Граф и красотка

Глава 5

Когда граф вернулся от карточных столов к дивану, где оставил Донеллу, то был очень удивлен, не обнаружив ее там.

Он огляделся и понял, что ее нет ни на танцевальной площадке, ни вообще в комнате. Должно быть, она ушла наверх и легла в постель.

Это удивило графа — он не привык, чтобы женщина оставляла его общество по доброй воле.

Граф был так красив, богат и знатен, что со времен окончания Итона его буквально преследовали женщины.

Поскольку он был всего лишь человеком, трудно было ожидать, чтобы он остался равнодушным к их чарам, и потому он охотно откликался на их лесть, комплименты и заигрывания.

Однако, становясь старше, он все быстрее пресыщался своими краткими связями.

Одна интрижка следовала за другой, но из года в год пылавший в начале огонь затухал все быстрее, и граф бросал своих любовниц.

Ему не нравилось одно: то, что горячее искреннее увлечение очень быстро сменялось прохладным отношением к очередной женщине.

Все же, несмотря ни на что, граф оставался очень привередлив. Он мог бросить любую красавицу, если она имела склонность к тому, что граф называл «выкрутасами».

Так, например, он отверг одну из красивейших женщин Англии только потому, что во время разговора с ним она крутила свои кольца.

Другой роман с упоительной француженкой закончился очень быстро из-за ее привычки дотрагиваться до графа длинными красивыми пальцами, даже будучи на людях.

Вернувшись в Лондон, граф не сделал еще ничего, чтобы подтвердить свою репутацию донжуана, и это повлекло за собой новые сплетни.

Он был слишком красивым и удобным объектом для сплетен, и потому ему перемывали косточки при каждом удобном случае.

Впрочем, он всегда оберегал свое имя и положение в обществе и, уж конечно, даже подумать не мог бы о том, чтобы дать такую разгульную вечеринку в своем доме на Парк-Лейн.

Там он принимал только сенаторов, политиков, известных в обществе людей и лиц королевской крови.

Графу в отличие от его современников совсем не нужно было ездить на Сент-Джонс-Вуд к красавице балерине или актрисе из театра Друри-Лейн. Ему стоило только с интересом взглянуть на красивую женщину на каком-нибудь балу в Деконшире — и она начинала тянуться к нему, словно он обладал некоей магией.

Чтобы устроить ежегодные соревнования, графу пришлось уехать в свое загородное поместье, где он и решил дать холостяцкую вечеринку.

Больше всего ему нравилось общество мужчин, с которыми можно было поговорить о лошадях — предмете, который глубоко интересовал графа. Никто не был большим знатоком по части выращивания и тренировки лошадей для «королевского спорта», то есть скачек.

О приеме уже было объявлено, когда двое из приглашенных попросили разрешения привезти с собой женщин, которые их интересовали, танцовщиц из Ковент-Гардена.

Граф подумал и решил, что двух женщин на вечеринке будет маловато. Он спросил своих гостей, не желают ли они привезти с собой своих подруг, и, к его удивлению, на это согласились все, кроме двух его соседей.

Они жили довольно далеко и попросили разрешения остаться на ночь, но предупредили, что приедут в одиночку.

В последний момент граф вспомнил об очень симпатичных девушках, «красотках» Бэзила Бэнкса.

Он часто ужинал у Эванса и, как ни странно, ему нравились даваемые там представления — лучшие в Лондоне.

Например, певцы там были просто превосходные, приехавшие из Франции и Италии.

В какой-то момент граф решил, что его гостям очень понравятся «Бэзил Бэнкс и три его красотки».

Будучи важной персоной, он легко договорился с владельцем ресторана, чтобы тот изменил программу на один вечер.

Конечно, за это пришлось заплатить, да и согласие Бэнкса привезти своих девушек на один день в провинцию стоило недешево.

Однако если граф действительно чего-то хотел, помешать ему было сложно.

