Грабители золота

6 Ссыльные. Резака. Макс

Жоанну не из чего было выбирать. Лишившись средств к существованию, спустя два дня после приезда он отправился на золотые копи в Балларэт, про которые ему говорили как про самые богатые в колонии.

Шесть месяцев добывал он богатство из земли и однако достиг очень немногого, хотя и выкопал такую глубокую дыру, что в нее едва проникал свет. Из газет он узнал, что Макс был приговорен к пожизненным каторжным работам благодаря показаниям капитана «Чемпиона морей». Жоанн вздохнул.

«Несчастный! Что я ему сделал?» – подумал он.

Газета превозносила ловкость, с которой Макс держался на суде, защищая себя. Он энергично отвергал обвинения в попытке кражи, уверял, что дрался, чтобы защититься, утверждая с лицемерным видом, что поскольку у него больше не было сил, ему пришла в голову фатальная мысль воспользоваться своим ножом. Красивое лицо возбуждало некоторую симпатию к нему. Максу было двадцать пять лет, он был высок, очень строен, всем своим видом выражал раскаяние. Без отягощающего доказательства его второго преступления, когда он пытался перерезать веревку, вина его была бы меньшей.

Его спросили, в какой стране он родился и кто были его родители. Он заколебался, потом, опустив голову, ответил:

– Я родился в Америке, своей семьи я не знаю.

Судьи подумали, что, если он говорит правду, то бесполезно задавать другие вопросы, а если он лжет, чтобы спасти честь своих близких, надо с уважением отнестись к его молчанию. Впрочем, вошедшая в поговорку ненависть обитателей Сиднея к ссыльным, прибывающим из Англии, не распространялась на преступников, которых они судили сами.

Вынеся с сожалением приговор Максу, судьи внушили ему надежду, что если он будет примерно вести себя, ему сократят наказание, которое он должен был отбывать на сиднейской каторге.

Сидней, о котором узнали в Европе лишь несколько лет назад, представлял в начале своего существования довольно странный вид. Жители здесь делились на два класса: чиновников и осужденных. Большое количество этих последних, отбыв свой срок, занимались сельским хозяйством, разведением животных и выручали на этом много денег. Скоро среди них появилась своя так называемая аристократия, а место их изгнания стало великолепным городом. Выходцы из низов, составившие состояние, рассказывали о себе многим людям, и мало-помалу в Австралию началась эмиграция. Новоприбывшие старались лишить освобожденных каторжников преимуществ, которыми те пользовались. Была объявлена настоящая война, но бывшие каторжники держались стойко, они были богаты, никто не мог помешать им разъезжать по улицам в экипажах, запряженных великолепными лошадьми. Значит, надо было поразить их морально. Чтобы их проучить, эмигранты стали давать празднества, вход на которые им был закрыт. Человек, бывший сыном или внуком каторжника, исключался из общества. Предрассудки становились настолько сильными, разделение было таким решительным и жестким, что жизнь каждого тщательно изучалась. Люди следили друг за другом, как инквизиторы.

Постепенно образовался промежуточный класс, который состоял из осужденных за небольшую вину. Они имели право, отбыв положенный срок, вернуться в Англию. Однако они не пользовались этим разрешением, предпочитая остаться в Австралии и добиться удачи. Таких людей называли эмансипированными. Они обольщались тем, что с течением времени начнется слияние между ними и колонистами. Но дело обстояло иначе. Их презирали, подвергали оскорблениям, лишали гражданских должностей.

Но их число росло с каждым днем, они обладали большими богатствами, многие из них жили на самый безупречный манер. Губернатор, человек большого ума и сердца, которому грустно было видеть такое разделение в колонии, несколько раз пытался сдвинуть обе стороны, но все было бесполезно – жители-эмигранты продолжали отделяться от бывших ссыльных. После положение вещей несколько изменилось, но так, как никто не предполагал. Ни мира, ни перемирия не существовало между двумя соперничающими кланами. Они только еще более сплотились в обособленные группы, воры становились убийцами, потому что таковыми их делали честные люди. В настоящее время эти три класса из тщеславия совершили чудеса. Город стал великолепным, а у многих его жителей были в окрестностях виллы, окруженные большими парками. Используя полукруг побережья, владельцы вилл отводили небольшими рукавами морскую воду в свои сады, где они собирали, затрачивая большие средства, самые любопытные цветы, редкие фрукты и растения разных стран.

