Журавль в осеннем небе

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сначала ей показалось, что его там нет. Линда Старр лежала в высокой сентябрьской траве, наводя бинокль на заросли тростника. Они начинались прямо за штакетником, огораживавшим ее двор. Земля серебрилась от утренних заморозков, но она едва ощущала холод, проникавший через пижаму. Утро, серое и холодное, медленно разгоралось, разгоняя темноту. За рекой нижняя часть Калгари гудела от просыпавшейся городской жизни. Фары машин, будто нити жемчуга, отражались в спокойной воде маленькой бухты.

Невероятно. Она видела его здесь, почти в центре города! Это просто подарок. Линда Старр неохотно признала, что такое вряд ли повторится.

Выходя во двор, она включила кофейник. Дразнящий запах кофе уже звал ее. Пора вернуться в дом, в котором она спала всего третью ночь.

Она встала на колени и застонала. Ноги от холода онемели. И тут Линда опять увидела его. По мере того как свет поднимался над рекой, силуэт призрака обретал солидные формы. У нее перехватило дыхание. Она стала свидетелем чуда превращения белых перьев в платиновые, а затем возникновения из темноты длинной гибкой шеи. Она только вчера увидела его и прочла все, что написано о красных журавлях.

Это редчайшая птица Северной Америки и самая большая. Размах крыльев — семь с половиной футов (примерно два метра). Большинство людей за всю жизнь ни разу не увидит этого красавца. Линда, погруженная в собственные переживания, восприняла его появление как хорошее предзнаменование. Значит, она сделала правильный выбор: купила этот маленький дом.

Колени страшно болели, и Линда чуть переместила вес. Этого оказалось достаточно, чтобы встревожить птицу. Журавль повернулся, и блестящая красная голова заполнила окуляры бинокля. Желтый глаз дерзко уставился на женщину. Будто сигнальной трубой птица оповестила мир: кер-лу, кер-лу. Потом распростерла крылья.

Линда увидела черный подпушек под ними и лишний раз убедилась, как величествен журавль.

Он хлопнул крыльями и поднялся. В утреннем небе плыли сила и грация, постепенно превратившиеся в бирюзовую тень. Линда слышала звук взмахивающих крыльев, когда птица рвалась в небеса.

Линда всегда считала себя прагматиком. Откуда это увлечение птицами? Она следила за птицей, пока та не превратилась в черную точку. И вот в этот-то момент Линда и осознала, что произошло чудо.

Счастье без труда заполняло ее точно так, как утренний свет сменял ночную темноту. Она позволила этому чувству на мгновение задержаться, чтобы слово успело прокатиться в голове. Тринадцать месяцев назад ее мир перевернулся с ног на голову. Разлетелся на кусочки. Будто пронеслось торнадо и все стерло с лица земли. Линда вспомнила тот черный, черный день, когда она подумала, что никогда больше не испытает радости. И, что еще опаснее, не поверит надежде.

И вот еще одна причуда. Эта редкая птица заставила ее поверить, что у жизни еще остались маленькие сюрпризы, приводящие в восторг. Что холодная трава, от которой мурашки бегали по коже, простейшим способом предупреждает ее, что жизнь продолжается.

Она еще не додумала, какие сюрпризы хранит для нее жизнь, как почувствовала что-то вроде паники. Линда услышала тихое покашливание. Она не одна во дворе! Это ей урок. Наказание за то, что поверила в счастье.

Незваный визитер, решила Линда, наверное, убийца. Как и предупреждала дочь. Но Линда сама захотела купить дом рядом с птичьим заповедником. Теперь ее окружали очень старые, покосившиеся лачуги. И рядом с ними — очаровательные, сохранившие достоинство дома.

— Мама, о чем ты только думаешь? Да тебя прикончат в этом бандитском районе, — сказала Бобби. Сказала таким тоном, будто мертвые тела валялись на тихих улочках старейшего в Калгари квартала. Хотя, конечно, слоняющиеся здесь неряшливые молодые люди с татуировкой и длинными волосами, злобные собаки и окна, забитые досками, уже не раз заставляли Линду опасливо оглядываться на улице.

Впрочем, если дочь права насчет убийцы, то по крайней мере ее убьют не во сне, с легким удовлетворением подумала Линда. Хотя и в пижаме. Сердце стучало, словно молоток по гвоздям. Она поднялась с колен и потянулась. Хорошо бы с беззаботным видом. Линда считала, что криминальные элементы чувствуют запах страха. И только потом повернулась лицом к своей судьбе.

