Я воспринимаю эту встречу как схватку, которую должна выдержать.

Я не буду убегать.

Не буду отводить глаза.

Не буду бояться.

Проходит полчаса. Может, чуть больше.

И наконец, замок в двери щелкает.

Я поворачиваюсь и вижу, как на пороге появляется Герман Третьяков.

Пульс все-таки разгоняется до запредельных значений, в первое мгновение становится так мало воздуха, что мне даже кажется, что я не смогу устоять на ногах. Но эта волна быстро сходит, я беру себя в руки.

Третьяков переступает порог, и воздух в комнате меняется. Гроза становится еще ближе, уже пахнет ее всполохами в воздухе… Герман останавливается и смотрит на меня. Долго. Пристально.

Я не двигаюсь, не отвожу взгляда, только ощущаю, как внутри все сжимается от напряжения. Он не спешит. Его взгляд медленно скользит по мне, задерживается на моем лице, потом на ключицах, на вырезе платья, на том, что под ним.

Уголки его губ дергаются. То ли усмешка, то ли довольная полуулыбка. Он видит перед собой красивую игрушку, тщательно подготовленную к встрече с ним.

– Тебе идет, – бросает он цинично.

Я молчу.

Он подходит ближе. Двигается спокойно, расслабленно, словно все это уже решено. Словно я – лишь часть сценария.

– Так лучше, – продолжает он. – Лучше, чем когда ты была в строгом костюме.

– У тебя всегда были проблемы со вкусом, Герман, – отвечаю и вглядываюсь в его лицо, ловя каждую крупицу его реакции.

– А у тебя с правдой, малышка. – Он приближается ко мне с усмешкой, а мне стоит больших усилий остаться на месте. – Ты ведь не просто врала мне. Ты залезла мне в голову. Считала себя самой умной. Пыталась лечить меня, сеансы проводила.

Его улыбка становится ядовитой и пугающей.

Я вижу в ней, как тают мои надежды справиться с этим мужчиной и что-то сделать с ненавистью, которую я поселила в его жестоком сердце.

– Теперь моя очередь, – добавляет он. – Давай проведем сеанс, Алина. Посмотрим, насколько ты хороша в том, что делала.

Он делает шаг вперед, и прежде, чем я успеваю среагировать, его рука обхватывает мою шею. Крепко, властно, не позволяя увернуться. Вторую ладонь он опускает ниже, проходит по ключице и находит завязки моего тонкого платья.

– Разве не так ты работала со мной? – продолжает он, пристально наблюдая за моей реакцией. – Сначала внушала доверие, а потом стягивала слой за слоем, пока не добралась до самого нутра. Только ты делала это словами, а я сделаю иначе.

Он дергает завязки и скидывает с моих плеч полупрозрачную ткань. Его крепкие горячие пальцы тут же наливаются нечеловеческой силой, стоит мне только попробовать дернуться. Он прижимает меня к себе и заставляет остаться на месте, продолжая поглаживать мою кожу.

– Ты ведь знаешь, что в терапии главное? – спрашивает он с насмешкой, опускаясь к моему уху. – Полное раскрытие. Полное доверие. Пациент не должен ничего скрывать от врача.

– Герман…

Он грубо приподнимает меня, так что между нашими лицами остается всего пара сантиметров. Но целая пропасть из ярости, боли и растерзанного доверия.

– Так что ты сегодня раскроешься передо мной, доктор, – произносит Герман, смотря мне в глаза и кладя большой палец на мои губы. – По-настоящему.