— Теперь вы понимаете, что я придумаю причину, чтобы провести гостя через эту дверь, — сказал граф. Он сделал паузу, а затем добавил:
— Если это тот, кого мы ищем, кивните мне; если нет — покачайте головой.
— Я поняла, — ответила Донелла. — Надеюсь только, что мы быстро найдем его.
— Я тоже надеюсь, — ответил граф.
Донелла встала рано, рассчитывая позавтракать с графом, но он к тому времени уже уехал на прогулку. Девушка как раз допивала кофе, когда он вошел в комнату.
В верховой одежде граф выглядел еще более впечатляюще и красивее, чем раньше.
— Доброе утро, Донелла, — сказал он. — Надеюсь, вы хорошо спали?
Хотя накануне Донелла и устала, заснуть ей было очень трудно.
Она думала о поисках злоумышленника и о том, что будет, если она не сможет его распознать.
И все же сейчас она смогла улыбнуться графу.
Он подошел к столику у стены и взял себе один из стоявших там серебряных приборов. Сев за обеденный стол, он произнес:
— Позволю себе заметить, что вы очень красивы, даже несмотря на то что немного напуганы.
Донелла покраснела.
— Почему вы… решили, что я напугана? — с запинкой спросила она.
— Я просто надеюсь, что вы боитесь не меня, а за меня.
Донелла усмехнулась.
— Я испугалась, когда впервые увидела вас, потому что слышала о вашей способности внушать благоговейный страх.
— Неужели у меня такая репутация? — удивился граф.
— Именно, — ответила Донелла. — Разве вы этого не знали?
— Я думал, что Бэнкс и его «красотки» считают меня просто богатым клиентом Эванса и прикидывают, сколько из меня можно выжать.
— А теперь вы циничны, — с укором произнесла Донелла. — Когда я подглядывала за вами из-за сцены во время представления, я все пыталась догадаться, почему у вас бывает такая циничная усмешка.
— Так вы за мной подглядывали? — заметил граф.
— Меня очень интересовали вы сами и, конечно, ваши гости.
Она говорила легко, точно так же, как прошлой ночью за ужином, но потом вспомнила, как разнузданно вели себя гости, и смутилась от невольной нескромности.
Чтобы сменить тему, Донелла произнесла:
— Надеюсь, что с вашей скаковой лошадью все в порядке.
Граф встревожился:
— Думаю, да, но вы же не хотите сказать, что…
— Мне только что пришло в голову, — перебила его Донелла, — что, если злоумышленникам не удастся повредить вам, они могут покалечить вашу лошадь.
Граф потер лоб.
— Я не думал об этом. Конечно, все мои лошади на ночь запираются в конюшне, а рядом дежурит грум…
Донелла подумала, что зря взволновала графа, и извиняющимся тоном произнесла:
— Ну… мне просто пришло в голову…
— Вы очень предусмотрительны, — заметил граф.
Взглянув на нее, он спросил:
— Скажите, а зачем вам быть такой умной, если вы так красивы?
— Хотела бы я, чтобы это было правдой, — ответила Донелла. — Будь я умной, я ни за что не убежала бы, не составив плана действий.
— За вас все решила судьба, — произнес граф, — и я благодарен ей за то, что она привела вас ко мне.
Когда завтрак завершился, у них было еще достаточно времени, и граф с Донеллой устроились в кабинете.
Донелла продолжила осмотр его библиотеки.
У нее появилось столько вопросов к графу, что она была очень разочарована, когда он посмотрел на часы и произнес:
— Я жду первого своего посетителя довольно рано, — сказал он, — так что вам бы лучше выйти в соседнюю комнату.
Граф подошел к стене и открыл среди книжных полок потайную дверь. Донелла прошла в нее и оказалась в соседней комнате.
— Если вы прикроете дверь, оставив только маленькую щелку, никто не догадается, что здесь кто-то есть, — заверил ее граф.
— Да, вижу, — ответила Донелла.
Немного поколебавшись, она добавила:
— Если это окажется не тот человек, не задерживайте его слишком долго.
