Гордячка

Глава 23

Землю укутала зима. На верхних бастионах замка Керколди искрились прозрачные сосульки, пастбища покрылись мягким снежным одеялом. В холодной северной башне было неуютно. Граф по-прежнему откладывал решение, утверждая, что должен дождаться рождения первого ребенка.

Единственным утешением для Брогана и Маталии в этой мрачной обстановке были ранние утренние часы, когда в окна верхних башен падали яркие солнечные лучи. Они сидели, обнявшись, разговаривали и ласкали друг друга. Броган не переставал дивиться переменам, происходившим с Маталией, завороженный тем, как расцветала ее красота.

Он ласкал ее налившиеся груди, целовал соски, ставшие мягче, крупнее и соблазнительнее. Ее живот, гладкий, шелковистый, загадочный, округлялся с каждым днем. Он натирал ее кремами и маслами, замирая от новых ощущений, когда чувствовал, как младенец толкается под его пальцами.

А в другой башне леди Изадора пилила своего мужа. Она плакала и ругалась, жалуясь на ноющую спину, боли в животе и распухшие лодыжки. С каждым днем Ксантье доставалось все больше, и он вечерами в изнеможении дремал на стуле перед камином в большом зале. Когда же леди Изадора спускалась вниз, она была сама покорность и смирение, скромно льнула к руке мужа и при каждом удобном случае обращала всеобщее внимание на свое деликатное положение.

Эта притворная кротость раздражала Маталию, и она чаще, чем следовало, отпускала свояченице язвительные замечания. Граф, наблюдая за ними, хмуро поглядывал на Маталию и утешал «несчастную» Изадору. Ожидание становилось невыносимым, и слуги стали заключать между собой пари, кто из дам родит первой. Броган и Ксантье, чья взаимная враждебность росла, как сугробы за окном, почти не разговаривали. За столом они гневно поглядывали друг на друга, а их непродолжительные диалоги неизбежно заканчивались яростными спорами, которые зачастую приводили к дракам.

Граф, с откровенной печалью взиравший на эту взаимную ненависть, старался, чтобы братья как можно реже встречались. Он чувствовал себя виноватым и совершенно беспомощным, не зная, как положить конец междоусобице. Маталия, с которой они постепенно сдружились за вечерними шахматами, понимала старика, однако ей претило то, что ему не хватает решительности со всем этим покончить.

Все чаще Маталия замечала, как близнецы по неосторожности обменивались взглядами, свидетельствующими о том, что их связывает нечто гораздо более сильное, чем ненависть. Это была подлинная взаимная нежность, и молодая женщина не сомневалась, что они бы до сих пор были очень близки, не натрави отец их друг на друга.

Как-то утром Маталия заметила, что Броган необычайно молчалив.

— Что тебя заботит? — спросила она.

— Это! Это ожидание! Это просто невыносимо! Я человек действия, и мне не нравится сидеть сиднем и беспомощно дожидаться, когда же наконец граф примет решение.

— Граф тоже несчастлив, — возразила Маталия.

— Он всегда был несчастлив, — резко ответил Броган.

Маталия опустила глаза и лишь пожала плечами.

А в это время Ксантье мерил шагами свою опочивальню, пытаясь справиться с раздиравшим его смятением. Он все-таки признался самому себе, что ненавидит Керколди. Ненавидит эти белые стены и реющие на ветру флаги. Ему отвратительны эти крестьяне, эти фермы и стада блеющих овец. Он чувствовал себя узником, связанным по рукам и ногам. Стиснув зубы от бессильной ярости, он с размаху пнул стену замка, изливая гнев на эти камни.

— Я тебя ненавижу! — прошептал он, обращаясь к стене. — Ты отнял у меня жизнь! Стал моим хозяином, от которого я не могу сбежать, камнем на шее, от которого я не могу избавиться! — И он огляделся, с омерзением взирая на то, что составляло его родовое имение.

— Ты мне обещал, — забрюзжала Изадора. — Ты сказал, что в обмен на приданое я когда-нибудь стану графиней. Я не позволю тебе от всего отказаться.

— Ты ничего не понимаешь, да? Меня принудили воевать за этот замок. Я хотел путешествовать, бороздить моря, странствовать по миру, как Броган. Мне хотелось свободы с того самого момента, как мне сказали, что я должен воевать со своим родным братом, чтобы править Керколди. Но я выполнил долг, сражался за эти тусклые стены, будто они для меня действительно что-то значили.

— Хватит распускать сопли! Мне плевать, что тобой движет! Ты не должен останавливаться. Если ты сам не можешь победить, я тебе помогу. Я стану графиней Керколди!

— Твои намеки мне надоели. Я выиграю, на что бы ни пришлось ради этого пойти. Мне самой судьбой предназначено стать победителем. Иначе вся моя жизнь окажется лишенной смысла.

— Вот-вот! Кстати, у Брогана есть враги, и мы должны извлечь из этого выгоду. Если ты сам ничего не хочешь предпринять, я обо всем позабочусь.

Маталия как раз объявила мат, когда с верхних бастионов протрубили в рог.

— Кого это несет в такую погоду? — гневно спросил граф, и его рука метнулась к тому месту, где должен был быть меч, который он уже давно не носил. Броган с Ксантье встали, переглянувшись. Маталия оторвалась от шахматной доски и перевела взгляд на мгновенно насторожившегося мужа. Нервная дрожь прошла по ее телу, и она почувствовала, как толкнулся в ответ ребенок.

— Броган? — обратилась она к нему.

— Скорее всего, заблудившийся странник, — сказал он небрежным тоном, вынимая из ножен меч. И Маталия закусила губу, когда Ксантье тоже вынул меч. Граф с трудом поднялся на ноги, переводя дух. Зима плохо действовала на него. Вновь послышался рог, но на этот раз он протрубил серию коротких гудков, и Броган еще больше насторожился. На одну секунду по лицу Ксантье прошла тень сомнения, но он тут лее опустил свой меч и повернулся к графу.

— Это Сутбери, — объявил он, и его голос эхом прокатился по большому залу. В помещении внезапно воцарилась зловещая, напряженная тишина, и Маталия смущенно заозиралась.

— И ты, конечно, не знаешь, с чем он пожаловал, — гневно бросил Броган, стараясь не смотреть на Маталию. Маталия встала и протянула ему руку, он машинально взял ее.

— Уж я-то не сомневаюсь, с чем, так же как и вы, и граф, — едко заметила Изадора.

— Тобой руководили инстинкты. Ты недостоин стать графом этой великой земли! — закричал Ксантье.

Маталия почувствовала, как Броган крепче сдавил ее пальцы, потом небрежно выпустил ее руку и отстранился.

— Чувства не затмили мой рассудок, — тихим угрожающим голосом ответил Броган. — Это был стратегический шаг...

— Который стоил нам войны! — перебил его Ксантье звенящим от ярости голосом.

— Ее пока еще не объявили, — вмешался граф. — Мы должны выслушать гонца.

У Маталии все внутри похолодело. Она стояла, чувствуя себя совершенно лишней, не в состоянии уловить смысла всего сказанного, наверняка очень важного. Она мельком взглянула на Изадору, испугавшись ее самодовольной ликующей улыбки.

— Умоляю, скажите мне, что означает этот сигнал? — сказала Маталия. — Какая война, когда повсюду снег и все имения озабочены лишь тем, чтобы пережить зиму?

Мужчины и леди Изадора одновременно повернулись к ней. Лица у всех троих были одинаково сдержанны и замкнуты. В конце концов ей ответила Изадора:

— Сигнал возвещает приезд гонца от Сутбери. В это время здесь традиционно объявляют распрю. Если какой-нибудь клан желает объявить войну, то делать это нужно теперь, пока лежит снег и вести бои невозможно, чтобы было время прийти к достойному решению до начала боевых действий. Неужели непонятно?

Маталия покачала головой:

— Я не слышала об этой традиции, — ответила она.

— Вас, видимо, не обучали политике и законам предков, потому что знали, что вам никогда не понадобится сложное умение вести переговоры. Ваша семья почти никогда не принимала участия в таких важных делах. — Изадора поджала губы, задрала нос и высокомерно воззрилась на Маталию.

Маталия уже открыла рот, чтобы опровергнуть слова склочной свояченицы, но слова замерли у нее на устах, когда она увидела лицо Брогана. В его гранитном взгляде читалось подтверждение тому, что сказала леди Изадора.

— Изадора разбирается в этом лучше тебя. Сутбери пришел объявить Керколди войну за то, что я нарушил обещание жениться на его дочери Клариссе.

— Но ты послал ему компенсацию...

— Деньги за поруганную честь?! — оборвал ее Ксантье. — Броган опозорил женщину, и без того обделенную красотой. Сутбери приехал призвать его к ответу, и это ваша вина. Я предупреждал об этом с первого дня, как вы ступили на землю Керколди. — Его глаза пылали таким же гневом, что и у Брогана, и Маталия невольно отшатнулась. Она почувствовала, как у нее сдавило живот, и на нее внезапно напала икота.

— Мы дождемся его, прежде чем принимать какое бы то ни было решение, — сказал граф, но сделал знак стражникам, чтобы те собирали войско. — А вы с Изадорой отправляйтесь в свои башни.

— Никуда я не пойду! — огрызнулась Изадора, и Маталия впервые за все время ее поддержала, гневно глядя на графа и пытаясь сдержать икоту. Граф не успел ответить, так как дверь внезапно распахнулась, и на пороге возник огромный мужчина, закутанный в заиндевевшие меха.

— Я лорд Сутбери, и я пришел объявить войну лорду Брогану, будущему графу Керколди. Кроме того, я намерен предъявить обвинение леди Мак-Тревор и выслушать ее оправдание, прежде чем объявить войну клану Мак-Тревор.

Маталия в немом изумлении смотрела на гиганта, не в состоянии уразуметь, какая беда свалилась на ее мужа, на нее саму и ее семью. Кустистая борода Сутбери была покрыта сверкающими сосульками. Когда он заговорил, по его шубе потекли капельки воды. В шоке молодая женщина разинула рот и громко икнула, и этот звук эхом прокатился по огромному залу.

Все замерли и с негодованием посмотрели на Маталию. Она поднесла руку ко рту, пытаясь унять непристойные звуки, но они лишь усилились. В изнеможении Маталия стала озираться и, по счастью, увидела Пейджи, которая отчаянно пыталась привлечь ее внимание. Покраснев от натуги, Пейджи показывала госпоже, что нужно задержать дыхание. Маталия поняла и последовала ее совету, целиком сосредоточившись на этом занятии. Она не заметила, как в зал вошли другие члены клана Сутбери и встали за спиной своего разгневанного вождя. Она сглотнула, надеясь, что икота прошла, и снова перевела взгляд на вход, ожидая увидеть свирепое лицо лорда Сутбери. И вместо него встретилась с парой добрейших медово-карих глаз.

От неожиданности Маталия открыла рот и невольно улыбнулась. Девушка тоже застенчиво улыбнулась в ответ и слегка присела. Маталия тут же невольно повторила этот жест.

— Леди Маталия, — улыбнулась девушка.

— Леди?.. — И Маталия замешкалась, не зная, как к ней обратиться. Но тут вперед вышел исполненный гневом граф, и девушка попятилась.

— Вы привели на переговоры свою дочь?! — прогремел голос графа, и его лицо пошло пятнами.

— Ваш сын обязан о ней позаботиться! — прогремел в ответ Сутбери. — Он дал обещание, которое обязан сдержать, иначе навеки навлечет на себя бесчестье!

Граф ткнул пальцем в Маталию:

— Вы видите, что у него есть и другие обязательства! Союз вашей дочери с ним невозможен. Пусть охотится ну других пастбищах.

Сутбери в гневе топнул ногой.

— Прежде он обещал жениться на Клариссе, а она, — он показал на Маталию, — вторглась во владения другой женщины. Ее надо выгнать, как прелюбодейку, а моя дочь займет свое законное место!

Маталия побелела как мел, и шок, вызванный этими жестокими словами, наконец-то помог ей справиться с икотой. Ее рука метнулась в сторону, пытаясь ухватиться за что-нибудь, и она стала искать взглядом мужа. Он бросился было, чтобы ей помочь, но расстояние оказалось слишком велико. Маталия почувствовала, что падает, как вдруг чья-то маленькая ручка схватила ее за руку и удержала, бережно поддерживая, пока к ним не подоспел Броган. Кларисса отпустила ее и отошла в сторону, беспокойно поглядывая на отца.

Сутбери гневно взглянул на дочь и протянул руку, чтобы убрать волосы, упавшие ей на лицо, когда та помогала Маталии.

— Ты не должна прикасаться к ней и говорить с ней, Кларисса. Она и ее род недостойны тебя.

Леди Изадора захихикала, зато глаза близнецов запылали ледяной яростью от такого поношения. Броган бережно усадил Маталию на стул, повернулся к Сутбери и произнес официальным тоном:

— Вы объяснили свои причины, но я прошу вас ограничиться только мной и снять обвинение с Мак-Треворов, которые были не властны контролировать обстоятельства моей женитьбы.

В зале воцарилась тишина.

— Я подумаю, — ответил лорд Сутбери.

— Тогда мы просим вас погостить здесь, пока вы будете обдумывать это непростое решение, — заявил граф.

— Погостить?! — взвизгнула леди Изадора. — Они объявили нам войну, а мы еще будем приглашать их в наш дом?!

— Это пока еще мой дом, и распоряжаюсь здесь я! — решительно отрезал граф. — Я понимаю ваши чувства и... — он поднял руку, не давая Ксантье сказать... — знаю, что вы думаете. Поверьте, мне неприятно, что дело дошло до такого скандала, и это серьезным образом воспрепятствует притязаниям Брогана. Если мы начнем войну, — и граф обвел взглядом всех, — Броган, несомненно, победит. Тем не менее, — продолжал он, заметив, как ощетинился Сутбери, — это истощит наши запасы, а мне бы этого не хотелось. Поэтому в интересах мира я приглашаю клан Сутбери остановиться в моем доме на время ведения переговоров.

— Это неправильно! — завопила Изадора, зыркая глазами и сжав кулаки. — Одно только это должно побудить вас вышвырнуть его, пока он не навлек войну на Керколди, как уже навлек на Роузнит.

— Я сказал, что еще подумаю насчет войны с Роузнитом, — мягко возразил Сутбери.

— Их вы не должны щадить, — встрял Ксантье. — Это ее родители, Мак-Треворы, устроили союз, навлекший бесчестье на вашу дочь.

— А я и не знал, что женщинам позволено решать вопросы брака, — с сарказмом ответил Сутбери.

— Брата вынудила жениться ее семья, — настаивал Ксантье.

— Почему? — в один голос спросили Сутбери с графом.

Все повернулись к Маталии. Она смотрела на них так же холодно, вспомнив обещание, много месяцев назад данное Брогану. И она молча поклялась про себя, что не станет рассказывать про то, как они познакомились. Она взглянула на мужа, мгновенно почувствовав, как он отдалился. Броган смотрел на нее в упор, давая понять, чтобы она не смела нарушить своего обещания.

Когда же она ничего не ответила, все присутствующие вслед за ней перевели взгляд на Брогана.

— Ты должен сказать нам, — приказал граф. — Почему ты женился на леди Маталии, нарушив обещание, которое дал Сутбери?

Броган наконец вышел вперед, смягчившись при виде прекрасного бледного лица Маталии.

— Я нарушил обещание, данное не вам, лорд Сутбери. Я нарушил обещание, данное леди Клариссе. — И он приблизился к дурнушке, которая стояла, потупившись, пока вокруг нее разворачивалась драма. — Миледи, — обратился он, опустившись перед ней на одно колено и взяв ее вялую ладонь в свою, — то, как я поступил с вами, не имеет оправдания. Вы заслуживаете гораздо лучшего мужа, чем я. Я не видел вас, только знал о вас из писем вашего отца. Но он отзывался о вас с такой гордостью, что я был счастлив помолвке. По роковому стечению обстоятельств я встретил леди Маталию, не доехав до вашего дома. Я был... захвачен... ее красотой и в буквальном смысле слова оказался бессилен как-то воспротивиться. Как бы мне хотелось, чтобы вы простили мою мужскую слабость и поняли, что, встреть я прежде вас, вы пленили бы меня точно так же.

Маталия ощущала тяжелейший груз вины за свой давний поступок, который лишил леди Клариссу не только мужа, но и достоинства, потому что теперь к ней будут относиться как к не заслуживающей внимания брошенной невесте.

Медово-карие глаза Клариссы наполнились слезами. Она откашлялась и шмыгнула носом.

— Какое печальное стечение обстоятельств, — ответила она так тихо, что ее услышал только Броган, — что вы восхваляете только лишь красоту леди Маталии. Если бы вы заговорили о любви к ней, тогда бы я поняла. — И она попятилась, укрываясь в тени своего громадного отца.

Броган смотрел на нее без единой эмоции, хотя внутри у него все переворачивалось. Любовь? Что за абсурд! Она бы предотвратила войну между их семьями, если бы он был влюблен? Но подобное чувство невозможно между О’Бэнноном и его женой. Да, он питает к Маталии нежные чувства, и ему с ней интересно, он даже притязает на ее привязанность. Но любовь... Она губит людей, делая их слабыми, уязвимыми и беспомощными. Она погружает в бездну отчаяния. Он скорее согласится воевать, чем поддастся чарам любви!

Он встал, смерив ледяным взглядом маленькую женщину, которая осмелилась потребовать такого возмещения за возможность примирения. Гнев исходил от него волнами, и даже леди Изадора попятилась в страхе, пораженная, что же такого могла сказать ему девушка, чтобы вызвать подобную реакцию.

— Броган! — с укором воскликнула Маталия, поспешив навстречу Клариссе. — Ты напугал бедное дитя! Перестань ее так безжалостно разглядывать и не впутывай ни во что. Она такая же пешка в этой игре, как и я. Что значат для вас с Ксантье наши жизни? Вы и ими готовы пожертвовать в своей гонке за наследством. Я отказываюсь принимать в этом участие! Пойдемте, Кларисса. Пусть эти дураки красуются друг перед другом, пусть плюют друг на друга, мне решительно все равно. Кстати, — бросила она через плечо, взяв Клариссу за руку и потащив ее в покои для гостей, где почти никогда никто не бывал, — предлагаю вам решить спор, устроив состязания по плевкам. Тот, кто дальше плюнет, будет объявлен победителем, а после этого все мальчики покушают кашку и отправятся баиньки.

Кларисса хихикнула, представив, Как ее отец вместе с могущественным графом и его сыновьями-близнецами плюют на пол, и весело взглянула на Маталию, выходя из зала. Мужчины смотрели им вслед с совершенно одинаковым выражением негодования на лицах.

Маталия открыла дверь гостевых покоев и сморщила нос — столько здесь было пыли. С виноватым видом она повернулась к Клариссе.

— Не знаю даже, когда гости останавливались здесь в последний раз, — сказала она, проведя пальцем по пыльному столу. — В этом замке столько комнат, которые ни разу не открывались за последние тридцать лет. А может, вы не побоитесь снега и вернетесь домой? — спросила она с надеждой.