Сидя во главе стола, он с удовольствием наблюдал, как его друзья аплодируют выступающим, и с некоторым сожалением думал, что это представление придется повторять каждый год.

Наконец закончился номер «живых скульптур», и граф понял, что двое его соседей по столу были бы весьма рады обществу «красоток». Таким образом, сам он неизбежно должен был остаться один на один с «красоткой» в «платье-картинке».

Пение Донеллы потрясло графа.

Он слышал весьма фривольную песенку Милли «Поиграй-ка со мной». Пела она хорошо, но это песня совсем не годилась для гостиной дома на Парк-Лейн.

Чистый полудетский голос Донеллы обладал поразительной ясностью.

Едва прозвучали первые строки, как зрители замерли в молчании. Само по себе это было невероятно — обычно в такой компании каждый слушает только себя.

Граф заметил не только это. Он видел, что большинство мужчин гораздо больше интересуются танцами Китти и Дейзи, чем тем, что они могут сказать или спеть.

К тому времени, как Донелла сделала последний реверанс, граф был более чем уверен, что это не Милли.

Кроме того, он был заинтригован тем, как Бэнксу удалось найти девушку, так разительно отличавшуюся от обычных актрис, выступавших у Эванса.

Когда Донелла села рядом с ним за стол, герцог понял, как она красива. Ее голос — голос образованной леди — не был похож на голоса двух других «красоток».

И направляясь в гостиную, граф понял, что хочет узнать о девушке больше.

Он отделил ее от остальных гостей, но к тому времени, как он рассадил более или менее трезвых за карточными столами, Донелла исчезла.

Граф подозревал, что причиной тому — поведение остальных гостей, но решил, что она ждет, чтобы он последовал за ней.

Граф приказал дворецкому переселить Донеллу в комнату неподалеку от его собственной, потому что вовсе не желал ходить в ту часть дома, где спали остальные актрисы.

Впрочем, прошло еще некоторое время, прежде чем он смог подняться наверх.

Вечеринка стремительно угасала, парочки исчезали одна за другой. Наконец остались только игроки в вист. Сидевшие подле них женщины уже начинали зевать, устав от карт, и граф решил, что пора заканчивать вечеринку.

Он сказал что-то о том, что его гости должны были устать от такого утомительного дня, и отправился наверх.

Слуги начали гасить еще горевшие в подсвечниках свечи.

В комнате графа ожидал камердинер, который помог ему раздеться.

Граф подумал о том, что вечеринка удалась, если не считать нескольких перепивших гостей.

Не стоило допускать этого, укорил он сам себя. Он ведь знал, что некоторые наездники очень мало ели и пили за последние две недели, чтобы сбросить вес к скачкам. Теперь же они дали себе волю, выпили много шампанского еще перед ужином, и в сочетании с поданным позже прекрасным марочным вином это дало вполне предсказуемый результат.

Будучи человеком умеренным, граф не мог понять людей, которые не умели остановиться за вином. Единственным оправданием им могла служить молодость, и все же утром их ждала суровая расплата.

Переодев графа в длинный бархатный халат, камердинер вышел.

Граф пригладил волосы и шагнул к двери, которая вела в будуар.

Это была очень милая комнатка, которая располагалась между хозяйской спальней и «комнатой герцогини».

Еще мать графа украшала будуар, и теперь там стояла ее любимая мебель. Картины на стенах были специально отобраны ею из картинной галереи, и хотя со дня ее смерти прошло уже пять лет, садовники все еще приносили экономке букеты для комнаты ее светлости.

Проходя через будуар, граф с наслаждением вдохнул цветочный аромат.

Он подошел к двери, ведущей в спальню, и повернул ручку, с улыбкой ожидая, что Донелла встретит его.

Однако в комнате за дверью было темно.

На какое-то мгновение граф решил, что девушка рассердилась на него, и потому задула свечи. С другой стороны, это могло быть хитрым ходом с ее стороны.