— Конечно, — кивнул граф. — Не тревожьтесь.
— Я тревожусь о том, как бы мне не… сделать ошибку, — призналась девушка.
— Я уверен, что вы не ошибетесь, — ответил граф. — На самом деле все далеко не так сложно, как вам кажется.
С этими словами он шагнул обратно в кабинет и прикрыл за собой дверь.
Донелла вовсе не была так же оптимистично настроена. Ей казалось, что распознать голос того говорившего во тьме человека будет невероятно трудно.
На мгновение девушка отошла от двери, чтобы рассмотреть висевшую в гостиной картину.
На датированном 1825 годом полотне был изображен один из графов Хантингфордских. Картина принадлежала кисти сэра Джошуа Рейнольдса, и Донелла заметила, что нынешний граф очень походит на своего предка — оба они были очень красивыми мужчинами.
«Мистер Фолкнер хочет видеть вас, милорд», — услышала Донелла голос дворецкого.
Девушка быстро вернулась к двери.
— Доброе утро, мистер Фолкнер, — произнес граф.
— Доброе утро, милорд, — ответил мистер Фолкнер. — Вы хотели видеть меня?
— Я хотел поговорить с вами о назначенных на четверг скачках, — пояснил граф. — Насколько я знаю, вы тоже участвуете?
— Да.
— Вы будете на одной из ваших собственных лошадей?
— У меня есть всего одна лошадь, — ответил мистер Фолкнер. — Кстати, она считается вторым фаворитом.
Граф улыбнулся.
— Надеюсь, я приду первым.
— Конечно, я думаю, вы победите.
В голосе мистера Фолкнера была явственно слышна горечь.
— А каковы сейчас ставки? — поинтересовался граф.
— Три к одному за вас, милорд, и семь к одному — за меня.
— Неужели они так велики? — поднял бровь граф.
— Да, именно так.
Граф встал из-за стола.
— Прошу простить меня, — произнес он, — но я должен отдать секретарю письмо, которое необходимо немедленно доставить.
Он взял конверт и прошел через комнату к двери, за которой была Донелла. Граф приоткрыл дверь на такую ширину, чтобы можно было отдать конверт и посмотрел на девушку.
Донелла кивнула.
Она ни с чем не смогла бы спутать манеру разговора мистера Фолкнера. Точно с теми же интонациями, точно так же выговаривая слова, он говорил со своим сообщником-кокни. Горечь, прозвучавшая в его голосе, была точной копией той интонации, с которой он произнес: «Если ты не помешаешь ему, я обанкрочусь».
Донелла взяла из рук графа конверт. Граф вернулся в кабинет, снова сел за стол и тихо произнес:
— Фолкнер, я могу понять ваше желание помешать мне участвовать в скачках, однако мне совсем не хочется становиться калекой.
На лице мистера Фолкнера появилось испуганное выражение.
— Что… что вы такое… говорите?.. — запинаясь, пробормотал он.
— До меня дошло, — ответил граф, — что вы наняли человека, который должен был покалечить меня, чтобы я не смог принять участие в скачках.
Граф сделал паузу и добавил:
— Позапрошлой ночью он не смог добраться до меня, однако я предполагаю, что сегодня он предпримет еще одну попытку.
— Да вы сам дьявол! — пробормотал мистер Фолкнер. — Откуда вы узнали?..
— Сколько вам лет? — неожиданно спросил граф.
— Двадцать один год.
— Тогда почему вы находитесь в таком бедственном положении?
— У меня долгов на пять тысяч фунтов… и нет ни малейшей возможности уплатить хотя бы часть, если в четверг я проиграю свою ставку.
— Я вас понимаю, — заметил граф, — но не могу позволить вам вести себя так неспортивно.
— Больше мне не остается ничего, разве только пустить пулю себе в лоб, — уныло отозвался мистер Фолкнер.
Наступило молчание. Наконец граф заговорил:
— Думаю, это будет непростительной глупостью. Кстати, во время соревнований у себя в усадьбе я заметил, что вы — превосходный наездник.
— От этого немного толку, если я даже не могу позволить себе лошадь.