— Нет, ну что вы, — радостно возразила Кларисса, — здесь чудесно!

Маталия прикусила язык, пожав плечами.

— Ну что же, тогда давайте я здесь приберу, а вы пока возвращайтесь к отцу.

— Ни в коем случае, — ответила Кларисса, и в ее глазах промелькнула искорка. — Я не желаю, чтобы меня ненароком оплевали, лучше уж помогу вам все здесь устроить.

— Я не могу просить об этом гостью, — возразила Маталия, раздумывая, что же такое сказала Кларисса на самом деле и не был ли предыдущий ответ попыткой пошутить.

— Вам и не нужно просить, — ответила Кларисса. — Но, может быть, вы сможете выделить мне тряпок и воды?

Маталия, не привыкшая, чтобы ею командовали, отпрянула и уже открыла было рот, чтобы выпалить какую-нибудь резкость, но тут же закрыла, увидев теплую улыбку на некрасивом личике Клариссы. Молодая женщина улыбнулась в ответ и кивнула.

— Отлично. Вижу, что вы все равно сделаете по-своему. Нужно было заставить Брогана жениться на вас, вы бы его в первый же день с ума свели.

Они обе радостно улыбнулись, а Кларисса кинулась к Маталии и заключила ее в объятья.

— По-моему, у вас и у самой это неплохо получается. — Она прыснула, напряжение наконец-то ослабло и перешло в пока еще неокрепшую дружбу. Маталия, которой было тяжело стоять, с хохотом уселась на пыльную постель, захохотав еще громче, когда с нее поднялись клубы пыли. Кларисса кинулась к ней и принялась размахивать руками, пытаясь отогнать пыль от Маталии, но от ее усилий в воздухе закружилось еще больше пыли, и она сама чуть не задохнулась. Маталия улыбнулась и плюхнулась на покрывала, раскинув руки и выбив из постели еще больше пыли. Кларисса вслед за ней дунула и закружилась в хлопьях пыли. В считанные секунды они обе с ног до головы были покрыты грязью и уже не могли смеяться, а только кашляли и плакали счастливыми слезами.

Внезапный порыв ветра оборвал их смех, и обе посмотрели на дверь, увидев озадаченных Брогана и Сутбери. Женщины переглянулись и разразились очередным приступом хохота.

Броган смотрел на красавицу жену, развалившуюся на грязной постели, на ее сплошь покрытое пылью лицо с двумя одинаковыми чистыми дорожками от слез на щеках. Она хваталась за живот, как будто ей было больно, но на ее лице было написано счастье, и она периодически взмахивала руками, поднимая вокруг себя тучи пыли и, видимо, находя это забавным. Кларисса стояла посреди комнаты, такая же грязная и с такими же дорожками от слез на почерневшем лице и левой рукой опиралась о стол, чтобы не упасть. Совершенно сбитые с толку мужчины переглянулись и молча удалились. Невозможно понять этих женщин!

Глава 24

Маталия, спокойная и усталая, расшнуровала и сняла грязное платье, оставив его на полу. Подол нижних юбок тоже оказался перепачканным. Она наклонилась, чтобы попытаться отчистить пятна, и нахмурилась, когда ей это не удалось. Наконец она откинула с лица черные локоны и со вздохом выпустила из рук подол. Заметив Брогана, подошла к нему и повернулась спиной. Муж повиновался ее молчаливой просьбе, улучив возможность прикоснуться к шелковистой шее жены.

— Надеюсь, ты не переутомилась? — спросил он, умело развязав шнурки.

— Нет, — с улыбкой ответила она. — Но я удивлена тому, что эти комнаты так неприлично запущены.

— Хочешь сказать, что Керколди необходима хозяйка?

Маталия высвободилась, повернулась к мужу лицом и задумчиво на него посмотрела.

— Именно, — мягко ответила она. — Только я не уверена, что гожусь для этой роли.

— Разумеется, годишься! — В голосе Брогана послышались еле заметные нотки гнева. — Тем более теперь, когда я так нуждаюсь в твоей поддержке.

Маталия удалилась за ширму, чтобы снять белье.

— Просто я подумала, что, выбери ты Клариссу, она бы справилась с этим гораздо лучше меня.

— Я ее и выбрал, — резко ответил Броган, все еще раздраженный ее предыдущим замечанием.

Ничего не услышав в ответ, Броган запустил пальцы в волосы. Он посмотрел на тень за ширмой, тень беременной жены, и ощутил, как что-то кольнуло в сердце.

— Ты меня тоже не выбирала, — произнес он, стиснув зубы, стараясь, чтобы это прозвучало как можно менее болезненно.

Опять тишина. Он увидел только край меховой накидки, в которую Маталия молча закуталась. Наконец она появилась из-за ширмы и глянула на него в упор:

— Это не так. Не совсем так. Я тебя выбрала, и тебе это прекрасно известно.

— Но не в качестве мужа. Я был тебе нужен только для удовольствия.

— Ты хочешь сказать, это что-то меняет?

— Разумеется, меняет! — ответил он, повышая голос. — Тебе нужен был не пастух, а племенной баран.

Маталия нахмурилась, пытаясь понять, чего от нее хочет муж.

— Броган, я тебя выбрала. Моя мать знала, что это не случайность, а судьба.

Он резко отвернулся, как бы стараясь отгородиться от звуков этого мелодичного, неясного голоса, произнесшего столь сладостные слова. Он смотрел в окно, в темноту, освещаемую лишь пушистым снегом, слабо мерцающим в лунном свете. Уныло-серый пейзаж. Холодно и пустынно. В точности как у него на сердце.

— Что ты ко мне испытываешь? — спросил Броган, не поворачиваясь. И затаил дыхание, боясь услышать ответ.

Маталия смотрела на его могучую спину, видя, как у него подрагивают от напряжения плечи. Она поплотнее закуталась в накидку, в ужасе от этого вопроса и от того, что может дать неправильный ответ. Ребенок у нее внутри пошевелился и сильно пнул ее, так что она даже охнула. Броган, по счастью, так и не обернулся и не слышал, как тихонько вскрикнула жена.

— Я не понимаю вопроса, — ответила она наконец дрожащим голосом.

— Для женщины это не такой уж сложный вопрос. Что ты ко мне испытываешь? Прошло девять месяцев с того дня, как нас насильно поженили. Что ты ко мне испытываешь?

— Ты мой муж, — ответила Маталия, все еще надеясь избежать ответа, который, возможно, вызовет его гнев.

Он резко обернулся и посмотрел на нее в упор с яростью, мгновенно напомнившей Маталии про его невероятную физическую силу и несокрушимую властность.

— Отвечай! — закричал он, едва удерживаясь от желания схватить ее за плечи и потрясти.

— Я не могу! — крикнула в ответ побледневшая Маталия. — Ты требуешь того, что тебе на самом деле не нужно!

— Я требую ответа!

— Тогда вот тебе ответ, и будь ты проклят за то, что ты его требуешь! Я люблю тебя, люблю с того самого дня, как ты взял меня на привале у костра. Я не могу прожить ни дня, чтобы не увидеть тебя, не прикоснуться к тебе, не быть возле тебя, даже если ты смотришь на меня как на пустое место. Я так люблю тебя, что приняла твой клан, как свой, и сделала все возможное, чтобы они разглядели в тебе все лучшее. Я достаточно люблю тебя, чтобы выносить общество твоей недостойной семьи и состязание в ненависти, которое ты устроил со своим родным братом. Я люблю тебя — вот что я к тебе испытываю! — Маталия смотрела на Брогана, дрожа всем телом, дожидаясь, что он ответит.

Его напряжение заметно поутихло. Он подошел к ней и взял пальцами за подбородок, приподняв голову.

— А ты? — прошептала она. — Что ты ко мне испытываешь?

— Ты прекрасна, — прошептал он в ответ и склонился над ее лицом, намереваясь ее поцеловать.

Маталия решительно отстранилась.

— Ты не ответил, — мягко сказала она, пытаясь заглянуть ему в лицо.

— Ответил... только что, — смущенно пробормотал Броган.

— Нет, — Маталия высвободилась из его объятий, — ты сказал, что я прекрасна.

— Но это правда. — Он вновь приблизился к ней.

— Это не ответ! — резко возразила она.

Лицо Брогана посуровело, и он опустил руки.

— Больше я ничего не скажу, — холодно обронил он.

— Но меня ты вынудил открыться! — Маталия чувствовала, что вот-вот расплачется, но была уже не в силах скрыть свои слезы. — Как ты можешь быть таким жестоким?

— А что, ты думала, я тебе скажу? Неужели и вправду решила, что я сейчас упаду на колени и объяснюсь в такой же сильной любви к тебе? Неужели решила, что я дам тебе такую власть над собой?

Маталия смотрела на него, и горькие слезы, которые она уже не пыталась сдерживать, ручьем текли по ее лицу. Она в исступлении взмахнула руками, будто разгоняя злых духов, потом перевела дыхание и вытерла слезы.

— Ты — глупец, Броган О’Бэннон! Жалкий, презренный глупец! Ты провел свою жизнь в погоне за удачей и в упор не видишь, что сам только что упустил ее из-под своего высокомерного носа. — Она фыркнула, вытерла лицо и, наконец-то успокоившись, посмотрела на него взором умудренной женщины.

Броган уставился на нее, потрясенный словами жены, как неким грозным предзнаменованием. Внутри у него что-то оборвалось, а мышцы ног окаменели, будто он полдня бегал по камням. Он хотел пожать плечами, что-то ответить, но не мог пошевелить ни единым мускулом. С минуту постояв, Маталия с царственным видом отвернулась и позвонила в колокольчик.

В комнату вошла Пейджи с другими служанками, которые принесли медную ванну и чайники с горячей водой, и Броган скрылся в тени опочивальни. После их ухода Маталия сбросила накидку и шагнула в ванну, невероятно загадочная и эротичная, несмотря на большой живот. Она целиком погрузилась в воду, наслаждаясь теплом и блаженно прикрыв глаза. Броган тоже закрыл глаза: ему было больно оттого, что она так демонстративно от него отстранилась.

Ксантье смотрел на жену, которая подковыляла к стулу, с большим трудом водрузив на него свое тело и скорчив раздраженную мину, когда муж даже не потрудился ей помочь.

— Почему бы тебе не взять пример с Брогана и не помочь мне? Он всегда так ухаживает за своей женой.

— Если бы я брал пример со своего брата, то ни за что бы на тебе не женился, — ответил он с сардонической ухмылкой.

Изадора злобно уставилась на мужа и закряхтела, пытаясь устроиться поудобнее.

— Без меня тебе не стать графом, так что лучше относись ко мне повнимательнее. — Она произнесла это таким противным голосом, что Ксантье перекосило от злости. А Изадора хитро улыбнулась: — Нужно напомнить Сутбери про ужасное оскорбление, которое Броган нанес его дочери. У меня ушло несколько месяцев на то, чтобы убедить его объявить войну твоему братцу, и я не допущу, чтобы голубоглазая ведьма околдовала его и его дочь и они отступились. Эту девку с побережья необходимо... убрать с дороги.

— Она тебе никогда не нравилась, не так ли?

— Разумеется. Она же враг.

— Почему бы тебе не излить свою злость на Брогана? Я же с ним воюю.

— Мне не нравится, как ты на нее смотришь... Как на сладкий фрукт, защищенный шипами, которые тебе не терпится изрубить, чтобы отведать его вкус.

— Ты говоришь загадками, женщина, как всегда.

— Я всего лишь говорю то, в чем ты никогда не признаешься. Я еще никогда в жизни не встречала такого слабака, как ты. Ты просто тряпка, и я счастлива, что рано понесла, потому что долее не могла бы выдерживать твоих объятий.

Эти обидные слова ничуть не задели Ксантье. Он сам говорил жене такое не раз, так что ее оскорбления молено было сравнить разве что с объедками, которые оставляют собакам. Мужчина лишь пожал плечами, и его губы дрогнули в еле заметной улыбке. Он приблизился к жене с грацией дикой кошки, выслеживающей в разгар зимы беспечного кролика. Изадора вжалась в спинку стула и положила ладонь на живот.

— Если ты меня ударишь, я могу потерять ребенка, — прошептала она.

Ксантье склонился над сидящей женой, подняв руку. Надменно перевернув ладонь, он уставился на еще незажившую рану и другой рукой сорвал корочку, отчего из раны немедленно засочилась кровь. Медленно, будто не осознавая, что делает, он погладил Изадору по бледной щеке, оставив на ней кровавый отпечаток.

— С ребенком все будет в порядке, Изадора, ибо я не намерен рисковать наследством исключительно ради удовольствия увидеть твои слезы. Но знай, что, если ты не сумеешь родить раньше Маталии, я очень-очень рассержусь на тебя. — Он заметил ее реакцию, и его губы раздвинулись в еще более леденящей улыбке. — Но не переживай. С леди Маталией я разберусь.

Маталия медленно спустилась по ступеням башни и глубоко вздохнула, кутаясь в шерстяную мантию. Она боялась и нервничала, но ей отчаянно хотелось побыть со своими волками, чтобы обрести уверенность. Она была подавлена и чувствовала, как холод, воцарившийся в ее сердце, проникает в пальцы рук и ног, подобно яду, который можно нейтрализовать лишь любовью. Нежелание Брогана признаться в любви нанесло ей тяжелый удар, потому что она была не из тех, кто легко раскрывается, но раз уж она это сделала, теперь ей необходимо убедиться, что ее тоже любят.

Она прокралась по циновкам, обойдя людей Сутбери, которые спали в большом зале на полу, и вошла в кухню. Мальчик, поддерживавший огонь, спал, рассчитывая на то, что, если огонь погаснет, он проснется от холода. Маталия улыбнулась при виде его умиротворенного личика, ощутив внезапный прилив материнской нежности.

Она медленно стала заплетать волосы в тугую косу, спускавшуюся до бедер. Ей вечно твердили, что у нее прекрасные, необыкновенные, роскошные волосы. И внезапно Маталия возненавидела их. Ей хотелось, чтобы Броган видел в ней не красавицу, а заботливую, любящую женщину, которая может многое ему дать. И она дернула себя за косу, наслаждаясь причиненной болью.

Значит, Брогану нужна только ее красота, думала она. Ни единого слова любви не слетело с его губ. Единственное, что он сказал, — он находит ее очень красивой. Она не может изменить цвет глаз и форму лба, зато с относительной легкостью может избавиться от этого символа своей красоты. Стянув косу маленькой ленточкой, Маталия Выхватила из ножен кинжал, с которым никогда не расставалась, покидая замок.

Сделав глубокий вдох, она стала пилить косу у самого основания шеи. Через несколько секунд вместо роскошных локонов остались спутанные короткие кудряшки. Маталия бросила .тяжелую косу на пол, сунула кинжал в ножны и снова взглянула на спящего мальчика. Голове было легко, гораздо легче, чем сердцу, и она вздохнула с грустной улыбкой. Через минуту она проскользнула в боковую дверь, покинув надежное укрытие замка.

Из высоких окон южной башни Ксантье видел, как Маталия вышла из замка, с удивительной грацией неся свой огромный живот. Ее лицо скрывал капюшон, и длинная мантия стелилась по снегу, надежно заметая следы. Откуда ни возьмись немедленно появились трое волков — серый, черный и рыжий — и уткнулись носами ей в юбки, принюхиваясь. Черный вскинул голову и посмотрел на окно, из которого за ними наблюдал Ксантье. Шерсть на загривке волка угрожающе поднялась дыбом, хвост ощетинился. Ксантье улыбнулся в темноту и кивнул в знак приветствия.

Холод сковывал ноги Маталии, и она дрожала. Эта ночь принесла с собой новые ощущения: она почувствовала тяжесть плода, который опустился и давил на низ живота. Молодая женщина прошла еще несколько футов и остановилась возле дерева, к которому были прислонены сани. Она толкнула их на землю и обтерла снег краем мантии. Потом окоченевшими, неловкими руками повозилась с веревками, пока не распутала их. После этого запрягла в самодельную упряжку серого волка. Он подскочил, нечаянно сбив хозяйку с ног, и закружил на месте, пока она с трудом поднималась. Веревки перепутались, и Маталия резко осадила разыгравшегося зверя, велев ему успокоиться. Волк перестал кружиться, но все равно привстал на задние лапы, дрожа от нетерпения.

Наконец женщина прикрутила упряжку к саням, держась за веревки так, чтобы передние лапы волка не касались снега. Она приказала ему стоять, хотя сомневалась, что он подчинится, и встала возле кожаного сиденья, подвешенного меж двух жердей, образующих края саней. Опустившись на сиденье, она одновременно отпустила волка, и небольшой зверь рванул вперед, потащив сани по твердому снежному насту.

Серый сразу пустился галопом. Маталия слегка переместилась, чтобы усесться поудобнее, и волк замедлил шаг, перейдя на рысь и высунув от удовольствия язык. Двое других волков бежали рядом, подгоняя товарища.

Маталия не стала править, предоставив серому самому выбирать направление, и склонила голову под напором морозного ветра. Обычно, доехав до края луга, она останавливала сани, боясь ехать по каменистому, усеянному черными дырами пещер холму, который неприветливо возвышался за замком, но сегодня ей было все равно. Она опустила голову, и из глаз полились тонкие ручейки слез, стывшие на ветру.

Она действительно любила Брогана, и, с одной стороны, ей было даже приятно, что ее принудили в этом признаться. Теперь, когда у нее вырвали эту тайну, она ощущала себя свободней. Однако боль, вызванная ответом мужа, была очень острой.

Маталия охнула, почувствовав вдруг боль в животе. Она согнулась пополам, стараясь— дышать медленнее и отвлечься от своих мыслей, и боль постепенно утихла. С мрачной улыбкой она погрозила кулаком неведомым силам, которые послали ей мужа с искалеченной душой.

Как пережить его нелюбовь? Единственное, чего ей хотелось сейчас, — это убежать подальше от ненавистных стен, чтобы излечиться на природе. Она подняла голову, почувствовав, что серый замедлил бег, когда они стали взбираться по холму, и беспокойство охватило ее. Со всех сторон ее окружали зияющие входы в пещеры.

Вскоре вслед за Маталией в кухню вошел Ксантье. От порыва ледяного ветра мальчик проснулся и сел, сонно моргая. Ксантье, ни секунды не колеблясь, ударил его кулаком в висок, и ребенок тут же потерял сознание.

Ксантье бесстрастно взглянул на него, едва осознавая, что чуть не убил ребенка. Потом наклонился и подобрал черную косу, мгновенно поняв, кому она принадлежала. Он нахмурился, раздумывая, что бы это могло значить, сунул косу в карман и, отворив кухонную дверь, выскользнул на холод. Глядя в лунном свете, как Маталия отъезжает, он потирал руки и прикидывал, как сейчас лучше всего поступить. Затем перевел взгляд на луну, звезды и тучи. Потом снова вошел в замок и направился к покоям Сутбери.

Услышав стук Ксантье, седовласый лорд позволил войти. Ксантье поклонился в галантной манере Брогана и с почтительным видом кивнул. Лицо Сутбери прояснилось, и он кивнул в ответ.

