Грань Земли

Глава 10

Чертополох царапал и обжигал босые ноги, пока Тэсса бегала в его высоких, сухих и облезлых зарослях по холму. Изо всех сил, без оглядки, не внимая боли и усталости, придерживаясь восточной стороны, где всякая болезнь всегда слабее.

Сильные и выносливые, никогда не подводившие ноги, убивались бешенной скоростью, спешкой и немалым расстоянием. Теперь Тэсса спотыкалась на каждой кочке и неровности, и каждая выбивала из равновесия и запускала вдаль шальной, пьяной пулей, готовой врезаться и разбиться.

В глазах темнело, свинцовые мышцы во всём теле уже давно ломило, а дыхание стало частым и обрывистым. Кочки, кочки и снова кочки, через которые прыгаешь или оббегаешь, теряя в скорости, а набирать её всё сложнее и сложнее. И хорошо, если они не обросли травой, и ты ясно различаешь их, ведь ты не можешь остановиться и составить план. Ты бежишь из последних сил, просто чтобы выжить. Но у любого пути есть конец.

Нога застряла в траве. Тэсса выдернула её на ходу и, подпрыгнув, не удержалась, рухнула и тут же кубарем покатилась по оврагу, поднимая пыль. Она успела закрыть лицо от колючек, но чертополох соблазнился и другими местами, набивался за шиворот, пускал пыль в глаза, рот и нос сквозь щёлочки пальцев, в то время как локти, бёдра и бока бились об кочки, на которых тело подпрыгивало и летело вниз ещё быстрее. Её ожидали выжженные просторы.

Тэсса лежала на спине и кашляла. Затем протёрла лицо и оглядела пройденный путь. На склоне всё ещё сновала пыль, а где-то позади доносилось рычание. Тэсса тут же отползла в ближайшие заросли луговика и еле протиснулась в большую, водосточную трубу, забитую бытовыми отходами. Пришлось изогнуться, зарыться в мусор, и слушать приближающееся рычание, и как лапы с тихим хрустом сминают траву. Иногда рычание и хруст затихали, и доносилось еле слышное дыхание, казалось, Цербер смотрит, чует Тэссу сквозь траву. В такие секунды по спине и лицу скатывались крупицы пота. Сердце замирало. Но эти мгновения уходили, и Тэсса успокаивалась. Ненадолго. Одна тревога сменялась другой.

Шаги вдруг становились подозрительно тихими и не то, чтобы затихали удаляясь, просто в голове поднимался звон и заглушал все прочие звуки и всё нарастал, до дрожи в барабанных перепонках. То были удары молоточка в самое в сердце, и усиливался не просто звон, а размер молотка и разящая сила ударов. Тэссу начинало подташнивать, приходилось закрывать глаза и глубоко дышать, чтобы не свалиться в обморок, но к счастью, лежанка из пригретого мусора у неё уже имелась.

Труднее всего сидеть и просто ждать, когда голодный зверь бродит где-то рядом. Выжидание подобно нестерпимому зуду, особенно после нервной, двухнедельной беготни. Как усидеть спокойно, если ты чувствуешь холодное, склизкое дыхание смерти на своём затылке, а твои мышцы гудят, отказываясь принять покой.

Пошатываясь, Тэсса разгребла мусор и вылезла из трубы. Тогда она не заметила, но увидела теперь совсем крохотные ростки травы, а значит жизнь ещё теплилась в Бугульме. Тэсса улыбнулась и подняла взгляд на Цербера. Он глядел исподлобья и тихо рычал. Мрак переливался на его мощном, чёрном теле. Тэсса и Цербер стали ходить полукругом, прицениваясь и принюхиваясь, готовясь к танцу. Раньше этот пёс и вправду был псом, а теперь его чёрные глаза веют безумием, пасть разит чёрным пламенем, а из туши вырывается тьма. Теперь это собачий дьявол. Каков хозяин, таков и пёс. Он рычит и крадётся, а в его дыхании кроется сама смерть, отодвигая жизнь на задний план.

— Нам незачем биться! Мы оба призваны служить этому миру!

Только каждый делает это по-своему. Цербер продолжал топтать траву, сокращая дистанцию. Круг сужался. Шаг влево. Шаг вправо. Все вероятности просчитаны, и позиция объявлена. Партия близится к завершению.