Залив был также красив, как залив Рио де Жанейро. На рейде всегда стояло от восьмидесяти до ста судов. Не хватало еще дока для ремонта кораблей. Место, где находилась огромная скала, казалось наиболее подходящим. За дело принялись тысячи каторжников, которые стали долбить камень и скоро в защищенных от ветра и дождя выемках, над которыми нависала каменная природная крыша, был сооружен док, где могли ремонтироваться два судна одновременно.

В конце января 1854 года десять человек, одетых в одежду из серого полотна, на которой стояло черное клеймо из букв и цифр, вышли из Сиднейской тюрьмы. Одни из них были скованы попарно, другие шли в наручниках – их вели на работу в порт Джексон. Никто не казался печальным, на них едва глядели, привыкнув к такому спектаклю. Грабители здесь не были редкостью и, может быть, люди, ставшие теперь свободными, вспоминали, что они тоже носили кандалы, прежде чем завести свои экипажи.

Макс принимал участие в этом безотрадном шествии. Он был скован с коренастым уродливым человеком, чьи взъерошенные волосы и борода имели огненно-рыжий цвет.

Когда он говорил, его рот растягивался до ушей и там виднелись три или четыре зуба, похожие на клыки. Встретив подобное существо днем, можно было испугаться, тогда как ночью, при встрече с ним, его вид способен был напугать до смерти. Товарищи, – а у него было много знакомых в стране – называли его Резакой. Поскольку Макс показался ему грустным, он сильно толкнул его локтем в бок, сказав:

– Если у тебя такой унылый вид на прогулке, представляю, каким веселым ты будешь на работе. Предупреждаю, что я не люблю серьезных людей, и если ты не станешь разговаривать, я тебя так двину, что ты закричишь.

– Я не останусь у вас в долгу, – ответил Макс, глядя поверх улиц и домов, – потому что я плачу за все, что мне дают.

– Ага! – сказала Резака, расхохотавшись, – ты платишь за все, что тебе дают и берешь то, что тебе не дают!

Макс ничего не ответил.

– Знаешь, – продолжал Резака, – ты кажешься мне довольно смелым для новичка. Черт возьми, ты хочешь противиться мне, но тебе не известно, что у меня репутация первоклассного боксера.

– Может быть, – отвечал Макс с безразличием, ранившим гордость его напарника, – но если судить по вашим выбитым зубам, вы несколько раз натыкались на людей, половчее вас. Так вот, если вы дорожите остальными зубами, будем жить в добром согласии. Довольно того, что цепь стесняет движения, я хочу, по крайней мере, думать спокойно, поэтому не приставайте, когда я не хочу разговаривать с вами.

– Я с удовольствием бы согласился, чтобы дьявол унес того, кто дал мне в напарники этого барина, мыслителя, – пробормотал Резака. Затем он стал рассуждать сам с собой:

– Неважно, какого цвета перья. Птицы, посаженные в клетку, хотят летать на воле. Со временем я найду удобный способ побеседовать с ним. Впрочем, его характер мне довольно нравится, может быть, я даже сделаю что-нибудь для него.

Месяц прошел с тех пор, как Макс попал на каторгу. Он работал и, казалось, уделял мало внимания тому, что происходило вокруг него. Все же он каждому рассказывал в деталях свою историю. Резака восхищался им в числе других. Он был стоек, веселость не покидала его никогда и в своем роде он был малый хоть куда.

Как-то вечером после работы Макс вынужден был в двадцатый раз выслушивать рассказ Резаки. Тот всегда начинал так:

– Я вам уже говорил, что мой отец был ювелиром и что принужденный смотреть на блеск драгоценностей, я проникся завистью к их владельцам. Когда мне исполнилось двенадцать лет, я, вместо того, чтобы отнести изделие моего отца к заказчику, разбил безделушку на куски и весь день продавал ее части лондонским торговцам.

