Государственные интересы

Глава 3

И снова я потеряла счет времени. Периодически выныривая из наполненного болью забытья, я пыталась хоть немного двигаться. Движение порождало еще большую боль, и я снова оказывалась без сознания. Замкнутый круг. Все внутренности болели, если мне их и не окончательно отбили, то какое-нибудь воспаление я уже точно заработала.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я смогла более-менее долго оставаться в сознании, и даже понемногу разминать руки-ноги. Как ни странно, я даже нашла свою плюс в побоях — не хотелось есть. Желудок, просто не переставая болел, на любые мысли о еде отзываясь вспышкой тошноты. А вот пить хотелось — это факт. Во рту стоял гадостный привкус крови и желчи, горло было сухое. Полкняжества за кружку воды, пусть даже мне и не светит занять батюшкин трон. Да, я оставляла немного воды в той, с таким трудом добытой, кружке, однако её унесли вместе с креслом и табуреткой.

Наверное, я опять потеряла сознание. Потому, что когда пришла в себя в следующий раз — заметила на том же самом месте, где и стояла первая, новую кружку с водой. Казалось бы: как добывать воду я уже знаю, опыт есть. Однако, я не учла своего нового состояния здоровья. Мне было сложно даже встать, не говоря уже о том, чтобы ловко и тонко действовать ногами.

«Сложно встать — ползи» — вывела я для себя новое жизненное правило. Ползти, правда, тоже было очень больно и сложно. Несколько раз я теряла сознание, а, очнувшись, упрямо продолжала путь. Потом долго лежала на полу, отдыхая, пытаясь отстраниться от своего тела, и собираясь с силами на новый рывок. Не знаю, собралась я с ними, или нет, но сухой спазм в горле заставил меня сесть. Правда, первый раз не получилось — руки подогнулись, и едва не оказалась снова на полу. Однако ужасная мысль о том, что надо будет начинать сначала, заставила меня совершить какой-то немыслимый рывок, и удержаться в сидячем положении. На что тело тут же отозвалось волной такой боли, что в глазах потемнело.

Как я смогла добыть злосчастную кружку — не помню. Видно, без разума тело решило действовать самостоятельно. На этот раз я не стала делать никаких запасов на «будущее». По моим прикидкам — у меня его просто не было. Поэтому, выпив почти все, что было, кружку я швырнула на пол, а сама поползла обратно к тюфяку.

Ложиться на этот раз не стала. Просто села, оперевшись спиной о стену. Правда, было очень холодно. С другой стороны, холод немного успокаивал боль. Какая я молодец — умудряюсь везде находить хорошее.

Когда в замке заскрипел ключ, и дверь начала открываться, я спешно закрыла глаза, низко опустила голову, коснувшись подбородком груди. Руки безвольно лежали вдоль тела.

— Эй, княжна, — по голосу я опознала мужеподобную женщину. — Сдохла, что ли?

Естественно, отзываться я не собиралась. И вообще, старалась почти не дышать, что было очень сложно — сердце билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди, и убежать куда-нибудь подальше отсюда. Но такой вариант меня не устраивал. Убегать я собиралась с полным набором органов.

Похитительница подошла поближе. Я не двигалась.

— Нежная какая, — зло произнесла женщина. — За два дня не оклемалась, — отвечать было ниже моего достоинства. Женщине ничего не оставалось, кроме как приблизиться ко мне. Попинала ногой в бок, на что печень отреагировала очень уж бурно, и мне стоило огромных трудов не дернуться и не завопить. Тогда похитительница присела рядом, коснулась рукой моей шеи, проверяя пульс. Я не стала ждать, когда она убедится в его наличии. Изо всех сил, какие еще во мне оставались, я ударила её по голове тяжелым металлическим обручем на правой руке. Попала в висок, и женщина на несколько мгновений потеряла сознание. Я сознавала, что сил во мне было немного, а потому быстро перехлестнула крест накрест цепями её горло, и развела руки в стороны, получившейся петлей стараясь придушить похитительницу. Та пришла в сознание и захрипела.