— Броган О’Бэннон? — спросил он.

— Милорд, — поприветствовал его Ксантье, и его губы дрогнули в улыбке.

Сутбери отступил назад и знаком предложил ему войти.

— Проходите. Что привело вас в этот час?

— У меня важные новости, лорд Сутбери, сведения, касающиеся вашей декларации, которые я, однако, не решился озвучить перед всеми. — И Ксантье улыбнулся, радуясь, что старик принял его за Брогана.

— Вот как?

— Умоляю, поймите, я сделал лишь то, что сделал бы на моем месте любой честный человек, окажись он в такой ситуации. За мной перед вами долг, и, будь у меня выбор, я бы с радостью оставил свои обязательства и поспешил к своей невесте, к вашей дочери Клариссе.

— Какая же это ситуация? Вы обманули мое любимое дитя, и я это так не оставлю.

— Может, леди Клариссе тоже стоит это выслушать? Ведь, если мое объяснение удовлетворит и смягчит ее, то выбор за ней.

Седобородый исполин задумчиво кивнул и предложил Ксатье подождать в комнате, пока он поднимет с постели свою дочь. Едва он вышел, Ксантье вытащил из кармана тяжелую косу и сунул ее под подушку Сутбери, пригвоздив ее самую толстую часть к матрасу небольшим кинжалом. Затем положил подушку на место, неспешно вернулся туда, где стоял перед этим, и заложил руки за спину.

Через несколько секунд в комнату вошли Кларисса с отцом. На девушке была простая белая полотняная ночная рубашка, а сверху такая же простая накидка из коричневой ткани. Волосы у нее были перепутаны, медово-карие глаза смотрели мягко и сонно. Кларисса потерла глаза, взглянула на гостя, и Ксантье ощутил нервную дрожь, будто эта девушка могла видеть его насквозь. Он затаил дыхание, дожидаясь, что сейчас она его разоблачит, но Кларисса только почтительно присела и спряталась в тени своего огромного отца. Сутбери покровительственно обнял ее одной рукой.

— Так что же такого важного вы хотели нам сказать, что пришлось разбудить мою дочь в такой глухой час?

Ксантье запустил пальцы в волосы и огляделся по сторонам, будто на него внезапно напали смущение и неловкость.

— Пожалуйста, — начал он, — пожалуйста, поймите, что только крайние обстоятельства принуждают меня рассказать вам об этом.

— Мы уже поняли, — прорычал Сутбери.

Ксантье умоляюще взглянул на Клариссу.

— Я молю Бога, чтобы вы поняли, почему произошла эта свадьба, после того, как услышите...

— Рассказывайте же, Броган, — перебил его Сутбери.

— Все дело в Маталии. Она очень больна.

— Больна? — выдохнула Кларисса, а Сутбери удивленно приподнял брови.

— Очень больна. Я познакомился с ней по пути домой, когда попросил ночлега в замке Роузнит. — Ксантье сделал эффектную паузу и изобразил на лице печаль. — Ей совсем немного осталось, мы не знаем даже, доживет ли она до родов. Об этом она мне и поведала той ночью, и я проникся сочувствием к ее мольбе. Она просила, нет, умоляла, чтобы я подарил ей ночь наслаждения, прежде чем она умрет одинокой девственницей.

— Ради бога! — Сутбери грозно нахмурился: такие вульгарности не для ушей невинной Клариссы.

— Простите меня за прямоту, но вы оба должны понять, что мне не оставалось ничего другого. Ее просьба причинила мне немыслимые муки, я ведь был помолвлен с вами, Кларисса, но она сказала, что это ее последнее желание, и я не мог его не удовлетворить. Вы ведь должны понимать, как человек чести, что я не мог отклонить подобную просьбу? — И он повернулся к Сутбери. Тот медленно кивнул, и Ксантье поплел дальше: — Но я сказал, что не могу обесчестить добродетельную деву и ее достойную семью, поэтому должен жениться. Вот мы и обвенчались.

— Обвенчались... — ошеломленно повторил Сутбери.

— Но послушайте, милорд, Маталия скоро умрет, и я обещаю вам, что после ее смерти готов вернуться за Клариссой. — И Ксантье метнул страстный взор в сторону смущенной девушки. Та задрожала и еще теснее прижалась к отцу.

— Кларисса? — спросил Сутбери.

— Я хочу уехать, — прошептала она. — Я ничего этого не хочу. Если Маталия и вправду больна, то пусть насладится жизнью, прежде чем уйдет. Я не знала про ее болезнь. Она кажется такой... крепкой.

— Да, — продолжал Ксантье. — Румянец, пылающий на ее щеках, — печать лихорадки, а искры в глазах — от невыплаканных слез. Вы заметили, как мерцает ее бледная кожа? Она сделалась такой прозрачной. Болезнь стремительно пожирает ее. Маталия уже слегла, не вынеся вашего присутствия.

— Ох! — в ужасе воскликнула Кларисса. — Отец, давай немедленно уедем! Уедем, пока не взошло солнце!

Сутбери задумчиво смотрел на Ксантье, обнимая плечи дочери.

— Отлично. Вижу, вам действительно не оставалось другого выхода, кроме как жениться на ней. Я готов отказаться от войны и заключить перемирие.

— Я... как лучший сын графа, не нарушу это перемирие, — поклялся Ксантье, и оба коснулись левого плеча правой рукой. Ксантье широко улыбался, вслушиваясь в тайный смысл этих слов, и уже повернулся лицом к выходу, когда услышал голос Сутбери:

— Вам придется засвидетельствовать перемирие.

Старик извлек из сундука свиток, достал из ящика стола перо с чернилами и кивнул. Ксантье замешкался. Все сжалось у него внутри, когда он встретился с ясным взглядом Клариссы. Затем взглянул на перо с чернилами, нервно сглотнул и перевел взгляд на свиток. Неверным шагом он приблизился к бумаге, уже ощущая всю тяжесть того поступка, который собирался совершить, и в глубине души колебался. На мгновение он вернулся в прошлое, когда они с братом были друзьями. В его мозгу вспыхнуло воспоминание о двух счастливых отроках, зеркальных отражениях друг друга, которые ныряли в озеро за домиком, в саду которого возилась их красавица мать. Но это воспоминание тут лее померкло, и он увидел перед собой врага, свое вечное альтер-эго. Ксантье смело взял перо и подписался именем Брогана.

Глава 25

Луна уже высоко светила в небе, когда во дворе послышался негромкий топот копыт по брусчатке — то свита Сутбери покидала замок Керколди. Ксантье смотрел, как Кларисса с отцом задернули пологи своих повозок и как внутри мирно засветились лампы. Он нахмурился. Такие чувства, как любовь меледу отцом и ребенком, совершенно неразумны и лишь свидетельствуют о слабости, думал он, стиснув зубы. Никогда он не допустит, чтобы им так манипулировали.

Когда за поворотом исчез последний всадник, он с облегчением вздохнул. Скоро его борьбе конец. «Победитель должен быть только один, и им стану я». Ксантье открыл глаза и вгляделся в темноту. Повторять клятву нет необходимости, он помнит ее наизусть. Керколди перейдет к нему.

Тем временем в южной башне лежала его несчастная жена, терзаемая болезненными схватками. Не обращая внимания на ее стоны и вздохи, Ксантье достал из сундука меховые сапоги, натянул их на шерстяные чулки и накинул на плечи шерстяной плед. Он вышел из опочивальни, не сказав ни слова и даже не взглянув на Изадору.

Перед тем как покинуть замок, он заглянул в покои для гостей. Бесстрастно глянув на прекрасную косу, он взял кинжал и провел лезвием по ладони, пока оттуда не засочился тоненький ручеек крови. Затем поднял руку над подушкой, окропив своей кровью и косу, и белое полотно, и пол и циновки. После этого закутался в свой плед и проскользнул через кухонную дверь мимо мальчика, который все еще лежал без сознания. В порыве доброты, которая была ему почти не свойственна, он подкинул в тлеющие угли полено, чтобы подростка, когда очнется, не наказали за нерадение.

Ксантье стоял под снегом в свете полной луны, глядя, как пар клубится изо рта. Прищурившись, он заметил на снегу след саней, и жестокая улыбка исказила его лицо. В отдалении, на холме, послышались вой, повизгиванье и утробные рыки волков. Ксантье кивнул и тронулся в путь.

Маталия озиралась, всматриваясь в темные зевы проплывавших мимо пещер: маленькие, побольше, огромные. В лунном свете виднелись звериные следы, вдоль и поперек избороздившие снег цепочками узоров. Холодок пробежал по телу, и она вгляделась в темноту, высматривая притаившуюся опасность. Внезапно ей в глаза бросился необычный след — оттиск когтистой лапы шириной минимум в две человеческие ладони, и женщина затряслась от внезапного страха.

— Серый, — слабым голосом приказала она, — поворачивай. Я боюсь больших зверей.

Волк замедлил шаг и внимательно посмотрел на нее, будто пытался проникнуть в суть сказанного. Маталия умоляюще смотрела на него. Волк остановился и встряхнулся, подняв вокруг себя снежную бурю. Затем уселся, задрал морду и принюхался к морозному воздуху. Двое других подбежали к нему и тоже задрали морды.

Быстрая, мучительно болезненная схватка пробежала по телу, и Маталия удивленно вскрикнула. Она вцепилась в края саней, плотно зажмурившись, молясь, чтобы боль утихла. Через несколько секунд ей стало легче, и она открыла глаза. Внезапно ей очень сильно захотелось помочиться, она неловко спустила ноги с кожаного сиденья и быстро спрыгнула в снег. Снова охнув, она потащилась по пушистому покрывалу к какому-то хилому деревцу. Маталия медленно дышала, уцепившись за нижние ветви и прижавшись головой к стволу. Кривая улыбка поползла по ее лицу. Это всего лишь боли, которые испытывают под конец беременности, уверяла она себя. Так что лучше сейчас собраться и терпеть, иначе как она сможет родить? Женщина оглянулась через плечо на волков, которые с тревогой на нее смотрели. Они обменялись взглядами, после чего рыжий вскинул голову и завыл на луну.

Маталия неловко задрала юбки, чувствуя себя глупо, хотя никого поблизости не было, ухватилась за ветку и присела на корточки. Затем с облегчением вздохнула, не сомневаясь, что теперь-то уж эти мучительные боли прекратятся. С беспокойством стряхнув с плеч снег, что внезапно повалил крупными хлопьями, она двинулась к саням, когда ее настиг очередной приступ боли. Маталия рухнула на землю и почувствовала, как по ногам потекла теплая жидкость.

Над ней склонился рыжий волк, спокойно и уверенно глядя на хозяйку. Она вцепилась в его шерсть, и он поволок ее к пещере. Маталия отпрянула, вспомнив про диких зверей, но ее успокоил тихий волчий напев, и она неуклюже перелезла через порог пещеры. Ее мгновенно окутало теплом, и она опустилась на застеленный хвоей пол. Маталия проползла еще несколько футов в глубь пещеры, обхватила себя руками, тревожно и неуверенно озираясь в темноте.

Со странным равнодушием молодая женщина почувствовала, как медленно приближается следующая схватка. Боль росла, растекаясь из живота в ноги и грудь. Маталия уперлась руками в пол пещеры и громко закричала. Угасающим сознанием она уловила наступившую тишину: волки прекратили завывать. Она молча поблагодарила своих питомцев, которые побежали за помощью.

— Броган, — прошептала она в темноту, — пожалуйста... Пожалуйста, Броган, приди ко мне. Ты мне нужен...

Ксантье с трудом пробирался по снегу, радуясь пороше, которая заметала его следы. Он услышал волков и вскинул лук. Ветер усилился, и мужчина плотнее закутался в плед. Он всматривался в снежную гладь, пытаясь разглядеть еще не запорошенные следы Маталии, и в то же время прислушивался к затихающему вою. Он должен ее отыскать и покончить наконец со всем этим. С ее смертью титул перейдет к нему. Она не сможет родить ребенка, и старику отцу придется признать своим наследником Ксантье. Он ускорил шаг на подъеме, согнувшись под напором ветра.

Волчий вой прекратился, и Ксантье окутало черным молчанием. Он остановился, всматриваясь в круживший снег. Потом положил стрелу на тетиву и слегка ее натянул. Медленно он крался дальше, чувствуя, как постепенно превращается в хищника. Он ощущал ее близость, нужно только еще немного потерпеть.

Ксантье заметил санки, прислоненные к высокому дереву, и дорожку взрыхленного снега. У него раздувались ноздри. Он огляделся и увидел пещеру, в которой мог бы укрыться человек. Неторопливо спрятав стрелу и закинув лук за спину, он достал свой меч. Пора.

Маталия дрожала, лежа на полу пещеры. Она плохо видела и не могла ни на чем сосредоточиться от холода и боли. Ее короткие кудряшки плясали по взмокшему пылающему лицу, и она казалась снежной феей, закутанной в мерцающий шелковистый покров. Ксантье вошел в пещеру, твердой рукой сжимая меч, и посмотрел на нее сверху вниз.

Маталия скорчилась от боли. Ей казалось, что живот вот-вот разорвется, жестокие схватки заставляли его напрягаться независимо от ее воли, и она беспомощно хваталась за стены пещеры. Едва боль отпустила, как она вскинула голову и увидела стоявшего над ней Брогана, который как-то странно на нее смотрел. С благодарностью она раскрыла ему свои объятья. Броган замешкался, не выпуская меч, но Маталия привстала и потянула его за одежду, и ему пришлось опуститься подле нее на колени.

— Хвала Господу и всем святым! Это ужасно! Помоги мне, пожалуйста. Останови это.

Он кивнул, и Маталию охватила дрожь тревоги. Она склонила голову и пристальнее вгляделась в него, но тут ее настигла очередная сильнейшая схватка, и она громко ахнула, ухватившись за руку, которая сжимала меч. Измученная женщина прильнула к Ксантье, прижавшись к богатырскому плечу вспотевшим лбом, обхватила руками и запустила пальцы в его волосы, пытаясь восстановить дыхание.

Наконец она смогла отдышаться и снова вскинула голову, всматриваясь в смущенные серые глаза.

— Отвези меня домой, — простонала Маталия, желая оказаться подле теплого камина, в своей постели. — Я боюсь, что здесь наш малыш умрет. Я не должна была уходить. Ты простишь меня?

Ксантье смотрел в ее полные слез глаза, заметив в них свет, которого никогда прежде не замечал.

— Простить тебя? — повторил он, не зная, что еще ответить.

— Да, — пробормотала она, внезапно смутившись. — Я убежала из-за своей глупой гордости. Я ведь знаю, что ты тот, кто ты есть, и не могу требовать, чтобы ты стал другим. Я люблю тебя.

— Ты меня... любишь? — ошеломленно повторил самозванец.

— Да, Броган. — И она засмеялась прерывистым смехом. — Я люблю тебя. Ты все для меня. Наверно, само небо велело, чтобы я нашла тебя тогда и похитила. — И ее лицо озарилось нежной улыбкой.

Ксантье потерял дар речи, он был буквально парализован, чувствуя, как Маталия прижимается к нему. Наконец, когда она подняла бровь и попыталась привстать, он заговорил.

— Сейчас мы не можем поехать обратно. — Он смущенно откашлялся, увидев, как она нахмурилась. — Это слишком опасно. У тебя сильные схватки, а в этой пещере ты хотя бы укрыта от ветра и снега. Ты останешься здесь, а я пока принесу дрова и разведу костер. — Он разомкнул ее объятия и впился взглядом в испуганное лицо. — Доверься мне, — прошептал Ксантье, изумившись, когда. Маталия немедленно ответила кивком.

— Конечно, — проговорила она, снова прислонившись к стене пещеры и прикрыв глаза. Ксантье смотрел на нее, и его одолевали сложные чувства. Он подобрал меч и выпрямился в полный рост, понимая, что сейчас она предельно уязвима. Затем поднял меч, рассматривая ее шею и думая, как лучше всего нанести удар.

Его объяло смятение, снова и снова он прокручивал в уме сказанное Маталией. Любовь. Доверие. Видимо, его брат попался в плен чувства, от которого отец предостерегал его со дня их рождения. Любовь равносильна слабости, а доверие означает, что рано или поздно тебя предадут. С мрачной решимостью он вскинул меч, прощаясь, и вышел из пещеры.

Маталия смотрела ему вслед, слегка приоткрыв веки. Он вел себя странно, но она рассудила, что женщин во время родов всегда одолевают нелепые мысли, и со вздохом сложила руки на животе. Видимо, он все-таки прав: здесь будет безопаснее, чем на санках.

Вскоре у входа пещеры затрещал разведенный Ксантье костер. Он притащил седельный вьюк и бросил его на пол подле Маталии. В нем находилось все необходимое на случай вынужденных привалов: железная сковорода, немного вяленого мяса, небольшой плед, мешок с зерном, фляжка со спиртным и нитки с иголками. В коротком промежутке между схватками Маталия достала бесценные нитку с иголкой, и Ксантье пожал плечами:

— Это для ран. Я почти не нуждаюсь в помощи, если мне требуется уход. А одежду мне приходилось чинить самому. — Он отвернулся, когда Маталия безучастно на него посмотрела. — Сейчас я завалю вход в пещеру, чтобы ты была в безопасности, а потом пойду в замок за подмогой.

Маталия заметно занервничала: ей не хотелось быть замурованной в пещере, ведь неизвестно, как далеко она тянется и где притаились звери. Но женщина только закусила губу и кивнула, полностью доверяясь человеку, которого приняла за своего мужа. Ксантье забросил в пещеру немного снега, потом наполнил им сковороду и поставил ее на огонь. Она уже понимала периодичность схваток, и каждая новая не была для нее неожиданностью. Преодолевая боль, Маталия останавливалась и начинала глубоко и медленно дышать, опираясь на что-нибудь руками, пока боль не проходила.

Он чем-то занимался снаружи. Потом она увидела, что он тащит ветви, чтобы крест-накрест перегородить вход, оставив только небольшую щель сверху, и стал с усилием забрасывать ветки снегом. Пещера погрузилась в темноту, если не считать небольшого пространства возле костра, потому что даже луна и первые проблески зари не могли проникнуть за образовавшийся барьер. Маталия поднялась и стала ходить по пещере. Она ткнула рукой в снег, который сразу же осыпался, и посмотрела сквозь ветви на лицо мужчины.

— Мне здесь страшно, — сказала она, всматриваясь в знакомые серые глаза.

Ксантье нахмурился, недовольный тем, что она с такой легкостью сбросила снег, и стал сосредоточенно думать, как бы его уплотнить.

— Броган! — резко воскликнула Маталия, не на шутку встревожившись. — Мне не хочется сидеть здесь взаперти.

Ксантье улыбнулся, заставляя себя растянуть рот так, как это делал Броган, улыбаясь жене.

— С тобой ничего не случится, — уверенно повторил он. — Так будет лучше. Ты должна родить ребенка, это усладит вкус моей победы.

Маталия содрогнулась и вгляделась в него пристальнее, обратив внимание на то, как он стоит и двигает головой.

