Габи Хауптманн Горсть мужества

Посвящаю нашему дорогому Зигеру – пусть и у него будет что почитать там, на небесах;

и нашей милой Дорис – чтобы ее ножка как можно скорей снова стала здоровой

С огромной благодарностью Piper-Team – издательству, которое может терпеть такого автора, как я


Шестьдесят лет – это совсем не возраст! Именно так решил Гюнтер в самый разгар празднования своего юбилея, исподволь наблюдая за своим другом и ровесником Клаусом. Тот танцевал с Региной, крепко прижимая ее к себе. Еще сегодня утром все было как обычно. Просто Гюнтер стал еще на год старше, ничего больше. То есть почти ничего. Потому что когда он спускался к завтраку, ему в глаза бросился приготовленный к юбилею огромный торт с кремовой надписью «60» на слое шоколада. Что-то неприятно кольнуло в сердце, настроение сразу упало, но в этот момент еще ничего не было решено, даже мысли что-то изменить не возникало. Однако сейчас, после того как уже шестьдесят раз прозвучали избитые слова типа «сердечно поздравляем с юбилеем» или «добро пожаловать в клуб ветеранов, старик», Гюнтеру стало вполне ясно: он не будет играть по этим правилам, а найдет собственный выход. И в тот самый момент, когда он размышлял, чему посвятить себя, какое новое хобби придумать, ему и бросилась в глаза эта парочка. Внезапно решение пришло само собой: ему срочно нужна новая жена!

Мысль пронзила Гюнтера словно молния. От волнения он даже прикрыл глаза. Сердце бешено забилось в груди.

Клаус, смеясь, крикнул ему:

– Эй, Гюнтер, что с тобой? Ты застыл как экспонат музея восковых фигур!

Гюнтер очнулся от раздумий и кивнул другу:

– Мне кое-что пришло в голову. Я должен срочно задать тебе один вопрос!

– У человека в голове только работа! – Клаус удрученно покачал головой, а его партнерша заразительно рассмеялась.

«Мне надо спросить у него, как это ему удалось все провернуть с Региной», – подумал Гюнтер и направился к буфету, поглощенный своей идеей. Еще не стерся в памяти скандал, разразившийся год назад, когда неожиданно для всех Клаус в одночасье расстался с прежней женой и женился на своей секретарше Регине двадцатью шестью годами моложе его. Все были тогда шокированы. Все женщины, входившие в так называемую лигу, решили объявить новой парочке бойкот, лишить их права принимать участие в светских мероприятиях и вообще отлучить от высшего общества. Все тогда были на стороне покинутой и несчастной Моники, брошенной Клаусом ради смазливой Регины. Но прошел всего год… И что теперь? Где эта Моника? И где Регина и Клаус?

Да иначе и не могло быть.

С чувством глубокого удовлетворения Гюнтер налил бокал шампанского и, чокаясь как бы сам с собой, поздравил себя со своим секретным подарком.

Затем взял маленький бутерброд с семгой и обвел взглядом сад, где собрались гости. Конечно, его жена, Марион, как всегда, устроила все безукоризненно. Прекрасный буфет с холодными закусками, превосходный бар, музыка, собственный синтезатор. Повсюду развешаны гирлянды разноцветных лампочек, и так далее и тому подобное. Все, что принято в высшем обществе маленького города во время таких мероприятий.

Гюнтер зевнул. Все такое скучное. Совсем как его жена. Правильная и педантичная. Он взял еще один бутерброд и задумчиво оглядел гостей. Вот та малышка, танцующая с сыном обер-бургомистра неподалеку от Клауса и Регины, пожалуй, как раз его размерчик. Стройненькая, сексапильная, на вид нет еще и тридцати. Наверное, в постели она огонь! Он пристальнее всмотрелся в девушку. Ее безукоризненно сшитое платье подчеркивало каждый изгиб стройной фигуры. Она то и дело смеялась, откидывая назад головку. Гюнтер не мог оторвать взгляд от великолепной груди, то и дело мелькающей в вырезе платья.

Кто-то хлопнул его по плечу, и Гюнтер едва не подавился бутербродом.

– Ну, старина, как ты ощущаешь себя в свои шестьдесят?

Это Манфред, старый друг Гюнтера по совместной работе в партии. Он пытается держаться так, словно сам намного моложе.

– Да почти так же, как и вчера. Может, стал чуть беднее, потому что вы вот-вот разорите меня, если будете так много пить!

Манфред захохотал и, словно в подтверждение только что сказанных слов, залпом опустошил пивную кружку.

– Ты это серьезно? – утирая пену с губ, спросил он и сделал жест в сторону нового, недавно построенного особняка стоимостью в три с половиной миллиона.


Уже стемнело. Погода стояла словно по заказу, хоть накануне и передавали, что будет гроза: Марион удовлетворенно обвела взглядом сад и гостей. Ландшафтный дизайнер, оформлявший сад, сдержал слово. Все подобрано и устроено на самом высоком уровне. Марион глубоко вздохнула. Кажется, все довольны. Развлекаются по полной программе: кто-то танцует, кто-то угощается в буфете или за расставленными в саду столиками. Марион радостно улыбнулась. Она организовала все, как всегда, блестяще и может гордиться собой. И Гюнтером, конечно! Марион поискала глазами супруга. Он стоял рядом с Манфредом. Марион послала мужу воздушный поцелуй. Сегодня ему – шестьдесят. Они женаты тридцать пять лет. Сколько всего было в их совместной жизни! Все время рядом. Гюнтер поднимал свое дело, она была его опорой и тылом. Придавала ему сил и уверенности в себе. Теперь они достигли всего. Пора насладиться заработанным и построенным. Чувство удовлетворения переполняло ее. Она выбрала верный жизненный путь, у нее отличный, уважаемый всеми муж, он любит ее и всегда был верен ей – что еще желать женщине?


Линда все еще танцевала, хотя музыка не слишком нравилась ей. Но лучше уж танцевать какой-нибудь фокстрот, чем стоять с бокалом шампанского и слушать бессмысленную болтовню гостей. Чувствуя на себе взгляды собравшихся, Линда замечала все, что происходило в саду. И оценивающий взгляд Гюнтера не ускользнул от ее внимания. Но это не раздражало ее. Скорее наоборот. «Чего может хотеть этот старый тюфяк?» – подумала она и еще крепче обвила руками шею своего партнера.

Ощутив это, Дирк потянулся к ее губам. Он собирался сделать предложение Линде уже этим летом. Сделать не так, как принято сейчас, на бегу, а в старинных традициях. Он повезет ее куда-нибудь на природу, к берегу реки, поставит там стол, накрытый белой скатертью до земли. На столе будут ведерко с шампанским, два хрустальных бокала, серебряный подсвечник с горящими свечами и огромный букет красных роз. А он в своем белом костюме упадет перед Линдой на колени, будет читать ей стихи и попросит стать его женой. А потом они будут любить друг друга прямо там, на траве… Хотя нет, ни в коем случае, Дирк не позволит себе этого. Он должен быть настоящим мужчиной, всегда готовым сделать для любимой женщины все, что она пожелает. В порыве нежности Дирк прижал Линду к себе, нежно поцеловал ее, сбившись при этом с такта и наступив девушке на ногу. Линда рассмеялась, встретилась с взглядом Гюнтера и дерзко посмотрела на него: «Завидуй, старик, я так молода, у меня впереди вся жизнь, я еще могу веселиться как хочу».

* * *

Марион пригласила на юбилей Гюнтера ровно шестьдесят гостей. И ровно шестьдесят человек пришли поздравить ее мужа. Никто не посмел ни отказаться от приглашения, ни привести с собой кого-то, кто не был приглашен. Все знали, что Марион всегда разрабатывала стратегию проведения праздников и относилась к этому весьма серьезно. Иногда она сама посмеивалась над собой, но по-другому не могла. Марион родом из старинной прусской семьи, ее отец и дед посвятили жизнь военной карьере и достигли высоких постов, заслужили множество наград. Они всегда являли собой образец дисциплины, целеустремленности и порядка. Марион, единственный ребенок в семье, к сожалению, появилась на свет девочкой. Это очень огорчало предков, но порядок и дисциплина, царившие в доме, приучили ее относиться к жизни по-особому: уметь ставить цели и добиваться их. Ее умению планировать жизнь могли бы позавидовать стратеги генерального штаба!


Гюнтер завел беседу со своим новым соседом, и Манфред удалился в сторону дома. Тоже мне. Он стал довольно чванлив. Но тем не менее… Манфред не мог не признать, что во многих отношениях Гюнтер на голову выше его. Зависть, черная зависть. Манфред вообще-то всегда хорошо относился к своему другу. Долгие годы они вместе работали в местном совете, пока Гюнтеру не пришлось из-за недостатка времени оставить общественную работу. В эти годы они постоянно подыгрывали друг другу, занимаясь спекуляциями на фондовом рынке. Но когда последние сделки Гюнтера оказались едва ли не убыточными, Манфред заметил, что с каким-то злорадством радуется неудачам старого друга. Когда Гюнтер, сразу после объединения, решил за счет инвестиций удвоить продажи своей строительной техники на Востоке, все, в том числе и Манфред, были уверены и даже с каким-то упоением ждали, что это предприятие потерпит крах. Но Гюнтер оказался прозорливее. Прежде всего, в том, что касалось техники для ведения проходческих и подземных работ. В новых землях она была весьма востребована. Что ж, Гюнтер достоин того, чего достиг, подумал Манфред и усилием воли попытался подавить чувство зависти.


Гюнтер Шмидт не получил какого-то особого образования, но природа наделила его выдержкой, волей и проницательностью. Долгое время фраза «Learning hy doing»[1] оставалась единственным английским выражением, известным ему. Но он, ребенок военных лет, был наделен от природы хитростью, даже скорее крестьянской расчетливостью; в сочетании с острым умом и способностью не поддаваться эмоциям это заменило Гюнтеру недостаток образования.


Его идеалами на протяжении всей жизни оставались деньги и власть – лояльным же он мог быть только по отношению к себе. Гюнтер не чувствовал себя обязанным ни государству, ни своей семье. Он сделал себя сам. И только то, что позволяет ему двигаться к деньгам и власти, для него важно и нужно.

Родной отец Гюнтера сгинул во время Второй мировой где-то на просторах России. Как и тысячи других, он был отправлен на фронт простым пехотинцем, и через некоторое время письма от него перестали приходить. Гюнтеру тогда было четыре года, а уже полгода спустя он перестал вспоминать отца. Причина была не только в том, что мальчик почти не знал его, но и в том, что новый муж матери – Эрих – сделал все, чтобы Гюнтер как можно скорее забыл родного отца.

Эрих занимался продажей муки, и это приносило ему, особенно в первые послевоенные годы, совсем неплохой доход. Уже очень скоро у отчима появился автомобиль, один из первых в городе, а у матери Гюнтера – стиральная машина. Для Гюнтера наняли учителя, который должен был обучить мальчика хорошим манерам. Но эта наука угнетала его. Гораздо больший интерес вызывали у Гюнтера занятия отчима. Тот, кстати, и преподал Гюнтеру основы бизнеса: держать всегда нос по ветру, прислушиваться и присматриваться ко всему, что происходит вокруг, и всегда быть на шаг впереди конкурентов.

Гюнтер внимательно перенимал опыт Эриха. Вначале тот внушал ему немое восхищение, позднее появилось желание во что бы то ни стало добиться большего, опередить отчима. В 1973 году Эрих продал свое мукомольное предприятие и вложил деньги в недвижимость, открыв несколько центров по продаже строительного оборудования в окрестных городах. Когда и на этом рынке наступило насыщение, он предпринял еще один ход. В 1980 году шестидесятидвухлетний Эрих основал фирму по переработке вторсырья. Это произошло как раз в тот момент, когда понятие «зеленый» перестало быть просто обозначением цвета, а превратилось в название одной из мощнейших политических сил. Германия же к тому времени была переполнена промышленными отходами. И уже через год в торжественной обстановке Эрих вручал представителям «Гринписа» чек на круглую сумму, чтобы поддержать их борьбу за чистоту окружающей среды. Это спонсорство в последующем позволило ему освободиться от уплаты налогов, а следовательно, еще более увеличить прибыль – свою и руководимой им фирмы.

Обмениваясь любезностями с соседом, Гюнтер искал глазами Линду. Но она уже ушла с танцпола и затерялась среди гостей. Гюнтер поднялся на несколько ступеней по лестнице, ведущей в дом, чтобы лучше видеть всю площадку перед домом. Ага, Линда и Дирк направляются к буфету. Ее походка легка, плавные изгибы тела, подчеркнутые черным вечерним платьем, словно дразнили Гюнтера. Он проглотил слюну, словно слыша, как эротично шуршит при каждом шаге ее платье. Он почувствовал, как в нем закипает кровь, и в этот же миг откуда-то изнутри прозвучал голос отчима: «В любой жизненной ситуации прежде всего надо сохранять ясную голову!» Но Эрих, к несчастью, уже мертв. И какая нелепость! Умри отчим на два года позже, Гюнтер с полным правом показал бы ему, что был хорошим учеником. Что, прекрасно усвоив науку вести дела, превзошел своего учителя! У него много денег, он ворочает миллионами, а совсем скоро будет владеть, прекрасной молодой женщиной. Это будет его триумфом!

* * *

Линда шла с Дирком к буфету, чувствуя на себе восхищенные взгляды гостей. Ее лицо сияло.

– Ты самая красивая, – шептал молодой человек ей на ухо. – Это, несомненно!

– Ты гордишься мной? – нежно спросила Линда, а Дирк обнял ее за талию чуть ниже, чем это предусмотрено приличиями.

– Еще как!

Линда посмотрела ему в глаза и с любовью прошептала:

– И что это дает тебе?

– Все!

– А мне?

– Все, что захочешь! Линда весело рассмеялась:

– Будь осторожен, делая такие заявления!


Марион, глядя на молодых людей, невольно сравнивала их с собой. Они с Гюнтером никогда не были такими – беззаботными, счастливыми, не ведающими никаких сомнений. Марион поправила салфетки и разложенные на них приборы.

– Я очень рада, что вы оба пришли сегодня к нам и, – она кивнула Дирку, который взял тарелку, – что ваши родители почтили нас своим присутствием!

Молодой человек поднял глаза и дружелюбно улыбнулся Марион.

– Вряд ли можно найти человека, который отказался бы участвовать в таком празднике!

– Вы создали замечательную атмосферу для гостей и так хорошо все организовали. – Линда обвела сад движением руки. – Ваш дом сказочный! Он вызывает зависть!