— Ключ! — не менее драматично прокаркала я, сама едва не лопаясь от усилий. Руки женщины потянулись к поясу. Хотя я точно помнила, что ключ от оков был во внутреннем кармане её плаща, где-то в районе груди. Я зло рванула руки в разные стороны. — Ключ! — прорычала я снова, едва не срываясь на стон. Мне казалось, что она делает все невыносимо медленно — тянется к плащу, роется в кармане, вытаскивает ключ, заводит руку за голову, почти вкладывая ключ мне в ладонь. Крепко сжимая его, расцарапывая запястья железными кандалами в кровь, я все тянула руки в разные стороны, пытаясь придушить противницу до такого состояния, чтобы она не могла сопротивляться. Когда женщина перестала дергаться, я еще раз ударила её в висок, потом осторожно, но быстро открыла замок на правой руке, и защелкнула его на левой конечности противницы. То же самое повторила и с другой рукой — теперь, если бы она захотела изменить положение, то начала бы душить саму себя.

Свободна? Только сейчас, выбравшись из-под противницы, я поняла, что освободилась. Сама. От осознания этого, едва не лишилась чувств. Но быстро поняла, что все, что было сейчас — лишь разминка. Ведь впереди было самое трудное — выбраться отсюда. Первым делом я стащила с женщины плащ. Вот уж действительно — богатырка. Широкие плечи, узкие бедра, почти никакой груди. Зато лицо удивительно миловидное.

Однако, времени рассуждать не было. Не знаю, то ли освобождение придало мне сил, то ли я наконец-то сумела как-то отстраниться от боли, но я её почти не ощущала. Точнее ощущала, но как что-то вне моего разума.

На поясе у женщины в ножнах висел средней длины кинжал. Вытащив его, я аккуратно срезала с богатырки мужскую рубашку. Потом стянула брюки. Навязав все это на плечи и руки, получила хотя бы примерное подобие широких плеч своей похитительницы. Накинув же сверху плащ, надеюсь, и вовсе стала от неё неотличима. Подумав, я помянула Короеда, и отрезала кусок ткани, шириной с ладонь, от своего платья, завязав им рот женщины. Та зло сверкала на меня глазами. Посмотрев на кинжал в своей руке и на богатырку, я задумалась. Да, стоило бы добить её, врагов вообще не стоит оставлять за спиной, но… это же человек. Со своими мечтами, надеждами, разочарованиями. Да, лично мне она делала лишь зло, но вот отбирать за это жизнь — я считала цену непомерно высокой. Может быть, когда-нибудь я смогу перешагнуть через это, и убить кого-то, но сейчас — нет.

Поэтому, я неловко отстегнула с её пояса перевязь с ножнами для кинжала, закрепила на себе, еще раз поправила плащ, повернула ключ в двери, и смело вышла навстречу неизвестности.

За дверью оказалась стража. Целые две боевые единицы мужского пола. Признаться, под их подозревающими взглядами, мне малодушно захотелось забежать обратно, запереться изнутри, и снова приковаться к стене. Подавив недостойные порывы, я, хотя и с трудом, выпрямилась, тщательно закрыла дверь на ключ, и уверенно пошла вперед, пытаясь шагать, как моя похитительница.

Только когда коридор повернул налево, и охранники не могли уже меня видеть, я позволила себе прислониться к стене, и дрожащей рукой вытереть со лба пот. Больше всего сейчас хотелось распластаться под той же стеной, и спокойно сдохнуть. Я и так сегодня сделала больше, чем когда бы то ни было — впервые сама сбежала из плена. Случай, достойный занесения в летописи.

Правда, в оных далеко не все оказывается правдой. Например, герои, по примеру которых я храбро бежала из темницы, никогда не плутали в коридорах вражеского замка/крепости/дома/или хотя бы подвала. Герои никогда не натыкаются на стены, потому что от побоев болит все тело. Герои не хотят есть и пить. И почему я не герой?

