Гладиатор (СИ)

Пыхтя через нос и активно работая руками, Дэль торопился вдоль открытого перехода верхнего дворца. Иногда хватаясь за поясницу, омега матерился, пятый месяц беременности — это не шутка, а когда тебе еще и покоя нет…

Достигнув малого императорского зала, Дэль сделал жест, чтобы о нем не докладывали и вихрем влетел внутрь.

Так и есть, эти нахальные омеги снова обступили его мужа, стоило ему на секунду отлучиться. Будь то ревизия в саду или выбор кушаний для приема иностранного посла, требовавшие личного внимания Дэля (исключительно по его собственному мнению) эти шлюшки были тут как тут, грудясь словно мухи навозные вокруг его альфы.

И сейчас пара личных прислужников обхаживала Торциуса со всем подобострастием, сверкая жадными глазенками. Один массировал альфе ноги, а другой подавал кушанья.

— Высечь! — заявил Дэль с порога.

— Доброго тебе дня, солнышко, — как ни в чем не бывало, откликнулся Тор.

— Доброго дня! Доброго мне дня?!!

— Тише, любимый, не стоит так орать, а то наш будущий сын оглохнет еще в утробе.

Тем временем Дэль пересек просторное помещение, чеканя шаг маленькой ножкой и все больше хмурясь.

— Твой будущий сын еще и ослепнет, увидев что вытворяет его блудливый отец!

Тор немного поморщился от нелицеприятного заявления:

— Разве я давал повод говорить такое?

Дэль встал напротив Императора, искря молниями в сторону двух прислужников, что опустив взгляд, стояли чуть поодаль за спиной Тора, будто бы он их защитник! От этой мысли младший супруг завелся ещё сильнее.

— О, повод, — Дэль деланно сложил руки над животом и стал постукивать указательным пальчиком по нижней губе, размышляя, — дай подумать… Какого черта эти двое лапали тебя, а теперь прячутся за тобой! Я все равно вас достану, — злобно прошипел округлившийся омега, от чего его маленький рост и вовсе пошел на убыль.

Подметив этот забавный факт, Тор тепло улыбнулся супругу. Дэль, решив, что над ним не просто издеваются, а открыто смеются, только плотнее сжал зубы.

— Не прощу.

— Оставьте нас, — холодно потребовал Тор, видя что его омега дошел до последней стадии истерики: «Всех убью! Начну с мужа!»

Как только ненавистные приставалы испарились, Император поднялся, оглядев пышущий злобой шарик.

— Так уж и не простишь? — игриво поинтересовался он.

— Не играй со мной.

— И не думаю, — Тор не спеша спускался по ступеням, гипнотизируя Дэля взглядом, будто хищник наметивший жертву. — Просто думаю, ты погорячился.

Дэль сделал шаг назад, прекрасно видя маневр супруга.

— Твои фокусы на этот раз не пройдут.

— Не понимаю о чем ты, — невинно произнес Тор, уверенно сокращая расстояние между ними.

— Стой где стоишь!

— Вот еще. Я так рад тебя видеть, что собираюсь тебя обнять, — и с этими словами Тор бросился к Дэлю, не успевшему из-за недавно приобретенной неповоротливости ускользнуть от крепких объятий.

— Пусти! — вопил он что есть мочи.

— Зачем?

— Я пришел с тобой поговорить.

— А мне показалось, что обвинять, — негромко говорил Тор в маленькое ушко, не забывая выдыхать для нужного эффекта.

— Я видел то, что видел!

— И что конкретно?

— Они тебя лапали! Снова!

— Один делал мне массаж, а другой и вовсе не касался.

— Так накажи их!

— За что?

— За то, что хотят залезть к тебе в постель! И не отрицай!

— Не отрицаю.

Дэль замер от неожиданности. Его муж согласился с тем, что эти омеги спят и видят, как бы залезть в его койку?!!

— Сволочь! — чуть не плача выдохнул омега, забившись в крепких руках.

— Я Император и, кажется, не урод, — с расстановкой говорил Тор, осторожно прижимая к себе брыкающееся тельце и усаживаясь обратно на трон. — По крайней мере, ты мне об этом говорил. И нет ничего удивительного в том, что я привлекателен для других.

— Паскуда! Кобель!

— Но мне до этого нет абсолютно никакого дела, — гортанно продолжал шептать Тор на ушко любимого. — Я уже отдал свою душу и сердце и, разумеется, тело в придачу одному злобному милашке, от одного вида которого у меня стоит так, что кому-то придется с этим разобраться.

Уже не так активно, но все же немного сопротивляясь для приличия, Дэль явственно ощутил правдивость слов Тора пятой точкой.

— Все равно ты сволочь, — обиженно, но уже без следа гнева подытожил младший супруг.

— Как скажешь, родной, — целуя в откинутую назад шею, шептал Тор, поглаживая животик и медленно спускаясь ниже…

Проведя с мужем несколько часов, Дэль проспал до вечера.

Тор выматывал его до последнего и ничуть об этом не жалел. Пусть его ласки были нежными и чуткими, он все же доводил молодого омежку до полного экстаза еще до того, как проникал в узкое тело, а затем просто пытал… сладко, долго. Пока обессиленный супруг просто не отключался и не забывал о том, кого хотел наказать или убить.

Дэль разгадал тактику супруга, но бороться с Тором было трудно, потому что совсем не хотелось. Все, чего он желал, это находиться рядом со своим альфой, восхищенно взирая на это совершенство…

Дэль вздохнул в такт мерно покачивающемуся паланкину.

Он все чаще жалел, что его муж Император и его нельзя прибрать к рукам. Во-первых, всегда были эти пресловутые «дела государственной важности», а во-вторых, альфа вырос с ощущением долга и ответственности перед Империей, и иногда омега переживал — вдруг он любит эту самую Империю больше, чем его.

Снова тяжело выдохнув, он понял, что уже прибыл в дом брата.

Тор был занят вечером, а папе, герцогу Орингу, нездоровилось, и он запретил обоим сыновьям навещать себя в доме, выделенном Императором, боясь, что может заразить мальчишек. А уж в положении Дэля это было даже опасно, как для него, так и для будущего малыша.

Поэтому, не найдя чем заняться на досуге, омега решил навестить Офиару, которого не видел уже около недели.

Докладывать о своем визите он посчитал лишним. В конце концов, они братья, и младшему омеге совсем не к лицу было задирать нос.

Вполне ожидаемо, что его никто не встретил в атриуме, и Дэль, выбравшись из носилок при помощи слуги, приказал охране и помощникам ждать его здесь, а сам направился в личные покои хозяев без всякого смущения. Вряд ли он мог застать своего братца за чем-нибудь недвусмысленным. Далат наверняка еще не вернулся, а работы по дому были окончены, не считая ужина, который ожидался где-то через час.

Осторожно передвигая ценное и слегка отекшее тело, Дэль не создавал никакого шума, и потому без труда расслышал разговор слуг, проходя мимо одной из комнат.

— … Бедный хозяин. Как же ему не повезло с мужем.

— Да уж, найти свою пару и остаться без деток, — вторил тонкий голосок.

— Знаешь, может они и не пара вовсе. Ну нравится хозяину его запах, а Офиару и приврал, наверное, мол, его настоящий.

— Ладно сочинять-то!

— А что? — удивился первый омега, прекратив натирать горшок.

Оба молодых раба-омеги были старше Дэля и занимались работой по дому, скрашивая рутину сплетнями.

Они сидели спиной к дверному проему, а поскольку дверь для римлян была излишком, ничто не мешало младшему супругу императора погреть уши.

— Были бы они истинные, уже понес бы. Третья течка закончилась, а он пустой. Не пара он его.

— Не придумывай. Если хозяин признал, значит, так оно и есть. Больной он просто или слабый, что и дитя не выносит. Толку, что с Акилой мечами машут, да из лука стреляют дни напролет.

— А ведь точно! Может, он ущербный?

— Как это?

— Я слышал, — зашептал парнишка с темными, отливающими медью, коротенькими волосенками. — Есть такие, с виду омега омегой, а внутри альфа, и даже органы не те.

— Типун тебе на язык! Во выдумал!

— Ничего я не выдумал. Сам на базаре давеча слышал. Вот и Офиару такой, выродок…

Договорить парень не успел, потому что на этих словах Дэль вцепился тонкими пальчиками в курчавые лохмы и принялся таскать нерадивого раба по полу.

— Ах, вы сволочи! Это какой еще выродок! Себя видели, сучки глупые!

— Ай, ай, пустите! Помогите!

— Сейча-а-а-ас, сейчас я тебе помогу! — трепал Дэль омегу что было сил. Да как они посмели оскорблять брата и судачить у него за спиной в его же собственном доме!

— Дэль, прекрати! — раздался из-за спины обеспокоенный голос. — Прекрати немедленно.

— Ничего, потерпит…

— Дэль, а ну сейчас же перестань, — голос стал тверже, решительней, — а то я все расскажу папе!

— Тьфу на вас, руки марать не хочется, пусть вас лучше завтра с утречка выпорют хорошенько.

— Ты забываешься, Дэль! Это мой дом и наказывать здесь ты не имеешь права.

— Еще как имею! Это теперь и моя Империя, — взвился младший. — А если бы ты знал, о чем эти двое болтали, так еще спасибо бы мне сказал.

— Хватит, успокойся! В твоем положении тебе нельзя нервничать.

Вспомнив про столь немаловажное обстоятельство, Дэль замолчал и прислушался к себе, стараясь отдышаться от стремительного нападения. Кажется, все было в порядке, но лучше и правда успокоиться.

— Идем, я напою тебя чаем.

Бросив уничтожающий взгляд на согнувшихся в три погибели омег, Дэль вышел с гордо поднятой головой.

Никто в его присутствии не смеет оскорблять брата.

— Как у них язык повернулся сказать такое! — все еще негодовал младший омега, описав ситуацию Офиару в общих чертах. Конечно, он опустил, на его взгляд, особенно обидные ругательства. — И все же их стоит высечь!

— Успокойся, Дэль. Я знаю об этом.

Темноволосый омега ошарашенно уставился на Офиару.

— Знаешь и ничего не предпринимаешь?!

— Это просто сплетни. Уверен, они не желают мне зла, но просто надо же кого-нибудь обсудить, вот они и несут первое, что в голову взбредет.

— Да, но это не означает, что они могут унижать хозяина и распускать грязные сплетни!

Потупив взор, Офиару откинулся на подушки и поднес блюдце с чаем ко рту.

— Не такие уж и сплетни, — тихо выговорил он.

— Ты о чем?

— У меня ведь действительно до сих пор ничего не получается, — все так же отводя взгляд, говорил Офиару, не зная, чего он смущался больше — младшего брата с которым они сблизились после переезда в Рим, или красивого круглого животика, что с некоторых пор выглядел упреком для него.

— Обязательно получится. Просто нужно время.

— Уже больше полугода я не принимаю травку… и ничего.

— А что говорит Курций?

— Говорит, нужно ждать, и поит какими-то отварами.

— Вот и делай, как он говорит.

Горькая улыбка медленно расцвела на лице ангела.

— Делаю… что еще мне остается…

… глаза режет

Проходя по узкой, запруженной людьми улочке, Офиару смотрел на играющую ребятню чуть завистливым взглядом. Сегодня он сам решил отнести обед альфе, чтобы лишний раз получить повод выбраться из душного особняка, где каждый, как ему казалось, поглядывал на него с жалостью, словно на убогого — еще бы, до сих пор не суметь подарить генералу сына!

Паланкин был благополучно оставлен дома, и стройный омега грациозно плыл вперед, не замечая восхищенные взгляды окружающих.

После разговора с Дэлем чувство собственной ничтожности и ущербности будто обрело реальные черты; пусть до него и доносился украдкой тихий шёпоток, мгновенно замолкавший, стоило ему появиться в пределах видимости, но поговорить об этом с кем-то в открытую было совсем новым, непривычным ощущением. Словно надежда, которая все еще жила в преддверии каждого цикла, подпитываясь целительными отварами Курция, сникла, опустив голову и проступив трещинками на новой тарелке семейного счастья.

Офиару так глубоко ушел в себя, позволяя рабам, несшим обед и охранникам шествовать позади, что заметил ворота тренировочной площадки только когда уткнулся в них носом.

— По какому делу? — сурово спросил бета-стражник на входе, преграждая путь высоким копьем.

Немного смутившись, Офиару нервно убрал длинную льняную прядь за ухо.

— Я к генералу.

— Вам назначено?

— Это младший супруг генерала, — вышел из-за спины Прим. — Сами объясните, почему не пустили его к мужу?

На это стушевавшемуся стражнику нечего было ответить, и он убрал копье в сторону, пропуская небольшую процессию на территорию.

Облегченно вздохнув, Офиару мысленно поблагодарил Прима.

С тех пор, как тот узнал, что Офиару стал его новым хозяином, он прекратил общаться с ним напрямую, намеренно отворачиваясь, когда Офиару к нему обращался. Тем не менее он ни разу не посмел ослушаться младшего супруга.

Нельзя сказать, что Офиару был доволен таким его поведением, но хотя бы темноволосый раб прекратил делать ему гадости и злословить на его счет, по крайней мере, в открытую он этого делать не решался. И вот теперь, все же приходилось признать, что и от него была польза.

Ни разу до сих пор не побывавшему на месте службы мужа, Офиару не приходило в голову, что могут возникнуть какие-либо сложности. И теперь, стоя у ворот, он окидывал взглядом гигантскую по своей величине площадь, представлявшую собой совершенно другой мир.

Сделав всего один шаг, Офиару покинул уже привычную суматоху Рима, оказавшись в центре упорядоченного хаоса гарнизона.

Строй легионеров, облаченных в доспехи, обвешанных оружием, прошагал тяжелым шагом мимо омеги, звучно лязгая металлом и поднимая пыль. Как только удушливое облако рассеялось, перед Офиару раскинулся палаточный город, островами усеявший пространство, позволяя многочисленным воинам беспрепятственно курсировать в одном только им ведомом направлении.

Таращась на такое чудо впервые, Офиару все же определил, что по правую руку от него располагаются шеренги новобранцев, отрабатывавших шаг, а в глубине за ними тяжелые махины пехотных построений выполняли маневры.

То там, то здесь над лагерем поднимались флаги-сигналы, тонко манипулирующие замысловатым действом.

На другой стороне, за несколькими ровными рядами палаток легионеры бились врукопашную, альфы и беты в набедренных повязках блестели от пота не хуже, чем облаченные в латы товарищи.

Немного смутясь такому зрелищу, Офиару поспешил отвести взгляд.

Не зная, куда идти и не желая показывать полного замешательства рабам за спиной, особенно одному из них, или спрашивать кого-то, он просто двинулся вперед в надежде, что либо сам отыщет Далата, либо кто-нибудь подскажет.

Омега понял, что принял не самое правильное решение, как только вступил в широкий проход временных жилищ.

Открытые во внутреннюю сторону полы высоких палаток демонстрировали огромное количество мускулистых тел, тотчас же забросивших свои занятия, стоило лишь поймать взглядом высокую стройную фигурку в легкой белой тунике. Пусть Офиару и был мечен другим альфой, но вот кем — по запаху было не определить, а изголодавшиеся по ласке легионеры с легкостью закрывали глаза на другого самца, сдаваясь на милость влечения и милого личика.

Вслед небольшой группе то и дело раздавался свист, нарастая по мере того, как собиралось все больше зрителей.

Продвигаться вперед стало сложнее, потому что любопытные лица уже виднелись и впереди, высовываясь наружу раньше, чем омега достигал точки видимости. А уж узрев, что за подарок приготовила судьба, никто не спешил возвращаться к своим делам, да и расступаться никто не собирался.

Офиару запаниковал. Щеки, алеющие с каждой минутой все сильнее, не давали поднять лицо выше. Ему едва удавалось вовремя одернуть себя, чтобы не потянуть вниз отчего-то укорачивающуюся на глазах тунику. Спрашивать в таком положении было до ужаса неуместным, и Офиару в панике размышлял над тем, что предпринять в такой ситуации, когда какой-то нахал все же преградил ему путь.

— Что, милашка, ищешь приключений или твой муж так плох, что у тебя просто не оставалось выбора, как самому поискать своё счастье среди настоящих мужчин? И кстати, ты его нашел.

Вокруг раздался одобряющий свист. Пожалуй, Офиару больше удивился наглому заявлению альфы, чем тому, что тот остановил его.

— Не смеши меня. Мой муж в сотни, нет, подожди, — Офиару демонстративно оценил взглядом альфу перед собой, — в тысячи раз лучше.

Толпа загудела, послышался гогот: «А омежке палец в рот не клади», но видимо, такая оценка не пришлась по вкусу самому объекту насмешек.

— А ты проверь сначала, детка. — И с этими словами он потянулся жилистой ручищей к Офиару, намереваясь схватить того за плечо и притянуть к себе.

Только омега оказался быстрее.

Легко извернувшись, ускользая от захвата, он сам схватил альфу за пальцы, выворачивая тому руку и уводя конечность за спину. В последний момент, когда ситуация для альфы становилась патовой, тот все же дернулся и, перекатясь через голову, разорвал захват.

— Ах, ты мокрощелка!

«Во дает, парень! Не хер руки распускать. Сам напросился, герой…»

Комментарии собратьев, тесно окруживших парочку, вились перед глазами альфы словно красная тряпка перед быком, заставляя глаза наливаться кровью.

— Выучил пару приемчиков, выкидыш. Давай посмотрим, на что ты способен, сучка. Только когда поймаю за шиворот, трахать буду здесь же, а потом ребятам кину что останется, будешь головой думать в следующий раз, на кого руку поднимаешь!

С этими словами могучий самец опустился ниже, готовясь атаковать.

Офиару игнорировал напыщенные слова, внимательно глядя и оценивая соперника. Все преимущества были налицо. Сила, рост, какие-то боевые навыки, раз ему все-таки удалось вывернуться.

Нужно быть настороже.

Резкий выпад, и две руки прошли над светловолосой головой, заставив Офиару припасть к земле. Второй маневр последовал без остановки: альфа развернулся и выбросил вперед кулак, задел плечо омеги, но все же, благодаря увертливости парня, удар прошел по касательной и тому удалось подавить мощь атаки, отклоняясь по кругу.

Локтем в шею омега все же попал, отомстив громиле. Тот закашлялся и сплюнул. Не давая Офиару отдохнуть, альфа снова напал…

Через пару минут омега почувствовал, как мышцы согрелись и тело задвигалось быстрее, в то время как альфа явно выдыхался очень быстро, истекая потом от жары и собственной массы.

Серия точно поставленных ударов достигла цели, нанеся значительный, пусть и неочевидный урон через болевые точки и нервные сплетения. Еще немного, и Офиару одержит верх.

Увлеченный сражением, омега не замечал ничего вокруг. Ни нараставшие возгласы поддержки в свою сторону, ни чуть проблескивающее уважение в глазах тех, кто сумел оценить навыки омеги, ни пары горящих гордостью глаз.

Он почти выигрывал бой.

У альфы явно не было сил, правая рука была сломана — Офиару не был склонен к милосердию, когда жизнь заставляла сжимать кулаки (первое правило, усвоенное им в детстве — вышел драться, так дерись); левый бок тянул так, что казалось, почка отвалилась, да и нога плохо слушалась после одного точного нажатия шустрого парня.

— Довольно! — раздался голос над толпой, заставив дерущихся остановиться, а толпу смолкнуть. — Офиару, — обратился Акила к омеге, — ты защитил свою честь, но этот лентяй мне, возможно, понадобится. Оставь его на ногах.

Офиару выпрямился, обернувшись к бете:

— Да, учитель.

— Генерал ожидает тебя. Не заставляй мужа ждать, — четко, так чтобы все слышали, выговорил Акила.

— Конечно, — покорно кивнув, Офиару поспешил за одним из солдат, готовым показать дорогу…

— Это еще что за демон! — вскочил Далат, вмиг сокращая расстояние между собой и супругом. — Что случилось? — требовал он, в сердцах встряхнув омегу, с ужасом глядя на разбитую губу и потрепанный вид мальчишки.

— Все в порядке, — застенчиво улыбнулся омежка, видя как за него переживают.

— Где в порядке? — сердито спросил Далат, поворачивая его подбородок из стороны в сторону, чтобы оценить весь ущерб.

Офиару покорно терпел, пока его разглядывали, зная, что если он попытается воспротивиться, муж точно накажет половину гарнизона.

— Внеплановая тренировка.

— Акила к тебе больше не подойдёт!

— Что ты! — занервничал омега. — Он тут ни при чем. Просто один из твоих солдат попросил преподать ему урок, не зная, что я твой супруг. Все было честно, — чуть краснея от небольшой лжи, отвел глаза Офиару.

— Так уж и «попросил преподать урок?» — Далат сгреб тоненького мальчика в охапку и притянув ближе, попытался заглянуть тому в лицо.

— Э-э-ээ… или напросился, — неуверенно пробурчал омега. Он ненавидел врать мужу и потому совершенно не умел.

— Офиару. Я его убью, — без эмоций произнес Далат.

Ведь что значит жизнь одного человека, когда руки по локоть в крови и есть идиот, угрожающий его паре!

— Нет! Нет, пожалуйста, — Офиару не обманулся спокойствию мужа. Тот только что поделился своими планами на будущее.

— Как его имя?

Офиару затих на секунду.

— Я не знаю, — с облегчением выдохнул он и обмяк в могучих руках, вдыхая возбужденный запах своей половины.

— Как он выглядел?

— Я не помню, — скривился омега неумелому оправданию, и заерзал, пытаясь высвободиться.

— Родной мой, ты же понимаешь, что такое оскорбление смывают только кровью?

— Он не знал, кто я. И я сам в состоянии себя защитить.

— Не сомневаюсь. Но я не хочу, чтобы ты боролся, пока у тебя есть я.

Омега уже отчетливо ощущал эрекцию любимого, упиравшуюся ему в живот.

— Почему? — еле сосредоточив внимания на словах, спросил он, поплыв от желания. Только что после боя, в середине лагеря, где их отделяет лишь тонкое полотно от тысяч незнакомцев…

— Потому что я — альфа, и моя задача бороться за тебя. Так что я…

Омега тонул в нежности слов своего возлюбленного и крепких объятьях, обещавших не только защиту…

— Предлагаю сделку, — неожиданно для Далата начал Офиару.

— О чем ты?

— Ты не будешь убивать того солдата, а я сделаю тебе приятное.

Офиару явственно ощутил, как плоть Далата дрогнула при сладком обещании.

— И… как именно?

— Как ты любишь, — Офиару наклонился ближе к уху своего генерала, боясь что снаружи их могут услышать, — ротиком.

Далат прохрипел что-то нечленораздельное, подхватывая драгоценное тело и неся его на просторную кушетку…

В сопровождении слуг и десятка ненужных охранников, после того как все узнали кто его альфа, Офиару беспечно направлялся обратно в особняк, чуть не мурлыча себе под нос от воспоминаний о том, чем они занимались с «могучим генералом» — так иногда звал его младший супруг, сдаваясь на милость любимого и раздвигая стройные ноги…

— Лучше бы детей рожал, — бросил недавно побитый верзила, взявшись из неоткуда. — Тоже мне, омега.

