— Ты кто? — спрашивает пацан.
Смотрит на меня. Долго. Внимательно так.
— Ты высокий, — прибавляет он. — Как мой папа.
Пиздец, блять. Ебаный ад.
— А нет, — мотает головой и подходит все ближе и ближе, не отводит взгляд. — Ты еще выше. Так кто ты? Герой?
Охуеть. Мой сын понятия не имеет, кто я.
— Да, вроде того, — отвечаю и подхватываю его на руки. — Герой. Но плохой. Такой, который разбирается с теми, кто еще хуже.
Ну и бред. Что я, черт раздери, несу?
Я не знаю, как общаться с детьми. Не умею. В моей семье были особые порядки. Здесь это не прокатит. А вообще, я и забыл, когда возился с младшими братьями. Теперь прошлое кажется другой реальность. Тут все иначе.
— Как тебя зовут? — пацан смотрит прямо в глаза.
— Марат.
— Как?
Приходится повторить.
— Ма-рат, — выдает он и хмурится. — Не слышал про такого героя.
— Я это исправлю, — обещаю.
Эта сука скрыла моего сына. Пацан похож на меня как две капли воды. Тут никакие ДНК-тесты не нужны. Все сразу видно. Глаза. Лицо. Волосы. Он точно моя копия. Мелкий совсем. Ну так ему даже трех лет не исполнилось.
Взгляд держит. Не боится. Сам ко мне подошел знакомиться. Потянулся. Родную кровь почувствовал. Кровь сильнее всего на свете. Тяга эта живет внутри. Рефлексы не обманешь.
— А что вы здесь делаете?
Звонкий голос заставляет обернуться.
— Вы наш новый сосед?
Светловолосая девчонка. Черт знает, откуда она вообще взялась. Видно, дочь того уебка, за которого моя Вика замуж выскочила.
— Или вас папа прислал?
Она никак не хочет замолчать.
— Я в гости заехал.
— Папы нет.
— А мать где?
— Сейчас позову.
Девчонка убегает.
Блять. Быстро моя Царица справилась. Ловко. Меня не успели доставить в тюремную камеру, а эта сучка уже запрыгнула на новый хуй. Развод оформила, переехала в другой штат. Реально думала, это спасет? Забуду? Не стану искать?
Вика-Виктория. Зря ты так.
Я до сих пор помню тот день в суде. Помню каждое гребное слово. Всего одно выступление, которое меня закопало.
— Вы уверены, что стрелял именно ваш муж? — спрашивает прокурор.
— Конечно, — легкий кивок. — Это произошло на моих глазах.
— Вы сообщили в полицию, что нашли пистолет.
— Я не могла больше молчать.
— Были еще документы в сейфе.
— Я все передала в полицию.
— Предлагаю воссоздать картину того дня. В деталях. Пожалуйста, расскажите все, что вы помните.
И она говорит. Много. Долго. В подробностях. Ровный голос ни разу не срывается. Разве только под конец.
— Вы очень смелая женщина, Вика, — хвалит ее прокурор. — Решились дать показания против опасного преступника. И вас не остановило то, что он ваш муж.
— Я жила с ним долгое время, — она прочищает горло. — И я совсем не знала его. Не замечала тревожных знаков. Когда всплыла правда, у меня был шок. Мой муж… он столько лет скрывался под маской.
Замолкает. Ее глаза наполняются слезами. Она зажмуривается, чуть запрокидывает голову назад. Даже на расстоянии могу разглядеть нервно бьющуюся вену между ключицами. Я накрывал эту вену ртом каждый раз, когда натягивал эту гребаную суку на свой член.
— Он больной человек, — выдает она сквозь сдавленный всхлип. — Убийца. Я видела, как он стрелял в мистера Андерсона. Легко. Раз — и все. Будто это вообще ничего не значит. Он совсем не раскаивался.
Я сжимаю прутья решетки. А хотел бы сжать ее горло.
— Бешеный зверь, — шумно втягивает воздух, от чего грудь тяжело вздымается и пуговицы на ее блузке натягиваются. — Он должен сидеть в тюрьме.
Сука. Сука. Сука.