Горечь в голосе мистера Фолкнера достигла предела.
— У меня к вам предложение, — произнес граф. — Думаю, оно понравится вам больше, чем самоубийство.
Мистер Фолкнер посмотрел на него, без особой, впрочем, надежды.
Он был красивым юношей, но сейчас его лицо стало мертвенно-бледным. Он ссутулился в своем кресле, словно не находя в себе сил держаться прямо.
— Вот что я собираюсь предложить вам, — говорил в это время граф. — Вы участвуете в скачках, как и собирались, но не ставите ни пенни ни на себя, ни на кого-либо другого.
Он сделал паузу, а затем быстро продолжил:
— Думаю, вы придете вторым. Это даст вам определенную известность в спортивных кругах.
— Что совершенно не поможет мне, когда я попаду в долговую тюрьму.
— После скачек, — продолжал граф, словно не слыша его, — после скачек вы поедете в Ньюмаркет. Там вы займете должность помощника управляющего моих скаковых конюшен. Сам управляющий намерен через год уйти на покой.
Воцарилась тишина.
Мистер Фолкнер не сводил с графа глаз, и тот добавил:
— Я уплачу ваши долги, если вы пообещаете мне в будущем не вести себя столь безрассудно.
Между ними словно лопнула какая-то завеса, и мистер Фолкнер закрыл глаза руками.
— Я не знал… что в мире столько… доброты, — надломленным голосом произнес он.
С минуту граф молчал, позволяя гостю успокоиться, а затем произнес:
— Все мы делаем ошибки, но вы хорошо понимаете лошадей и наверняка научитесь от них не повторять одну и ту же ошибку дважды.
Мистер Фолкнер достал из кармана платок и вытер глаза.
— Не знаю… как и благодарить вас, — начал он.
— Вы можете отблагодарить меня, заботясь о моих лошадях и следя за тем, чтобы никто не повредил им или мне.
— Я… я буду верно служить вам… всю жизнь.
Его голос снова прервался, и граф встал.
— Предлагаю вам пройти в кабинет моего секретаря; один из слуг покажет вам, где это. Дайте ему полный отчет о ваших долгах.
На мгновение граф умолк, а затем продолжил:
— Не опасайтесь огласки ни с его, ни с моей стороны. Никто не узнает о связывающей нас тайне. В пятницу в Ньюмаркете вас будет ожидать мой управляющий, его зовут Уотсон.
Мистер Фолкнер тоже встал. Граф протянул руку, и он схватил ее обеими своими.
— Клянусь вам, я… я никогда не подведу вас, — произнес он.
Затем, словно не в силах больше сказать ни слова, он распахнул дверь и вышел из кабинета.
Улыбаясь, граф повернулся к двери, за которой притаилась Донелла. Однако не успел он подойти, как дверь распахнулась и Донелла бросилась к нему.
— Как вы могли быть… так великодушны… так великолепны?! — воскликнула она, прижимая руки к груди.
Когда она подняла лицо, граф увидел в ее глазах слезы.
Он внимательно посмотрел на девушку. Через мгновение он обнял ее, и его губы прижались к ее губам.
На мгновение Донелла застыла. Она была так тронута благородным поведением графа, что по ее щекам бежали слезы. Наконец она крепче прижалась к нему.
Вначале граф целовал ее нежно, словно боясь напугать. Однако, когда он почувствовал мягкость и невинность ее губ, его поцелуй стал более требовательным и властным.
Донелла чувствовала себя так, словно сквозь ее тело шел золотой поток солнца, от губ к груди и к самому сердцу. Именно так она и представляла себе поцелуй.
Хоть это и казалось невозможным, но она поняла, что любит графа.
Это любовь заставляла ее чувствовать себя так, словно они с графом растворялись друг в друге, а поцелуй возносил их на небеса.
Словно отзываясь на чувство графа, Донелла ближе прижалась к нему. Почувствовав это, граф вдруг осознал, что ни с одной из женщин он не чувствовал себя так, как теперь. Сейчас им владела не грубая чувственная страсть, к которой он уже привык, а некое не столько физическое, словно духовное наслаждение.