Близнецы так похожи друг на друга... Тщательно скрывая свой страх, она склонила голову, обольстительно улыбнувшись.

— Тогда подойди и поцелуй меня, пока ты еще не ушел. — Она скрестила пальцы за спиной и стала ждать.

Ксантье смотрел на нее, лихорадочно соображая. Потом его губы растянулись в торжествующей улыбке, и он лениво подошел к ней, глядя ей в глаза сквозь ветки, похожие на прутья темницы. Затем снисходительно погладил ее по носу пальцем.

— Маталия, ты же знаешь, что я никогда не целуюсь. Зачем же ты просишь?

Все оборвалось у нее внутри, но она храбро продолжала улыбаться и заморгала якобы от смущения, тогда как на самом деле ее трясло от страха.

— Я просто надеялась... что, может быть, хотя бы сегодня ты сделаешь для меня исключение.

Ксантье скривил губы:

— Я уже говорил тебе, что не целуюсь. Если бы ты действительно меня знала, то давно бы это поняла.

— Да, — проговорила Маталия с еле заметной ноткой уверенности в голосе. — Я тебя знаю.

Ксантье довольно кивнул, не уловив истинного значения ее слов. Маталия слушала, как он снова стал наваливать снег и как развел еще один костер, чтобы растопленный снег быстро превратился в твердую корку льда. Она была в ловушке.

Глава 26

Брогана пробудил от сна отчаянный плач Маталии, словно доносимый порывом ветра. Он склонился над ее половиной постели, но она оказалась пуста. Броган снова откинулся на подушки и попытался закрыть глаза, но плач по-прежнему доносился из-за окон. После разговора с Маталией досада все еще владела им, и с проклятьем отвернувшись, он накрылся с головой подушкой.

Но тут острая боль пронзила его, он отшвырнул подушку на пол и подскочил к окну. Броган посмотрел на луг, как делал это много ночей, выискивая Маталию, но никого не увидел. За окном поднималась метель, и за пеленой снега только угадывался окружавший замок пейзаж:. Заскуливший волкодав подошел к нему, и Броган рассеянно гладил его по голове, прислушиваясь к тревожному вою волков. Внезапно приняв решение, он стал одеваться.

Броган сбежал по лестнице, чувствуя, как нарастает в сердце тревога, и замер у подножия башни, заметив кровь на циновках, которая вела в гостевые покои. В ужасе он двинулся по следу, чувствуя, как дыхание замерло у него в груди. Выхватив меч из ножен, он ворвался в комнату для гостей. Волкодав залаял на кухонную дверь, но Броган не обратил внимания, целиком сосредоточившись на каплях крови. В глаза ему бросилось окровавленное покрывало. Сердце остановилось у него в груди, когда взгляд упал на прекрасные черные локоны, заплетенные в косу, что покоилась на подушке.

Страшный вопль вырвался из груди Брогана. Вопль, в котором смешались гнев и боль, пронесся по замку, подобно урагану, сметающему все на своем пути. Он упал на колени, схватил окровавленную косу и закричал. Волкодав отпрянул от кухонной двери и в страхе прижался к полу. Мальчик, следивший за огнем, очнулся и забился в укрытие темных шкафов — такой ужас навел на него этот звериный стон в стенах Керколди.

Граф проснулся на своем одиноком ложе, не сомневаясь, что это Небесный Судия наконец-то прислал за его жалкой душой. Он ожидал увидеть перед собой ангела смерти. Изадора у себя в комнате впилась взглядом в темноту, радуясь, что кому-то тоже больно. Как раз в этот момент новая схватка пронзила ее скрюченное тело, и ее собственный крик смешался с этим адским воем.

Через минуту во всем замке горели факелы. В большой зал бросились воины, за ними толпились слуги. Граф, наконец пришедший в себя, натянул халат и смешался с толпой слуг. Через несколько минут он и еще несколько человек нашли в гостевых покоя Брогана, который сжимал в руке окровавленную косу Маталии.

Броган резко развернулся, затравленно обводя взглядом вошедших, и узнал среди них изумленное лицо графа.

— Они ее убили! Зарезали! Я не оставлю в живых ни единого Сутбери! — взревел он. — Я их всех уничтожу!!! — И он с вызовом посмотрел на графа, но отец ни словом ему не возразил.

Броган прошел мимо него и взбежал наверх, в башню, чтобы облачиться в доспехи. Пристегнув меч и надев кожаные латы, он бережно продел через пояс косу жены и перевязал ее бирюзовой ленточкой, еще свисавшей с полога. Он погладил ленту, вспомнив на минуту, как выглядела тогда опочивальня, и задрожал от нахлынувших на него чувств. Лента еще хранила ее запах.

Вскоре к нему присоединился Джейми, и мужчины торопливо сбежали вниз по ступенькам, где их ждали люди Брогана. Уже через час они выехали со двора и помчались в снежной ночи, Пылая жаждой мщения, в то время как ни о чем не подозревающий клан Сутбери потихоньку приближался к дому. До Брогана доносился необычно тревожный лай волкодава, но он был в такой ярости, что не обращал на него ни малейшего внимания. Когда пес в отчаянии стал бросаться на лошадь, Броган пнул его так, что огромная собака упала в снег с возмущенным визгом. Но даже столь жестокий поступок, совершенно не свойственный Брогану, не смог рассеять кровавый туман, застилавший его сознание. Всепоглощающее желание успеть гнало его вперед, сквозь дымку гнева долетал тихий шепот невыносимого страдания, и он все подгонял своего коня.

Ночное небо стало серым в этот предрассветный час. Броган гнал коня, чувствуя, как дрожит от усталости его жеребец, но продолжал его нахлестывать. Остальные давно отстали: Джейми велел замедлить шаг. Броган проигнорировал совет быть осмотрительнее и уже довольно скоро отбился от свиты.

Через час он добрался до вершины пустынного холма. В утренних сумерках силуэты расплывались, искажая расстояния, и ничего нельзя было разобрать. Броган заморгал и потер глаза тыльной стороной ладони, плотно зажмурившись. Когда он их снова открыл, перед ним предстал спускавшийся с холма обоз, который уже через секунду снова исчез в дымке.

Он натянул поводья и остановился, вытирая снова навернувшиеся на глаза слезы. Он поник головой, и его затрясло. Маталия... Маталия... Броган искал жену —в своей душе, но не чувствовал ее присутствия, как ни всматривался вдаль. Его отчаянные поиски оказались бесплодны. Он поднял голову и огляделся, узнав печальный серый туман, но сквозь этот туман не долетала ее утешающая песня. Тщетно дожидался он, когда из тумана начнет вырисовываться силуэт женщины, которая придет и утешит. Тщетно ждал, когда Маталия подойдет и смахнет с его лица слезы. Вместо этого порыв холодного ветра ударил ему в лицо снежной крупкой. Мгновенно ожесточившись, Броган сузил глаза, и лицо его сделалось бесстрастным.

— Пора, — громко произнес он, неосознанно повторив слова брата.

Он пришпорил коня, и храброе животное пустилось вниз с холма, по возможности следуя в колее обоза. Его душа леденела, по-прежнему не ощущая души Маталии. Он вытащил меч, посмотрел на свое преломленное отражение и медленно провел лезвием по руке. Кровь брызнула и потекла по бедру, на котором покоилась отрезанная коса Маталии[5]. Своей кровью он окропил ее локоны и, сам того не зная, смешал ее с кровью брата. Броган спрыгнул с изможденного коня и крадучись двинулся вперед.

Во второй повозке вспыхнул фонарь, и сквозь полог высветился женский силуэт. Броган продвинулся дальше и увидел старика Сутбери — он ехал в первой повозке — и утомленных верховых, которые плелись в надвинутых на глаза капюшонах. С мрачной улыбкой он скрылся в тени и незаметно подкрался к повозке Клариссы. Ловко ухватившись за деревянный край, он подпрыгнул и нырнул под холщовый полог с мечом наголо.

Кларисса вздрогнула, увидев перед собой разъяренное лицо одного из сыновей старика О’Бэннона. Губы и подбородок у него безобразно кривились, и она в страхе вскинула руки, будто надеясь оградить себя от зла.

Броган поднял меч — девушка увидела стекавшую по его руке кровь и яростно затрясла головой, понимая, с каким намерением он к ней явился.

— Лорд Ксантье! — охнула она, ни на минуту не усомнившись, что это чудовище не может быть Броганом. — Мы с вашим братом заключили мир! — Она указала на свиток, лежавший в ее корзинке с рукоделием.

Но меч уже нашел нежное горло Клариссы. Сквозь пелену гнева Броган услышал, как она закашлялась, отчаянно пытаясь зажать ладонью кровоточившую рану, по счастью, неглубокую.

— Твоя семья убила Маталию! В ответ я возьму твою кровь! — Ион снова поднял меч.

Кларисса изумленно раскрыла рот и отчаянно затрясла головой.

— Нет, — выдохнула она. — Мы бы ни за что не причинили ей зла!

Что-то в словах и глазах несчастной отрезвило Брогана на мгновение. Он вонзил меч в пол и развернул свиток, на который показывала Кларисса. Его взгляд выхватил подпись, и он похолодел от ужаса...

Кларисса лежала без сознания на мехах, по белоснежной шее ручьями текла кровь. Броган оторвал кусок от ворота ее ночной сорочки и туго перемотал шею, пытаясь остановить кровь. Он мял в руках свиток, часто и тяжело дыша от отчаяния, потом снова взглянул на бледные щеки девушки, и ему стало дурно.

— Остановитесь! — закричал он. — Остановите обоз! — Почувствовав, что его услышали, он опустился перед Клариссой на колени и стал растирать ее запястья. — Леди Кларисса, умоляю...

Издалека послышался голос Сутбери, который настойчиво звал дочь. Когда старик ворвался в повозку, Броган вскочил, успев бросить на Сутбери полный муки взгляд. Сутбери удивленно взглянул на него, и долю секунды, которая, казалось, длилась целую вечность, они смотрели друг на друга. А потом взгляд отца упал на бледное лицо дочери.

— Кларисса! — закричал он. — Девочка моя! Моя девочка! Что ты с ней сделал?!

Веки Клариссы затрепетали, и перед ее смутным взором предстало лицо отца.

— Отец, — прошептала она. — Это была ошибка. Пожалуйста, не делай ему ничего плохого, он поступил так во имя любви.

— Я убью тебя! — в ярости взревел Сутбери, поворачиваясь к Брогану и выхватывая из ножен меч.

Броган стоял раздавленный и уничтоженный. Он смотрел на Сутбери, не пытаясь защищаться, готовый принять наказание за то, что напал на невинную женщину.

— Отец, — снова произнесла Кларисса уже более твердым голосом. — Будет только хуже. Оставь его. Он решил, что мы покалечили и захватили Маталию. Наверно, ей и впрямь угрожает опасность. Пусть он идет к ней и спасет ее. Они любят друг друга. Пожалуйста, отец! Я выживу. Отпусти его!

— Ксантье... — прошептал Броган, глядя на Сутбери. — Это все Ксантье. Он знал, что я вернусь за вами, чтобы отомстить. Он всеми нами играл... Вынудил меня совершить такое зверство... — И Броган покачал головой, не в состоянии поверить в то, что натворил. — Но теперь все, Ксантье. Больше я не намерен с этим мириться!

И тут он услышал ее песню, почувствовал на лице ее ладони — они словно коснулись его лба, гладили по голове, утешали. Она любит его, прощает и понимает. Брогана затрясло от отвращения к самому себе, но его ожесточенность смягчила ее песня, и ему стало легко, будто с души упал огромный камень. Все это уже неважно. И Керколди уже неважен.

Но его Маталии грозит опасность! Она совершенно беззащитна! Жажда мщения и страх за любимую боролись в сердце Брогана. Он протянул руки, как часто делал в своих снах, но на этот раз пальцы не ловили пустоту, а стиснули меч — его меч. Они обхватили теплую рукоять, и Броган яростно выхватил его из ножен. Наглая подпись самозванца на документе смеялась ему в лицо, он поддался обману и чуть было не убил невинную женщину. Пора положить конец этой битве.

Глава 27

Изадора кричала, швыряя в голову Ксантье все, что попадалось ей под руку. Щеки ее пошли пятнами, мокрые пряди волос падали на лоб. Он даже не пытался скрыть своего отвращения. Подойдя к ней, Ксантье схватил ее руку и с силой вдавил в перину.

— Все, что ты должна сделать, — родить сына, — хрипло прокаркал он. — И мне плевать, если ты подохнешь на этой кровати. Я, напротив, был бы этому даже рад, так что не искушай меня ускорить твой уход к Творцу.

Повитуха с помощницами вскрикнули от ужаса, услышав эти слова. Изадора с ненавистью плюнула мужу в лицо:

— Идиот! Неужели ты думаешь, я позволю что-то с собой сделать? Даже если я умру или меня прогонят, как предыдущую графиню, я уже распорядилась, чтобы после моей смерти огласили оставленное мною письмо. А знаешь, что там написано? — Изадора выдернула руку и облокотилась на матрас, глядя на Ксантье со злобным торжеством. — Там сказано, что это плод не твоего семени. Так что советую тебе молиться за благополучный исход.

Ксантье надулся и поморщился, будто унюхав вонь гниения. С проклятьем он вновь склонился над женой, на этот раз стараясь не прикасаться к ее потной коже.

— Ты прекрасно знаешь, что это мой ребенок!

— Какая разница! Достаточно одного сомнения, и граф выберет Брогана. Он и без того уже ему благоволит.

— Он благоволит мне! — заорал Ксантье и всадил в подушку кулак буквально на волосок от ее лица. Женщины с криками едва не бросились вон из комнаты, но Изадора и глазом не моргнула, только самодовольно улыбнулась и убрала с лица всклокоченные волосы. Ксантье придал своему лицу спокойное выражение и понизил голос. — Я жалею только об одном — что не я встретил Маталию. Она жена, достойная графа.

Изадора задохнулась и попыталась привстать, но подоспевшая повитуха толкнула ее обратно на постель, напомнив, что это опасно для ребенка.

— Какими же такими бесценными качествами, по-твоему, обладает эта ведьма? Это же просто обольстительница с холодным сердцем!

Ксантье покачал головой:

— Не думаю. Но это уже не имеет значения. Маталии больше нет.

Изадора замолчала, заметив мокрую одежду и всклокоченные волосы мужа.

— Что ты сделал? — тихо спросил она, разогнав женщин. — Где Сутбери?

— Тебе не нужно знать подробности. Достаточно того, что Броган затеял резню, а Маталия с младенцем брошены на произвол стихии. Так что все достанется мне.

— Нам.

— Да, я как-то не учел. Конечно, нам. Керколди достанется нам, а Брогана прогонят или, еще хуже, посадят в темницу за его ночные злодеяния. Он только что нарушил подписанный мирный договор, ему больше никто никогда не поверит. Он будет считаться худшим из подлецов — человеком без чести.

— Забавно, не правда ли, — пробормотала Изадора, — что награда достанется как раз бесчестному братцу?

Ксантье свирепо взглянул на жену, задетый за живое этими словами. Но тут ее лицо исказилось от очередной схватки, и он вышел из опочивальни, не сказав ни слова.

Время шло, а крики в южной башне не утихали, пугая обитателей замка. Граф стоял у входа на ледяном ветру и смотрел на дорогу, дожидаясь возвращения Брогана. Окровавленные волосы Маталии до сих пор стояли у него перед глазами, и он понимал, что ему будет гораздо тяжелее пережить утрату своенравной снохи, чем он мог себе представить. Его не по-стариковски ясный ум анализировал события из жизни, безжалостно приведшие к этой ночной драме. Он был поражен, как быстро все изменилось, поражен тем, что Сутбери мог похитить и даже ранить Маталию после того, как публично отказался от мести. Но жизнь, полная недоверия, давно ожесточила графа, приучила верить дурному легче, чем доброму, и он нисколько не сомневался в том, что именно так и произошло.

Ксантье наблюдал за ним, сидя на стуле у камина, и от его тяжелого взгляда не укрылось растущее беспокойство, с каким отец дожидался возвращения Брогана с Маталией. Волкодав брата сидел подле графа и не отрываясь смотрел на заснеженный холм, откуда, он знал, должен был показаться его хозяин. У ворот беспокойными тенями метались трое волков. Они то садились, то начинали завывать свою волчью песнь, будто хотели о чем-то поведать, и граф никак не мог разгадать, о чем.

Старый слуга подал меховую накидку, и— граф неожиданно ласково на него взглянул. Когда-то они оба были мальчишками, теперь оба состарились. Граф тяжело вздохнул.

— Как думаешь, отчего это волки так странно себя ведут? Заболели? — спросил граф.

— Это волки леди Маталии, — ответил старый слуга.

— А-а-а, волки леди Маталии... А я и не знал, что она заботится о диких зверях.

— Скорее, они о ней.

Граф замолчал, глядя поверх заснеженной дороги. Старый слуга смотрел туда же, потирая подбородок, но ему нечего было ответить на немой вопрос господина.

Солнце нехотя выплывало из-за горизонта, тени становились короче, брезжил зимний рассвет. Вскоре убежал один волк, за ним второй, и остался только черный, резко выделявшийся на белом снегу. Старый слуга ушел, чтобы принести графу горячего сидру.

Крики Изадоры стали глуше и теперь доносились через равные промежутки времени. Одна из помощниц примчалась вниз, объявила, что показалась головка ребенка, и умчалась обратно.

Граф оглянулся на Ксантье, который медленно встал со стула.

— Я выиграл, — тихо сказал он отцу. — Мой ребенок, твой внук, родится первым. Назови меня наследником.

— Нам ничего не известно о судьбе Маталии, так что тебе придется подождать, пока я приму решение.

— Ты больше не можешь откладывать, ты и так уже тридцать лет откладывал. Давно пора решить эту проблему.

— Я не позволю на себя давить! — взвился старик. — Мы дождемся Брогана.

— Я его вижу, милорд. Лорд Броган скачет на своем коне по холму, — вмешался старый слуга.

Как раз в этот момент послышался истошный вопль и ободряющий крик повитухи. Ксантье всмотрелся через плечо графа в медленно приближавшуюся черную точку. И внезапно черный волк ринулся вперед, подобно стреле, низко пригнув голову к земле.

Броган поднял голову и увидел белые стены Керколди, возвышавшиеся над снежными просторами. К нему со всех ног мчался волк, и, узнав в нем питомца Маталии, всадник быстрее погнал коня. Его сердце раздирала тревога.

Конь Брогана отшатнулся и захрапел, когда к ним приблизился волк. Черный зверь крутился и рычал, оскалив зубы, кружился на одном месте и повизгивал. Броган с беспокойством наблюдал за столь необычным поведением волка и, почувствовав, как внутри у него все холодеет от ужаса, пришпорил коня и галопом помчался к замку, рискуя сломать себе шею.