Сердце ее словно остановилось. С убийцей, подумала она, справиться было бы легче. Линда только теперь осознала, что пижама промокла от инея на траве. И груди выглядят явно неприлично. От холода, а не от вида этого мужчины.

Во всяком случае, она надеялась, что от холода. Она твердо скрестила руки на груди. Чтобы у него не возникло лишних мыслей. Разве именно он должен видеть ее в таком виде?

— Рик. — Она произнесла одно слово, вложив в него столько холода, сколько узоров мороз нарисовал на лужайке.

Он вздрогнул. Видимо, она попала в цель.

Рик Чейз — почти два метра мужской привлекательности. Широкоплечий, лет сорока, в полном расцвете сил. Черты лица строгие и чистые, подбородок слегка раздвоенный. Удивленные глаза такие же зеленые, как стоячая вода. И такие же холодные. Он был одет для работы. Темно-серый безукоризненно сшитый костюм, белоснежная рубашка, шелковый галстук. Узел прекрасно завязан.

Его безукоризненный вид напоминал обложки журналов. Как это возможно, что этот великолепный мужчина до сих пор не женат и одинок? Ведь он разошелся с женой больше семи лет назад. И как это возможно, что она забыла, какой он красивый? Прошедшие тринадцать месяцев он бомбардировал ее посланиями, а она отказывалась вызывать в воображении его образ. Она знала, что ей будет больно. Что их встреча вызовет в ней чувство одиночества. Что она будет выглядеть жалкой. Какой только и может быть жертва предательства.

А предал ее муж, который вот уже тринадцать месяцев как умер. И предал мужчина, сейчас стоявший перед ней. Друг и бизнес-партнер ее мужа и хранитель его секретов…

— Линда.

Они стояли и смотрели друг на друга. А утро все больше вступало в свои права.

У нее появилось чувство, будто время остановилось.

— Похоже, ты замерзла, — наконец проговорил он.

Она сопротивлялась искушению посмотреть на свою грудь. Не она ли подвела его к такому заключению?

— Что ты здесь делаешь? — не очень вежливо спросила она.

— Я утром позвонил тебе. Никто не ответил. Тогда я решил заехать.

Заехать? Будто дом по пути. Вовсе не по пути. Заехать? Будто она посылала ему новый адрес. Вовсе не посылала.

— И в чем причина твоей неожиданной заботы?

Что-то очень холодное мелькнуло в его глазах. Она знала Рика двадцать лет. Видела ли она, как он сердится?

— Только не говори, будто это я перестал заботиться о тебе, — с удивительной силой произнес он. — Это ты предпочла не отвечать на мои звонки. А я уважал твое желание. Но это не значит, что я не думал о тебе.

— Ну спасибо, — намеренно отрывисто проговорила она. — И что заставило тебя теперь побеспокоить меня?..

Рик стрельнул в нее взглядом.

— Мне нужна твоя помощь, — спокойно объяснил он.

— Ты просишь женщину, которая на рассвете лежит на траве в своем дворе, помочь тебе? Ты не хочешь еще немного подумать? — выпалила она с нескрываемым сарказмом.

Но он предпочел не обижаться и улыбнулся. Ох, лучше бы он этого не делал! Она моментально почувствовала мужской вызов, более мощный и более манящий, чем раньше. Эта улыбка, слегка бесшабашная и несокрушимо сексуальная, могла бы построить мост над болезненной историей их отношений.

— Я хочу воспользоваться случаем. Никогда не знаешь, где тебе понадобится мастерство женщины, которая носит на шее бинокль.

Она растерянно посмотрела на бинокль, висевший у нее на шее.

— Так что ты делаешь? Шпионишь за соседями?

— Можно сказать и так.

Линда боролась с желанием объяснить, в чем дело. Она вольна наблюдать за птицами на рассвете. Черт возьми, ей это приятно. И она никому не обязана давать отчет. Так думала новая, улучшенная Линда Старр.

— Ты вся дрожишь. — Голос неожиданно ласковый. Жалость? Новой и улучшенной Линде Старр не нужна его жалость! Но почему-то ласковый голос на этот раз что-то затронул в душе Линды. Хочу, чтобы кто-нибудь обо мне заботился, вдруг подумала она.

— В доме есть кофе, — холодно предложила она. — Ты можешь войти и рассказать мне, что тебе надо.