Марион слегка пожала плечами.

– Да, все это прекрасно. Но ваша молодость и красота еще прекраснее. И это главное ваше богатство!

Линда кивнула:

– Вы правы. – Ее рот слегка искривился в усмешке. – Но молодость, так или иначе, дается всем, а вот многое другое…

Марион обернулась к Дирку и, положив руку ему на плечо, засмеялась:

– Вы, мой юный друг, построите для нее дворец, правда?

В этот момент щелкнул включившийся микрофон, и все повернули головы в ту сторону где он был установлен. На маленькой трибуне стоял обер-бургомистр. Совершенно очевидно, что он собирался произнести поздравительную речь в адрес юбиляра.

– О нет, этого я уже не перенесу, – прошептал Дирк. Линда увидела, как Гюнтер слегка выступил вперед, а Марион поспешила к мужу. Гости замолкли и подошли ближе к трибуне. Обер-бургомистр пару раз кашлянул в микрофон, но не спешил начинать речь, потому что видеокамеру еще не установили на штатив. Когда, наконец все было подготовлено и в видеокамере предусмотрительно заменили аккумулятор, Иоахим Веттерштейн еще раз оглядел гостей и сконцентрировал взгляд на Гюнтере.

– Мой дорогой старинный друг! – начал бургомистр. – Хотя, наверное, в этот особенный день я должен был бы сказать: «Мой дорогой нестареющий друг!»

Некоторые гости начали улыбаться, раздались аплодисменты.

– Унесите меня отсюда! – со стоном выдохнул Дирк.

– Но почему? – спросила Линда. – Это же так забавно. И к тому же в таких случаях совершенно необходимо говорить то, что приятно слышать юбиляру!

– Но я не хочу это слушать!

Линда цепко взяла молодого человека за локоть.

– А я хочу! Представь себе!


У Гюнтера возникло чувство, что за спиной у него стая шакалов. Они вовсе не рады его успеху. Ни тому, что у него такой прекрасный дом, ни его удачам в бизнесе. Пожалуй, они рады, злорадно рады, только тому, что рядом с ним такая недалекая и скучная женщина, его жена. Да еще тому, что его голова день ото дня лысеет, а силы, его мужские силы, уходят. Клаус как-то саркастически заметил по этому поводу, что лысеющая голова – признак растущей потенции. Ему-то хорошо говорить, когда у него такая молоденькая женушка! Гюнтер невольно начал искать глазами Линду. Ах, она все еще рядом с буфетом. С этим бездельником, сынком бургомистра. Вечный студентишко с амбициями преобразователя мира. Иоахим мог бы вырастить кого-то и получше. А Линда? Гюнтер улыбнулся бургомистру, совершенно не вслушиваясь в то, что тот говорит.


В этот вечер, отправляясь спать, Марион чувствовала себя совершенно счастливой. Жаль, что ее отец не дожил до этого дня. Это был великолепный праздник, все удалось на славу, никто не переборщил с выпивкой, собрались лучшие люди Ремерсфельда. Она наденет на себя новый, почти прозрачный пеньюар, чтобы соблазнить Гюнтера. Это будет прекрасным завершающим аккордом сегодняшнего праздника. Марион сделала легкий ночной макияж, взяла дорогой крем и, намазав себя с головы до ног, внимательно осмотрела в зеркале свое тело. Приходится констатировать, что бикини уже не для нее, хотя никаких особых проблем с фигурой нет. «Что ж, через три недели тебе исполнится пятьдесят пять», – успокоила она себя. Зато лицо ее выглядело свежо и привлекательно, у Марион почти не было морщин, а волосы до сих пор сохранили блеск и естественный цвет. Марион провела за ушами кончиками пальцев, смоченными духами, чтобы отбить запах шампанского, неприятный Гюнтеру. Она надела пеньюар, несколько раз повернулась перед зеркалом, удовлетворенно кивнула, еще раз провела расческой по волосам и, полная ожидания, тихо открыла дверь, ведущую из ванной в их общую спальню.

Ее встретил громкий храп. Марион обескуражено застыла рядом с дверью, потом прокралась на цыпочках к кровати. Гюнтер действительно уже спит! Разочарованная Марион включила ночник на своей тумбочке и села на кровать. Такого еще никогда не случалось. В их семье существовал неписаный закон, что по праздникам и в дни рождения никто не засыпал, не дождавшись другого. Ни разу за все тридцать пять лет совместной жизни. Марион размышляла, не разбудить ли Гюнтера: ведь если они нарушат традицию, в дом придет несчастье. Но и разбудить мужа тоже нехорошо. Несколько минут Марион смотрела на Гюнтера в раздумье. Он спал в позе младенца, повернувшись к ней спиной. Наконец, решившись, она залезла под одеяло и прижалась к Гюнтеру всем телом.

Гюнтер слышал, как она вошла. Каждое движение жены в ванной, каждый шорох за долгие годы супружества стали своеобразным ритуалом, повторяющимся изо дня в день. Он и сам стал частью этого ритуала. Поэтому когда дверь, наконец, открылась, Гюнтер притворился, что спит. Сейчас он не хотел даже прикасаться к жене. Гюнтер вообще больше не желал к ней прикасаться. Ему сегодня исполнилось шестьдесят, и он заслужил право на то, чтобы жить иначе, внести свежую струю в свою застоявшуюся жизнь. Гюнтер чувствовал, как Марион сначала в задумчивости рассматривала его, затем забралась под одеяло. «Только не трогай меня», – подумал он, мысленно видя Клауса с молодой женой. Марион прижалась к Гюнтеру, и ее прикосновение вызвало неприязнь. Боже, почти увядшее дряблое тело, грудь, которая скоро совсем потеряет форму. Он уже не может видеть это каждое утро, не желает больше близости с этой женщиной. Он вообще не хочет видеть ее в старости. Она должна исчезнуть из его жизни. Как можно скорее. Гюнтер начал думать о Линде, вспомнил, как она танцевала сегодня вечером в своем сногсшибательном платье. Мысль, посетившая Гюнтера во время праздника, снова заполнила его сознание, и он с наслаждением погрузился в свои грезы. Утопая в них, Гюнтер представил себе, как Линда приходит к нему, как он срывает с нее платье и она стоит перед ним почти нагая, в одних черных колготках и туфлях, он бросает ее на кровать, Линда извивается и стонет под ним, а он все входит и входит в нее. Гюнтер видел перед собой ее полные сочные губы, лицо, искаженное гримасой сладострастия, и чувствовал, как напрягается его член. В следующий момент он повернулся и со злостью набросился на Марион.


Воскресенье. Празднование юбилея у Шмидтов продолжалось почти до самого утра, поэтому напрасно церковные колокола призывали элиту города на утреннюю службу. Все первые люди веселились на дне рождения всю ночь, и наутро у каждого из них была отговорка, чтобы не пойти в храм.

Клаус Раак тем не менее нашел в себе силы подняться вовремя. Регина проснулась от звука велотренажера, доносящегося из комнаты, где стояли спортивные снаряды. Она посмотрела на часы и вздохнула. Восемь! Слишком рано, чтобы подняться после такой бурной ночи. Но Регина прекрасно знала, что будет дальше. Сейчас Клаус целый час прозанимается на всевозможных тренажерах, чтобы затем, приняв душ, свежим и бодрым тихо скользнуть к ней в постель и предаваться любви все утро; почти до десяти часов. Она натянула одеяло на голову, чтобы не слышать монотонного жужжания тренажера. Этот звук раздражал Регину, напоминая ей, что Клаус в отличие от многих более молодых людей, да и самой Регины, продолжает следить за собой. Но она воздержалась от комментариев и, плотнее закутавшись в одеяло, закрыла глаза и погрузилась в так некстати прерванный утренний сон.


Рёмерсфельд с его почти пятидесятитысячным населением долгое время имел статус маленького образцово-показательного городка, который развивался стабильно и поступательно. С одной стороны, это было обусловлено прекрасным географическим положением и ландшафтом, благодаря чему на протяжении столетий в этом районе процветало виноделие. С другой, а именно это так нервировало жителей близлежащих городов, две крупные фирмы в Рёмерсфельде занимались поставками в автомобильной и строительной индустрии и приносили городу постоянный и высокий доход. В конце восьмидесятых годов к этим фирмам добавилась еще одна, компьютерная. Таким образом, население получило новые рабочие места и уверенность в будущем, а городская казна еще один стабильный источник доходов. Провинциальный город, веками считавшийся лишь центром виноделия, в одночасье получил статус «гимназии авангарда», а местная молодежь – все, что нужно для прекрасного образования и развития личности, включая два бассейна – открытый, с подогревом воды, и закрытый. Чуть позднее открылись огромный многофункциональный Дворец культуры, которому завидовали жители всех окрестных городов, современный конноспортивный комплекс, теннисный клуб… И уже всерьез начинали задумываться о создании гольф-клуба. В это время Рёмерсфельд, прежде едва различимый на федеральной карте, благодаря своим автомобильным и компьютерной фирмам, а также строительным рынкам, расположенным поблизости, стал почти райским местом. Теперь пришло время Шмидтов, которых сама райская идиллия интересовала меньше всего; их вполне устраивали отношения, сложившиеся с местной властью и позволявшие им идти выбранным путем, своевременно отслеживая все изменения в конъюнктуре бизнеса.

Услышав телефонный звонок, Регина подскочила в постели. Она потянулась к телефонной трубке, но в это время муж в соседней комнате уже начал разговор. Ну и хорошо, потому что Регина очень хотела досмотреть чудесный сон, прерванный этим звонком. Она уже закрыла глаза, предвкушая продолжение, но доносящийся из соседней комнаты голос мужа не позволял ей сосредоточиться.

– Почему тебе пришла в голову мысль немедленно развестись? – услышала Регина громкий голос мужа. И после короткой паузы: – Это будет стоить тебе головы или как минимум твоего нового дома! – Регина села на постели. – Оставь свои бредовые идеи! Заведи любовницу, и дело с концом!

«С кем это он?» – спросила себя Регина и внезапно пришла в ярость. А ведь и она была когда-то любовницей. И как это мерзко звучит: «Заведи любовницу, и дело с концом!»

Немного погодя Регина услышала, как Клаус идет в ванную. Видимо, его тренировка закончилась. Регина тоже встала и пошла к нему. Клаус, фыркая, стоял под душем. Регина слегка приоткрыла дверцу душевой кабины и оглядела обнаженную спину мужа. Клаус обернулся:

– Радость моя, как ты меня напугала!

– Ты сегодня так рано поднялся! Доброе утро, мое сокровище!

Она поцеловала мужа и начала чистить зубы, ожидая, пока Клаус, завернувшись в полотенце, выйдет из душа.

– Меня разбудил телефон, – почему-то приврал он, а Регина улыбнулась ему ртом, полным зубной пастой.

– Я слышала, – пробормотала она, прополаскивая рот. – Кто это решил развестись?

Клаус, запнувшись на мгновение, ответил:

– Этого я тебе, к сожалению, сказать не могу. Профессиональная тайна!

– Все равно скоро об этом узнает весь город. – Регина пожала плечами и выскользнула из своего прозрачного пеньюара. – Точно так же, как было у нас с тобой тогда.

– Но у нас все было совсем не так!

Регина открыла дверь душевой кабины и бросила мужу через плечо:

– Развод в любом случае – развод. А то, что ты женатому мужчине так грубо советуешь завести любовницу, говоря, что и дело с концом, я нахожу безвкусным. Это пренебрежение к женщинам и звучит так, словно ему следует купить у мясника килограмм вырезки!

Клаус взял свой халат.

– Ты передергиваешь, мое сокровище. Я только хотел сказать ему, чтобы он не действовал так опрометчиво и не ставил под удар свою карьеру.

– Ты считаешь это для себя важным!

Регина открыла душевую кабину, но на секунду задержалась, прежде чем войти, чтобы увидеть реакцию мужа на последнюю фразу. – Регина, прошу тебя!

Значит, большего он не скажет, подумала Регина и, войдя в кабину, начала принимать контрастный душ.

Клаус в задумчивости направился в кухню. Его дом, конечно, не такой роскошный и огромный, как у Гюнтера, но тем не менее. Это фамильное бунгало в стиле семидесятых годов. После развода Клаусу пришлось многое переделать в нем и слегка расширить площади. Однако из-за возраста крупная переделка показалась нецелесообразной. Тем не менее, кухню и спальню переоборудовали. Регина ни за что не хотела не только спать и постели, где прежде спала Моника, но и готовить на той же самой кухне.

«Ну, Гюнтер, – покачал головой Клаус, насыпая кофе, – из-за развода ты понесешь большие убытки, даже если взамен получишь какую-нибудь молоденькую куколку. Такой поступок оттолкнет от тебя очень многих». С самим Клаусом все было несколько иначе. Моника в отличие от Марион имела свои деньги. Причем даже большие, чем Клаус. Несколько лет назад она взяла на себя управление предприятием родителей и стала совершенно независима от Клауса в финансовом вопросе. Однако при разводе Моника потребовала свою долю имущества. Не столько из-за денег, сколько для того, чтобы защитить свою честь и достоинство. Клауса добило тогда то, что дети сочли его полным идиотом. Впрочем, всерьез они не вмешивались в отношения родителей, так как были вполне самостоятельны. Их тридцатипятилетний сын совместно с матерью руководил фирмой, доставшейся Монике по наследству, а дочь, получив третье образование, занялась дизайном одежды, и им было не до родительских распрей.

Все усложнил отец Регины. Он моложе Клауса на два года и до сих пор считает такие отношения самым настоящим инцестом. Клаус пытался переубедить его, приводя в пример собственную дочь и говоря, что такое могло случиться и с отцом Регины. Но Карл-Хайнц лишь укоризненно посмеялся над этими доводами. Впрочем, зла на Клаусаон не держал. Однако каждый раз, когда Регина отправлялась к родителям, Клаус находил предлог, чтобы остаться дома.

Приготовив кофе, Клаус накрыл стол в новом зимнем саду, который Регина по своему вкусу обставила мебелью из бамбука и разместила там несколько пальм. Она называла это место в доме «Солнечный остров». Вообще-то Клаус считал, что такое помещение в доме – глупость. Он снова направился в кухню. По существу, заплатить за оборудование кухни и столовой цену хорошего автомобиля – идиотизм. И. это в то время, когда вот-вот должны грянуть перемены, связанные с объединением Европы, когда рынок может заполниться дешевой рабочей силой, а продукция процветающих пока фирм Рёмерсфельда может стать неконкурентоспособной. И как тогда поддерживать все эти Дворцы культуры, теннисные клубы и бассейны? Могут понадобиться деньги, чтобы открыть новое дело или вкладывать их в старые предприятия.

