Город потерянных душ

Эпилог

Сначала Джейс ничего не чувствовал. Потом была темнота, и в темноте, жгучая боль. Это было, как если бы он проглотил огонь, и он душил и сжёг его горло. Он отчаянно глотал воздух, что бы погасить огонь и открыть глаза.

Он видел темноту и тени… слабо освещенная комната, известная и неизвестная, с рядами кроватей и окном, впускающим полый синий свет, и он был в одной из постелей, одеяла и простыни, упали и запутались вокруг его тела как веревки. Его грудь болела, как если бы тяжелый груз лежал на ней, и его рука поднялась, чтобы найти то, что это было, сталкиваясь только с массивным бандажом, обернутым вокруг его голой кожи.

Он снова начал задыхаться, когда чужой голос охладил его.

— Джейс. — Голос был знаком ему как его собственный, и затем была рука, захватывающая его пальцы, переплетающиеся с ними. С рефлексом, рожденным в годы вне любви и близости, он отшатнулся назад.

— Алек, — сказал он, и был в шоке от звука собственного голоса в ушах. Он не изменился. Он чувствовал, как будто бы он был выжжен, расплавлен, и обновлен подобно золоту в суровом испытании… но как? Мог он действительно быть собой снова? Он посмотрел вверх на озабоченные голубые глаза Алека, и знал, где он был. Лазарет в институте. Дом. — Мне жаль… — тонкая мозолистая рука погладила его по щеке, а второй знакомый голос сказал.

— Не извиняйся Тебе не за что извиняться.

Он прикрыл глаза Тяжесть на его груди была все еще здесь: половина на рану, половина на вину.

— Иззи. — У нее перехватило дыхание — Это на самом деле вы, верно?

— Изабель… — начал Алек, как бы предупредить ее не прикасаться к Джейсу, но Джейс сам прикоснулся к ее руке. Он мог видеть, как темные глаза Иззи сверкали в свете зари, и лицо ее было полно надежды и ожидания. Это была та Иззи, которую знала лишь ее семья, любящую и беспокоящуюся.

— Это я, — произнес он и прочистил горло. — Я могу понять, если ты не поверила мне, но я клянусь Ангелом, Из, это я. — Алек ничего не сказал, но его хватка на руке Джейса, усилилась. — Вы не должны ругаться, — сказал он и свободной рукой коснулся парабатая на его ключице. — Я знаю. Я чувствую это. Я больше не чувствую, что мне не хватает части меня.

— Я тоже это чувствую.

Джейс сделал вдох.

— Что-то пропало. Я чувствовал это, даже с Себастьяном, но я не знал, что это, пока оно не пропало. Но это был ты. Мой парабатай. — Он посмотрел на Иззи. — И ты. Моя сестра. И… — Его веки внезапно загорелись палящим светом: рана на его груди пульсировала, и он видел ее лицо, освещенное пламенем меча. Странное жжение распространилось по его телу, словно белый огонь — Клэри. Пожалуйста, скажи мне…

— Она в полном порядке, — сказала Изабель, поспешно. Было что-то еще в ее голосе… удивление, неловкость.

— Ты клянешься? Ты просто не говоришь мне, потому что не хочешь расстраивать меня.

— Она ударила тебя ножом, — указала Изабель.

Джейс сдавлено рассмеялся; это было больно

— Она спасла меня.

— Да, — согласился Алек.

— Когда я смогу ее увидеть? — Джейс старался не выглядеть слишком нетерпеливым.

— Это действительно ты, — обрадовалась Изабель.

— Здесь уже побывали Безмолвные Братья. Интересовались тобой, — произнес Алек. — Точнее этим, — и он дотронулся до перевязанной груди Джейса. — Проверяли, не очнулся ли ты. Когда они узнают, что ты пришел в сознание, возможно, захотят поговорить с тобой прежде, чем допустят к тебе Клэри.

— Как долго я был, без сознания?

— Около двух дней, — ответил Алек — С тех пор, как мы привезли тебя из Бурена, ну и поняли, что ты не собираешься умирать. Как выяснилось, не так уж просто исцелить рану, нанесенную ангельским мечом.

— Уж не хотите ли вы мне сказать, что у меня будет шрам?

— Большой и уродливый, — сказала Изабель — Прямо поперек груди.

— Вот черт, — сказал Джейс — А я-то надеялся заработать деньжат за работу модели нижнего белья, чтобы купить кабриолет.

Он говорил иронично, но он думал, что было правильно, так или иначе, что у него есть шрам: то, что он должен быть отмечен им, что произошло с ним, как физически, так и духовно. Он почти потерял душу, а шрам будет напоминать ему о непостоянности воли и тяжком бремени доброты. И о тёмных вещах. О том, что было, и о том, чего он не должен допустить.

Он чувствовал, как к нему возвращается сила. И он использует ее против Себастьяна. Осознавая это, он почувствовал облегчение, как будто бы камень упал с его души.

Он повернул голову, что бы заглянуть в глаза Алека.

— Никогда бы не подумал, что буду сражаться против вас, — хрипло произнес он. — Никогда.

— И это был последний раз, — отмахнулся Алек.

— Джейс, — сказала Изабель. — Постарайся сохранять спокойствие, ладно? Это просто…

— Что еще? Что-то еще не так?

— Ну, ты светишься немного, — сказала Изабель. — Ну, совсем чуточку. Светишься.

— Свечусь? — Алек поднял руку, державшую руку Джейса. Джейс увидел в темноте слабое мерцание по всей своей руке, которое давало проследить линии его вен, похожих на карту.

— Мы думаем, что это остаточный эффект от меча архангелов, — сказал он. — Это, наверное, скоро пройдет, но Безмолвные Братья заинтересовались. Естественно.

Джейс вздохнул и уронил голову обратно на подушку. Он слишком устал, чтобы изображать интерес к своей новой, светящейся ипостаси.

— Значит, вам пора идти? — спросил он. — Вы должны позвать Братьев?

— Они приказали позвать их, когда ты очнешься, — сказал Алек, но сам при этом отрицательно покачал головой. — Но если ты не хочешь, чтобы мы этого делали…

— Я чувствую себя усталым, — признался Джейс. — Если бы я мог поспать несколько часов…

— Конечно. Конечно, ты можешь.

Изабель убрала волосы с его лба, лезшие в глаза. Ее тон оставался твердым, неоспоримым: свирепая, как медведица, защищающая своего детеныша.

Глаза Джейса начали закрываться.

— И вы не бросите меня?

— Нет, — ответил Алек. — Нет, мы никогда не бросим тебя. Ты знаешь это.

— Никогда. — Изабель взяла его за руку, ту, которую не держал Алек и отчаянно ее сжала. — Лайтвуды все вместе, — прошептала она.

Рука Джейса внезапно стала влажной там, где она держала его, и он понял, что она плакала, и ее слезы бежали вниз, плакала за него, потому что она любит его, даже после всего, что случилось, она все еще любила его. Они оба любили.

Он заснул вместе с Изабель по одну сторону, и Алеком по другую, когда рассвело и взошло солнце.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что я все еще не могу видеть его? — настаивала Клэри. Она сидела на краю дивана в гостиной Люка, шнур телефона был завернут так плотно вокруг пальца, что кончик стал белым.

— Прошло только три дня, и два из них он был без сознания, — сказала Изабель. Были слышны голоса в трубке, и Клэри напрягла слух, чтобы услышать, кто говорил. Ей показалось, что она услышала голос Маризы, но с кем же та говорила, с Джейсом? Алеком? — Безмолвные Братья пока что наблюдают за ним. Они все еще говорят что не должно быть никаких посетителей.

— Да плевать я хотела на Безмолвных Братьев!

— Нет уж, спасибо. Они сильные и тихие, и вообще странные.

— Изабель! — Клэри сидела, прислонившись спиной к мягким подушкам Это был яркий осенний день, и солнечный свет струился через окна гостиной, хотя это не поднимало ее настроение. — Я просто хочу знать, что с ним все в порядке. Что его раны заживут, что он не распух, как дыня…

— Естественно, он не распух, как дыня, не будь смешной!

— Я не знаю этого. Я не знаю, потому что никто ничего мне не говорит.