Рик Чейз следом за Линдой вошел в дом. Бобби, должно быть, не представляла, о чем просила его. Судя по выражению воинственной гордости на лице Линды, она скажет ему «нет», о чем бы он ни попросил.

Линда оказалась для него совершенным сюрпризом. Она, выглядела удивительно, дрожа от холода у себя во дворе, одетая лишь в алую пижаму. Она стала другой. Волосы короткие, светло-русые, спутанные. Они оттеняли утонченные черты ее лица.

Последний раз он видел ее, когда она была в черном. Волосы тоже были черными, стянутыми в узел, лежавший на шее. Она выглядела элегантной, холодной и непрощающей.

— Ты знал? — спросила она. Глаза моментально стали уязвленными, молящими — скажи, что не знал.

Он не ответил. И она поняла: он все знал.

Перемены в Линде, которые сегодня заметил Рик, касались не только ее внешнего вида. Раньше она всегда выглядела слабой, хрупкой. Сейчас она стала сильной. Раньше она вроде бы стояла в стороне, сейчас создается впечатление, что она включена в жизнь. Раньше она контролировала каждое свое движение. Сейчас она кажется… страстной. Не слишком ли сильное слово?

Нет. Кто эта новая Линда?

Он вспомнил, как Бобби закончила разговор:

— Мне не следовало оставаться в колледже. Не в этом году. Мне лучше приехать домой. По-твоему, мне надо приехать домой?

Конечно, он полагал, что ей следует приехать домой. Он определенно не хотел один нести ответственность за Линду. Особенно теперь, когда ему совершенно очевидно, что она откажется от помощи.

Сегодня, при ярком утреннем свете, глядя на спину Линды, на напряженные гордые плечи, он понял, что еще никогда в жизни не видел женщину, так мало нуждавшуюся в помощи.

Он быстро подсчитал — Линде уже тридцать восемь.

На похоронах мужа она выглядела на десять лет старше. Сейчас она выглядит на десять лет моложе. Уверенная в себе, дерзкая. И такая красивая, что угрожала разрушить стену, которую он много лет назад воздвиг вокруг своей жизни.

Его долг здесь почти что выполнен. Он сделает ей предложение. Она откажется. Он сможет сообщить Бобби, что ее мать выглядит прекрасно. Больше, чем прекрасно. В Линде горит такая жизненная сила, какую он не видел в ней раньше. Или, во всяком случае, не видел много-много лет.

Мог ли он уйти сейчас, не сделав ей предложения? Если он так просто уйдет, его будут мучить сожаления.

Она вошла в дом через черный ход. Голые ступни оставили маленькие отпечатки на серебристой траве. Он последовал за ней прямо в кухню. Рассматривал ее дом с любопытством, на которое не имел права. Ведь он шпион, собирающий информацию. Был ли это дом женщины, у которой все в порядке? Или здесь живет женщина, чья жизнь вдребезги разбита?

Конечно, внешний вид дома вызывал легкий шок. Что подчеркивало слова Бобби о развалюхе. Хотя многие из домов в Боу-Уотер после ремонта стоили до миллиона долларов — благодаря близости к нижнему городу, к центру. Но дом Линды к ним не принадлежал. Оценка домов — его специальность. А ее дом не назовешь привлекательным, даже после ремонта. Крохотное бунгало, с одной стороной, обшитой гонтом, затерялось в виноградной лозе, которую давно никто не приводил в порядок. Как непохоже на добротное гнездо в поместье на изгибе Элбоу-Ривер, которое она продала.

В доме пахло кофе и какими-то пряностями. Он не мог определить, какими. И все-таки, несмотря на то, что дом нуждался в ремонте, в нем чувствовалось определенное очарование. Он странно подходил для Линды — вот такой, с короткими спутанными волосами, в забавной фланелевой пижаме.

Она подвинула стул и налила кофе в большую кружку. Поставила ее перед ним и вышла из комнаты. Он остался, чтобы перевести дух и начать поиски признаков безумия. Только вот зачем? Ради спокойствия Бобби? Оставалось только посмеяться над собой.

Было видно, что она только что переехала. Ящики, аккуратно перевязанные, с этикеткой «Кухня» ждали своей очереди. На полу вздулся линолеум, и его надо заменить — так же, как полки, раковину и сантехнику. Хорошо бы недостатки и в остальных комнатах были видны с первого взгляда. Рик определил сразу, что у дома есть потенциал. Вероятно, под плохо сохранившимся линолеумом сохранились деревянные полы. Приятно, что потолки высокие, а подоконники широкие. На панелях богатая золотистая патина, которая бывает только на настоящем старом дереве.