Он презрительно сплюнул на землю и прижимая перебинтованную руку, заковылял прочь, в противоположном направлении, не видя, как кинулся вперед золотоволосый, пряча сгорающее от стыда лицо и глотая тихие слезы.

На кушетке

— Дэль, мне не нужен новый муж, — медленно вскипая, герцог Оринг в сотый раз повторял неугомонному сыну.

— Очень нужен, папочка. Ты у меня вон какой молодой и красивый.

— Мне приятно, что ты обо мне заботишься, и все же, думаю, это мне стоит приглядывать за тобой, а не наоборот.

— А ты приглядывай.

Дэль обнял старшего омегу сзади, вынуждая того оторваться от подрезания кустов, заботу о которых он был вынужден забросить на то время пока болел.

Работы скопилось непочатый край, и руки давно чесались от вынужденного безделья. Оринг никогда не любил рукоделие, а вот садик и пребывание на свежем воздухе пришлись ему по душе. Вот только Дэль не давал как следует заняться делом, затянув уже надоевшую песню — мол, ты приглядывай за мной, а я помогу отыскать тебе хорошего альфу.

— Вот только я его не ищу, Дэль.

— А следовало бы. Теперь у тебя есть время на себя, а с альфой намного интересней, — мечтательно произнес беременный омега, размышляя о сути самого «интереса».

— Не сомневаюсь, — усмехнулся папа. — Но мне и так не скучно.

— Скучно, конечно, — бесцеремонно заявил вредный малец. — Ну, папочка, ну пожалуйста, послушай меня. Я тебе отличные кандидатуры подыскал, — жалостливо строя глазки, скорчился Дэль.

— Значит, уже и подыскал? — стараясь сохранить серьезное лицо, ответил герцог, давя непрошенную улыбку и размышляя, что такая букашечка скоро сама превратится в родителя. И как такое возможно?

— Они не плохие. Вдруг тебе кто-нибудь понравится.

— А вдруг нет? — снисходительно улыбнувшись заботе сына, спросил Оринг.

— Хрен с ними. Я тебе новых найду, — не задумавшись ни на минуту, ответил Дэль, вызывая приступ смеха у папы.

— И как же ты это себе представляешь, родной? Смотрины устроим?

— Можно и смотрины, если хочешь, но вообще-то скоро будет пир в честь юбилея основания империи, и я думал представить тебе всех там…

— Всех?

— Ну, — омега стал нервно отряхивать ручки, словно он тоже помогал, — нескольких.

— Нескольких — это скольких?

— Семь, восемь… может, десять.

— Адальвальд, — строго произнес герцог.

— Что сразу Адальвальд! Их четырнадцать, и я желаю тебе счастья.

— Четырнадцать! Забудь. Мой ответ — нет.

— Ну, папочка, — взвыл младший супруг его императорского величества. — Папочка, просто посмотри на них. Тебя никто ни к чему не принуждает, но почему бы не дать себе шанс? И я спал бы спокойней.

Герцог не ответил.

«Шанс. Шанс?»

Он совсем не был уверен, что ему нужен этот шанс, но в одном младший сын прав — он действительно ощущал себя немного одиноким в выделенном ему доме, несмотря на то, что любимые чада исправно его навещали, делясь своими новыми радостями и горестями. Всем тем, чего у самого Оринга никогда не было…

— Ладно, попробуем.

У Дэля вспыхнули глаза.

— Только попробуем, — осадил Оринг пугающе вспыхнувший энтузиазм в глазах беременного авантюриста.

Может, и для него где-нибудь прибережен крохотный кусочек личного счастья…

— Ты не собран! — строго отчитывал Акила своего ученика.

— Простите, — автоматически извинился Офиару и нахмурился, стараясь не пропустить следующий удар учителя.

С тех пор, как он впервые побывал у мужа на месте службы, прошло уже несколько дней, и сейчас неприятное происшествие практически выветрилось из головы. Но стоило ему увидеть учителя, как гадкие слова снова всплыли в сознании, препятствуя необходимому сосредоточению во время боя, что, конечно, не могло укрыться от наблюдательного глаза Акилы.

Промучившись около получаса и раздосадованный нерадивым учеником, бета удалился, выразив свои пожелания по поводу отношения к занятиям в самой что ни на есть жесткой форме.

Омеге было очень стыдно, но ничего поделать с собой он не мог, а объяснить в чем причина, казалось невозможным.

Именно с такими невеселыми мыслями застал его Далат вечером.

— Тебя что-то беспокоит, — наконец убедившись, что подавленность супруга ему не мерещится, спросил он за ужином.

Вздрогнув и растерянно оторвав взгляд от тарелки, Офиару почувствовал себя пойманным за руку.

— Нет, все в порядке.

— Офиару, — настойчиво потребовал муж, демонстрируя что он ничуть не поверил.

Плотнее сжав полные губы, омега отвел взгляд и потер шею, не зная как подавить волнение. Делиться с мужем страшными опасениями о том, что он никогда не подарит ему дитя, было пугающе.

— Всё хорошо. Тебе не о чем беспокоиться.

— Тогда почему этот печальный виноватый взгляд так прочно пристал к твоему лицу? Не хочешь со мной поделиться?

«Хочу. Очень хочу. Но мне так страшно, так страшно понять, что я тебе не нужен».

Сердце сжималось от этих мыслей, и язык никак не поворачивался.

Собрав волю в кулак, Офиару вдохнул и поднял взгляд, стараясь искренне улыбнуться. С каждым разом эта фальшивая улыбка становилась все привычнее и естественнее.

— Просто думаю о домашних делах на завтра. И о пире — Дэль прислал официальные приглашения.

— Этот пир, — недовольно пробормотал генерал, кажется, поверив причинам волнения омеги, — пустая трата времени.

— Зато у тебя будет шанс развеяться. Ты же целыми днями в лагерях.

— Скучаешь? — хитро улыбнувшись, Далат подтянул омегу ближе, прижав спиной к своей груди. Они ужинали в обеденном зале вдвоем, заняв просторную кушетку.

— Конечно, — тепло отозвался омега, чуть поерзав.

За то время которое они провели вместе, Офиару хорошо узнал, что заводит его генерала. Рука альфы, перехватывающая его за живот, жадно прошлась по груди, считая косточки стройного тела, коснулась ключиц и остановилась на нежной шее. Он немного отклонил голову супруга, не сдавливая и не причиняя боли.

Глаза омеги были прикрыты, сверкая из глубины чернотой зрачка, пухлые губы приоткрылись навстречу требовательным губам альфы. Далат всегда был напорист, проникая в маленький рот. Ему словно всегда было мало. Он брал его не спрашивая, не стесняясь, не переживая, что тому может что-то не понравиться.

Ведь именно так и никак иначе любил Офиару. Как тогда, в их первый раз на берегу реки…

Далат тоже наблюдал за супругом, и к своему удивлению обнаружил, что ярче всего его маленький омежка отвечает на слегка грубые неосторожные ласки. Что ж, так тому и быть.

Язык безраздельно хозяйничал во рту, вторая рука прогладила бедро лежавшего на боку супруга и опустилась ниже к краю туники. Крупные пальцы немного сжали нежную кожу, отвели ногу в сторону, заставляя согнуть и поставить конечность на пятку, тем самым открывая Далату полный доступ к телу.

Офиару подавленно всхлипнул, когда шершавые мозолистые пальцы воина коснулись нежной плоти.

Генерал не спешил. Провел подушечкой вдоль ствола, опустился к аккуратным яичкам, взял их в ладонь и немного оттянул, отчего супруг чуть выгнулся, уперевшись попкой в член мужа. Это было приятно, и альфа толкнулся немного вперед, в мягкое тело, давая понять чего он хочет.

Офиару разорвал поцелуй и сладко улыбнулся, заставив Далата пожалеть о том, что не умеет читать мыслей партнера.

К счастью, омега не стал мучать мужа и, выгнувшись пятой точкой сильнее назад, оперся на локти, подхватил небольшую глиняную пиалу с оливковым маслом и протянул альфе.

— Ты сам напрашиваешься, — предупредил Далат смачивая пальцы в жидкости. Откинув собственную тунику, он обильно размазал лоснящуюся субстанцию по стволу.

Он не спешил, позволяя Офиару наблюдать за уверенными и неторопливыми действиями. Затем, особенно медленно, он снова смочил самые подушечки и, не разрывая взгляд с супругом, проник под коротенький подол легкой сорочки, легко протискиваясь вдоль выставленных навстречу ягодиц. Коснулся указательным пальцем яичек, а затем отыскал и нетерпеливо сжимающуюся дырочку.

Он остановился на входе, заставляя мужа сильнее податься назад. Влажные от поцелуя губы раскрывались трепетными лепестками, а взгляд Офиару был сосредоточен на руке, мучавшей томительным нетерпением.

Далат с тихим удовольствием наблюдал за горящим от желания лицом.

«Сейчас», — и он проник двумя пальцами до второй фаланги, грубо растягивая нежное колечко и заставляя мужа вскрикнуть от смеси боли и вожделения. От вида бесстыдно выгибавшегося тела и расставленных, насколько позволяла поза, ягодиц, Далат не стал сдерживаться.

Не вытаскивая пальцев он приподнял прямо за них легкое тельце, заставляя омежку перекатиться на живот, и тот неуклюже приподнялся, застыв на согнутых ногах, все еще четко ощущая проникновение в заднем проходе. Далат отвел руку и шлепнул развратно отставленные ягодицы, когда омега расстроенно выдохнул, не желая расставаться с распирающими изнутри пальцами.

А уже в следующее мгновение напряженный член уперся в проход, и альфа ворвался в кричащего от страсти и боли омегу до основания. Протяжно, позволяя ощутить каждый миллиметр собственной плоти. Заставляя шире развести ноги и практически упасть, прислонившись щекой к кушетке.

Да, это было то, что нужно Офиару, и Далат абсолютно разделял его предпочтения.

Нависнув над хрупким телом супруга, он провел языком вдоль шеи, собирая крошечные бусинки пота, придерживая омегу одной рукой за бедро, в то время как его другая ладонь легла на стоявший член Офиару. Толкаясь глубоко в теплое тело, Далат ласкал супруга, пока тот не брызнул, пачкая кушетку под собой и протяжно всхлипывая.

Давление вокруг члена от сжавшегося в миг колечка доводило до исступления, доведя Далата до наивысшей точки блаженства.

Не выходя из любимого тела, Далат сгреб обессилевшего мальчишку в охапку и притянул ближе, позволяя обоим насладиться разбухающим узлом.

Офиару едва почувствовал легкий поцелуй в плечо, слова же альфы и вовсе не достигли утопленного эйфорией сознания.

— Ты — мое совершенство.

Слова и решения

— Папочка познакомься, это Мамерк Эвилий. — Рядом с Орингом опустился альфа средних лет, все еще в отличной форме и, судя по надменному взгляду, пиявкой приставшему к его лицу, собственная привлекательность не являлась для него секретом.

— Очень рад наконец познакомиться с Вами.

Альфа учтиво склонил голову, пока периферийным зрением Оринг наблюдал дезертирство младшего сына, медленно отползавшего за колонну. Это был уже восьмой кандидат, а значит, оставалось шестеро… но, боги, как же герцог устал!

— Почему же наконец?

— О вас ходит столько слухов… — многозначительно перейдя на шепот, мужчина позволил себе придвинуться ближе.

Орингу пришлось напрячься, чтобы не отодвинуться и не оскорбить нового знакомого неучтивым поведением. Правила хорошего тона были у омеги в крови.

— И что же говорят?

— Что вы колдун, сумевший родить на свет двух омег, монополизировавших лучших альф империи.

Удивленно подняв изогнутые тонкой веточкой брови, Оринг все же посмотрел в лицо альфы с некоторой долей интереса.

— Неужели?

— Поверьте.

— Вы тоже так считаете?

— Нисколько.

— Отчего же?

— Потому что не все лучшие альфы уже заняты.

От такого беззастенчивого самовосхваления герцог даже замер в растерянности, не веря, что альфа говорит всерьез.

— Хотя, — продолжил самовлюбленный болван, — если вам удастся завоевать мое сердце, я могу и поверить в ваши колдовские чары.

— Увольте, — вырвалось у омеги само собой, и он поспешил избавиться от столь «великолепного» ухажёра, переживая лишь, что не сможет не расхохотаться в лицо уважаемого мужа в следующий раз.

— Офиару, — окликнул Оринг сына, очень удачно проходившего неподалеку, — не сопроводишь ли меня в сад. Хочу подышать свежим воздухом.

— Конечно, папа.

Герцог поторопился оказаться рядом с Офиару и, схватив растерянного сына под руку, буквально поволок его за собой.

— Что-то случилось? — тихо спросил сын. Несмотря на то, что они оказались вдали от просторных помещений дворца, заполненных толпой шумных гостей, в саду было людно.

— Очередной идеальный муж от Дэля.

— Да, кажется, он настроен серьезно.

— Чересчур серьезно.

Оба омеги постепенно углубились в развесистые заросли, куда едва доставал теплый свет свечей, а редкие факелы на шестах не могли рассеять густую тьму безлунной ночи, затормаживая гуляющих. Которые, впрочем, не замечали досадного неудобства. Некоторые даже были благодарны, судя по недвусмысленным звукам, иногда достигающим ушей Офиару и Оринга.

— У римлян нет чувства стыда, — констатировал герцог.

— Я заметил.

— А где Далат? Давно не видел его в зале.

— Он с Императором. Срочное донесение с восточных границ.

— Думаешь, стоит опасаться? — Оринг опустился на прохладный мрамор скамьи окруженной пышной порослью молодых олив.

— Не знаю. Иногда он говорит, что там неспокойно, даже вспыхивают бои… надеюсь, ничего серьезного.

Заботливая рука родителя легла на спину.

— Не переживай. Если что и случится, твой альфа крепкий орешек.

— Знаю.

Они немного помолчали. Каждый задумался о своем, позволяя прохладному ночному ветерку гулять в серебряных волосах.

— Есть новости от Курция?

Офиару подернул плечами, забыв что в темноте этот жест окажется незамеченным.

— Ничего нового. Он вливает в меня литры снадобий, а я прошу еще… затем приходит течка… но пока ничего нового.

— Не отчаивайся. Курций знает свое дело и непременно поможет.

— Да, конечно, — тихо согласился омега.

«Пап», — разнеслось неподалеку.

— О, нет. Он нас нашел. Вернемся? — спросил старший омега.

— Ты иди. А я еще немного посижу.

«Подожду, пока высохнут слезы.»

Папа, казалось, понял и не стал настаивать после секундного колебания.

— Только не задерживайся, а то простынешь.

— Па-а-ап, я уже взрослый мальчик.

— Конечно. Только долго не засиживайся, — крикнул герцог напоследок, заставляя сына улыбнуться.

Ночь была тихой и теплой. Такой ласкающей и приятной в сравнении со зноем дня.

Офиару глубоко дышал, приводя мысли и нервы в порядок. Курций действительно хороший врач, да и организм молодой… Он справится, непременно справится.

— Боги, как скучно, — раздалось звонкое восклицание из-за кустов.

— А чего ты хотел? Одни и те же лица.

— Скорее хари, причем невероятно мерзкие.

Омеги гнусно захихикали. Один голос показался Офиару знакомым.

Двое молодых омег расположились по другую сторону живой изгороди, под которой отдыхал Офиару.

— А что там твой жених? Уже назначили день свадьбы?

— Ты это о Квинте, что ли?

— О ком же еще.

— Забудь, этот горбатый дылда мне не нужен.

— Твой отец, однако, другого мнения, Эвиний.

Услышав это имя, Офиару вздрогнул. Он вряд ли забудет, как пылко сжимал муж этого омегу в объятьях в той, другой жизни. После им приходилось довольно часто сталкиваться — Эвиний принадлежал к одному из знатнейших домов Рима.

— Вот и пусть на нем женится. Да у него же рожа лошадиная и зубы гнилые! — Словно не выдержав, воскликнул омега.

— Зато особняк побольше вашего, и род достойный. Найти тебе пару после того как генерал отпал, не так уж и легко.

— А кто тебе сказал, что он отпал?

Неприятное предчувствие зашелестело в листве.

— О чем это ты? — с прозрачным любопытством обратился незнакомый омега.

— Сам разве не знаешь? Об этом на каждом углу говорят.

— Ты о том, что Офиару не понес?

— Естественно.

— И? При чем здесь ты?

— Идиот, что ли? — огрызнулся Эвиний. — Кому он нужен — пустышка, во всех смыслах этого слова, — друг прыснул. Двусмысленность и правда выглядела забавной. — Далат единственный в роду, а если так, то ему просто необходимы наследники.

— Но они состоят в законном браке?! С этим ты не можешь не считаться.

— Тоже мне беда. У кого брюхо, тот и главный. А несчастные случаи происходят каждый день.

— О-о-о, да у тебя целый план! А как же у тебя появится это самое брюхо? Генерал кроме как на этого белобрысого и не смотрит не на кого.

— Очень даже смотрит, — вызывающе заявил Эвиний. — А если ты не замечаешь, так и хорошо. Меньше знаешь, крепче спишь. Да он пожирает меня глазами, когда этот немощный отводит взгляд! Соскучился, должно быть, по настоящему омеге.

Дальше Офиару не мог слушать. Слова Эвиния набатом громыхали в голове: «на каждом углу говорят», «кому он нужен», «немощный», «соскучился по настоящему омеге»…

Проскользнув в атриум, Офиару нырнул в паланкин и дал знак, чтобы отправляться домой.

Он не помнил, как пролетела дорога, как он выкарабкался из массивных носилок и на негнущихся ногах побрел в комнату, уповая лишь на то, что Далат задержится и не увидит его состояния.

— Офиару? — голос Суллы прозвучал сразу после того, как он обессиленно завалился на кровать.

— Оставь меня.

— Все хорошо?

— Уходи. — Хотелось закричать, но силы его оставили. Он был пуст, совершенно пуст. Все вокруг были правы.

— Позвать хозяина?

— Нет. Отправь человека во дворец, пусть сообщит отцу, что я устал и решил вернуться.

— Но…

— И больше не задавай вопросов. Я устал.

С тяжелым сердцем Сулла отправился выполнять указания.

Далат вернулся под утро, поэтому не нашел ничего странного в том, что Офиару спит, свернувшись калачиком. Он лег рядом, приблизившись к омеге так близко, как только возможно и все же не тревожа чужой сон. И уже через секунду, вымотанный ночным советом генерал отправился в объятия Морфея. Радуясь, что несмотря на неспокойное время, у него есть тот, кого нужно защищать.

Услышав ровное дыхание мужа, Офиару тоже прикрыл красные, опухшие от слез глаза.

Эвиний сказал правду.

Он не имел никакого права лишать Далата наследника, коверкать его судьбу и обрывать род.

Оставалось только одно…

Друзья

Приняв решение, Офиару оставалось только ждать и готовиться, надеясь что боги будут милосердны и невозможное все же произойдет.

Следующий день после пира ничем не отличался от предыдущего. Офиару позавтракал с мужем, занимался домашними делами до полудня, а после отправился на стрельбище, где раз за разом оттачивал навыки владения луком. Вернувшись домой физически вымотанным, принял ванну. До возвращения мужа оставалась пара часов, которые он не тратил даром.

Забравшись в кладовую, он рассматривал заплечные мешки, выбирая наиболее подходящий для своего плана, когда его напугал голос, тихо прозвучавший за спиной.

— Вам помочь? — спросил Сулла.

— Я уже просил не называть меня на вы, — мрачно ответил омега, отворачиваясь от верного раба.

Вчера он был слишком груб, но просить прощения совсем не хотелось. То, что он собирался сделать, было мерзко и нечестно, так пусть люди скорей привыкают к тому, что он настоящая мразь.

— Тебе помочь? — поправился Сулла, рассматривая спину омеги и новый холщовый мешок в его руках, который тот безуспешно прижимал к себе, надеясь, что раб не поймет, чем он занимается в сумраке маленькой кладовой комнатки.

— Нет… просто проверяю инвентарь.

Офиару так и не оборачивался, продолжая прислушиваться к действиям Суллы. Тот, в свою очередь, не спешил уходить.

— Что-то еще?

— Нет. Просто хотел сообщить, что генерал вернулся и ожидает младшего супруга к ужину. Сказать, чтобы не ждал?

— Нет! — чересчур поспешно ответил омега. — Я буду через минуту.

Сулла не был идиотом и слепым тоже. Вот уже около двух месяцев Офиару вел себя как обычно, не меняя в ежедневном распорядке ничего. Вот только от наблюдательного слуги не укрылось, что омега больше ни к чему не проявлял интереса, выполняя дела на автомате, исправно посещая тренировки и делая все, что от него требовалось и ни капли сверх того.

Единственными редкими моментами, когда он, казалось, оживал от долгой спячки, были встречи с мужем.

Провожая его с утра и встречая вечером, Офиару превращался в прежнего милого и заботливого супруга, во все глаза глядящего на своего альфу. Стоило Далату скрыться из поля зрения — и тягучая трясина безразличия с неумолимой силой засасывала его обратно в свой сумрачный мир.

Забеспокоившись не на шутку, Сулла стал внимательно приглядывать за хозяином, боясь, что тот может выкинуть какую-нибудь глупость. Офиару не замечал, как раб тенью скользит за ним по дому и не отдаляется дальше, чем на расстояние в пару шагов, будто случайно оказываясь рядом.

Проводив мужа как обычно, Офиару вошел в кухню, чтобы решить вместе с поваром, что приготовить на обед и ужин, а затем отправился немного поработать во внутренний дворик, пока солнце не взошло слишком высоко, разгоняя людей в тень мраморных стен.

Дав хозяину сделать пару шагов, Сулла отправился следом.

Омега как обычно принялся поливать и окучивать цветы.

Убедившись, что все в порядке, Сулла принес небольшой горшок с водой, решив натереть колонну неподалеку, проверяя хозяина время от времени и прислушиваясь на всякий случай. С недавних пор Офиару полностью взял на себя уход за двориком, выгнав садовника ухаживать исключительно за наружным садом. Это показалось бете немного странным, но возможно, омега действительно находил успокоение в неторопливой монотонной работе.

Заглянув к Офиару в очередной раз, он не увидел омегу и решил приблизиться немного ближе. Вдруг из-за низкой каменной лавки послышалось копошение, и Сулла едва успел нырнуть обратно за угол.

«Что понадобилось Офиару под лавкой?»

Выждав, когда хозяин закончит с садиком и отнесет инвентарь в пристройку у бани, бета осторожно прокрался к скамье и заглянул под широкую массивную седушку.

Абсолютно ничего.

Темень покрывалом заволокла глаза и он уже собирался выбираться наружу, как вдруг ему показалось, что левый дальний край земляной площадки гораздо светлее. Сулла протянул руку, нащупал обрывок грубой холщовой ткани, потянул на себя и почувствовал неожиданное сопротивление тяжелого, немного громоздкого предмета.