— Он в порядке, — сказала Изабель, но было нечто странное в ее голосе, будто она чего-то не договаривает Клэри. — Алек спал в постели рядом с ним, и мама и я, мы по очереди остаемся с ним весь день. Безмолвные Братья не мучают его. Им просто надо знать, что знает он. О Себастьяне, о квартире, обо всем

— Я не могу поверить, что Джейс не позвал меня, хотя мог. Разве что, он не хочет меня видеть.

— Может быть, он не хочет, — сказала Изабель — Может, это потому, что ты ударила его мечом.

— Изабель…

— Я просто разыгрываю тебя, поверишь ты или нет. Ради Ангела, Клэри, ты что, не можешь потерпеть? — Изабель вздохнула. — Неважно Я забыла, с кем говорю. Смотри, Джейс сказал — заметь, я не должна повторять это — что хочет поговорить лично. Если бы ты могла просто ждать…

— Это — все, что я делаю, — сказала Клэри. — Жду

Это была правда. Она провела последние двое суток лежа в своей комнате в доме Люка, в ожидании новостей о Джейсе и переживала последнюю неделю своей жизни снова и снова в мельчайших деталях.

Дикая Охота, антикварный магазин в Праге, полные крови фонтаны, затягивающие глаза Себастьяна, тело Джейса, напротив него, Себастьян, пригубивший из Чаши Смерти, как он пытался разделить их с Джейсом, горький запах демонской крови. Глориус загорается в ее руке, пронзает Джейса, как гром пронзает небо, биение его сердца под ее рукой. Он еще глаза даже не открыл, но Клэри уже кричала о том, что он жив, что его сердце бьется, и его семья сразу бросилась к ним, даже Алек, при этом придерживающий очень бледного Магнуса.

— Все, что мне остается, это прокручивать вновь и вновь все эти события. Это сводит меня с ума.

— Хоть тут мы с тобой согласны. Знаешь что, Клэри?

— Что?

Пауза.

— Тебе не нужно моё разрешение, чтоб увидеть Джейса, — произнесла Изабель. — Тебе не нужно чье-либо разрешение, чтобы что-либо сделать Ты Клэри Фрэй. Ты влипаешь во все эти ситуации, даже не думая о том, чем это, черт возьми, может закончится, но ты побеждаешь, и все благодаря силе воли и безумии.

— Не там, где затронута моя личная жизнь, Из.

— Ха, — сказала Изабель — Ну, возможно тебе стоит попытаться.

И она положила трубку

Клэри смотрела на свой телефон, прислушиваясь к отдаленным коротким гудкам. Потом, вздохнув, она повесила трубку и направилась в свою спальню

Саймон развалился на ее кровати, положив ноги на ее подушку и подперев подбородок рукой. Его ноут был включен, и стоял дальнем углу кровати, замерев на сцене из Матрицы. Он посмотрел на нее, когда она вошла

— Удачно?

— Не совсем. — Клэри подошла к ее шкафу. Она уже была одета в наряд, который подходил для встречи с Джейсом: джинсы и мягкий голубой свитер, который ему нравился. Она вытащила вельветовую куртку и села на кровать рядом с Сайманом, надевая ботинки на ноги. — Изабель мне ничего не говорит. Безмолвные Братья не хотят, чтобы Джейса навещали, но кого это волнует. Я еду в любом случае.

Саймон закрыл крышку своего ноута и перекатился на спину.

— Мой маленький храбрый преследователь.

— Заткнись, — сказала она — Ты хочешь пойти со мной? Увидеть Изабель?

— Я встречаюсь с Бекки, — сказал он. — На квартире.

— Хорошо. Передай ей, привет. — Она зашнуровала ботинки и потянулась к Саймону, чтоб убрать волосы с его лба. — Сперва, мне нужно было привыкнуть к твоей Отметке. А теперь привыкнуть к ее отсутствию.

Его темно-коричневые глаза внимательно посмотрели на Клэри.

— С ней или без нее — я все еще остаюсь собой.

— Саймон, ты помнишь, что было написано на лезвии меча? На Глориусе?

— Quis ut Deus.

— Это латынь, — сказала он. — Я осматривала его. Это означает «Кто подобен Богу?» Вопрос с подвохом. А ответ таков, что никто — никто из нас не Бог. Ты так и не понял?

Он взглянул на неё.

— Понял что?

— Ты сказал это. Deus. Бог

Саймон открыл рот, а затем вновь закрыл его.

— Я…

— Я знаю, что Камилла говорила тебе: она может произносить Его имя, потому что не верит в Бога, но я думаю, что это связано с твоей верой в себя. Если ты веришь, что ты проклят, то так оно и есть. А если же нет… — она дотронулась до его руки; он на мгновенье сжал её пальцы, а потом отпустил их, его лицо выглядело встревоженным.

— Мне нужно время, чтобы обдумать все это.

— Столько, сколько тебе потребуется. Но знай, я всегда рядом, если тебе понадобится поговорить.

— И я всегда рядом с тобой, если понадоблюсь. Что бы ни случилось с тобой и Джейсом, и Институтом… ты ведь знаешь, что всегда можешь прийти ко мне, если захочешь поговорить.

— Как Джордан?

— Довольно неплохо, — ответил Саймон. — Он и Майя снова вместе. Он находятся на той стадии, когда я постоянно чувствую, что должен давать им больше свободного пространства. — Он сморщил нос. — Когда она куда-то уходит, он постоянно беспокоится о том, что у нее была целая куча парней, а он провел последние три года, занимаясь военной подготовкой для Преторства и делая вид, что он бесполое существо.

— Ой, да ладно тебе! Сомневаюсь, что ее это заботит.

— Ты же знаешь мужчин. У нас очень нежное самомнение.

— Вот уж не описала бы самомнение Джейса как нежное.

— Нет, Джейс, скорее, зенитная танковая артиллерия мужского самолюбия, — признался Саймон.

Он лежал, положив правую руку себе на живот, золотое кольцо фейри блестело на пальце. С тех пор, как другое кольцо было уничтожено, оно потеряло всякую силу, но Саймон все равно продолжал его носить.

Клэри порывисто наклонилась к нему и поцеловала в лоб.

— Ты самый лучший друг, о котором только можно мечтать, ты ведь знаешь это? — спросила она.

— Знаю, но мне все равно приятно это слышать. — Клэри рассмеялась и встала с кровати. — Ну, мы с таким же успехом можем пойти на метро вместе. Разве что ты хочешь потусоваться в этой арендованной квартирке, вместо твоих подземных холостяцких апартаментов.

— Ну да, точно. С моим влюбленным соседом и сестрой. — Он соскользнул с кровати и пошел за Клэри в гостиную. — Ты не собираешься просто пройти через портал? — она пожала плечами.

— Не знаю. Это, как-то… расточительно. — Он пересекла коридор, быстро постучала и застряла головой в двери хозяйской спальни. — Люк?

— Заходи.

Она последовала его приглашению, Саймон шел позади.

Люк сидел на кровати. Вся его грудь была перевязана, а повязка виднелась как белая линия под его фланелевой рубашкой. Рядом с ним валялась целая кипа журналов.

Саймон взял полистать один.

— «Сверкайте, как Ледяная Принцесса. Зимняя Невеста», — прочитал он в голос. — Друг, ну я даже не знаю. Я не очень уверен, чтоб тебе подойдет корона из снежинок.

Люк осмотрел кровать и тяжело вздохнул.

— Джослин показалось, что нам стоило бы обсудить свадебные приготовления. Возвращение к обыденной жизни, и все такое.

Под его глазами виднелись синие круги.

Именно Джослин была той, кто рассказала ему о Аматис, пока он все еще сидел в полицейском участке. Хоть Клэри встретила его с распростертыми объятиями по возвращению домой, Люк ни разу не упоминал о своей сестре, и она тоже.

— Если бы я был на вашем месте, то я бы сбежал в Вегас и устроил бы пиратскую тематическую свадьбу за пятьдесят долларов, с Элвисом в роли священника.

— Я могла бы быть подружкой невесты, — предложила Клэри. Она в ожидании уставилась на Саймона. — А ты мог бы быть…

— О, нет, — быстро сказал он. — Я же хипстер. Я слишком крут для тематических свадеб.

— Ты играл в «Подземелья и драконы». Ты задрот, — нежно исправила она его.

— Задрот — это улет, — продекларировал Саймон. — Дамочки любят ботаников.

Люк прочистил горло.

— Я предполагаю, что вы пришли сюда что-то сказать мне?