И тут эта кухня за 60 тысяч марок.

Клаус вздохнул. К сожалению, он не знал, как пойдут дальше его дела. Да, среди первых лиц во всех фирмах у него есть клиенты. Но если они повернут свои дела несколько в иное русло и он потеряет их, что тогда предложить Регине?

Клаус открыл холодильник, поставил на поднос тарелки с маслом, джемом, пластиковые коробочки с колбасой и понес все в зимний сад. В дверях он остановился. Утренний свет проникал в помещение, освещал пальмы. Тени от листьев живописно падали на стол. Дом действительно преобразился с приходом Регины, подумал Клаус. И все же такая перестройка была лишней. Вздохнув, он поставил поднос на стол. Да, вот у Понтера нет таких проблем с деньгами. Предпринимательские способности у него в крови. А сейчас эта идиотская идея с разводом. Хотя каждый знает, что переживания, особенно любовные, очень вредят делу.

Клаус сел, налил кофе. Как же ему поступить? Отговорить Гюнтера от этой авантюры или наоборот?

Если он начнет отговаривать друга, Гюнтер может найти Клаусу замену на посту консультанта по имущественным вопросам. Это сомнительно, но в таком случае Клаус вряд ли найдет иной источник доходов, сравнимый с работой у Гюнтера.

Напротив, помогая Гюнтеру, он сохранит свои козыри. Можно закрутить дело так, что сам Гюнтер потеряет в какой-то момент контроль над происходящим. Тогда Клаус окажется незаменим. У него перехватило дыхание. Такая мысль никогда еще не приходила в голову Клаусу. Он сидел неподвижно, восхищаясь своей идеей. Потом по его лицу пробежала усмешка. «Рука руку моет, – подумал он, – и ты, дорогой Гюнтер, скоро поймешь это, а заодно и то, что молоденькие женщины стоят очень дорого».

– Добро пожаловать в клуб, – прошептал Клаус, поднимая чашку с кофе.


Гюнтер бродил по дому с раннего утра. Несколько чашек крепкого черного кофе он выпил на ходу, а тревога все не оставляла его. Гюнтер никак не мог дождаться, когда же наконец наступит восемь часов. Ему казалось, что в воскресенье вполне допустимо позвонить в восемь утра. А позвонить Клаусу было необходимо. Клаус предложил ему план сражения, с помощью которого он, Гюнтер, выйдет победителем в предстоящем процессе. Речь не пойдет о деньгах, во всяком случае, явно. Это означает, что необходимо время, чтобы спрятать концы. Это означает также, что Марион не должна ничего знать – до поры до времени. Поскольку Марион ничего не понимала в его делах, это не казалось Гюнтеру особенно сложным. Труднее играть роль примерного мужа, делать вид, что ничего не произошло. Он с большой радостью уже сегодня снял бы номер в какой-нибудь гостинице, чтобы с самого утра уединиться там с Линдой.

Подумав о Линде, Гюнтер сообразил, что не знает ни ее фамилии, ни где она живет. Но тем интереснее. Игра! И один должен стать победителем в этой игре! А победителем будет, конечно, он, Гюнтер Шмидт!

Разговор с Клаусом, которого он с таким нетерпением ждал, разочаровал Гюнтера. Почему Клаус так колебался? И чего стоила его болтовня о какой-то любовнице? Он, Гюнтер Шмидт, не намерен прятаться по углам, словно мальчишка. Он хочет греться в лучах своего нового счастья. Весь мир должен видеть его завоевание. Весь мир будет завидовать ему!

Гюнтер собирался пойти на кухню, чтобы налить себе еще чашечку кофе, но тут услышал шаги Марион, спускающейся по лестнице. Сейчас следует разыграть роль примерного мужа. Эта игра уже начинала нравиться ему.


Марион, кстати, тоже уже давно не спала. Она лежала в кровати, закрыв глаза и прислушиваясь к тому, как бесцельно бродит по дому муж. Марион лежала и думала. Думала вчерашнем празднике, о сцене, которая разыгралась ночью в их спальне. Марион не находила объяснений такому поведению Гюнтера. Сначала она приняла это за внезапный порыв страсти. Потом, когда все так же неожиданно закончилось, как и началось, а Гюнтер сразу отвернулся от нее и захрапел, Марион сочла это оскорблением. И вот, лежа в постели, она рассматривала произошедшее и так и эдак и не находила объяснений. Праздник был организован блестяще, все прошло без единого сбоя. Авторитет мужа теперь еще больше вырастет. Что же вызвало недовольство Гюнтера?

Несколько раз за это время Марион решала подняться с постели, подойти к мужу и прямо спросить его, что случилось. Но какой-то необъяснимый страх удерживал ее от этого шага. Потом послышалось щелканье кнопок телефона. Он кому-то звонил! В такое время! Кому? Что заставило его звонить кому-то в восемь утра в воскресенье?

Марион спускалась по лестнице, намереваясь вести себя так, словно ничего не случилось. Она не спеша накроет на стол, и непринужденно поболтаете мужем о вчерашнем празднике. А там будет видно.


Моника Раак тоже провела не самую лучшую ночь в своей жизни. Поднявшись с постели, она довольно долго сидела перед накрытым к завтраку столом, но не притронулась к пище. Вот уже целый год почти каждое утро начиналось так – одна в пустой трехкомнатной квартире. Ухоженные цветы на подоконниках, книги, аккуратно расставленные на полках. Моника встала и начала ходить из угла в угол, злясь на себя, на весь белый свет и даже на уборщицу, буквально вылизывающую каждый угол в ее доме. Потом мысли Моники переключились на события вчерашнего дня. То, что Клаус был приглашен на праздник к Шмидтам вместе с Региной, невероятно разозлило ее. Ах, с каким удовольствием Моника подмешала бы им обоим в коктейли яд! Какой разразился бы скандал! Подумайте, эта парочка откинула лапки прямо во время праздника в доме Гюнтера Шмидта! Моника, так или иначе, привыкла быть одна. Более того, Клаус ей теперь не нужен ни за какое золото мира! Монике повезло: она отстояла хоть кое-что из добра, нажитого совместно, и уже этим была довольна. Но она потеряла свое место в обществе, за что ей хотелось линчевать бывшего мужа. Ведь это не просто общество. Это их общие друзья, традиции, общий театральный абонемент, новогодние каникулы с лыжными прогулками в Церматте. Двадцать лет подряд они ездили в один и тот же отель. И вот Клаус по-прежнему живет во всем этом, а ее выкинули на обочину той жизни. Он теперь сидит в театре рядом с Региной. Регину приглашают на каждый праздник к их общим друзьям. Как ни в чем не бывало Клаус ездит со своей новой супругой в Церматт, и они от всей души развлекаются там. И все это словно, само собой разумеется. Монике же пришлось искать для себя новую гостиницу, потому что в обществе не поймут, как это нынешняя и бывшая фрау Раак внезапно встретились в холле одного отеля. И на вечеринки к друзьям ее не приглашают из тех же соображений. Да, Моника теперь неизлечимо больна. И диагноз ее болезни звучит как приговор: она навсегда останется «бывшей».

Прекрасно отыграв спектакль под названием «Воскресный завтрак в кругу семьи», Гюнтер вернулся в свой кабинет. Оттуда он наблюдал, как Марион руководит уборкой сада после вчерашнего праздника. А сам раздумывал, как узнать фамилию и адрес Линды. На ум приходит Иоахим, обер-бургомистр. Уж он-то наверняка знает, как зовут пассию сына и где она живет.


Гюнтер порылся в своих записях. У Иоахима есть секретный номер телефона, только для близких друзей и родных. Гюнтер записывал его. Но где? Гюнтер просмотрел свои личные записи, переложил на столе отдельно лежащие бумаги, прочитал их. Одни он вернул назад, другие порвал и выбросил. В записных книжках полно номеров, напротив которых нет ни имен, ни фамилий владельцев. Нет, так ничего не найти! Но Гюнтер хорошо помнил прямой номер в кабинет бургомистра в ратуше. И еще раздумывая, позвонить ли по этому номеру, поймал себя на том, что пальцы сами начали набирать нужные цифры. К его удивлению, трубку сняли сразу.

– Веттерштейн.

– Вот это да! Вот уж никак не ожидал! Приветствую тебя, это я!

– Гюнтер!

– Ты ждал другого звонка?

– Не от тебя… Но все равно здорово, что ты позвонил. Я собирался сам позвонить тебе попозже, чтобы поблагодарить за прекрасный праздник!

– Я тоже хочу сказать тебе спасибо за твое выступление перед гостями. Ты говорил так сердечно. У тебя здорово получилось. Это заметили все!

– Я рад. Да, Марион умеет устраивать мероприятия такого масштаба!

– Ах да! Вот о чем я хотел спросить тебя, Иоахим… Девушка, что приходила вчера с твоим сыном, она…

– Ты имеешь в виду Линду?

– Да, наверное, ее. Понимаешь, мы нашли чью-то косметичку, и Марион считает, что она принадлежит Линде. Может, у тебя есть номер телефона девушки? А еще лучше адрес. Тогда я отправил бы ей эту вещицу.

Гюнтер зажал трубку между плечом и ухом и подвинул листок, готовясь записывать.

– Да, конечно, она обрадуется. – Голос Иоахима утратил прежнюю настороженность, тон стал более мягким и доброжелательным. – Только незачем оказывать ей такую честь. Я скажу сегодня сыну, и он сам приедет и заберет косметичку у Марион. Еще раз большое спасибо, Гюнтер. Все было великолепно!

– Рад слышать это.

Иоахим положил трубку.

– Черт! – прошипел Гюнтер. Карандаш в его руках сломался. Где теперь взять косметичку и как объяснить это Марион? Примерно так: «Посмотри, сокровище мое, что забыла вчера в мужском туалете малышка сына нашего обер-бургомистра».

А если придется объясняться еще и с сыном Иоахима? Надо как-то предотвратить этот позор. Но как?

Гюнтер листал телефонную книжку. Он сам позвонит Дирку Веттерштейну. Может, парню проще принять услугу Гюнтера, чем тащиться за вещью подружки через весь город.

Гюнтеру повезло. Номер телефона Дирка нашелся в записной книжке. Вдруг юноша, польщенный такой честью, даст ему координаты девушки? Гюнтер набрал номер.

Прошло довольно продолжительное время, прежде чем сняли трубку.

– Аппарат Веттерштейна.

Женский голос. Неужели она?

– Это Гюнтер Шмидт. Добрый день!

– Добрый. Вы хотите поговорить с Дирком?

– Ну… – Гюнтер от волнения ломает грифель второго карандаша, так дрожит его рука. – Скажите, это вы были вчера с Дирком у меня на юбилее?

– Да. Было очень мило, спасибо большое!

Гюнтер судорожно соображал, что говорить дальше, но в голову не приходит ничего подходящего.

– Это, случайно, не вы забыли у нас косметичку? Сегодня утром мы нашли ее.

– Нет. Точно нет. Передать трубку Дирку?

– Спасибо, не надо, фрау… фрау…

Но Линда уже сунула телефон дружку.

– Господин Шмидт? Вот так честь!

– Я… собственно, хотел позвонить вашему отцу, но нашел только этот номер с вашей фамилией…

– У него же есть специальный номер. Для определенного круга лиц. Запишите, если угодно: 6– 06–06.

– Спасибо, я записал!

6– 06–06. Гюнтер нацарапал номер обломком карандаша на клочке бумаги. «Теперь ситуация стала еще глупее. Иоахим расскажет Линде историю про косметичку, а та вспомнит, что я сам спрашивал ее об этом».

Злясь на себя, Гюнтер встал и направился в сад. Двое рабочих убирали мусор и начали разбирать сцену и буфет. Марион убирала пепельницы и составляла пакеты с мусором в одно место, чтобы их можно было вывезти. Гюнтер какое-то время наблюдал за ней. Потом вспомнил, что был список приглашенных. Ну конечно! Там должны быть данные на каждого из них. Как он раньше не догадался!


А Линда в это время нежилась в постели Дирка в его комнате. Погруженная в мечты о светлом будущем, она в который уже раз разглядывала книги, расставленные на простых деревянных полках и сложенные в стопки на полу. Вдоль стены напротив в такие стопки сложены политические журналы. Книги и журналы лежат и на письменном столе. Среди этой массы литературы, словно нечто сверхъестественное, – две кофейные чашки. Дирк восседает на складном стуле, вокруг которого также разбросано огромное количество книг. Окутанный облаком сигаретного дыма, он пишет работу к предстоящему семинару. «Чертова юриспруденция», – бормочет он время от времени.

– Скоро ты станешь известным адвокатом и сможешь смотреть на всех этих Шмидтов свысока! – Линда мечтательно прикрыла глаза.

– Скорее всего, я уже сегодня смогу посмеяться над ним.

– Возможно. – Линда умолкла на какое-то время, потом продолжила: – Однако если подумать, сколько стоила вчерашняя вечеринка и сколько всего мы могли бы купить себе на такие деньги…

Дирк потушил сигарету.

– Линда! Нельзя относиться к жизни так потребительски. Есть же в мире и другие ценности. Ты тоже зарабатываешь неплохо!

– Все относительно, мой дорогой! – Линда с наслаждением потянулась и запустила руки в свои роскошные темные локоны. – Может, мне стоило забрать эту косметичку. Тем более что это было так срочно. Там наверняка много хорошей косметики. «Диор», «Ланком», «Шанель», или что там еще!

– Слушай! – Дирк обернулся к Линде. – Что на тебя нашло? Пойми же ты! Гюнтер звонил не из-за косметички. Он просто неправильно набрал номер! И давай покончим с этим!

– Хорошо. – Линда оглядела свое тело. – Мне не помешало бы немного позагорать. Составишь мне компанию? Может, покатаемся на велосипедах? А может, еще кое-что?

Дирк пристально всмотрелся в подругу, и в его глазах вспыхнуло вожделение.

– «Еще кое-что» – с удовольствием! Но на все остальное у меня сегодня нет времени, прости.

– Но ты принесешь мне потом завтрак в постель? – подзадорила его Линда, соблазнительно поглаживая свой животик.

– Все, что даст нам холодильник! – Дирк захлопнул тетрадь.

– О, этого может не хватить!