– В двенадцать лет! – хором сказали его поклонники.

– Вы видите, что я много обещал, – с гордостью произнес Резака, – но мою выдумку плохо оплатили. Я смог выручить только десять фунтов стерлингов. Однако по своей наивности я полагал, что этого хватит, чтобы мне прожить до конца дней своих и оставить еще детям, если они у меня будут. Я даже подумывал жениться – такой был еще несмышленыш. Но пока я строил различные планы, у меня через восемь дней не осталось ни су, а заказчик велел арестовать моего отца, так как тот меня не выдал. Поскольку долгое время он был честным человеком, патрон похлопотал, чтобы его выпустили на свободу после письма, которое папаша ему написал. Я сильно сомневался, что мне теперь будет хорошо под отцовской крышей и принял решение никогда туда не возвращаться. Я с несколькими дружками занялся мелким бизнесом, который заключался в том, чтобы тащить все, что плохо лежит. Но честолюбие губит человека. Вырастая, я хотел расширить маши операции. Мне недостаточно было проникать через открытые двери – я хотел отмыкать ночью двери запертые. Этот ночной визит не нанес ущерба домовладельцу, но меня схватили. Я страдал, – сказал он, смеясь своим зычным смехом, – подумали, что вид моря будет мне полезен. Я не боялся работы и когда сделал то, что мне задали, взял отпуск у своих сторожей. Прекрасно сказано, что свобода – первейшая нужда человека, но когда пробираешься через леса, надо поесть. Я явился к некоему фермеру, у которого было более десяти тысяч баранов, он мне не дал даже одного и тогда я нашел малоделикатный способ, чтобы научить его милосердию. Я подстерег, когда его не было дома и, взломав шкаф, завладел тем, что в нем лежало. К счастью, во всех странах деньги круглые. Моим монетам не понадобилось много времени, чтобы раскатиться всем до одной.

Тогда я сдружился с одним парнем, у которого были отличные идеи. Его дерзость все росла, потому что его ни разу не поймали. Я предоставлял ему орудовать. Однажды вечером он грабил торговца быками, я опаздывал на дело и спешил, чтобы принять в нем участие. Нападение уже совершилось, торговец защищался, и мой товарищ вынужден был применить сильные средства. Торговец едва был жив, однако продолжал кричать, а напарник мой скрылся вместе с товаром. Увидев меня, ограбленный стал рассказывать о своих бедах и просил помочь ему. Он грозил донести на моего компаньона – согласитесь, я не мог подвергать приятеля такой опасности. Между нами – я его прикончил. Для этого не потребовалось больших усилий. Затем я обрушился с упреками на моего товарища, требуя в другой раз отрезать голову – без этого никогда нет уверенности, что человек не станет болтать. Каждый раз, отправляясь на дело, я ему говорил: «Режь, если нужно». Из-за этого меня и прозвали Резакой. Неосторожность моего дружка привела к тому, что я попался. На этот раз я полагал, что достиг самой высокой ступени, которой может достигнуть человек. Я дрожал, уже чувствуя себя повешенным. Но у судей не хватило доказательств, и меня только присудили к десяти годам, которые я вовсе не рассчитываю отсидеть.

Только эти слова привлекли внимание Макса. Когда они остались вдвоем, он спросил, надеется ли его напарник найти способ бежать.

– Послушайте-ка! – ответил Резака, – вы думаете, я остаюсь здесь ради развлечения? Из двадцати средств я сделаю сто, и все они могут иметь успех, а вы хотите, чтобы я открыл вам часть того, что принесет удачу такой попытке?

Макс не ответил. Его глаза вспыхнули, как горящие угли.

– Приму вас в напарники на том условии, что мы будем продолжать работать вместе. Я знаю способ многого достигнуть без труда. Вы будете повиноваться мне, потому что я опытнее.