— Я собираюсь пойти в Институт, чтобы увидеть Джейса. — сказала Клэри. — Тебе что-нибудь нужно?

Он покачал головой.

— Твоя мама как раз пошла в магазин, закупаться. — Он наклонился к ней и потрепал по голове, а затем поморщился. Он выздоравливал, но медленно. — Веселись.

Клэри подумала о том, что ее ждет в Институте — злая Мариза, утомленная Изабель, равнодушный Алек, и Джейс, который не хотел ее видеть — и вздохнула.

— Не сомневайся, буду.

Туннель в метро пахнул так, будто в город наконец-то пришла зима — холодный метал, сырая, мокрая земля, и слабый намек на сигаретный дым.

Алек, гуляющий по рельсам, заметил, что его дыхание превращается в белое облачко, и решил засунуть руки в карманы своей голубой куртки, чтобы сохранить их в тепле.

В одной руке он держал ведьмин огонь, который освещал туннель — зеленые и кремовые значки, выцветшие со временем, и выступающие провода, болтающиеся, как паутина на стенах. Прошло немало времени, с тех пор как этот туннель видел движущийся поезд.

Алек встал до того, как Магнус снова проснулся. Магнус спал допоздна, он восстанавливался после битвы под Буренном. Он использовал много энергии, что бы исцелить себя, но ему все еще не было полностью хорошо. Маги бессмертны, но не неуязвимы.

— На несколько сантиметров выше и это было бы концом для меня, — Магнус сказал с сожалением, рассматривая ножевое ранение. — Это бы остановило мое сердце.

Там было несколько мгновений — минут, когда даже Алек действительно думал, что Магнус был мертв. И это после столь долгого беспокойства, что он постареет и умрет раньше Магнуса. Какая горькая ирония была в этом. Как раз то, что он заслужил, за то, что серьезно рассматривал предложение Камиллы, даже на секунду.

Он увидел свет впереди — станцию Сити Холл, освещенную фонарями и люстрами. Он собирался погасить свой ведьмин огонь, когда услышал знакомый голос за спиной.

— Алек, — сказал он. — Александр Гидеон Лайтвуд.

Алек почувствовал, как его сердце упало. Он медленно обернулся.

— Магнус? — Магнус двинулся вперед, в круг света, который отбрасывал ведьмин огонь Алека. Он выглядел необычайно мрачным, под его глазами были тени. Его колючие волосы были помяты. На нем был лишь пиджак поверх футболки, так что Алек не удивился бы, если ему было холодно. — Магнус, — сказал Алек снова. — Я думал, ты спишь.

— Очевидно, — ответил Магнус.

Алек сглотнул. Он никогда не видел, как Магнус сердится, нет, правда. Не то, что сейчас. Кошачьи глаза Магнуса были равнодушными, по ним было невозможно что-то прочесть.

— Ты следил за мной? — спросил Алек.

— Можно и так сказать. Помогло то, что я знал, куда ты направляешься. — Натянутым жестом Магнус достал сложенный лист бумаги из кармана. В тусклом свете все, что было видно Алеку, это то, что он был покрыт аккуратным размашистым почерком. — Знаешь, когда она сказала мне, что ты был здесь, рассказала мне о сделке, которую заключила с тобой, я не поверил ей. Я не хотел верить ей. Но ты здесь.

— Камилла сказала тебе… — Магнус поднял руку, что бы остановить его.

— Просто перестань, — сказал он устало. — Конечно же, она мне сказала. Я предупреждал тебя, что она мастер манипуляций и скрытых подтекстов, но ты не послушал меня. Кого, ты думаешь, она лучше будет иметь на своей стороне — тебя или меня? Тебе восемнадцать лет, Александр. Ты не особо мощный союзник.

— Я уже сказал ей, — промолвил Алек. — Я бы не стал убивать Рафаэля. Я пришел сюда и сказал ей, что сделка отменяется. Что я не стану делать этого.

— Ты проделал весь этот путь сюда, к этой заброшенной станции метро, что бы доставить это сообщение? — Магнус приподнял бровь. — Ты не подумал, что ты мог доставить точно такое же сообщение, тем, возможно, если бы ты держался подальше?

— Это было…

— И даже если ты приходил сюда… без надобности… что бы сказать ей, что сделка расторгнута, — продолжил Магнус смертельно спокойным голосом, — зачем ты снова пришел сюда? Социальный вызов? Простой визит? Объясни мне, Александр, есть ли что-то, что я упустил.

Алек сглотнул. Ведь есть же способ объяснить.

То, что он приходил сюда, навещал Камиллу, потому что она была единственным человеком, с кем он мог бы поговорить о Магнусе. Единственным человеком, кто знал Магнуса, так как он, не только как высшего колдуна Бруклина, а как того, кто может любить и быть любимым, как того, у кого были свои человеческие слабости и особенности, и странное переменчивое настроение, с которым Алек не знал, как справится без советов.

— Магнус, — Алек сделал шаг к своему парню, и впервые на его памяти, Магнус отошел от него. Его поза была жесткой и недружелюбной. Он смотрел на Алека так, как он мог бы смотреть на чужака, на чужака, который ему не особо-то и нравится. — Мне очень жаль, — сказал Алек. Его голос больше походил на скрип, незнакомый собственным ушам. — Я никогда не хотел…

— Я думал об этом, знаешь, — сказал Магнус. — Это то, почему я хотел Белую книгу. Бессмертие может быть в тягость. Ты думаешь о тех днях, растянувшихся пред тобой, когда ты был везде, видел все. Единственное, чего я не испытывал это состарится с кем-то, с кем-то, кого я люблю. Я думал, возможно, это будешь ты. Но это не дает тебе права делать продолжительность моей жизни твоим выбором, а не моим.

— Я знаю. — Сердцебиение Алека ускорилось. — Я знаю, и я не собираюсь этого делать…

— Меня не будет весь день, — сказал Магнус. — Приди и забери свои вещи из квартиры. Оставь свой ключ на обеденном столе. — Его глаза сосредоточились на лице Алека. — Все кончено. Я не хочу видеть тебя снова, Алек. Или любого из твоих друзей. Я устал быть их домашним колдуном.

Руки Алека начали трястись достаточно сильно, для того, что бы он уронил свой ведьмин огонь. Огонек мигнул, и он упал на колени, проехав по земле среди мусора и грязи.

Наконец что-то засветилось перед его глазами, и он поднялся, чтобы увидеть Магнуса, стоящего перед ним, с ведьминым огнем в руке. Он светился и мигал странным цветом.

— Он не должен так светится, — сказал автоматически Алек. — Для того, кто не является сумеречным охотником. — Магнус протянул его. Сердце ведьминого огня сияло темно-красным, как угли костра. — Это все из-за твоего отца? — спросил Алек. Магнус не ответил, только вложил камень в ладони Алека. Как только их руки соприкоснулись, лицо Магнуса изменилось.

— Ты замерз.

— Я?

— Александр…

Магнус притянул его ближе, ведьмин огонь мерцал между ними, его цвет менялся. Алек никогда не видел до этого, что бы ведьмин камень так делал. Он положил голову на плечо Магнуса и дал ему обнять себя. Сердце Магнуса не билось, как человеческое. Более медленно, но стабильно. Временами Алек думал, что это наиболее стабильная вещь в его жизни.

— Поцелуй меня, — сказал Алек, поднимая голову вверх; глаза Магнуса были печальны, омрачены, и не читаемы.

Магнус протянул руку в сторону лица Алека и мягко, почти рассеянно, провел большим пальцем по его скуле. Когда он наклонился, чтобы поцеловать его, он почувствовал запах сандалового дерева. Алек вцепился в рукав куртки Магнуса, и ведьмин огонь, находившийся между их телами, вспыхнул розовым, голубым и зеленым цветом, когда их губы соприкоснулись. Это был медленный и печальный поцелуй. Когда Магнус отстранился, Алек обнаружил, что каким-то образом он держал ведьмин огонь один, руки Магнуса не было. Свет был мягким белым.

Мягко, Магнус сказал:

— Aku cinta kamu.

— Что это значит? — Магнус выпутался из рук Алека.

— Это значит, я люблю тебя. Но это ничего не меняет.

— Но если ты любишь меня…

— Конечно, я люблю. Больше чем кого-либо. Но между нами все равно все кончено, — сказал Магнус. — Это не изменит того, что ты сделал.