Она вернулась в кухню в сером старом свитере поверх пижамы. Рик привык, что женщины прилагают немалые усилия, чтобы произвести на него впечатление. Почему-то ему нравилось, что Линда этого не делает.

У этого свитера оказалось странное свойство. Он делал женщину стройнее. О такой мужчины мечтают во сне и наяву. Ему лучше быть поосторожнее.

Она приготовила себе кофе, но не села. Вместо этого отошла к плите и принялась разглядывать его.

У нее карие глаза цвета растопленного шоколада. Когда-то это были самые мягкие глаза в мире, вспоминал Рик. Теперь в них отражаются печаль, опыт, зрелость. И казалось, что новое содержание сделало их выразительнее и таинственнее. Так тени добавляют глубину живописному полотну.

Волосы у нее намного светлее, чем глаза. Он понял, слегка удивленный, что черный цвет, наверное, никогда не был ее природным. Будто раньше она носила маску, а теперь перед ним настоящая Линда.

— Так, говори. Я могу догадаться, о чем ты думаешь.

Она всегда была проницательной, почти пугающе. Он разглядывал ее губы. Полные, влажные, невероятно чувственные. Какими они могут быть на вкус? Он надеялся, что она не настолько проницательна, чтобы разгадать его предательскую мысль.

— Ладно, — сказал он таким тоном, будто только что не размышлял о сочности ее губ. — Кажется, здесь довольно тревожное соседство. И дом, ммм… похоже, требует слишком много работы от женщины, которая со всем должна справляться сама. Ты поэтому продала дом в Ривердейле?

Она сделала глоток кофе, словно сомневаясь, стоит ли вообще разговаривать с ним. Потом вздохнула.

— Дом в Ривердейле я никогда не воспринимала как свой. Это был дом Блэйера. С его любовью к статусу каждого камня, каждого кирпича. Я ненавидела тот дом. И особенно ненавидела после обновления. Стеклянные стены в тридцать футов — это чудовищно. И к тому же такое нелепое место для одинокой женщины.

Рику тоже не нравился тот дом. Особенно после того, как Блэйер обновил его. Дом потерял очарование, стал претенциозным. Здравомыслящая Линда неловко себя чувствовала, сталкиваясь с устремлениями мужа, его забегающими вперед амбициями, оценкой успеха только в денежном выражении.

Рик не собирался исследовать сложности в отношениях Линды и Блэйера. Но он всегда помнил простую истину: Линда слишком хороша для его друга.

— Великолепный кофе, — сказал он. Как ему хотелось бы избежать неловкого момента, заговорив о богатстве кофейных ароматов. — Какой это сорт?

— Я делаю собственную смесь. Несколько разных сортов зерен. — Как и дочь, она не позволяла легко сменить тему. Глаза задавали вопрос, который она из вежливости не произносила: «Почему ты пришел сюда?»

Еще один вопрос, но не тот, ради которого он пришел сюда.

— Почему ты не оформила сделку через нашу компанию? Это же твоя компания. Половина ее — твоя.

— По-моему, Рик, я дала «Старр-Чейзерз» достаточно топлива для слухов и размышлений. — На ее глаза словно опустили жалюзи. — Теперь я не хочу, чтобы хоть один факт моей жизни стал темой разговора за утренним кофе.

Он хотел возразить. Но не мог. Каждый агент, секретарь, клерк за компьютером непрестанно говорили о скандале, окружавшем смерть Блэйера. В тех редких случаях, когда Линда по делам приходила в офис компании, каждый из них провожал ее взглядом, полным сочувствия и знания.

Рик лишь удивлялся, как ей удалось провести похороны с таким достоинством и грацией. За свое участие в скандале он не заслуживает ее прощения. Не заслуживает потому, что до сих пор хранит секреты Блэйера. Под внимательным взглядом ясных карих глаз он особенно остро чувствовал свою вину.

Сделай то, ради чего пришел, и уходи! — приказал он себе. Вместо этого он изучал маленьких дьяволят, изображенных на ее пижаме. Он хотел больше знать о Линде Старр, которая на рассвете у себя во дворе ходит в такой пижаме.