«Мешок?! Но откуда?»

Поколебавшись еще мгновенье, Сулла растянул бечевку стягивающую горлышко и заглянул внутрь.

Пара туник, веревка, ложка да нож, небольшой мешочек с монетами…

— Ты что-то потерял?

Сулла вздрогнул.

Офиару стоял в проходе, в нескольких метрах от застигнутого врасплох раба, впиваясь в чуть располневшее лицо прищуренным взглядом.

— Я так и думал, что ты что-то замышляешь.

— Это не твое дело, — резко осадил Офиару, подходя к бете вплотную и вырывая найденную сумку.

— Мое. Я твой раб. И то, что ты задумал, ужасно.

— Я сам решаю, что мне делать. И поскольку ты мой раб, то держи язык за зубами.

— Но это убьет хозяина! — вскочил на ноги Сулла, хватая омегу за худенькие ручки. — Ты не можешь вот так просто взять и исчезнуть!

— Тише, — рыкнул омега. — Я могу. У меня нет другого выбора.

— Ты его пара! Он души в тебе не чает! Ты подумал, что будет с ним, когда он обнаружит твое исчезновение!

— Подумал. Хорошо подумал, — омега обессилено упал на лавку, хватаясь руками за голову. — Ему будет плохо, я уверен, что он будет скучать… но жизнь не стоит на месте. Tempus omnia sānat, как говорят здесь у вас. Время вылечит все… А желающих составить генералу пару более чем достаточно.

От беты не укрылось, что Офиару старается не называть мужа по имени.

— Может, их и предостаточно, но кроме тебя ему никто не нужен…

— Хватит!

— Нет, послушай! Да, я понимаю, почему ты принял такое решение, и мне очень жаль, что боги ещё не успели вас осчастливить, но ведь на это нужно время.

— Сколько? Сколько времени?! Ровно столько, чтобы я наложил на себя руки, прямо здесь, перед любимым, беременным братом и папой?! Ты не понимаешь! Это сводит меня с ума!

Горячие слезы текли по бледному измученному лицу омеги, потерявшего надежду.

Сулла опустился рядом, и обнял его крепко.

— Офиару, послушай. Все наладится.

— А если нет, — всхлипывая, пропищал беспомощный омега.

— А если нет, — у раба разрывалось сердце, но неискренние слова, пусть и во спасение, не помогли бы сейчас, когда омега находился на грани истерики. — А если нет, то на все воля богов.

Сулла, почувствовал, как хрупкое тело в его руках сжалось сильнее, сотрясаясь от задушенного плача.

— Я… я не смогу, — через несколько минут выдавил омега и отстранился. — Род Далата не должен прерваться от того, что ему попался порченый омега.

— Ты слишком жесток к себе. И не ему ли следует это решать?

— Нет! — снова ощетинился Офиару. — Не ему! Я источник проблем, а значит, и решать их должен я и никто другой!

— Офиару. Послушай…

— Я сказал — хватит! Я только и делал, что слушал! Напрасные обещания, напрасные надежды, пустое сочувствие, толки за спиной. Я наслушался! И я приму верное решение! Я развяжу ему руки и подарю свободу! У него должна быть та жизнь, которую он заслуживает.

— Но…

— Знай свое место, — низко прошипел Офиару. — Не тебе давать мне советы. Что-то я не замечал, чтобы ты сам был счастлив, а значит, и не тебе лезть в чужую жизнь.

Слова полоснули по сердцу. Темные, словно пасмурное небо, глаза Офиару, глядели прямо. Ему будет стыдно потом, но… но сейчас эта жестокая правда была необходима.

Да, безответная глухая привязанность беты к Приму не являлась ни для кого секретом.

Сулле нечего было ответить.

Офиару плотнее прижал к себе мешок и направился к спальне, надеясь припрятать ценность так, чтобы Далат не отыскал.

— Я все расскажу хозяину.

Офиару словно примерз к месту.

— Ты не посмеешь.

— Я сделаю это.

Офиару резко развернулся на пятках. Он был в ярости, руки подрагивали.

— Если. — Он говорил медленно, с расстановкой. — Ты. Это. Сделаешь. Я. Останусь… И буду. Пороть. Прима. Каждый. День. Каждый! Божий! День! Но не своими руками. Ты и он принадлежите мне… вот ты его и будешь пороть, а если нет… я сам это сделаю, а ты посмотришь.

У Суллы волосы встали на затылке от страшной угрозы и тона, каким произнес свое неумолимое обещание омега.

— Ты не сможешь.

— Клянусь! Клянусь тебе своей любовью, которую я задушу своими руками!

Легкий ветерок едва проникал в сад, касаясь двух застывших в молчании фигур. Бета отчетливо почувствовал пропасть, что внезапно разверзлась между омегой и всем миром. И он, жалкий раб, остался по другую сторону, не в силах что-либо изменить, не в силах докричаться, даже утешить.

Слишком поздно.

Он опоздал. Как и все остальные. Пусть они ещё и не знали об этом.

— Хорошо. Будь по-твоему.

У Офиару едва заметно опустились плечи.

— Но я попрошу тебя как друга — останься до следующей течки.

— Это ничего не изменит.

— Пусть так! Но останься. Умоляю!

Офиару колебался. Он и так боялся, что ему не хватит решимости покинуть Далата и не хотел затягивать неизбежное.

— Прошу, Офиару. Один месяц.

На бету было жалко смотреть, словно после их разговора он осунулся от неподъемного бремени, легшего на его и без того натруженные плечи.

— Один месяц, — ответил Офиару и больше не взглянув на Суллу, ушел.

О вреде подслушивания

Дни тянулись одинаковой вереницей бесцветных пустых окон. Офиару продолжал исполнять свои ежедневные обязанности, стараясь не думать о том, что его ждет. Каждый раз просыпаясь утром и не обнаруживая мужа рядом, он представлял что совсем скоро его одиночество станет совсем настоящим. Далата в его жизни больше не будет. И не потому, что мужу не хотелось будить его до рассвета.

Сегодня Далат должен был задержаться из-за какого-то строевого парада в присутствии самого Императора, поэтому Офиару провозился в садике до позднего вечера.

Совсем недавно, к своему удивлению, он понял, почему папа так много ковыряется в земле — Герцогу Орингу было одиноко. Оба сына упорхнули из гнезда, и теперь еще молодой омега был предоставлен себе самому. А поскольку поиски нового мужа его нисколечко не занимали, к вящему недовольству Дэля, то все, что ему оставалось — цветочки.

И Офиару совсем не удивляло, почему вышивание и другое рукоделие оставались в стороне. Видеть, как посаженное или ухоженное тобой растение выпускает новый бутон, это… это дает крошечную надежду, что у тебя еще может что-нибудь «родиться».

Криво усмехнувшись своим рассуждениям, омега услышал шум из атриума и только теперь обнаружил преддверие сумерек, стеревшее солнечные лучи с небосвода, но еще не опустившее мягкое темное покрывало осеннего вечера.

Отряхивая руки, он увидел довольного мужа, уверенно сокращавшего расстояние между ними. Ответом ему была улыбка.

— Чем занимается мой сладкий мальчик? — заключив его в медвежьи объятья, альфа зарылся в шелковый загривок, с силой потянув аромат усилившийся перед течкой.

От слабой щекотки омега улыбнулся и позволил генералу себя немного потискать.

— У нас в гостях Тор.

— С Дэлем?

— Нет, он у Оринга до завтра. Так что наш Император проявил желание немного отметить отличную боевую подготовку отряда.

— Понял. Мешать не буду, — подмигнул омега.

— Ты мне никогда не мешаешь.

— Знаю, родной…

— Ну хватит сыпать соль на рану.

Голос Торциуса заставил Далата скривиться и выпустить омегу.

— На какую рану? У тебя все прекрасно.

— И было бы еще лучше, если бы мой супруг не отходил от меня ни на шаг. Но видимо, я все же еще спорю с Орингом за любовь Дэля.

— Думаю, в споре нет необходимости. Дэль любит вас, но и папа ему очень дорог. Нельзя приказать человеку не любить.

Торциус наигранно вздохнул:

— Да уж. А я думал, желание Императора закон.

Все рассмеялись.

— Прошу к столу, — вежливо и негромко пригласил их раб к ужину.

Далат засиделся с Императором, но омега совсем не собирался их тревожить. Решил, что справится, как дела на кухне и отправится в постель, чтобы дождаться мужа.

Повар и раб-омежка оставались дежурить вдвоем.

Переступив порог кухни, Офиару увидел как корчится поваренок, пока старший отчитывает его на чем свет стоит.

— Сколько раз я говорил тебе быть аккуратней. Вот смотри, — развернул тот обе ладони раба кверху, — на тебе живого места нет! Кто же тебя замуж возьмет такого.

Поваренок мелко скулил, пока тяжелая бордовая полоса запекалась на ладошке.

— Порезался?

— Да, господин.

— Давай, я присмотрю за нашими гостями, а вы обработайте рану и найдите себе другого помощника на вечер.

— Спаси-и-и-бо, — проскулил омежка и поплелся вслед за поваром, на ходу инструктировавшего Офиару:

— Я только что подал жаркое, так что еды достаточно. Если что, кувшин с вином на столе.

Офиару кивнул и рабы исчезли.

Младший супруг слышал, как громко смеялись мужчины в обеденной. В просторное помещение вели два входа: главный — для гостей и черный — узкий длинный проход прямо из кухни, позволявший незаметно убирать грязную посуду, менять блюда и наполнять бокалы.

Через пять минут, омега решил проверить не нужно ли поторопиться с вином и незамеченный скользнул в проход.

Оба альфы развалились на клиньях друг напротив друга и увлеченно беседовали, сдобренные крепким вином, как любил Далат.

— … И представь, он действительно думал, что я не пойму намека, старый плут, — неверяще вздернул брови Тор.

— Эти старые политиканы всегда тебя недооценивали. Помнишь, как презрительно они на тебя смотрели, когда ты взошел на трон. Они же действительно полагали, что сделают из тебя послушную марионетку.

— Такое забудешь…

Офиару наслаждался видом мужа. Огромный альфа расслаблено развалился на ложе, позволив мускулам свободней растечься по телу. Волосы были давно распущены — так он предпочитал ходить дома. Яркие, цепкие зеленые глаза блестели от выпитого в свете факелов.

Под ложечкой засосало.

Офиару не боялся подглядывать за мужчинами, он был слишком далеко, чтобы его учуяли. Однако, муж все же с легкостью уловил бы его запах, если бы не один секрет, о котором знал омега. Нюх Далата сильно притуплялся от бродящих паров вина, и потому омега ничем не рисковал, любуясь прелестями любимого.

— … Давно мы с тобой так не отдыхали, — заметил Тор. По лицам мужчин было легко определить степень удовольствия от общения друг с другом.

— Да, пожалуй, — Далат прищурился, задумавшись, — еще до наших омег.

— Точно. Я и не заметил, как летит время.

— Еще бы, твой дьяволенок все жилы из дворцовых вытягивает.

Тор довольно хмыкнул:

— Пусть вытягивает. Мне меньше достанется, — он подмигнул другу и оба рассмеялись.

— Почему ты ему все позволяешь? — решился спросить Далат после нескольких кувшинов. Этот вопрос иногда крутился у него на языке.

— А почему бы и нет. — Тор налил себе еще. — Он еще очень молод и энергия бьет ключом, тот факт, что он носит ребенка, только взвинчивает его сильнее. Мальчик должен как-то сбрасывать напряжение, иначе сойдет с ума. Хочет кричать — пусть кричит. Ругаться — сколько угодно. Это пройдет. Со временем.

— Тебе виднее… раньше я не имел дела с беременными.

Мужчины замолкли.

— Что говорит Курций? — достаточно тихо спросил Тор, зная, что снаружи его не расслышат, а в комнате не было никого кроме них.

Далат вздохнул:

— Повторяет, что нужно время.

— Но результат… будет? — осторожно спросил друг.

— Он не знает, — честно ответил Далат. Он разговаривал с доктором после последней течки. — Знаешь, раньше я никогда не думал о детях. Мне было не до этого. А уж о том, чтобы представить себя возящимся с супругом и семейством… просто бред. — Далат медлил.

— А сейчас?

— А сейчас… я был бы самым счастливым на свете, будь у меня беременный омега и парочка верещащих бестий…

Дальше Офиару не смог слушать. Развернувшись, он поспешил выскользнуть обратно в кухню, где нос к носу столкнулся с Суллой. Тот как всегда сторожил его. Слезы комом застряли в горле омеги и не дали ничего сказать.

— Идите, я дождусь повара.

Офиару кинулся прочь.

— Я понимаю.

— Не думаю, — грустно улыбнулся Далат. — Ты не видишь своего омегу с безжизненным лицом от того, что доктор снова не сумел принести хороших новостей… Все, чего я хочу — это видеть его счастливым, беззаботным, улыбающимся. Да и мелких я хочу только омег, с такими же серыми глазами и серебряными волосами.

— А если у вас не получится?

Далат хлопком опустил стакан на стол и обожжённая глина треснула.

— А не получится, значит, так тому и быть.

— Твой род, Далат, — очень осторожно произнес Тор, намекая, что он последний из славной семьи Спиционов, столетиями служивших на благо родины.

Альфа сверкнул лезвием взгляда.

— Значит, такова судьба, мой друг.

— Ты ведь можешь…

— Не надо, Тор, — мрачно произнес Далат. Он понимал, что предлагает друг. Знатные семьи, в которых омеги не могли принести потомства, прибавляли еще одним, а то и больше, омегой, способных понести от альфы. — Я этого никогда не сделаю.

А Тор услышал — «Я никогда не сделаю того, что расстроит моего омегу. Разговор окончен».

— Выпьем, брат, — обретя свою пару, Тор понимал своего генерала. Далату не нужны были ни другие омеги, ни дети от других. Ему вообще ничего не было нужно, кроме истинной пары рядом в своем доме. И Тору тоже.

Совет

Офиару сидел на самом краю просторного ложа. Течка закончилась этой ночью, возвращая сознание и волю. Измотанный и потрепанный омега с трудом поднялся. В заднем проходе отчаянно свербело, на бледной коже выступали пурпурные пятна синяков и засосов — свидетельства неистощимой страсти мужа, забывавшего себя, оказываясь с потекшим супругом в одной комнате.

Вечером Далат будет корить себя и просить прощения за грубость, нежно глядя в светло-серые глаза, не таившие и следа упрека.

Офиару провел тонкими пальцами вдоль отпечатков страсти альфы и улыбнулся. Если сегодня история повторится, Офиару станет самым счастливым омегой в Риме.

Подойдя к окну на шатающихся ногах, он выглянул в сад. Теплый осенний день бабьего лета дарил последние лучики оскудевшего солнца. Вдали на западе темнело небо. Вечером будет дождь, отметил про себя Офиару и тут же забыл об этом.

— Сторожишь? — Не оборачиваясь, спросил он.

Тишина треснула еле слышным шагом. В дверном проеме возник Сулла.

— Я иду к Курцию.

Оставив бету и охранников в тесном ухоженном дворике, Офиару прошел в узкий темный коридор, два поворота налево и он оказался в просторном, с низкими потолками помещении. Маленькие квадраты окон на восточной стене пропускали геометрические столбы розового света, бившие в противоположную стену, превращаясь в невесомые балки, поддерживающие огромный чердак, куда уходила массивная, грубо сколоченная лестница. Именно там эскулап хранил свитки, подаренные многочисленными исцеленными, пожелавшими отблагодарить спасителя.

Но Курцию не нужно было чужое золото. «Мне некогда его тратить», — раз за разом отвечал он любопытным, не желавшим верить в бескорыстность доктора.

Однажды, в очередной визит, Офиару спросил, почему бы не перебраться в дом побольше, и Курций просто ответил, что на это уйдет время, которое нужно чтобы учиться, лечить, спасать.

«Что толку от лишних метров? Разве их заберешь с собой в мир иной? Чтобы родиться, хватит и метра, да и закопают тебя в маленькой яме… и правильно сделают. Мне хватает и этого дома.»

Больше омега ничего не спрашивал. Он и сам видел, что доктор абсолютно доволен своей жизнью, расписав все по минутам и следуя собственному расписанию. Вот и сейчас, в ранние часы, он засел за тяжелым на вид свитком. Чтобы сберечь глаза, читать можно было только при хорошем свете, говорил Курций. Когда, как не утром?

Днем он принимал тех, кто мог дойти на своих двоих, в той комнатке поменьше, служившей «приемной». А вечером Курций отправлялся к тем, кто не могли посетить доктора либо же не позволяло высокое положение. Сам врач ничего не имел против, не находя никакого интереса в том, чтобы ломать обычаи сильных мира сего. «Что толку в бесполезном сотрясании воздуха. У меня нет на это времени.»

Пристроившись на высокой кушетке, Курций хмурился, глухо бормоча губами. Офиару простоял в темени коридора несколько минут, все никак не находя сил, чтобы сделать последний шаг. Ему казалось, что еще мгновение, и мир покатится в тартарары.

— Если не готов войти, то зачем пришел? — Курций не оторвался от папируса, только перевалился на другой бок, вытянув затекшую ногу.

Офиару сглотнул.

— Мне нужно чтобы вы проверили.

— Течка закончилась сегодня?

— Этой ночью.

— Я же говорил, что лучше приходить на второй или третий день, иначе результаты могут быть неточными.

Офиару знал это и слышал уже не раз.

И он приходил. Приходил и на второй, и третий, и четвертый день, надеясь, что наконец услышит долгожданный ответ. Он приходил в первую течку, и следующую, и все остальные, но…

— Пожалуйста, проверьте…

Курций, поджав полную губу, неодобрительно посмотрел на молоденького омегу поверх стекол для чтения и, кряхтя, поднялся.

Офиару лежал на плоском деревянном столе. Доктор закончил осмотр и повторно мыл руки в глиняной миске.

— Ничего.

Спрашивать не имело смысла. Если бы ответ был положительным, не было бы никакого смысла в молчании.

— Приходи завтра.

— Хорошо, — механически ответил омега, голос был не его.

Курций обернулся и посмотрел на худенькое, изящное тело. Пожалуй, он не видел омегу красивее и то, что мальчик никак не мог стать папой, было… печально.

Бытует мнение, что врачи бесчувственные, эмоционально огрубевшие механизмы, привыкшие наблюдать за чужой болью оставаясь безразличными. Но Курций как никто другой знал об ошибочности такого узколобого суждения.

Хороший врач видит предпосылки, причины, развитие и результат, и потому смотрит на жизнь по-другому. Заметив симптомы неизлечимой болезни, врач готов к тому что увидит в близком или далеком будущем. Он не вздрогнет от ужаса и отвращения, не расплачется от безысходности и не станет корить богов. Ведь это не поможет человеку, глядящему на него с надеждой.

Как вообще хороший лекарь может показывать чувства? Он должен оставаться собранным, внимательным, иначе помощи от него как от рыдающего родственника, кому иной раз не лучше чем самому пациенту.

Конечно, встречаются и «выкидыши профессии», как про себя называл горе-врачевателей Курций. И увы, довольно часто. Но называть их бесчувственными?! Разве стал бы он сам заниматься одним из тяжелейших на свете дел, если бы ему было все равно?

— Хорошо… я приду.

— Ты врешь мне, Офиару.

Омега вздрогнул и поднял тяжелый взгляд на врача.

— Сулла? — справившись с собственными эмоциями, произнес омега через минуту.

— Он заходил два дня назад.

— Предатель, — омега отвел глаза, пытаясь не заметить укоризны на строгом лице альфы.

— Он хочет тебе добра. И рассказал мне о том, на что ты решился.

— Вы не отговорите меня… — резче чем следовало заговорил омега.

— Я и не собираюсь.

Офиару не поверил словам доктора.

— Я только хочу спросить тебя… — торопиться сейчас не следовало.

Помедлив, омега кивнул, давая разрешение.

— Ты знаешь, куда отправиться?

Прищурившись, Офиару задумался. «Рассказать? Не выдаст ли его альфа? Хотя он уже мог это сделать и все же не сделал… И просто поговорить он не пытается.»

— Зачем это вам? — подозрение в голосе омеги не ускользнуло от внимательного врача.

— Решать, конечно, тебе. Но вот о чем я хотел бы тебя попросить.

Сделав очередную паузу, Курций встал напротив омеги так, чтобы его лицо отчетливо освещало тускнеющее за тучами солнце.

— Если тебе все равно куда идти, могу я попросить тебя об одолжении?

«Об одолжении?»

— Чего вы хотите?

— К северо-востоку от империи есть просторные лесные угодья. Там живет мой учитель.

Курций прямо смотрел в прищуренные от напряжения глаза.

— Он стар и будет рад компании, и я хочу передать ему небольшую посылку.

Кажется, омега не поверил.

— Офиару. Сулла раскрыл твой секрет и теперь я тоже за тебя в ответе, и не спорь, это так. И все же я считаю, что каждый из нас делает свой выбор, потому и не буду ничего говорить генералу. Суллу я попросил о том же. Но разве я могу вот так просто позволить тебе уйти, неведомо куда и всю жизнь себя винить за этот выбор? Ты не видел Далата раньше… О кровожадности и жестокости генерала ходили легенды. Он очень изменился. И когда ты исчезнешь…

— Пожалуйста… — пропищал омега, кривя личико от скопившейся в глазах влаги.

— Понимаю тебя, сынок. Отправляйся-ка ты к старику, — Курций примостился рядом и погладил омегу по серебряным волосам. — Там ты будешь в безопасности и никто тебя не найдет. Путь не близкий, и я буду молить богов, чтобы ты добрался до места. Вот карта, — доктор вытащил обрывок папируса, сложенный вчетверо из-за пазухи и протянул омеге.

Повисла тишина.

Примет ли омега совет? Курций в напряжении ожидал чужой выбор. Он не смог помочь мальчику, но сетовать на себя и рвать волосы не было смысла. Оставалось только верить…

Омега протянул руку.

«А теперь, дедушка, все зависит от тебя», — подумал Курций, вложив в руку омеги листок.

День выдался тяжелый. Целую неделю Далату не удавалось выспаться. Вспомнив о приятной причине, уголок рта сам собой изогнулся в хищной пресыщенной улыбке. Его мальчик просто сокровище. Хрупкий, изящный, гибкий, такой сладкий… При воспоминании о круглой ягодице, что так приятно ложилась в ладонь, генерал ухмыльнулся и почувствовал себя свежим и бодрым, несмотря на то, что выйдя из паланкина в атриуме минуту назад буквально валился с ног.

Входя в спальню, Далат как раз раздумывал над тем, выдержит ли его сладкий омежка еще одну ночь.

В комнате не было никого, хотя обычно супруг либо встречал его в атриуме либо отдыхал в комнате, как правило после течки.

Пребывая в прекрасном расположении духа, Далат решил сам сходить на кухню, решив что супруг наверное помогает с ужином, хотя Далат ему и запретил.