— Но это была всего лишь ошибка, — прошептал Алек. — Одна ошибка…

Магнус резко рассмеялся.

— Одна ошибка? Это то же самое, что назвать первый рейс Титаника незначительной аварией на лодке. Алек, ты пытался сократить мою жизнь.

— Это был просто… Она предложила, и я думал об этом, но я не мог пройти через это… Я не мог поступить так с тобой.

— Но ты думал об этом. И ты никогда не упоминал об этом при мне. — Магнус покачал головой. — Ты не доверяешь мне. И никогда не доверял.

— Я доверяю, — сказал Алек. — Я буду… Я попытаюсь. Дай мне еще один шанс…

— Нет, — ответил Магнус. — И если ты позволишь, вот тебе мой совет: избегай Камиллу. Идет война, Александр, и ты же не хочешь, что бы твоя лояльность оказалась под вопросом. Не так ли?

На этом он развернулся и пошел прочь, руки в карманах… шел медленно, как будто у него была смертельная рана, а не просто порез.

Но все же он уходил.

Алек смотрел на него, пока он не вышел за пределы свечения ведьминого огня, и не скрылся из виду.

Летом, внутри Института было действительно прохладно, но сейчас, когда наступила зима, Клэри почувствовала, что внутри тепло. Здание освещалось яркими рядами канделябров, а витражные окна мягко светились.

Она позволила входной двери самой закрыться за ней и направилась к лифту. Она была на полпути к центральному проходу, когда услышала, как кто-то смеется. Она повернулась.

Изабель сидела на одном из древних кресел, свесив ноги с одного его края. На ней были сапоги до середины колена, обтягивающие джинсы, и красный свитер, который оставлял одно ее плечо голым. Ее кожа была исписана черными рунами; Клэри вспомнила, как Себастьян упоминал, что ему не нравится, когда девушки уродуют свою кожу Отметками, и задрожала.

— Ты не слышала, как я тебя звала? — требовательно спросила Иззи. — Ты действительно бываешь удивительно целеустремленной.

Клэри остановилась и склонилась к креслу.

— Я не специально тебя игнорировала.

Изабель сбросила ноги и встала. У нее были очень высокие каблуки, девушка буквально возвышалась над Клэри.

— Ох, я знаю. Именно поэтому я сказала «целеустремленная», а не «грубая».

— Ты здесь, чтобы выгнать меня?

Клэри обрадовалась тому факту, что голос ее не дрожал. Она хотела увидеть Джейса. Она хотела видеть его больше, чем что-либо другое. Но после всего, что она пережила за последний месяц, она знала, что самое главное — это то, что он жив, и был самим собой. Все остальное отходило на задний план.

— Нет, — ответила Иззи и направилась к лифту. Клэри шагала позади нее. — Как по мне, все это так глупо. Ты спасла его жизнь.

Клэри сглотнула, чувствуя, как в ее горле формируется холодный комок.

— Ты сказала, что есть вещи, которых я не понимаю.

— Так и есть. — Изабель нажала на кнопку нужного этажа. — Джейс сам тебе их объяснит. Я спустилась, потому что подумала, что тебе нужно знать еще о кое-чем.

Клэри прислушивалась к знакомому скрипу, скрежету, и стону старого лифта.

— Например?

— Папа вернулся, — сказала она, не глядя на Клэри.

— Проведать или навсегда?

— Навсегда. — Изабель выглядела вполне спокойной, но Клэри помнила, как больной той было, когда они узнали, что Роберт пытался устроиться на работу Инквизитора. — В принципе, Алина и Хелен спасли нас от реальных неприятностей, учитывая, что случилось в Ирландии. Когда мы пришли, чтобы помочь тебе, мы ничего не сказали Конклаву. Мама была уверена, что если мы скажем им, то они отправят бойцов, чтобы убить Джейса. Она не могла этого допустить. То есть, он же часть нашей семьи. — Лифт прибыл с грохотом и треском, Клэри ничего не успела ответить. Она последовала за девушкой внутрь, борясь со странным желанием обнять Изабель. Она сомневалась, что Иззи это понравится. — Так что, Алина сказала Консулу — которая, в конце концов, была ее матерью — что у них не было времени оповещать Конклав, что ее оставили и дали четкий приказ — позвонить Джии, но телефон неисправен и не работает. В принципе, она сильно завралась. Тем не менее, мы придерживаемся этой истории. Я не думаю, что Джия ей поверила, но это не важно, она не хочет наказывать маму. Ей просто нужна была какая-то история, за которую она могла бы ухватиться, и ей бы не пришлось нас наказывать. В конце концов, нельзя сказать, что мы полностью провалили операцию. Мы пришли, вытащили Джейса, убили большую часть темных нефилимов и теперь Себастьян в бегах.

Лифт перестал подниматься и резко остановился.

— И теперь Себастьян в бегах, — повторила Клэри. — И мы не имеем ни малейшего представления, где он? Я думала, возможно, учитывая, что я разрушила его дом — портал — его можно будет отследить.

— Мы уже пробовали, — сказала Изабель. — Где бы он ни был, он все еще вне зоны нашего поиска. И, если верить Безмолвным Братьям, магия, которую дала ему Лилит… В общем, он силен, Клэри. Очень силен. Мы вынуждены предположить, что он там, с Адской Чашей, планирует свой следующий шаг. — Она открыла решетку лифта и вышла. — Ты думаешь, он вернется за тобой… или за Джейсом?

Клэри замешкалась.

— Не сейчас, — наконец сказала она. — Для него, мы последние части головоломки. В начале, он захочет подготовится. Он хочет армию. Он хочет быть готовым. Мы как… призы, которые он получит в случае победы. Тогда, ему не придется оставаться одному.

— Он, должно быть действительно одинок, — сказала Изабель.

В ее голосе не было ни капли сочувствия, она просто высказывала собственные наблюдения. Клэри задумалась о нем, о лице, которое пыталась забыть, которое преследовало ее в кошмарах и не давало спать.

Ты спросила, кому я принадлежу.

— Ты не имеешь понятия.

Они дошли до лестницы, которая вела в лазарет. Изабель остановилась, положив руку на ее шею. Клэри заметила очертания ее рубинового ожерелья под свитером.

— Клэри… — Клэри вдруг стало неловко. Она расправила подол ее свитера, чтобы не смотреть на Изабель. — На что это похоже? — резко спросила Изабель.

— Что похоже?

— Быть влюбленной, — ответила она. — Как ты поняла, что влюблена? И как ты поняла, что кто-то другой в тебя влюблен?

— Эм…

— Саймон, например, — сказала Изабель. — Как ты поняла, что он в тебя влюблен?

— Ну, — начала Клэри. — Он сказал так.

— Он сказал так. — Клэри пожала плечами. — А до этого, ты даже не догадывалась?

— Нет, если честно, — ответила Клэри, погружаясь в воспоминания. — Иззи… если у тебя есть какие-то чувства к Саймону или ты хочешь знать, что он чувствует по отношению к тебе… может, тебе просто стоит сказать ему об этом.

Изабель завозилась с какими-то несуществующими нитками на своем манжете.

— Что ему сказать?

— Как ты относишься к нему.

Изабель посмотрела мятежно.

— Я не должна это делать.

Клэри покачала головой.

— Боже. Вы с Алеком так похожи, — глаза Изабель расширились.

— Это не так. Мы абсолютно не похожи. Я встречалась со многими, он же ни с кем до Магнуса. Он ревнует, а я нет…

— Все когда-нибудь испытывают ревность. — Клэри говорила твердо. — А вы оба такие упрямые. Это любовь, а не Битва при Фермопилах. Не надо относится ко всему, как будто это последний бой. Ты не должна сдерживать свои эмоции внутри.

Изабель всплеснула руками.

— Ты что, эксперт?

— Я не эксперт, — сказала Клэри — Но я знаю Саймона. Если ты не поговоришь с ним, он подумает, что ты в нем не заинтересована, и сдастся. Он нуждается в тебе, Из, а ты нуждаешься в нем. Ему, так же, нужно, чтобы ты была той, кто это скажет.

Изабель вздохнула и повернулась, чтобы продолжить путь. Клэри не могла разобрать, что та бормочет по пути.

— Ты знаешь, это твоя вина. Если бы ты не разбила его сердце…

— Изабель!