— Ты сказал, что у тебя есть проблема, — напомнила она, пока еще вежливо.

Рик попытался придумать проблему, но под взглядом этих карих глаз ничего не приходило в голову. К счастью, он придумал план. Для этого мужчины и составляют планы. Чтобы пережить момент вроде этого, когда разум покидает их.

Он не может предложить ей работу. Это выглядело бы страшно унизительно. Половина компании и так принадлежит ей. Что он может сказать? Приходи к нам старшим вице-президентом?

— У меня проблемы с домом, — сказал он. Попал! Он увидел, как в ее глазах мелькнул огонек интереса. Спотыкаясь, он набрел на правильную дорогу к Линде. Она любила старые дома. И тот, в котором они сейчас находились, доказательство этому!

— Дом эпохи Эдуарда. Маунт-Ройал.

Она едва сдержала вздох.

— Это кошмар. — Он рассказал ей о вреде, который нанесла вода, о плохом ремонте, от которого дом особенно пострадал, и о дочери предыдущего владельца. Она до сих пор приходит, заламывает руки и рыдает. — Ей семьдесят лет, она легла перед бульдозером, когда мы попытались снести добавленную к крыльцу пристройку. Сейчас она уговорила соседей подписать петицию о спасении дома. От меня ушли уже два менеджера проекта.

— И что ты хочешь, чтобы я сделала?

— Возьмись за это дело. Будь моим менеджером проекта.

— Я не могу этого сделать.

— Спаси меня, Линда. Я сделал ошибку, — признался он. — Я влюбился в этот дом. Я купил его, поддавшись чистой эмоции. А из этого ничего хорошего не выходит.

Чистая эмоция — всегда плохо, напомнил он себе. Всегда. Поэтому он должен быть очень осторожен с Линдой. У него и так уже родились такие чувства, о которых он и не подозревал. И это всего лишь за несколько минут, которые он провел с ней.

Она отвернулась от него и вылила кофе в раковину. Но он успел заметить особенное выражение ее глаз.

Воспоминания?

Их жизни встречались, пересекались, расходились и снова пересекались.

Когда-то он, она и Блэйер, очень молодые, покупали ужасные старые дома. Шлепали краску, заполняли ящики для цветов, вносили кое-какие косметические перемены и, скрестив пальцы, вешали таблички: «Продается».

— «Флип-флоп», — вслух произнес он, вспомнив. Так она называла происходившее. Блэйер хотел дать более внушительное название их компании. Они удовлетворились комбинацией своих имен.

Она отвернулась от раковины и чуть улыбнулась. Но в ее глазах он заметил тоску. Чего ей не хватало? Смеха и авантюрности тех первых продаж? Или атмосферы тех лет?

Бобби просила помочь матери. Больше, чем просила. Умоляла. И Линда по-прежнему, как и он, любит старые дома. Может быть, даже сильнее. Ради собственного благополучия ему надо уйти.

— Ты поедешь? — спросил он. — Хотя бы посмотри на дом, а я инвестирую деньги в фонд твоей дочери в колледже.

То, что он увидел в ее глазах, было сильнее сказанного им.

— Не думаю, что мне надо туда ехать.

Это не был безусловный отказ, как он ожидал.

— Ты же еще владеешь половиной компании, — напомнил он.

— По правде, нет. — Она показала на нераспакованные ящики. — У меня еще тонны работы с этим. Правда.

Она два раза повторила «правда», словно уговаривала сама себя. И он понял, что она все-таки хотела заняться его домом.

— Послушай, — начал он ласково. — Помоги мне только поговорить с этой женщиной. Посмотри на дом. Вдруг тебе там понравится. — Он знал: если удастся затащить ее туда, остальное пойдет как по маслу.

— Я не нужна тебе, — сказала Линда.

Она была не только проницательной. В эти слова Линда вложила слишком многое. Как она мечтала быть кому-нибудь нужной. Как смерть мужа и отъезд дочери выбили ее из колеи.

Бобби права. Он бросил Линду, когда она больше всего нуждалась в друге.

— Нет, ты не нужна мне. — Он приподнял бровь. — Но я хочу тебя.

Она засмеялась, как он и ожидал. Это был хороший сигнал и одновременно плохой.

Линда подняла вверх руки, будто сдаваясь.

— Ладно, пойдем.

Собственный ответ шокировал, удивил и напугал ее почти так же, как шокировал, удивил и напугал его.