Привычная суматоха, тяжелый пряный аромат, удушливая духота котлов, бурчание повара и бурление супа.

— Где Офиару?

Младшие поварята вздрогнули и переглянулись, пожимая плечами. Повар, недовольный тем, что его отвлекли, поспешил устранить генерала с кухни.

— С Суллой наверное, во внутреннем дворике.

— Там его нет, — раздражение чуть тронуло загривок. — Сулла! — рявкнул Далат во всю глотку. Он хотел видеть супруга здесь и сейчас. Эхо пронеслось по широким сводам помещений и вырвалось наружу. Послышалось торопливое шарканье и бета возник на кухне.

Лицо побитой собаки напрягло альфу, тесанув неприятным предчувствием.

— Где Офиару? — порыв ветра ворвался в кухню, обдав согретых людей морозящей прохладой надвигающейся бури. В комнате потемнело.

Еще секунда, и бета опустил красные глаза. Не говоря ни слова, он подошел к столешнице и взял самый большой нож для разделки мяса. Вернулся к генералу, опустился на колени и положил нож у его ног, не смея оторвать взгляд от пола.

— Он ушел, — скомкано вылетело из сухого горла. Бета наклонился и положил голову на пол, убрав волосы с шеи.

И грянул гром…

Раскат грома оглушил Далата, или это были слова?

— Что значит ушел? — непонимающе спросил генерал, автоматически поднимая нож с пола и жестко сжимая рукоять.

— Он… ушел.

— Куда?

— Я не знаю.

Все еще не веря в происходящее, Далат огляделся. На лицах рабов застыл шок. Побелевшие от страха лица неестественно выделялись в сумраке разбушевавшейся стихии.

Яркая вспышка молнии разорвала небо пополам, а через секунду раздался жуткий треск. Треск чужих костей звенел в ушах громче, чем самая ярая буря.

Что есть силы Далат раздавил ладонь раба распластавшегося у его ног.

— Что. Значит. Ушел. Что. Значит. Не знаю… — он всем весом навалился на ногу, что давила мозолистую пятерню и повернул. Снова. И снова.

Сулла взвыл, но даже не думал просить пощады. Он знал, что его ждет, когда генерал узнает. Врать не было смысла, он выдерет правду из любого, лучше сразу получить свое… и, может быть, тогда других не тронут. Не тронут Прима.

— Отвечай! — взревел Далат.

— Я не знаю-ю-ю-ю! — сквозь слезы выдавил раб. Он не даст причинить боль любимому, но героем он не был. Слезы и крик рвались наружу под напором глухой стены боли.

Резко припав к бете, Далат дернул того за волосы вверх, приставив нож к горлу.

— Г-Д-Е О-Н??!

Жестко надломленные брови, звериный оскал, черные от ярости глаза. У беты все оборвалось внутри и его рот исказился от тихого рева. Ему нечего было сказать. Он не имел ни малейшего понятия, куда ушел Офиару.

Его ничего не спасет.

Ничего.

Нож сильнее надавил на горло.

Тело отнялось.

Бета вспомнил единственное лицо, которое имело сейчас значение.

Сейчас. В его последний вздох.

И боги были милостивы, помогая ему обмануться и услышать звонкий, кокетливый голосок Прима.

— … ох, ваше сиятельство, вы чуть не вымокли! В вашем положении разве это можно?

— Дождь застал меня в пути. Хорошо, что я был неподалеку…

— Я и сам выходил к булочнику.

— Где мой брат? И почему у вас так тихо, словно вымерли все?

Проходя мимо кухни, оба застыли.

— Далат?!

Но генерал его не слышал, с ненавистью глядя на подлого раба.

— Не думай, что смерть будет быстрой. Сначала ты расскажешь мне все, а затем… Затем я выдерну твои ногти, один за одним. Сломаю пальцы. На руках и ногах. Переломаю кости, спилю зубы, выжгу глаза… А вот дальше подумаю, накормить ли твою тушу свинцом или содрать кожу, если ты не сдохнешь раньше. А ты не сдохнешь. Уж поверь мне.

У Дэля волоски на теле встали дыбом.

— Что здесь происходит?

Он не замечал раньше, какой страшный муж у его брата. Безусловно он был силен, иногда строг, всегда разумен и рассудителен. Но видя как он смотрит на Офиару, Дэль и предположить не мог, что его старшенький замужем за… зверем?

Тем временем на крики раба прибежали стражники, проверить все ли в порядке. Подняв живой мешок с костями, Далат швырнул трясущегося раба под ноги воинам:

— Увести и ждать дальнейших распоряжений.

Беты послушались беспрекословно.

— Никто не сдвинется с места пока я не вернусь.

Слуги и не думали спорить, представляя из себя подобия соляных столбов, застывших от ужасного зрелища. Дэль хотел было возразить, но его одернули. Он непонимающе обернулся к Приму, притаившемуся за спиной. Раб словно уменьшился в размерах.

Далат размашистой походкой направился вон из кухни.

— Что случилось? — прошипел Прим, как только генерал скрылся из виду.

— Младший господин пропал.

— Офиару? Как пропал?! — Дэль никак не мог понять, что вообще происходит в этом доме.

— Мы не знаем, господин, — ответил повар, низко кланяясь супругу Императора. — Минуту назад Сулла сказал, что он ушел. Ничего не объяснил, а положил нож в знак того, что он совершил проступок и готов принять смерть.

— Что за ерунда?! Я поговорю с ним. — Решительно заявил Дэль, поглаживая живот.

— Прошу вас, — вступил Прим, — не надо. Генерал наверняка разберётся, а пока лучше не перечить его приказу.

— То есть его приказ относился и ко мне?!

— Не знаю, господин. Но прошу вас, давайте вы присядете и пообсохните, а я налью вам чаю. Зачем рисковать здоровьем наследника. Император не одобрит.

Дэль удивленно поднял бровь — «Вот хитрюга» — но все же задумался. Не следовало впадать в панику без причины, а десять минут вряд ли что-то решат. И наверное раб прав, и Далат сам разберется. Куда бы его братец делся от мужа. Он же дышал через раз в присутствии своего альфы.

— Хорошо. — Дэль прошествовал поближе к печи, где ему уже стелили покрывало. — Я люблю ягодный чай, — заявил едва доходящий повару до подбородка омега.

Потягивая земляничный чай, Дэль прислушивался к шёпотку слуг. Вне кухни раздавались тяжелые шаги и бряцанье оружия. Наверное, охрана. Далат прошел с парой крепких на вид бет через кухню на улицу.

Послышались вопли, крики, стоны и причитания.

— Что это? — Испуганно пробормотал Дэль.

Никто не решался ответить.

Сжавшись, рабы сбились кучкой поближе к повару. Только Прим оставался рядом с императорским супругом, но даже он как-то осунулся, втянув голову в плечи.

— Это Сулла, — прошептал он.

— Да что же это такое! — не выдержал темноволосый омега и поднялся, когда очередной душераздирающий крик достиг пределов темного помещения.

Он уже собирался лично разыскать Далата и прояснить происходящее, начинавшее его серьезно нервировать. И где в конце концов его чертов брат?!

В кухню вошел Далат.

Слова так и застряли у омеги в горле.

Альфа был чернее грозовой тучи. Промокший от дождя. Руки по локоть в крови.

Боги.

Тяжелые темные капли срывались с кончиков коротких ногтей, ударяясь и беззвучно тая на земляном полу.

Он обвел испуганных людей взглядом.

— Все могут заниматься своими делами. Из дома ни шагу.

И развернулся, собираясь уйти, прихватив с собой охранников.

— Далат, может кто-нибудь мне что-нибудь объяснит? Где мой брат?

От того как альфа посмотрел на него, у омеги кровь застыла в жилах.

— Я желаю того же, Ваше Величество. Прим.

Омега подпрыгнул.

— Отведи супруга его святейшества в обеденный зал и позаботься.

— Но я… — начал было Дэль.

— Я присоединюсь к вам как только смогу, — оборвал его альфа. Омеге это нисколечко не понравилось. Им распоряжались как каким-то рабом… но… Но на альфу было страшно смотреть, не опустив в подчинении взгляд. И закусив губу, Дэль сдался.

— Могу я хотя бы сообщить мужу, чтобы меня не искали.

— Конечно. Я распоряжусь.

— Благодарю, — сквозь зубы процедил Дэль и гордо прошествовал в обеденный зал в сопровождении Прима.

Как только омега исчез, генерал поспешил в атриум, где его ожидал небольшой отряд. Он разделил людей и раздав поручения, разослал их в разные части города. Последняя пара ожидала приказа.

— Курция ко мне, немедленно.

Трудный выбор

От досады хотелось фыркнуть, но Дэлю не оставалось ничего как только нервно постукивать длинными пальчиками по столу. Кусок в горло все равно не лез, и он приказал унести еду прочь, оставив только фрукты.

— Дышите глубже, ваше величество. Вам нельзя нервничать, — в сотый раз повторял Прим, действуя венценосному омеге на нервы.

— Нельзя нервничать, нельзя нервничать. Вот пойди и скажи это тому ненормальному альфе, что запугал всех до чертиков!

— Прошу прощения, если заставил вас переживать, — мрачно произнес хозяин дома, войдя в обеденный зал.

Дэль дернулся, но решил не показывать Далату как зол. И вместо истерики погладил живот, пытаясь успокоить скорее себя, чем малыша.

— Где мой брат? — потребовал ответа омега.

Лицо альфы сейчас походило на некрасивую маску, грубую работу неопытного подмастерья, пытавшегося воссоздать человеческое лицо.

— Я и сам хотел бы знать.

— Почему пороли раба?

Тяжело выдохнув, Далат сложил руки в замок и уставился на жилистые пальцы. Взгляд его оставался рассеянным.

— Наверное, как его брат, вы знаете о том, что у нас с Офиару были некоторые сложности из-за той злополучной травки.

«Еще бы! Как брат! Да об этом трещит весь Рим, и только ленивый не проходится грязным языком на „приятную“ тему чужого несчастья.»

Вместо слов Дэль кивнул.

— Это очень угнетало Офиару. И со слов раба, по этой причине он решился меня оставить.

Омега застыл.

«Не может быть, чтобы брат отколол такую глупость?! И все втихомолку!»

— Вы поэтому пытали раба?

— Да.

— Что еще он сказал?

— Сказал, что Офиару задумал это около месяца назад и взял с него слово не рассказывать мне, пригрозив пытками. Однако он все же поделился секретом…

— С кем? — нетерпеливо елозил омега, сдвинувшись на самый край.

— С Курцием.

Дэлю осталось только похлопать глазами.

— И он его не остановил?

Альфа не отреагировал. Теперь он выглядел просто уставшим.

— И не отговорил?

— Видимо, нет.

— Где он?!

— На пути сюда. Я бы тоже хотел с ним пообщаться.

Нахмурившись, Дэль задумался. Да, несомненно, для Офиару ребенок был больной темой. Даже отец просил не мозолить брату глаза или хотя бы не обсуждать с ним эту тему лишний раз. Но чтобы сбежать?!!

— Я бы хотел задать вам вопрос, Ваше Величество.

Дэль поднял глаза и сфокусировался на мрачном пристальном взгляде.

— Да?

— Вы знали что-нибудь об этом?

— Конечно, нет, — обиделся Дэль. — Если бы я знал, то сам вышиб дурь из болвана.

— Боюсь, в вашем положении у вас вряд ли бы вышло, — невесело констатировал генерал. Ни шутки, ни иронии не получилось.

— Тогда бы я сообщил папе. Тот бы сам уши ему ободрал!

Альфа все еще изучал реакцию омеги. Кажется, поверил, что он был ни причем. Но нападки и обвинения не очень понравились Дэлю.

— Могу и я вас спросить в свою очередь?

«Сейчас ты получишь, хренов альфа!»

И получив кивок в знак согласия, задал вопрос:

— А вы не замечали перемену настроения или странностей в поведении собственного супруга?

Мускулы на лице альфы напряглись. Удар был ниже пояса. И оба это знали. Как истинная пара Далат был должен, нет, обязан уследить за собственным омегой.

— Увы, — прошипел он сквозь зубы.

«Не-е-ет, так просто ты от меня не отделаешься! Профукал брата! Да мы его с папой еле нашли! В Риме!»

— То есть дела государственные оказались важнее собственного супруга, которому нужна была поддержка и опора? — Дэль неуклюже приосанился, шестой месяц беременности не прошел даром. — Когда все вокруг перемывали ему кости…

— Кто?!! — взревел альфа, Дэль осел, но ответил твердо:

— Все. Вы генерал, и все, что касается вас, касается и всего Рима. Неужели для вас секрет, что люди любят копаться в чужом грязном белье?

Альфа поднялся, сделал несколько шагов ближе к Дэлю.

— Клянусь, если бы я знал или хотя бы слышал… я бы…

«Но какая теперь разница…» — подумали оба.

Со злости Далат опустил тяжелый кулак на стол, переломив столешницу надвое. Дэль, испугавшись, подтянул ноги к груди, но живот отчаянно мешал.

«Тор…» — мелькнуло в голове.

— О, братец, вижу ты совсем запугал моего малыша.

Торциус, его Императорское Величество, прошел прямиком к супругу и опустился рядом, смерив Далата, далеко не шутливым взглядом.

Далат сделал два шага назад, понимая скрытую угрозу правильно.

— Как ты, зайка?

— Ужасно! — наконец почувствовав себя в безопасности, взвизгнул Дэль. — Офиару сбежал. Придурок! Я промок, и раба пороли так, что от его криков у меня чуть сердце наружу не выскочило. А потом меня обвинили в том, что я помог сбежать этому идиоту. Нет! Я ему помог! Да ни в жись! — хлюпнул омега и обильные слезы разом прочертили мокрые следы на щеках. — То-о-ор!

Все волнение, которое Дэль, казалось, полностью контролировал, выплеснулось наружу за секунду.

— Тихо, маленький. Успокойся, мы все решим и все поправим, — приговаривал Император прижимая к себе любимое тельце и гладя омегу по волосам. Дэль не видел уничтожающий взгляд, которым наградил Император своего генерала.

Но сейчас Далату было абсолютно все равно. Приговори Тор его к смертной казни, это не возымело бы того действия, как час назад новость об исчезновении супруга, обухом огревшая альфу по голове.

— Охрана сказала, что вы ожидаете Курция.

— Он скоро должен быть здесь.

— Отлично. Мы уходим, а вечером жду тебя у себя.

И не дождавшись ответа, Тор с легкостью поднял хлюпавшего омегу на руки и унес прочь.

Далат не знал, сколько он так просидел. Кажется, рядом кто-то суетился и вроде гремели раскаты грома. Однако альфу это не трогало, до тех пор, пока он не услышал:

— Прибыл Курций, господин.

— Ведите, — отчеканил он, проснувшись от странной дремы.

Лекарь твердой походкой прошел в помещение, освещенное скудными факелами, и замерев в нескольких метрах от генерала, склонил голову в почтительном поклоне.

— Где он? — без обиняков потребовал Далат единственный ответ, который его интересовал.

— Я не знаю.

Слова подействовали как красная тряпка.

— Тогда какого хера ты его не остановил! — взревел Далат. — Вы что все, с ума посходили! Сначала раб, теперь ты… если это какой-то заговор, то поверь, меня не остановит и вся армия твоих заступников!

— Далат, — спокойно и уверенно прервал его врач. Нужно было объяснить все как следует, иначе… — Это не заговор. Два дня назад ко мне пришел расстроенный Сулла и поведал, что нашел мешок Офиару. Он рассказал об их уговоре и о том, что так терзает юного омегу.

— Вы должны были немедленно сообщить мне!

— Возможно. Но я уважаю выбор вашего супруга.

— Какой выбор! Что это за выбор такой! Он моя истинная пара! Он мой! Мой омега! Я за него в ответе! И решать мне.

— Он очень переживал все это время.

— Значит, он должен был поговорить со мной!

— Но не поговорил.

Далат зарычал, но в этот момент появился один из охранников с докладом. Взглядом сказав Курцию, что он с ним не закончил, Далат вышел вон. И вернулся через пять минут злой как черт.

— Его следов нигде нет. Он как сквозь землю провалился! Ты имеешь к этому отношение?

Пожилой альфа отрицательно покачал головой.

— Ты что-то недоговариваешь, — злое подозрение лилось из змеиных глаз.

— Ты прав.

Не выдержав, Далат подлетел к лекарю и схватив за грудки, с легкостью оторвал от пола.

— Говори! Говори, сволочь!

— Я все скажу, — успокаивающе монотонно проговорил Курций. — Поставь меня на землю, и я все тебе объясню.

Вперившись в непроницаемое лицо врача, Далат все же отпустил альфу, грузно плюхнувшегося на ноги.

— Я объясню. Только послушай меня немного и не перебивай.

Пауза.

— Договорились?

Буря, бушевавшая внутри генерала, ничем не уступала сумасшествию природы за толстыми мраморными стенами.

И все же альфа кивнул.

— Я наблюдал за Офиару с тех пор как ты впервые позвал меня на обследование. И я видел мальчишку насквозь. У него все на лице было написано. Встретив тебя, он почувствовал тягу сразу, даже заглушенный снадобьем он тебя ощущал. Потом, обнаружив в тебе пару, его свет клином сошелся на одной-единственной точке.

На тебе.

Курций сел.

— А теперь представь. В свои шестнадцать он поздно созрел, а потом еще принимал успокоительные, что еще больше тормозило развитие. Поэтому, когда он столкнулся со своим альфой, а затем в течение месяца лишился травки, у него был своего рода шок. Он из ребенка стал взрослым за несколько недель! Понимаешь?

Сведенные брови делили лицо генерала напополам. Он кивнул.

С расстановкой, не спеша, Курций продолжил:

— Офиару еле справлялся с напряжением. Чужой город, ни одного знакомого лица, обретение пары, родственники, которых тихими не назовешь. Все случилось в один миг. А потом эта неспособность забеременеть…

Видишь ли, Далат, я могу врачевать тело, но я не всесилен… А уж помочь излечить душу… — доктор шумно выдохнул через нос и сжал кулаки. — Я видел состояние мальчика. Прости, но я не думаю что и ты смог бы ему помочь.

— Но это не значит, что нужно было опускать руки и позволить ему уйти неведомо куда! — не выдержал альфа.

Понимание слов доктора еще сильнее сжимало сердце тревогой.

— Ты абсолютно прав. И я счастлив, что раб сообщил мне о побеге. Надеюсь, парень еще жив…

Далат фыркнул.

— И я сумел уговорить Офиару уйти туда, где ему ничего не грозит.

— Так ты знаешь где он? — интонации снова стали угрожающими, а глаза сверкнули нетерпеливым блеском.

— Нет. Не совсем. Я уговорил его отправиться подальше из Рима. К моему хорошему другу. Именно туда он и направляется.

— Ты скажешь, где это. — Это была не просьба — приказ.

— Нет. Дослушай до конца.

Оставалось лишь скрипнуть зубами, но больше никто ничего не знал об Офиару, хоть Далат и надеялся получить информацию, отдав новые указания охране. Рано или поздно, но он его все равно найдет. Однако любыми сведениями нельзя было пренебрегать. В конце концов Далат жаждал отыскать глупого мальчишку как можно скорее, и если доктор мог в этом помочь… и, конечно, ещё оставались пытки…

— Говори.

— Я рассудил, что вдали от Рима, он поостынет и у него будет время подумать. К тому же, переживать потерю пары будешь не только ты. Он будет жутко скучать и его постоянно будет тянуть обратно.

— Мы могли бы просто уехать…

— Не могли. Я знаю о волнениях на востоке, и если начнется война…

— Я бы отослал его с семьей.

— Позволь закончить.

Дождавшись, когда Далат все же выдохнет, альфа продолжил:

— Уехать он мог, вот только его проблема никуда не исчезнет. Но я отослал его к знающему человеку. Тому, кто лучше меня разбирается в травах и у кого действительно, по моему мнению, есть шанс помочь мальчику.

От этого Далату было уже сложнее отмахнуться, и он не спешил говорить.

— Мой расчет в том, что омега полечится. Отдохнет немного. Поймет, что жить без тебя не имеет смысла. И, поговорив со стариком, вернется обратно.

— А если нет?

— А если нет, — воздух едва заметно накалился, — через год я скажу тебе, где он.

У Далата все же немного отлегло от сердца, но оставалось еще много вопросов.

— С ним может что-нибудь случиться в пути?

— Мы обсудили, как лучше добраться до места. Офиару может постоять за себя. Отлично владеет ножом и луком. К тому же он не собирается разгуливать по площадям, чтобы каждый в Империи мог немедленно сообщить, где разыскивать супруга генерала. Он неглупый мальчик.

— Глупый. Раз ему пришло такое в голову…

— Не мне говорить тебе о молодых влюбленных омегах. Он действительно думал, что поступает правильно, но его «правильно» выходит из постулата — так будет лучше для моего альфы.

— Бред!

— Согласен. Но, Далат, дай ему немного времени.

— Кто твой друг?

— Лекарь.

— Его пол, Курций.

— Альфа.

Желваки на лице генерала напряглись.

— Ему почти девяносто. Переживать об этом не имеет смысла.

Далат отвернулся, прошелся по комнате, размышляя.

Доктор не мешал, прекрасно понимая, какую внутреннюю борьбу ведет альфа, разлученный с собственным омегой. Ему оставалось только надеяться на выдающиеся аналитические и стратегические способности. Он просто обязан был понять, что решение Курция наилучшее из доступных, хотя и не самое легкое.

— Я не прекращу его искать… но пытать тебя не стану. Если я все же не сумею найти его раньше, то через год, ты сообщишь мне о месте нахождения мальчишки.

Курций облегченно кивнул.

— Я так же приставлю к тебе двух охранников.

— В этом нет необходимости.

— Это не просьба и не предложение, — жестко отрезал Далат, и доктору пришлось прикусить язык.

— Надеюсь, все будет так как ты задумал, иначе…

«Иначе не сносить мне головы», — закончил про себя Курций и поднялся.

Одиночество

Спустя несколько недель на генерала развернулась настоящая охота. В то время как стражники рыскали по всей Империи в поисках сбежавшего супруга, а Далат снимал с подчиненных две шкуры за малейшие проступки, свободные омеги не оставили интересное положение альфы без внимания.

И одним из самых ярких поборников семейного благополучия альфы выступил Эвиний, недавний жених генерала, коим, впрочем, он сам себя считал.

Не проходило ни дня, чтобы нахальный плут не являлся в особняк Далата и не дожидался того со службы. Причем, как правило, ожидание проходило в личной постели генерала, и даже Приму не удавалось выпроводить настырного омегу.

— Не удивлюсь, если через полгода мы сыграем вторую свадьбу, — недовольно бухтел Прим, занимаясь делами на кухне.

— Думаешь, хозяин так быстро сдастся? — спросил Маций, переставляя тяжелый котел на стол.

— Хм! А ты посмотри на эту шлюшку сам. Любой найдет чему поучиться.

— Даже ты? — не выдержал пожилой бета.

