Глупая улитка

8

Мой больничный закончился. С неспокойной душой я отправился на работу.

Кабинет был открыт, но Лопатиной там не было.

Неожиданно она выглянула из-под своего стола.

— Я нашла ее! — сказала она, остановившись светящимся взглядом на мне.

— Кого?

— Улитку, — она подошла и показала маленькую желтую раковину на ладони. — Спряталась… Уползает каждую ночь. Чего ей надо? Не понимает, что может пропасть. — Лопатина вернулась к столу и бросила улитку в воду с рыбками. — Нужно завести правило: каждый раз, когда уходим домой, закрывать банку на крышку.

— Мне первому эта улитка попалась, — я с энтузиазмом воспринял нейтральную тему, стал бодро надевать халат. — Однажды на голову с потолка свалилась. Я хотел выкинуть, вдруг, думаю, заколдованная, а потом пожалел ее, оставил. Может, она к нам из другого кабинета приползла?

— Нет, это… моя улитка. Я ее из дома принесла. Давно уже. — Лопатина мимолетно взглянула на меня — на губах виноватая улыбка, в глазах легкое торжество.

— А… — произнес я и сел за свой стол. Размял руки.

Лопатина стала поливать цветы.

Спокойная до нервозности атмосфера…

Я снова почувствовал себя неуютно. Тем более, что непредсказуемая дислоцируется сзади, и я не вижу ее.

— Как же она без воды обходится? — спросил я, чтобы нарушить молчание и не перейти к другой теме разговора. — Что ей движет?..

— Не знаю, — спокойно ответила Лопатина. — Там своя тайна судьбы.

Разговор заглох. Я начал прием. Лопатина была в прекрасном настроении. Стоя у таблицы и указывая на буквы, смотрела на меня, улыбалась. Я отводил взгляд. Но когда рабочий день подходил к концу, настроение у нее резко изменилось. Появились напряжение, нервозность, она поглядывала на меня с выжиданием.

— Мне хотелось бы знать, — внезапно произнесла она, когда мы остались одни. — Что будет дальше в наших отношениях?

Я почувствовал раздражение. Это называется так: «Здравствуйте, мы начинаем».

— Мне кажется, случившееся… укрепит нашу дружбу, — я нервно, ободряюще улыбнулся. И чтобы смягчить добавил: — Я хочу, чтобы мы дружили всю жизнь.

Она сосредоточенно, с трагизмом смотрела на пол. В голове, видимо, сталкивались мысли, происходили крушения.

— Что надо сделать? — внезапно произнесла она собранным тоном.

— Для чего? — насторожился я.

— Чтобы… мы были вместе.

— Ну… Наташа, ты… слишком серьезно все восприняла… Нельзя так смотреть на жизнь… Нужно легче. Легче!..

— Я сделаю все. — Она подняла на меня полный решимости взгляд. Напомнила революционерку из кино. Мне стало смешно, но я не показал виду.

— Не надо бросаться такими словами, — сказал умудренно.

— Скажи, что нужно сделать, — четко повторила она.

Прямо героиня какая-то. Упивается своей ролью. Захотелось выбить почву у нее из-под ног…

— Переспи с моим лучшим другом.

Лопатина посмотрела на меня, будто птичка, которую поймали, а она даже не поняла как.

— Я буду подглядывать за вами. Хочу со стороны видеть, как ты занимаешься любовью. Если понравится, никуда от тебя не денусь. — Я внимательно следил за ней. — Ты ведь чувствуешь, что у меня особое отношение к тебе? Чувствуешь? Так не разочаровывай меня… А наоборот — пробуждай…

За ней было забавно наблюдать. Задумалась так, будто от ее решения зависела судьба человечества. Я совсем забыл, что она не понимает шуток. Когда мы приехали на дачу, я рассказал ей анекдот. Она серьезно выслушала его и кивнула головой: «Смешно».

— Я согласна, — внезапно произнесла она, причем таким тоном, будто признавалась мне в любви. Простодушно, бесхитростно смотрела в мои глаза. Как ребенок. Будто ей дали новый мир, и теперь она познавала его.

— Ты разыгрываешь меня? — спросил я обескураженно.

— Зачем?

— Ну, может быть, ведешь игру? — осторожно поинтересовался.

— Какую?

Я смотрел на нее и пытался понять.

Вроде бы чувствительная и вместе с тем простая, как кирпич.

— Принеси мне бинокль, — сказал я. — Завтра, с утра. Найдешь?