Обычно, приходя к женщине в спальню, граф заставал ее в элегантной позе на кружевных подушках. В руке она держала книгу и, заслышав звук шагов, удивленно поднимала взгляд. Потом она, по правилам игры, должна была заявить, что и не подозревала о его намерениях и так далее.

Но встреча в темноте…

Граф вернулся в будуар и взял стоявший на столе у камина подсвечник с тремя свечами.

Снова войдя в «комнату герцогини», он увидел, что Донелла спит.

Граф был уверен, что она притворяется, и стал подходить ближе.

Он обнаружил, что сейчас девушка совсем не похожа на ту, какой была в гостиной.

Например, граф никогда еще не видел таких волос, как у нее, — в свете свечей среди золотистой паутины скользили красные блики. Волосы падали на плечи красивой волной, и граф заподозрил, что девушка специально раскинула их так перед тем, как притвориться спящей.

Он поставил канделябр на столик у кровати и посмотрел на Донеллу.

Если она притворялась спящей, то делала это мастерски. Одна рука девушки расслабленно лежала на простыне, опустившиеся ресницы даже без туши казались очень темными, а кожа без грима и пудры, которые были на ней на сцене, была с нежным жемчужным отливом.

Донелла казалась очень юной и хорошенькой. Нет, даже не хорошенькой — красивой.

Граф подумал, что давно уже не видел более красивых женщин.

Девушка ровно дышала, но граф все еще не мог поверить, что она спит, а не разыгрывает его, будучи гораздо умнее своих предшественниц.

Граф сел на край кровати, но Донелла не пошевелилась, и он спросил:

— Ты спишь или притворяешься?

Донелла открыла глаза. Какое-то мгновение они оставались затуманенными со сна. Девушка посмотрела на графа и, вздрогнув, спросила:

— Что… что случилось? Что произошло?

— Ничего особенного, — ответил граф. — Просто ты не пожелала мне спокойной ночи перед тем, как уйти.

Чтобы понять его, Донелле понадобилось какое-то время. Наконец она ответила:

— Я думала… что так будет лучше. Но… почему вы здесь?

— По-моему, это очевидно, — отозвался граф.

— Но… но вы не должны были входить в мою комнату! — воскликнула Донелла. — Я же заперла дверь!

— Я вошел через другую дверь, — объяснил граф.

Донелла приподнялась, опираясь на подушки, и натянула простыню по самые плечи.

— Это… это было очень мило с вашей стороны… что вы… предоставили мне такую… такую красивую комнату… — забормотала она, — но… сейчас уходите, пожалуйста.

— С какой стати? — возразил граф.

— Потому что вам… не пристало быть здесь.

Граф улыбнулся.

— А вот тут мы с вами не согласимся. Ты так красива, Донелла, что должна позволить мне признать это и поцеловать тебя на ночь.

В ужасе Донелла воскликнула:

— Нет… нет! Вы же… вы же не можете сделать это! Пожалуйста, уходите… сейчас же уходите!

Граф в удивлении смотрел на нее.

Донелла вела себя так, словно и впрямь желала, чтобы он ушел.

В то же время он не мог поверить в происходящее. Чтобы девушка из труппы Бэзила Бэнкса не ожидала ничего подобного, нет, этого не могло быть.

— Думаю, — заговорил он тоном, против которого не могли устоять многие женщины, — думаю, ты сердишься, что я оставил тебя внизу одну. Я не мог поступить иначе и теперь прошу у тебя прощения.

Говоря так, он придвинулся чуть ближе.

Донелла шарахнулась от него, и, еще крепче сжав простыню, забормотала:

— Я… не понимаю, зачем вы это говорите… Пожалуйста, ну пожалуйста… уходите… дайте мне поспать!

— Не могу поверить, что ты и в самом деле хочешь этого, — произнес граф. — Обещаю тебе, Донелла, что сделаю тебя счастливой и буду очень, очень благодарен.