Плавные дуги вен на гладкой собачьей шерсти вздулись молниями. Цербер весь как-то собрался, напрягся, склонил морду вниз и исторгнул рык на всю округу. Слюна его закапала чаще и разъела траву. В нарастающем гневе пёс налился каменной тяжестью, от его поступи земля стала продавливаться. Из лап вылезли когти, и Цербер бросился. Бежал как по болоту, тонул в твёрдой земле, так был тяжёл, но успевал карабкаться прежде, чем почва проваливалась. Вгрызться в горло, и страшно рыча, мотать головой, разрывая плоть! Вонзить когти как можно глубже и отдирать мясцо, медленно и мучительно, и рвать, рвать, рвать! Вот что читалось в его глазах.

Пёс уже не мог бежать, а только пригнуться и прыгнуть. Выставить в прыжке передние лапы с когтями и раскрыть пасть. Челюсти щёлкнули у Тэссы перед лицом, но она успела сжать кулак. Огромная каменная рука вырвалась из земли и схватила пса в каком-то дюйме от Тэссы. А затем раскрутила тушу и выстрелила ею, словно ядром из пушки. Далеко-далеко за овраг. В старый давно заброшенный колодец, по стенкам которого он тут же начал взбираться. У Тэссы не осталось сил на равную схватку. И всего несколько секунд, чтобы бежать. Она огляделась.

Бежать было некуда, а значит, придётся задействовать весь ум и талант, чтобы понять, как можно использовать окружающие её места в свою пользу. Тэсса закрыла глаза и стала мысленно читать, шерстить их. Несчастья былых лет сменялись друг за другом, как день и ночь. Дома сгорали вместе с жильцами, по халатности или ради баловства. А в близлежащих садах воровали всё под чистую, что трудяги выращивали целое лето. Здесь умирал и возрождался труд. Здесь, через сады, детишки катались на велосипедах в посёлок к бабушке. Но это было не то видение. Тэсса случайно коснулась живых травинок, и канал переключился, а она намеренно искала несчастья в хвори, поэтому и была рада окунуться в облезлую, выжженную траву.

В этом же районе, на дороге, что разделяла дома и садовые участки, ларгус, не снижая скорости и не стараясь увернуться, сбил мужчину, ступающего по зебре. Мужчина подлетел и тут же рухнул, истекая кровью, весь с разорванной кожей, и уже больше никогда не поднялся, умирая в одиночестве. Ему оставалось пройти несколько метров до дома.

Тэсса видела много подобного. И грудных младенцев, умерших голодной смертью на своих койках в запертых в усмерть пьяными родителями комнатах. Сгоревший дом, где пьяная жена забыла потушить сигарету, и вспыхнуло пламя, в ту ночь часы Восток с треснутым стеклом остановились на руке задохнувшегося в дыму мужа. И много прочего, что упоминать совсем не хочется. Тэсса впитывала в себя эти предсмертные ритмы, стараясь не приглядываться и не принюхиваться, а бездумно слиться. Но как можно не почувствовать угарный газ и запах обгорелой плоти, что свербит в ноздрях? И острое сверло голода, и вой сирен, что с опозданием бывает печальнее похоронных гимнов.

В сердце ёкнуло. Биение стало обрывистым, как из последних сил, кожа посерела, а кровь в жилах оледенела. Зрачки золотисто-медовых глаз больше не реагируют на свет.

Цербер снова здесь, вот он снуёт, принюхивается, царапает лапкой, пристально глядит с минуту и убегает, виляя хвостом. Всё же, несмотря на хворь, где-то в глубине, пёс остаётся псом.

Тэсса резко открыла глаза и начала жадно глотать воздух, и все травинки приникли к коже, отдавая энергию жизни и серея. Нужно вернуться в Аниму и полностью восстановиться. Тэсса стала водить ладонями по земле с той девичьей нежностью, с какой девушка может ворошить волосы любимого мужчины. И земля ответила на ласку, стала мягкой, податливой и пригласила в своё лоно. Тэсса погружалась в неё, словно в тёплую постель или горячую ванну. Это было подобно материнским объятиям, её поцелуям и уюту, что она дарит, когда один её только дух делает любое место комфортным и желанным.

Но вдруг всё прервалось. По телу разошлись вибрации давно забытых импульсов. То был глубинный зов и глас старого друга.

— Де… Дементий?! — Воскликнула Тэсса, но поначалу ответом был лишь гул. — Дементий, я знаю, это ты! — На сей раз что-то зашипело. — Мне так много надо тебе рассказать и задать так много вопросов! Не молчи же! Ответь мне!

И шипящие импульсы, словно настроившись, поймав волну, обрели внятную словесную форму.

— Мы знакомы? — Спросил Дементий.