У меня был свой, но хотелось унизить ее еще…

— Найду.

На следующий день мы почти не разговаривали, избегали смотреть друг на друга. Потом я сказал ей, чтобы она пришла ко мне домой в три. Там ее встретит Вадим. Она должна быть с ним в спальне, не зашторивая окно. Ей следует вести себя, как продажной.

Лопатина молча отдала мне бинокль. Мы разошлись.

Дома я стал ждать Вадима, с которым накануне договорился о встрече. Но неожиданно явилась Элеонора. Я растерялся. Сегодня она обещала вернуться после трех. К ее приходу я и подстраивал этот анекдот. И вдруг все начало рушиться, чтобы я остался в дураках…

Но что-то помогло мне. Оказалось, Элеонора зашла только на несколько минут по пути в больницу. Вчера положили на обследование ее мать, — шалило сердце. Нужно было принимать «Нитронг». Элеонора купила. Пока она была в ванной, я вытащил таблетки у нее из сумки, положил на трюмо, прикрыв газетой. Крикнул, что доставал прочитать инструкцию. Лекарство следует пить строго по часам, значит, Элеонора, придя в больницу, немедленно поспешит обратно. И вернется как раз к полному раскладу… Впрочем, такое совпадение не гарантировано и, если все получится, то… я просто буду считать себя кардиналом Ришелье!

Элеонора, нервная, невнимательная, ушла. Сумку не проверила. Я вздохнул с облегчением. Убрал газету, — теперь лекарство пусть лежит на виду.

На кухне водка и быстрая закуска ждали Вадима. Он вскоре появился. Деловой, удачливый, веселый. От выпивки стал отказываться. Но я гениально сыграл депрессивное состояние, и у друга детства что-то перемкнуло, шевельнулось сострадание, он махнул рукой и опрокинул рюмку себе вовнутрь.

— Ну, давай говори! Что с тобой происходит? — в очередной раз потребовал он информации, цепляя вилкой сало.

— Влюбился, кажется, — сказал я нерешительно, задумчиво остановив взгляд ближе к плинтусу.

Вадим заинтересовался. Жевал активнее, смотрел живо. Весело комментировал, коротко спрашивал. Я уныло плел одно и то же…

— Да, та маленькая медсестра, на дне рождения сидела рядом со мной…

Мы выпили еще. Я пьянел от своей роли.

— Понимаешь, в чем дело… Она шлюха, с легионом переспала, — почему же меня к себе не подпускает?!.. Я ведь занимал у тебя исключительно для нее — цепочку купил, водил в рестораны, она все деньги вытянула и помахала ручкой. А я всю ночь на шестнадцатиэтажке стоял, думал — прыгать или нет. Просто завалить ее не разрешаю себе, не могу так…

Вадим по-прежнему кивал, хмыкал, но смотрел на меня по-новому. Все равно что на чужую псину, которую он привык трепать по холке, а она вдруг поставила лапы ему на плечи и показала клыки в улыбке. Это была особая власть, и она дурманила меня…

— Вчера я не выдержал, сказал ей, что выполню любое желание, все, что прикажет… И она сказала. — Я замолчал. Стал есть кусок мяса.

— Что? — Вадим перестал жевать.

Я поднял взгляд. Пора лишить его удовольствия зеваки.

— Она сейчас придет сюда. И даст мне. Но сначала тебе. Она хочет, чтобы мы все вместе… Но обязательно с тобой. Это ее условие. Она от тебя в отпаде. Еще с моего дня рождения. Ты забиваешь меня в ее мыслях.

Вадим выругался. Ни на кого-то, а в целом. Выплеснул удивление. Сидел отстраненный. Я торжествовал.

— А с чего вы на меня рассчитываете? — с пьяным высокомерием вдруг спросил он.

— Ты что, никогда не спал так? — воскликнул я весело, удивленно и доброжелательно. — Да… Называется, в Москве живешь. Я и то подключаюсь здесь время от времени.

Выдержав паузу, продолжил:

— Скажи, ты хочешь получить удовольствие, помочь другу и обрадовать девушку?

— Почему нет? — ответил он медленно, вскинув бровь и без улыбки.

— На тебя всегда можно положиться, — я опять разлил водку.

Он зло выпил ее, посмотрел на меня, как боксер на противника. Улыбнулся.