Метнув злобный взгляд, Прим выпрямился:

— Советую придержать свой длинный язык. Сулла ещё не скоро оправится, а значит, я могу отдать распоряжение угостить тебя плетьми когда вздумается.

Мгновенно стушевавшись и пожалев о том, что вообще раскрыл рот, повар поспешил перевести разговор в другое, более безопасное русло.

— Как он себя чувствует, кстати?

Прищурившись, Прим ещё немного посверлил распустившегося раба взглядом и соблаговолил ответить:

— Нормально. Выпороли его, конечно, сильно, и палец сломан. Но через месяц будет как новенький.

К своему собственному недовольству, Прим взял на себя ответственность за пострадавшего бету. Ухаживал за спиной, поторапливал эскулапа с визитами, если тот забывал, хорошо кормил. Никто не осмеливался спрашивать о причинах странного поведения домоправителя, опасаясь ступать на неизвестную территорию. Все, что оставалось домашним, это тихонько шептаться за спиной и провожать долгим взглядом стройную фигурку, скрывающуюся на чердаке строго по расписанию.

Омега и сам понимал, как подозрительно выглядит, проявив неожиданную заботу о человеческом существе, тем более Сулле, которого ещё недавно презирал до глубины души. Вот только… только он оказался третьим человеком, уши которого слышали, чем пригрозил бете Офиару, если тот скажет хозяину о побеге хоть слово.

Естественно, Прим не собирался сообщать об услышанном, рассчитав, что надоедливый выскочка сам уберётся с дороги, и уже никто не запретит согревать постель хозяина как раньше.

Омега уже потирал руки, приводя себя в порядок с удвоенной силой, когда долгожданный день наконец настал. Течка закончилась, Офиару ушел к Курцию, а днем, захватив вещи, исчез.

Чтобы не попасться под горячую руку домоправитель придумал себе работу и отправился по давно ожидавшим поручениям, вернувшись под вечер, когда начинал накрапывать дождь.

К своему счастью, на пороге он встретил младшего супруга Его величества и поторопился прилепиться к тому пиявкой, разумно полагая, что рядом с ним будет безопасней.

И не прогадал…

Вынося миску с супом из кухни, Прим старался не обжечь пальцы и успеть донести еду горячей. Ноябрьский ветер холодил кожу, проникая в жилища и особенно на чердак, где отдыхал бета.

При мысли о Сулле ему стало гадко. Гадко от того, как хозяин поступил с верным рабом. Конечно, он мог сообщить генералу, но ведь не был обязан. В конце концов, он сам подарил их тупоголовому супругу! Так что винить было некого. А уж то, что только слепой не видел подавленного состояния белобрысого и кислой мины накрепко прилипшей к смазливой физиономии, снова говорит далеко не в пользу мужа.

Но так измываться над Суллой! Да он, наверное, единственный, кому действительно не наплевать на этот чертов дом и эту бешеную обезьяну, что зовет себя генералом!

«Кретин! Урод! Амбал недобитый», — яростно корил Прим когда-то любимого альфу. Да он и близко не подойдет к ублюдку! Тоже мне красавец выискался… и сам виноват, что не оценил такого сногсшибательного омегу как он. Пусть теперь довольствуется этой грязной швалью голубых кровей!

Прошло немногим больше месяца, но чувство щемящей тоски и пустоты все прочнее занимало пространство вокруг Далата. Собственный дом казался пустым и безлюдным. Он уходил в тишине и в нее возвращался. Пустые комнаты, пустые улицы, пустой Рим. Все потеряло свое значение, оставив Далату только то, что он мог себе позволить в минуту жестокого сражения: разум и холодный расчет.

Находясь в лагерях и на форумах, в совете и на личных встречах, обсуждая тактику и бюджет провизии для легионеров, Далат постепенно превратился в машину, точно выполнявшую свои функции, держа в сознании несколько десятков параллелей подчиненных его контролю. Не было интереса, не было огня, не было волевой силы в его решениях, он просто отдавал нужные распоряжения, получал информацию и менял последовательность безразличных ему событий. Впервые Рим не имел для него никакого значения, придавая любому действию механический скрежет.

Перемена не осталась незамеченной.

Однако, каждый, кто пытался поговорить с генералом, натыкался на пустую стену, и когда раздраженный поведением друга Торциус, наконец, не выдержал:

— Ты что истукан каменный? Сколько это будет продолжаться?! — Далат ответил:

— Триста восемнадцать дней.

Император вздохнул, опустился на стул с подлокотниками.

— Возможно, меньше, если мне удастся отыскать его самому.

— Что докладывает разведка?

— Почти каждый день приходят сообщения о похожих омегах. Мои люди проверяют любую зацепку, каждого бродягу, но он будто сквозь землю провалился.

— Мы можем нажать на Курция, — нехотя предложил Тор.

Несмотря на все желание помочь другу, он не мог забывать о том что его собственный омега на сносях и через пару месяцев должен был разродиться, причем нелегкими родами. «Слишком молод, — сказал с недавних пор злополучный доктор, — а ребенок крупный.»

— Нет. Все останется так как есть. Ему нужно подумать. И… Я хочу ему доказать, что, сколько бы времени ни прошло, я не откажусь от него.

Тяжелый мрак окутывал особняк, когда Далат вернулся в холодный дом и прямиком направился к их с Офиару совместному ложу. Ему казалось, что это последнее место, все еще хранившее запах супруга. Он запретил менять простыни, и ночь за ночью напролет просто лежал не шевелясь, прокручивая в памяти счастливые моменты. Их было немного за очень короткую совместную жизнь, но это было единственное, что заставляло раз за разом возвращаться в родовой дом Спиционов.

Часами размышляя о своей семье и фамилии, Далат прекрасно понимал стремление человека увековечить собственную историю, сохранить род и передать наследникам гордость за собственную судьбу. Но разве не важно, кто пойдет по твоим стопам, кто будет рассказывать малышам о подвигах дедов? Если рядом не тот, кого выбрал ты, не тот единственный, предназначенный судьбой, то какой смысл переживать о какой-то фамилии?

Ведь защищая свою семью и вписывая себя кровью в пергамент времени, ты делаешь это из любви. Любви к людям, будь это твои собственные соплеменники, супруг или дети. А если любви нет, то нет и отваги. Нет храбрости, решимости и поступка. Такого поступка о котором с гордостью предстоит вспоминать будущим поколениям.

Разве это не дети твоей любви? Пусть ты и не увидишь их, но именно по этой искомой причине ты надеваешь латы, опускаешь шлем и крепко сжимая меч, выходишь на поле брани.

Ты защищаешь свою любовь. И если боги милостивы, она будет цвести сквозь века теми, кто с гордостью сохранит твое имя.

И Далат любил. Любил отечество, защищал Империю со всей страстью, так как учили деды… Однако только потеряв половину своей души, он понял, за что так яростно скрещивал клинки и рубил головы…

За тех, кто ждал дома, за мир и возможность проводить отпущенное время с одним-единственным существом, с тем, кто и был родиной, родными, Империей — всем.

Сражаясь так много лет, он наконец понял, что значит род. Род — это та любовь которой дышат рожденные тобой существа.

Так почему же эта мысль немыслимо долго скрывалась от Далата, оставляя лишь сухое громоздкое понятие — Род. Род без любви не имеет смысла, и фамилия превращается в пустой набор букв. Так зачем его сохранять? Оболочка без души не имеет смысла. Род Спиционов без Офиару не имеет для альфы никакого значения.

Далат остановился в проеме, разглядывая темный силуэт в собственной постели. Пламя свечей лоснилось по натертой маслом коже, подчеркивая привлекательность молодого тела. Плавные изгибы скрадывал полумрак, даря эфемерность, словно сам бог решил спуститься к потерявшему надежду воину. Светлые льняные волосы струились по заостренным плечам.

У Далата перехватило дыхание.

— Офиару?

Наваждение

— Офиару?

— Да, любимый, — отозвался такой дорогой сердцу голос.

Альфа не мог пошевелиться. Сердце глухо стучало в груди.

— Ты вернулся? — не веря себе, он сморгнул и сделал два решительных шага к ложу.

— Не вынес разлуки с тобой, дорогой.

Присев на кровать, Далат протянул руку, коснулся бедра, скромно прикрытого простыней…

Наваждение не исчезло.

Словно в тумане, альфа не мог оторваться от пламени свечи, танцующего в обожаемых глазах. Не выдержав, он резко подался вперед, прижал к себе дорогое тело и стал отчаянно покрывать поцелуями лицо, волосы, плечи.

— Родной мой, любимый, как же я соскучился, — шептал Далат, едва отрывая губы от гладкой кожи. — Зачем ты ушел, зачем оставил, я сходил без тебя с ума, я не отпущу тебя больше, никогда. Слышишь, никогда!

Омега в его руках тихонько скулил от желания, томно вздыхал и теснее подставлялся под жаркие поцелуи, пока Далат продолжал что-то шептать срывающимся гортанным рыком, наваливаясь на хрупкое тело все тяжелее.

— Давай, дорогой, возьми меня скорее, — пропищал распаленный омега…

Что-то было не так.

Опасность острием стрелы утыкалась в макушку, отвлекая от любимого супруга.

Далат немного замедлился, прислушиваясь к инстинктам, но не выпуская Офиару из рук.

Чувство напряжения словно витало в воздухе духом надвигающейся беды.

На секунду прикрыв глаза, Далат сделал глубокий вдох.

Горьковатый огненный запах коснулся ноздрей.

Распахнув глаза, альфа с ненавистью оттолкнул подделку.

— Любимый?! — непонимающе воскликнул омега.

Тем временем генерал кинулся к окну, распахивая створки настежь и впуская холодный ночной воздух.

Дурман развеивался.

Быстро смекнув в чем дело, омега кинулся прочь с кровати, надеясь унести ноги раньше. Далат бросился следом, дотянувшись до развевающихся волос и резко дернув назад.

— Ай!!! — визжал обманщик, когда альфа тащил его за пучок темных косм обратно. — Пусти!

— И что же ты забыл в моей постели, Эвиний? Снова? — не глядя на омегу, пробасил Далат. Свежий воздух рассеял наваждение, и генералу больше не нужно было смотреть, чтобы понять что за змей вполз в его дом.

— Я просто хотел скрасить твое одиночество, — лепетал испуганный омега, пока Далат привязывал его простыней к ножке кровати.

— Скрасить мое одиночество, говоришь? А кто тебя просил об этом? — затянул альфа узел потуже.

— Никто. Но на тебя смотреть больно!

— А ты не смотри, — Далат прошел к сундуку у стены и с грохотом распахнул крышку.

— Да, как же это можно. Я ведь люблю тебя! — чуть ли не с претензией вопил омега.

— Любишь? — альфа в полумраке сверкнул темными как омут глазами.

Эвиний чуть запоздало кивнул.

— На все пойдешь ради меня? — найдя то, что хотел, Далат развернулся в пол-оборота, позволяя омеге увидеть то, что он искал.

В руке альфы сверкнул нож.

— Чего притих?

Глаза омеги полезли на лоб, он подобрался, в ужасе закусил губу, выдохнул почти неслышно:

— Отпусти меня… пожалуйста.

— Отпущу, родной. Отпущу. Сейчас. — И альфа решительно шагнул в угол к забившейся в истерике крысе.

Новая жизнь

— Обрить сына благородного семейства! — Тор в удивлении смотрел на безразличное лицо друга. — Как тебе в голову такое пришло?!

Далат лишь передернул плечами.

— Это слишком, тебе не кажется?

— Тор… — в зал ворвался темноволосый омега. Хотя «ворвался» не самое подходящее слово для маленького пыхтящего шарика, медленно, но верно движущегося к цели, — ты уже слышал, — на ходу вещал он, когда заметил генерала. — Ой, я помешал? — и заискивающим щенком уставился на мужа.

— Конечно, нет, солнышко. Обсуждаем дела насущные.

— А дела побритые и жалкие вы тоже затрагиваете? — Дэль с уважением посмотрел на генерала. — Это великолепная идея!

Далат отреагировал на восторженную похвалу легким кивком.

— Ну хоть кто-то оценил. И все же советую принести извинения отцу Эвиния.

— Нет.

— Далат!

Двое альф уставились друг на друга.

— Милый, но ведь он защищал честь Офиару, — тихонько, так, чтобы кроме них троих никто больше не слышал, прошептал Дэль, кладя руку на запястье супруга.

— Вижу, у тебя серьезные заступники, — недовольно сдаваясь, ответил Император. — Ладно, я улажу вопрос. Но больше без фокусов. Каковы донесения с границ?

— Варвары наступают с северо-востока. Движутся пешим ходом, скоро будут у наших границ.

— Войска?

— Часть перебросили, подтягиваем обозы и новые единицы. — Далат нахмурился.

— Есть проблемы?

— Они избегают открытых местностей. Придется перестраивать стратегию, многие боевые сочленения окажутся бесполезными в лесах.

— Докладывай каждый день.

Генерал кивнул.

— Ты свободен.

Массивная дверь захлопнулась за Далатом, а омега уже устраивался у любимого на коленях.

— Это опасно?

— Нет, родной. Это далеко от Рима. Легионеров много, и они хорошо обучены. Тебе не о чем волноваться.

Омежка кивнул. Руки альфы, как и его собственные, обхватили огромный живот.

— Как мы его назовем? — задумчиво спросил Дэль.

— А как ты хочешь?

— Если будет омега, то давай назовем его Хели, только у нас будет альфа. Вот, — Дэль сдвинул руку мужа выше пупка, — чувствуешь, как толкается? Так что мы назовем его Креон. Ты же не против?

— Конечно, нет. — Тор мягко улыбнулся, когда омежка расслабленно выдохнул:

— Слава богам. Так переживал, что мы будем спорить из-за имени. Это же так важно. Ты, наверное, тоже об этом думал?

— Думал.

Тор убрал отросшие черные волосы с шеи и тепло выдохнул, заставляя Дэля ерзать от мурашек, пустившихся вниз по позвоночнику.

— И-и-и? Ты согласен с моим выбором?

— Абсолютно.

Тор легонько прикусил загривок омежки.

— А мой выбор мы используем, когда у нас будет второй, третий, четвертый…

— Зачем так много? — испугался паренек.

— Чем больше, тем лучше. Согласен?

— Ну-у-у да, но… А вдруг они будут такими как я? — скукожился расстроенный омега. — Я не справлюсь.

— А ты и не обязан. У тебя есть я, — альфа крепче обнял свое счастье. — И вместе нам все по плечу…

Недовольно заерзав, промокший от пота омега выбрался из-под медвежьей шкуры. Дед опять накинул на него меха, пока тот спал.

Глянув на острые лучи света, подбиравшиеся все выше к связкам лука, Офиару понял, что снова бессовестно долго дрых. Подпрыгнул, запутался, снова вспомнил деда добрым словом и, наконец, принял вертикальное положение.

Горячие пятки коснулись студеного пола, заставляя растрепанного паренька вздрогнуть и поджать пальчики. «Как же холодно», — подумал он и шустро спрыгнул с широкой лавки, превратившейся в кровать для маленького омеги. Нащупав валяные чоботы, мигом надел их на ноги и подбежал к окошку.

Так и есть, тяжелые глухие удары вовсе не приснились. Дед колол дрова силой своей играючи. «Мошенник», — решил Офиару, вспомнив, как еще пару дней назад старик умирал от болей в спине и был не в состоянии подняться. А когда омега наконец согласился с ним перезимовать, хворь как рукой сняло.

Растапливая печь, омега вспоминал, как встретил этого прохиндея впервые. Вернее увидел, потому что разыскивал этого старикана почти неделю, следуя тщательным указаниям Курция, и все впустую. Шел на восток, потом вверх по реке, у ущелья свернул налево — и ничего.

Устав после долгого перехода по имперским землям, а потом замерзая в лесу, он был готов сдаться и идти дальше в родные земли, когда однажды утром проснулся от запаха жареного мяса. Напротив него сидел леший, заросший словно куст, с нависающими бровями из под которых блестело два черных уголька.

— Проголодался, малец? — прохрипел он осоловело пялящемуся на него пареньку.

И удивиться было чему.

Помимо уж очень впечатляющего вида утреннего гостя, Офиару был готов поклясться, что не слышал ни единого шума, ни треска сухих веток, с лихвой стелящих полог дубового леса, ни крика вспуганой птицы, ничего. Старик будто материализовался из воздуха, развел костер щелчком пальцев и спокойно прокручивал тушку зайца над огнем.

Придя в себя, он все же познакомился с чудо-юдом, к облегчению узнав в нем того самого дедушку, к которому отправил его Курций. Узнав о враче, Дридвас, так звали старика, совсем обрадовался, а когда Офиару передал ему посылку и письмо, то и вовсе вцепился в него как клещ и поволок глубже в лес.

Оказалось, что двое суток омега ходил кругами, игнорируя глухую чащу, где притаилась крошечная полянка с приземистой избой, добротно сколоченной и просторной.

Плотно накормив омегу, старик потребовал рассказать ему новости, пока сам заваривал чай и собирал на стол, и как бы не отнекивался омега, он был накормлен и обогрет. Язык развязался сам собой, а на пятой кружке чая Офиару рыдал взахлеб, изливая горести, томившие его с того дня как он покинул Рим…

На ночь глядя старик его никуда не отпустил, и Офиару впервые за последние недели крепко спал.

Наутро ему стало стыдно за собственную несдержанность и он попытался улизнуть втихомолку. Омега уже пробирался к двери, когда дед отчаянно закряхтел, вынуждая паренька вернуться и справиться, не случилось ли чего. И конечно, случилось. Старика скрутили старые боли в спине, и омеге не оставалось ничего иного, как остаться и приглядеть за древностью.

Так он думал тогда.

Всю неделю старик ныл и канючил, как одиноко ему в глуши и что было бы, если бы Офиару не появился. Даже воды некому было бы подать.

В общем, хитрован уговорил его перезимовать вместе.

Немного подумав, Офиару рассудил, что рыдать вдоволь он может везде, и где коротать зиму, да и всю оставшуюся жизнь, совершенно не важно, если рядом нет Далата.

Как только омега сдался, старику как по волшебству полегчало. Колоть дрова, носить воду, охотиться омеге не разрешалось. Вот тут-то омега и понял, как его водили за нос. Этому альфе хоть и перевалило за девятый десяток, но позиций своих он сдавать не собирался, командуя мелким как хотелось.

Офиару думал было возмутиться, но злиться на старика не представлялось возможным, как бы сильно он того не желал. А уж каким интересным рассказчиком тот оказался! Он, казалось, знал все на свете, а по вечерам баловал мальчишку занимательными то ли байками, то ли легендами. Офиару слушал раскрыв рот, и дедушке не раз приходилось напоминать что «чай стынет».

За вечерними посиделками время неслось незаметно, и омега даже иногда забывал о собственных печалях и горестях, всерьез подумывая задержаться у дедушки подольше…

День сегодня стоял ясный, морозный. Ледяные узоры щедро расписали пару небольших окошек. Но вот занялся огонь в печи и тепло потянуло вокруг, отогревая застуженные предметы.

Омега расслабил плечи. Дэль должен был вот-вот родить, и Офиару в надежде молча просил богов позаботиться о младшем брате. Тогда его рука сама собой спускалась вниз и гладила плоский живот…

— Чего грустишь, малец? — Офиару вздрогнул. У двери копошился дед, скидывая тяжелую фуфайку и стаскивая припорошенные снегом валенки.

— Задумался просто.

— Скучаешь?

Цепкий взгляд темно-карих глаз, казалось, видел его насквозь, и омеге не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть.

— Не переживай, придет весна, глядишь, передумаешь.

— Нет, дедушка. Не передумаю, — отвернулся Офиару.

— Дело твое, но не зарекайся. А пока давай-ка посчитаем, сколько дров нам понадобится чтобы переждать метель.

Омега посмотрел в окно. Солнце сияло высоко, а крошечные снежинки едва заметно блестели в белоснежном хороводе.

— Будет метель?

— Еще какая. Дня на три. Так что давай готовиться.

Дридвас не ошибся.

Метель бушевала трое суток, а после им пришлось откапывать выход из избы. Благо дед оказался бывалый, и в доме обнаружился основательно набитый подвал, так что с голоду помереть им не грозило, а натасканные накануне бури дрова весело потрескивали в раскаленной печи.

Вот уже четвертый час они раскапывали двор, когда старик напрягся и посмотрел куда-то в глухую стену, отгородившую поляну от остального леса.

— Офиару, иди в дом.

— Что-то случилось?

— Иди, сынок. И не показывайся, пока я не позову.

Не став спорить, Офиару скрылся в избе. И, поспешив скинуть валенки, бросился к окну, посмотреть, чем это собирается заниматься дед.

Старик тем временем направился ближе к небольшому зазору, скрытому ветками. Именно таким они пробирались на поляну.

Через несколько минут появились какие-то люди, небольшой отряд.

«Варвары», — с ужасом понял омега, разглядывая пестро одетых людей огромного роста с мечами и топорами наперевес.

Судьба

Дридвас разговаривал с варварами недолго, и все это время омега выкручивал себе пальцы, переживая за старика. Наконец старик повернул к избе, оставив варваров настороженно ожидать у окраины поляны.

— Что им нужно? — подскочил Офиару к альфе, как только тот переступил порог.

— Вождь заболел. Они хотят помощи.

— Это опасно?

— Зависит от того, смогу ли я чем-нибудь помочь.

— А вы сможете?

Старик оторвался от своей сумки, куда собирал все, что ему могло понадобиться: сушеные травы, коренья, бутылочки и плошки, склонился над Офиару и положил руку ему на затылок.

— Все будет хорошо, маленький. Не переживай.

Уже стоя у двери, натягивая валенки покрепче, он сказал:

— Как только мы уйдем, обожди немного и натаскай себе дров, да поглядывай, чтоб никто не подкрался. Затем запрись и не выходи пока я не вернусь. Понял?

Офиару послушно кивнул, и старик вышел прочь.

Зимний сумрак стал сгущаться рано, выпуская на небосвод сияющие кристаллы звезд. Переживая за Дридваса, омега то и дело подскакивал к окошку только за тем, чтобы увидеть пустынное темно-синее полотно сугробов, обрамленное черными кронами зарослей.

Следуя указаниям деда, омега натаскал дров и закрылся, понимая, что ему может грозить опасность.

Он решил потушить печь и затопить ее лишь когда стемнеет, в надежде, что дым останется незамеченным. После, задрапировав окна отысканными тряпками, омега развел оставленный ему чай, как это делал дед, и сел ждать.

О варварах он знал немного. Что-то ему рассказывал папа, остальное он слышал от мужа. Если он ничего не забыл, то варвары это воинственная орда кочевников, обитающих далеко на востоке. Они не строят жилищ, а предпочитают передвигаться с места на место, уничтожая все на своем пути, словно саранча.