Когда Броган с грохотом скакал по заледеневшему двору, к волку подбежал волкодав, и они понеслись по обеим сторонам от коня. Всадник резко натянул поводья и соскочил с седла. Огромный пес смотрел такими же серо-стальными глазами, как и его хозяин, а на лице Брогана застыла такая же ярость, какая сквозила в сдержанном рычании животных. Ксантье стоял на пороге, загораживая вход всей своей огромной фигурой. Подле него стоял граф, внезапно ставший каким-то маленьким и ничтожным.

— Убирайся, брат, — насмешливо фыркнул Ксантье, угрожающе выступив вперед.

— Где она?! — бросил Броган, проигнорировав угрозу. И застыл на месте, услышав крики роженицы.

По лицу Ксантье расползлась жестокая улыбка:

— Изадора рожает, мой ребенок родится первым.

Лицо Брогана застыло, и он в упор посмотрел на Ксантье.

— Можешь оставить Керколди себе, — произнес он медленно, будто говорил с ребенком. — Просто скажи мне, где она. Где Маталия?

— Какое это теперь имеет значение, брат? Я все равно выиграл. А Маталии больше нет. Так что ты можешь мне даже спасибо сказать, ведь теперь ты свободен.

— Нет? — повторил совершенно оглушенный Броган. — Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что сказал. Ты проиграл, титул перешел мне. Так что забудь про эту девку и убирайся отсюда.

Броган смотрел на Ксантье, чувствуя, как в его душе поднимается ураган. Он не желает этой свободы, не желает уезжать без Маталии, хотя у него в мозгу и сверкнула одна светлая мысль: он свободен. Свободен от своих амбиций, которые помыкали им всю жизнь. Свободен от Керколди. Краем глаза он увидел черного волка, который сидел, прижав уши, и тихо, скорбно завывал. У Брогана закружилась голова, и он покачнулся. Он почувствовал ее. Он должен идти к ней.

Ксантье сделал еще один шаг вперед, грудью толкнув брата, и Броган упал, не сумев справиться с головокружением.

— Я выиграл. Уходи, — повторил Ксантье. Взгляд серых глаз схлестнулся с точно таким же взглядом, потом послышался скрежет стали, и братья скрестили клинки.

— Я уйду только после того, как найду ее, —сдержанно проговорил Броган.

Его рассудок прояснился, и он почувствовал, как любовь к Маталии согревает душу. Он хочет быть рядом с ней. Ему нужны эти бирюзовые глаза, которые смотрели ему в самое сердце. Нужны ее живость, ее огонь, ее страсть... ее любовь. Он был слеп. Слеп и безрассуден. Он должен был сказать ей, что его сердце стучит только потому, что слышит биение ее сердца, и что без нее оно остановится. Ему не нужен этот титул, не нужно это соперничество. Ему нужна только Маталия.

— Ты никогда ее не найдешь, — процедил Ксантье.

Броган отреагировал стремительно и яростно. Он развернул запястье и плашмя ударил брата по руке клинком. Ксантье охнул и отшатнулся, едва удержав меч в дрожащей руке. Сделав стремительный выпад, Броган точно кольнул Ксантье прямо в челюсть, и из раны тут же засочилась кровь и потекла по шее.

— Скажи мне то, что я хочу узнать, брат, и я подарю тебе эту груду камней.

Постепенно во дворе столпились слуги и воины, привлеченные поединком братьев. Людей охватывала тревога по мере того, как до них доносились приглушенные вопли Изадоры. Они беспомощно наблюдали новый поворот судьбы. Ксантье победит. Его жена родит первой.

— А почему я должен тебе что-то рассказывать? — прошипел Ксантье. И кинулся на Брогана, чувствуя, как вместе с ненавистью, разливающейся по жилам, его рука вновь набирает силу. — Она даже сейчас, в этот самый момент, страдает от твоей никчемности! Она одинока и всеми брошена, как был брошен я, когда ты уехал из Шотландии!

Броган ошеломленно парировал удар, пытаясь распутать клубок мыслей своего соперника.

— Ты говоришь глупости, — прорычал он, отступая в сторону и блокируя яростный удар Ксантье. — Я уехал, потому что не хотел с тобой воевать.

— Ты всегда был любимчиком, но я наконец-то тебя победил! — Лицо Ксантье исказилось от ярости, и он потряс в воздухе кулаком. — Ты все детство провел подле матери, а я вечно рос на отшибе!

Броган сдвинул брови, и его захлестнула волна гнева.

— Нет, это ты всегда ходил в любимчиках! Меня сюда даже не пускали, а ты воспитывался в замке как наследник.

Он кинулся на Ксантье, но тот сделал ответный выпад, и их мечи зазвенели, схлестнувшись рукоятями. Братья стояли, склонившись, не сводя друг с друга сверкающих глаз. Их невозможно было различить, если не считать струйки крови, сочившейся по лицу Ксантье. Ярость, безнадежность, смятение, гнев... Это были двое людей, чьи детские душевные раны переросли в гнойные нарывы.

Могучим ударом Броган отбросил Ксантье и, размахнувшись, всадил меч в его правую руку. Вой черного волка внезапно оборвался, и где-то в отдалении послышался ответный вой двух других, который заполнил собой тишину. Все душевные раны Брогана внезапно отворились и омылись чистым воспоминанием о Маталии. Он почувствовал, как его гнев утихает и уступает место печали. Он поднял меч и прижал его к обнаженному горлу Ксантье. Брат стоял, прислонившись к грязным камням Керколди, вызывающе задрав подбородок, и из раненой руки, что сжимала ослабевшими пальцами бесполезный меч, сочилась кровь.

Броган смутно осознавал, что если он сейчас убьет Ксантье, то Керколди достанется ему. Но тогда он потеряет Маталию и... самого себя. Слегка отстранившись, он спокойно посмотрел брату в глаза и тихо потребовал:

— Скажи мне, где она.

Ксантье трясло от ярости. Он дернулся, но меч Брогана снова коснулся его груди. Ксантье смотрел на брата, как затравленный пес, и скрипел зубами, пока в углах рта не проступила пена. Наконец он навалился на клинок и свирепо усмехнулся.

— Ты помнишь детство, Броган? Помнишь пещеры, которых ты так боялся? Помнишь зверей, которые там жили? Помню, какой ужас ты пережил после того, как я бросил тебя в одной из этих пещер?

Холод пополз у Брогана по позвоночнику, и перед глазами замелькали черные зевы пещер. Он отринул страх, но Ксантье заговорил опять, и холодок ужаса пробрал его вновь.

— Я оставил ее там, Броган. В темноте. Оставил ее в темной пещере и замуровал. Она думала, что это ты, Броган. Она и сейчас думает, что это ты бросил ее рожать в одиночестве. И умереть в одиночестве с замерзшим младенцем на руках.

— Она ни за что этому не поверит, — уверенно возразил Броган.

— Отчего же? Ты же всегда ясно давал понять, что титул для тебя на первом месте. Она умная женщина и сразу поймет, что ты проиграл и теперь хочешь от нее избавиться. Ты ведь не желал на ней жениться, брат?

— Нет, — искренне ответил Броган.

— И ей об этом прекрасно известно. Это видно по ее глазам, когда она на тебя смотрит. Она знает, что не нужна тебе.

— Она мне нужна. — Броган оглянулся, выискивая в толпе графа. Отец смотрел на него с грустью, и Броган повторил сказанное, уже громче: — Она мне нужна, и в душе она знает об этом. Она знает, что я ни за что бы не причинил ей зла.

— Так же, как ты ни за что не причинил бы зла невинной женщине? — ехидно спросил Ксантье, и Броган почувствовал тошноту при воспоминании о Клариссе Сутбери.

— Ты сам натравил меня на них, зная, что я отомщу за то, что они похитили мою жену — И Броган осуждающе посмотрел на брата, объятый гневом и состраданием одновременно. — Ты попытался толкнуть меня на убийство, но тебе это не удалось. Кларисса жива, а о твоем коварстве станет известно всем.

Ксантье приблизился к брату вплотную и прошептал:

— Как же тобой легко играть. Чувства к этой женщине сделали тебя слабаком.

Броган отшатнулся, скривившись от омерзения.

— Ты глупец, Ксантье. Говори, в какой пещере ты ее оставил, и мои люди предоставят тебя твоей жалкой участи.

Ксантье злобно глянул на брата и покачал головой, показав на окно, из которого доносились крики Изадоры.

— Я скажу, когда она родит.

Но тут вперед вышел объятый ужасом граф:

— До этого может пройти еще несколько часов! Скажи Брогану, где Маталия. Она не должна умереть из-за твоей жадности! В нашей семье и без того было погублено слишком много людей. Я ошибался насчет любви. Власть этого чувства связала Брогана с Маталией, и я не допущу, чтобы он прожил свою жизнь в одиночестве, как я, и как будешь жить ты, если ничего не изменишь. Скажи брату, где он может отыскать свою жену.

Ксантье бесстрастно посмотрел на отца, развернулся и стал подниматься по ступенькам.

Броган помчался за ним следом.

— Брат! — крикнул он. — Почему ты так уверен, что она приняла тебя за меня?

Ксантье, не оборачиваясь, смотрел на большие двери.

— Она сказала, что любит меня, — наконец бросил он через плечо. — Сказала, что доверяет мне. — И, помолчав, добавил во внезапно наступившей тишине: — А еще она попросила поцеловать ее. — И Ксантье медленно обернулся, улыбнувшись.

Броган смотрел на него с бешено бьющимся сердцем.

— Ты... поцеловал?

Ксантье улыбнулся еще шире и покачал головой:

— Однажды я уже допустил эту ошибку, брат. На этот раз я ей отказал.

У Брогана закружилась голова. Он медленно моргал, вспоминая тот день на вершине холма, когда они с Маталией соединили свои уста. Он помнил ее восхитительную покорность и ослепительный блеск ее глаз. Он до сих пор ощущал неземной вкус ее губ. Ксантье допустил ошибку. Маталия сразу все поняла, потому что Брогану нравилось целовать ее. Больше всего на свете ему нравилось ее целовать.

Черный волк подошел к нему и потерся о руку, в которой муж хозяйки держал меч. Броган заглянул в мудрые глаза зверя, коротко отсалютовал графу, развернулся и покинул замок.

Глава 28

Маталия корчилась от нестерпимой боли, с такой силой вцепившись в камень пещеры, что у нее побелели костяшки пальцев. Она задыхалась, обливалась потом и дрожала. Огонь почти не давал тепла, схватки раздирали ее, а изнутри тело пылало, как в огне. Эта боль пугала ее, полная беспомощность доводила до изнеможения.

Первые утренние лучи посеребрили ледяную стену, которая оказалась очень прочной и практически непроницаемой. Как она ни толкала, ни крошила и ни трясла ее, стена не поддавалась.

Маталия уже не боялась Ксантье. Теперь все ее страхи были исключительно за ребенка. Она слышала, как по ту сторону пещеры завывали волки, и черпала душевные силы в их близости. Но вдруг в глубине пещеры послышались какие-то посторонние звуки, и она стала всматриваться в темноту, в ужасе вспомнив про диких обитателей здешних мест.

С трудом поднявшись, женщина подковыляла к огню и подбросила несколько сучьев. Яркая вспышка на мгновение осветила темницу, и из пещеры на нее уставились чьи-то глаза. Подавив стон, Маталия расположилась между угасающим костром и обледеневшей стеной.

Тут началась очередная схватка, и страх уступил место физическим страданиям. На этот раз женщина застонала вслух. Она всматривалась в темноту, чувствуя, как отчаяние перерастает в ярость, и закричала на зверя, бросая ему вызов. Маталия трясла кулаками, громко призывая на помощь.

Броган подгонял изможденного коня по снежному холму к пещерам. Волкодав семенил рядом, то и дело проламывая наст и проваливаясь в снег по грудь. С трудом выкарабкивался и вновь проваливался. Легкий волк бежал, уткнувшись носом в землю, время от времени останавливался, вскидывал морду и прислушивался. Когда они стали спускаться с холма, он задрал хвост и завилял им из стороны в сторону в такт своей поступи, как заправская собака. Волчья песнь, звучавшая в отдалении, вела всадника, пса и волка по следу.

Вскоре конь стал спотыкаться, а потом и вовсе встал. Броган нагнулся в седле, уговаривая его, но животное поникло головой, отказываясь продираться сквозь сугробы и острый наст.

Солнечные лучи уже пронизывали облака. Тревога, гнавшая Брогана вперед, усиливалась по мере того, как становился ярче свет зари. Он развернулся, чтобы расстегнуть седельный вьюк. Достав оттуда две кожаные гарды, обвязал их вокруг икр, чтобы снег не попадал в сапоги, затем набросил на плечо меховую шкуру и высвободил правую руку на тот случай, если понадобится выхватить меч. Затем извлек небольшой мешок с провизией и накинул его на шею. Волк нетерпеливо заскулил, и Броган снова тщательно все проверил. Что толку, если он ее найдет, но не сможет помочь? Наконец он спрыгнул с коня, по колено увязнув в снегу.

Продираясь сквозь заносы, он пытался припомнить, как бродил в детстве по этим темным пещерам, стараясь перебороть свой страх. Он поклялся, что сегодня навсегда забудет прошлые страхи, потому что должен разыскать женщину, дарованную ему самой судьбой.

Он брел так целый час, показавшийся ему вечностью, и наконец вышел к большим пещерам; вой волков стал слышнее. Сердце бешено застучало, когда, продравшись через заснеженные сосны, он набрел на след полозьев, несколько человеческих и многочисленные волчьи следы.

— Маталия? — позвал он как молено более спокойным голосом. — Маталия! — кричал он, идя по следу. На его зов почти сразу лее послышался лай вперемежку с визгом, и черный волк ринулся вперед. Волкодав глухо зарычал и прижался к ноге Брогана.

— Маталия? — снова позвал он, ускоряя шаг.

На повороте к пещере навстречу ему двинулась огромная темно-бурая тень. Не успел Броган поднять глаза и разглядеть вставшего на дыбы медведя, как получил удар по голове, от которого у него засверкало в глазах, и вслед за тем наступила кромешная тьма.

Волкодав кинулся на разъяренного зверя и впился в него зубами. Отвернувшись от простертого тела Брогана, зверь снова замахнулся, на сей раз на проворного пса. Волкодав успел отскочить, но тут же провалился в снег и беспомощно забарахтался.

Медведь опустился на четыре лапы и пошел на волкодава, но его уже окружили волки, которые путались у зверя под ногами. В раздражении медведь обернулся и с силой ударил лапой по снегу. Белые комья просвистели в воздухе и сбили снег с ветвей близстоящих сосен. Снег каскадом посыпался с деревьев, намочив лицо Брогана.

Мужчина очнулся, пошевелился. У него еще кружилась голова, но он уже был готов к действию. Он медленно открыл глаза, ощущая чудовищную боль в висках, и попытался сесть, но снова упал, когда на него надвинулась тень взбешенного медведя. Их разделяло всего несколько шагов.

Броган вынул меч и осторожно помахал им в воздухе, чтобы медведь отвлекся на сверкающее лезвие.

Медведь повел глазами и ринулся в атаку. Броган замер, выжидая нужный момент. И как раз в эту секунду на зверя бросился волкодав, а подскочившие волки нырнули ему под лапы, пытаясь перекусить сухожилия.

Медведь повернулся и, замахнувшись на пса, отшвырнул его ударом гигантской лапы, но один из волков, успевший глубоко вонзить в нее зубы, грыз и раздирал лапу. От боли зверь завалился на переднюю лапу, позабыв про человека с мечом, и рухнул прямо на лезвие.

Медведь взревел, а Броган подобрался и всадил меч глубже, целя прямо в сердце. От острой боли медведь взревел еще сильнее, закатил глаза и задергался в конвульсиях, забрызгивая снег кровью.

Броган резко отпустил меч, оставив его в груди зверя, и попятился, увернувшись от заваливавшейся туши. Падая, медведь еще глубже всадил в себя меч. Рев оборвался. Из пасти зверя вырвалось тихое «вуф», и он повалился на бок, дернулся в последний раз и стих.

Броган осторожно приблизился к медведю и увидел, что его глаза закатились и остекленели. Он уверенно сжал рукоять, резко выдернул меч из туши и вытер его о снег.

Маталия вздрогнула и поднялась, потом склонила голову, внимательно прислушиваясь. Она слышала вой волков, сквозь который уловила и голос Брогана, и напрягалась, пытаясь понять, не почудилось ли ей. Радостный крик вырвался из ее груди, когда она услышала повторный зов, но крик не успел замереть на ее губах, когда его заглушил ужасный рев медведя. Маталия закричала снова, на сей раз от ужаса, стала раздирать ветки и колотить кулаками по скреплявшему их льду, пока у нее не опухли пальцы, а из— под сломанных ногтей не потекла кровь.

Женщина скорчилась, прижавшись к стене. Слезы струились у нее по лицу, пока она слушала, как Броган сражается с медведем. Отчаянно сопротивляясь приступам боли, она жалобно молилась за Брогана.

Маталия пыталась позвать мужа, но ее слабый крик заглушали звуки яростного сражения. Она прильнула к ледяной стене своей тюрьмы, сжавшись от ужаса, когда из глубины ее темницы послышался яростный рев пещерного обитателя.

Маталия чувствовала, как ребенок решительно пробивается на свет божий, и скорчилась, задыхаясь и хватая ртом воздух. Природу не остановишь, роды ждать не будут.

Решив сражаться до последнего, она стала отчаянно шарить по полу в поисках горящей головни и ухватилась за нее, не ощущая, как обмороженные пальцы обожгла тлеющая кора. Глаза, смотревшие на нее из темноты, исчезли, и вместо них показались другие, поменьше.

Маталия задохнулась, не в состоянии сдержать потугу, и плотно зажмурилась, чувствуя, как толкается плод. Весь мир сжался до крошечных размеров младенца у нее в животе. Она тужилась, слыша, как по-новому начинает биться его сердце. Тужилась, понимая, что ее ребенок уже выдвигает свои требования, которые она обязана удовлетворить.

Броган с содроганием смотрел на умирающего в снегу огромного зверя. Сильнейшая печаль пронзила его душу оттого, что ему пришлось убить такое необыкновенное существо, и он почтительно склонил голову перед поверженным исполином. Потом бросился к самодельному барьеру в пещере.

— Маталия? — снова позвал он. — Ты в порядке?

Маталия почувствовала, что потуга отпустила, и услышала прямо у себя над ухом голос мужа. Она улыбнулась и кивнула, позабыв, что он не может ее видеть. Он позвал ее опять. С большим трудом она разлепила губы и откликнулась:

— Броган? Да... Ты мне нужен...

— Я иду, любовь моя, иду. Держись.

Он улыбнулся и принялся рубить лед. Почувствовав, как затряслись стены ее тюрьмы, Маталия отползла к затухающему костру. Как только от стенки откололось несколько кусков, в пещере что-то ухнуло, и она в ужасе обернулась на звук.

Прямо перед ней стояло огромное черное существо с длинным жестким мехом, слабо мерцающим в отблесках костра. От зверя исходил резкий терпкий запах, и Маталию мгновенно затошнило. Существо оказалось громадной бурой медведицей. Она разинула пасть и угрожающе зарычала.