* * *

Спустя два часа Линда ехала на своем стареньком «поло» к себе домой. Она снимала квартиру в квартале новостроек на окраине города. Этот квартал состоял из шести многоэтажных домов, построенных таким образом, что между ними расположились уютные зеленые дворики, прекрасно приспособленные для прогулок с детьми, спортивных игр и вечерних посиделок. Линде по вкусу такой образ жизни. В этом микрорайоне есть ощущение уединенности, и вместе с тем все здесь очень практично. Из подземного гаража лифт поднимается на этаж, где находится квартира. Линда может купить все, что захочет, и при этом не придется тащить сумки через улицу, а потом затаскивать их на этаж пешком, как в доме у Дирка. Да еще в старом квартале, где снимает жилье Дирк, намучаешься в поисках места для парковки. А не дай Бог, машина окажется в пешеходной зоне в выходные! Тогда только один штраф превысит сумму, которую Линда платит за гараж в месяц.

Линда повернула с улицы к своему «гетто», но со двора навстречу вылетел «мерседес» серебристого цвета. Линда едва успела свернуть в сторону, чтобы не столкнуться с роскошным лимузином. «Что это за деятель появился в нашей дыре?» – подумала девушка, бросив взгляд на номерной знак: GS1 —государственный чиновник. В это время машины поравнялись, и она увидела, кто сидит за рулем «мерседеса»: Гюнтер Шмидт собственной персоной. В этот момент и он заметил Линду, остановил машину и опустил стекло со своей стороны.

– Ну и ну! – воскликнул господин Шмидт, высовывая голову в приоткрытое окно. – Вот так сюрприз! Вы тоже живете здесь?

Линда пожалела, что в ее машине нет кондиционера, поэтому ей приходится ездить с открытыми окнами в такую жару. Но ее узнали, поэтому ей пришлось остановить машину и кивнуть:

– Да, а кто еще?

– Кто еще!

– Думаю, вы-то не живете здесь. То есть вы были у кого-то. Или нет?

– Ах, вы об этом! Да, конечно. Я хотел навестить одного из своих деловых партнеров. Но его не оказалось дома.

– Делового партнера? В воскресенье?

– Да, срочное дело, знаете ли. – Он еще больше высунулся из окна. – И вот я думал, где подождать его. Здесь есть какое-нибудь кафе?

Линда задумалась, потом покачала головой.

– Поблизости нет. Только пиццерия. Но она откроется ближе к вечеру.

Гюнтер приподнял на лоб солнцезащитные очки.

– Нельзя ли пригласить вас куда-нибудь? А через часок мы вернемся назад. Может, к тому времени объявится и мой компаньон.

– А почему бы вам не съездить домой и не пообедать?

– Да, почему бы и нет… – пробормотал Гюнтер, и его очки упали на нос.

– Вот и прекрасно! Уверена, вы обязательно встретитесь. Чао! – Линда кивнула ему с улыбкой, надавила на педаль газа и уехала.

– Вот и прекрасно! Вот и прекрасно! – Гюнтер в ярости ударил кулаком сначала по клаксону, а потом себя по лбу. – Да ты полный идиот! Так опростоволоситься! Как сопливый мальчишка! Такое трудно было представить. Тридцать лет супружеской жизни, и ничему так и не научиться в обращении с женщинами! Но в этом виновата только Марион!

Все еще вне себя от ярости, он надавил на педаль газа. Однако уже на первом светофоре у Гюнтера появился новый план. Он не сдастся. Он пойдет другим путем. Сейчас надо только выяснить, достаточно ли он привлекателен в шестьдесят лет. Не переоценил ли себя? Чушь! Гюнтер снял очки, повернул к себе зеркало заднего вида. Совсем не дурен. Зрелый мужчина. Зрелый не значит старый!

Гюнтер решительно затормозил возле ближайшего кафе.

Через час он снова вернулся к кварталу, где живет Линда. На заднем сиденье лежал огромный букет. Теперь ему было известно, где живет девушка. Знал он и ее фамилию. Все это благодаря пунктуальности жены, составлявшей списки приглашенных.

Гюнтер поставил машину во дворе и медленно пошел к двери подъезда. Маленькие колокольчики радостно звучали где-то внутри его. Звон становился все громче и торжественнее. Он украдкой взглянул наверх. Вон тот балкон под пентхаусом должен принадлежать ей. Жаль, что парапет закрыт непроницаемыми щитами. Из-за этого не видно, есть ли кто-нибудь на балконе. Может, она загорает там.

Обнаженная.

Сладко растянувшись в шезлонге и лениво потягиваясь время от времени.

Полная желания.

Желанная.

Представив себе Линду, Гюнтер почувствовал напряжение в паху. Шестьдесят! Ха! Смешно!

Стоя перед дверью подъезда, он не решался сделать последний шаг. С балкона никто не помахал ему. Понтеру становится не по себе. Можно попросить передать цветы. Это только кажется, что все так просто. Помог бы случай, если бы Линда неожиданно появилась сама. Но случай не помог. Внутренний дворик был пуст. Ни одного прохожего, ни одного ребенка, играющего поблизости. Конечно, погода хорошая, все разъехались кто куда. Как глупо было притащиться сюда снова.

Гюнтер вернулся к машине, бросил букет на сиденье и резко тронулся с места.


Линда медленно поднималась наверх из прохлады подземного гаража. Она выкатила велосипед на улицу и в тот же миг замерла на месте, словно наткнувшись на невидимую стену. Во дворе Линда увидела тот же самый серебристый «мерседес», который встретила час назад у въезда во двор. К кому он приехал? С цветами? Так или иначе, желания встречаться с этим господином снова у нее не было. К счастью, он пока не заметил ее.

Линда прыгнула в седло велосипеда и что есть силы начала крутить педали. Надо поскорее скрыться. Вот это по ней! Движение, солнце, теплый ветерок в лицо. Волшебные ощущения. И как только Дирк способен в такую погоду оставаться в прокуренной насквозь конуре! Линда решила поехать к своей подруге Ирэн и убедить ту покататься вместе.


Ирэн в этот момент находилась у своей мамочки. Вместе с Ричи. Оба они не без оснований полагали, что Монике очень плохо после вчерашнего дня, да и ночь она провела бессонную. Поэтому брат и сестра решили немного приободрить мать.

– Хочешь, я все точно узнаю у Дирка, – предложил Ричи матери. – Он был вчера на вечеринке.

Ирэн бросила на брата уничтожающий взгляд и стукнула себя по лбу кулаком. Моника в соседней комнате откупоривала бутылку вина:

– Ричи! Я не расслышала, что ты хотел рассказать мне?

– Что дела на фирме идут замечательно! – ответила Ирэн за брата.

– Спасибо за информацию. Но мне об этом известно не хуже, чем вам. – Моника вошла с бутылкой и тремя бокалами. – Очень мило, что вы так заботитесь обо мне. – Она поставила бокалы на маленький столик, осторожно наполнила их и протянула детям. – Выпьем за нас! – Моника села рядом с Ричи на диван. – Так что же там все-таки было?

– Где?

– На юбилее. Дирк наверняка рассказал тебе об этом…

Ричи бросил на Ирэн тревожный взгляд.

– Еще не успел. Мы ведь сегодня не общались. Но я могу позвонить ему, если хочешь…

– Мешать тебе не стану.

Ричи направился к телефону. Ирэн покачала головой.

– Мама! Зачем так терзать себя?

– Я промучилась всю ночь и половину утра. Хочу посмотреть фактам в лицо!

– Мама! Эта Регина вообще тебе не ровня.

– Но она делает очень хорошо то, что должна делать женщина в ее положении.

Взяв свой бокал, Моника внимательно посмотрела на дочь. Хорошо, что они вместе, держатся друг задруга и помогают друг другу. Ричи с курносым носом, небесно-голубыми глазами, совершенно не соответствующими его мужественной внешности. И Ирэн, стригущая свои каштановые волосы по моде двадцатых годов, совсем не современная девочка. Но отчаянная и всегда имеет какой-нибудь секрет, словно непослушный ребенок.

Ричи вернулся и сел на диван рядом с Моникой.

– Итак, – начал он, – Дирк говорит, что это был выдающийся праздник. Как всегда, собрался весь бомонд. Как всегда, его отец произнес какую-то бредовую речь. Как всегда, Гюнтер не проявлял никакого интереса к своей жене.

– Повествование, достойное твоего друга, – улыбнулась Ирэн. – Ему следовало бы стать не юристом, а поэтом. Мама же только хотела узнать, как вела себя Регина. Жалась ли она к папочке или нашла себе кого-то еще? Не тискалась ли по темным углам с каким-нибудь горячим молодым человеком? И не тискал ли сам Клаус тайком чью-нибудь грудь? И не встала ли вся женская половина приглашенных в шеренгу, скандируя: «Мы хотим Монику!»…

– Ну, Ирэн! Не делай из меня полную идиотку! Я просто хотела узнать, жив ли он еще.

Ричи хмыкнул:

– Мне надо было заказать его Дирку? Мамочка! Ведь это наш папуля!

– Ладно-ладно. Давайте сменим тему. Кстати, а что за платье было на Регине?


Линда долго звонила в квартиру Ирэн. Никто не открывал. Через какое-то время из квартиры напротив высунулась голова соседки:

– А ее нет.

– Спасибо, я так и поняла!

– Она уехала на велосипеде. Должно быть, не очень далеко.

– Ах да! – Линда повернулась, чтобы уйти.

– Скорее всего Ирэн у матери. Но точно она ничего не говорила.

– Да-да.

– Может, зайдете через полчаса?

– Огромное спасибо за совет!

– Мы обязательно передадим ей, что вы заходили.

– Очень любезно с вашей стороны!

Да, это следовало предусмотреть. Моника после вчерашнего публичного выражения презрения могла впасть в депрессию, и ей, конечно, была необходима поддержка. Неписаное правило гласило, что тот, кто лишен права бывать в доме Марион, мог считать себя изгнанным из Рёмерсфельда. А это самая горькая пилюля, какую можно было подложить такой активной и деловой женщине, как Моника. Ведь она настоящая бизнесвумен. Ее деловые качества не шли ни в какое сравнение со способностями большинства собравшихся вчера у Шмидтов. Но порядок, установленный в доме Марион, не позволял женщине приходить на мероприятия такого уровня одной, без мужчины.

Надо найти к следующему празднику для Моники настоящего мачо, решила Линда, нажимая на педали с удвоенной силой. Тогда с ней будет такой мужчина, что все от удивления вытаращат глаза. Желая немедленно рассказать Монике об этой идее, Линда неслась по городу, предвкушая свой триумф. Через десять минут она стояла у парадного элитного дома в соседнем районе и звонила и дверь. Линда заметила, что на стоянке припаркован кабриолет Ричи, на багажнике которого закреплен оранжевый спортивный велосипед Ирэн. Да, можно было сразу догадаться, что брат и сестра сегодня у матери. Хорошие дети всегда поддержат мать в трудную минуту. Посмотрим, может, и ей, Линде, удастся внести свою лепту в эту поддержку.


У Понтера на вилле все вещи снова заняли свои привычные места. Все так, словно и не было никаких праздников. Подарки, еще вчера расставленные и разложенные на большом столе, распакованы и нашли свои места в доме. В ответ на каждый подарок Марион подготовила персональную открытку с благодарностью. Все эти открытки Гюнтеру предстояло подписать. Часть подарков была разыграна в традиционной благотворительной лотерее, другая часть – бутылки с вином – пополнит изрядно опустевший вчера винный погребок. Один подарок, газету, вышедшую в день рождения Гюнтера в 1938 году, Марион решила пока убрать с его глаз, чтобы лишний раз не травмировать мужа напоминанием о его возрасте.

Марион услышала скрип открывающихся ворот гаража. Гюнтер очень долго загонял машину внутрь и копался там. Марион огляделась. В доме все безупречно. Она пошла через кухню в гараж, построенный по американскому образцу, с входом на кухню. Открыла дверь. Гюнтер закрывал дверцу автомобиля. В руках он держал букет цветов.

– О, Гюнтер, как это мило с твоей стороны!

Он вообще-то хотел выбросить букет в мусорный бак по дороге, но уж если все так сложилось, придется разыграть роль благодарного мужа.

– Ты так великолепно все организовала. Ты у меня действительно мастер на такие дела!

Марион обняла его, поцеловала в губы. Однако его рот остался бесчувственным. Марион взяла букет, сняла упаковку, подрезала стебли цветов и поставила их в вазу на обеденный стол. Все это время Гюнтер, усевшись в кресло, перелистывал телефонный справочник.

– Ты ищешь кого-то? Помочь тебе?

– Нет, это я так.

Но он уже нашел то, что искал. Номер Линды есть в справочнике, он не засекречен. Поэтому можно позвонить ей.

– Ты не голоден? – Марион обошла вокруг стола и остановилась перед мужем.

– Есть что-нибудь вкусненькое?

Марион хотела кокетливо ответить: «Я!», но осеклась, вспомнив о странных переменах в настроении мужа в последнее время.

– Что бы ты хотел? – улыбнулась она, легко теребя складки на скатерти.

– Хорошо бы свиные хвостики с квашеной капустой. У тебя есть?

– У меня? Нет…

– Так я и думал. Придется идти в ресторан!


Клаус разбирал деловые бумаги Гюнтера. Сразу после завтрака он заперся в своем кабинете. Регина, правда, долго возмущалась, потому что в такой день можно было бы найти более приятное занятие, чем сидеть одной в саду. Но Клаус возразил, что до этой работы руки не доходили целую неделю, а дело очень сложное. Поэтому Регина лежала теперь одна в шезлонге между кустами роз, перелистывая дамские журналы. Удовольствия от этого занятия – никакого! Напротив! Со страниц журналов на псе смотрели лица загорелых фотомоделей в умопомрачительных бикини. Они позировали на фоне пляжа Сен-Тропеза: стройные загорелые фигуры на волейбольной площадке и рядом с морем. Безукоризненно белые улыбки. В руках бокалы с коктейлями. В жилах горячая кровь. А она, Регина Раак, в девичестве Меерман, должна лежать здесь, в Рёмерсфельде, в каком-то шезлонге, рядом с розовыми кустами! То, что изображено в других журналах, раздражало ее еще больше. Это реклама различных уголков земного шара. Там фотографии солнечных островов с райскими уголками. Одна заманчивее другой. И каково ей, Регине, вынужденной проводить лето здесь! Клаус сказал ей вчера на празднике у Гюнтера, что не имеет ни времени, ни денег, чтобы сейчас путешествовать с ней по свету. Развод и раздел имущества, а также перестройка дома потребовали очень больших затрат. Так что поездки им пока не по карману. Надо накопить хоть какую-то сумму на счете, а потом думать об отпуске. Когда Регина возразила, что у нее есть немного своих денег и она могла бы поехать одна, Клаус взбесился. Это вообще не обсуждаемый вопрос, потому что он женился не для того, чтобы сидеть одному в Рё– мерсфельде, пока его молодая жена крутит неизвестно с кем шашни на другом конце света!