После свадьбы Офиару иногда слышал упоминания о них от мужа и его друзей. Омега не до конца разобрался в происходящем, потому что никто не хотел «нагружать голову младшего супруга лишними сложностями» (Офиару злился про себя, вспомнив слова одного военачальника, к которому обратился с вопросом), но общее опасение уловил верно. Варвары неминуемо приближались к границам Империи и, кажется, никто точно не знал, чем это грозит, ибо переговоров те не вели и в контакт с иноземцами не вступали, предпочитая угонять последних в рабство…

Стук в окно напугал Офиару. Он вздрогнул и осторожно подкрался ближе.

— Это я, Офиару, открывай, — раздался голос старика снаружи, и омега кинулся отпирать засов.

Ввалившийся альфа больше походил на сугроб.

— Неси веник.

Тщательно отряхнув деда от снега, Офиару помог ему раздеться, сгорая от снедавшего его любопытства, но проявлять его не торопился, видя, в каком состоянии дед. Нос у Дридваса был красный, а губы и вовсе посинели.

— Чаю, — нашелся Офиару и бросился наливать горячую жидкость в большую глиняную чашу. Дедову травку он нашел в мешочке рядом. Сам он пил другой сбор, говоря, что тот помогает от болей в спине.

Старик устало рухнул на лавку и откинулся на стену, примяв подсохшие пучки трав. Офиару протянул чашу и нечаянно коснувшись ледяной руки, вздрогнул.

— Не переживай, сынок, мороз меня не берет, — подмигнул старый альфа.

— Устали?

— Очень, — выдохнул дед, отрываясь от напитка. — Идти туда несколько часов, а уж после метели и вовсе пришлось… пробираться.

— Как они вообще вас нашли в этой глуши?

Старик, хмыкнув, ответил с уважением:

— У них отличные следопыты. Среди этого племени отыскались те, кто когда-то лечился у меня, поэтому когда их вождь заболел и знахари оказались бессильны помочь, кто-то упомнил, живет-де в лесах один старик… — Дридвас звучно потянул чай, причмокнул, заставив Офиару сдвинуться ближе к краю лавки и опереться на стол.

— Он умрет?

— Я успел вовремя. Еще бы пол-денька, и его не спасти. Лихорадка и обморожение рук. Но ничего, теперь оклемается.

— Почему-то я всегда думал, что кочевники крепкий народ, раз живут без дома, — размышлял вслух Офиару.

— Так и есть. Метель накрыла их в пути, пришлось разбивать лагерь и устраиваться впопыхах. Вождь сам захотел удостовериться, что с людьми все в порядке и никому не нужна помощь. Когда они закончили, буря разошлась вовсю, и альфа слег. Сначала думали, простуда. Ан нет, все оказалось куда серьезней. Всего необходимого для лечения у них не нашлось, а метель привязала их к месту. Так что, сынок, ему повезло. Судьба.

Кивнув, Офиару задумался:

— Дедушка, а они близко к границе?

Дридвас нахмурился.

— Лес принадлежит Империи. Пустошь, где осели танмуры — свободная территория. Стоит им сделать шаг, и… — старик снова отхлебнул, позволив тишине закончить за него.

— Значит, будет война?

— Будет.

— А если бы он умер? — не смог удержаться Офиару от вопроса.

— Если бы он умер, то его место занял бы другой. Поверь, я бы отдал свою никчемную жизнь, если бы она стоила мира. Но, увы, один человек ничего не значит.

От страха омега подобрал ноги и уткнулся носом в колени. Единственное, чего он хотел, это увидеть мужа хоть одним глазком. Вдруг ему нужна поддержка? Или просто забота, ведь он наверное и ест плохо и спит мало.

— Может, домой?

Дридвас внимательно вглядывался в лицо омеги, пока тот не замечал ничего вокруг. Офиару поднял угрюмый взгляд, задержался на морщинистом лице и покачал головой:

— Нет, дедушка. Нет.

— Тогда давай спать. Утро вечера мудренее.

Следующие дни прошли для Офиару как в тумане. Он делал то, что должен был, но мысли его витали очень далеко. Даже истории деда не могли отвлечь его от мрачных дум.

После полудня юноша и старик перебирали ягоды в подвале.

— Дедушка, — нарушил тишину омега.

— Да, сынок. Устал? Говорил же, иди отдохни.

— Я не о том. — Офиару, не отрываясь, брал новую скорченную ягоду шиповника и перекладывал ее в кувшин, определяя как пригодную для настойки. — Я, наверное, вернусь.

— Правильно, Офиару, правильно.

Долго думая обо всем на свете, Офиару понял еще в пути, что отныне никогда. Никогда не сможет он подпустить к себе другого альфу. Но и думать ни о чем другом, кроме своего мужа он тоже не мог.

Тоска глубже вгрызалась в сердце, и даже еженощные приступы отчаянья, кончающиеся тихим хрипом в подушку, не приносили облегчения. С каждым днем становилось только хуже.

Вещи летели из рук сами собой, он не помнил, зачем его послал дед на двор, руки стало мелко потряхивать от тревоги. Ему казалось, что вот сейчас Далат нуждается в нем больше всего. А Офиару, его пары, нет рядом.

— Я уйду завтра, до зари.

— Хорошо, Офиару. Я соберу тебе небольшой гостинец. Тебе же понравился мой чай?

Кивнув, омега улыбнулся.

Вечером оба поняли, что это их последние посиделки.

— Ты ж навещай меня. И детишек своих прихвати.

Побледневший омега поджал губы:

— Вы же знаете, что это невозможно.

— Все возможно. Ты еще молод и все у тебя наладится.

Ничего не ответив, Офиару опустил взгляд на стол.

Он не хотел говорить Дридвасу, что вернувшись, потребует у мужа взять второго омегу в семью, иначе он не намерен с ним оставаться. Таково будет его условие. Пусть Офиару будет страдать, но Далат узнает радость отцовства, и если ему повезет и омега окажется достаточно добрым чтобы позволить несчастному первому супругу помогать ухаживать за ребенком, то о большем счастье он и мечтать не посмеет…

Тук, тук, тук.

Дридвас и Офиару переглянулись.

— Кто там? — Гаркнул старик так, что омега плотнее вжался в угол.

— Открывай, дед! Октар пришел! — раздалось в ответ.

— Кто это? — прошептал Офиару.

— Похоже, воскресший вождь.

Вождь

— Оденься и сиди тихо, — скомандовал пожилой альфа. Омега быстро кивнул и кинулся к вещам.

— Иду! — проголосил дед для ночных гостей.

Усаживаясь в самый угол за спиной деда, Офиару старался не пялиться, когда исполинского роста альфа закрыл собой дверной проем, а затем выпрямился, доставая макушкой до потолка.

Скинув плащ, тяжело рухнувший на пол, громила предстал во всей красе. Силы он был немереной, мышцы напоминали бычьи, бугрясь наперегонки. Смуглая кожа переливалась мокрым песком даже в скудном освещении избы. Варвар, или танмур (как однажды назвал их племя дед) был опоясан мехами и кожей. Темные штаны прятались за бесчисленными шкурами неизвестных Офиару зверей, нависавших ниже бедра. Их светло-коричневые и желтые расцветки украшали пятна и полосы, словно повелителя животного царства.

— Доброго вечера, дедушка, — прохрипел еще сиплым от простуды голосом альфа.

— Добрый, коли с миром, — настороженно ответил хозяин.

— С миром. — Альфа слегка склонил голову, а его провожающие темной массой перекатывающиеся позади, тут же согнулись пополам в поклонах.

— Тогда милости просим.

Тотчас ноздри альфы затрепетали, и он застыл, хищно зыркнув в сторону омеги, ловя того за подглядыванием. Глаза сверкнули желтым, как у волка в темноте, и Офиару потупился, втянув голову.

Тот же сиплый голос проговорил что-то на незнакомом наречии, и дверь захлопнулась.

— Холодно, поди, на дворе, — сетовал дед, волнуясь за оставшихся снаружи.

— Нам? Нет. — В голосе гостя померещилась слабая улыбка.

— Прошу к столу.

— Благодарствую.

Дридвас повел пришедшего, опережая того на шаг, предложил противоположную лавку, сам уселся рядом с Офиару. Доска натужно скрипнула под весом гостя, и места в домике сразу не стало, словно альфа заполнил собою все пространство.

Омеге стало не по себе.

Слишком много этого пугающего человека, слишком резкий запах. Хотелось уйти, но так просто омега не собирался сдаваться. Альф он видел не в первый раз, и он уже не маленький, несмотря на обращения деда. В конце концов этот варвар просто гость в чужом доме, а значит, Офиару не станет бояться и трусить. Все будет хорошо.

— Это мой племянник, Офиару, — без зазрения совести солгал старик. Врать о более близком родстве не имело смысла, между их запахами не было ничего похожего, а вот за дальнюю кровь омега мог сойти. Офиару сразу понял, что дед старается защитить его и согласно кивнул.

— Рад знакомству. Меня зовут Октар.

— Здравствуйте, — тихо и твердо ответил омега, решаясь посмотреть на гостя напрямую.

Ему хватило секунды, чтобы необычный облик альфы врезался в память. Высокие скулы и огромные миндалевидные глаза чайного цвета. Волосы дикаря растрепанно спадали на лоб, выгоревший на солнце темно-русый оттенок терялся в пепле и бронзе. Множество колец из белого металла украшали уши гостя. И запах… Специи и мускус, горькая трава и слабый запах пота, усиливающий аромат, разом затопил избу, перебивая запах дедушки и омеги.

Побороть такого будет не просто.

Запах подчёркивал ореол силы и могущества. Внешность лишь подтверждала скрытую угрозу, притаившуюся за снисходительной маской благодарности, не отменяя искренности последней. Перед ним был один из сильнейших представителей своего пола, с которым Офиару довелось повстречаться.

Офиару поспешно опустил ресницы и сделал вид что его здесь нет, позволив Дридвасу и гостю вести беседу, из которой становилось ясно, что Октар хотел лично выразить благодарность за свое спасение.

В это время Офиару думал о том, что именно ему, супругу генерала, чьим легионам предстоит сразиться против варваров, выпала доля сидеть за одним столом с врагом.

Ему срочно нужно было возвращаться к Далату.

— Спасибо, но мне ничего не надо, — вежливо и настойчиво повторял Дридвас.

— Я уверен, что могу дать то, что вам придется по душе. Если золото и каменья вас не прельщают, то могут покорить меха. Ничего подобного вы не найдете в округе.

— Такому древнему старику как я, немного нужно. Пара медвежьих шкур да зайцев на шапку.

— Тогда вам понравятся танмурские ткани, — не сдавался Октар.

— Куда мне, — скромно развел руками Дридвас. — Я живу скромно, уединенно. Жаль будет тратить такую красоту на нашу глушь и грязь.

— Может, скот? Наши коровы и козы славятся отменным молоком, — зашел Октра с другой стороны.

— Щедрое предложение. Однако я слишком стар, чтобы присматривать за кем-нибудь помимо себя.

— Наверняка пара юных омег скрасят ваше одиночество и заодно присмотрят за хозяйством.

— О, спасибо, но вынужден отказаться. Мне хватает забот с Офиару, — прикинулся старик беспомощной древностью, пытающейся совладать с молодым юношей.

Альфа дураком не был и видел, что старик попросту отнекивается, но гордость не позволяла остаться в долгу и не отблагодарить спасителя, пусть тот и начинал его немного раздражать. Он, Октар Неукротимый, Повелитель Многотысячной Орды, Наместник Небесного на Земле, сидит и уговаривает упрямого деда принять его милость! Пора было с этим заканчивать.

— Если племянник вас тяготит, могу подыскать ему отличного мужа среди моих лучших бойцов. Уверен, мой выбор сможет осчастливить любого омегу.

— У меня есть муж, — последние слова зацепили Офиару, заставив вынырнуть из собственных размышлений. Застигнутый врасплох, он забыл о смиренной роли, отведенной ему стариком и прямо посмотрел в глаза альфе.

Октар не видел ни страха ни смущения. Только достоинство и твердость.

— Прости, если обидел. Но запаха я почти не чувствую, — нахмурился альфа, не понимая как у замужнего омеги мог быть такой слабый запах мужа. Вдохнув тонкий будоражащий аромат омеги впервые, он почувствовал лишь слабый отголосок чужого присутствия, рассудив, что у парня был ухажер или друг, не более того.

Растерянный омега чуть нахмурился.

— Не стоит придавать этому значения. Запах вещь тонкая. У Офиару действительно есть муж. Так что простите, — поспешил вмешаться старик.

— Альфа, так редко навещающий омегу, не достоин столь прекрасного супруга. — Октар вперился в Офиару, заставив того порозоветь от неуместного комплимента. И все же Офиару выдержал взгляд.

Танмурец не мог не признать привлекательности паренька. Пусть тот и прятался в десяти одеялах, его кожа была чиста как гладь озера в безветренную ночь, а волосы заплетали серебро луны. Туман в глазах завораживал. Октару всегда нравилось утро после дождя — свежее, чистое, обещающее.

Намек на то, что запах отсутствует по причине неисполнения мужем своего долга задел омегу за живое:

— Мой муж достоин тысячи омег и ни одна из них не заслуживает чести вымыть ему ноги.

Веки танмурца опустились ниже, превращая глаза в узкие щели.

— Поскольку ты не принадлежишь мне, то твой муж либо сам Небесный, либо, на худой конец, Император? — решил поддеть храброго омежку вождь, щуря хитрые глазищи.

— Достоинство человека не измеряется его статусом, — подняв подбородок, гордо ответил Офиару и сложил руки на груди.

— А чем же оно измеряется?

— Способностью защитить близких ему людей или проиграть, сделав все ради этого.

— Не вижу защитника рядом, — с хрипотцой протянул Октар, наклоняя голову чуть вбок и продолжая рассматривать занимательного мальчишку.

— Это мой выбор, — уперто, со сквозившей в голосе горечью заявил Офиару, выпрямившись.

«Так и есть», — подметил про себя альфа. Королевская осанка омеги выдавала в нем далеко не простого лесного жителя и порождала еще больше загадок.

— Ой, дети, — вступил старик, когда понял что на его подстольные щипки Офиару не реагирует, и дело нужно брать в свои руки, — поздно уже. Устал я.

— Да, пора в обратный путь, — поднялся Октар, в тот же миг потеряв всякий интерес к беседе и направляясь к выходу. — Говорят, вы мастер заваривать зелья? — обернулся он уже перед дверью.

— Я всего лишь скромный травник.

— Могу я вас попросить об одолжении?

— Постараюсь помочь, если смогу.

— У моего близкого друга ноют зубы. Вы могли бы помочь?

— Конечно. Отвар будет готовиться несколько часов, — довольный предстоящим уходом гостя сказал старик. — Первым делом с утра я позабочусь об этом.

— Отлично, — улыбнулся Октар. — Тогда пришлите вашего племянника с лекарством, как только будет готово.

Старик запнулся.

— Думаю, это невозможно. Я лучше сам принесу.

— Не стоит утруждать такого почтенного человека. А судя по словам мальчишки, все важные выборы он уже сделал и абсолютно свободен.

Хищный прищур расставил все на свои места. Старик и мальчишка сами загнали себя в ловушку.

— Он заблудится. Мальчик плохо знает лес.

— Живя в нем всю жизнь? — удивленно вскинул бровь альфа. От былого дружелюбия не осталось и следа. — Я пришлю провожатого, он будет ждать у реки.

— Октар, пожалуйста, — старик понимал, что силы неравны и он безвозвратно проигрывает омегу.

— Волноваться не о чем, мой друг, — сделал он ударение на последнем слове. — Раз вам ничего не надобно, значит я сам выберу подарок. А за мальчика не переживайте, его не тронут.

— Но…

— Даю слово. Надеюсь, этого достаточно?

Тон превратился в предостерегающий, и дед был достаточно мудр, чтобы вовремя сдаться. Пусть будет слово, но если он посмеет раскрыть рот, то не останется и этого.

— Достаточно, — сокрушенно ответил Дридвас. — Офиару принесет отвар.

— Доброй ночи, — и Октар вышел.

Набравшись духа, старик обернулся — и встретил взгляд, полный испуга и непонимания.

Бой

— Но зачем я ему? — растерянно, давя голос на шепот, произнес Офиару.

Альфа, сгорбившись, устало прошел к печи.

— Это я виноват, сынок.

— Не нужно брать вину на себя, дедушка…

— Ты не понимаешь. Помолчи, — дед покачал головой и опустился рядом с омегой. — Курций прислал письмо и просил о помощи. Первый раз на моем веку, когда он обратился ко мне за советом. Он написал, чем лечил тебя, а ты рассказал о своей беде. Мне оставалось только продолжить лечение, — дед перевел ласковый, полный жалости взгляд и чуть дернул подбородком. — Тебе же понравился чай?

Все еще не до конца понимая к чему ведет старик, Офиару кивнул и замер в ожидании продолжения.

— Этот чай поможет, родимый, понимаешь, — старик неожиданно схватил омегу за руки, глянул в ожидании, словно Офиару должен был поспорить с этим. — Отвар очищает твое тело от травки, от яда, от всего, — он захлебнулся, — от всего… и запаха твоего супруга тоже.

Сердце неприятно кольнуло, словно у Офиару что-то украли, а он даже не заметил этого. Омега отнял руки и отодвинулся.

— Прости, маленький. Прости меня.

Сказать было нечего и Офиару молчал, глядя в стену.

— Прости.

Поутру старик приготовил отвар и омега, не попрощавшись, ушел.

Горечь и злость клокотала внутри. Офиару разрывался между теплой привязанностью и обидой на Дридваса. Почему он ничего ему не сказал, не объяснил, не спросил, нужна ли ему вообще помощь! Омега уже смирился со своей бедой и был готов нести свой крест до конца, так зачем вмешиваться!

«Судьба сама решает», — как-то сказал старик.

И это верно. У каждого свой путь и ничто этого не исправит. Как бы ни хотелось верить и надеяться, Офиару топтал робкие ростки желания в собственном сердце. Боли ему больше не надо. С него хватит! Он не собирается никого слушать и уж тем более какого-то незнакомого варвара.

Покинув поляну, Офиару и не думал идти к реке, развернувшись в противоположном направлении. У него были более важные дела, чтобы тратить время попусту. Ему нужно скорее вернуться к мужу и собрать осколки собственной семейной жизни воедино. Разбитую вазу не склеишь, но омега собирался попробовать вопреки всему. Все что у него было — это безумная любовь и тяга к своему единственному альфе.

Позади что-то хрустнуло, и Офиару резко обернулся, доставая короткий меч. Наверное, дикий зверь подкрался незамеченным…

Варвары!

Один слева, другой справа!

Офиару кинулся прочь, стараясь уйти от погони, но быстро понял, что бег по глубокому снегу забирает силы и не дает дышать. Сколько он протянет до того как без сил повалиться в снег и позволить этим тварям себя утащить? В выносливости воинов он не сомневался. Их громкое дыхание неслось вслед.

Нужно было принимать бой.

Выскочив на широкую проплешину, где нога едва уходила в снег по щиколотку, омега решил, что лучшего шанса ему не представится.

Он резко развернулся, скидывая заплечный мешок и меховую накидку. Волосы рассыпались по плечам. Офиару вытянул из сапожка длинный нож.

Варвары стали грузно притормаживать, и по мере того как до них доходило, что омега собирается драться, одинаковые широкие улыбки расползались по наглым рожам.

«Мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним», — стиснув зубы, подумал омега и сплюнул.

Оскалы на звериных мордах ожесточились — презрения от какого-то жалкого недоноска они не потерпят.

Альфы даже не вынимали мечи, решив, что и ножей будет достаточно. За что и поплатились. Первого Офиару секанул по плечу, давая первой крови окрасить холодный снег. Замешательство. Резкий проход ко второму — и длинная полоса вдоль бедра рассекла бедро.

— Тварь! — выругался верзила и наконец поспешил вынуть меч.

Офиару остервенело метался меж врагов, успевая отражать атаки и нанося короткие, но глубокие порезы ножом. Меч он бросил почти сразу — слишком тяжело, скользко. Делая ставку на скорость и быстроту атаки, омега наносил молниеносные удары и чудом успевал уклониться от тяжелых рук, пытающихся ухватить его за волосы и хватавших только воздух.

Не ожидавшие такого сопротивления воины беспорядочно нападали. Раны хоть и были многочисленные, но недостаточно опасные для жизни. Дыхание сбилось, а им все никак не удавалось поймать бесстыжего омегу. Взгляды, бросаемые на необычного врага стали серьезней, кое-где даже проскользнуло уважение.

Похоже, воины все же выдохлись, когда остановились и сделали два шага назад.

— Ты поплатишься, щенок! — прошипел на ломаном латинском один из них. Тот, что придерживал раненое бедро.

Офиару тяжело втягивал воздух ртом, внимательно следя за обоими.

— Твое время вышло, жалкая сучка.

На лицах застыли голодные улыбки шакалов за мгновенье до того, как дичь хрустнет в пасти.

Офиару что-то упустил.

Но понял это слишком поздно.

Удар в затылок заставил небо погаснуть.

Вражий лагерь

— … Шестеро альф не смогли доставить в целости одного несчастного омегу!

— Не такой уж он и несчастный, — ответил недовольный бас.

— Он дрался как демон. Был бы он одного с нами веса и роста… — говорящий не закончил.

— Чушь! Он просто омега! И приказ был — доставить мальчишку в сохранности, а он выглядит так, словно вы его волокли всю дорогу по камням!

— Оклемается.

Глухой удар. Что-то тяжелое грянуло оземь.

Офиару, рискнув приоткрыть налившиеся веки, обнаружил себя распластанным на полу, а перед ним то и дело мелькали чьи-то ноги и темные силуэты.

— Ты хочешь обсудить со мной мои приказы, Данжур? — угрожающий, еще немного сиплый голос Октара заставил всех замереть.

Пытаясь понять, что происходит и где он находится, Офиару поднапрягся и постарался привстать. Боль эхом отозвалась в голове, заставив его охнуть и повалиться обратно на спину.

— Дальше?

— Мы с Нараном преследовали его, гоня к Данжуру. Он заметил и решил драться. Схватить не получилось, — зло прошипел воин. — Мы пытались скрутить его без ущерба, но… — поймав грозный взгляд вождя, альфа осекся. — Данжур подоспел вовремя и вырубил мелкую сучку.

— Ясно. Убирайтесь.

Топот ног подсказал Офиару, что небольшой отряд покинул место, где он продолжал валяться беспомощной тушкой.

Тихонько охая, омега попытался выровнять дыхание.

— Значит, дерешься? — голос прозвучал над самым ухом. Снова распахнув глаза, Офиару попытался разглядеть двоившуюся картинку.

Сидя на корточках, сложив руки в замок, над его лицом нависал Октар.

— Дерусь. — Неожиданно для танмурца прохрипел потрёпанный, но не сломленный омега.

— И хорошо?

— Получше твоих воинов.

— Неужели?

— Трое на одного… нет, подожди, — припомнил Офиару. — Целых шестеро. Великая честь.

— Думал, ты струсишь и сбежишь. Собственно, именно это ты и сделал.

— У меня не было времени разносить посылки. Я опаздывал.