Броган замер, когда из пещеры послышался рев. Он стремительно оглянулся на убитого им медведя и снова посмотрел на стену. В ярости он принялся вновь рубить лед.

Маталия лежала на боку, понимая, что бежать некуда. Ее живот схватывала потуга, и она закрыла глаза, стараясь не шевелиться. Струя теплого воздуха обдала лицо женщины, когда медведица склонилась над ней и стала ее обнюхивать. Ноздри зверя щекотал запах крови, и она перекатывалась с задних лап на передние. Маталия лежала прямо между ее лап. Обреченно открыв глаза, она увидела перед собой жуткие когти и вздохнула. Потуги не причиняли такой сильной боли, как схватки, и она перестала противиться, чувствуя, как сотрясается ее тело. Пора уже ребенку появиться на свет.

Медведица снова ухнула и перевела взгляд на рушащуюся стену. Огонь уже погас и теперь сильно чадил, но нюх у обитательницы пещеры был гораздо сильнее, чем зрение, и она учуяла тошнотворный запах смерти, запах человека и собаки. Унюхала знакомый запах волков и почувствовала их волнение. Но тут ее внимание вновь привлекла внезапно пошевелившаяся женщина, и медведица угрожающе зарычала.

Маталия слышала, как Броган лихорадочно рубит лед... Слышала лай своих волков, которые рыли подкоп, слышала глухое рычание медведицы у себя над головой, ответный рев другого медведя, поменьше, который притаился в пещере. И, не осознавая, что делает, она вдруг запела.

Медведица вскинула голову. Она перестала раскачиваться и внимательно прислушалась к новым звукам. Маталия взяла на тон выше, и пещеру наполнили чистые звуки мелодии. Женщина отрешилась от всего и пела о своем ребенке. Пела о печальной судьбе графа и леди Энслин и о счастливом доме своих родителей. Пела о блаженстве, которое дарует человеческое тепло, и о покое, который несет всесильная любовь. Ее голос поднимался все выше, пытаясь добраться до пещерных зверей, до диких горных волков, до благородного скакуна, который всю жизнь преданно служил ее мужу. Она пела о Брогане и о том, что он ей подарил, — о свободе, зрелости, вере в исцеление, о ребенке.

И вдруг медведица исчезла, а на залитом солнцем полу пещеры подле Маталии оказался Броган. Он крепко обнял жену, и исходившее от него тепло отогрело ее онемевшее тело. Маталия тужилась, крепко стиснув его руку. Она не столько слышала, сколько чувствовала его тихий ободряющий шепот и позволила себе расслабиться еще на миг, прежде чем вновь целиком сосредоточиться на ребенке.

Теплый мех окутал ее плечи, на полу снова запылал костер.

С наступлением новой потуги Маталия собрала последние силы. Броган ее держал, и она почувствовала, как с болью избавляется от неимоверной тяготы, давая жизнь долгожданному ребенку. И тогда она закричала, не от боли, а от великой радости.

Броган подхватил появившегося младенца. Его руки тряслись от благоговейного восторга, когда он поднял этот скользкий комочек. Грозный воин сидел, совершенно ошеломленный, не зная, что делать дальше, но тут к нему подбежали волки и стали облизывать малыша, тихонько подвывая и поскуливая, словно напевали ему что-то.

— Любовь моя... Любовь моя... — повторял он, и Маталия улыбалась, глядя на слабо освещенные стены пещеры и не зная, к кому он обращается — к ней или к ребенку. Она протянула руки, и Броган передал ей новорожденного. Под ее руководством он обрезал пуповину, обтер малыша, закутал его в одеяло, и стал укачивать.

— Мальчик? — спросил он, отворачиваясь к костру, чтобы подбросить в него еще сучьев, будто она знала ответ на этот вопрос лучше, чем он.

Она улыбнулась и кивнула: .

— Мальчик.

Он внезапно рассвирепел и стал лихорадочно озираться. Маталия положила руку ему на плечо и притянула к себе.

— Все уже в порядке. — И погладила его лицо. — Ты ранен, — пробормотала она, но Броган покачал головой:

— Ерунда. А ты? Что тебе нужно? Тебя помыть?

Маталия вздохнула, откинувшись на мех, и из нее вытекли остатки жидкости. Она скривилась от смущения, но Броган уже растопил в сковороде снег, оторвал кусок от своей рубахи и нежно обтер ее бедра. Маталия зачарованно смотрела на своего ребенка.

— По-моему, дети все-таки должны кричать, — сказала она наконец, и Броган испуганно вскинул голову.

Он выронил тряпку и уставился на младенца. Малыш смотрел на мать. Его красное личико было сморщено и покрыто еле видимым пушком. Он разлепил губки, как птичка, требующая червяка. Родители внимательно прислушались к его спокойному, ровному дыханию, а сын смотрел на них еще мутноватыми, но такими же бирюзовыми глазами, как у матери. Радостная улыбка расплылась по лицу Маталии, и она бережно поднесла ребенка к груди.

Броган вспыхнул, занервничал и снова повернулся к костру.

— Вроде бы все, как и должно быть, — пробормотал Броган.

Маталия охнула, когда крошечный ротик жадно обхватил ее сосок и принялся сосать.

Броган обернулся, нахмурившись.

— Ты уверена?

— Насчет чего?

— Насчет... — И он показал на нее и младенца.

— Иди сюда, — прошептала она.

— Я, наверно, должен выйти, — сказал он, поднимаясь.

— Иди сюда! — настойчиво повторила Маталия. Броган остановился, мельком взглянув на жену. Потом опустился на колени, старательно избегая смотреть на сосущего младенца. — Ты стесняешься? Ты никогда не видел, как кормят грудью? — спросила она.

— Нет, — честно признался Броган.

— Так посмотри, — мягко сказала она. — Это же здорово. Я всегда смотрела, когда мама кормила сестренок.

Броган взволнованно поднял глаза и, как завороженный, смотрел на Маталию и младенца. Потом медленно поднял правую руку и, осторожно проведя пальцами по личику новорожденного, скользнул по груди Маталии. Встретившись с ней взглядом, он погладил короткие локоны и запустил пальцы в ее волосы.

— Твои волосы... — прошептал он.

— Ты сердишься?

— Нет, любовь моя. Дело не в твоих волосах или лице. Я люблю тебя.

Маталия нагнулась, прикрыв глаза, и прильнула к его губам.

Он целовал ее страстно, но неторопливо, будто собирался целоваться с ней вечность. Он упивался ее губами, надежно закрывая своим телом ребенка. Он целовал ее с бесконечной любовью, пытаясь объяснить, что чувствует, сколь много она для него значит.

Отстранился на мгновение и принялся целовать ее закрытые веки, нос, шею. Маталия открыла глаза, и Броган прижался губами к ее полной груди, а потом — к черным кудряшкам их сына.

Младенец слегка приоткрыл ротик, но глазки у него уже были закрыты. Он ровно и глубоко дышал, засыпая. С улыбкой Маталия осторожно отстранилась от Брогана, чтобы положить мальчика на расстеленный мех. Убедившись, что ему тепло и ничего не угрожает, она снова повернулась к мужу и раскрыла объятия. Броган с благодарностью уселся подле жены и ребенка. Он загородил своей спиной дувший снаружи ветер и склонился над ними своим могучим телом, подставив Маталии руку вместо подушки.

— Я решил, что тебя зарезали. Напал на Сутбери и едва не убил Клариссу. Наверно, душа у меня такая же черная, как у Ксантье.

— Она жива?

— Да.

— А недоразумение улажено?

— Да. Сутбери — человек необычайно благородный. Я бы так легко не простил.

— Тогда не будем о грустном. Я люблю тебя.

Маталия со вздохом повернулась на бок и устало заснула возле своего малыша. Ее дыхание стало тише и глубже. Броган улыбнулся, уткнувшись носом ей в шею. Волки улеглись рядом, согревая их своим теплом, а у входа в пещеру виднелась огромная тень волкодава, который сидел на страже. Глаза его зорко всматривались в снежную пустыню, а в голове лениво бродили разные мысли. Он в безопасности. И он счастлив.

Глава 29

Через час Маталию стал бить озноб, тело ее, казалось, было объято жаром. Она открыла глаза и разглядела очертания своего младенца. Подтянув его поближе к себе, она прижала его к груди и снова забылась, сломленная усталостью. День постепенно угасал, и Броган несколько раз выходил из пещеры, чтобы собрать еще дров и освежевать тушу громадного медведя.

Он нарезал мясо, не желая, чтобы такая хорошая еда пропала даром, потом с помощью меча вырыл в земле глубокую яму и зарыл почти все мясо, отложив небольшую порцию для жены. Потом некоторое время скоблил медвежью шкуру, словно одержал победу над дикими зверями, раздиравшими его изнутри.

Броган вернулся в пещеру, когда Маталия еще спала. Младенец неотрывно наблюдал за ним, пока он жарил мясо, и Броган застенчиво улыбался ему. Малыш пошевелился, сморщил личико и заплакал.

— Ага, значит, все-таки можешь говорить, — сказал Броган и перевел взгляд на спящую женщину.

Он нахмурился, пристально вглядываясь в нее, когда она не проснулась от плача младенца. Оглядевшись, будто боясь, что за ним могут подглядывать, он обеспокоенно присел рядом с сыном на корточки. — Мама еще спит. Чего же ты хочешь?

Малыш затих и уставился на Брогана. Со священным трепетом отец взял ребенка на руки, очень бережно поддерживая головку. Малыш несколько раз моргнул и снова уставился на отца. Броган смотрел на мальчика, и в этот самый момент где-то в самой глубине заскорузлой души произошло рождение Нового Брогана. Отныне он посвятит свою жизнь этому крошечному существу. Их с Ксантье разногласия и гнев на мать казались теперь глупой суетой. Вот она, Истина — он держит ее в руках, а рядом с ним — его жена. Именно в этом-то и заключается смысл жизни. Все, чего он хочет, — это быть рядом с Маталией и держать на руках сына.

Настало утро, а Маталия по-прежнему дремала. Лоб у нее был горячий, и она беспокойно ворочалась.

Брогану удалось кое-как вымыть ребенка, несколько раз он подносил его к материнской груди и с растущим беспокойством разглядывал лицо жены. Оно было горячим и в то же время бледным. Он тронул ее за плечо, но она только слабо отмахнулась и снова уснула. Когда же волки стали тыкаться в нее мордами и жалобно скулить, Броган не на шутку испугался.

— Маталия, — пробормотал он сначала тихо, потом повторил уже громче: — Маталия!

Она на секунду приоткрыла глаза, недоуменно на него глядя.

— Пить... — прошептала она. — Ребенок?

— Рядом, — ответил Броган, давая ей напиться. — Малыш в порядке, но меня беспокоишь ты. Это нормально?

Ее веки снова опустились, но Броган повторил вопрос, и она нехотя открыла глаза.

— Это нормально? У тебя больной вид. Тебя лихорадит, и ты спала очень долго.

Маталия сдвинула брови, глядя на мужа затуманенным взором, потом покачала головой и, так и не сумев сказать что-то в ответ, снова впала то ли в сон, то ли в забытье.

Сердце Брогана замерло, и несколько секунд он с трудом переводил дыхание. Потом посмотрел на младенца, спокойно лежавшего у него на руках, и на прекрасную женщину, забывшуюся тяжелым сном у его ног.

— Господи, нет! — выдохнул он. — Господи, нет, умоляю!

И он тут же начал действовать. Волки отскочили в сторону, чтобы не мешать мужчине, пока тот торопливо собирал вещи и мастерил подобие переносной люльки, чтобы удобнее было везти ребенка. Свернутую шкуру он приторочил к седлу, завернул в мех Маталию и на руках отнес ее к коню, которого прежде успел отыскать. Он запрыгнул на отдохнувшего жеребца, бережно усадил беспомощную женщину, поправил люльку, которую придерживал левой рукой, и без колебаний помчался со всей звериной свитой под гору, мимо пещер, в замок.

Один из стражников заметил приближение этой странной группы и успел предупредить привратников внизу. Поэтому к тому времени, как копыта жеребца застучали по камням двора, перед ним вырос Ксантье с мечом наголо.

— Ты здесь нежеланный гость, брат!

Но Броган даже не глянул на него. Он смотрел поверх головы брата, туда, где стоял старый граф.

— Отец, пока еще ты здесь хозяин, Я пришел просить о помощи для моей жены. Она в горячке после рождения нашего сына.

— Сына? — переспросил граф. — Он жив? Когда он родился?

Броган поморщился, вспомнив дурацкое соперничество с Ксантье, но все-таки кивнул.

— Он здоров, но его матери плохо, и я всего лишь прошу на несколько дней предоставить нам кров, чтобы обеспечить должный уход за ней.

Тут Маталия издала стон, и Броган в ужасе перевел взгляд на нее.

— Срочно позовите повитуху!

И тут ошеломленного Ксантье оттолкнули в сторону слуги и стражники, которые подбежали к графу и столпились возле коня Брогана. Джейми протолкался через толпу и протянул руки, чтобы принять у господина обессилевшую Маталию. Один из волков глухо зарычал, и Джейми отшатнулся, бережно удерживая женщину. Броган спешился и посмотрел на графа:

— Мы можем остаться, отец? Ты поможешь нам?

Граф торопливо кивнул и махнул в сторону северной башни.

Броган повернулся, думая, что волки уже убрались в лес, но увидел, что они и не собираются уходить, окружив свою хозяйку защитным кольцом. Джейми нападение, но дикие звери ограничились только угрожающим рыком. Волкодав стоял подле Брогана, склонив массивную голову, и в упор разглядывал Ксантье, который маячил где-то позади толпы.

К жеребцу подошел конюх, и Броган наскоро распорядился насчет притороченной к седлу медвежьей шкуры. Слуга задохнулся от благоговейного восторга при виде массивной медвежьей головы и повел коня в стойло, знаком приглашая других полюбоваться на невиданного зверя.

Под любопытными взорами собравшихся Броган передвинул переносную люльку за спину, забрал у Джейми Маталию и пошел сквозь толпу к замку. Люди молча расступались, провожая его сочувственными взглядами; женщины утирали слезы. Долетевший из большого зала визг немедленно сообщил о появлении там волков. Слуги, спохватившись, бросились вслед за Броганом, — оставив графа и Ксантье одних.

— Керколди перейдет ему, Ксантье. Он показал себя умелым вождем и непобедимым воином. Он обладает силой духа, столь необходимой Керколди.

Ксантье молча посмотрел на отца, развернулся и ушел. В окне южной башни, у них над головами, никем не замеченная стояла Изадора. Ее лицо побагровело от ярости, она колотила кулаками по каменным стенам.

— Это еще не конец! — прошипела она в опустевший двор. — Это еще далеко не конец!

Броган помчался вверх по лестнице. Волки и пес следовали за ним. В башне его встретила Пейджи. Радостная улыбка ее мгновенно поблекла, когда она увидела его двойную ношу. Она протянула руки к младенцу и тут же отдернула их, напуганная рычанием волков. Броган бережно положил Маталию на постель.

— Она спит глубоким сном с тех пор, как родила, — объяснил он, торопливо раздевая жену.

— Она вообще не вставала? — уточнила Пейджи. — А крови много потеряла?

— Она говорила со мной и даже покормила ребенка, а насчет крови я даже не могу сказать, много или нет. Мне кажется, много, но я не разбираюсь в таких вещах...

Пейджи смутилась:

— Конечно, милорд. Можно? — спросила она, откидывая одеяло.

Броган нахмурился, но отошел от постели.

— Она дрожит, — сказал он, знаком показывая Пейджи, чтобы она накрыла Маталию как можно скорее.

Пейджи кивнула, выдавив из себя ободряющую улыбку, хотя вид госпожи не внушал оптимизма.

— Вам, наверно, лучше выйти... — начала Пейджи, но осеклась, наткнувшись на яростный отказ Брогана.

— Я ее не оставлю. Делай все, что нужно, но я ее больше не оставлю.

Он так глянул на Пейджи, что та даже пригнулась, испугавшись на секунду, что он сейчас ее ударит. Но Броган отвернулся и снова укутал Маталию одеялом, а служанка тем временем выскользнула из комнаты.

— Джейми, приведите сюда, пожалуйста, Еву и старую повитуху мистрис Меган. Скажите им, чтобы взяли с собой все необходимое. Хозяйка Керколди слегла с родильной горячкой.

Великан молча кивнул и бросился в деревню.

Спустя несколько минут Пейджи вернулась в господскую опочивальню с детской кроваткой и небольшим сундуком, в котором лежали пеленки и мягкие одеяла. Броган сидел на постели, перебирая пальцами обрезанные локоны Маталии и укачивая на коленях малыша. Пейджи встревожило спокойное поведение младенца. Она еще ни разу не видела, чтобы новорожденные были такими тихими. Но тут Броган взглянул на нее с таким несчастным видом, что у Пейджи перехватило дыхание.

— Мы о ней позаботимся, милорд. Не бойтесь ничего. Вы и глазом не успеете моргнуть, как она пойдет на поправку, — заверила его Пейджи, сомневаясь в собственных словах.

Она развернула пеленки и расстелила их на постели. Волки вели себя спокойно, если она не подходила к ребенку ближе, чем на несколько футов.

Броган устало кивнул и вытянулся подле жены.

— Пожалуйста, — шептал он. — Пожалуйста, не дай ей умереть. — И снова посмотрел на Пейджи. — Я хочу, чтобы ее вымыли и накормили каким-нибудь бульоном.

— Его уже готовят, — ответила Пейджи, радуясь, что смогла сообщить ему хоть что-то хорошее. И подумав, добавила: — Леди Изадора родила прекрасную девочку. Прожорливая малышка и довольно длинная для своего веса. Рослая будет девица. Волос у нее пока нет, в отличие от вашего сыночка, у которого такие чудесные кудри, но зато она унаследовала серые глаза ваших предков.

Броган улыбнулся.

— Чудесно, — пробормотал он. — Я рад, что у меня родилась племянница. Может, у меня когда-нибудь тоже будет дочь.

— А как же! У вас еще будет много детей, милорд. Целая куча детей!

Они пытались хоть как-то друг друга успокоить, когда в комнату вошли Ева с мистрис Меган. Старая повитуха притащила с собой мешок со всякими порошками. Она собиралась было прогнать Брогана из опочивальни, но тут же передумала, наткнувшись на упрямый взгляд стальных глаз.

Повитуха откинула одеяло с пылающего тела Маталии, и Броган увидел тоненький ручеек крови, струившийся между бедер. Кровь протекла на матрас, по которому уже расплывалось алое пятно. Крякнув, повитуха велела Брогану убрать ребенка, и он торопливо отошел в сторону, прижимая к себе сына. Мистрис

Меган бережно обмыла Маталию, потом велела Еве приготовить теплую воду и припарку из желтокорня, чтобы остановить кровотечение.