Улыбнувшись, он добавил:

— Какой у тебя любимый камень? Мы подберем для тебя роскошное ожерелье, и в нем ты будешь выглядеть еще прекраснее, чем сегодня.

Донелла ошеломленно уставилась на графа.

По мере того как она начинала понимать его слова, по ее щекам разливался румянец.

— Мне… мне ничего от вас не надо, — выговорила она. — Только уйдите… оставьте меня одну.

— А ты подумай, как мне будет горько! — произнес граф. Затем более жестким голосом он приказал:

— Брось свои игры и давай-ка начнем получать удовольствие.

Он положил руку ей на плечо и хотел было поцеловать девушку, но Донелла воскликнула:

— Оставьте меня! Пожалуйста, оставьте меня!

Обеими руками она изо всех сил оттолкнула графа, который никак не ожидал этого.

Он сидел на краю кровати, и теперь ему пришлось приложить усилие, чтобы сохранить равновесие.

В это время Донелла выскочила из кровати с другой стороны и побежала к окну. Она рванула в стороны занавески, словно ища путь к побегу, однако в окне она увидела только залитый лунным светом сад внизу.

Донелла повернулась спиной к окну и с ужасом посмотрела на графа.

Ночная рубашка не скрывала изгибов ее фигуры, и граф поразился тому, что она выглядела скорее ребенком, чем женщиной.

Какое-то мгновение он молча смотрел на нее, а затем уже другим голосом произнес:

— Ну и к чему весь этот шум?

— Я… я боюсь… и хочу убежать, — с легким надломом в голосе ответила Донелла.

— Вовсе не стоило разыгрывать такую драму, — заметил граф.

— Стоило, — упрямо ответила девушка. — Вы не имели никакого права приходить сюда… и пытаться поцеловать меня!

Внезапно граф осознал, что, как ни невероятно это было, она так и не поняла, что в его намерения входил не только поцелуй.

На мгновение воцарилось молчание.

Наконец граф заговорил:

— Если я расстроил вас, то прошу прощения. Быть может, вы вернетесь в кровать и расскажете мне, как вы оказались в труппе Бэнкса и почему изображаете одну из его «красоток».

Донелла теребила занавеску.

— Если… если я вернусь, — нерешительно начала она, — вы пообещаете не… не трогать меня?

— Обещаю, — согласился граф. — К тому же мы вряд ли сможем разговаривать в такой обстановке, как сейчас.

Медленно, словно испуганный зверек, Донелла подошла к кровати.

Она села на противоположный ее край, как можно дальше от графа, и натянула простыню по самый подбородок.

Граф ждал.

Когда Донелла наконец посмотрела на него, он увидел в ее глазах страх.

 А теперь давайте начнем с самого начала, — приказал он. — Расскажите мне, каким образом вы оказались у меня в доме вместе с людьми, которые известны в ресторане Эванса своими эротическими шоу?

— Я… совсем не знала этого, — ответила Донелла.

— Вы должны были знать, — не поверил ей граф. — Вы же поехали с ними.

После небольшого молчания Донелла с трудом заговорила:

— Я… я встретила мистера Бэнкса в дилижансе.

Граф устремил на нее недоверчивый взгляд.

— В дилижансе? — переспросил он. — То есть вы хотите сказать, что впервые познакомились с труппой Бэнкса, когда они ехали сюда?

Донелла кивнула.

— Так почему же вы оказались у меня в доме?

Девушка колебалась.

Она понимала, что нельзя рассказывать графу слишком многое. Однако, с другой стороны, на следующий день она уже уедет, и граф не будет представлять для нее опасности.

— Я жду! — поторопил ее граф.

— Я… ехала в дилижансе, — начала Донелла, — а они сказали мне, что… что они едут давать представление… А мне негде было ночевать… и они позвали меня с собой.