— Так ты позабыл меня…

— Я… Я почти ничего не помню, только лик демона и его хвори, которых должен остановить. И больше ничего. И эту связь. Я понял кое-что, понял, что не выстою в этой битве один, хотя бы потому, что ведаю столь малым. Кем бы ты ни была, молю тебя помочь. Даруй мне знание или оружие, и я покончу с демоном. — Сказал Дементий.

Тэсса вздохнула.

— Я всё сделаю. Дементий?

— Да?

— Обещаю, скоро мы встретимся, и ты вспомнишь меня, вспомнишь всё, что утратил и позабыл!

В ответ снова шипение, гул, затем всё смолкло.

Тэсса всё ещё лежала в земле с закрытыми глазами.

— Пандора, укажи мне путь к тайным местам силы, к потерянным благодатям!

И в темноте внутреннего взора возник рыжий лучик света, рисующий карту Бугульмы, где все места, кроме двух, потускнели. Тэсса запомнила их и восстала из земли, готовая отправиться в путь.

Тэсса забралась по склону оврага и уже, будучи на самом верху, взглянула на купол, что простирался над городом, изредка мерцая серым и сыпля пепельными хлопьями, а затем вновь становясь незримым. Что за добрая сила создала его, желая удержать недуг внутри?

Впереди лежала гряда садов-огородов. Заброшенные из-за многочисленных краж. Ими не воспользуешься по назначению и не продашь, не сдашь в аренду, ибо все знают, какая это гиблая затея пытаться засеять их. И ещё более глупо теперь, когда они представляют из себя заросшие сорняками бесплодные земли с перекошенными, обветшалыми домиками, уподобленные запустевшим владениям древних ацтеков. Из накренённых сетчатых заборов выглядывают одичавшие ветки тёрна, малины и крыжовника. Дороги между участками узкие, запущенные и захламлённые. Облюбованные колдобинами и толстыми одеревенелыми сорняками. Здесь не проедет ни один автомобиль, да и пешему человеку лучше сторониться этих троп. Но у Тэссы сейчас не было ни сил, ни времени, чтобы облагородить это место или найти иную тропу.

Она выбралась на дорогу, что пролегала между садами и частным сектором домов и отправилась в путь. Из-за однообразия видов все улицы казались как две капли воды похожими друг на друга. Несменяемый пейзаж городского упадка. Разлагающиеся домики слева и брошенные садовые участки справа. Ржавеющий транспортный хлам разбросан прямо на дороге. Иногда попадаются высохшие деревья. Автобусные остановки.

Стоп! Взгляд замер на одной из таких и заприметил двухколёсного зверька. У него были Гермесовы крылья, мощные шипованные колёса, удобный обтекаемой формы руль и толстая разрисованная рама. Имелся качок, зеркальце заднего вида и генератор с фарой. Навороченная система тормозов и самобытный звонок с кучей прибамбасов, чтобы наигрывать какие душе угодно мелодии. И всё так стилизовано и органично, с ним хоть в огонь, хоть в воду. Тэсса подняла велосипед, смахнула пыль и покатила. И эта быстрая езда вознесла дух.

В унылой серости и безжизненности дня рыжая копна волос пронеслась по городу яркой искрой, сверкающим фейерверком и взрывом красок на холсте гениального художника, изобилуя первозданными чувствами самой жизни, расплёскивая их на разбитый, холодный и гнилой мир облезлых газонов, загаженных дорог, баров, окутанных тьмой пьянчуг и ободранных магазинов. Вдоль единственно-уцелевшего цеха ликероводочного завода и давно закрытой мебельной фабрики.

Теперь Тэсса мчалась вдоль бетонных, обрамлённых колючей проволокой стен. Дорога окончилась створчатыми воротами с надписью на потёртой табличке «Дорожно-транспортное предприятие Бугульминского района».

Тэсса отодвинула ворота и вошла. Это был огромный двор, где автопарк ржавых тракторов, камазов, погрузчиков, эскалаторов и комбайнов гнил в завалах пивных банок, макулатуры, обрезков металла, битого стекла и мотков проволоки. Справа медленно рассыпалось здание конторы. В её облицовке недоставало уже половины кирпичей, они трескались и рушились на собачьи будки здешних охранников, которых сейчас не было на посту. Чуть дальше в залежах хлама притаились грязные блоки промышленных трейлеров с распахнутыми полуотвисшими дверьми и рабочих бараков.