— Только ты не очень… — начал я. — То есть… Пусть я буду лучшим, понимаешь? Мне нужно, чтобы она выбрала меня. Ведь я люблю ее. Договорились, брат?

Он вдруг засмеялся, закинув голову, потом остановил веселый взгляд на мне. Я смотрел на него, бесхитростно улыбаясь. Это был апогей нашего соперничества, вражды, ненависти и звенящего оцепенения двух кобелей перед дракой. Но о том, что высшая точка уже под нами, знал только я. Вадим думал, что схватка впереди, и из нее он выйдет, конечно, победителем. На самом деле впереди был капкан, и я заворачивал.

Но интуиция что-то подсказала ему. Он поставил локоть на стол, и мы стали бороться на руках. Через несколько секунд он ловко победил. Приподнялся и с улыбкой шлепнул меня по щеке, будто комара там убил. Показал, кто щенок.

«Сука», — подумал я, вспыхнув. Но во что бы то ни стало сохранял приветливое выражение лица.

— Пойду куплю еще бутылку, — сказал я, выходя из-за стола. — Если она придет раньше, не теряйте времени… Я присоединюсь.

Прежде чем скрыться, я подмигнул ему.

Он проводил меня тяжелым взглядом.

На улице было пасмурно, немноголюдно. Лопатиной не наблюдалось. Меня охватила апатия, гадливость. Стало все равно. Что будет, то и будет. Отправился бродить по городу. Бинокль постукивал о мое бедро. Зачем я его прихватил? Подглядывать за ними я и не собирался. Главное, чтобы Лопатина думала, будто я слежу. Так интереснее.

Впрочем, действительно любопытно, что сейчас происходит у меня в спальне. Я остановился, задумчиво глядя назад. Пошел обратно.

Поднялся на нужный этаж в соседнем доме, выбрал дверь. Позвонил. Попытка не пытка.

Отворила старушка, по глазам которой было понятно — ей ничего не надо и она мало что понимает.

— У меня квартира напротив… Я забыл ключи… А там что-то происходит, мне нужно посмотреть из вашего окна… — вежливо и сбивчиво пытался втолковать ей.

Она безразлично пропустила меня и побрела, видимо, на кухню. Оттуда выглянула другая старуха. Я кивнул ей, она насупленно кивнула мне и исчезла. Я вошел в одну из комнат. Казалось, что до окон нашего дома рукой подать. Я достал бинокль, раздвинул занавески.

Наша спальня просматривалась плохо. Расстояние делало ее трогательной. Но там ничего не происходило… Вдруг я уловил движение. Спина Вадима… Лопатиной не было видно, но стало ясно, что она там… Сердце забилось учащенно… Я вспомнил нашу ночь с Лопатиной на даче… Ее фигурка на простыне — маленькая скрипка… Талия плавно переходила в бедра и хотелось процеловать эти изгибы насквозь… У меня все горело, пальцы потянули молнию на брюках вниз…

В коридоре появился какой-то шум…

Я согнулся, уткнувшись лбом в подоконник…

Пришло время выйти…

Было неожиданно много людей, они негромко переговаривались. Бабы вытирали слезы, мужики заносили гроб.

Я оцепенел от ужаса. Оглушили детские воспоминания… Самоубийство матери… Отвернувшись, я переждал и, наконец, стал резко пробираться к выходу. Я понял, что это знак. Умерла мать Элеоноры. Из-за меня. Я вырвался из квартиры, побежал по лестнице вниз. Какая-то женщина уступила дорогу, с состраданием посмотрев мне в глаза.

На улице гулял ветер, потемнело от туч. Я был потный и мгновенно замерз. Засунув руки в карманы, глядя под ноги, быстро зашагал к безлюдным проулкам, сотрясаемый дрожью.

Было все равно где оказаться, лишь бы подальше от людей, своего дома и своей жизни. Я петлял по улочкам старого района, среди допотопных двухэтажек, мертвого спокойствия. Страх блуждал по мне, как дурной скиталец.

Элеонора не успела принести лекарство. Зашла домой, увидела…

А с чего я решил, что с Вадимом была Лопатина? Она как раз и не пришла… Я остановился. Вадим насиловал мою жену, а я смотрел на это… Я сел на корточки посреди безлюдного тротуара, закрыл лицо руками. Пошел дождь.

Промокнув до нитки, я спрятался в ближайшем подъезде. Теплилась надежда, что все преувеличиваю. Но она была так мала, что не грела.

