Голубой огонь

ГЛАВА VIII

Даже длительный подъем к Орлиному Гнезду не помог ей. Она продолжала чувствовать себя подавленной, разгневанной и была недовольна, что не может справиться со своими эмоциями.

Корниш, как она напомнила себе, был только журналистом. Его подозрения не должны приниматься в расчет. Он не знал Клару так, как знала она. Он не мог представить себе, насколько та была неспособна на зло.

Как только Сюзанна пришла домой, она попыталась успокоиться и, запершись в темной комнате, стала проявлять отснятую пленку. Работа в маленькой тихой комнате при слабом свете красного фонаря оказала успокаивающее действие на ее нервы. Здесь она могла занять свои руки, сосредоточить внимание на обработке материалов и отвлечься от других мыслей. Таким способом она не раз лечила себя в Чикаго, когда плохо складывались дела в газете.

К тому времени, когда пленка с помощью скрепки была подвешена для просушки, она чувствовала себя немного лучше и смогла даже съесть обед, который приготовила для нее Вилли. Во второй половине дня она вернулась в темную комнату для печатания фотокарточек с отснятой пленки, стараясь отвлечь себя механической работой. Но теперь, когда руки были заняты, она стала думать об отце, таком, каким видела его во время последней встречи. Старик никогда не позволял эмоциям захлестнуть себя. Интеллигентный и вдумчивый, но холодный человек, потерявший связь с теплотой и волнениями жизни.

Почему бежала Клара? Этот вопрос не уходил, все время вспыхивая в ее мозгу. Почему она не осталась, чтобы поддержать мужа в его несчастье?

Из Клариных рассказов было ясно, что Никлас совершил какой-то безнравственный поступок, за что и заслужил тюремное заключение. По ее словам, она никогда не смогла бы простить его и снова ему поверить. Она приложила все силы и увезла свою дочь из Южной Африки, чтобы та не страдала из-за грехов своего отца. Ясно, что это не было поступком женщины, стыдившейся тюремного заключения своего мужа.

Тем не менее, нравилось Сюзанне или нет, но Джон Корниш прямо поставил перед нею проблему, с которой ей рано или поздно пришлось бы столкнуться. Темная комната только дала ей передышку, помогая отсрочить решение. Когда она закончила печатание, проблема встала перед ней так же неотступно и неумолимо. Несмотря на чувства, испытываемые Дэрком во время последнего столкновения с Корнишем, ей придется рассказать ему об этой встрече, изложить рассказанную историю и попросить его совета. Она не сможет перенести это смятение и свои сомнения в одиночку.

Придя к такому решению, она с еще большей силой захотела скорее переговорить с Дэрком, но время до вечера тянулось медленно. Во время ужина она не сразу перешла к делу и говорила на другие темы. Дэрк провел свой день в магазине, где возникли некоторые трудности, и был уставшим и слегка рассеянным.

Она не рассказывала ему об утренней встрече с Джоном Корнишем до тех пор, пока они не перешли после ужина в гостиную с весело горящим углем в камине. При первых же ее словах он полностью включил свое внимание, и она, хотя видела его раздражение, продолжала рассказывать до самого конца, стараясь представить все как можно объективнее и оказывая Корнишу доверие в провозглашенной им цели — попытаться найти правду. Но голос ее слегка надломился, когда она перешла к вопросу, касающемуся ее матери. Дэрк смягчился.

— Я виноват, — сказал он. — Не следовало допускать, чтобы тебе об этом рассказали с такой жестокостью. Слухи, конечно, были всегда. Но я думаю, тебе не следует обращать на них внимания. По крайней мере, теперь ты знаешь, почему я не хотел иметь ничего общего с Корнишем. Нет нужды второй раз беспокоить дядю Никласа. Корниш — человек, способный накликать старые беды. Возможно, более страшные, чем ты можешь вообразить.

— Беды для кого? — спросила она.

— Позволь мне побеспокоиться об этом. Не будем собак дразнить.

Хотя она была несколько озадачена этими словами, мысли ее вновь вернулись к Кларе.

— Ведь ты не веришь, что моя мама была воровкой? — спросила она прямо.

Дэрк, подойдя, присел рядом с ней и, взяв ее левую руку в свою, повернул так, что свет упал на розовый алмаз.

— Послушай меня, Сюзанна, послушай один раз, мобилизуя разум, а не эмоции. Самым важным для всех нас было бы, если бы ты вспомнила что-нибудь о Короле Кимберли. Если туман над этой историей рассеется, это поможет твоему отцу. Это даже может снять давние подозрения с твоей матери. И, в частности, даст ответ Джону Корнишу.

Его неуклонная убежденность в том, что у нее есть что вспомнить, переполнила чашу. Она нетерпеливо выдернула свою руку из его и ударилась о бронзовую подставку для книг на столике позади нее. Нечаянно она ушибла костяшки пальцев, а розовый камень звякнул о бронзу.