Я блять поверить не мог, что это реально. Когда меня взяли под стражу, она рыдала, обещала быть со мной до конца. А потом сдала по всем гребаным фронтам.
Моя женщина. Моя Царица.
Я наблюдал за ней в зале суда. Молчал. Просто смотрел и скалился. Ярость внутри подавлял как мог. Выжидал.
Когда ее мимо вели — резко вперед подался. Рука как молот между прутьями решетки прошла. Жаль, не дотянулся. Даже пальцами по волосам ее не прошелся. Но я знал шансов мало, просто не удержался.
Она задрожала. Отшатнулась.
Потом охранники ее закрыли собой, увели прочь. Я тогда так и ничего ей не сказал. Просто глазами пообещал. Найду. Где угодно найду чертову сучку.
Я до тебя доберусь.
И вот я здесь.
Пожизненный срок. Я вообще никогда не должен был выйти. Но повезло, обстоятельства удачно сложились.
— Мама… мамочка…
Ее дочка опять здесь. И не одна.
Вика видит меня и застывает на месте. Глаза огромные. Губы дрожат. Лицо белее снега. По ходу сюрприз заценила. Содрогается вся. Струной натягивается.
— Ну здравствуй, Царица, — усмехаюсь я.
Три года прошло, а она совсем не изменилась. Хотя нет. Круче стала. Мои пальцы печет от желания заценить каждый изгиб. Ее грудь тяжело вздымается. Так и манит накрыть ладонью. А потом ниже скользнуть. По талии, по бедрам. Каждую гребаную линию обвести. Оставить печать везде. Содрать с нее все эти тряпки. Ощутить ее голую кожу. Аж челюсти ноют. Во рту слюна копится. Будто дикий зверь на чертову ведьму делаю стойку. В момент.
Хочу ее. Всегда хотел. И сейчас тоже ни хрена не поменялось. Плевать, что было. Ничего мне теперь не важно.
Моя она. Моя! Просто еще сама не поняла.
Я и раньше на ней залипал. Сейчас вообще ведет. Я точно под самой забористой наркотой. Под безумной дозой алкоголя. Взглядом ее лапаю.
Сам не представляю, как еще держусь. И зачем? Тут не надо аппетит нагуливать. Проклятая девка зажигает с одного взгляда. Так у нас давно повелось, с первой встречи.
Я только раз на нее глянул и увяз. Залип крепко. Сам не заметил, как жизнь стала вращаться вокруг этой стервы.
И правда — чего я жду?
Так забавно наблюдать, как она прячет от меня детей. Забирает сына, говорит той светловолосой девчонке, чтобы отвела пацана в дом. Как будто я могу навредить мелкоте.
Мы остаемся наедине.
— Забудь обо мне, — выпаливает она. — Я больше не твоя игрушка.
Блять. Слишком много болтает.
Хватаю ее, притягиваю вплотную к себе. Пусть поймет, пусть прочувствует насколько она “не моя”.
— Повторишь это, когда я тебя возьму.
Содрогается вся. Вырывается.
— Я лучше сдохну!
— Сдохнешь, — ухмыляюсь. — И не раз. Ты будешь подыхать подо мной каждую ночь. Будешь орать. Дрожать. Умолять, чтобы взял опять.
— Никогда, — сквозь зубы цедит.
И опять на свободу рвется. Сучка. Еще и царапается.
— Даю тебе день на раздумья, — говорю я. — Ночью либо сама придешь, либо я заберу. Выбирай.
Отпускаю ее. Разворачиваюсь и ухожу.
Знаю, сама не придет. Ну и ничего. Так даже круче будет.
Телефон вибрирует, и я принимаю вызов.
— Какого черта ты творишь? — раздается в динамике. — Тебе запрещено к ней приближаться. Это одно из главных условий. Забыл?
— Нет.
— Тогда что за…
— Мне плевать, — обрываю. — Я ждал три года. Хватит. Я ее забираю.
— Ты не можешь, — пауза. — Сначала нужно закончить ту игру, которую мы начали. Личное подождет.
Я отключаю телефон.
Будем считать, правила изменились.