Зрение вернулось в норму, и Офиару удалось разглядеть темный, волнующийся от ветра потолок огромных размеров шатра.

— И куда же?

— К мужу.

Пора было подниматься и, собрав силы, Офиару перекатился на бок, неуклюже вставая на локти. Танмурец не собирался ему помогать.

— А он тебя ждет, такого вздорного и драчливого? — насмешливо поинтересовался альфа.

— Ждет, — не задумываясь, ответил омега и сам себе удивился. Конечно, он не мог знать этого наверняка, но сердце не сомневалось ни секунды, давая верный ответ.

— А ты самоуверенный малый. Тебя бы пообтесать, — задумчиво протянул Октар.

— Я не камень, чтоб меня обтесывать, и я ухожу, — с этими словами омега оттолкнулся и попытался выпрямиться.

Мир вокруг закружился тошнотворным калейдоскопом. Пол ушел из под ног. Чьи-то сильные руки с легкостью подхватили невесомое тело.

— И далеко ты так уйдешь?

Тепло и запах альфы забивал ноздри, хотелось расслабиться от нехватки сил и уснуть, но Офиару не мог себе такого позволить. Дома его ждет муж.

— Отпусти, — потребовал парень.

— Зачем? — Октар наслаждался уморительным зрелищем. Да, римские омеги отличались от омег его племени.

— Потому что я не хочу здесь оставаться. — Слабые трепыхания лишь сильнее отдавались болью в голове.

— А я хочу.

Офиару вдруг обессилел. Пульсация в висках была нестерпимой. Слезы были готовы скатиться по щекам.

— Зачем я тебе? Ты же вождь у тебя десятки, сотни омег.

— Ты прав. Так почему бы не одним больше?

— Сволочь!

— Язык не доведет тебя до добра, Офиару. — Тон был предостерегающий.

— Мне наплевать! Оставь меня в покое!

Истерика накрыла с головой. Сколько же еще он будет чувствовать себя слабым?

Октар не стал ничего говорить, правильно оценив состояния парня, поэтому просто уложил его на широкое ложе и позволил уснуть, когда слезы иссякли вместе с остатками сил.

Новый день не принес Офиару ничего хорошего. Проснувшись, он обнаружил на ноге цепь, не слишком длинную, но достаточную, чтобы их с Октаром разделяло около трех метров. Другой конец застегивался на ноге альфы.

Вождь сидел на полу, скрестив ноги. Его окружали угрюмые сосредоточенные соратники, многие из которых носили на лицах метки многочисленных битв. У одного недоставало уха, у другого был выбит глаз. Чем больше омега смотрел, тем сильнее понимал, что грозит Риму.

Стоило последнему воину покинуть шатер, как Офиару взвился, потрясая цепью:

— Что это?

— Поводок для непослушных мальчиков.

Злость ярче окрасила лицо багряным, и омега вспылил:

— Что за варварские обычаи?!

— Вы же зовете нас варварами, — Октар медленно приближался к омеге словно к добыче. — Так что тебя удивляет?

— Ненавижу! — прошипел Офиару и швырнул цепь с лязгом.

— Привыкнешь, — безразлично бросил Октар и, развернувшись, пошел прочь.

Омеге пришлось подпрыгнуть, чтобы не упасть, когда цепь натянулась достаточно, утаскивая легкого парнишку следом из шатра.

А дальше его ждала жизнь узника.

Таскаясь за вождем забавной собачонкой, Офиару испытывал на себе откровенные насмешки и издевательства. Трогать его никто не решался, признавая в нем любимую игрушку вожака, но это отнюдь не мешало тыкать пальцами, ставить подножки и швыряться чем не попадя. Октар оставался слеп и глух, видимо полагая что такое обращение пойдет омеге на пользу.

Злой и раздраженный, Офиару вскоре смекнул что единственная возможность избежать досадных издевок это держаться к альфе как можно ближе. На таком расстоянии никто не рисковал швыряться остатками обеда.

Целый день омега тенью следовал за исполином. После раннего завтрака тот держал совет, где обсуждалось неизвестно что. Увы, Офиару ни слова не мог понять из танмурского наречия, но всё те же серьезные лица не позволяли усомниться, что обсуждают они не досужие сплетни. Затем Октар шел на обход: проверял оружие, коней, припасы. Быстро обедал, иногда на ходу.

И если в первые два дня Офиару от всего отказывался, то на третий брал все, что предложат. Отчего-то ему казалось, что если он упадет ослабевшим скелетом, альфа так и потащит его за собой.

«Нет», — решил Офиару. Нужно во что бы то ни стало оставаться сильным и ждать первой возможности унести ноги.

Спорить с непробиваемым вождем он тоже перестал.

Октар оказался непреклонным, уверенным в собственной правоте и не приемлющим оправданий. Сколько раз омеге приходилось наблюдать за публичными порками воинов за тот или иной проступок. Стоя позади вождя, он то и дело вздрагивал, когда звучный хлыст со свистом охаживал голую спину, оставляя за собой кровавый след.

Потом наступала очередь воинов…

Омега вдруг поймал себя на мысли, что лагерь танмурцев хоть и отличается от римского, но по сути является тем же самым. Чужеземные воины были просто солдатами, такими же легионерами, только в других доспехах и с более темным оттенком кожи.

Единственным существенным отличием от римлян было нахождение в лагере омег. Но Офиару вспомнил, что города варвары не строят, а живут в дороге, то следовательно и семьи путешествовуют вместе с ними, правда их часть лагеря находилась в стороне. После захода солнца воинам разрешалось уходить к родным или за развлечением — понял омега к концу первой недели пребывания в гостях.

Наблюдая за жизнью лагеря, Офиару был так занят не своими проблемами, что не сразу заметил отсутствие личной жизни у Октара.

На восьмой день в палатку вошел солдат и что-то быстро сообщив, вышел, получив благосклонный кивок. В шатер вошел омега, закутанный в длинный белоснежный мех. Он был настолько прекрасен, что у сидевшего в стороне на подушке Офиару в горле застыл вздох восхищения.

Соболиные тонкие брови и шелк черных как смоль волос выгодно оттеняли оливковую кожу. Раскосые зеленые глаза смотрели прямо на Октара, словно эти двое были одни в целом мире.

Омега застыл перед альфой и мех упал к ногам, раскрывая молодое обнаженное тело, украшенное лишь тонким золотом цепочек, витиевато переплетенных друг с другом.

Кинув взгляд на вождя, Офиару был готов поклясться, что тому нравится — но ни единый мускул на лице его не дрогнул. Он лишь что-то произнес, получил ответ омеги и удовлетворенно улыбнувшись, снова что-то сказал.

Прекрасное создание собрало скинутую накидку и направилось к выходу, попутно кинув угрожающий взгляд на Офиару.

«Да уж. Осталось только нажить себе врага в лице супруга этого придурка», — мрачно подумал Офиару. В том, что это супруг, омега не сомневался. У брюнета была метка.

— Рот закрой, — поддел альфа зазевавшегося Офиару, так и глядящего вслед исчезнувшему красавцу.

Молчать надоело.

— У тебя великолепный супруг, — начал омега. — Ты не боишься, что мое присутствие оскорбит его?

— Я? Боюсь? — альфа раскатисто рассмеялся, смутив блондина. — Оскорбит?

Октар дернул цепь и подтянул Офиару к себе, пока тот не застыл у его ног, ведомый поводком хозяина.

— Наместник Небесного ничего не боится, и уж тем более не переживает о чувствах омеги. Сегодня ночью у тебя будет шанс в этом убедиться.

Сердце в груди Офиару сжалось от страха.

Гарем

Вечером, когда дела были закончены, Октар принимал ванну. Огромных размеров медный чан приволокли в шатер рабы-беты. Наносив горячей воды, они помогли альфе раздеться и принялись старательно натирать его мочалками.

О происходящем Офиару приходилось догадываться по шуму вокруг — омега решил благоразумно отвернуться от неинтересного зрелища.

Обещание, данное днем, никак не шло из головы, и Офиару опасался самого худшего. Мысли в панике разбегались в светлой голове, мешая отыскать верное решение. Нервно впиваясь ноготками в ладони, омега нервничал все сильнее.

— Не желаешь присоединиться? — предложил Октар.

— Спасибо, откажусь, — напряженный ответ выдавал Офиару с головой.

— Чего ты нервничаешь? Ничего нового ты сегодня не узнаешь… хотя, кто его знает, — загадочно закончил вождь, взвинчивая омегу сильнее.

Закончив водные процедуры, Октар облачился в тяжелый пестрый халат и вышел наружу. Омега потащился следом, не имея понятия куда они направляются и не собираясь узнавать из-за страха услышать ответ.

Легкий пар разгоряченного тела альфы окутывал фигуру легкой дымкой, распространяя терпкий запах самца в самом расцвете сил.

Офиару чуть отстал, пытаясь создать больше расстояния.

Они направились к омежьей половине.

В глубине переходов палаточного лагеря взгляд Офиару выхватил один из шатров, по мере приближения все больше разрастающийся в размерах, вытягивающийся в стороны и возвышающийся над остальным импровизированным поселением. Ткань была заметно дороже и красочней по сравнению со своим скромным окружением. У входа стояло четверо часовых, по двое с каждой стороны. Заметив приближение вождя, беты вытянулись по струнке и чуть склонили головы вниз, потупя взгляд и признавая тем самым превосходство альфы.

Октар исчез в проеме и Офиару, набрав побольше воздуха в легкие, шагнул следом, туда, где скрылся хозяин цепи.

Почти уткнувшись в могучую спину и невольно захлебнувшись запахом, Офиару отпрянул и приготовился защищаться. Но угрозы не было, лишь очень тихий голос дудочки и легкий туман кальяна рассеивали атмосферу уюта и спокойствие вокруг.

Омега разжал кулаки.

Они оказались в небольшом будуаре, в смеси низких просторных диванов, заваленных цветастыми подушками и узорчатых ковров. Легкая дымка синего газа окружала место словно островок. Среди этого великолепия раскинулись полуобнаженные тела омег.

— Где мы? — боясь нарушить благоговейную тишину, спросил Офиару.

— В моем гареме. Идем.

Альфа шагнул вперед, раскрывая свое присутствие — и как по команде тягучее пространство словно растаяло, оживая с каждым шагом хозяина.

К альфе тут же поднесли подносы с напитками и фруктами. Ещё больше омег появилось и окружило их со всех сторон, держась на почтительном расстоянии, пока Октар обводил властным взглядом оживленные лица.

Альфа улыбался, касаясь волос и обнаженных тел, словно дарил обещания.

Перед ним появился прекрасный омега, которого Офиару встретил накануне. В низком поклоне он обратился к мужу, назвав того по имени. Альфа ответил:

— Чимэг.

— Огеч теалеж йом летилевоп? — елейным голоском пропел омега.

— Иребэв хувд вокичьлам. Ыт шедуб митерт.

Офиару не понимал слов Октара, но мелькнувшая тень недовольства подсказала, что супругу что-то не понравилось. Однако альфа то ли ничего не заметил, то ли попросту не обратил внимания, проходя в глубь шатра. Офиару же ничего не оставалось, как поспешить за вождем, гремя цепью и оглядываясь по сторонам. Стоило Октару пройти мимо, и все взгляды омег из покорно-лебезящих превращались в колющие и предостерегающие. Омега поторопился.

Они прошли вдоль увесистых занавесок, грузно спадающих складками на пол. Толстые свечи, озаряющие пространство будто мистические светлячки потустороннего мира, указывали невидимую дорогу путникам.

«Удивительно, что все это обилие материи еще не полыхает алым пламенем», — подумал про себя Офиару.

— В угол, — обратился к нему альфа, указывая пальцем в сторону. Команда была неприятна Офиару, но все же он прикусил язык и отправился куда послали.

Его опасения были куда страшнее, чем невинная на вид «просьба».

Сев в сторонке, омега наблюдал, как альфа прошел в кольцо свечей, рвано окружавших гору одеял и шелковых подушек, и до того, как Офиару сообразил что тот делает, халат упал вниз, обнажая статную фигуру вождя.

Оторвать взгляд не было сил.

Октар являл собой живую скульптуру мастера, подчеркнувшего каждый изгиб совершенного тела. Выточенные формы идеального воина восхищали и завораживали.

Альфа обернулся и хмыкнул с чувством превосходства.

Офиару отвернулся.

— Нет. Ты будешь смотреть.

Омега не реагировал, уставившись в пол.

— А если нет, — угроза скользнула лезвием по горлу, — то примешь участие.

Сердце глухо дрожало в груди. Тело напряглось.

— Тебе выбирать.

Серые, затуманенные гневом глаза вспыхнули ярче танцующих огоньков, глядя на альфу.

— Хотя, если захочешь присоединиться, я не буду против, — снисходительно бросил высокомерный самец, не заметив как две жилки проступили у висков омеги.

Это хорошо, что на Офиару была цепь, иначе бы он нашел способ прикончить наглого ублюдка.

В этот момент занавески дрогнули, пропуская в иллюзорное пространство троих. Впереди шел Красавчик, а позади еще двое. Миловидные и изящные, эти драгоценные куколки украсили собой вечер. Коротко стриженый Рыжик с отчетливыми веснушками на копчике и иссиня-черный брюнет с тугой косой и острыми ключицами.

Альфа позволил окружить себя обнаженным сиренам.

Только на Красавчике, как решил называть его про себя Офиару, были цепи и кольца. Должно быть, он был старшим супругом, ведь отчетливый запах самца читался на каждом теле.

Альфа чуть приподнял руки, словно в приглашении, и Рыжик оказался самым шустрым, ухватив Октара за пальцы и приложив к груди. Взгляд альфы прошелся по услужливому личику, а омега тем временем поместил огромную пятерню туда, где билось трепетное сердечко. Видимо, вождь остался доволен, и пока остальные, приблизившись вплотную, касались могучего тела, Рыжика взяли за затылок и притянули к губам.

Альфа брал, заставляя низкорослого мальчика приподняться на цыпочки. Офиару наблюдал, как скромное достоинство омеги наливалось желанием, пока не встало торчком, касаясь бедра Октара.

Казалось, что поцелуй длится вечно, когда альфа все же оторвался, и сочная слюна стекла с губ омеги, подчеркивая пылающий похотью взгляд.

Застывший в углу Офиару, чуть сдвинулся, пытаясь сменить положение.

Старший супруг остался недоволен прыткостью младшего и требовательно опустил руку на естество Октара, сделав шаг назад, на покрывала, словно увлекая за собой. Альфа предостерегающе поднял взгляд, но все же двинулся следом. Свободной рукой омега гладил собственное тело, и цепочки тихонько позвякивали, задевая чувствительные соски и цепляясь за аккуратные гениталии.

— Йцунат, — прохрипел Октар.

Красавчик на миг застыл.

И Офиару мог поклясться, словно сам находился перед могучим альфой, что Чимэгу не понравился приказ. И все же, он выпустил из рук крупный, увитый венами, член и вышел на крошечное свободное пространство перед одеялами, призывно покачивая бедрами.

Из ниоткуда зазвучала музыка.

Бубенцы ударили неспешным ходом, и плечи омеги, упругий живот, стройные ножки дрогнули в такт. Змеи тонкого золота скользнули по гибкому телу, и омега начал танцевать.

Октар царственно опустился на подушки, широко разведя колени и наблюдая за супругом из-под опущенных век, пока Рыжик притиснулся сбоку, лаская грудь господина и позволяя тому играть с маленькими яичками. Брюнет с косой опустился перед альфой и потянулся язычком к его вздрогнувшему от легкого возбуждения естеству.

Сглотнув, Офиару заерзал.

Ровный ритм заводил танцующего омегу сильнее. Плавные руки скользили, хватая воздух. Изящный живот, казалось, жил своей отдельной жизнью, плавно переливаясь и подрагивая вместе со звенящими в тишине бубенцами. Дудочка призывно тянула, уговаривая коснуться омеги, его округлые ягодицы напрягались и расслаблялись, заставляя желание подняться выше и захватить соблазнительную бестию.

Зрачки Октара заплыли черным, а запах острых специй не давал дышать и ясно мыслить.

Брюнет жёстче брал в рот, следуя за рукой альфы, руководившей парнем за косу.

Музыка затрепетала, заводя желание на последнюю ступень, ягодицы танцора, открывающего прелестную спину альфе, мелко затряслись, словно красная тряпка перед быком. По стройной ножке скользнула прозрачная капля.

Октар дернул за косу брюнета, заставляя член выскользнуть из услужливого рта:

— Ан инелок.

Танцор замедлился и, развернувшись, ступил на одеяла. Снова повернулся к альфе спиной и не спеша начал опускаться на колени, как потребовал альфа.

Октар, вдруг взбесившись, не дожидаясь, с силой толкнул того на локти, заставляя удариться и выпятить назад ягодицы. Злой на нерасторопность омеги, он мстительно сунул два пальца глубоко в задний проход Красавчика (Офиару видел, как от боли закусил губу Чимэг, но не проронил ни звука). Растерев жидкость между пальцами, Октар попробовал парня на вкус, звучно причмокнув. Чимэг покраснел, но кроме Офиару никто не видел его лица.

Во рту разом все высохло, и Офиару передернуло.

Альфа поднялся на колени и опустив ладони с глухим шлепком на упругие ягодицы, подставил крупный член к опасливо сжавшейся дырочке. Омега в его руках вздрогнул, почувствовав касание, и напрягся.

Не заботясь о нерастянутом колечке, Октар вошел. До конца.

Слезы скатились крупными каплями с искривленного болью лица, и снова — ни единого звука.

Возвышаясь над слабым омегой, Октар огладил его бок от шеи до бедра, затем вернулся к груди и, оставив ладонь слева, сделал первый размашистый толчок.

Кулачки Красавчика сжимали одеяло, пока альфа долбил хрупкое тело в свое удовольствие. Омега, делавший ему минет пристроился сзади и лег под бедрами альфы так, чтобы доставать языком яйца самца, а Рыжик сел сверху на средних размеров член, издав довольный всхлип, и пошло облизав три пальца, приставил их к проходу альфы. Тот замедлился, позволяя парню ввести их внутрь, лишь чуть сжав зубы. И уже через секунду, поддерживая согнутого под ним омегу, продолжил остервенело вбиваться в нежное тело.

Чимэг искусал губы в кровь, пока наслаждение не стерло маску боли, заменив вожделением, исступлением, требованием уничтожить себя до конца. Ни единого вздоха, ни единого писка. Красавчик отчаянно выгнулся, и капельки пота сорвались с длинных прядей.

Октар прижал оргазмирующего омегу к груди, наблюдая, как белесая струйка брызгает вперед, пачкая зеленый шелк, доставая пламя свечей, от чего то трещит и шипит. Резкий толчок вперед — и удовлетворенный вздох говорит о том, что и альфа достиг желаемого.

Рыжик крепче обхватил собственный покрасневший член, следуя за хозяином и, ускоряясь, дал завершение третьему омеге.

Октар упал на спину, не отпуская супруга, позволяя узлу связать их ненадолго, и омега забился от новых блаженных волн, безжалостно прошивавших тело.

Тихо.

Только тяжелое дыхание остальных билось в кругу.

Когда альфа насладился, сполна поимев остальных омег по очереди, супруги ушли, оставляя их с Офиару наедине.

— Тебе понравилось? — расслаблено спросил Октар спустя время, глядя в затемненный угол.

Офиару не ответил.

— Молчишь?

Снова тишина.

Альфа усмехнулся и потянул за цепь, вынуждая омегу подняться и подойти ближе. Штаны спереди красноречиво пачкало пятно, а Офиару прятал взгляд за занавесью светлых волос.

— Вижу, что понравилось. В следующий раз не отказывай себе в удовольствии.

Проходя в палатку генерала, лазутчик чувствовал все большее напряжение.

— Докладывай, — потребовал Далат, и бета стал быстро пересказывать подслушанное и подмеченное в стане врага.

Выслушав до конца, альфа задумался. Следующий совет предстоит долгий, необходимо принять много важных решений.

— Молодец. Ты свободен, — не оглядываясь на воина, отпустил Далат, но тот не сдвинулся с места. — Что-то еще?

Бета кивнул, не зная как начать.

— Говори же! — не понимая, почему тот медлит, раздраженно потребовал генерал.

— У вождя новый раб.

— Какое мне дело? — Альфа сетовал на тупого лазутчика решившего обсудить личную жизнь вождя и тратя тем самым драгоценное время.

— Он очень красив. У него светлые волосы и серые глаза.

Далат застыл.

У беты затряслись поджилки.

— Или ты уверен в том, что говоришь, или я отрежу твой язык, привязанный к пустой голове, — угрожающе низко, словно зверь перед прыжком, прорычал альфа.

— Ошибки быть не может. Вождь зовет его по имени. Офиару. — Последнее слово едва слетело с дрожащих губ.

Союзник

На следующий день Офиару встал с тяжелой головой. Накопившаяся усталость, прежде не замеченная, давала о себе знать. Он ощущал себя грязным, виноватым, недостойным, лежа на своей подстилке в стороне от альфы, и сил бороться не было. Октар, вымотанный ночью, спал беспросыпно, позволяя омеге глубже погружаться в собственное отчаяние. Цепь казалось слишком тяжелой, расстояние между ним и домом слишком большим, а зима слишком холодной. Двигаться не хотелось.

В шатер кто-то тихо вошел, но Офиару было абсолютно все равно, что происходит вокруг. Хотелось горько рыдать. И зачем он ушел от Далата?

— Проснулся? — прозвучал незнакомый шёпот совсем рядом?

Омега с усилием развернулся, чтобы посмотреть, кому и что от него нужно.

Видение предстало перед ним в образе вчерашнего Красавчика. Темные тени под глазами и бледная кожа. Не для одного Офиару ночь прошла не без последствий. Разговаривать не хотелось, да и не о чем было, омега безразлично кивнул.

— Ты говоришь на латыни? — не зная зачем, спросил Офиару.

— Да. Или ты один из тех, кто полагает что варвары дикий народ, не способный ни на что кроме войн и грабежа? — презрительно хмыкнул тот.

Пожав плечами, Офиару отвернулся. Ругаться тоже не было никакого желания.

— Что тебе нужно от Октара?

Значит, вот зачем он решился начать разговор. Апатия вязкой массой поглощала тело, сводила на нет усилия трезво мыслить и сопротивляться.

— Скажи, ты его любишь? — неожиданный вопрос сорвался с губ до того, как Офиару успел прикусить язык.

— Не твое дело, — тут же ощетинился Чимэг.

— Вчера он заставил меня смотреть. — Неприятные воспоминания наполнили голову. — Сначала мне показалось, что он тебя раздражает, и тебе с ним плохо, но… ведь он твой истинный, так?

Офиару перевел взгляд на лицо Красавчика — боль и обида расцвели на безупречном лице.

— Значит, я угадал. Мне ничего не нужно от твоего альфы. Если ты не заметил, я пленник, — и Офиару бросил красноречивый взгляд на браслет, охватывающий хрупкую лодыжку.

— Тогда беги, — тише сквозняка, оглаживающего ноги, предложил Чимэг.