Вдвоем с Евой они подтянули Маталию к краю кровати и подставили под нее таз. Очень осторожно, ни на секунду не забывая про то, что за ней наблюдают волки и мужчина, повитуха снова вымыла Маталию и смазала ее какой-то жидкой мазью, которую приготовила сама. Потом сделала знак Еве, и та подошла, держа наготове иголку и нитку. Побледнев как полотно, Броган опустился на стул, когда повитуха стала зашивать небольшой, но заметный разрыв. Он сидел, укачивая младенца и стараясь не мешать женщинам.

Закончив, они снова накрыли Маталию одеялами и впустили Джейми с лоханью, который стал торопливо наполнять ее теплой водой. Как только он вышел, мистрис Меган достала из своего мешка сушеную крапиву и стала порциями добавлять ее в воду. Комната мгновенно наполнилась тяжелым запахом крапивы, и малыш заерзал, привлеченный новым неизвестным ароматом.

— Зачем это? — спросил наконец Броган, уже не в состоянии сдержаться.

— Теплая вода постепенно снизит жар, а крапива поможет бороться с недугом, который поразил ее кровь.

— Вы хотите поставить ей пиявки?

— Нет, — ответила Меган, — не сегодня. Если она доживет до завтра, я отворю кровь, чтобы дурная кровь вышла и уступила место хорошей.

Броган смотрел, как они вдвоем пытаются поднять обмякшее тело Маталии. Наконец он смягчился, уложил ребенка в кроватку и с легкостью взял Маталию на руки. Только он собрался погрузить ее в воду, как ему обожгло ладони, и он с проклятьем отдернулся.

— Она же еще жжется! — недовольно бросил он повитухе, бережно держа Маталию подальше от лохани с водой.

— Да, так и должно быть. Давайте, кладите ее. Может, сейчас очнется.

— Я не позволю причинить ей боль, — упрямо повторил он.

— Отлично, — сказала старуха, — тогда пусть умрет.

Мистрис Меган отвернулась и принялась собирать свои вещи. Броган свирепо смотрел ей в спину.

— Скажите хотя бы, кто вы такая? — спросил он. — Я не знаю вас ни по имени, ни в лицо.

Старуха обернулась с грустной улыбкой:

— Я самая старая повитуха в этих краях. Через мои руки прошли сотни младенцев, в том числе и ваш отец.

— Но моего отца принимала та же самая повитуха, которая принимала и нас с Ксантье.

— Именно, это я помогала вашей матери родить вас с братом.

— Вас же прогнали?

— Да.

— Как же тогда получилось, что вы сейчас здесь?

Женщина пожала плечами:

— Я ведь знала, какой крест наложил на вас отец. Знала, что ваши жены должны скоро родить. Мне хотелось узнать, чем окончится эта трагедия, прежде чем я покину бренный мир. — И мистрис Меган умоляюще вскинула руки. — Простите меня, лорд Броган! Умоляю, простите! Я любила вашу мать. Она была добрейшей женщиной, такой мягкой, такой преданной женой... И в тот момент я думала не столько о вас, сколько о ней, и поэтому сгубила не только вашу жизнь, но и жизнь всех О’Бэннонов. Простите меня, милорд! И позвольте мне спасти эту женщину. Позвольте мне загладить свою вину и помочь ей.

Броган ошеломленно кивнул. Он всматривался в глаза повитухи, в ее губы, пытаясь уловить хоть какой-нибудь проблеск воспоминания, но конечно, не мог ее вспомнить. Если бы не оплошность этой женщины, его жизнь была бы совсем иной — спокойной, упорядоченной и предопределенной. Ему не пришлось бы бороздить моря в поисках золота и сокровищ. Не пришлось бы воевать с родным братом. Но, с другой стороны, он не был бы похищен длинноволосой лесной феей и не прислушивался бы сейчас к тихому гуканью новорожденного сына.

Броган опустил Маталию в лохань с крапивой, не обращая внимания на мягкие ворсинки, которые немедленно обожгли ему ладони. Маталия ахнула, широко раскрыв глаза, и забилась в воде, пытаясь встать. Подоспевшая мистрис Меган надавила ей на плечи, силой удерживая в воде, и так они с Броганом держали Маталию наполовину погруженной в лохань, пока боль не вывела ее из забытья.

Молодая женщина обхватила Брогана за шею, пытаясь встать, и мистрис Меган сжалилась и позволила ей подняться. Броган вытащил жену из воды. К ее телу прилипли пахучие листья, которые немедленно промочили насквозь его одежду.

Поморщившись от болезненных уколов, он отнес ее в постель, Меган уже стояла наготове с мягкими простынями.

Броган осторожно уложил жену и пояснил:

— Ты больна. У тебя горячка, и кровотечение еще не остановилось. Мы пытаемся тебе помочь.

— А ребенок? — спросила Маталия, лихорадочно оглядывая комнату.

— Он здоров.

— Ксантье! Берегись Ксантье!

— Не бойся, любовь моя. Я буду с тобой и пригляжу за вами обоими. Твои волки тоже здесь. Здесь ты будешь в полной безопасности.

— Я не хочу оставаться здесь, — прошептала Маталия. — Я хочу уехать отсюда куда-нибудь в другое место. Ты сможешь уехать? Сможешь оставить Керколди?

— Да, любимая моя. Мы уедем. Я оставлю Керколди Ксантье. Ты для меня — самое главное на свете. Как только поправишься, мы немедленно уедем.

Два дня спустя Броган сидел у окна, прижимая к груди ребенка. Он потер ладонью воспаленные глаза и поскреб заросший подбородок, когда его внимание привлек шорох. Оглянувшись, он увидел, что на него сонно смотрит Маталия. Она протянула к нему руки, и Броган моментально поднялся и дал ей малыша, с обожанием глядя, как мальчик сосет грудь.

— А ты, кажется, преодолел свою застенчивость, муж, — произнесла Маталия хрипловатым от долгого молчания голосом.

— Да, я много чего узнал про младенцев и родильниц за последние несколько дней. Думаю, ты будешь сильно удивлена.

Маталия нежно улыбнулась.

— Надо придумать ему имя, — сказала она.

— И вправду, — кивнул Броган. — Жду не дождусь, когда смогу назвать его не «ребенок», а по имени.

— Мне бы хотелось назвать его Мэнган. Мой маленький медвежонок.

— Как пожелаешь.

Маталия широко улыбнулась:

— Ты теперь всегда будешь таким покладистым?

— Сомневаюсь. Так что на твоем месте я бы воспользовался случаем. Давай я позову мистрис Меган...

— Нет! Хватит с меня этих пыточных ванн! С меня и десяти хватило, — торопливо перебила его Маталия.

— Откуда же десяти? Всего-то трех, — засмеялся он. — Да и вряд ли она заставит тебя принимать еще одну. Лежи, я ее сейчас приведу.

Маталия вздохнула, снова занявшись сыном, а Броган подошел к двери и кликнул повитуху. Мистрис Меган тщательно осмотрела родильницу и вышла. Вскоре она вернулась с большим подносом еды. Следом за ней вошли Пейджи и Ева. Они пришли в восторг, увидев, что госпожа идет на поправку.

— Вам лучше? — улыбнулась служанка, воочию видя ответ на свой вопрос.

— Да, хотя я чувствую некоторую слабость. Пожалуйста, помогите мне подняться. Я хочу уехать отсюда как можно скорее.

— Ну что вы, миледи! — принялась увещевать ее Ева. — Сейчас вы никуда не поедете. Вам нужно полежать еще несколько дней, чтобы окончательно поправиться и...

Но Маталия затрясла головой, прежде чем швея успела договорить.

— Я хочу уехать сейчас, пока не случилось еще что-нибудь ужасное. Я не хочу, чтобы мой ребенок пострадал.

В этот момент в комнату вошел Броган.

— Мы уедем через два дня, любовь моя. Я уже послал гонца в Роузнит.

— Мы поедем домой? — восторженно переспросила Маталия, и короткие кудряшки запрыгали вокруг бледного лица, как у маленького ребенка. Броган с улыбкой склонился над ней и запустил пальцы ей в волосы.

— Я же обещал вернуть тебя через год. И намерен сдержать свое слово.

Маталия улыбнулась, прижавшись щекой к его ладони.

— Мы погостим у моих родных, а потом построим свой собственный дом.

В это время в другой башне разворачивалась прямо противоположная семейная сцена. Ксантье мерил комнату большими шагами, грозно сдвинув брови. Малышка в кроватке громко плакала, но на нее никто не обращал внимания. Изадора сидела на кровати и кричала на мужа:

— Ты не позволишь им обокрасть меня! Мой ребенок родился первым! Графиней должна стать я!

Ксантье в ярости обернулся к ней:

— Неужели ты возомнила, что раздосадована больше, чем я? Это мое наследство, мой дом и мой титул, если ты уже успела забыть!

— И мой тоже! — завопила Изадора. — Ты обещал мне все это в обмен на приданое! Без моей помощи ты бы никогда не накопил достаточно богатств, чтобы получить отцовское одобрение. Я свои обязательства выполнила. Теперь очередь за тобой!

— И что ты предлагаешь делать?

— Избавься от них. — Изадора внезапно понизила голос, и взгляд ее стал холодным. — Твоя жалкая попытка провалилась. Я не в состоянии постичь, почему ты просто-напросто не перерезал ей глотку. Зачем оставил ее там? Да еще и о еде позаботился!

Ксантье брезгливо отшатнулся от постели:

— Я не мог ее убить.

Изадора хрипло захохотала.

— Неужели ты надеялся очистить свою жалкую совесть, просто оставив ее умирать? Ты уже забыл, что натравил брата на Сутбери в расчете на то, что его там убьют? Неужели ты возомнил, что если не сделаешь зла собственными руками, то меньше запятнаешь свою душу? Ты еще больший дурак, чем я думала. Ты и так уже прогнил насквозь, до самых глубоких тайников своего холодного сердца. Так что смирись с этим и не пытайся цепляться за нравственные принципы, которых не существует.

Ксантье смотрел на жену с бешено колотящимся сердцем. Из ступора его вывел крик ребенка, и он раздраженно ткнул пальцем в сторону кроватки.

— Успокой дитя, — процедил он сквозь зубы. — Ты ее мать, так и веди себя подобающим образом.

Брови Изадоры поползли вверх:

— За кого вы меня принимаете, милорд? Ребенком займется кормилица.

— Тогда я ухожу в другую комнату. Я не намерен мириться с присутствием орущей мегеры и воющего младенца. — И Ксантье пошел в другую комнату, на одну секунду обернувшись на пороге. — Забудь обо всем. Керколди достанется Брогану.

— Я так просто не сдамся, — прошипела Изадора.

Ксантье молча окинул ее свирепым взором, спустился по лестнице и вышел из замка. Оказавшись на свежем воздухе, он глубоко вздохнул и лихорадочно потер шею и подбородок, неосознанно повторив жест брата. Внезапно он почувствовал, что Броган стоит рядом.

— Я должен ненавидеть тебя за то, что ты сделал, — тихо сказал Броган.

— Да, — так же тихо ответил Ксантье. — Должен.

— Помнишь, как мы звезды считали? — спросил Броган после долгой паузы.

Ксантье улыбнулся:

— Их были мириады той летней ночью. Мы так и уснули, не досчитав.

— Да. Звезды — они как повороты судьбы... Их тоже множество, но если собьешься со счета, всегда можно начать заново.

Ксантье кивнул, обдумывая слова брата, а когда повернулся, чтобы ответить, Брогана уже не было.

На следующий день граф заболел. Его не лихорадило и рассудок оставался ясным, но мучительная тошнота, переходящая в кровавую рвоту, отнимала силы у старика. Ксантье стоял подле его ложа, теряясь в догадках, отчего вдруг отец занемог. Он держал хрупкую руку графа, страшась потерять его. Отец всегда был для него могучей опорой в этом мире, и он не представлял себе, как будет жить без него. Челядь избегала попадаться на глаза Ксантье, страшась его гнева, только старый слуга графа не отходил от одра господина.

— Позови Брогана, — прошептал граф, — он должен узнать, что я выбрал его.

— Сейчас об этом лучше не говорить, — убежденно возразил Ксантье. — Тебя это утомит.

— Необходимо все уладить. Керколди перейдет к Брогану, и я хочу, чтобы он написал письмо, которое ты вскроешь в следующем году.

— Если ты хочешь мне что-то сказать, то скажи сейчас, — потребовал он.

Но граф покачал головой:

— Позови Брогана.

Когда за Броганом пришли от имени графа, он и ухом не повел.

— Лорд Броган, — повторил старый слуга, — граф не просит, а требует, чтобы вы пришли. Сегодня он должен объявить наследника Керколди.

— Ты что, не видишь, что моя жена еще не совсем здорова? Керколди перейдет Ксантье, пусть он его забирает. А мое место рядом с женой и ребенком.

Слуга покряхтел и уставился в пол.

— При всем моем уважении, милорд, наследник пока еще не объявлен, так что вы должны прийти. — И он снова посмотрел на Брогана, уже с сочувствием: — Всего только на минуту. Вы же не откажете отцу в этой просьбе?

Маталия прижалась к груди мужа, еще слабая, но уже достаточно спокойная, и дернула Брогана за рукав:

— Ступай, Броган, нужно с этим разделаться. За мной присмотрит мистрис Меган. — И добавила, когда муж нахмурился: — И Джейми, разумеется, тоже. Так безопаснее.

Слуга благодарно улыбнулся ей, поклонился и вышел.

— Я не хочу тебя оставлять, — прошептал Броган.

— Он же сказал, это всего на несколько минут. Пожалуйста! Я хочу, чтобы все закончилось.

Маталия говорила очень тихим голосом, и было видно, что это потребовало от нее предельных усилий. Броган согласно кивнул, решив, что, видимо, она все-таки права. Лучше покончить с этим прямо сейчас. Когда жена уснула у него на руках, он бережно уложил ее и подошел к окну.

Через несколько минут все закончится. И он с любовью погладил белую кирпичную кладку. Его Керколди. Броган всегда считал этот дом своим и даже не думал о том, что может его потерять. Ни на мгновение он не сомневался в том, что однажды эти стены станут его собственностью. Мысленно он в последний раз прошелся по залам и переходам замка. Эти изысканные башни, талантливая планировка, прекрасный камень... Он ощущал поражение всем своим естеством, от осознания потери его мутило. Он вцепился в камень и прижался лбом к стене, наслаждаясь ее шероховатой поверхностью. Глаза жгло, и он плотно сжал веки.

Внезапно Броган ощутил легкое прикосновение к плечу и резко развернулся. У него за спиной стояла Маталия. Ее красота поблекла, глаза затуманились, она обняла мужа за шею, и он почувствовал себя защищенным.

Несколько бесконечных секунд она прижимала его к себе, пытаясь объяснить, что знает, на какую жертву он пошел. Его душевная боль эхом отдавалась у нее в груди. Она понимала, что для него значит Керколди, понимала, что в его жизни не было ни дня, чтобы он не представлял себе момент, когда назовет этот замок своим. Он боролся, воевал, вступал в союзы и брал на себя обязательства, чтобы однажды его объявили единственным наследником. А сейчас ему придется выслушать, как наследником объявят другого. Слезы текли у нее из глаз, и она не пыталась их остановить, чувствуя, что он со своими тоже не справится.

Наконец Броган взял Маталию на руки и уложил в постель. Благодарно улыбнувшись, вышел из башни и спустился в большой зал.

У нижнего края стола сидела Изадора, аккуратно причесанная, пышущая здоровьем. Ксантье, стоявший у нее за спиной по правую руку, поднял голову и посмотрел на подошедшего Брогана.

— Брат.

— Брат, — произнес в ответ Броган, спокойно выдержав его взгляд.

Он вытащил свой меч и поднял блеснувший клинок. Ксантье напрягся и вытащил свой. Братья смотрели друг на друга в наступившей тишине. Броган мельком взглянул за плечо Ксантье, потом незаметно кивнул и положил сверкающий меч на стол. Ксантье немного успокоился и сделал то же самое.

— Наш отец умирает.

— Умирает? — удивленно спросил Броган. — Как умирает?

Изадора самодовольно улыбнулась.

— Старики часто умирают, знаете ли, — сказала она с фальшивым состраданием в голосе.

Броган стиснул зубы.

— Я должен пойти к нему.

— Да-да, разумеется. Только сначала сядьте и поговорите наедине. А я сама проведаю графа, — сказала Изадора, поднося к губам кубок.

Броган игнорировал невестку, глядя на Ксантье:

— Я предпочитаю закончить все прямо сейчас.

— Вы сначала поговорите, а уж потом пойдете к нему, — предложила Изадора. Броган еще сильнее стиснул зубы, но промолчал, и она неуверенно улыбнулась: — Ну в самом деле, пора бы уж вам примириться не только с отцом, но и друг с другом. Посидите у камина, выпейте чего-нибудь. — Она поднялась и пошла в башню. — А я принесу графу нашего фамильного вина.

Ксантье с Броганом настороженно переглянулись. Но тут слуги наполнили их кубки элем, и братья уселись друг подле друга.

— Отчего он заболел?

— Не знаю. У него ни с того ни с сего начались сильнейшие боли в животе. Вряд ли он выкарабкается. Я уже давно хотел ему кое-что отдать, но так и не отдал. А сейчас, боюсь, уже слишком поздно. — С этими словами Ксантье вытащил две пачки писем и передал их Брогану. — Может, сам отдашь их... Энслин? Они многое объяснят.

Броган просмотрел одну пачку, узнав почерк матери. Письма из второй пачки были явно написаны рукой графа.

— Это же письма почти двадцатилетней давности... — пробормотал Броган.

— Да. Я их перехватывал.

— Зачем?!

— Боялся, что лишусь привязанности отца. У меня кроме него никого не было. Я был ребенком, и мне было одиноко. Я не понимал тогда, какие страдания причиню другим людям.

— О боже! — Броган поднялся. — Ты должен ему рассказать. — И оба дружно кивнули.

Броган все понял и простил. Нить, соединявшая близнецов, оказалась прочнее долгих лет взаимного недоверия и вражды. Они вновь стали братьями.

Бок о бок они прошли к покоям отца и, когда отворили дверь, увидели, что Изадора подносит графу кубок, силой принуждая старика пить. Граф слабо отбивался, отплевываясь, и все показывал на свиток, лежавший на столе.

Изадора выпрямилась и вытерла руки о платье.

— Ему хуже, — сообщила она. — Он уже не может говорить. Но я, по счастью, успела записать его последние слова. — И она торжествующе протянула братьям свиток.

Граф задергался в конвульсиях, и у него на губах запузырилась кровавая пена. Он застонал, мотая головой. Ксантье взял кубок и с бесстрастным лицом подошел к Изадоре. Понюхав вино, он осторожно поставил кубок на стол, пока Броган просматривал свиток.

— Здесь говорится, что Керколди переходит к тебе, Ксантье, как я и ожидал. По крайней мере, он хотя бы перед смертью все уладил.

Ксантье посмотрел на Изадору, которая так же молча смотрела на него, отвратительно улыбаясь.

— Да, он четко сказал, что и как, это несомненно. Я записала все под его диктовку, но подпись он поставил сам.

Граф снова застонал, будучи не в состоянии выговорить ни слова. У него по подбородку бежала сукровица, тело сотрясал мучительный кашель.