Я же совершила первое в своей самостоятельной жизни достижение — сумела заблудиться. Чувствуя себя тем самым героическим мужем, проходящем по пищеводу дракона, я преодолевала коридор за коридором. Когда мне начало казаться, что я нахожусь в одном из запутаннейших лабиринтов Каменного Архипелага, до моего сознания, отупевшего от непрерывной боли и неизбывности каменных стен, дошла мысль, что все подвалы всех домов или замков строятся одинаково. Просто из соображений удобства. Я мысленно прикинула, что если в восточном крыле здания находятся камеры для пленников (что в обычных домах успешно заменены на комнаты для хранения всякой рухляди), значит, в западном крыле — хранятся продукты. Именно так, потому что восточное крыло традиционно было удалено от выхода. Западное же, наоборот, имело по два-три входа или выхода — один шел на кухню, второй — в основной коридор дома, а третий — выходил на задний двор, для того, чтобы без проблем заносить тяжелые коровьи туши и прочую громоздкую и не слишком эстетичную снедь в холодный подвал. Вот он-то мне и нужен. Хотя, впрочем, сойдет любой.

Я вышла из восточного крыла, соответственно, оно осталось сзади. Теперь должен быть небольшой коридор — оный имелся в наличии. Как и стражники, мимо которых я проходила уже третий раз. И которые, надо сказать, уже смотрели на меня с неким подозрением. Правильно. На их месте я бы тоже себя подозревала. Проклятая голова гудела, перед глазами стоял сплошной туман, а мозг не подкидывал ни одной идеи. И в самом деле: как же тут доказывать пытливым стражникам, что я — это та мужеподобная женщина, если я ею на самом деле не являюсь? Паники я не испытывала — на неё уже просто не оставалось сил. Ну вправду: поймают меня. Снова водворят в темницу. Ноги переломают, чтоб не сбежала — живая я им в любом случае нужна недолго. На этой мысли тело взбунтовалось. Оно совершенно не хотело, чтобы ему еще что-то там ломали. А потому, я изобразила крайнюю степень раздражения, нервно дернув плечом, зыркнув в сторону стражников, и со всей дури саданув кулаком об стену. Мысль, пришедшая ко мне, была проста — та женщина, под чьим плащом я скрываюсь, явно подвержена частым приступам гнева. Значит, и стража и прислуга должны были часто наблюдать её ярость. Вот нечто подобное я и постаралась изобразить. Уж не знаю, как получилось, но охранники едва заметно вздрогнули, и отвели глаза. А мне только того и надо было. И еще, чтобы рука так не болела. Едва кости не сломала об эту стену.

Таким же пружинистым шагом, пытаясь в каждом движении передать, как же сильно я раздражена, пошла дальше. Придирчивых критиков тут не было, а потому маскировка срабатывала неплохо. Я прошла коридор, оказавшись в западном крыле. Здесь действительно было гораздо холоднее, пахло кровью, мясом, не всегда свежими продуктами. Но все это было мелко и незначительно.

Из-за постоянной боли, у меня уже отказывало боковое зрение. Я видела лишь то, что было прямо передо мной. А передо мной была вожделенная лестница наверх. Она оказалась не слишком-то чистой, многие ступени были выщерблены и заляпаны кровью. По моим расчетам я должна была выйти именно на задний двор. Слуги тоже не дураки и любят полениться. А потому лестницу, по которой ходят господа — вряд ли довели бы до такого состояния. Сейчас здесь не было не души, а значит на улице либо ночь, либо перевалило за полдень — плотно отобедавшие слуги и хозяева предаются заслуженному отдыху.