— Как далеко я, по-твоему, уйду в такой мороз? Я по пояс ухожу в эти чертовы сугробы.

Слезы стали собираться в уголках глаз. Офиару больше не верил в себя и собственные силы.

Супруг вождя немного помолчав, спросил:

— А если ночью? У тебя будет больше времени, возможно, ты уйдешь достаточно далеко.

— А потом ваши следопыты приволокут меня обратно, — пустым голосом ответил Офиару.

Чимэг злился.

Еще один омега!

Еще с одним ему предстояло делить обожаемого альфу! Истинную пару!!!

— Ты размазня, — яростно прошипел он. — Мне говорили, что ты дрался за свою жизнь с альфами, сражаясь как настоящий воин! На самом деле ты просто такая же подстилка, как и остальные! Кусок римского дерьма!

Приступ гнева вспыхнул так неожиданно, что омега подскочил.

— Да пошел ты на хер, чертов придурок! Я не уступлю в мастерстве ни единому альфе. Я владею ножом и мечом с детства. В рукопашной я бы урыл тебя за секунду. А луком проделал бы дырку в твоей дебильной голове со ста пятидесяти метров, прямо между твоих глаз, — и Офиару ткнул пальцем в основание переносицы Красавчика.

Огонь гнева полыхнул мгновенно, омега уже решил, что драки не избежать, когда Красавчик отпрянул:

— Не шутишь?

Удивленный необычной реакцией, Офиару кивнул, и к еще большему удивлению увидел, как ехидная улыбка расползается по смуглому лицу.

— Тогда слушай внимательно…

Игры

Поднявшись позже чем обычно, Октар искупался и, одевшись в легкое облачение, отправился на специально расчищенную площадку. Все приготовления к военному походу против Империи были сделаны раньше намеченного, отчего он даже позволил себе расслабиться накануне, и оставалась последняя приятная часть до тяжелого изнурительного боя, что в ближайшем будущем маячил на горизонте — Игры.

По традиции танмурцы, выступая в военный поход, устраивали Игры для воинов, чтобы сбросить напряжение и поднять боевой дух, продемонстрировав ловкость, силу и умение для братьев. К тому же командиры отрядов могли определить, кто из соплеменников находится в лучшей физической форме и кому можно доверить важные поручения, будь то неожиданный маневр или длительная осада.

И вождь никогда не отказывал себе в удовольствии посоревноваться с боевыми братьями, в очередной раз давая им возможность понять, кто именно ведет их в сражение. Ведь укрепление боевого духа перед важной битвой было, пожалуй, самой главной причиной для Игр.

Не обращая внимание на омегу, как обычно следовавшего по пятам, альфа направился на арену для вольной борьбы. Цепь была на время отстегнута, и Офиару наблюдал, как вождь укладывает сильнейших воинов на лопатки, одного за другим.

Затем немного передохнув и по-доброму посмеявшись над теми, кто был менее удачлив, Октар перекусил и отправился на звук звякающего металла — мечи оказались другим излюбленным состязанием для альфы. И здесь он оказался лучшим, получив одобрительные возгласы соплеменников.

Довольный собой, Октар отправился к стрельбищу, решив, что на этом он и закончит — следовало оставить силы для римлян.

Здесь отстегивать цепь не было необходимости, и Офиару уже привычно замер в двух метрах позади, пока альфа натягивал тетиву и целился.

От омеги не укрылась прекрасная подготовка вождя. Поза, натяжение, захват — все было прекрасно. Тишина повисла над стрельбищем, уважая попытку каждого и уж тем более предводителя.

Легкий дзинькающий звук, и тонкое древко понеслось вперед, протыкая воздух.

Глухой свист.

Острие вошло в синюю точку мишени.

В яблочко!

Рев огласил арену, когда Октар победно вскинул руки принимая похвалу толпы как должное.

— Неплохо. Но не идеально, — громко, во весь голос произнес Офиару за спиной.

Те, кто находились вблизи и слышали слова омеги, разом затихли. Октар не спеша обернулся, удостовериться, что ему не послышалось. Увидев его обманчиво спокойное движение, стихли и остальные, старательно прислушиваясь и переспрашивая, что произошло.

— Мне кажется, пришло время научить тебя держать язык за зубами.

Видимое спокойствие не обмануло омегу — альфа кипятился, лишь усилием сдерживая темперамент.

— Я, — произнес Офиару так, чтобы его услышало как можно больше людей, — Офиару, сын герцога Оринга, лишенный прав и свободы омега, требую Поединка силы в обмен на собственную смерть.

В небе вскрикнул сокол, паривший гордо расправив крылья.

Больше ничего не нарушило гробовую тишину, повисшую над ареной.

Лицо Октара изменилось.

— Ах ты, сученыш-ш…

Сказать, что Офиару было страшно — ничего не сказать. Но это был его последний шанс.

… - Слушай внимательно, — начал Чимэг, зыркнув на спящего Октара. — Среди танмурских обычаев есть один, способный освободить омегу от альфы.

Офиару превратился в слух.

— Любой омега, недовольный своей судьбой, вправе потребовать у альфы, которому он принадлежит, Поединка силы. Если омега сможет публично доказать, что сильнее альфы физически хотя бы в чем-то, то альфа должен будет выполнить любое желание омеги. То есть отпустить того на все четыре стороны.

В голове у Офиару разом пронеслись сотни мыслей.

— А если не сможет?

— То поплатится жизнью за унижение альфы, — закончил Чимэг, твердо глядя в серые глаза.

Печальное подобие улыбки изогнуло рот Офиару.

— Получу ли я свободу или сдохну, ты выигрываешь в любом случае, — это не был вопрос, и Красавчик ничего не ответил. Это было так.

— Я согласен. Что нужно делать?..

— Ты не танмурец, — оскалился Октар, — и у тебя нет такого права.

— В Книге Дома сказано — любой омега вправе попросить… — Чимэг вырос из ниоткуда, неся в руках раскрытую книгу. Как старший супруг вождя, он был обязан хранить обычаи и традиции, потому Книга Дома находилась в его руках.

Альфа скрежетнул зубами:

— Значит, ты?

И только сейчас до Офиару дошло, что Чимэг рискнул собственной шкурой. Откуда еще, спрашивается, омега мог узнать о чужих законах? Почему Красавчик ничего не сказал раньше? Ответа не было, и думать об этом было поздно. Предательство альфу только взбесило еще больше.

— Спелись? Отлично! Что ж, решил зарубить меня мечом или думаешь удушить своими длинными патлами? — насмешливо поинтересовался альфа и толпа ответила хохотом.

— Лук! Я выбираю стрельбу из лука. — Голос омеги дрожал.

— Замечательно! А держать-то ты его умеешь? — Снова взрыв хохота. — Прости, но римских обрубков не припасли.

Танмурцы не пользовались короткими простыми луками, что были в ходу у Римских легионеров. К счастью для себя, Офиару тоже. Он выбирал лук в полный рост, получая насмешки дома, и как же он обрадовался, увидев в руках альфы именно такой, из которого он привык стрелять!

— Я буду стрелять из того же лука, что у тебя в руках!

Отчаянье придало ему храбрости. Отступать было некуда.

Октар помрачнел:

— Ладно, попробуй. Если натянуть сможешь. — Двусмысленную фразу воины впитали как губка и не преминули отреагировать дружным гоготом.

— Свой выстрел, как видишь, я уже сделал. Твоя очередь. — Альфа вытянул лук вперед.

— Если я попаду точнее, — альфа презрительно фыркнул смехотворности подобного предположения, другие зароптали, — ты выполнишь любое мое желание?

— Любое! — Твердо ответил Октар.

Нервно сглотнув, Офиару пошел ближе.

Споткнулся.

— Попадешь точнее?!!

Зрители взревели. Омега выправился и шагнул вперед, принимая оружие. Стоило его ладони сжать древко, альфа накрыл его своей лапищей, удерживая.

— Перед тем, как вспороть тебе горло, я оттрахаю тебя до полусмерти, хоть и не в моих правилах брать омег силой. А после я отдам тебя своим ребятам. Я обещал им римских сучек, так что тебе выпала честь стать первым.

— Ты ведь всегда держишь свои обещания? — угрюмо спросил омега.

— Всегда, — отчеканил альфа.

Офиару неожиданно сильно дернул лук на себя — и вождь машинально отпустил.

Выйдя на огневой рубеж, Офиару посмотрел вдаль, где на расстоянии ста тридцати метров виднелась цель. Ровная деревянная доска, испещрённая дырами от костяных наконечников. В середине торчала единственная стрела с черным опереньем.

Офиару не солгал, сказав, что выстрел хороший.

Хороший.

Но он мог выстрелить точнее.

Поставив лук на землю, омега вызвал новый приступ смеха. Альфы были достаточно высоки ростом, чтобы лук не касался поверхности. Офиару не тешил себя подобными надеждами и всегда стрелял с опорой. В конце концов, он всегда думал, что беря в руки лук, глупо надеяться поразить противника гораздо раньше, чем он сумеет дотянуться до тебя. Так почему бы не использовать опору для более точной стрельбы? Разве имеет значение, как здорово ты будешь выглядеть, если на кону стоит жизнь?..

Глубоко потянув воздух, Офиару отрешился от происходящего, оставляя в мире только себя, стрелу и мишень.

Права на ошибку он не имел.

И все будет зависеть от одного-единственного выстрела.

Офиару рисковал гораздо большим, чем жизнь одного маленького омеги.

Уверенно вынув стрелу из колчана, омега уложил ее, натянул тетиву, прицелился… и медленно выдохнул, позволяя порыву ветра пронестись мимо.

Пусть его руку направляют боги. А с остальным он справится.

Воздух замер.

В следующую секунду стрела вошла в цель.

Точно в цель.

Офиару видел.

И Октар.

Стрела Офиару впилась в мишень рядом со стрелой альфы.

Рядом, но точно по центру.

Идеальный выстрел.

Никто не решился нарушить тишину. Воины, стоявшие на другом конце поля, рядом с мишенью, не веря своим глазам, поспешили к кругу, окружив мишень.

Никто не проронил ни слова.

И это еще раз подтвердило победу Офиару.

Альфа выдохнул.

— Ты выиграл, — произнес он в соответствии с ритуалом. — Каково твое желание?

Офиару развернулся, посмотрел на альфу снизу вверх:

— Я хочу, чтобы вы больше никогда не нападали на Римскую Империю.

Желание

— Я хочу, чтобы вы больше никогда не нападали на Римскую Империю.

Просьба заставила замереть не хуже чем точное попадание какой-то римской шлюшки.

— Сделаю вид, что ослышался.

— Ты не ослышался. Я мог загадать любое желание, и я его загадал.

В толпе послышался ропот.

Альфа побагровел, жилы на его шее вздулись.

— Чимэг, — еле сдерживаясь, обратился он к старшему супругу. — Что сказано в книге Дома?

Красавчик нервничал, едва удерживая книгу и старательно вглядываясь в строчки. Разве мог он угадать, чего пожелает полоумный омега? И не своим голосом ответил:

— Омега загадывает желание, если одерживает победу… и все.

Танмурцы заволновались, не зная как реагировать. Ведь традиции были святы и нерушимы, ибо только они сдерживали людей не имеющих дома. Книга сплачивала их вместе и дарила ощущение принадлежности к чему-то большему. Более важному и великому, чем отдельная человеческая жизнь.

— Октар Неукротимый, — Офиару собрал оставшиеся силы. — Повелитель Многотысячной Орды, Наместник Небесного на Земле, — повторил он правильное обращение к танмурскому вождю, запомненное в свое недолгое пребывание во вражеском лагере. — Нерушимо ли твое обещание?

В этот момент Офиару мог поклясться, что Октару никогда прежде не было так сложно ответить.

— Оно нерушимо, — прогремел альфа и, обойдя Офиару, направился в центр стрельбища. В открытый круг, окруженный собственным войском.

— Братья! — произнес вождь, оборачиваясь по сторонам и заглядывая в родные лица. — Мы вместе прошагали полсвета и одержали десятки побед! Мы покоряли страны, государства, королевства, республики. Вы знаете меня, как я знаю вас! Вы видели, как я сражаюсь и делю с вами стол! Вы закрывали мою спину, и я всегда держал обнаженным клинок против наших врагов, не щадя живота своего. И то, что произошло сегодня, для меня ни что иное, как воля богов.

Напряжение скользнуло в пустоту. Люди напряженно слушали.

— Я не могу нарушить клятвы, данной не просто омеге, но Книге Дома. Я не могу нарушить заветы предков и не сдержать слова. Чего будет стоить моя честь и честь моего народа, если я не могу выполнить обещание. Чему я научу своих детей? И как буду вести вас дальше?

Альфа воздел руки к небу.

— Если один — один! — омега смог остановить армию, значит, так пожелали боги, и не нам противиться их воле. Мне больше нечего вам сказать. Кто не согласен со мной или считает, что я лукавлю, пусть первый бросит в меня камень.

Альфа медленно смотрел по сторонам, давая своим людям время.

— Если же вы согласны со мной сегодня, то я обещаю как и прежде вести вас вперед и отдать свою жизнь, сражаясь за наш народ. Я клянусь перед небом, что до конца своих дней не убоюсь никакого врага и подарю людям Танмура богатства, невиданные прежде.

Вождь снова взял паузу.

— Что вы ответите мне, братья?

Толпа раскачивалась. Первые возгласы поддержки прозвучали издалека. Шум и крики усиливались, и вот уже невиданных размеров войско одобрительно поддерживало вожака, повторяя его имя — «Октар! Октар! Октар!».

Офиару, державшийсяя на ногах лишь благодаря луку, смотрел на Чимэга, застывшего поодаль и с восхищением взиравшего на любимого.

Поверить в то, что беда обошла Рим стороной не получалось. Сердцу было отчего-то тревожно.

Люди вдоволь накричались, и шум понемногу стихал. Октар объявил, что вечером принесут жертву богам, в знак того, что они чтут Небесного, как и ранее, а после устроят пир и будут гулять три дня и три ночи. Неожиданный праздник вместо войны порадовал многих. А поубивать кого-нибудь всегда успеется.

Вернувшись на площадку, где так и застыл злополучный омега, Октар открыл было рот — и осекся, увидев нервно трясущегося стражника, что обычно приносил новости.

— Говори, омега подождет.

— О, Октар Неукротимый…

— Короче. — День у альфы выдался не из легких.

— Римские легионы стоят за лесом. Следопыты только что вернулись.

«Только этого не хватало», — выругался про себя вождь.

— Что еще?

— Мы поймали альфу. По виду римский легионер из богатых. Он говорит, что у нас в плену его омега.

— Гнать в шею или прирезать. — Времени на мелочи не было.

Бета замялся:

— Уже пятнадцать человек гонит, да никак. Он требует поговорить с вождем и кричит одно и тоже имя.

Альфа вопросительно кивнул, давая позволение продолжить.

— Офиару.

Раскатистый смех Октара заставил людей вокруг вздрогнуть.

— А ты парень с сюрпризами. Я это сразу понял.

Омега устало смотрел на вождя. Разговора он не слышал.

— Там муж твой пришел.

— Да… Далат?

Сердце дрогнуло и нервы сдали. Омега провалился в темноту.

В любимых руках

Варвары теснили Далата, но силе и решимости генерала можно было только позавидовать. То, ради чего он был готов без колебаний отдать жизнь, находилось так близко… и так далеко.

Альфа отбросил очередную атаку врагов.

Услышав доклад, он немедленно вызвал свою правую руку, Треоса, и сложив с себя полномочия, ушел. Ушел к своей паре, чувствуя, как секунды давят сверху, лишая времени и сильнее бередя сердце тревогой.

Неожиданно атаки замедлились, а через миг и вовсе захлебнулись. Тяжело дыша, альфа угрожающе оглядывался по сторонам, благодаря богов за передышку и стараясь накопить сил для следующего боя.

Запах!

Родной аромат коснулся чувствительных ноздрей, заставив Далата бешено озираться.

К нему приближался огромных размеров альфа в сопровождении небольшой охраны, неся на руках небольшое тело.

— Офиару! Офиару!!! — неистово закричал Далат и бросился вперед. Не ожидавшие такого воины проморгали стремглав мчащегося альфу, но личная охрана была более расторопна и блокировала внезапный порыв. Пока танмурцы пытались урезонить нападавшего, Октар невольно восхитился навыками и силой римлянина. Если такие легионеры ждут их впереди… может, боги действительно уберегли танмурское племя от расправы. Слава римских легионов катилась далеко за пределы империи.

Наконец, двоим удалось сбить Далата с ног.

— Остановись, римлянин, или я скручу твоему омеге шею.

Далат тотчас окаменел, позволяя варварам поставить себя на колени.

— Отпусти его! — прорычал он. Лезвия мечей, упиравшихся в его горло, не испугали генерала. Когда он увидел безвольно обмякшее тело любимого, и мысль о том, что он мертв, пронзила сердце, все остальное потеряло значение.

— Ты храбр, воин. — Далат молчал, с ненавистью глядя на танмурского вождя. В том, что это был именно он, Далат не сомневался. — И твой омега тоже.

Сердце альфы дрогнуло от тревоги за младшего. Что ему пришлось пережить в стане врага? Чужого запаха на омеге он не чувствовал, но и его собственный был неимоверно слаб и почти неразличим, словно бы Офиару никогда не пробовал альфу.

— Сегодня боги сжалились над вашей убогой Империей, — начал Октар. — И посему ты будешь гонцом. Немедленно отправляйся к своему командиру и доложи, что танмурцы не собираются нападать на Империю. Пока. Мы не пересекали ваших границ, а земля за лесом не принадлежит никому.

Далат был сосредоточен и не спешил открывать рот, абсолютно не понимая при этом, что происходит. Лазутчики докладывали о вражеских приготовлениях, значит, вождь нагло врет, но уличать его в этом альфа не собирался, боясь за супруга в чужих руках.

— Сегодня я щедр как никогда, так что забирай своего омегу. Мне он ни к чему, — с этими словами Октар кивнул одному из охранников, и тот принял Офиару из его рук.

Далат дернулся, кровавый след тонкой струйкой потянулся вниз по шее, но он даже не заметил этого, жадно вглядываясь в тело любимого, кочующее по чужим, омерзительным рукам. Стоявший последним бета не решился отдавать его в руки, а просто положил омегу перед мужем. Бледное лицо и обескровленные губы бросились в глаза альфе, и он зарычал. Воины, сдерживающие его, попятились, осторожно отходя и вставая между Далатом и Октаром стеной.

Почувствовав свободу, альфа кинулся к своей бесценной паре и, осторожно подняв на руки, прижал к груди. Крохотное сердце омеги тихо билось глубоко внутри. И альфа слышал.

Ощутив родного несносного мальчишку наконец-то у себя в руках, генерал стал дышать ровнее, и тепло против воли разлилось в области сердца.

Больше не взглянув на варваров, Далат развернулся, поднял выбитые мечи и ушел в лес.

Когда Дридвасу сообщили, что Офиару отдали мужу, он сначала не поверил, но Октар лично вышел к кромке леса, где всю неделю провел старик и сообщил об этом. Старый альфа помолился богам и двинулся в свое лесное пристанище. Еще предстояло решить, что делать с подарками танмурцев, которые без его ведома забили дом мехами, шелками, едой, привели коз и пару малолетних омег.

Орда варваров неистовствовала трое суток, во время которых римские легионеры внимательно следили за происходящим. Следовало отдать пришельцам должное — несмотря на странное празднество, бдительная охрана неусыпно сторожила лагерь.

На четвертые сутки танмурцы начали собираться, а на следующий день ушли.

Далат смотрел на спящего Офиару так, словно видел впервые. Как же он был красив. Совершенные черты и хрупкость делали его похожим на неземного бога случайно отдыхающего на ложе альфы. Укрытая тонкой простыней, его грудь едва заметно вздымалась. Твердые горошинки сосков проступали сквозь тонкую материю. Не выдержав, Далат спустил белое полотно до пояса, склонился и втянул чарующий запах прямо с кожи любимого, позволяя голове легко кружиться от наркотика.

Альфа опустил руку на прохладную шею, осторожно провел подушечками огрубевших пальцев вниз, касаясь ключицы, ямки солнечного сплетения, узких ребрышек, ниже к пупку. Гладкий живот дрогнул.

Переведя взгляд на лицо, альфа увидел что омега не проснулся, но его сердце забилось чаще. Не устояв, шершавая ладонь огладила низ живота и маленький расслабленный орган.

Омежка вздрогнул.

Легкое напряжение скатилось вниз по мышцам альфы, ладонь протиснулась между ног. Офиару вздрогнул еще раз, и альфа улыбнулся. Вытащив руку, он засунул в рот указательный палец и, смочив слюной, нырнул обратно под простынь. В узости сведенных ягодиц осторожно нащупал цель — крошечный сморщенный участок кожи, который могла полностью закрыть подушечка указательного пальца альфы.

В паху потяжелело, и Далат мягко надавил, проталкиваясь. Мышцы омеги напряглись, он чуть развел ноги, завозившись, давая больше простора для действий. Проникнув в горячее тело, Далат не торопился тихонько водя пальцем внутри и замечая, к своему удовольствию, как бугорок впереди увеличивается, оттопыривая ткань.

Омега заерзал ногами, кожа его нагрелась, украсив щеки привычным для мужа розовым.

— Хватит притворяться, зайка. Я знаю, что ты не спишь.

— Какой замечательный сон. Я не хочу просыпаться, — ответил омега и шире развел ноги, по-прежнему не желая раскрывать глаз.

— Это не сон.

Тяжело дыша, омега молчал.

Тем временем палец проник глубже, принося удовольствие. Но недостаточно.

— Тогда докажи.

Вызов был так же откровенен, как и тело омеги, широко расставившего ноги.

Рычанье низко прогрохотало в маленькой походной палатке альфы.

Больше не сдерживаясь, Далат отбросил простынь в сторону и навис над вожделенным телом. Второй палец вошел за первым, заставляя омегу вскинуть от неожиданности бедра. Сгорая от похоти, генерал дал мальчишке еще минуту. Казалось, что весь запас прочности альфы разом испарился при виде маленького омеги.

Его омеги.

Его собственного наваждения.

И тут Офиару сделал то, о чем может быть пожалеет наутро. Он перехватил собственные ноги под коленями и прижал их к груди, позволяя Далату насладиться сводящим с ума видом пошло поблескивающей в полумраке дырочки, что бесстыдно и жадно принимала в себя толстые пальцы альфы.

— Мало, — заявил бесстыжий парнишка и скорчил недовольную мордочку.

Хищный оскал расплылся по лицу зверя.

Бесцеремонно вынув пальцы, Далат уткнулся багровой головкой в еще тугое колечко.

— Только не плачь утром, — играл он с зазнавшимся омегой.

— Если ты продержишься до утра, не буду.

Член альфы надавил что было сил, врываясь в тесноту заднего прохода, заставляя омегу кричать и изгибаться. Нет, больше он его никуда не отпустит.

Никогда.

Зубы погрузились глубоко в кожу поверх старой метки…