– Да-да, – отозвался Макс с живостью.

– Хорошо, – согласился Резака, – я готовлю кое-что через пяток дней, будьте наготове, но молчите.

– Вы хорошо знаете, что я не болтун, – сказал Макс с улыбкой.

– Это верно. Но все равно: будьте готовы ко всякому событию. Я вам доверю свой план на днях, когда мы снова останемся одни.

Жоанн все еще находился на рудниках в Балларэте. Это был новый спектакль для него. Тысячи палаток, в которых жили люди различных национальностей, огромные ямы, из которых они выбирались, пьяные от радости или горя, люди, одетые в красные шерстяные рубашки, грязные, с всклокоченными волосами и бородами, рывшие землю с лихорадочностью, обличавшей жажду золота. Тут и там валялись останки быков и лошадей, гниющие в земле; все походило па огромное кладбище, где каждый рыл себе могилу. Больные кричали от страданий, на каждом шагу попадались пьяные, едва державшиеся на ногах. Многие находили свою смерть в ямах или от рук злоумышленников, рыскавших вокруг днем и ночью. Каждый вечер в лагере слышались выстрелы, чтобы темным личностям было известно о наличии оружия у золотоискателей, и каждую ночь совершались преступления, кражи или пожар, который пожирал мили девственных лесов. Вот что беспрерывно приходилось видеть бедному Жоанну.

«Если б я только был здоров, – говорил он себе, – но я страдаю и скоро умру».

Он думал об отце, о своей родине, его глаза наполнялись слезами и, бессильно опершись на кирку, он просил у Бога избавления от мук.

Но тут в его жизни произошла маленькая перемена. По соседству с ним жил ирландец с женой, и эта женщина сказала ему:

– Хотите питаться с нами? Мне все равно – готовить на двоих или на троих, никакого труда мне это не составляет. А вам будет лучше и вы меньше истратите.

Жоанн с благодарностью согласился. Теперь он меньше находился один и несколько приободрился.

Вечером, сидя вокруг ящика, служившего им столом, они беседовали о том и о сем. А поводов для бесед было много, всяческие отбросы общества каждый день прибывали на рудники. Воры и дезертиры находились здесь в безопасности от полиции. Более ста тысяч эмигрантов скопилось на приисках. Ни одно судно не прибывало в порт Филипп, не растеряв часть своей команды. Невозможно было сыскать слугу, даже женщины устремились на прииски. У значительного числа темных личностей, находящихся здесь, не было другого ремесла, кроме как красть золото, которое найдут другие.

Посреди этого хаоса были все же приняты необходимые меры предосторожности: экипажи, похожие на те, что находятся во Франции на службе банков, сопровождаемые восемью конными, вооруженными до зубов, совершали рейсы из Мельбурна на рудники и обратно. Каждый старатель мог поручить перевезти свое золото этому эскорту. Ему давали расписку, с которой потом он мог получить свой капитал в банке.

Многие принимали такую предосторожность, другие больше полагались на самих себя и значительное число людей поплатилось жизнью за свое неверие в опасность.

Через некоторое время молодой, довольно образованный англичанин поставил свою палатку неподалеку от палатки Жоанна, иначе говоря, в ста шагах. Окончив работу, он приходил к нему, чтобы поговорить и покурить вместе. Он рассказывал ему о своих заботах и надеждах. Ему было двадцать два года, его родители были бедны и не имели даже маленького достатка. Он полюбил молодую девушку, которая не желала ничего лучшего, чем стать его женой, если он сможет поправить свои денежные дела. Тогда он приехал в Австралию, не сомневаясь ни на минуту в успехе своей попытки. Это был жизнерадостный юноша, которого не сломили разочарования.

– Вот увидите, дорогой Жоанн, – говорил он, смеясь, – я кончу тем, что наткнусь на гору золота. В этот день я вас позову, и мы станем долбить ее вместе.