— Ну, это ведь правда.

— Ага, а я вот вспомнила тот момент, когда он превратился в крысу, а ты предложила его таким и оставить. Навсегда.

— Я такого не говорила.

— Говорила, — перебила ее Клэри.

Они дошли до следующего этажа, где длинный коридор разветвлялся в обе стороны. Перед двойными дверями в лазарет стоял один из Безмолвных Братьев, одетый в робу из хлопка, сложив руки и склонив голову в медитативной позе.

Изабель поздоровалась с ним, помахав рукой.

— Ну, вот и пришли. Удачи тебе с прохождением мимо него к Джейсу.

И она пошла обратно по коридору, стуча каблуками по деревянному полу.

Клэри вздохнула и потянулась к стило на своем поясе. Она сомневалась, что существовала какая-то красивая руна, чтобы надурить Безмолвного Брата, но, возможно, если она подберется к нему поближе, то сможет нарисовать усыпляющую руну на его коже…

Клэри Фрэй.

Голос в ее голове звучал удивленно, а так же, довольно знакомо. Он был беззвучным, но она узнала форму его мыслей, как кто-то мог бы узнать чужой смех или дыхание.

— Брат Захария.

Она безропотно засунула стило на место и приблизилась к нему, мечтая, чтобы Изабель осталась с ней.

Я предполагаю, ты пришла навестить Джонатана, сказал он, поднимая голову из медитативной позы. Его лицо все еще пряталось в тени под капюшоном, но она смогла разглядеть очертание его угловатых скул. Несмотря на запрет Братства.

— Прошу Вас, зовите его Джейс. Иначе это тоже заблуждение.

Джонатан — хорошее старинное имя сумеречных охотников, первое из имен. Герондейлы всегда сохраняли имена в семье…

— Он не носил имя Герондейл, — заметила Клэри. — Но у него есть кинжал его отца. На нем написано С. У. Г. на лезвии.

Стефан Уильям Герондейл.

Клэри сделала еще один шаг к дверям, и к Захарии.

— Вы много знаете об Герондейлах, — сказала она. — И из всех Молчаливых Братьев Вы кажетесь наиболее человечным. Большинство из них никогда не показывают своих эмоций. Они похожи на статуи. Но вы кажется, чувствуете. Вы помните Вашу жизнь.

Быть Безмолвным Братом — это жизнь, Клэри Фрай. Но если ты имеешь в виду, что я помню свою жизнь до Братства, то да, помню.

Клэри сделала глубокий вздох:

— Вы когда-нибудь были влюблены? До Братства? Был ли кто-то за кого вы хотели бы умереть?

Повисло долгое молчание. А затем, он ответил:

Было двое. Есть воспоминания, которые не стирает время, Кларисса. Спроси у своего друга, Магнуса Бейна, если ты не веришь мне. Вечность не помогает забыть о потерях, но делает боль терпимой.

— У меня нет вечности, — сказала Клэри тихо. — Пожалуйста, позвольте мне войти, чтобы увидеть Джейса. — Брат Захария не пошевелился. Она все еще не видела его лица, лишь намек на очертания под капюшоном его робы. Виднелись только руки, сложенные перед собой. — Пожалуйста, — повторила Клэри.

Алек вскочил вверх на платформу станции метро Мэрии и последовал в сторону лестницы. Он заблокировал образ Магнуса, уходящего от него. Одной и единственной мыслью была та, что он собирался убить Камиллу Белкорт.

Он поднимался вверх по лестнице, прижимая клинок серафима к поясу, пока он шел. Свет здесь был колеблющимся и тусклым, он выходил на мезонин Сити Холл Парка, где тонированные стекла фонарей превращали его в зимний свет. Он засунул ведьмин огонь в карман и поднял клинок серафима.

— Амриэль, — прошептал он, и меч вспыхнул молнией в его руках.

Он поднял подбородок, взглядом осматривая фойе. Там был диван с высокой спинкой, но Камиллы не было на нем. Он послал ей сообщение о том, что он придет, но после того, как она предала его, он предположил, что не следует удивляться тому, что она не осталась увидеть его.

Разозлившись, он пересёк комнату и двинул ногой по дивану, очень сильно и дерево треснуло, подняв облако пыли, а одна из его ножек отвалилась.

В углу комнаты раздался звонкий серебряный смех. Алек повернулся, клинок серафима сверкал в его руке. Тени в углах были густыми и глубокими, даже свет Амриэля не мог их рассеять.

— Камилла? — сказал он, его голос был опасно спокойным. — Камилла Белкорт. Выходи сейчас же.

Прозвучал еще один смешок и фигура вышла вперед из темноты.

Но это была не Камилла. Это была девочка… наверняка не старше двенадцати или тринадцати… очень худая, одета в рваные джинсы и розовую футболку, с блестящим единорогом на ней. Она была одета в длинный розовый шарф, его концы были в крови. Кровь срывала нижнюю часть лица и покрывала подол рубашки.

Она посмотрела на Алека широко раскрытыми, счастливыми глазами.

— Я знаю тебя, — она вздохнула, и когда она говорила, он увидел вспышку ее игольчатых резцов. Вампир. — Алек Лайтвуд. Ты друг Саймона. Я видела тебя на концертах.

Он уставился на нее.

Видел ли он ее раньше? Возможно… мерцание лица среди теней в баре, одно из тех выступлений, на которое его вытащила Изабель. Он не мог быть уверен. Но это не значило, что он не знал, кто она такая.

— Морин, — промолвил он. — Ты подруга Саймона, Морин.

Она выглядела удовлетворенной.

— Да я, — сказала она. — Я подруга Саймона, Морин.

Она посмотрела на свои руки, которые были в перчатках в крови, словно она погрузила их в лужу. Не человеческой крови, к тому же, подумал Алек. Темная, красная как рубины, кровь вампиров.

— Ты ищешь Камиллу, — сказала она нараспев. — Но ее нет здесь больше. О, нет. Она ушла.

— Она ушла? — потребовал Алек. — Что ты имеешь ввиду говоря что она ушла?

Морин хихикала.

— Ты ведь знаешь, как работают вампирские законы, не так ли? Тот, кто убьет главу вампирского клана, становится их лидером. А Камилла была главой Нью Йоркского клана. О, да, она была.

— Так… так кто-то убил ее? — Морин разразилась счастливым смехом.

— Не просто кто-то, глупенький, — сказала она. — Это была я.

Сводчатый потолок лазарета был окрашен в синий цвет, с нарисованными на нем херувимами на золотых лентах в стиле рококо, и белые плавающие облака. Ряды металлических кроватей тянулись вдоль стен справа и слева, оставляя широкий проход в центре. Два окна в крыше впускали чистый зимний солнечный свет, хотя этого было мало чтобы нагреть холодную комнату.

Джейс сидел на одной из кроватей, опираясь на груду подушек, стянутых с других кроватей. Он был одет в потёртые джинсы и серую футболку. На его коленях лежала книга.

Он посмотрел на Клэри, вошедшую в комнату, но ничего не сказал, пока она не подошла к его кровати. Сердце Клэри начало колотиться. Угнетающее молчание всё ещё продолжалось; Джейс глазами следил за ней, пока она не подошла к изножью его кровати и не опёрлась руками об металлические подножки.

Она изучала его лицо.

Столько раз она пыталась нарисовать его, думала она, пытаясь поймать то невыразимое качество, делающее Джейса самим собой, но ее пальцы так и не смогли передать то, что она видела на бумаге. Оно было сейчас, его не было, когда он был под контролем Себастьяна — как бы его ни называли — душа или дух, светилось в его глазах.

Она стиснула руки на подножке.

— Джейс… — Он заправил прядь светло-золотых волос за ухо.

— Это… Безмолвные Братья разрешили тебе тут находиться?

— Не совсем.

Уголок его рта дернулся.

— Так ты их вырубила и ворвалась сюда? Знаешь ли, Конклав не очень одобряет такие поступки.

— Вау. Не знаешь, чего от меня ожидать, не так ли? — она подошла и села на кровать, рядом с ним, отчасти чтобы они оказались на одном уровне, и отчасти чтобы скрыть дрожь собственных коленок.

— Пришлось научиться этому, — сказал он и отложил книгу в сторону.

Она почувствовала, что такие слова, как пощечина.