Регина захлопнула журнал и взяла следующий. «Экономия средств семейного бюджета» – главная тема этого издания. К черту! Регина в ярости бросила журнал в кусты.

Клаус несколько часов разбирал бумаги Гюнтера и выписывал интересующие его цифры. Сама фирма «Восток – Запад», недвижимость, акции в различных банках, представительские средства были тщательно прослежены, а их стоимость просуммирована. Получилось в общей сложности двадцать один миллион марок. Очень нелегко будет все это скрыть, не привлекая внимания. Клаус набил трубку, раскурил ее, расхаживая по комнате из угла в угол. В окно ему было хорошо видно, как Регина листает журналы, лежа в шезлонге под розовыми кустами. «Довольно живописная картинка, – подумал Клаус, и легкая улыбка тронула его губы. – Эта девочка вернула мне мою молодость, и надо хорошо заботиться о ней. Она должна иметь возможность наслаждаться жизнью. Так, как делает это сейчас, беззаботно развалившись в шезлонге. О лучшей жене нельзя было и мечтать!» Клаус погрузился на несколько секунд в созерцание этой идиллии, но мысли снова возвратили его к делам. Ему внезапно пришло в голову, как решить проблему со средствами Гюнтера. Несколько лет назад в Лихтенштейне для одного из клиентов было организовано акционерное общество. До сих пор это акционерное общество не ликвидировано. Все акции и собственность оформлены на имя Гюнтера. Эта финансовая структура, пожалуй, могла бы послужить основой для перекачки средств. Клаус немедленно сел за компьютер и набросал первоначальный план.


А Моника вместе с дочерью колдовала в это время над новым соусом для спагетти. Больше часа они перемывали кости Регине, рассуждая и о том, что придумала Линда. Монику предложение девушки рассмешило, однако она предложила всерьез заняться подбором кандидатуры на роль жгучего мачо. Потом у всех заурчало в животах, и Моника водрузила на плиту кастрюлю для варки макарон. Итак, Линда следила за процессом варки, Ричи готовил салат, а Моника и Ирэн трудились над соусом. Неожиданно Моника заявила, что их развод с Клаусом вовсе не вина Регины.

– Если бы Клаус не был склонен к такого рода авантюрам, ничего подобного не случилось бы. Все сложилось одно к одному. И Регина, честно говоря, довольно милая девушка. Вполне возможно, что такой тип, как Клаус, ее вообще не стоит.

Ирэн чуть не выронила из рук ложку при этих сломах.

– Как ты можешь так рассуждать, мама?

– Виновата Марион. Это она постаралась показать, что есть только Регина, а меня будто бы уже и не существует. А может, это Гюнтер запретил своей жене пригашать меня.

– Брось, мама! Все равно это был идиотский праздник! – Ричи боролся со слезами, нарезая лук для салата.

Моника подала сыну чистый носовой платок. Глаза ее выражали сочувствие к страданиям мальчика.

– А, по-моему, дело не в Гюнтере. – Линда бросила макароны в кипящую воду, включила таймер и взяла нож, чтобы нарезать паприку. – Этот, скорее всего, даже и не задумывался над такими деталями. Или вы полагаете, что он знает всех, кто у него вчера был? Думаю, нет!

– Да закончите вы наконец обсуждать эту тему, черт побери! – Ричи повесил фартук на вешалку. – Устрой и ты вечеринку и не приглашай ни Марион, ни Гюнтера. И вы квиты. А еще лучше – пригласи Гюнтера с какой-нибудь другой дамой. С – он оглядел присутствующих женщин, – Ирэн, например!

Сестра взвизгнула от негодования и, развернувшись, замахнулась половником:

– Идиот! Ты хочешь свести меня с этим стариком! Да он мне в отцы годится!

Моника, захохотав, кивнула на бутылку с вином.

– Дети, я накрою на стол, а вы следите за соусом!


Уже совсем стемнело, когда Линда вернулась домой. Ричи подвез ее на своей машине, потому что велосипед не оборудован фарами. В приподнятом настроении девушка пошла в ванную и встала под душ. Потом медленно, с наслаждением вытерлась. В этот момент зазвонил телефон. Ах, это, конечно, Дирк. Он, наверное, совсем извелся, пытаясь дозвониться ей. Глупость какая! Надо было хоть раз позвонить ему от Моники.

Линда обернулась полотенцем и пошла в гостиную.

– Привет, сокровище мое! – промурлыкала она в трубку и села на диван.

– Сокровище? Это хорошо звучит! – Голос тихий и низкий, но это не Дирк.

Линда подскочила на диване.

– Кто… Я думала, это мой друг.

– Что еще не произошло, может произойти в любой момент. – Смех. – Нет, извините, это была лишь шутка. Я пообщался, наконец с коллегой, который живет рядом с вами, и подумал, как было бы хорошо выпить с вами по стаканчику вина и тем самым достойно завершить сегодняшний день. У Линды перехватило дыхание.

– Господин Шмидт? – спросила она дрожащим голосом.

– Не так официально, прошу вас! Гюнтер. Так гораздо лучше!

– Где… Где вы?

– В машине, у вашего дома. Если выйдете на балкон, я включу габаритные огни. Видите? Я хотел уже уезжать, но тут увидел у вас свет, и мне пришла в голову эта идея.

Действительно, во дворе стояла его машина.

– Но я ничего не понимаю. Полагаю, вы знаете, сколько сейчас времени?

– Зачем мне думать о времени? В такую ночь? «Несказанный идиотизм», – подумала Линда и решила поскорее закончить разговор.

– Мне рано вставать на работу!

– Подарите себе завтрашнее утро, и вы успеете прекрасно выспаться. Я возмещу вам издержки. Кем мы работаете? Сколько зарабатываете? Полагаю, пятьсот марок прекрасный гонорар за прогул? Нет?

Линда, застыв, стояла на балконе и вглядывалась в свет галогенных ламп стоящей посреди двора машины. Пятьсот марок? За стакан вина? Он, должно быть, спятил.

– Что, я не прав? Вы зарабатываете больше за одно утро? Шестьсот марок? Для моего бюджета это вполне приемлемая сумма за час приятной беседы. Подумайте, и я выйду из машины и десять раз обойду вокруг нее. Если согласитесь с моим предложением, то дважды на короткое время включите и выключите свет. Тогда я позвоню в дверь. Разве не заманчивое предложение?

У Линды вспыхнули щеки. Она отключила телефон, но продолжала держать трубку в руке и заворожено смотрела, как мужчина медленно прохаживается вокруг своей машины. Он что, рехнулся? Принимает ее за проститутку? Какое бесстыдство! Надо немедленно позвонить Дирку. Нет, лучше Марион! Да, Марион. Открыть этой добродетельной даме глаза на ее мужа! Но тут Линда вспомнила о разговоре за ужином у Моники и о том, как Ричи предложил поквитаться с Марион. Можно пригласить Гюнтера и тайно записать разговор на магнитофон. Кто знает, что наболтает этот Гюнтер! За один стакан вина! За шестьсот марок. Из своего бюджета! Только одно это одним ударом уничтожит Марион. Как минимум эмоционально. В этом можно не сомневаться.

Линда дважды включила и выключила свет. Потом побежала в ванную, быстро натянула джинсы и футболку, провела помадой по губам. В этот момент раздался звонок. Линда успела еще провести расческой по своим роскошным черным локонам.

– Да, пятый этаж, направо, – произнесла она в домофон, открыла замок, достала из сумочки диктофон, нажала на кнопку «Запись» и сунула аппарат под кресло.

Сердце ее неистово стучало. Через мгновение раздался стук в дверь. Босиком, не надевая туфель, она пошла открывать.

Гюнтер стоял перед ней; он был выше и массивнее, чем запомнился на празднике. На нем белая льняная сорочка и голубые брюки. В полутемном коридоре Гюнтер выглядел вполне ничего, а улыбка показалась Линде симпатичной.

– Надеюсь, что не напугал вас, – сказал он, когда Линда пригласила его войти. – Мне пришло в голову, что все происходящее удивило вас. Но, пожалуйста, отбросьте все опасения. Я действительно ничего не имел в виду, кроме стакана вина в приятном обществе. Предыдущий визит несколько утомил меня, и я хотел отвлечься от него в вашем обществе. – Гюнтер искренне рассмеялся, демонстрируя прекрасные белые зубы.

– Ах да, да. – Линда судорожно соображала. – А с кем же вы встречались?

– Так, партнер по бизнесу. Для меня важно, но для нас с вами не имеет никакого значения. – Гюнтер стоял в прихожей, оглядываясь вокруг.

Линда указала ему на кресло.

– Может, присядете? Кресло очень удобное.

– Ах, я бы с удовольствием присел с вами вон за тот стол! Это не так официально. Кроме того, можно лучше расставить бокалы.

Черт, подумала Линда, диктофон лежит не на том месте!

– У вас есть вино? – Гюнтер прошел мимо нее на кухню. – А бокалы? О, интересно обставлено! У вас есть вкус. И неплохой!

Остановившись на кухне, он осмотрел ее. Линда следила за его взглядом, замершим на шкафчике, где должен быть бар, но за стеклом которого стояли лишь бутылки из-под вина, наполненные разными полезными жидкостями.

– Да, я видел нечто подобное во время последней поездки в Рим. Это в известном смысле даже интересно, так хранить подсолнечное масло и уксус… Итак…

– О, а где вы были в Риме? Я тоже люблю Рим!

– Ну, где обычно бывает человек, приезжающий в Рим.

Может, он сменит эту тему? Ведь не Рим же волнует его, в конце концов. Линда никогда не была там и не могла поддержать этот разговор.

Гюнтер медленно провел указательным пальцем по бутылочным этикеткам.

– Вот в этой было прекрасное бордо. Неудивительно, что люди оставляют себе на память такие бутылки, напоминающие о прекрасных минутах.

– Кроме того, это еще и практично!

– Верно.

Гюнтер бросил на Линду взгляд, смутивший ее. Зачем он пришел к ней на кухню? Ей двадцать семь лет. Откуда у нее деньги на сверхсовременный кухонный гарнитур со встроенной техникой? Старый холодильник она выпросила у родителей, кухонный шкаф приобрела на распродаже, а плита приобретена в прошлом году, когда в магазине электротоваров, расположенном рядом с домом Дирка, проходила распродажа по случаю закрытия. Если у нее появляются деньги, Линда с большей охотой тратит их на путешествия, чем на мебель.

– Как вы думаете, – Гюнтер ободряюще улыбнулся ей, указывая на холодильник, – у вас есть там бутылочка вина?

– Ах да! Конечно, есть! – Линда открыла холодильник. – Красное, белое, шампанское. Что вы хотите?

– Позвольте! – Он взял бутылку красного. – Хорошее итальянское. Но лучше хранить его не в холодильнике. Выньте эту бутылку оттуда.

Классическое кьянти. Последнее подношение ее родителей. Линда и не считала его особенно хорошим. Ведь кьянти пьют почти все.

– Но кто же пьет летом теплое вино? Ведь и без того жарко!

– Несколько лет назад я рассуждал бы так же. Но таковы правила. Белое вино пьют охлажденным, а красное должно быть комнатной температуры.

«Это тебе объяснила Марион», – едва не сорвалось у Линды. Но вместо этого она достала бутылку белого вина.

– Тогда это более подходящее.

Гюнтер, глядя на этикетку, молча ухмылялся. Потом сказал:

– Ничто не мешает нам продегустировать его. Есть штопор и бокалы?

Открыв бутылку, он огляделся.

– Чего-то не хватает? – спросила Линда с легким вызовом в голосе. – Может, термометра или льда?

– На будущее: к шампанскому, конечно, надо иметь лед. А еще я подумал бы о свечах на стол.

«Никакого будущего не будет, – поклялась себе Линда. – То, что я согласилась на этот визит, более чем идиотизм». Однако пошла в спальню, чтобы принести свечи.

«Скоро туда войду и я, – подумал Гюнтер, провожая ее взглядом. – У Линды прекрасная фигура, даже в этих обносках. Ах, эти ягодицы в старых джинсах!»

«Полегче, полегче, – успокоил он себя. – Пусть все идет, как идет», Гюнтер улыбнулся.

– Что-то не так?

– Нет, я просто радуюсь, что вы согласились принять меня. А не присесть ли нам?

– Да, пожалуйста. – Линда указала на стул и расположилась напротив.

Столик маленький, предназначенный для завтраков на двоих. Линда зажгла свечи. Что теперь говорить? И как только она позволила втянуть себя в эту авантюру! Может, наконец позвонит Дирк?

– Кем же вы работаете, если не секрет?

Ах, теперь он хочет поторговаться.

– Это по поводу так называемого гонорара?

– Боже сохрани! Нет, это мы уже забыли. Из обычного любопытства. Вы, я полагаю, занимаетесь чем-то связанным с красотой. Вы не модель?

Линда размышляла, что бы ей приврать. Ее работа действительно имеет отношение к красоте. Она продавщица в парфюмерном магазине. И с модельным бизнесом ее тоже что-то роднит. По совместительству Линда торговала женским бельем. Но может, навешать ему лапшу на уши?

– Да, связана. В качестве дополнительного заработка.

Это почти правда.

– Сразу бросается в глаза. Но вам надо попасть в профессиональные руки. В руки хорошего агента. Ведь у вас природная красота. Вы красивее всех моделей на обложках, даже в обычной жизни.

Похоже, он хотел польстить ей. Ну и ладно. Ведь Линде все равно, что говорит Гюнтер.

– Мне двадцать семь, слишком много, чтобы начинать по-настоящему. Кроме того, мой рост 169 – слишком мало для модели. И это было всегда. Поэтому ни единого шанса я не имела. Но мне хорошо и без этого.

– Ваша скромность еще более украшает вас. Да, пожалуй, Рёмерсфельд потерял бы тогда одну из своих самых ярких звездочек!

Говнюк!

– По-моему, достаточно, что одна из звезд сияет на капоте вашей машины. – Линда подняла бокал.

– Ха-ха-ха! – засмеялся Гюнтер. – Вы остроумны. Вы действительно интересная женщина, Линда. – Он поднял бокал. – Неординарная.

Затем Гюнтер достал бумажник и выложил на стол шесть сотенных купюр.