— Ты убила нашего отца! — прошептал Ксантье в ужасе от собственной догадки. — Как ты могла? Как ты могла его отравить?!

— О чем ты говоришь, Ксантье? — спросил Броган.

— Она его отравила! Ей было известно, что он намеревался оставить Керколди тебе, поэтому она его отравила и написала фальшивое завещание.

Броган подскочил к Изадоре и с размаху прижал ее к стене:

— Зачем?! Зачем ты его убила?! Я все равно собирался уехать! Чем ты его отравила? Каким колдовским зельем извела?

Изадора вскинула голову, широко улыбаясь.

— Какая разница! Он все равно сейчас умрет. Смирись с поражением, Броган. Ты потерял Керколди!

— Керколди? Неужели ты и сейчас трясешься из-за этих камней? Я плевать хотел на титул! Я бы все равно уехал, каким бы ни было решение отца. Ты отравила его ни за что!

— Энссссс... — из горла старика доносился мучительный свист. — Энсссссс...

— Отвези его к ней, — Ксантье бросился к брату. — С женой я сам разберусь. Отвези его к нашей матери.

— Он не сможет перебраться через горы, — возразил Броган, взваливая отца на плечо.

— Придется пробираться пещерами, — ответил Ксантье. — Это единственный способ сократить путь.

Броган застыл на месте, потом повернулся и посмотрел на брата:

— Ты прав. Другого пути нет.

— Прощай, — сказал Ксантье, и взгляд его смягчился. — Может, когда-нибудь я отыщу свою звезду. Я рад, что ты свою нашел. Оберегай ее и люби, потому что она любит тебя безмерно.

Броган улыбнулся, вспомнив, как всего несколько дней назад они говорили о небесах, и вышел из комнаты с умирающим графом на руках.

Глава 30

Броган ворвался в северную башню, перепугав Маталию. Она ахнула, увидев, что муж несет графа в испачканной кровью рубашке.

— Что случилось? — закричала она, вскакивая с постели.

— Его отравили. Нужно немедленно отвезти его к Энслин и Гвинет. Если я поеду через горы, он умрет раньше, чем я успею добраться, так что придется пробираться пещерами.

— Я поеду с тобой.

— Нет! Это слишком опасно.

— Я поеду с тобой! Одна я здесь не останусь.

Броган смотрел на жену, соображая, как поступить, и в конце концов согласился, понимая, что выбора у него нет. Уложив закутанного ребенка в сооруженную им ранее люльку, он приготовил ремни, чтобы пристегнуть графа к спине, и подвесил к поясу меч. Изо рта графа потёкла струйка крови, и он потерял сознание.

Маталия смотрела на приготовления Брогана, молча поощряя его. Она оделась, и они в сопровождении волков и пса спустились по лестнице на заснеженный двор. Им в лицо ударил ледяной ветер, и Маталия прильнула к Брогану, который тяжело опирался на волкодава. Волки ринулись вперед.

Броган усадил Маталию на кобылу и закутал в большую медвежью шкуру, вычищенную и выдубленную. Конечно, снимать шкуру с распорок было рано, теперь она испортится и сгодится разве что под ноги постелить. Но зато согреет женщину в нелегком переходе.

Маталия была еще слаба после горячки, однако уверенно кивнула мужу, с немым вопросом взиравшему на нее. Удостоверившись, что она не упадет, он вскочил на жеребца, бережно устроив у себя за спиной графа и закрепив ремнями. Потом поудобнее перехватил люльку с сыном и погнал коня. Они выехали из Керколди и помчались к пещерам.

Ксантье наблюдал за их приготовлениями с бастионов замка. Его дыхание было ровным, когда волки повели лошадей к холмам, где среди снега виднелись черные дыры пещер, подобно зияющим зевам холодной пустыни. Он не моргнул глазом, когда звери подвели Брогана с Маталией к большой пещере.

Ксантье вцепился в выступ окна, прижавшись лбом к белым камням. Но, в отличие от Брогана, он не горевал о возможной утрате Керколди. Скорее испытывал облегчение оттого, что наконец-то может покинуть эти залы и переложить всю ответственность на плечи Брогана. Никогда в жизни ему не предоставляли выбора, от него ждали, что он будет сражаться за наследство любыми способами.

Ксантье негодовал. Граф сам обрек себя на печаль и одиночество. Ревнивый мальчишка, перехватывавший письма, не должен был воспрепятствовать любящему мужчине отправиться к жене и молить ее о прощении. В тот день, когда они с братом появились на свет, граф бросил Энслин вызов, втянув ее в отвратительную игру «кто воспитает более сильного мужчину». Научив Брогана независимости, смирению, любви и самоуважению, мать открыла перед ним ценности гораздо более значимые, чем представления деспотичного графа о власти и силе.

Ксантье вынул из-за пояса кинжал и, подняв его, молча попросил прощения у Брогана, Маталии и у всех жителей Керколди. Затем острием ножа вырезал на белых стенах Керколди несколько строк и подписался своим именем.

Внезапно у него за спиной послышался какой-то шорох. Он резко обернулся и увидел Изадору — на губах ее играла торжествующая улыбка:

— Старик умрет, и теперь наследство достанется нам. Ну, а раз Броган уехал, больше нам никто не помешает.

— Броган вернется и займет свое законное место, Изадора.

— Не вернется. Смотри, — она показала на темную фигуру, ехавшую вслед за Броганом и Маталией. — Я наняла человека, чтобы тот выследил и убил их. Раз уж ты сам не смог на это решиться, мне пришлось взять дело в свои руки.

Ксантье в гневе шагнул к ней:

— Ах ты ведьма! Как ты можешь так бесстыдно признаваться в убийстве? Ты будешь наказана!

Изадора поспешно отступила, и Ксантье увидел у нее на руках их новорожденную дочь.

— Держись от меня подальше, Ксантье. Я сделала лишь то, что нужно было сделать. — Она подошла к парапету и внимательно огляделась. Потом мельком взглянула на Ксантье и махнула ему, чтобы он ушел. — Ты просто не понимаешь, что нужно сделать. Мне самой придется все закончить...

Ксантье сделал еще один шаг.

— О чем ты говоришь? Что закончить? Что ты задумала?

Изадора подняла ребенка:

— Нам необходим мальчик, девочка не то. Когда мой человек убьет Брогана с Маталией, он заберет их ребенка и привезет его нам. А мы скажем, что это наш сын.

— Изадора! — в ужасе вскричал Ксантье. — Я тебе не верю!

Он шагнул к ней и увидел, что она взбирается на низкий выступ и поднимает ребенка.

— Нет! — закричал он, и под напором ледяного ветра малышка вдруг громко заплакала.

Изадора покачнулась, когда он схватил ее сзади.

— Пусти меня! — закричала она.

— Положи ребенка! Немедленно положи ее!

— Так будет лучше! — кричала она, пытаясь вырваться, затем разжала ладони и выпустила малышку.

Рефлекс, выработанный десятилетиями военной практики, сработал моментально, и, оттолкнув жену, Ксантье поймал ребенка.

Изадора споткнулась, потеряла равновесие и забалансировала на краю парапета.

— Ксантье! Помоги! — закричала она, махая в воздухе руками.

Ксантье сжал девочку огромными ладонями и на долю секунды заглянул в глаза своему ребенку, зачарованный их красотой. На него смотрели бездонные голубовато-серые глаза О’Бэннонов, и он окаменел при одной мысли о том, что едва не потерял дочь. Но тут до его слуха донеслись вопли Изадоры, и он, крепко прижав к себе малышку, протянул жене руку.

— Помоги! — снова закричала она, но тяжесть собственного тела перевесила, и женщина полетела вниз. Ксантье в ужасе смотрел, как она падает. Ее тело с громким хрустом приземлилось на заснеженный двор, и этот хруст еще долго звучал у него в ушах, оглушительно громкий на фоне завываний ветра.

Ксантье смотрел вниз, не в состоянии пошевелиться. В этом неподвижном, переломанном теле черное сердце Изадоры остановилось навсегда. Но тут малышка заплакала, и Ксантье перевел взгляд на нее. Он смотрел в глаза новорожденной дочери, чувствуя себя совершенно беспомощным.

Волкодав с вздыбленной шерстью первым вошел в пещеру. За ним последовали волки и тут же начали принюхиваться. Броган остановился, и Маталия подъехала к нему ближе, чтобы поддержать мужа, хотя ее саму качало из стороны в сторону. Они улыбнулись друг другу.

Маталия вздрогнула, услышав какой-то шум за спиной.

— Я что-то слышу, — шепнула она Брогану. — Это лошадь.

— Лошадь. Кому здесь еще быть, кроме нас?

Маталия в замешательстве покачала головой, и в следующую секунду в воздухе просвистела стрела и вонзилась Брогану в грудь у самого плеча, едва не зацепив младенца.

— Нет! — закричала Маталия. Мэнган тут же заплакал, а граф хрипло застонал. Жеребец Брогана рванул в пещеру, и Маталия осталась одна. Она развернула кобылу, высматривая среди деревьев убийцу.

— Трус! — закричала она. — Выходи на бой! — И обнажила меч.

Из лесу выехал всадник и рассмеялся:

— Ты всего лишь женщина и не можешь со мной сражаться. Сложи оружие, закрой глаза и приготовься: сейчас мой меч пронзит твое сердце.

— Кто ты и что тебе нужно? — с вызовом спросила она, подъезжая ближе.

— Я послан леди Изадорой, чтобы убить вас с мужем и забрать вашего ребенка.

— И с какой же целью?

— Когда я отдам ребенка леди Изадоре, она объявит его своим и воспитает как будущего наследника.

Маталия в ярости пришпорила кобылу и взмахнула мечом. Всадник едва успел парировать удар.

— Только через мой труп ты тронешь мою семью! — вскричала она, замахиваясь снова.

Убийца отразил удар, пытаясь удержаться в седле, и вскрикнул, когда лезвие глубоко вонзилось ему в бок.

— Ах ты ведьма! — завопил он и сделал мощный выпад, надеясь сразить женщину одним ударом.

Внезапно из пещеры показались волки и плотным кольцом окружили сражающихся. Рыча и лязгая зубами, они набросились на убийцу. Черный порвал ему горло, рыжий терзал руку, еще сжимавшую меч, а серый когтями распорол ему живот.

Маталия развернула кобылу и помчалась к Брогану, отчаянно пытаясь восстановить дыхание.

— Броган! — крикнула она. — О нет!

— Все будет хорошо, — прошептал он. — Только бы побыстрее добраться...

— Да! Да, надо поспешить. Ради вас обоих, — торопливо добавила она, увидев пепельно-серое лицо графа.

— Медведи... Пусть пес идет первым... Из-за медведей...

— Да, конечно, — прошептала Маталия, перевязывая его рану. Стрелу Броган сам только что вытащил. — Я возьму Мэнгана.

— Нет, ты еще слишком слаба. Я сам их повезу, а ты позаботишься о нашей безопасности. — И он слабо улыбнулся. — Ты великолепно сражалась. Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, — прошептала она.

— Я боюсь темноты, — признался Броган, когда они прошли первые несколько шагов. — А у нас нет факела.

— Я была уверена, что ты вообще ничего не боишься, — сказала Маталия.

Темнота сгущалась по мере того, как они углублялись в пещеры.

Броган пожал плечами.

— У каждого есть страхи. Я лично боюсь темноты.

— Почему?

— Мы с Ксантье часто играли в этих пещерах. Как-то брат намеренно повел меня по ложному пути, и я заблудился. — И Броган вспомнил этот момент из детства, прислушиваясь к цокоту копыт в темной пещере. Его было совершенно не видно в кромешной тьме, и Маталия с радостью прислушивалась к голосу мужа. — Я пытался выбраться сам, но не смог. Через несколько часов я выбился из сил и был страшно напуган. Я чувствовал запах медведей и слышал их, но не мог их увидеть. В конце концов я уснул... — Броган помолчал и притронулся к жене рукой. — И с той поры меня стали посещать видения. В этих видениях меня находила женщина и спасала из тьмы. У нее был такой дивный голос и такие нежные ладони. Она спасла меня тогда и спасала еще не раз в последующие годы.

— Как красиво, — вполголоса проговорила Маталия.

— И она явилась ко мне в тот вечер, когда мы с тобой познакомились. А теперь обрела имя и облик. И стала моей женой. — Его голос постепенно затихал.

Маталия молчала, не в силах выразить своих чувств. А потом глубоко вздохнула и запела, желая унять его страхи. Она пела знакомую ему песню без слов, и тьма уже не казалась такой ужасной. Ее тихий голос эхом отражался от сырых стен, превращая пещеру в храм любви.

Минуты перетекали в часы, а Маталия пела, набираясь сил и придавая мужества Брогану. Когда же они утомились настолько, что уже не могли идти дальше, она развела небольшой костер, и он запел вместе с ней. Младенец заворочался под медвежьей шкурой, и на его сморщенном личике застыло умиротворенное выражение. Волки тоже время от времени задирали морды и подвывали в такт хозяйке. Граф успокоился, чувствуя, что каждая секунда приближает его к Энслин.

Пещерные медведи слышали их шаги. Песнь Маталии долетала до них, проникала в сознание и дарила мир их душам. Они инстинктивно чуяли, что эти люди не представляют угрозы, поэтому не преграждали им дорогу.

К утру маленькая процессия оказалась по другую сторону горы, и Маталия испытала громадное облегчение. Брогана постоянно терзала боль, а граф впал в беспамятство. Когда они миновали последний поворот, тьму пронизал яркий луч света, и они пошли на него. В солнечном свете трепетали крошечные пылинки, и Мэнган зачарованно их разглядывал.

Наконец путники вышли из пещеры. Маталия посмотрела вниз на маленький домик, где когда-то они провели незабываемую ночь, и радостно обернулась к Брогану. Но, когда она увидела при свете его лицо, ей стало дурно. В темноте его голос звучал так уверенно и обнадеживающе, а сейчас она поняла, что рана очень серьезна. Муж был смертельно бледен, по его рубашке расплывались кровавые пятна, и его опасно мотало в седле из стороны в сторону.

Она схватила жеребца под уздцы и потащила его вперед. Они приближались к дому Энслин. Продвигались очень медленно, но по мере того как силы Брогана иссякали, Маталия набиралась сил. Она забрала у Брогана сына и покормила его. Непрестанное гуканье малыша воодушевляло ее. Волкодав шел, тесно прижимаясь к хозяину и время от времени посматривая на него с тревогой. Волки охраняли их, вынюхивая, не притаились ли поблизости дикие звери.

Путники подъехали к замерзшей реке, и жеребец Брогана заартачился. Маталия стала тянуть его за уздцы, осыпая бранью, а волки кусали за задние ноги. Вконец отчаявшись, конь перескочил через ручей, да так, что всадник едва не вылетел из седла, что вызвало очередной поток бранных слов. Броган взглянул на Маталию затуманенным взором, тщетно пытаясь утихомирить ее.

Когда они остановились у подножия склона, ведущего к домику, Маталия с тревогой подняла глаза. Она вспомнила слова Энслин о том, что ни один О’Бэннон не сможет переступить границу ее владений, перевела взгляд на мужа со свекром и нервно облизнула пересохшие губы. Потом кивнула самой себе и решительно повела лошадей наверх.

Они были уже на полпути, когда конь Брогана внезапно снова начал упираться. Она тащила его и ругалась, но упрямец не двигался с места. Маталия спрыгнула с седла, намереваясь отвести его под уздцы, но подвернула лодыжку, поскользнувшись на камне. С воплем она запрыгала на одной ноге, прислонившись к своей кобыле.

Каменный барьер. Броган не сможет пересечь эту границу. Маталия снова схватилась за уздечку и изо всех сил стала тащить жеребца. Волки бегали вокруг и повизгивали, но конь и не думал идти дальше. Он только отодвигался и возмущенно топал копытами. Тут зарычал волкодав.

Броган открыл глаза и увидел дом на холме, где провел детство.

Сначала он недоуменно моргал, но постепенно до него стало доходить.

— Ты все-таки привезла меня...— еле слышно проговорил он. — Но я не смогу войти...

Маталия закричала от бессильной ярости:

— Но ты должен! У них есть травы, они обладают знаниями и смогут вам помочь. Это же символический запрет! Мы должны подъехать к дому.

Но Броган только покачал головой и сник.

— Приведи сюда Энслин, — прошептал он, пытаясь выпрямиться.

Маталия запаниковала. Эта еле слышная мольба о помощи окончательно вывела ее из равновесия, и она попыталась успокоиться, чтобы не напугать ребенка. Рывком вскочив на кобылу, ударила ее пятками, и та перемахнула через каменный барьер, будто его и не существовало, и помчалась вверх по холму. Маталия скакала, как валькирия, в накидке из медвежьей шкуры. Она доехала до вершины и резко осадила лошадь перед дверью дома.

— Энслин! Гвинет! Нам нужна ваша помощь! — закричала она. — Леди Энслин, спасите своего мужа и сына! Если вы сейчас же им не поможете, они умрут на ваших глазах!

Дверь распахнулась, и на пороге предстала леди Энслин в домашнем платье и с выражением крайнего потрясения на лице.

— Одна я не в силах снять проклятье, — пробормотала она и посмотрела на Маталию. — Разделенные барьером должны удалить его вдвоем.

— Граф там, внизу. Он умирает. Пришел час снять проклятье, наложенное на вашу погубленную любовь, и устранить все разделяющие вас преграды!

К леди Энслин подошла Гвинет и что-то тихо прошептала ей на ухо. Старая графиня задрожала, кивая, и слезы потекли по ее морщинистым щекам. Гвинет повернулась к Маталии:

— Пойдем, дитя. Ты права: пора уничтожить преграду.

Маталия кивнула, ошеломленная, но исполненная необыкновенной благодарности. Она отступила в сторону, когда обе пожилые женщины стали спускаться с холма по холодному снегу и остановились перед жеребцом. Графиня вышла вперед, глядя на сгорбленную фигуру сына.

— Мама, — прошептал Броган, почувствовав ее приближение, и попытался выпрямиться.

Граф зашевелился, вскинул голову и увидел жену. Он задрожал, его губы зашевелились, он попытался сказать все то, что накопилось у него в душе за тридцать лет. Но мысли путались, он был не в состоянии сформулировать их. В отчаянии старик выдохнул одно единственное слово, которое пытался сказать жене три десятилетия:

— Прости...

Энслин подошла к барьеру и протянула поверх него руки. Граф посмотрел на ее ладони, затем устремил беспомощный взгляд на Маталию. Она спокойно перешагнула через камни и спустила свекра с седла, шепча ему на ухо умиротворяющие слова о любви и прощении, семье и доверии. Он шатался, опираясь на ее плечо, и не отрывал от графини своих серых глаз. Леди Энслин улыбнулась.

Маталия подтолкнула его вперед. Шаг за шагом эти двое приближались друг к другу и стали рядом. Граф медленно протянул руки и коснулся ладоней жены. Их пальцы соприкоснулись, потом осторожно переплелись. Это теплое пожатие растопило барьер, и камни медленно растаяли вместе со снегом.