— То есть, как это, негде было ночевать? Куда вы ехали?

— Куда-нибудь.

— Куда? И откуда?

— Это… это касается только меня.

— Теперь и меня тоже, — возразил граф. — Вы приехали сюда как танцовщица из ресторана Эванса, а теперь выясняется, что вы совсем не та, за кого себя выдаете.

Донелла промолчала.

— Я должен был понять это, еще когда услышал ваше пение и поговорил с вами, но меня ввели в заблуждение ваш парик и компания, в которой вы находились.

Нотка укора в его голосе заставила Донеллу покраснеть и начать оправдываться:

— Я же не знала, что Китти и Дейзи… ну, что они будут только в этих своих трико… а потом… потом было уже поздно.

— Слишком поздно, — согласился граф. — Вы, конечно, не поняли, зачем я переселил вас в эту комнату.

Донелла широко раскрыла глаза.

— Горничная сказала… сказала, что вы хотите, чтобы мне было… поудобнее… Я еще подумала, что вы очень добры…

— И вы не ожидали моего появления?

— Нет… конечно, нет! — воскликнула Донелла. — Как я могла ожидать этого… от джентльмена? Вы поступили очень плохо и… и неправильно!

— Я догадывался, что вы так скажете, — произнес граф. — Поймите наконец, что, если вы связываетесь в дилижансах с незнакомыми людьми и не представляете, где вам переночевать, вы наверняка окажетесь в опасности.

Донелла вздохнула.

— Да… это было очень глупо, — признала она, — но я никогда не думала ни о чем подобном… до побега.

— А, так вы убежали! — воскликнул граф. — Почему?

Донелла поняла, что сделала ошибку, и ответила, не глядя на собеседника:

— Я не могу сказать вам.

— То есть вы не скажете мне.

— Это будет ошибкой… а мне так надо скрыться! Но… я не позволю, чтобы… со мной случилось еще что-нибудь подобное.

— А вы можете быть уверены в этом? — поинтересовался граф.

Воцарилось молчание. Наконец граф воскликнул:

— Да не будьте же вы такой глупенькой! С вашей внешностью вы не можете скитаться по свету хотя бы потому, что, завидев вас, любой мужчина пожелает обладать вами.

— Я собираюсь… найти тихую деревушку, где… где мною будут поменьше интересоваться, — произнесла Донелла.

— И в деревнях живут мужчины, — заметил герцог и увидел, как Донелла вздрогнула.

Тут ему пришло в голову, что все услышанное не может быть правдой. Это наверняка была какая-то новая игра, о которой он еще не слышал.

Суровым голосом, от которого девушка задрожала, он спросил:

— На чьих лошадях вы ездили, когда были в провинции?

— На лошадях моего отчима.

Граф испытующе посмотрел на Донеллу.

— Если вы лжете, — предупредил он, — я сразу пойму это.

— Я не лгу! — запротестовала Донелла. — Просто я… не хочу говорить об этом.

Она была уверена, что граф пожелает продолжить расспросы, и жалобным голосом сказала:

— Я так устала, а вы… вы дразните меня! Пожалуйста… оставьте меня… позвольте мне заснуть!

Какое-то мгновение граф колебался, но наконец произнес:

— Прекрасно, тогда мы поговорим завтра. Поверьте, Донелла, я всего лишь хочу помочь вам.

Он поднялся с края кровати и посмотрел на лежащую на другом краю девушку.

— Мне многое надо сказать вам, — произнес он, — но я подожду до утра.

Донелла не двигалась, но граф заметил, что она наблюдает за ним — настороженно, словно подозревает в обмане.

Граф поднял канделябр и направился к двери, соединявшей две комнаты.

Вслед ему Донелла тихо произнесла:

— Спасибо вам.

Граф обернулся и снова посмотрел на нее.

Он подумал, что только она может выглядеть так соблазнительно и так красиво.