— Я не хотела причинить тебе боль, — сказала она, голос понизился до шепота.

— Извини.

Он выпрямился, размахивая ногами на краю кровати.

Они сидели не далеко друг от друга, на одной кровати, но он пытался отодвинуться от нее и Клэри это заметила. Она видела в глубине его ясных глаз, что он хранит от нее какую-то тайну, чувствовала его нерешительность. Ей так хотелось дотронуться до него, но девочка продолжала сидеть ровно, голос звучал твердо:

— Я никогда не хотела причинить тебе боль. И я говорю не только о Буррене. Я имею в виду еще того, когда ты — настоящий — сказал мне, чего действительно хочешь. Я должна была тебя послушать, но все, о чем я думала — это о твоем спасении, как бы увести тебя оттуда. Я не послушала, когда ты сказал, что хочешь отдаться Конклаву и из-за этого мы оба чуть не закончили, как Себастьян. И когда я сделала, то, что сделала, с помощью Глориуса… Должно быть, Алек и Изабель тебе рассказали — он предназначался для Себастьяна. Но я не могла пробраться к нему через толпу. Я просто не могла. И тогда я вспомнила твои слова, что ты лучше умрешь, чем будешь жить под давлением Себастьяна. — Ее голос сел. — Настоящий ты, я имею в виду. Я не могла спросить тебя. Мне пришлось догадаться. Ты должен знать, что было ужасно причинять тебе боль таким образом. Знать, что ты должен умереть и что это я должна держать меч, который убьет тебя. Я бы хотела умереть, но рисковала твоей жизнью потому как думала что ты бы сам меня попросил об этом, и после того как я предала тебя однажды, думала что должна тебе. Но если я была не права… — она остановилась, но он продолжал молчать. В ее желудке все перевернулось, это было довольно больно и мучительно. — Тогда прости. Я уже никак этого не изменю. Но я хочу, чтобы ты знал. Что я сожалею.

Она вновь сделала паузу, но на этот раз, тишина становилась невыносимо долгой, а напряжение в комнате — все более натянутым.

— Теперь ты можешь говорить, — выдала, наконец, она. — По правде говоря, это будет здорово, если ты заговоришь.

Джейс недоверчиво смотрел на нее.

— Позволь мне понять, — сказал он. — Ты пришла сюда, чтобы извиниться передо мной?

Она опешила.

— Конечно.

— Клэри, — произнес он. — Ты спасла мне жизнь.

— Я ударила тебя мечом. Огромным мечем. Тебя охватил огонь.

Его губы дернулись, почти незаметно.

— Хорошо, — произнес он. — Так может наши проблемы не такие как у других пар.

Он поднял руку, словно хотел дотронуться до ее лица, затем поспешно опустил.

— Ты знаешь, я слышал тебя, — сказал он более мягче. — Говорила мне, чтобы я не умирал. Упрашивая меня открыть глаза.

Они смотрели друг на друга молча наверное мгновение, но Клэри казалось что часы. Было так хорошо видеть его таким, полностью самим собой, что это почти стерло страх что все может пойти не так в следующие несколько минут. Наконец Джейс заговорил:

— Почему ты думаешь, я влюбился в тебя?

Это было последнее, что она ожидала услышать от него.

— Я не… несправедливо спрашивать такое.

— Для меня справедливо, — сказал он. — Думаешь, я не знаю тебя, Клэри? Девушка, которая пошла в отель полный вампиров, потому что ее лучший друг был там и нуждался в помощи? Кто сделал портал и перенесся в Идрис, потому как не хотел оставаться в стороне от действий?

— Ты ругал меня за это…

— Я ругал самого себя, — сказал он — Это то, чем мы так похожи. Мы опрометчивы. Мы не думаем, перед тем как начинаем действовать. Мы сделаем что угодно ради людей, которых любим. И я никогда не думал как страшно это для людей которые меня любят, пока не увидел это в тебе и это напугало меня. Как я могу защитить тебя, если ты мне не позволяешь? — Он наклонился вперед. — Это, кстати, риторический вопрос.

— Хорошо. Потому что я не нуждаюсь в защите.

— Я знаю, ты говорила это. Но дело в том, что иногда нуждаешься. А иногда и я. Мы должны защищать друг друга, но не от всего. Не от правды. Это значит любить кого-то, но позволять быть самим собой.

Клэри посмотрела вниз н6а свои руки. Она ужасно хотела протянуть руку и дотронуться до него. Это было словно навещать кого-то в тюрьме, где ты можешь видеть так ясно и так близко, но вас разделяет стекло.

— Я влюбился в тебя, — сказал он, — потому что ты была самым храбрым человеком, которого я когда-либо знал. Поэтому как я мог просить тебя перестать быть храброй только потому что люблю тебя? — Он провел руками по волосам, взъерошивая их так, что Клэри хотела пригладить их. — Ты пришла за мной, — сказал он. — Ты спасла меня, когда почти все сдались, и даже те, кто не сдался, не знали что делать. Ты думаешь, я не знаю через что ты прошла? — Его глаза потемнели. — Как ты можешь представлять себе, что я могу быть зол на тебя?

— Тогда почему ты не хотел меня видеть?

— Потому что… — Джейс выдохнул. — Хорошо, справедливое замечание, но есть кое что, чего ты не знаешь. Меч, который ты использовала, который Разиэль дал Саймону…

— Глориус, — сказала Клэри. — Меч Архангела Михаила. Он был уничтожен.

— Не уничтожен. Он вернулся, откуда прибыл, небесный огонь поглотил его. — Джейс слабо улыбнулся. — С другой стороны, нашему Ангелу придется предоставить серьезные объяснения, когда Михаил обнаружит, что его приятель Разиэль одолжил его любимый меч кучке беспечных людишек. Но я отвлекся. Меч… то, как он горел… это был необычный огонь.

— Я догадалось об этом.

Клэри хотелось бы, чтобы Джейс перестал прижимать руку и привлек бы ее к себе. Но он, похоже, хотел сохранить дистанцию между ними, так что она осталась сидеть, где сидела. Ее тело отдавалось болью от того, что она находилась так близко к Джейсу, но не могла к нему даже прикоснутся.

— Я бы хотел, чтобы ты не надевала этот свитер, — пробормотал Джейс.

— Что? — Она посмотрела вниз. — Я думала, тебе нравился этот свитер.

— Нравиться, — ответил он и покачал головой. — Неважно. Этот огонь… Небесный огонь. Горящий куст, огонь и сера, тот столп огня, что предстал перед детьми Исраэля — вот об этом огне речь. «Ибо огонь возгорелся во гневе Моем, жжет до ада преисподнего, и поедает землю и произведения ее, и пропалят основания гор». Этот огонь сжег во мне все то, что сделала Лилит.

Он потянулся за подол своей рубашки и потянул ее вверх. Клэри резко вздохнула, над его сердцем, на гладкой коже его груди не было больше Метки — только заживающий белый шрам там, где вошел меч. Она протянула руку, желая прикоснуться к нему, но он попятился, качая головой. Она почувствовала, как на ее лице появляется гримаса боли, и не успела ее скрыть, когда увидела, как Джейс опускает футболку.

— Клэри, — произнес он. — Тот огонь… он все еще внутри меня.

Она уставилась на него.

— Что ты имеешь в виду?

Он глубоко вздохнул и вытянул руки ладонями вниз. Она смотрела на них, такие тонкие и знакомые, руна Ясновидения исчезла с его правой руки, оставив после себя белые шрамы. Они оба смотрели, как его руки начали немного дрожать, а затем, под не верящим взглядом Клэри, стали прозрачными.

Как лезвие Глориуса, когда он загорелся, его кожа, будто превратилась в стекло, в котором бурлило темнеющее и горящее золото. Она видела очертание его скелета через слой кожи: золотые кости, соединяющиеся огненными сухожилиями.

Она услышала, как он глубоко вдохнул. Он поднял голову и встретился с ней глазами. Глаза у него были золотые. Они всегда отдавали позолотой, но сейчас, она могла поклясться, они действительно стали цвета плавленого золота. Он тяжело дышал, и пот блестел на его щеках и ключицах.

— Ты прав, — сказала Клэри. — Наши проблемы действительно не похожи на проблемы других людей.

Джейс недоверчиво уставился на нее. Он медленно сжал руки в кулаки, и огонь пропал, оставляя после себя самые обычные, знакомые, невредимые руки.