За ними расположился внутренний двор с песчаным холмом, ступая на который босые ноги становятся точно ледышки. Тэсса стала спускаться по нему, и каждый шаг как погружение в ледяную воду, где тебя обволакивает её мокрый холод, и ты резко и судорожно вздыхаешь, стуча зубами и трясясь.

Тэсса спустилась по песчаному холму, теперь же предстояло забраться по холму из гравия. Сколько не прыгай, не беги, не растирай руки и ноги, теплее не становилось. Чем выше, тем холоднее, но не снаружи, а изнутри. А кожа всё равно мертвенно-бледная и каждый шаг всё больнее и больнее. Замёрзшие, растрескавшиеся ступни стоило закутать в одеяло и растереть, а вместо этого в них впивались острые и мелкие чёрные камни, под которыми слышался шёпот умирающей земли.

Там, на вершине пролегала железная дорога, занятая сейчас десятью открытыми вагонами. Тэсса блуждала между ними, пока воздух не задребезжал вокруг одного из них. Тэсса оцепенела, закусив губу, и вся напряглась. Лицо пылало, глаза щиплило, а сердце колотилось с диким воем и наливалось жгучей болью во всём теле, так прыгало и рвалось к третьему вагону. Тэсса схватилась за ручку и, разгребая залежи камней, пролезла в квадратное отверстие. Вагон был наполовину засыпан гравием, и как же перебрать все эти тысячи камней вручную?

Разве природа наделила меня талантами ради такой мелочной работы? Тэсса хмыкнула и вытянула руку, напрягла и стала крутить кистью, перебирая пальцами тончайшие нити излучений, но ни один камешек и не думал шевелиться. Тэсса обречённо опустилась на колени и прикоснулась к залежам гравия ладонью. Благодать расползалась и разливала свою энергию под слоем этих камней.

Больше ждать было нельзя. Тэсса ринулась в угол, взяла совковую лопату и начала разгребать камни, зачерпывать и вышвыривать из вагона. Она всё больше уставала, но когда силы оставили её, и она больше не могла этим заниматься, перед ней лежал истинно-живой, чёрный, растекающийся камень. Даже древняя стихия не сумела его скрыть. Я и вправду талантлива!

Тэсса наклонилась, чтобы поднять благодать, уже сомкнула на ней пальцы и потянула, но камень вдруг вытек из руки, так и оставшись на месте.

И сколько бы Тэсса не зачерпывала, благодать всё вытекала и множилась, сея и множа свои излучения, пока всё в вагоне не погрузилось в ночь и тишину. Тэссу вновь охватил беспрерывный кашель, и страшными ударами в сердце вернулся уже подросший и окрепший молот. Тэсса упала на четвереньки, а её руки и ноги утонули во тьме, что всё больше заглатывала и забирала её, болото, из которого не вырваться. Падение сквозь время и пространство в неизвестную бездну, где ты наливаешься неподъёмной тяжестью и теряешь себя.

«Моими руками творит сама природа. Я создана, чтобы низвергнуть зло, чтобы облагородить этот мир и могу справиться с чем угодно! Изменить любой исход! Мне подвластно всё! Но почему, почему я не могу вывести своё тело и душу из этого мрака?! Я не могу проиграть или сдаться! Я, рождённая служить миру, не могу покинуть его так скоро! Кто справится с моей работой лучше?» — Силы таяли, и что-то раздирало Тэссу.

Она уже не могла говорить, не могла шевелиться, думать, словно она исчезла. Остался лишь вопрос. Зачем противиться исчезновению? Цепляться за жизнь, полную страданий, если можно спокойно дождаться конца? И надежда погасла.

«Как жаль, что не успела я поговорить с Дементием, позаботиться о маме, подготовить спасителя! Жизнь это что-то далёкое и забытое, не существующее. И эта пустота лишена смысла. Зачем же нам отводится столь краткий отрезок, если после ещё более короткого мгновения в конце, всё становится неважным? Так молоток отбивает в сердце предсмертную дробь угасающего ритма. Но если всё здесь случайно и никакого умысла нет, значит, я сейчас умру. Не я главный герой истории. Его и вовсе нет. Но в моих силах его назначить. Направить в путь обретения самого себя. Пока рвётся волосок моей жизни. Если не я, его назначит кто-то другой. Так есть ли у меня право исчезнуть, сгинуть, если мир как ребёнок, что из детского любопытства норовит подойти к краю пропасти и свалиться в пучину, а ты ловишь его, пока у тебя хватает на это сил»…

Тэсса открыла глаза, лёжа на камнях в вагоне. Затем протёрла лицо и увидела на правой ладони татуировку. Изящные пепельно-дымные линии изображали фиалку, что колыхалась, словно на ветру, прямо на коже. Тэсса улыбнулась благодати внутри себя.