Дэрк схватил ее руку и повернул так, чтобы разглядеть кольцо.

— Будь осторожнее, — предостерег он и пощупал большим пальцем алмаз. — Я бы очень не хотел, чтобы ты повредила мой счастливый камень.

Ее нетерпение и разочарование усилились.

— Алмазы считаются самыми твердыми камнями. Я не могла повредить алмаз таким легким ударом, — сказала она раздраженно.

Он посмеялся, видя ее негодование, и отпустил руку.

— Ты не права. Алмазы — хрупкие камни. Процесс огранки, как ты знаешь, заключается в постукивании по камню вдоль оси раскалывания. Иногда хорошие камни ломаются от слишком резкого удара. Во всяком случае, помни, что я вручил тебе свое счастье, будь осторожна с ним.

Звучание его голоса было забавным, как будто он посмеивался над собой, но внимание Сюзанны все еще было сосредоточено на споре, и это раздражало ее.

— Нелепо настаивать, чтобы я что-то вспомнила, когда вспоминать, в сущности, нечего.

— Как ты можешь быть в этом уверена? Вспомни свой сон в одну из последних ночей, — напомнил он ей. — Не кажется ли тебе, что он имеет свою причину?

— Я знаю причину, — сказала ему Сюзанна. — В тот день состоялся разговор об алмазах. Он растревожил меня. Поэтому естественно, что мне приснились алмазы.

— А что ты скажешь о голубом огне? Почему вспышки в твоем сне все время были голубыми?

Она внимательно посмотрела на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Кто-нибудь описывал тебе, как выглядит Кимберли? Это был голубовато-белый камень, оптическая игра которого представляла собой вспышки голубого цвета.

Вздрогнув, она подумала, что никто не рассказывал ей об этом камне, и его слова немного напугали ее.

— Снам трудно найти объяснение, — проговорила она быстро и ушла от темы. — Скажи мне, что имел в виду Корниш, когда говорил о НПА?

— Каждый в Южной Африке может ответить тебе на этот вопрос, — сказал Дэрк. — Это начальные буквы сочетания «Незаконная Покупка Алмазов», что является бичом страны. Другими словами, это контрабанда алмазов и их незаконная продажа.

— Но он наверняка не имея в виду, что мама могла заниматься контрабандой, — сказала Сюзанна.

Было ясно, что терпение Дэрка иссякло.

— Откуда мне знать, что имел в виду Корниш? — воскликнул он и взглянул на часы. — Во всяком случае, у меня вечером есть работа, и мне лучше заняться ею. Ты извинишь меня, дорогая?

Она почувствовала, что он недоволен ею и раздражен. Но по крайней мере в этот раз он не ругал ее за разговор с Джоном Корнишем. Он был глубоко огорчен, что она узнала правду так внезапно, будучи совсем неподготовленной. Но все же он хотел от нее чего-то большего — чего именно, она не знала.

Когда он ушел в маленькую комнатку, которую Мара приготовила для него в качестве кабинета, Сюзанна присела, пристально глядя на хлыст, который висел на стене, напоминая о воплях чернокожих. Она почувствовала уверенность, что шембок здесь не только в качестве реликвии истории переселенцев, и ей хотелось бы знать точно, для чего Дэрк повесил его. Это был символ непознанной стороны его натуры, которую она не понимала, однако стремилась понять, потому что это была его неотъемлемая часть и должна была быть принята ею вместе с другими.

Огонь в камине больше не казался веселым, и вне непосредственной его близости в комнате было холодно. У нее не было желания сидеть здесь в одиночестве, и она пошла в холл за своим пальто. Затем она тихо вышла за дверь, чтобы прогуляться по тихому саду.

Низкая ограничивающая стенка вновь привлекла ее внимание, и она присела на камень.

На нее снова опустилось ноющее чувство одиночества и тоски, связанное с потерей матери, навеянное сегодняшним разговором о Кларе. Быть может, к этому еще примешивалась ностальгия по той жизни, которую она в течение нескольких последних лет вела в Чикаго. Хотя там она тоже была одинока, но ожидание чего-то важного, что должно было случиться, придавало ее дням глубину и значимость. До появления Дэрка она постоянно ощущала беспорядочность и бесформенность своего существования. Когда же он надел на ее палец розовый алмаз, все начало обретать форму, смысл, и она поверила; что никогда больше не будет одинокой.

Ее тяжелый вздох был единственным звуком в вечерней тишине, висевшей над Кейптауном. Воркование голубей стихло, издалека доносилось утихавшее бормотание транспорта. В воздухе стоял запах сосен и моря. Высокий голубой гам, растущий по соседству, зашелестел листьями И затих, будто тоже вздохнул. Яркая полная луна поднималась, касаясь гигантской фигуры горы, освещая склон холма под стенкой. Облокотившись на стенку так, чтобы можно было взглянуть вниз, Сюзанна увидела среди травы узкую тропинку, сбегавшую вниз к черным теням ущелья, которое охраняла густая сосновая роща. Со стороны сосен при свете луны были видны несколько высоких предметов, слегка отражавших падающий свет, и ей захотелось узнать, что это были за предметы. Если это были камни, то очень больших размеров, имеющие форму монолита.