— Это все, что ты можешь сказать? — спросил он сквозь смех.

— Нет. Я хочу сказать тебе гораздо большее. Что происходит? Твои руки теперь — оружие? Ты теперь Человек-Факел? Что, черт возьми…

— Я понятия не имею кто такой Человек-Факел, но… Ладно, слушай, Безмолвные Братья сказали, что я теперь храню в себе этот небесный огонь. Внутри моих вен. В моей душе. Когда я проснулся в первый раз, я чувствовал, что будто бы дышу огнём. Алек и Изабель думали, что это остаточный эффект от меча, но когда он и не подумал проходить, мы позвали Безмолвных Братьев. Брат Захария сказал, что не знает, как долго это будет продолжаться. И я случайно поджег его: он коснулся моей руки и я почувствовал прилив энергии, идущей через меня.

— Сильный огонь?

— Нет. Не очень. Но все-таки…

— Вот почему ты не прикасаешься ко мне, — поняла Клэри. — Ты боишься, что сожжешь меня.

Он кивнул.

— Никто никогда не видел ничего подобного, Клэри. Никогда прежде. Не когда-нибудь. Меч не убил меня. Но оставил этот… этот кусок чего-то смертельно внутри меня. Что-то настолько мощное, что вероятно убьет обычного человека, возможно даже, обычного Сумеречного охотника. — Он глубоко вздохнул. — Безмолвные Братья работают над тем, чтобы я смог его контролировать, или избавиться от него. Но как ты можешь представить я не главный их приоритет.

— Потому что это Себастьян. Ты слышал, я уничтожила эту квартиру. Я знаю, что есть и другие способы обойти, но…

— Вот это моя девушка. Но у него есть похожие. Другие места укрытия. Я не знаю, какие они. Он никогда не рассказывал мне. — Он наклонился вперед, достаточно близко, чтобы она могла увидеть изменение цвета в его глазах. — Когда я проснулся, Безмолвные Братья были со мной практически каждую минуту. Они должны были провести церемонию на мне снова, ту, которая осуществляется над Сумеречными Охотниками, когда они родились, чтобы защитить их. А потом они порылись в моей голове. Искали, пытаясь вытащить любой фрагмент информации о Себастьяне, что я мог знать или забыть, что знал.

— Но… — Джейс, в полной растерянности, покачал головой.

— Там просто ничего нет. Я знал его планы о церемонии в Буррене. Кроме того, я понятия не имею, что он собирается делать дальше. Где он может ударить. Они знают, что он работает с демонами, поэтому они выставляют стражу, особенно вокруг Идриса. Но мне казалось, что одна польза все-таки есть со всего это — если бы я смог узнать хоть какие-то его тайны, пока мы были связанны — но даже этого у нас нет.

— Джейс, если бы ты что-то узнал, он бы просто поменял свои планы, — начала спорить Клэри. — Он знает, что потерял тебя. Вы двое были связаны вместе. Я слышала его крик, когда ударила тебя. — Она дрожала. — Это был ужасный крик человека, который потерял все. Он действительно заботился о тебе, каким-то странным образом, я думаю. И хоть все это было ужасно, мы оба кое-что получили со всей этой ситуации, что может сыграть нам на руку.

— И что же?

— Мы понимаем его. Ну, в той мере, в какой хоть кто-нибудь может его понять. И это не та вещь, которую он может изменить, переделав свои планы.

Джейс медленно кивнул.

— Знаешь, кого еще я теперь понимаю? Своего отца.

— Вален… нет, — сказала Клэри, наблюдая за его выражением лица. — Ты имеешь в виду Стивена.

— Я просмотрел его письма. Вещи, в коробке, которую дала мне Аматис. Знаешь, он написал мне письмо, которое я должен был прочитать после его смерти. Он сказал мне, чтобы я стал лучше человеком, чем был он.

— Ты и есть лучший, — сказала Клэри. — Когда мы были в тех апартаментах, в те моменты, когда ты становился собой, ты больше беспокоился о совершении правильных поступков, чем о своей жизни.

— Я знаю, — сказал Джейс, глядя на покрытые шрамами кулаки. — Это странно. Я знаю. У меня всегда было много сомнений о себе, всегда, но теперь я знаю разницу. Между мной и Себастьяном. Между мной и Валентином. Даже разницу между ними. Валентин искренне верил, что поступает правильно. Он ненавидел демонов. Но Себастьян уверен, что женщина, которую он считал своей матерью, и есть чудовище. Он бы с радостью правил расой темных Сумеречных Охотников, которые отдавали бы демонам приказы, пока обычные люди убивались бы ради удовольствия этих существ. Валентин до самого конца верил, что задача Охотников — защищать людей, Себастьян же считает их тараканами. И он не хотел никого защитить. Он только хочет того чего хочет, и в настоящий момент он хочет этого. И единственное чувство, которое он действительно испытывал, это раздражение, когда срываются его планы.

Клэри задумалась. Она видела, как Себастьян смотрел на Джейса, даже на нее, и знала, что какая-то часть его была безумно одинокой, как в черной пустоте космоса. Одиночество мучило его в той же мере, как и желание власти — одиночество и нужда быть любимым, без всякого соответствующего понимания, что любовь нужно заработать.

Но все, что она ответила, было:

— Ну, значит, нам стоит заняться срывом его планов.

Улыбка мелькнула на его лице.

— Ты же знаешь, что я умолял бы тебя держаться подальше от этого, верно? Это будет опасная битва. Более опасная, чем понимает Конклав, как мне кажется.

— Но ты не станешь этого делать, — сказала Клэри. — Потому что будешь выглядеть, как идиот.

— Ты хотела сказать, потому что мы нуждаемся в твоих рунах?

— Ну, это и… Ты вообще вслушивался в собственные слова. На счет того, что мы должны защищать друг друга?

— Хочу тебя оповестить, что эта речь была отрепетированной. Перед зеркалом, незадолго до твоего прихода.

— И что бы это значило?

— Я точно не знаю, — заметил Джейс. — но я чертовски хорошо выгляжу, когда ее произношу.

— Боже, я уже и забыла какой ты раздражающий, когда никем не одержим, — пробормотала Клэри. — Мне стоит напомнить, что ты сам признал, что не можешь защитить меня от всего? Мы можем защищать друг друга только в том случае, если мы вместе. Если мы противостоим всему вместе. Если мы доверяем друг другу. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Я не должна была останавливать тебя от похода к Конклаву, позвав Себастьяна. Я должна уважать решения, которые ты принимаешь. И ты должен уважать мои. Потому что вместе мы будем долгое время, и только при таких условиях это сработает.

Его рука медленно приблизился к ней на одеяле.

— Находиться под влиянием Себастьяна, — хрипло сказал он. — Для меня, сейчас, это похоже на дурной сон. То сумасшедшие место… те шкафы одежды, для твоей матери…

— Значит, ты помнишь. — Она почти прошептала это.

Кончики его пальцев коснулись ее, и она чуть не подпрыгнула. Они оба затаили дыхание, когда он коснулся ее, она не двинулась с места, наблюдая, как его плечи, медленно расслабились, и выражение тревоги исчезло с его лица.

— Я помню все, — сказал он. — Я помню лодку в Венеции. Клуб в Праге. Ночь в Париже, когда я был самим собой. — Она почувствовала, как кровь приливает ей под кожу, делая ее лицо пылающим. — В каком-то смысле, мы прошли через такое, что никто другой не сможет понять, кроме нас двоих. И это заставило меня понять. Мы всегда и намного лучше, когда вместе. — Он поднял к ней лицо. Он был бледен, и огни плясали в его глазах. — Я собираюсь убить Себастьяна, — произнес он. — Я собираюсь убить его за то, что он сделал со мной, что он сделал с тобой и то, что он сделал с Максом. Я собираюсь убить его за то, что он сделал и сделает. Конклав хочет его смерти, и они будут охотиться на него. Но я хочу быть тем, чья рука поразит его.

Она протянула руку, потом положила руку ему на щеку. Он вздрогнул и прикрыл глаза. Она ожидала, что его кожа будет теплой, но она была прохладной на ощупь.

— А что, если я буду та, кто его убьет?

— Мое сердце — это твое сердце, — ответил он. — Мои руки — твои руки.