– Можно я еще как-нибудь приду? У вас очень хорошо.

– Вы… Вы же хотели посидеть часок? Вы и не побыли почти…

– Лучше сегодня я уйду пораньше, чтобы в следующий раз пораньше прийти, ха-ха.

Линда заставляет себя не смотреть на деньги, лежащие на столе. Это, в самом деле, шестьсот марок. За полчаса разговора. Такие деньги она зарабатывает за неделю! О небеса! Как же богат этот человек! Сказочно богат!

Линда медленно встала. Гюнтер поднялся мгновением раньше и подал ей руку.

– Итак, до свидания. Желаю вам хорошего утра завтра. Спасибо за вино.

Линда шла за ним к двери словно загипнотизированная. Он едва пригубил из своего бокала! Как можно благодарить за вино?

– А что вы больше любите пить? – Гюнтер повернул голову не останавливаясь.

Так быстро и не сообразить. А, в самом дел, е что? Томатный сок? Эти как-то по-детски.

– Шампанское, – наобум отвечает Линда.

– У вас есть вкус. – Гюнтер кивнул и направился к лифту.

Линда закрыла дверь, погасила свет во всех комнатах и в полной темноте подошла к окну гостиной. Она увидела, как Гюнтер идет к машине, садится, дважды мигает фарами, прощаясь, и медленно выезжает со двора. Он догадался, что Линда стоит у окна.

Дрожа от волнения, Линда зажгла свечу и в ее мерцающем свете рассмотрела банкноты, лежащие на столе. Зазвонил телефон. Дирк! Что сказать ему? «Слушай, тут заходил Гюнтер Шмидт и просто так оставил мне шестьсот марок»? Да в это ни один нормальный человек не поверит! Сначала она послушает, что записалось на магнитофон. Если вообще что-нибудь записалось.

– Да. – Линда сняла трубку.

– У вас было очень хорошо, я хотел пожелать вам спокойной ночи!

Гюнтер Шмидт! Из машины!

– Да, спасибо. Большое спасибо, – тихо ответила она и повесила трубку.


Гюнтер торжествовал, сидя за рулем своего автомобиля. Теперь она долго будет смотреть на деньги, словно прирученная мышь, и раздумывать, что же делать. Сначала Линда решит, что следует вернуть деньги, затем выпьет еще стаканчик и, уже направляясь в постель, убедит себя, что эти деньги получены честно! Откинув солнцезащитный козырек, Гюнтер открыл на ходу встроенное в него маленькое зеркальце.

– Пф, шестьдесят, – ухмыльнулся он отражению в зеркале. – Свежая молодая кровь как омолаживающий массаж. Да еще приносит ни с чем не сравнимое удовольствие! – Гюнтер вставил кассету в магнитофон и начал громко подпевать: – Прекрасная девушка, у тебя ведь есть сегодня минутка для меня…

Затем он повернул, чтобы сделать маленький крюк и проехать мимо дома своего советника. Смотри-ка! В кабинете еще горит свет. Кажется, Клаус серьезно подошел к поставленной перед ним задаче. Гюнтер удовлетворенно кивнул: игра начинает идти по его правилам.


На следующее утро Линда проснулась в шесть часов. Гораздо раньше, чем следовало. Она испытывала какое-то необъяснимое беспокойство. «Что же произошло?» – подумала Линда спросонья и бросила взгляд на будильник. Она забыла завести его? И тут Линда подскочила. О Господи, деньги! От этого Шмидта! Или ей это приснилось? Она спрыгнула с кровати и побежала в гостиную. Нет, на столе стоят два бокала с остатками вина и свечи, а рядом лежат купюры. Линда ничего не тронула, думая перехитрить себя, надеясь, что все это исчезнет как дурной сон. Но ничего не получилось.

Она вернулась в постель, отодвинула подушку в угол и укуталась одеялом. Она поднялась на час раньше только из-за того, что какой-то Гюнтер Шмидт оставил на ее столе шесть сотен марок. Но Линда никогда не вставала на час раньше ни для кого и ни для чего. За всю свою жизнь. И сегодня она не сделает этого. Этот час она доспит как положено! Совершенно спокойно! Как всегда!


Регина только что поднялась, чтобы приготовить завтрак для себя и Клауса. Конечно, потом она снова ляжет и постель, но они приняли с Клаусом неписаное правило – каждое утро проводить вместе, спокойно завтракая за столом. Ставя варить кофе, Регина слышала, как Клаус идет в ванную. Регина достала газету из ящика и перелистала страницы. Июль, все в отпусках. Ничего интересного в этот летний период не происходит. Она перевернула газету. Последняя страница кишит предложениями турпоездок. С раздражением Регина закрыла газету и положила ее рядом с тарелкой Клауса именно этой страницей кверху. Наверное, надо поговорить с ним еще раз. В конце концов, она могла бы поехать с кем-нибудь из подруг. Тогда, не опасаясь за ее нравственность, он мог бы спокойно заниматься своими делами. Клаус вышел из ванной, и Регина заметила, что выглядит он неважно. Ей даже показалось, что он постарел за одну ночь. Поэтому она не решилась сразу начать разговор на интересующую ее тему.

– Ты плохо спал? – озабоченно спросила она.

– Я почти полночи проработал. Когда я пошел в ванную, было уже три часа!

Клаус поцеловал Регину и придвинул к столу свой стул.

– Похоже, я все-таки старею. Раньше такой режим работы ничего мне не стоил! Ты еще не пожалела о своем выборе?

– Но, милый, как ты можешь говорить такое! – Регина налила ему кофе и подвинула тарелку с нарезанной колбасой. – Я могу снова пойти работать, чтобы ты так не надрывался. Вдвоем мы одолеем эти проблемы гораздо быстрее!

«Тогда и прав у меня станет побольше и я смогу пойти в отпуск когда захочу», – подумала она при этом и отрезала пару кусочков хлеба.

– Пока ты рядом со мной, тебе незачем думать о работе. Я уже был женат на женщине, которая только и думала о своей карьере. Мне этого хватило на всю жизнь! Никогда ее не было дома, никогда у нее не было времени, даже завтрак мне приходилось готовить самому. В доме постоянно находились чужие люди – гувернантки, уборщицы, репетиторы для детей и бог знает кто еще.

– Но это же не так плохо, – возразила Регина. – Зато все хорошо функционировало.

– Функционировало! Ты совершенно точно сказала. Все функционировало. И я сам, как некий главный механизм, тоже «хорошо функционировал». Я никогда в своей жизни не функционировал лучше. Но я больше не хочу функционировать. Я хочу жить!

«Только этого мне еще не хватало, – размышляла Регина, намазывая бутерброд маслом. – Теперь рядом со мной эгоист. И все потому, что Моника никогда всерьез не занималась его воспитанием! Она просто испортила Клауса!»


Рёмерсфельд окутал зной нового летнего дня.

Все шло заведенным порядком, Гюнтер направился к одной из своих строительных площадок, чтобы проверить ход работ. Марион собиралась сесть на традиционный послеобеденный бридж. Дирк ближе к одиннадцати часам начал искать свой автомобиль, потому что опять не мог вспомнить, где оставил его в последний раз. Моника обсуждала с Ричи письмо из налогового ведомства, в котором их фирму извещали о предстоящей финансовой проверке.

Только Линда была словно сама не своя. Проснувшись утром, она проверила сразу, что записалось вчера вечером на диктофон. Но, как назло, только какой-то шум и невнятные голоса. Ничего такого, чем она могла бы разозлить Марион, не говоря уже о том, чтобы иметь возможность в случае чего объясниться с Дирком. А эти купюры все так же лежат на ее столе. Наконец Линда, запихнув деньги в кошелек, поехала на работу, а в обеденный перерыв вошла в отделение общества защиты животных. От имени Гюнтера Шмидта Линда перевела всю сумму на счет общества и просила направить письменное подтверждение о поступлении средств на домашний адрес Гюнтера. Уладив это дело, она вернулась в магазин, но все равно никак не могла сконцентрироваться на работе и на клиентах. У нее перед глазами постоянно стояло лицо Марион. Линда словно наяву видела, как та получает благодарственное письмо из общества защиты животных. Кроме того, девушке не терпелось поскорее поделиться своей проделкой с Ирэн.


Гюнтер закончил объезжать свои строительные объекты около шести вечера. Настроение у него было приподнятое, дела шли, его машины полностью загружены работой.

Все время, что сидел в автомобиле, Гюнтер почти не выпускал телефон из рук, созванивался с партнерами по вопросам форсирования работ, договорился с Клаусом о встрече завтра после обеда, сообщил Марион, что хотел бы поужинать ровно в семь, поэтому пусть она заканчивает свой бридж и начинает накрывать на стол. Наконец, в качестве своеобразного десерта Понтер позвонил своему поставщику вин и просил направить по адресу Линды ящик лучшего шампанского. Причем еще сегодня и желательно до восьми вечера. Тогда часов в девять он позвонит ей и поинтересуется, угадал ли с выбором сорта. Потирая руки в предвкушении этого разговора, Гюнтер свернул на свою улицу.


Марион накрывала к ужину на террасе, чтобы еще немного насладиться прекрасной летней погодой. Желая доставить Гюнтеру удовольствие, она приготовила самое любимое его блюдо: жаркое с клецками и квашеной капустой. Гюнтер сначала пропустил кружечку холодного пива и только после этого занял свое место за столом.

– И ты считаешь это подходящей едой для мужчины, который провел за рулем целый день в такую жару?

Марион, едва не выронив из рук тарелку, замерла перед ним.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Полагаю, ты могла бы готовить более продуманно. Какой-нибудь летний салат больше соответствовал бы такой погоде и моему состоянию.

– Что? Но ты же терпеть не можешь…

– Тебе следовало бы хоть немного подумать о моей фигуре!

Марион опустила ложку в блюдо с жарким.

– Но у тебя прекрасная…

– Больше никакой пищи с холестерином, – прервал ее Гюнтер на полуслове. – Ведь с таким же успехом ты могла бы положить передо мной пистолет, чтобы я немедленно застрелился!

– Что, во имя всех святых, на тебя нашло? – Марион села рядом и сокрушенно покачала головой.

– Марион, мне исполнилось шестьдесят, если ты не забыла, и я хотел бы прожить еще несколько лет! Жить, а не существовать, понимаешь?!

– Хорошо. – Марион встала, чтобы убрать со стола блюдо с поджаркой и клецки. – Мне ничего не стоит поменять блюда. Просто я думала… – Звонок в дверь прервал ее на полуслове. – Кто бы это мог быть? – Она вопросительно посмотрела на мужа. – Ты ждешь кого-нибудь?

– Возможно. – Внезапно Гюнтеру пришло в голому, что это Линда, и его пульс участился. Глупость, успокоил он себя, у нее нет повода прийти сюда.

Марион открыла дверь. Перед ней стояла незнакомая дама лет тридцати и широко улыбалась.

– Я не могла отказать себе в удовольствии зайти к нам, чтобы поблагодарить вашего мужа!

– Да? – Марион мучительно вспоминала, знакомо ли ей лицо этой дамы. – За что же?

– Как за что? За щедрое пожертвование. Не каждый день случается, что совершенно посторонний человек приходит к нам с открытым сердцем и дарит его тепло. Простите, он дома? Я могу войти?

Марион отступила в сторону, совершенно не понимая, что происходит. Так или иначе, но все пожертвования Гюнтера проходят через ее руки. Может, это был какой-то партийный взнос? Но и об этом следовало бы сказать, чтобы не злить и не расстраивать ее.

По лицу Гюнтера она видела, что тот тоже не совсем понимает, в чем дело. Дама протянула ему руку, и он встал, чтобы пожать ее, но Марион заметила, как дрожит рука мужа.

– Я хочу выразить вам сердечную признательность от имени общества охраны животных. Ваши деньги позволят нам развивать наши программы. Продолжить строительство нашего приюта для бездомных животных. И если в ближайшее время, благодаря таким щедрым пожертвованиям, мы приблизимся к открытию приюта, я приглашаю вас, – она повернулась в сторону Марион, – и вас, конечно, тоже, на это торжество. И заверяю вас, что таблички с вашими именами займут самое почетное место на фасаде нашего объекта.

Гюнтер не знал, как ему реагировать. Эта дама странно возбуждена. Может, произошла какая-то ошибка?

– Да, спасибо, – осторожно ответил он и попытался высвободить руку, которую дама по-прежнему сжимала в своих ладонях.

– Да, так, а здесь ваши квитанции, чтобы все было правильно! – Она кокетливо засмеялась, опустила руку в свою сумочку, достала конверт и положила его на стол. – Если возникнут какие-то вопросы, в следующий раз вы можете обратиться прямо ко мне. Меня зовут Аннемари Розер. Я председатель местного отделения общества защиты животных.

– Ах да. Да, спасибо!

Марион попыталась угадать, что в конверте. Бомба? Но тогда конверт выглядел бы иначе. И дама постаралась бы сунуть его прямо в руки Гюнтеру. Или это Клаус внес какие-то деньги? Но со своими деньгами они могли бы выкупить это общество полностью. И обеспечить ему безбедное существование.

Аннемари Розер положила рядом с конвертом свою визитку.

– Не стану более мешать вам. Было очень приятно познакомиться. И еще раз огромное спасибо. Всего хорошего, и надеюсь на скорую встречу!

Марион поспешила проводить ее до дверей. Ей не хотелось оставлять Гюнтера наедине с этим подозрительным конвертом. Марион заинтересовало, о какой сумме идет речь. Когда она вернулась, Гюнтер вскрыл конверт. С первого взгляда он догадался, о каких деньгах идет речь.

«Ага, – подумал он, – маленькая бестия».

– Ах, Боже! – рассмеялся Гюнтер, когда Марион пошла на террасу. – У меня совсем вылетело из головы. И из-за этого они устроили такое представление!

Марион взяла из его рук лист бумаги.

– Шестьсот марок, – удивилась она. – Шестьсот марок для общества защиты животных? Почему столько? Есть какая-то причина именно для такой суммы?

Гюнтер налил себе еще пива и не спеша выпил.

– Пари, из-за Клауса я проиграл пари. Все просто, но я совсем забыл об этом!

Марион помахала квитанцией у него перед носом.

– Но на квитанции стоит сегодняшняя дата. Как можно забыть то, что было сегодня?

– О чем ты, Марион, просто Клаус все уладил. Думаешь, у меня есть время заниматься такой ерундой? Подавай-ка мне лучше клецки!