Казалось невероятным, что при всем этом она так невинна, но ее невинность окружала ее подобно ауре.

— Спокойной ночи, Донелла, — произнес граф.

Он вышел из будуара и закрыл за собой дверь. Поставив канделябр на место, он пошел в свою комнату, не веря произошедшему.

Улегшись в постель, он снова обдумал каждое слово их беседы и так и не смог понять, не остался ли он в дураках.

Когда Донелла убедилась, что граф ушел, она зажгла стоявшую у кровати свечу и подошла к двери, ведущей в соседнюю комнату.

Как она и надеялась, в замке торчал ключ, который девушка и повернула. Затем она подошла к окну и выглянула на улицу.

Луна волшебным светом освещала сад.

«Я должна уходить, — сказала себе Донелла, — и поскорее!»

Она подошла к шкафу.

Как она и ожидала, горничная повесила туда платье и жакет, в которых девушка приехала. На дне шкафа, под вешалками с одеждой, лежал ее саквояж.

Донелла быстро оделась и спрятала все свое имущество в саквояж. Она быстро оглядела комнату, чтобы удостовериться, что ничего не забыла.

Затем девушка очень медленно, боясь произвести малейший звук, повернула ключ в замке. Чуть приоткрыв дверь, она прислушалась. Вокруг стояла тишина, и Донелла выбралась в коридор.

Хотя слуги и погасили канделябры, одна свеча все же была оставлена гореть. Коридор был полон теней, но Донелла ясно видела путь.

Бесшумно ступая по толстому ковру, девушка подошла к лестнице, подождала и выглянула в холл.

Дежурный лакей сидел на стуле и никак не мог видеть ее.

Донелла прошла по коридору, который вел от той спальни, где ее поселили вначале.

Она решила было сказать Бэзилу Бэнксу о том, что уезжает, но потом подумала, что это повлечет за собой ненужные объяснения.

Ни Бэзилу, ни кому-то другому она никогда не расскажет, что граф приходил в ее комнату, чтобы поцеловать ее.

В какой ужас пришла бы, узнав об этом, маменька! К тому же Бэзил Бэнкс может потребовать от графа объяснений по поводу такого его поведения, а этого ему делать не стоит.

Когда Донелла исчезнет, никто уже не будет волноваться о ней, а уж граф еще менее всех.

Девушка отыскала лестницу, по которой лакей провел их после приезда и спустилась по ней в коридор, идущий к столовой.

Донелла попыталась отыскать дверь, ведущую в сад, — в существовании ее она не сомневалась. В доме ее отчима было несколько таких дверей, запиравшихся по ночам на засов.

Вряд ли кто-нибудь услышит, как она откроет дверь и выскользнет.

Слева от Донеллы оказался темный коридор.

Решив, что искомая дверь может находиться в его конце, девушка направилась туда. Она шла вперед, руководствуясь скорее инстинктом, нежели зрением, и внезапно услышала голоса.

Она остановилась, испугавшись ненужной встречи. В то же время ей показалось странным, что в такой час кто-то может оставаться в этом месте.

Она расслышала мужской голос, говоривший:

— Ты сделал, что я тебе приказал?

По манере разговора Донелла решила, что это джентльмен.

— Бесполезно, Гув, его там не было.

Отвечавший явно был человеком необразованным и говорил с акцентом лондонского простолюдина.

— Как это, не было? — переспросил джентльмен.

— Ну, я пошел в его комнату, как вы сказали, а птички-то уже и нет, — ответил второй человек.

— Черт подери! — выругался джентльмен. — Вероятно, он был с той шлюхой, что пела в столовой. Никогда бы не подумал, что он положит на нее глаз!

— Ну да, а в комнате его и не было, точно вам говорю, — добавил второй.

— Ты мог бы и подождать, — заметил джентльмен.

— Это слишком опасно, Гув. К тому же, если мужчина положил глаз на женщину, торопиться они не будут.