В летописях герои никогда не задумываются над такой прозаической и совсем не героической вещью, как еда. Нет, летописи пестрят упоминанием различных пиров и яств, которыми на оных угощался герой, а вот в долгом и трудном походе славные мужи как-то обходились без провизии. Не иначе, по примеру своих верных скакунов — питались подножным кормом. То, что затеяла я сейчас, было безумством. Наверное, меня ненароком все же приложили чем-то тяжелым по голове. Однако, рассудив, что раз никого живого тут нет, значит, не появится и еще чуть-чуть, я принялась обшаривать кладовки на предмет еды. Многие двери были закрыты, однако кое-где мне повезло. Например, случайно наткнулась на кладовку с фруктами и ягодами — щедрый дар судьбы! Потому что после голодовки ничего более существенного мне и нельзя. Не оставив времени на сомнения, оторвала широкую, в две ладони, полосу от платья (под плащом все одно — не видно), сложила туда по горсти найденные сливы, черешню, пару груш — связала все в узелок, и привязала к поясу. Запах еды мешал думать. Не выдержала, и там же, в кладовке, сгрызла большое наливное яблоко. Разохотившись, в несколько укусов, справилась со вторым фруктом. А чтобы скрыть следы преступления, спрятала огрызки в бочку с квашенной капустой. И желание напакостить даже было почти не главным. Просто волхв наш, в порыве несвойственной ему разговорчивости, поведал мне как-то, что любой мало-мальски сведущий маг запросто может найти человека, имея под рукой его волосы, ногти, слюну, кровь «али любую иную часть тела искомого». Так что, соображение мое было в большей степени практическим — что может лучше уничтожить слюну на огрызках, как не кислота? Нет, я конечно же вполне понимаю, что во время «серьезного разговора» из меня можно было нащипать сколько угодно волос, и выцедить хоть кружку крови (я бы сама так и поступила), но обидно будет попасться из-за двух яблочных огрызков. Почувствовав пусть небольшой, но прилив сил, я вышла, и поспешила к лестнице. Пора было выбираться из этого ненавистного дома.

После полутемного подвала свет, резанувший меня по глазам, показался мне не иначе как лучами Вечного солнца, что светит в Древесной Кроне. Впрочем, когда ликование мое немного поутихло, я пришла к выводу, что солнце никакое не вечное, а самое обыкновенное — земное. Да и задний двор мало чем походил на Древесную Крону. Возможно, в силу свое застроенности и неубранности. Хозяйственных построек было много. Даже очень. Но в данный момент мне была нужна одна вполне определенная. Я решила, по обычаю степняков, украсть лошадь. Надо сказать, что на ниве скотокрадства прежде я не подвизалась, а потому затея представлялась мне весьма смутной. И в самом деле, меня учили изящной словесности, дипломатии, танцам, игре на музыкальных инструментах, экономике, в конце концов, а вот навыки, необходимые в сугубо практических целях, привить никто не догадался. Если выберусь из этой передряги живой — непременно посещу городскую тюрьму на предмет изучения всех противозаконных премудростей. Как показывает жизнь — они пригождаются куда как лучше.

Однако, времени на бесплодные размышления не было, а потому, приходилось работать с тем, что есть. Радовало то, что во дворе никого не было, значит, я угадала, и имеет место быть послеобеденный отдых.

Окинув взглядом хозяйственные постройки, выделила две, которые, по моему мнению, могли оказаться как денником с лошадями, так и казармой со стражей. По-крайней мере, ржание из них доносилось одинаковое. Вот только лошади не используют выражений, не предназначенных для ушей благородной девицы, чем и нравятся мне гораздо больше стражников. По крайней мере, конкретно этих стражников конкретно в этом доме. Поскольку опыта конокрадства у меня не было, я решила действовать уверенно и с нахрапом, надеясь, что вопреки известной поговорке, наглость станет не вторым, а первым моим счастьем.

Я решительно распахнула дверь в денник, не успела порадоваться его пустоте, как из пустующего стойла навстречу мне выпрыгнул некий лохматый мужичок, опознанный мною как конюх.

— За лошадушкой своей пришли, госпожа? — спросил он, согнувшись в поклоне. Я, проклиная его в душе, позволила себе отрывистый кивок головой. Голова этого не одобрила, отчего мир передо мной взорвался разноцветными искрами. Спустя несколько мгновений, я пришла в себя и услышала, как конюх продолжает разливаться соловьем: — Не извольте сомневаться, лошадка вся выглажена, вычесана и накормлена…

Я не была настроена слушать его болтовню. Единственное, чего мне сейчас хотелось — это придушить словоохотливого мерзавца, и убраться отсюда хотя бы даже и пешком. Никогда не думала, что кража коней столь утомительна. Однако мечты на то и прозываются мечтами, что, по сути своей, неосуществимы. Совершив некий однозначно неодобрительный и резкий жест рукой, я дала понять, что настроена уехать весьма решительно. И именно на краденном коне, что стало уже прямо каким-то делом чести. Болтливый мужик расценил мое настроение весьма правильно, а потому довольно быстро оседлал «мою» лошадь, и испарился с глаз долой.