Жоанн, как все старатели, вырыл яму, диаметр отверстия которой достигал шести-восьми футов и спускался в нее, как в колодец на глубину в шестьдесят или восемьдесят футов. Добравшись до дна ямы, он начинал рыть туннель в ту сторону, где, как он предполагал, должна была пролегать золотая жила. Работа велась небрежно, часто происходили обвалы, которые заваливали людей, но ничто не могло остановить искателей золота.

Альберт – таково было имя нового товарища Жоанна, ища в земле золотоносную жилу, достиг своей цели. Менее чем за час он набрал золота на значительную сумму, он вылез наверх, обезумевший от радости, делясь своим счастьем со всеми.

– Отошлите ваше золото с эскортом, – посоветовал ему Жоанн.

– Нет, – ответил Альберт, – я лучше буду носить его прицепленным к поясу, – и, сказав это, он хлопнул по сумке для денег, ремень которой он обернул вокруг тела и завязал. – Здесь оно будет в большей безопасности, чем посреди эскорта. Будьте спокойны, милый Жоанн, никто его не тронет.

Жоанн покачал головой, но промолчал. Альберт был так счастлив, что чувствовал потребность гульнуть на радостях. Он направился в таверну, где все стоило очень дорого. Там он выкурил десять сигар стоимостью по два шиллинга каждая, сыграл несколько партий в бильярд, но никто не обратил на него внимания. Наивный человек полагал, что он так же значителен, как король, он жаждал поговорить. Он увидел за одним из столиков двух беседующих людей и подошел к ним, чтобы попросить огня для своей потухшей сигары и, несмотря на нежелание двух собеседников, принудил их заняться им. Лед был сразу сломан. Альберт платил за своих новых знакомых. Выпив несколько стаканов пива, он стал таким экспансивным, что захотел отвести их к своей яме. Неизвестные переглянулись. Было уже поздно. Они стали подстрекать его выпить еще и потом, взявшись под руки, все трое вышли из таверны. Альберт, донимаемый вопросами, признался, что он хранит в яме свое золото, которое слишком тяжело носить. Прогулка длилась долго. Он показал им свою яму.

– Вот здесь, – сказал он. – Жила идет вправо и благодаря ей я скоро буду в Европе.

Человек поменьше ростом засмеялся, но высокий как-то странно посмотрел на него, и тот умолк. Затем он обратился к Альберту:

– Ну, мой юный друг, нам всем нужно завтра работать, давайте расстанемся и пойдем отдыхать.

Альберт не испытывал желания спать, но довод был разумным. Он с сожалением простился со своими друзьями.

Когда он был далеко, тот из двух его новых знакомых, что был поменьше ростом, остановился, скрестил руки на груди и сказал тоном упрека:

– Эй, ты что, обезумел, предоставив ему уйти? Нам нужно следовать за ним хоть на край света.

– Послушайте, – ответил высокий, – когда вы меня вытащили оттуда, я обещал слушаться ваших советов. Но сегодня, когда я свободен, предупреждаю, что командовать буду я. Надо все хорошо продумать и быть осторожным, ведь нас видели выходящими вместе с ним, мы могли бы скомпрометировать себя. И, кроме того, не зовите меня Максом, ведь я не называю вас Резакой.

– Как же мы будем друг друга называть? – спросил этот последний.

– Я еще не знаю, мы решим это завтра, а пока вернемся к яме нашего молодого друга.

– Ты хочешь искать золото в земле? – спросил Резака.

– Нет, – ответил Макс, – но мы должны отнять у него пояс в яме.

– В этой же яме? – переспросил Резака изумленно.

– Да. Он нам сказал, что золотая жила идет вправо. Другие рыли с ним рядом, но потом отказались, сочтя труд бесплодным. Однако после них должны остаться ямы. Вот мы и поищем прорытые ими туннели.

Через несколько минут Макс остановился и указал пальцем на землю.

– Вот этот туннель подходит прямо к его яме, сюда надо забраться до рассвета и ждать. Несколько ударов киркой – и мы будем возле него. Понимаете?

– Почти. Но ты уверен, что соседняя яма заброшена?

– Да.

И они заговорили еще тише.