— Проклятие! — снова выругался джентльмен. — Значит, придется попытаться в Лондоне. Он возвращается завтра или рано утром послезавтра.

— А скачки в четверг, — заметил кокни.

— Знаю! — раздраженно отозвался джентльмен. — Имей в виду, если ты не помешаешь ему ехать, я обанкрочусь, понимаешь ты это? Только ты можешь меня спасти, так что уж постарайся.

— Постараться-то я постараюсь, Гув, только нелегко это будет.

— Тебе придется проникнуть в его дом на Парк-Лейн. Я дам тебе план, так что ты найдешь его комнату так же легко, как сегодня.

— Ох, надеюсь, он там будет, — отозвался кокни.

— Говорил же я тебе, надо было подождать, пока он вернется!

После небольшой паузы он зло добавил:

— Возвращайся в Лондон! Вот твои деньги. Увидимся завтра ночью. Это наш последний шанс, вбей наконец это в свою башку!

— Говорю же, сделаю все как надо, — проворчал кокни.

Послышался звук отпираемой двери.

Только тут Донелла осознала не только то, что услышала, но и то, что ее могут обнаружить.

С проворством вспугнутой лани она повернулась и поспешила назад по своему же пути.

Она взлетела по лестнице, пробежала по коридору, и только у себя в спальне с ужасом подумала об услышанном.

Кто бы ни был этот джентльмен, он договаривался со своим подручным о том, чтобы искалечить графа и не допустить его в четверг к скачкам.

Донелла едва могла поверить в это, но тут же вспомнила, что, по словам графа, его лошади были фаворитами!

Если в последний момент граф не сможет скакать, тот, кто поставит на следующую по резвости лошадь, получит кругленькую сумму.

В свое время отчим подробно объяснил Донелле систему ставок, и теперь она поняла, что на графа, который был прекрасным наездником, ставили большие деньги.

«Я должна предупредить его», — сказала себе девушка.

Правда, ей тут же пришло в голову, что это вовсе ее не касается, и лучшее, что она может сделать, — завершить свой побег.

Тот джентльмен, кто бы он ни был, уже наверняка лег спать, а в деревне кто-нибудь наверняка будет ждать первый дилижанс на Лондон.

Тут Донелла поняла, что чересчур напугана и ни за что не осмелится выйти в одиночку в залитый лунным светом сад. К тому же это было бы не только трусливо, но и бесчестно — утаить от графа все, что она услышала.

«Папа счел бы, что я обязана рассказать обо всем», — сказала себе она.

В то же время ей страстно хотелось убежать и забыть о том, что видела Китти и Дейзи почти нагишом.

И, конечно, ей хотелось убежать от графа.

Он оскорбил ее, попытавшись поцеловать, и предложил ей украшение, посчитав, что, будучи актрисой, она его примет.

Донелла до сих пор не понимала, чего он хотел.

Девочки в школе рассказывали, что актрисы часто принимают от джентльменов украшения и деньги, но настоящая леди не могла принять никакого подарка дороже веера.

— На Рождество мой брат подарил женщине, за которой ухаживал, пару рубиновых сережек, — сказала как-то Донелле одна девочка-француженка. — А мне он подарил всего лишь записную книжечку с моими инициалами.

— А та женщина была красивая? — спросила другая девочка.

— Откуда я знаю, — пожала плечами француженка. — Когда я рассказала все маме, она сказала, чтобы я не смела говорить об этих «тварях», а брат приказал мне держать язык за зубами.

Девочки дружно рассмеялись.

Теперь Донелла подумала, что граф не посчитал ее леди. Хоть она и смогла избавиться от него сегодня вечером, завтра он может снова попытаться поцеловать ее.

И все же она не может позволить, чтобы его искалечили и он не смог ездить верхом.

С глубоким вздохом, исходившим из самых глубин ее души, Донелла принялась раздеваться.