Линде так и не удалось поделиться с кем-нибудь своей новостью. Ирэн уехала в Мюнхен на курсы повышения квалификации, а Дирк вряд ли подходящий партнер для таких разговоров. Он почти наверняка отнесется ко всему этому слишком серьезно, и все удовольствие от затеи, таким образом, пропадет. Конечно, Моника от души повеселилась бы над проделкой Линды. Но Моника, в ее теперешнем положении, не совсем годилась на роль человека, которому можно доверить такие тайны. Нет, кроме самой близкой подруги, делиться своим и приключениями Линда ни с кем не будет.

* * *

Линда не нашла ничего лучше, чем заехать после работы к Дирку. Он, как и вчера, корпел над учебниками. Предложение пойти в кино не вдохновило молодого человека.

– Кино… – застонал он. – Конечно, если бы мне не хватало кино здесь! Я сегодня уже насмотрелся кино во время лекций. Одно интереснее другого! И если я не сдам экзамен, мой старик задаст мне!

– Что значит – твой старик задаст тебе! – Линда села к нему на колени и обняла за шею. – Ты должен бояться меня, в конце концов! Наша связь может так когда-нибудь разрушиться!

– Что?! – Дирк откинул назад свои длинные волосы, глаза у него были усталые.

– Любовная связь, – уточнила Линда, встала и одернула свою короткую юбку. – Мы что, не можем даже выпить по стакану вина? Обещаю оставить тебя после этого в покое.

Дирк повернулся к ней и зевнул.

– Если хочешь, – ответил он и снова отвернулся. – Посмотри в холодильнике, может, там есть бутылка.

Линда пошла в соседнюю комнату, превращенную в маленькую кухню.

– Красное вино не хранят в холодильнике! – крикнула она оттуда Дирку.

– Что за идиотское правило? – возмутился Дирк и закинул ноги на письменный стол. – Ты говоришь сейчас почти так же, как мои старики! Кто же пьет летом теплое, словно моча, вино?

Линда вернулась с бутылкой и двумя стаканами.

– Ну да, знаток, тоже мне! – Она засунула ледяную бутылку ему между голых колен.

– А—а, ты сошла с ума! – Дирк резким движением скинул ноги со стола и вскочил. – Ты что, решила сегодня поиграть в садо—мазо?

– Да, если тебе это понравится, – засмеялась Линда и начала щипать его за волосы на голых лодыжках.

– Реакция исключительная. – Дирк указал на свои шорты.

– Что может сделать с человеком холодная бутылка с красным вином! – Линда взяла его указательный палец и провела им по своему животу.

– Прекрати это немедленно, если всерьез хочешь связать свою жизнь с будущим адвокатом!

– Ах, бросьте, я же, в конце концов, и сама хорошо зарабатываю. – Линда расстегнула «молнию» у него на шортах.

– Как скажете. – Дирк зарылся лицом в ее волосы и начал медленно покусывать мочку уха.


Ровно в половине одиннадцатого Линда загнала свой автомобиль в гараж. Она была слегка навеселе. Это все Дирк. Он вдруг пожелал пойти вместе с ней и выпить по кружечке пива. Сам-то пошел домой пешком, а ей пришлось ехать в свою новостройку, хотя лучше всего в таком состоянии не садиться за руль. Линда вошла в лифт.

Когда двери лифта открылись, она тотчас заметила: у дверей квартиры что-то лежит. Этого здесь быть не должно. Ей собирались принести какую-то посылку? Что-то не припоминается. Подходя к двери, она поняла, что это не пакет, а картонная коробка. Линда нагнулась и прочитала надпись на ней. Шампанское. Шесть бутылок. Она выпрямилась, замерла над коробкой и почувствовала, как по телу побежали мурашки. Теперь все ясно. Понтер Шмидт приезжал вчера не к деловому партнеру. У Гюнтера Шмидта совершенно другие намерения. Его деловой партнер – это она, Линда Хаген!


А на другом конце города Гюнтер Шмидт уже, наверное, в десятый раз набирал номер телефона Линды. И снова впустую. Но должна же она когда-то вернуться домой! Он, было, попытался поехать к ней сам, но испугался, как бы Марион что-то не заподозрила. Ему кое-как удалось замять эту историю с обществом охраны животных, но Марион лучше, чем кто-либо, знает, что ее муж скорее пожертвует деньги обществу ветеранов войны, чем даст хоть пфенниг на постройку собачьей будки.

Поэтому он уселся рядом с Марион в кресло перед телевизором, где шли «Новости», начал ругать политиков. Гюнтер делал это почти всегда, когда случалось смотреть «Новости», и тем самым его поведение было вне подозрений. Вот глупость! Он послал девчонке коробку шампанского, а той до сих пор нет дома. Где ее, черт возьми, носит?

В его голове пробуждались самые дикие фантазии, тогда как взгляд бездумно застыл на экране.

– Бедная женщина, – услышал вдруг Гюнтер голос Марион.

– Что? – Гюнтер попытался сконцентрироваться на передаче.

– Ты не слышишь, о чем идет речь? – Марион лежала, укрывшись мохеровым пледом, на диване и задумчиво смотрела на мужа, сидящего в своем любимом кожаном кресле. Это кресло подарили ему на последнее Рождество. Между ними стоит сервировочный столик. На нем бутылка белого вина и два чистых бокала.

– Что ты сказала? – Гюнтер вернулся к реальности. – Я не совсем понял тебя.

– Ну, женщина, которая должна одна растить близнецов. Это же ужасно!

– Откуда тебе об этом знать? Ты же не рожала!


Линда затащила коробку с шампанским на кухню и нерешительности стояла перед ней, не зная, что делать дальше.

Что, собственно говоря, он о себе возомнил? Он же знает, что у нее есть Дирк.

С другой стороны, еще никогда в жизни ни один мужчина не присылал Линде шампанское. И уж точно никто – целый ящик.

Лучше всего погрузить все это в машину и отвезти прямо к дверям дома Шмидта. С самыми добрыми пожеланиями от Мэрилин Монро с того света. А еще лучше ставить каждую ночь по одной бутылке между белыми колоннами его виллы. Причем каждый раз надевать на горлышко бутылки новый кондом. Один раз черненький, следующий раз красненький, потом с банановым вкусом, а под конец с пупырышками.

Ухмыльнувшись, Линда начала искать в шкафу презервативы. Там должна быть еще одна упаковка, это она помнила точно. Но та, которую она нашла, вызвала у Линды вздох разочарования. Это обычные презервативы, безо всяких приколов. И срок годности истек. Она выбросила упаковку в мусорное ведро и задумалась, что делать дальше, но потом решила оставить проблему на утро. Линда пошла в ванную, после чего сразу легла в постель. И когда, после полуночи, телефон позвонил еще раз, она уже крепко спала.


В двух километрах от дома Линды в своей постели рядом с Региной лежал Клаус и никак не мог уснуть. Он еще и еще раз прокручивал в голове свой план. План действительно гениален, но муки совести не оставляли Клауса. Никогда он не поступал так по отношению к друзьям. Даже в мыслях. Клаус вздрогнул и перевернулся на другой бок. В слабом свете он увидел жену, укрывшуюся до макушки одеялом. Черты ее лица расслаблены, она похожа на ребенка. Клаус подумал о прежних временах, когда укладывал своих детей по выходным в кроватку и подолгу просиживал рядом, пока они не угомонятся и не заснут. Тогда он не мог насмотреться на их радостные, счастливые даже во сне лица. Они были как маленькие ангелочки с пухлыми губками. Разум подсказывал ему еще в ту пору, что когда-нибудь все это останется только в воспоминаниях, но сердце не хотело прислушиваться к голосу разума, и чувства переполняли его.


Планы у Гюнтера на сегодняшний день были поистине наполеоновские. После обеда он должен встретиться с Клаусом, чтобы вместе с ним разработать стратегию на новый жизненный этап. А вечером Гюнтер отметит этот поворот в своей судьбе. Отметит шампанским. С Линдой. Со своей маленькой Линдой. Правда, она еще ничего не знает о предстоящем празднике, но все поправимо. Настроение у Гюнтера приподнятое. Начало десятого утра. Время позволяло заехать в парикмахерскую. Прическа теперь должна стать несколько короче – более стильной и динамичной, если угодно. Гюнтер улыбнулся своим мыслям, подыскивая место для парковки в центре города. В этот момент перед парфюмерным магазином неподалеку освободилось одно. Тоже знак судьбы. Не мешало бы сменить и свои парфюмерные пристрастия. Ароматы одеколонов за последние годы изменились. Определенно. И та туалетная вода, которой Гюнтер пользовался прежде, наверняка уже не в моде.

Гюнтер припарковал машину, подумал, стоит ли платить за парковку, но решил рискнуть.

Не подходя к парковочному автомату, он направился к открытой двери магазина.

Линда в дальнем углу зала консультировала покупательницу. У нее подкосились ноги, когда она увидела, как со стоянки к магазину направился Гюнтер Шмидт. Он быстрым шагом прошел к отделу в другом конце магазина и обратился к продавщице. Какое нелепое положение, подумала Линда, что будет, если он увидит ее здесь, в этом идиотском халате. Словно шпалоукладчица какая-то! Линда решила скрыться в подсобке.

– Ради Бога, извините меня, – слабым голосом прошептала она покупательнице. – Мне что-то нехорошо. Я покину вас на несколько минут.

Она выскочила в соседнюю дверь. Здесь Линда остановилась, перевела дыхание и попыталась привести в порядок свои мысли. Собственно, она могла бы сейчас выйти, подойти к нему и прямо дать ему понять, чтобы он раз и навсегда исчез из ее жизни вместе со своим дурацким шампанским. У нее есть все основания поступить так. Но что-то удерживает ее. Линда приоткрыла дверь в торговый зал. Рядом с Гюнтером появилась еще одна продавщица. Теперь она выставила на демонстрационный столик флаконы с мужской парфюмерией. Вторая между тем разложила рядом пробные флаконы. Все очень озабочены и заняты. Только брошенная Линдой на произвол судьбы покупательница одиноко топталась в углу и требовательно оглядывалась. В конце концов, не сказав ни слова, она просто ушла. Однако и Гюнтер тоже не слишком задержался у прилавка. Через четверть часа он покинул магазин, унося с собой пакетик с покупками.

– Почаще бы нам таких покупателей, – заметила Рената, одна из продавщиц, закрывая кассу. – Этот один купил сегодня товаров на сумму, которую мы заработали за весь вчерашний день!

Линда рассматривала чек. Два флакона женских духов на девяносто марок, лосьон для тела и гель для душа еще на сто и мужской одеколон за двести пятьдесят.

– Да, вчера было вообще отвратительно, – согласилась Линда.

– Еще бы. – Рената убрала на витрину оставшиеся образцы. – Так он еще и расплатился наличными. Значит, не будет никаких процентов на налог. Это же чертовски здорово!

– Не иначе как старичок завел себе подружку. – Вторая продавщица посмотрела на свои длинные ноготки. – В таких случаях они всегда платят наличными! Никаких кредитных карточек, никаких чеков, никаких следов!

– Ну, ты у нас спец по таким делам! – Рената сморщила носик. – Давайте лучше оприходуем новый товар. И даст Бог, этот дядечка окажется не единственным нашим клиентом сегодня!


Марион тоже отправилась в город. У нее возникло предчувствие, что не все из происходящего вокруг понятно ей. В их отношениях с Гюнтером было нечто подобное сразу после объединения, в 1989 году. Тогда муж тоже постоянно находился в дурном настроении, часто срывался. Марион предположила, что на горизонте появилась другая женщина. В конце концов тогда она узнала через Клауса, нет, даже через Монику, что Гюнтер вложил все их средства в рискованные финансовые операции на Востоке. И не сказал ей ни слова! Моника в ту пору еще не развелась с Клаусом. Она позвонила Марион как-то вечером и, не слишком не церемонясь, спросила, вполне ли независимо от Понтера в финансовом плане чувствует себя Марион. Независимо от денег и бизнеса Понтера. Марион нашла такое поведение Моники хамским. С чего это вдруг та сует нос в их личную жизнь? Но она получила тогда хоть какую-то информацию и потому никогда не припоминала Монике о том случае.

Сейчас из головы Марион не выходила история с пожертвованием в фонд общества защиты животных. Гюнтер никогда не жертвовал денег ни на какие мероприятия без веских на то оснований. Но что крылось за этим шагом? Никакого пари не было, это точно. Ни Клаус, ни Гюнтер, даже в самом сильном опьянении, не стали бы спонсировать общество защиты животных. Только если эта организация стала бы одной из фигур в их новой финансовой игре и использование этой фигуры могло принести доход. Марион решила во всем разобраться.


Расстроенная Регина Раак тоже в дороге в этот утренний час. Начиная с воскресенья Клаус каждый вечер запирался у себя в кабинете и работал всю ночь напролет, а утром сидел за столом разбитый и молчаливый. И отказывался отпустить ее в отпуск. Даже на собственные деньги и с подругой.

«Для чего я выходила замуж?» – в который раз спрашивала себя Регина. Она убрала дом, и ей было нечем заняться. Какое-то время она смотрела в окно, потом решительно сняла трубку и позвонила Клаусу в офис.

– Клаус, ты хотел бы ребенка?

– Что?!

– Чтобы мы завели ребенка! Тогда я немедленно перестану пить таблетки.

– Регина, извини, у меня переговоры!

– Я спрашиваю, ты хотел бы?

– Прошу тебя!

– Хотел бы?

– Нет!

– Нy, тогда хотя бы собаку!

– Что?!

– Я так одинока! Тебя никогда нет рядом!

– Я…

– Если бы был ребенок!

– Регина!

– Ну собака!

– Хорошо, если хочешь…

Как с родителями! Регина покачала головой. Какое унижение! Все время быть в роли просительницы и не иметь возможности решать что-либо самостоятельно.

Тем не менее, она хоть чего-то добилась! И к тому времени, когда Клаус вернется домой, там будет собака! И она не позволит ему отыграть назад. Регина взяла ключи, завела машину и отправилась в питомник общества защиты животных выбирать себе четвероногого друга.


Марион и Регина встретились на том самом перекрестке, от которого вела грунтовая дорожка к питомнику.

«Интересно, ей-то что здесь надо?» – удивилась Марион. В ее голове зароились подозрения. Вполне вероятно, что Регина посвящена в планы своего мужа. Как и Моника в былые времена. Только Марион, как всегда, выглядит дурой! Она вообще не в курсе происходящего!