Если же смотреть со стороны стенки, на которую она опиралась, то тропинка взбегала по холму и исчезала на соседней улице, проходившей выше. Как-нибудь нужно будет исследовать тропинку в направлении ущелья и узнать, куда она ведет.

Тишина вечера начала овладевать ею, тревога утихала. Боль и смятение ослабевали, освобождая ее от упрямого желания противиться. Теперь она могла все спокойно обдумать, что не удавалось ей раньше. Теперь она могла непосредственно заняться вопросом, который все время отталкивала.

Возможно ли, чтобы какое-то знание было спрятано в ее памяти? Знание о том, что случилось в детстве и что она надолго забыла? Что если вместо того, чтобы противиться предложению Дэрка — вполне обоснованному, попытаться заглянуть в свою память сквозь годы?

Но как это сделать? По-видимому, необходимо проследить все свои шаги, припомнить забытые случаи, имевшие место во время ее давнишнего пребывания в Кейптауне. А это не так-то просто. Радостные воспоминания легко приходили на ум, но они были слишком обрывочны, не связаны с какими-либо событиями и не создавали целостной и непрерывной картины. Все болезненное и неприятное было загнано в отдаленные места памяти, ключ к которым был утерян. Эту дверь не открыть усилием воли. Однако нужно найти способ открыть ее.

Прохладный бодрящий вечерний воздух, казалось, стряхнул с нее состояние замешательства и принес ясность мысли. Она подняла повыше воротник пальто, рывком поставила ноги на поверхность стенки и, подтянув колени к голове, закрыла глаза.

«Заглянем в прошлое! — уговаривала она себя. — Постараемся вспомнить давние события!»

Она снова отчетливо увидела дом — дом ее отца, который она недавно снова посетила. Но теперь, в первый раз после своего приезда, она увидела его глазами своего детства, крупнее, чем он был на самом деле, и с кабинетом отца в центре внимания. Это была комната, которую она больше всего любила и больше всего боялась. В ее памяти это было связано с наказанием и нотациями отца, но такие события не расстраивали ее надолго. Эта комната оказалась в центре внимания благодаря чему-то еще. Однако по мере того, как она заставляла себя вспомнить, ею овладевало чувство страха. Оно было таким леденящим и пугающим, что первым ее порывом было захлопнуть перед ним дверь и унестись обратно в настоящее. Она смогла преодолеть этот порыв и снова напрячь память, собирая разрозненные воспоминания.

Теперь она слышала сердитые голоса. Видела пылающий в истерике взгляд матери, суровое и холодное лицо отца. Все это било по ребенку, который чувствовал, что совершается что-то ужасное, что-то необъяснимое, что-то, чего она не могла понять. Взрослая Сюзанна съежилась от ужаса, как она это делала, будучи ребенком, и дверь быстро закрылась перед всеми страхами, отбрасывая их подальше от настоящего.

Она сдалась не сразу. Хотя ее дрожь объяснялась не только вечерним ветром, она еще раз приложила усилия, чтобы прояснить картину. Но голоса ослабли, и все, что пугало, исчезло. Вместо этого она припомнила шум воля, разбивавшихся о борт корабля, и бесконечные прогулки с Кларой по палубе. До нее четко донесся голос матери: «Забудь то, что произошло, дорогая. Мы покидаем Южную Африку и не вернемся сюда никогда. Мы плывем туда, где я выросла, и тебе нечего больше бояться».

Она слышала и свой собственный голос, спрашивавший: «Пана тоже будет там?» И ответ матери: «Нет, дорогая. Мы должны забыть все, связанное с Южной Африкой. Мы должны…» Мать разразилась слезами и не могла больше ничего сказать. Вскоре маленькая Сюзанна заметила, что ее мать плачет всякий раз, когда упоминается имя Никласа, до того она не желала вспоминать его.

Когда она собралась обратно, картинки начали ускользать от ее внимания. Усилия удержать их ни к чему не привели.

Где-то на склоне холма голос, который она уже слышала раньше, запел на африкаансе. Она знала эти слова: «У меня на сердце так печально, у меня на сердце так печально…»

Соскочив со стенки, она направилась домой. Сегодня она потерпела поражение. Но она двинулась в правильном направлении. Она одновременно и откликнется на просьбу Дэрка, и докажет ему, что среди многочисленных эпизодов далекого прошлого ничего существенного вспомнить не может.

Печальные слова песни сопровождали ее, пока она поднималась наверх, и наполняли ее духом давно ушедшего времени.