Его глаза были цвета меда, и так же медленно, как мед, скользили по ее телу, вверх и вниз, впервые с того момента, как она вошла в комнату, от ее запутанных ветром волос, до обутых лодыжек, и обратно. Когда их взгляды снова встретились, во рту у Клэри пересохло.

— Ты помнишь, — начал он, — как при нашей первой встрече я сказал, что был уверен на девяносто процентов, что нанесение руны тебя не убьет — и ты дала мне пощечину и сказала, что это за остальные десять процентов? — Клэри кивнула. — Я всегда думал, что демон убьет меня, — сказал он. — Изгой Нижнего Мира. Битва. Но я понял, что могу умереть, если я, не буду целовать тебя и очень скоро.

Клэри облизнула сухие губы.

— Ну, сделай, — сказала она. — Я имею в виду, поцелуй меня.

Он протянул руку и взял локон ее волос, между пальцами. Он был так близко, что она могла чувствовать тепло его тела, запах его мыла, кожи и волос.

— Недостаточно, — сказал он, давая ее волосам выскользнуть из его пальцев. — Если я буду целовать тебя каждый день весь остаток моей жизни, этого не будет достаточно.

Он склонил голову. Она ничего не могла с собой поделать и подняла голову выше. Ее голова была занята воспоминаниями о Париже, как она держалась за него, будто в последний раз, и так чуть и не оказалось. Воспоминаниями о том, какой он был на вкус, его прикосновения, дыхание. Она слышала, как сейчас, он дышит. Его ресницы щекотали ей щеку.

Их губы были на расстоянии миллиметра друг от друга, а потом и вовсе не оставили места между собой. В начале, это было похоже на легкое касание, но чем дальше, тем больше креп поцелуй; они схватились друг за друга — и Клэри почувствовала маленькую искру — это было не больно, скорее похоже на ток, прошедший по ним.

Джейс быстро отпрянул. Он покраснел.

— Возможно, нам необходимо над этим поработать.

У Клэри всё ещё кружилась голова.

— Хорошо.

Он смотрел прямо перед собой, все еще тяжело дыша.

— Я хочу тебе кое-что дать.

— Я это уже поняла.

На этих словах он вернул взгляд на нее и — будто с неохотой — ухмыльнулся.

— Не то, о чем ты подумала.

Он достиг низа воротника своей рубашки и вытянул кольцо Моргенштерна на цепочке. Он натянул его на голову и, наклонив вперед, бросил его слегка в ее руку. Оно хранило тепло его кожи.

— Алек забрал его у Магнуса для меня. Ты будешь снова его носить? — Она сжала его в руке.

— Всегда.

Его усмешка переросла в улыбку, и, смело, она поместила свою голову на его плечо. Она чувствовала его дыхание, но он не шевелился.

Сначала он сидел, не двигаясь, но медленно напряженность ушла из его тела, и они наклонились вместе. Это не было горячо и тяжело, но это было общительно и сладко.

Он прочистил горло:

— Ты знаешь, что значит то, что мы сделали… что мы почти сделали в Париже…

— Прогулка к Эйфелевой башне? — Он заправил прядь волос ей за ухо.

— Ты никогда не позволяла мне сорваться с крючка и на минуту, не так ли? Забудь. Это одна из вещей, которые я в тебе люблю. Во всяком случае, та вещь, которую мы почти сделали в Париже… это, получается, вне игры пока что. Если ты, конечно, не хочешь получить малыш-я-вся-горю, когда мы целуемся, эти вещи станут буквальными.

— Никаких поцелуев?

— Хорошо, поцелуи вероятны. Но что касается всего остального…

Она провела рукой по его щеке.

— Мне хорошо, если хорошо тебе.

— Ну конечно мне нехорошо. Я подросток. Как мне кажется, это самое ужасное, что со мной происходило, даже когда я узнал, почему Магнусу запрещён въезд в Перу. — Его взгляд смягчился. — Но это не изменит того, кто мы друг для друга. Это как будто часть моей души навсегда пропала, но это часть внутри тебя, Клэри. Я помню, как ты сказала, что существует Бог или нет, мы сами творим свою судьбу. Но когда я с тобой, я точно не Бог.

Она закрыла глаза, чтобы он не видел её слёзы… слёзы счастья впервые за долгое время. Несмотря ни на что, несмотря на то, что руки Джейса осторожно лежали на его коленях, Клэри чувствовала облегчение, настолько подавляющее, что оно заглушало всё остальное — беспокойство о местонахождении Себастьяна, страх перед будущим, покрытым мраком неизвестности — всё отступало на задний план. Это не имело никого значения. Они были вместе, и Джейс снова был самим собой.

Она почувствовала, как он повернул голову и легонько поцеловал ее волосы.

— Я действительно хотел бы, чтобы ты больше не одевала этот свитер, — пробормотал он ей на ухо.

— Это хорошая практика для тебя, — ответила она, её губы двигались по его коже. — Завтра будут рыболовные сети.

Он был рядом с ней, такой тёплый и родной, она чувствовала, что он смеялся.

— Брат Енох, — сказала Мариза, поднимаясь из-за своего рабочего стола. — Благодарю, за то, что присоединился ко мне и Брату Захарии так быстро.

Это имеет отношение к Джейсу? спросил Брат Захария. Если бы Мариза не знала его так хорошо, то подумала бы, что в его голосе присутствуют нотки тревоги. Я пару раз заходил проведать его сегодня. Его состояние не изменилось. Енох передвинулся в своей мантии. А я просмотрел архивы и древние документации по Небесному огню. Там есть некоторая информация о том, каким способом он может быть освобожден, но вы должны сохранять терпение. Нет необходимости связываться с нами. Как только у нас появятся новости — мы сами с вами свяжемся.

— Речь идет не о Джейсе, — сказала Мариза, и она двинулась вокруг стола, ее каблуки стучали по каменному полу библиотеки. — Это совершенно о другом.

Она посмотрела вниз. Пол был бережно укрыт ковром, хотя обычно его там не было. Он лежал не ровно, с периодическими горбиками. Покрытие скрывало тонкую структуру мозаики, которая изображала Кубок, Меч и ангела. Она потянулась вниз, взяла угол ковра и дернула его в сторону.

Безмолвные Братья не ахнули, конечно, они могли издать ни звука. Но шум заполнил мозг Маризы, напоминая духовное эхо шока и ужаса. Брат Енох отступил на шаг, а Брат Захария поднял одну из своих длинно палых рук и закрыл ею себе глаза, будто бы мог этим движением пресечь то, что его покорёженные глаза видели перед собой.

— Этого не было сегодня утром, — сказала Мариза. — Но когда я возвратилась сегодня днём, это уже было здесь.

Первой её мыслью было то, что какая-то птица случайно залетела в библиотеку, а затем умерла, сломав себе шею об одно из высоких окон. Но, когда она подошла ближе, до её дошло, на ЧТО она смотрит. Она ни словом не обмолвилась о шоке, который прошиб её изнутри, как стрела или о том, как она шатаясь побрела к окну и её тошнило от того зрелища, на которое она смотрела.

Пара крыльев, только не совсем белых, а как будто в них было некое сочетание целой цветовой гаммы, что переливалась и сияла, пока она рассматривала всё это: бледно-серебристый с фиолетовыми прожилками, переходящими в тёмно-голубой, а каждое из перьев будто бы отлито из золота. А далее, у самого основания были отвратительные огрызки костей и сухожилий.

Ангельские крылья… крылья ангела, те самые, что были отодраны от тела настоящего ангела. Ангельским ихором, что цветом напоминал жидкое золото, был изгваздан весь пол.

На верхушке крыла был прикреплён сложенный лист бумаги, адресованный Нью-Йоркскому Институту. После того, как Маризе плеснули в лицо немного воды, она взяла бумажку и прочла, что там.

Записка оказалась короткой — в одно предложение — и была подписана именем очень знакомым ей почерком, в котором был отголосок Валентинской скорописи, который она встречала в его письмах, написанных сильной и уверенной рукой.

Но там значилось не имя Валентина. Это было имя его сына.

Джонатан Кристофер Моргенштерн.

Она отдала вещь Брату Захарии.

Он забрал листочек из её пальцев и развернул его, прочитав, как и она, одно единственное слово из Древне Греческого языка, начирканное довольно завихренистым почерком в верхнем углу листа.

«Erchomai» — говорилось там.

Я иду.