Но вдруг камни затряслись и задребезжали, а шматки гравия осыпались со стен вагона. Это снаружи подобно раскатам грома рычал Цербер. От нового рычания весь вагон затрясся вместе с содержимым. Тэссу мотало из стороны в сторону, она свернулась калачиком и закрыла уши, понимая, что у неё не хватит сил дать отпор. Оставалась последняя возможность, к которой так не хотелось прибегать.

Вагон замер, и всё вокруг стихло. Тэсса прижала левую руку тыльной стороной ладони к полу, взяла камень побольше да поострее и со всего размаху ударила острием прямо под кисть, в вену. Это отдало острой и тупой болью одновременно. Тэсса сморщила лицо и взвыла, больно закусив губу. Но ничего не случилось. Остался только кровоподтёк. Тэсса ударила ещё раз, била снова и снова, а уже в последний раз она взяла ещё больший размах и со всей силы вдавила острие в кожу, пока та не порвалась. Хлынула кровь. Тэсса облегчённо вздохнула и поднялась.

Кровь теперь стекала по руке и капала на серый грязный пол вагона, окрашивая камни алой расцветкой. К тому времени вагон свободно кренился из стороны в сторону, утопая всё глубже в проваливающейся почве от постоянных рычаний разделённого натрое Цербера.

Тэссу швыряло словно щепку, но всё же благодать защищала её, делала по своему незримой для псов, хоть и не укрывала полностью. Гравий понемногу высыпался наружу, поднимая пыль, а Тэсса зажимала рану и кашляла.

Вагон вдруг резко накренился, и Тэссу выбросило из него в чёрный туман, а сверху присыпало небольшой горкой камней. Все вагоны были перевёрнуты.

Тэсса отчётливо различала псиные шаги, не понимая, почему Цербер её до сих пор не разорвал, и посмотрела на татуировку, с неё то и сходили тёмные излучения, образуя туман. Но рано или поздно, Цербер преодолеет заглушку.

Тэсса достала из-под камней левую руку, с неё всё ещё стекала кровь, и в каждой капле таилась жизнь. Ладонь сжалась в кулак. Вены напряглись и разбухли, крови потекло ещё больше, но теперь её струи сливались в одну живую алую массу, формируя плод и вырастая.

Рядом с Тэссой лежала её собственная обнажённая копия. Они с пониманием глядели друг на друга, ощущая витавший в воздухе непередаваемый, отчаянный страх смерти и желание заботы о мире и матери. И вдруг, после минуты молчания, они крепко обнялись. Тэсса услышала её шёпот.

— Я знаю, сейчас твоё сердце сжимается от жалости ко мне, нашей матери, Дементию и этому миру. Знаю, потому что и моё сердце сжимается с той же болью. Но прошу, не плачь! Нет ничего, что стоило бы рвущих душу девичьих слёз. Не осуждай себя за то, как ты сейчас поступила. Я бы сделала точно так же. И молю, ни в чём её не вини, когда всё откроется. Оно ведь могло получиться гораздо хуже, тебе ли не знать. Поверь, это не большая цена за тот мир, который мы хотим создать. А теперь, — копия поднялась, — прощай, сестра!

Сказала она и шагнула в сторону псов. Тэссу охватила дрожь. Она закрыла рот ладонью, чтобы рыдания не вырвались наружу и сорвали план, и только тихо плакала, заливаясь слезами и с ужасом наблюдая, как её сестра изящной поступью спускается к Церберам, и три огромные туши набрасываются на юное нежное тело.

И тут Тэсса дала себе волю. Она вскипела, зарычала и гейзером вырвалась из завалов. Огненный эфир в глазах высушил слёзы, рука вытянулась вперёд, и кулак сжался в неистовой силе. Сама земля содрогнулась под псами, захлопнулась гигантским капканом и затянулась невесть куда в неизвестные даже самому богу глубины.

Тэсса бежала оттуда, от этой всё утягивающей воронки. Земля уходила из-под ног. Тартар глотал всё без разбору: склон из гравия, песчаный холм, бараки, автопарк, весь мусор и остановился, только когда Тэсса оказалась за пределами предприятия. Она прислонилась к стене и снова оплакала сестру.

Когда слёзы закончились, Тэсса поднялась и осмотрела рану. Остался только шрам. Можно отправляться к месту следующей благодати. Она подняла велосипед и поехала.