Регина кивнула Морион из своей машины и, улыбаясь, сделала жест рукой, означающий, что она готова уступить дорогу. Да Марион умрет, если из-под колес машины Регины вылетит хоть один камешек и поцарапает краску на капоте ее машины. Регина пристроилась следом, и они поехали к питомнику. Камешки с дороги стучат по капоту и по днищу Регининой машины, но ей все равно. Главное, что в ее доме появится собака! Как давно Регина мечтала об этом! Но сначала не позволяли родители, потом ей приходилось много работать и не было времени. Но теперь мечта наконец сбывается. «Что же ищет в этом районе Марион?» – думала Регина. Она не могла себе представить, что Шмидты интересуются животными бескорыстно – разве что из них можно что-то приготовить: пожарить или запечь в гриле кусочек мяса.

Женщины припарковали машины рядом с огромными чугунными воротами и поздоровались.

– Теперь наши мужья станут почетными членами, – сказала Марион, пожимая руку Регины.

– Вот как? – изумилась Регина. – А я думала, они заняты бизнесом.

Значит, все-таки бизнес. Марион решила еще немного подождать. Может, откроются еще какие-то детали.

Почетные члены, вздохнула Регина. Марион постоянно использует военный сленг. Почетный член, торжественный салют, Почетный легион. Гюнтеру впору вывесить над домом флаг, словно он единственный победитель всех войн. Она позвонила в ворота питомника.

Тотчас раздались многоголосый лай, рычание и чавканье. После второго звонка калитка открылась, и молоденькая девушка жестом пригласила их войти, но дальше калитки не проводила.

– Осмотритесь здесь пока спокойно сами, – сказала она, стараясь перекричать шум. – Я должна закончить работу.

С этими словами она исчезла в одном из вольеров.

«И таким людям мы отдали шестьсот марок». Марион радовалась, что у Гюнтера все же совсем иные планы, чем строительство нового вольера или еще что-то в этом роде. Она осмотрелась: площадь большая, вдали виднеется что-то похожее на ангар для самолетов. Повсюду загоны и вольеры для животных. Ну, ясно, Гюнтера и Клауса привлекло место. Они прозондируют почву, подождут разрешения и снесут эту богадельню для нового строительства. Можно спокойно уходить.

Кажется, на этот раз нет ничего угрожающего. Так, небольшая коммерческая тайна.

– Поскольку до нас здесь никому нет дела, я, пожалуй, пойду, – сказала она Регине, отряхивая свое светлое платье, и направилась к воротам.

В этот момент из домика, очевидно, служащего офисом, вышла Аннемари Розер.

– О, госпожа Шмидт, подождите минуту, постойте!

Но Марион была уже за воротами.

– Ах как жаль, я с таким удовольствием показала бы нашей благодетельнице, как мы намерены использовать ее пожертвования, – разочарованно протянула Аннемари.

– Благодетельница, пожертвования? – озадаченно спросила Регина, в недоумении глядя на закрывшуюся за Марион калитку. Регина уверена, что ослышалась. – Это была Марион Шмидт.

– Да, именно. Как глупо, что Соня не сказала мне сразу, что вы пришли! Какое теперь у фрау Шмидт сложится о нас впечатление!

– Да такое же, как и у меня. Но я-то хотела бы приобрести у вас собаку. Средних размеров, ласковую, но умеющую защитить хозяина. Есть у вас такой песик?

Через два часа в машине Регины сидел огромный пес. Его зовут Бобби, ему около трех лет, у него длинная светлая шерсть, его нашли во время пасхальных праздников на велосипедной площадке возле супермаркета. Узнав между делом, что Шмидты пожертвовали питомнику шестьсот марок, что общество охотно арендует землю с постройками для размещения там состарившихся животных, Регина пообещала, что поможет решить эту проблему. У нее есть на это время. Это куда лучше, чем считать у себя в саду шипы на розовых кустах!

* * *

У Клауса в офисе все было готово. Но когда ровно в четыре Гюнтер появился на пороге его кабинета, Клаус с трудом скрыл напряжение.

– Так, давай посмотрим! – Гюнтер остановился перед большим столом, на котором Клаус разложил бумаги. – Тебе удастся потом скрыть все концы? – Он сделал в направлении бумаг характерный жест рукой.

– Это даже не обсуждается. – Клаус подошел и встал рядом. – Я сейчас все объясню тебе. Во всяком случае, готов гарантировать; что на некоторое, пусть и короткое, время ты станешь беднейшим человеком! Ха-ха-ха!

– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. Мне очень хотелось бы посмеяться вместе с тобой!

– А в противном случае ты заплачешь? Они сели за стол.

– Итак, у тебя есть недостроенное офисное здание в Берлине, в его строительство ты инвестировал некоторое количество своих акций. Ты решаешь продать эту стройку некоему акционерному обществу и на этой сделке прогораешь.

– Что мы при этом получаем?

– Никто не может проконтролировать стоимость этой сделки, выяснить, что цена продажи соответствует действительности. Твой бизнес несет огромные убытки.

– Звучит хорошо! А это… акционерное общество принадлежит тебе? – Гюнтер сделал глоток воды.

– Да, совершенно легальное «Брифкастен АГ», записано на мое имя, – успокоил его Клаус.

– Ага! – Гюнтеру все еще не по себе. – А как я получу потом деньги назад и что будет с моим строительным бизнесом?

– Акционерное общество в Лихтенштейне тотчас же купит твой уцененный строительный бизнес и дочерние предприятия в Восточной Германии. Да и чего стоит прогоревший бизнес? – рассмеялся Клаус.

Гюнтер кивнул.

– Хорошо, – согласился он. – А деньги?

Клаус понизил голос:

– Ты получишь нотариально заверенную доверенность на право управления всеми акциями «Брифкастен АГ». Об этой доверенности не будет знать никто.

– Тогда все акции перейдут через какое-то время ко мне.

– Абсолютно верно! – Клаус кивнул. – И именно по той цене, которую мы сейчас определим. Ну, как тебе мой план?

Гюнтер встал и начал ходить по комнате, обдумывая услышанное. С помощью этой сделки он сведет свой капитал до символической стоимости. Клаус прав. Все продумано очень здорово. И с налогами никакой проблемы. Это еще один плюс, еще один трамплин на пути к свободе. Он остановился перед Клаусом.

– O'k, let's go![2]


Клаус встал и пошел к компьютеру.

– А остаток? – спросил Гюнтер. – Что делать с наличностью?

– Это около миллиона. Прогуляй его. Например, Вадуц, очень неплохое местечко. Почему бы хоть раз не побывать там?

– Если все получится, я предоставлю возможность посетить Вадуц тебе и пожелаю получить удовольствие!

Гюнтер, слегка прищурившись, улыбнулся Клаусу и еще раз обдумал все сказанное. В соответствии с планом Клауса капитал удастся вывести из страны легко. А Гюнтер через какое-то время последует за ним со своей куколкой. На Марбеллу, на Малибу или еще куда-нибудь, где ее прекрасное тело почти не потребует одежды. И они будут наслаждаться жизнью на полную катушку.

Клаус украдкой наблюдал за ним.

– Кажется, план тебе понравился.

– Что, заметно?

– Да.

– Ну тогда, мой друг, открой бутылочку коньяка, и давай выпьем за всех Регин и… – у него едва не сорвалось с языка «Линд», – и всех юных дам этого мира!

– И за нас! – добавил Клаус, направляясь к бару.

В зеркале стойки бара он увидел свое изменившееся, осунувшееся лицо. Но глаза снова блестели, и Клаус испытывал неимоверное облегчение. Он словно светился изнутри. Клаусу понравилось свое отражение. Итак, первый пласт отработан! Как хорошо сказал Гюнтер: «За всех Регин этого мира!»

Клаус раскрыл свой ноутбук, и оба склонились над монитором, вникая в детали плана. Раздался стук в дверь, и Клаус поднял взгляд.

– Где эта фрау Целлер? Гюнтер посмотрел на часы.

– Должно быть, отправилась домой, ведь рабочий день закончился!

Снова стук.

– Да! Войдите!

Дверь медленно приоткрылась. Огромная собачья морда просунулась в щель, но тут же исчезла.

– Это еще что такое? – Клаус уставился на дверь.

– Вперед, Бобби, смелее, – послышался из-за двери звонкий голос.

– Регина?

– Нет, Бобби! – Дверь распахнулась, в проеме появилась Регина с огромным псом на поводке. – Разреши представить тебе нашего нового члена семьи. Бобби, мобильный берберовский ковер!

– Ага. – Клаус растерялся.

– А он не слишком большой? – спросил Гюнтер и встал, приветствуя Регину. – Я могу пожать тебе руку, не рискуя быть покусанным?

Регина вошла в комнату.

– А вот мы и проверим сейчас!

Клаус уже поднялся и подошел к жене.

– Гюнтер прав. Я вообще-то представлял себе собачку чуть поменьше. Репинчера, например.

– Но мне больше всех понравился Бобби! – Регина почесала пса за ухом. Ей даже не пришлось для этого наклоняться.

– Но с такой большой собакой надо много заниматься, – заметил Клаус.

– Кто у нас домохозяйка, я или ты? – Регина покачала головой. – Что же теперь? Ты совсем не рад? Не хочешь приветствовать Бобби?

Клаус бросил умоляющий взгляд на Гюнтера.

– Ну почему?

Гюнтер расхохотался.

– Подожди, что-то еще принесет домой твоя жена! – бросила Регина.

– Что такое? – смех Гюнтера оборвался. – Что ты имеешь в виду?

– Она тоже была в питомнике. Кое-какие планы у нее наверняка есть.

– Марион в питомнике? – Гюнтер непонимающе посмотрел на Регину.

– А тебе это кажется невероятным?

Шея у Бобби длинная, и он без труда дотянулся до Гюнтера, желая обнюхать.

Гюнтер взглянул на собаку, затем снова на Регину.

– Нет. Уже нет. Только удивительно все это.

– А ты разве просто так купил сегодня новую парфюмерию?

– Я? G чего ты взяла?

Пес чихнул и попятился.

– Ты пахнешь иначе. Много смешанных ароматов. Бобби тоже не выносит этого.

Мужчины переглянулись.

– Ну ладно. Пойдем, Бобби. Вы можете еще немного поработать спокойно. Мы погуляем по парку. – Регина поцеловала мужа.

– Но я уже готов.

– Не торопись… – Регина и пес исчезли за дверью.

– Как она изменилась! До сих пор сердилась, когда я опаздывал хоть на минуту. – Клаус, покачав головой, вернулся к компьютеру.

– Ты получил отличного охранника. И практично и безопасно!

– И это говоришь ты!

– Во всяком случае, лучше, чем любовник! Нет?

– До того момента, пока мы не столкнемся с ним ночью в коридоре!


Через полчаса Гюнтер уже сидел в машине и размышлял о жене. Вполне возможно, что Марион шпионит за ним. А если она поговорила с этой Розер, то, вероятно, уже знает, как выглядела девушка, приносившая деньги. Во всяком случае, точно не как Клаус.

Светофор на перекрестке перед Гюнтером переключился на красный. Гюнтер затормозил, продолжая думать. Ну, допустим, что деньги приносила одна из сотрудниц Клауса. Как бы там ни было, но семейный кризис необходимо предотвратить. Еще не пришло время. Позади просигналили. Дьявол! Гюнтер поднял взгляд и увидел, что горит уже зеленый. Он тронулся с места и посмотрел в зеркало заднего вида. Регина махала ему рукой. И ее нельзя исключать. У Регины слишком много свободного времени. Она многое замечает, каждую мелочь. Действительно, следует быть более чем осторожным. Помахав ей в ответ, Гюнтер свернул к дому.


Линда накрыла на стол в своей маленькой квартирке в «гетто». Она хотела поговорить с Дирком о Гюнтере Шмидте, поэтому пригласила его на ужин. Дирк, правда, дважды переспросил ее, не лучше ли поужинать у него, потому что из-за предстоящего экзамена совсем нет времени. Но Линда настояла на своем, точно зная, что в своей берлоге молодой человек ни на минуту не оторвется от книжек и вряд ли даже толком выслушает ее.

– Я приготовлю тебе настоящее ризотто с грибами и сыром и со всем, что еще к этому полагается, – пообещала Линда.

– А что еще к этому полагается? – настороженно поинтересовался Дирк.

– Увидишь…

– Ты продемонстрируешь мне нечто новое в моде на женское белье?

– Ты мог бы заметить, что старым бельем я не торгую!

Это верно, на своей дополнительной работе она не слишком усердствовала. У нее был контракт с крупнейшим в Рёмерсфельде бутиком женского белья, и Линда иногда демонстрировала новые коллекции во время приватных показов. А дальше сведения о новых коллекциях распространялись уже по цепочке. Главным образом дамы, которые присутствовали на показе, передавали информацию своим подругам. Как правило, делалось это ко всеобщему удовольствию, а ей магазин за это регулярно выплачивал деньги. Последний раз Линде удалось продать во время такой акции семь комплектов. Это надо было видеть! Может, как-нибудь попробовать раскрутить этих дам еще раз?

Линда пошла на кухню., чтобы приготовить ризотто. В очередной раз ей пришлось обходить стоящую посреди комнаты коробку с шампанским, которую очень хотелось пнуть. Линда взяла из шкафа две коробки с полуфабрикатами (Дирк все равно не заметит разницы) для ризотто, достала из холодильника четверть головки сыра «Пармезан» и шампиньоны.


Гюнтер приехал ужинать домой. Марион успокоилась, настроение у нее улучшилось. Она посвящена теперь в планы Гюнтера и поэтому не зависит от перепадов его настроения. Марион похвалила новую прическу мужа и рассказала свежие городские сплетни. О своем посещении приюта для животных она не обмолвилась ни словом, и Гюнтер решил, что тема закрыта. Марион приготовила витаминный салат и к нему специальное блюдо с нарезанными кусочками колбасы, грудинки и сыра. Гюнтер съел уже третий бутерброд с колбасой, но так и не притронулся к салату.

– Не хочешь попробовать салат? – Марион наполнила его тарелку. – Я подумала…

– Чуть позже, – оборвал ее Гюнтер.

Он знал, откуда такая забота о его здоровье – все это из-за вчерашнего разговора.

С завтрашнего дня он начнет строго следить за своими поступками.


Клаус до сих пор еще не покинул свой офис. Проводив Гюнтера до двери, он с удивлением отметил, что офис действительно пуст, все уже давно ушли. Он остался совсем один, наедине со своими мыслями. Находясь в приподнятом настроении, Клаус налил себе еще коньяку, удобно расположился в своем широком кожаном кресле и положил ноги на стол.

Загрузка...