Я глядел сквозь пыльное стекло на темное небо, не заметил, как стал бормотать:

— Господи, пусть с ними все будет в порядке, с Элей и ее мамой! Господи, пожалуйста! Я грешник, меня нужно наказывать, я знаю, но если ты поможешь даже мне, я поверю в тебя! Я изменюсь, буду любить всех…

Дождь постепенно иссяк, как и мои переживания. Я побрел домой. Вечер превратился в ночь.

Я почти пришел. Наши окна были темные. Все правильно. Элеонора сейчас не может быть дома. Она там… с матерью. Звонит мне время от времени.

Никуда не убежишь…

Я поднялся на свой этаж, открыл дверь, вошел. Включил свет в коридоре. Огляделся. Изменений не заметно. Только грязь у порога.

Послышались шаги. Из гостиной вышла Элеонора. В мятой сорочке, с заплаканным лицом. Смотрела на меня с благодарностью. Подошла, обняла.

— Я лежала и думала, если он сейчас не придет, сойду с ума. И ты почувствовал… — пробормотала она севшим от слез голосом. Отстранилась, поймала мой взгляд: — Ты был у любовницы? У тебя ведь, конечно, есть любовница…

— Да ты что, с ума сошла? — измученно улыбнулся я, глядя на нее с тревогой. — Никогда не изменял и не изменю тебе, успокойся. — Я ощутил легкий прилив гордости. У меня появилась нормальная мужская тайна.

— А где ты пропадал?

— Напился и… отключился. Лежал в подъезде. Сам не могу в это поверить… Я… Удивительно, что не убили. И не раздели.

— Почему ты пьешь?

— Я не пью.

— Угу… Угу, ты не пьешь. А… ты пил с ним?

— С кем?

— С этим… Вадимом.

— Да, мы пили вдвоем, потом я ушел в магазин.

— Ты не знаешь, что здесь произошло?

— Что?

Элеонора шмыгнула носом, с горечью отвернулась, сложив руки на груди.

— Ты забыл положить мамины таблетки мне в сумку.

— Да? Я…

— Ничего страшного, все к лучшему…

— Как Антонина Петро…

— Нормально.

Я выдохнул, с облегчением посмотрел на себя в зеркало. Как на сообщника.

— А почему ты плакала? Что здесь случилось?

— Ну, я рассказываю… Таблетки остались здесь, пришлось возвращаться. Я открываю дверь, слышу звуки… Я подумала, это ты с любовницей… У меня голову обручем сковало… Захожу в спальню… Там… Вадим… Ты представляешь?.. С этой маленькой дрянью, твоей медсестрой. На нашей кровати… Меня чуть не вырвало… — Она снова отвернулась, замолчала.

— И что дальше?

— Я… заперлась в ванной… Он стал что-то говорить мне, я включила воду на весь напор… Тогда он попытался выбить дверь, но я так кричала… Я кричала ему такие вещи… Я… — она положила руку себе на голову, медленно перемешала волосы, со страданием глядя в никуда, остановилась задумчиво. Молчала.

Наконец решилась что-то сказать, но, посмотрев на меня, закрыла рот и с дурацкой улыбкой закивала головой, мол, жизнь такая штука. На глазах снова заблестели слезы, и она быстро ушла.

Есть территория, куда мужа не пускают. Я уставился в пол, на сердце ворочались жернова.

Я до сих пор стоял мокрый и в обуви.

— Ну а что было потом? — крикнул, разуваясь и снова глядя на свое отражение.

— Ничего, — донеслось в ответ. — Наступила тишина, я вышла. Никого не было. Я взяла лекарство, надела очки, побежала к маме. Хотела умереть.

Как приятно слушать. Хотела умереть из-за чужого мужика.

Я зашел в гостиную.

Элеонора, оказывается, постелила на диване и сейчас лежала, накрывшись одеялом, глядя в стену.

Посмотрела на меня, объяснила:

— Я не буду там спать. Мне противно. У меня мир перевернулся…

Я ободряюще улыбнулся ей.

— Сейчас приму душ и приду к тебе.

— Постарайся побыстрей…

В коридоре я осмотрел косяк ванной двери, стал раздеваться.

— Слушай, а ты помнишь, как на твой день рождения кто-то испортил покрывало кровью? Мы еще гадали, что там могло случиться, — крикнула Элеонора со своего места и, услышав мой ответ, продолжила: — Теперь я все поняла. Это были они… Эти животные…

— Может быть, — согласился я.