Хорошо быть злодеем. Все уважают. Все требования выполняются немедленно. Зайдя в стойло к «лошадушке», я быстро сняла с плеч штаны, снятые с богатырки, и надела их, как подобает, завязав платье узлом где-то на поясе. Конечно, хотя плечи мои и существенно уменьшились в размерах, однако верхом ездить лучше всего именно в мужской одежде, а никак не в неудобном длинном платье. Конечно, есть вариант сесть в седло по-женски, однако, боюсь, это вызовет среди здешнего населения небывалое удивление: богатырка, нагоняющая на всех страх, едет по-бабьи. Боюсь, вот тогда меня точно за ворота не выпустят.

Вскарабкаться в седло — казалось, чего уж проще, особенно, если верховой ездой обязаны с детства заниматься все благородные? Однако это стало для меня еще одним испытанием. Какое тут «вдеть одну ногу в стремя, подпрыгнуть, унаседиться в седле, вдеть вторую ногу в стремя»? Тут хожу едва-едва, а уж прыжки в высоту совершенно недосягаемы. Пришлось ставить несколько корыт одно на другое, и по ним забираться на лошадь. Которая, конечно же, почуяв слабость наездницы, решила проявить норов, и встала на дыбы. Я была не в том состоянии, чтобы, молодецки гикнув, сжать бока лошади и та бы встала, как вкопанная. На стенах денника, конечно, висели плети, но до них надо было еще добраться. Не выдержав, я достала из ножен кинжал, и чувствительно несколько раз уколола приплясывающую животину в шею.

— Разделаю, — пообещала я. То ли устыдившись, то ли испугавшись уколов и моего заверения, лошадь мигом успокоилась. Повелительно чмокнув губами, я послала её на выход из постройки, не забыв, впрочем, прихватить с собой и плеть со стены. Вообще, это похищение как-то вредно на меня повлияло, приобщив к преступному миру.

Возле ворот дежурила тройка стражников. Увидев их, я совсем по-разбойничьи свистнула, и охранники мгновенно вынули тяжелый брус из пазов, открывая ворота.

Вот теперь это была настоящая свобода.

Однако, некая мысль постучалась в мою голову, и я обернулась, пытаясь как можно лучше запомнить место своего заточения. Сделать это было несложно, ибо подобное я видела впервые. Это место больше всего напоминало деревню для богатых. Одна, но очень широкая и длинная улица, вдоль которой стояли огражденные высоченными заборами особняки. Если в городе, как я знала, действовали определенные законы, регулирующие строительство домов, то здесь ничего подобного не наблюдалось — каждый ставил такой особняк, какой душа желала. Тот, из которого выехала я, просто поражал своей монументальностью и мрачностью. Со скидкой на все же не слишком большие размеры, его можно было назвать замком. Обилие на его карнизах лепнины, охранных монстров, а на крыше — острых шпилей, просто поражало.

Впрочем, на рассматривание я не стала тратить много времени. Отчасти потому, что мне было уж слишком плохо, отчасти потому, что хотелось отсюда побыстрее уехать, но больше всего потому, что одиноко застывший столбом посреди единственной улицы всадник, смотрелся по меньше мере подозрительно. Я пощекотала пятками бока коня, и животина покорно довезла меня до конца улицы. В коем обнаружились весьма внушительные ворота, и не менее внушительная крепостная стена. Все правильно, поселок для богатеев, небось, лакомый кусочек для преступников всех мастей. Даже я не удержалась.

Ту бабищу, в облике которой я до сих пор, хорошо знали и эти стражники. Поэтому, завидев меня, они тут же начали поднимать толстенный брус на воротах. Надо сказать, что с некоторых пор всякие ворота, стены и запирающие устройства несколько меня нервировали, а потому, я послала коня в галоп.

Однако, своей удачливости радоваться было рано. Ибо за спиной оставались весьма недружелюбно настроенные обитатели дома, а впереди — густой и высокий лес, видневшийся на горизонте. И дружелюбность вышеуказанного леса тоже казалась мне весьма и весьма сомнительной.