Подобно Донелле, он почувствовал, что его ноги уже не касаются земли.
Граф и Донелла словно парили в небе, поднимаясь к самому солнцу. Это было так прекрасно, что граф, словно не веря своим чувствам, поднял голову и увидел на лице Донеллы отблеск солнечного сияния.
Сейчас девушка была еще прекраснее, чем когда-либо, и граф снова начал целовать ее, яростно, страстно, словно не желая ни на секунду отпустить ее от себя.
Только когда у обоих прервалось дыхание, граф смог произнести каким-то странным голосом:
— Моя дорогая, моя драгоценная, как тебе удается дарить мне такие чувства?
— Я… люблю… тебя, — прошептала Донелла.
— И я люблю тебя, — произнес граф. — Я никогда и никому не говорил этого, но тебя я люблю.
Они посмотрели друг на друга, однако не успел граф крепче прижать к себе девушку, как открылась дверь.
— Лорд Уолтингем просит принять его, милорд, — объявил дворецкий.
Граф отодвинулся от застывшей на месте Донеллы.
Лорд Уолтингем вошел в комнату. Сейчас он выглядел огромным и всесильным, однако из-за лысеющей головы и седых волос он показался Донелле еще старше, чем при последней встрече.
Девушке показалось, что за какое-то мгновение ее низвергли из рая в ужасный ад.
— Прошу прощения за столь ранний визит, Хантингфорд, — произнес лорд Уолтингем, подходя к графу. После паузы он продолжил: — Я еду в Виндзор и хотел сообщить вам, что ее величество одобрила ваше назначение на пост конюшего. Я хотел первым поздравить вас.
— Благодарю вас, — произнес граф. — Вы очень добры.
И тут, словно внезапно прозрев, лорд Уолтингем заметил Донеллу.
— Донелла! — воскликнул он. — Что вы здесь делаете? Ваш отчим сказал мне, что вы уехали к внезапно заболевшей родственнице.
Донелла не могла произнести ни слова. Ее голова отказывалась работать, и ни единого звука не сорвалось с ее губ.
Поняв, что происходит нечто ужасное, граф поспешил на помощь.
— Мисс Колвин приехала к моей тетушке, леди Эдит Форд, которая, к сожалению, слишком больна, чтобы покидать свою комнату.
— Понимаю, — согласился лорд Уолтингем. — Впрочем, Донелла, раз уж я нашел вас, леди Эдит не будет возражать, если по пути из Виндзора я загляну к вам.
Донелла продолжала хранить молчание, и лорд добавил:
— Я приеду около половины пятого и надеюсь, что скажу вам нечто важное, чего не смог сказать раньше.
Донелла все еще молчала.
Лорд Уолтингем протянул руку, и покорно, как марионетка, Донелла протянула ему свою.
— Надеюсь, вы не разочаруете меня снова, — произнес лорд Уолтингем и прижал ее руку к губам.
Тут в Донелле поднялось уже пережитое ранее отвращение, встряхнувшее ее как удар грома.
Она глубоко вздохнула и с трудом удержалась от того, чтобы не вскрикнуть.
Лорд Уолтингем выпустил ее руку и пошел к двери, которую граф распахнул перед ним.
— Не провожайте меня, Хантингфорд, — сказал при этом лорд, — и еще раз примите мои поздравления.
Граф увидел, что за дверью ожидает дворецкий. Когда лорд Уолтингем пошел вниз по лестнице, он запер дверь и повернулся к Донелле. Девушка вскрикнула и бросилась к нему.
— Спрячь меня… спрячь… — лихорадочно твердила она. — Я не могу… видеть его… Я должна убежать… Помоги мне…
Она смотрела на графа умоляющими глазами, в которых был страх.
— Я не совсем понимаю, — произнес граф, — зачем Уолтингем хочет увидеть вас?
— Он… он хочет сделать мне предложение… и он уже договорился насчет женитьбы… Договорился с моим отчимом.
Граф в удивлении смотрел на девушку. Ничего подобного ему и в голову не приходило.
— Но ведь Уолтингем слишком стар для вас!
— Он… он старик… и я ненавижу его! — воскликнула Донелла. — Все, что с ним связано… вызывает во мне… отвращение… Но мой отчим уважает его и… и хочет заставить меня выйти за него.
Девушка начала лихорадочно озираться, словно ища путь к спасению.
— Мне нужно уехать… уехать немедленно. О, пожалуйста… пожалуйста, скажи, куда мне уехать?
Граф крепче прижал ее к себе.
— Никуда ты не уедешь, — произнес он, — и прятаться тебе тоже незачем. Когда Уолтингем вернется, я сам с ним разберусь.
— Ты не понимаешь, — возразила Донелла. — Мой отчим… и моя мать, она всегда слушается отчима… уже дали свое согласие на наш брак. Они мои опекуны… и я ничего не могла поделать… только убежать.
— У тебя есть очень простой выход, — успокоил ее граф. — Когда Уолтингем вернется, я скажу ему, что ты выходишь за меня.
Казалось, на лице Донеллы остались одни глаза.
— Ты… ты просишь меня… выйти за тебя замуж? — прошептала она.
— Нет, не прошу, — ответил граф. — Я просто сообщаю тебе, что мы поженимся, потому что любим друг друга.
— Но ты же никогда… не был женат… и ничего обо мне не знаешь…
— Я знаю, что люблю тебя, — произнес граф. — Когда я пришел в твою спальню, чтобы поцеловать тебя, а ты отослала меня прочь, я понял, что мне не будет покоя, пока ты не станешь моей.
Донелла спрятала лицо у него на груди.
— Но тогда ты совсем не думал о… женитьбе, — пробормотала она.
— Это так, — согласился граф, — но я хотел тебя, как никакую другую женщину. Если ты не выйдешь за меня, я буду искалечен больше, чем если бы Фолкнер с подручным добились своего.
— Я не могу представить ничего более прекрасного… более великолепного, чем быть твоей женой, — призналась Донелла. — Но ты представь… Если ты узнаешь меня лучше, и я наскучу тебе… или ты пожалеешь, что не женился на ком-нибудь другом…
Руки графа сжали ее еще крепче.
— Ни одной женщине я не предлагал руки и сердца, — произнес он, — и я не могу представить ничего хуже твоего отказа.
— Я… люблю тебя, — прошептала Донелла, — люблю всем сердцем и душой. Может быть, после… свадьбы… я смогу заботиться о тебе… чтобы тебе никогда больше ничего не угрожало.
Граф мягко рассмеялся.
— А я-то думал, что это мне предстоит заботиться о тебе, моя драгоценная. Во всяком случае, об одном я точно позабочусь — ты больше не попадешь к таким людям, как Бэзил Бэнкс, и на холостяцкие вечеринки вроде тех, которые задает этот беспутный граф Хантингфордский.
Говоря это, он казался таким счастливым, что Донелла улыбнулась в ответ и спросила:
— А в будущем этот граф не станет давать такие вечеринки… и не будет оставлять жену дома?
— Никаких вечеринок, никаких приемов, — пообещал граф, — кроме самых респектабельных, на которых моя дорогая жена будет блистать как луч солнца или, точнее, как звезда, которую искал в небе твой отец.
Голос графа стал глубже, и он продолжил:
— Ты — моя звезда. Господь послал тебя мне, чтобы ты вела и вдохновляла меня, и я не смогу жить без тебя.
Не ожидая ответа Донеллы, он снова поцеловал ее, и целовал до тех пор, пока солнечный свет не облек их золотым сиянием и не унес в небо.
Донелла чувствовала, что ее сердце поет вместе с ангелами, и знала, что Бог не подвел ее.
Она молилась о любви — настоящей любви, такой, какая была у ее родителей, — и Господь послал ей такую любовь.
С годами это чувство будет становиться все крепче и не иссякнет вовек.
Это любовь, которую посылает Бог и которая есть Бог, и избежать которой невозможно.
1991
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст, Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам