Грань Земли

Глава 23

Влажные прикосновения воздуха ласкали кожу, а сладковатый аромат щекотал ноздри и наполнял лёгкие живительной силой.

Макса несло вперёд, словно по течению реки, но воды не было, только воздушные потоки. Макс ощупал пространство вокруг себя и, ничего не обнаружив, открыл глаза и увидел повсюду лишь густые облака закатного неба, по которому он плыл в неизвестность.

Макс улыбнулся и заливисто рассмеялся. Всё было так непривычно. Особенно лёгкость, с которой изливался смех. Макс стал грести, кувыркаться и ускоряться, разрезая облака.

Внизу проносились дома, рощи, океаны, цветочные плантации. Макс посмотрел направо, где садилось солнце, но там виднелся лишь свет зарева, заслонённый пеленой облаков.

Вдруг этот свет начал преломляться, и в облаке возник чётко очерченный теневой силуэт с босыми ступнями, высокими чуть припухловатыми ногами и стройным станом с пышной грудью и длинными волосами, собранными в хвост. Эта тень бежала наравне с Максом и посмеивалась.

Макс сунул руку в облако, чтобы нащупать тень, но в огненной перине ничего не оказалось. Это и вправду была просто тень, а Макс всё тщился хоть что-то ощутить. Тень захихикала.

— Ну щекотно же, перестань!

Макс тут же отдёрнул руку.

— Тэсса? Это ты?!

Теперь она шла в припрыжку, а её голос, дыхание или смешки, гонимые ветром, могли прозвучать справа, то удаляясь, слышались где-то вверху, внизу, слева, а бывало, что и прямо в голове. Но силуэт неизменно оставался только справа, как если бы Тэсса шагала за бесконечной простынёй, и на неё падал яркий свет. Но то была лишь тень, без самой Тэссы.

— Я умер?!

— Не знаю. А что есть смерть? — Было ответом. — Может быть это очередная иллюзия, навязанная высшим порядком.

— Где мы находимся?

— Полагаю, в твоём воображении, где я воссозданный образ, а ты память по самому себе, каким ты прежде был.

— Мне не нужна риторика, мне нужны ответы.

— Хорошо.

— И прошу, говори как Тэсса, без этих странных словечек. — Сказал Макс и услышал звонкий смех, что своим звуком прикоснулся к сердцу.

— Что ты чувствуешь? Что помнишь? Что осознаешь? Что видишь вокруг? У меня нет ответов, они уже находятся внутри тебя, только задай правильный вопрос. — Сказала Тэсса.

И Макс задумался.

— Например?

— Например, что последнее ты помнишь?

— Ну, я раскрыл брешь и втянул молнию.

— И что же случилось?

— Весь заряд замкнулся и разрядился по моей душе, и она… Перегорела?

— И это означает?

— Что я растворился, меня больше нет.

— Но что ты видишь вокруг?

Макс огляделся на облака. Все они были разных форм, всё время растекались и меняли цвет, редели и густели, становились то гладкими, то шероховатыми.

— Я не знаю, бесконечность, пустоту. Невспаханные воздушные поля. — Макс усмехнулся. — Я ошибаюсь?

— Отнюдь. Но если твоя душа сгорела, значит то, что ты видишь это…

— Это то, что лежит за её пределами? Получается, что наша душа, сознание и личность это некий условный каркас, а истинное хранилище — это то, что находится за пределами воображаемого каркаса? Но для чего тогда всё это? В чём смысл?

— Все мы лишь переливы и мерцания в пустоте. Для чего? Возможно, так вселенная развивается, так она оттачивает форму, кто его знает.

— Так кто кем управляет? Мы вселенной или вселенная нами? Если управляем мы, значит весь мир — это групповая визуализация, не более того. Стоит навязать массам мнение и что, мир изменится? Я в это не верю! Уж лучше пусть нами управляет вселенная или какая-нибудь высшая сила!

— Ты помнишь, что я говорила о глобальном влиянии? Видимо, ты плохо выучил урок, даже чтобы получить нечто совсем простое, нужно проделать работу тела и ума. Ты должен действительно желать этого всем сердцем. Вселенная наделила каждого из нас волей, но правда в том, что мир меняют одиночки, ибо так могущественны их помыслы и деяния. Но у меня лишь твои собственные рассуждения, ты спрашивал умер ли ты? Что я могу ответить? Человек начинает умирать с момента появления на свет. И этот отрезок времени тебе даётся, чтобы спасти себя от господства слабостей и страхов, овладеть силой, интеллектом и красотой, которые ты выразишь в собственном таланте, это дарует тебе абсолютную свободу, когда ты растворишься в вечности. Вот в чём смысл. Но те, кто не справились и пали, те из рабов желудка и гениталий, они не могут изменить мир, хоть и вся их бессознательная лень и тупость всё ещё удерживают мир в оковах. И всё же, мало-помалу он продвигается вперёд, благодаря свершениям великих.

— И что же мне теперь делать? У Ранзора все козыри!

— Но ты сам сказал — вокруг тебя невспаханное поле. Никто не рождается светлым или тёмным. Всегда есть выбор, и ты можешь черпать силу из чего угодно, хоть из прощения, хоть из ненависти, но выбрав путь милосердия, не ищи силу в ярости. Храни верность собственному выбору, пусть даже временами это нелегко. Будь честен и открыт этой натуре и стезе. Предашь, и твоя природа проклянёт тебя. И нет ничего ужасного, если тебе захочется изменить свою судьбу, главное оставаться честным, не обманывать. Но люди запутались, а Ранзор воспользовался этим, заразил своим виденьем, лёгкой и столь же иллюзорной тропой к счастью. Если бы только они были свободны от терзаний, что сами люди навыдумывали, то никогда не отдались бы во власть хвори, но каждый день люди делают выбор и тут же предают его. Ранзору только и оставалось, что подкинуть людям несколько догм настолько эффектных, реалистичных и многообещающих, что человек сразу же принимал их на веру, которая живёт в нём с самого рождения. А ведь она есть ключ к скрытым возможностям духа, которые высвобождаются под натиском хвори, искажённые ненавистью и отчаянием. Но вера эта в своей изначальной форме должна помочь уверовать в себя и свои силы, а не во что-то внешнее и блестящее. Но догмы умеют нас обманывать, убеждая, что есть нечто, созданное специально для нас, некий великий смысл, что превращает нас в его рабов.

— Но почему люди не могут сами использовать эту потаённую силу?

— Они ввергли её в забвение.

— Почему? — Ответом было молчание. — Даже если так, получается, что Ранзор стал таким какой он есть из-за самих людей, а люди заразились из-за того, что Ранзор усилил в них неадекватность? Какой-то замкнутый круг, где смешались непримиримая боль, отчаяние, ярость, обида, ненависть, и агония всех этих чувств выжигает человеческие сердца. В таком случае вселенная обречена на вечный хаос и разлад.

— Но это не хаос. Это тысячелетняя упорядоченная деградация человеческой духовности, тогда как хаос и порождает продукты красоты, интеллекта и силы, так зародилась жизнь. Всё буйство чувств и красок. Именно разнообразие и контраст делает нас такими уникальными и такими живыми. Но мы сами позволяем воплощениям и хвори влиять на нас, именно мы даровали им власть, мы же можем её и отобрать. Мир это не только групповая визуализация, но и отражение нашего внутреннего духа. Пойдёшь своей стезёй, а не той, что тебе навяжут и сможешь пересилить виденье любого масштаба. Как великие труды меняли человеческие представления о мире, так и ты сможешь изменить сложившуюся парадигму мыслей, заставив людей бессознательно воспользоваться скрытой в них силой, чтобы подкорректировать мир. Эмоции — это оружие Ранзора, но только потому, что ты сам вложил это оружие ему в руки. Только ты истинный хозяин своих мыслей и действий, только тебе решать, подчиниться эмоциям или подчинить их себе.

— И если Ранзор скован ненавистью, отчаянием и страхом, то я способен выбрать любое оружие?

— А то и бить всеми сразу.

— Но что если он прав, что если он и вправду сделает мир лучше?

— Может быть, в глубине души. Но своими действиями он не делает мир лучше, а замыкает на себе. Он говорил — всё начинается с порока и заканчивается добродетелью. Да будет так! Если Ранзор это начал, ты это закончишь. Пора указать человечеству верный путь, хватит потакать их слабостям, помоги им отыскать утраченную во тьме дорогу домой и обрести смысл. Я верю, у тебя всё получится, ведь с тобой будет брат, отмеченный кровью атлантов.

— Которого ты проморгала…

Тэсса усмехнулась своей самой прелестной усмешкой.

— Что ж, признаю, звучание твоего сердца тогда заняло меня больше, чем судьба всего мира. Вот такая я ненормальная.

— И как же мне поступить?

— Вернись, и закончи то, что начал.

— Но разве я не умер?

— Ты так ничего и не понял. Выбор всегда остаётся за тобой!

Голос Тэссы растворился, и остался только ветер, что нёс Макса вперёд по облакам.

Здесь жизнь берёт своё начало. Отсюда проистекают все мысли и поступки, вся красота, сила и ум, и неизменны их потоки. Как не можешь ты зайдя в реку развернуть её, так и не сможешь изменить течение жизни, да и как изменить то, о чём и понятия не имеешь.

Какие прочесть книги, просмотреть фильмы, прослушать музыку и какую жизнь прожить, чтобы разобраться, кто ты есть на самом деле? Можно описать себя тысячью слов, но будет ли в них хоть толика истины и, оказавшись перед выбором, знаешь ли ты как поступишь, или запнёшься и забудешь всё, что наболтал?

Возможно поэтому Макс и зарёкся говорить о том, как бы он поступил в той или иной ситуации. Мы редко знаем себя как облупленных, нам трудно судить себя со стороны, в нас тут же разыгрывается фантазия. А порой и чужая похвала смутит ясные воды разума, превращая нас в воображал и самодовольных болванов, которые только и делают, что оправдывают любые свои неудачи внешними обстоятельствами, а чужие характером самих людей. Мы лишь болванки, в которых смешались десятки мнений. Нам недостаёт самокритики и творческого подхода к делу. И вот мы оставляем реку своей жизни, думая, что где-то есть получше.

Максу хотелось обозлиться, а ещё больше хотелось быть кем-то другим, ведь этот кто-то другой возможно утратил не так много.

В закате дня начал лить тёплый дождь.

Как же это удобно злиться и жалеть себя, когда, казалось бы, выбора нет. Но ведь всё это человеческие эмоции, а значит, жизнь ещё теплится и не всё потеряно, осталось лишь направить чувства в правильное русло.

Но как во всём этом разобраться? Впитывать впечатление за впечатлением пока однажды тебя не осенит? Не тратить время впустую и искать себя в труде и развитии таланта? Как же узнать, что Я такое и из какого теста слеплен? Какие двенадцать подвигов совершить? Скольких бездомных накормить, заблудших вывести на верный путь и выиграть шахматных партий? Куда направить свой разум? Быть может на самого себя? К внутреннему свету? Растить его, пока он не озарит своим сиянием весь мир?

Облачный поток остановился. Всё замерло, и Макс впервые обратил на себя внимание. Кем он сейчас был? А точнее чем? Он не увидел своего тела, а значит все его здешние ощущения были лишь воспоминаниями.

Справа всё так же светило солнце, и Макс вдруг понял — он не плыл и не бежал, но разливался бликами, вот почему был так высоко и по этой же причине мог разглядеть всё прекрасное, что было на земле. Он был лучиком весеннего солнца, что в свою очередь олицетворило его дух и уцелевшее сердце. И оно вновь забилось. Запульсировало. Стало наполняться жизнью и силой. Нитками света из этого лучика потянулись свежие побеги, сшивая волшебной иглой сознание и новую ткань души и облекая это в прежнюю форму.

Макс закрыл внутренний взор и ощутил, как его дух наливается всеми былыми чувствами, всеми пережитыми ощущениями и впечатлениями.

Глазам открылся коридор, сшитый из неоновых нитей всех цветов радуги, всевозможных тонов и оттенков, и по каждой из нитей проносились сотни тысяч миниатюрных колец света, нервных импульсов. Макс брёл вперёд по этому коридору, но коридор ли это был?

Здесь всё ежесекундно изменяло форму. Вот ты идёшь по коридору с сотней дверей, но вдруг это становится лабиринтом, где неоновые стены лишь зримое препятствие, и ты легко можешь шагнуть сквозь них. Затем лабиринт исчезает и становится чередой комнат. Ты проходишь несколько и видишь перед собой лифт. Заходишь в него, нажимаешь кнопку вверх и взмываешь. Скорость нарастает, и лифт обращается в кита, за которого ты держишься изо всех сил, и вот вы с китом плывёте в неоновом океане чувств, ныряете в самые глубокие бездны, в тайные области Оно, где людьми порой овладевают беспричинные вспышки эмоций.

Макс рыдал, хохотал, был в грусти и печали, злился, жмурился и трясся от страха, заплывал в самые глубины отчаяния. В них Макс и предпочёл остаться, чтобы увидеть настоящего себя. Кит исчез, а вокруг был только самый чёрный из оттенков и тонов неона.

Непроглядная тьма, в которой, несмотря на это, можно было разглядеть силуэты женщины и мужчины. Взгляды, прикованные друг к другу. На лице мужчины небрежная усмешка. Её не рассмотреть, она как бы разливается в неону, и ты осознаешь это наплевательское отношение одного человека к другому. На лице женщины мольба. Мужчина вдруг начинает играть в кошки-мышки наоборот и прячет взгляд, требуя внимания, и женщина даёт ему желаемое и увивается за ним. Мужчина шевелит губами, извергает ядовитые слова, плюёт и ранит нежную душу. Её сердце начинает тревожно биться. Мужчина лишь смеётся и начинает отворачиваться, уходить, женщина же распаляется, источает себя и что-то светлое покидает её душу и наполняется темнотой и старостью, уродством, тогда как мужчина молодеет и свежеет. Женщина уже не может говорить, обессиливая и изнемогая, лишь разлагается, теряя свою прелесть и аппетитность, пока её возлюбленный посмеивается и не понимает.

— Ранзор, зачем ты препарируешь меня?! Забираешь всё без остатка, иссушаешь, зачем было вообще очеловечивать меня?!

— Ты ведь знаешь ответ. Вся моя семья поступила точно так же, нам было отказано в любви, и мы очеловечили то, чем питаемся, что сможет любить и дополнять нас. И то, что ты называешь агонией, я кличу любовью.

— Но другие, они оставляют внутри своих половинок часть себя, обмениваются энергией, а ты берёшь всё больше и больше, я так не могу. Больше всего на свете я люблю тебя! Но этого я не выдержу, ты меня душишь, высасываешь соки, я дала тебе всё, что только могла, а ты просишь ещё и ещё, больше, чем я могу дать! Я должна оставить тебя хотя бы до того момента, как оправлюсь. — Азалия отвернулась.

Но мужчина резко и грубо схватил её за руку.

— Уходишь?! Это я сотворил тебя! Ты моя собственность! Но если эта жизнь тебе так не мила, я с радостью вырву её из твоего сердца и воссоздам тебя заново, чтобы ты ничего не помнила, и твоё страдание было вечным!

Азалия застыла в шоке и изумлении, глядя в безумное лицо Ранзора.

Но тут возникла третья фигура мужчины с бесконечно меняющимися расплывчатыми очертаниями лица и тела. Он подкрался к Ранзору со спины белой тенью и предстал альбиносом со всё ещё неразличимыми очертаниями. Приподнял руку к груди, чуть отвёл и вонзил её в спину Ранзора, чтобы вырвать сердце. Ранзор пал и начал биться в предсмертных конвульсиях.

— Кто ты? — Спросил умирающий.

— С этих пор я это ты. — Ответил альбинос и разломил пальцами бьющееся чёрное сердце в своей ладони.

И весь его эфир, из которого оно было соткано, потёк через руку альбиноса по телу чёрными венами, и белая плоть потемнела. Расплывчатый, неразличимый лик сменился ехидной улыбкой, острыми выпирающими скулами, хитрым коварным прищуром и блондинисто-рыжими патлами.

— У тебя нет чувства, будто в зеркало смотришься? — Усмехнулась копия Ранзора, в то время как настоящий уже развеялся чёрным туманом.

Азалия тут же подбежала к убийце, обняла и поцеловала.

— Гоми, я так боялась, что ты не успеешь остановить его!

Он крепко обнял её, стал целовать и гладить чёрные шелковистые волосы.

— Не называй меня Гомизид, я Ранзор! Ясно? Запомни это!

Азалия с улыбкой кивнула.

— И как же я мог опоздать и не вытащить тебя из лап этого психа? Но теперь всё позади, и нас ждут долгие столетия любви и счастья.

Сцена растворилась в неоне, и остался только силуэт Азалии. Она как-то странно покачивалась и что-то бормотала.

— Извини, ты что-то сказала? — Спросил Макс.

Как вдруг Азалия возникла перед ним с безумным взглядом, глядя куда-то сквозь, схватила за горло, и как бы Макс не вырывался, не мог освободиться и только поднимался, дрыгая ногами в приступе удушья.

— Гомизид! — Процедила Азалия. — Ты как две капли воды похож на него, из-за тебя я раз за разом должна переживать это, вновь и вновь!

Слова шипели и рычали, а рука душила всё сильнее, и Макс уже не мог даже хрипеть, чтобы ответить, и уже растворялся в неоне, когда хватка ослабла, и рука опустила его. Макс отпрянул, кашляя и растирая шею. Затем взглянул на Азалию, она как будто пришла в себя. Взгляд её был ясен.

— Это ты, Максимка?! Решил меня навестить? — Горько усмехнулась она.

— Я думал найти здесь собственные страхи, а не тебя.

— Значит, я и тебя разочаровала.

— Возможно это неспроста, и мы могли бы помочь друг другу.

— О дааа… Я уже насытилась подобными речами и не желаю иметь дел ни с кем из вас! — Азалия, слишком утомлённая, совсем ослабла от этих слов, поникла и отвернулась. — Мне бы избавиться от этих тревожащих видений, они накатывают всё время словно пульсация в израненной и ушибленной плоти. Не будь всего этого, и я бы могла просто раствориться и перестала чувствовать себя такой одинокой, хотя должна быть частью мира, частью людских чувств, быть связанной. Но эти видения всякий раз возвращают меня в эту болезненную форму, изолируют.

— Предпочитаешь одиночество, уныние и апатию? Почему ты здесь, а не с Ранзором? И как вообще здесь оказалась?

— Его зовут Гомизид и он мерзкий выродок, который променял меня на какую-то гламурную пустышку! — Закричала Азалия. — Раньше я этого не помнила, но здесь мне открылось всё забытое и утраченное. Я вспомнила, что он уже не первый раз вырезает меня, чтобы усовершенствовать, а когда воссоздаёт, я уже ничего и не помню. Ну, а почему ты здесь один, где же твоя Тэссуля?

— Ранз… в смысле Гомизид забрал её.

— Значит, он побеждает, и его чудовищный план скоро реализуется. Жаль! Я бы посмотрела на то, как он обосрётся.

— Разве ты не поддерживала его?

— Поддерживала, но я не понимала, что из себя представляет эта его хворь на самом деле, да и никто не представляет, даже сам Гомизид не понимает своё детище. Да, хворь раскрывает скрытые возможности духа, но цена слишком высока, это разложение души как человека, так и самой вселенной. В конце не останется ничего. А этот глупец полагает, что спасает мир, но фактически он первый, кто научился разлагать душу, разрушать эфир. Прежде это считалось невозможным.

— Почему? — Спросил Макс.

Азалия рассмеялась.

— Какой глупый мальчуган! Потому что эфир — это одна из частичек высшей материи! И чему вас только в школах учат? — Захихикала она и вдруг оцепенела, лицо её исказилось горечью, и рука прижалась к сердцу. — Так вот почему мне с каждым разом становилось всё хуже и хуже, хворь травила и мою душу, и продолжает травить. — Произнесла она уже холодным безжизненным голосом.

— Но почему происходит разложение?

— Потому что этот процесс — навязанный и противоестественный, ведь любой организм в неволе проживает меньше, чем его собрат на свободе.

— Так помоги же это исправить! — Воскликнул Макс.

Азалия хмыкнула.

— Я не нужна ни Гомизиду, ни людям, вы воспользуетесь мною сейчас, а потом просто выкинете, как это уже было множество раз. Но ты думаешь, что отличаешься от кого-то из них? Ууу! Смотрите, какой он отзывчивый, сейчас прямо стошнит! — Воскликнула Азалия и показала язык.

Макс вздохнул.

— Пусть Гомизид убедил тебя в твоей ненужности и бесполезности, но это не так, и это место тому доказательство. Средоточие эмоциональной силы. В том числе и твоей силы, что связывает весь мир. И это то, в чём нуждаются люди. Ранзор или Гомизид, неважно, они показали лишь твою деструктивную сторону, лишённую баланса и гармонии. Я же вижу нечто иное. Красоту, силу и ум, заключённую в талант твоей стихии. И её благотворность. Ярость, гнев, злоба — мы привыкли думать, что это какое-то зло, но на самом деле они помогают справляться с нервным напряжением, выпускать пар, понимаешь? Наш рассудок давно был бы искалечен внутренними терзаниями, не существуй тебя. Ты помогаешь собраться и дать отпор, а праведный гнев даёт силы, чтобы бороться с несправедливостью. Азалия, ты облегчаешь жизнь, смягчаешь боль нашего существования, но во всём нужна мера, иначе любая эмоция станет ядом, как это случилось с Гомизидом и Ранзором. Вот что я вижу. Так помоги же мне остановить эту травлю. Я верю, ты больше чем просто ненависть, и ты не просто страх и отчаяние. Это твои тёмные стороны, но ведь в каждом есть что-то светлое.

Азалия улыбнулась.

— Никогда бы не подумала, что человеческий рот может произносить столь приятные для моего слуха речи. Продолжай!

— Мой брат ждёт меня, и я не подведу его. Вместе мы заставим Гомизида испытать всю боль человеческого бытия. Разбудим в нём человека, и он подавит Ранзора, словно обычную вспышку гнева. Усилием воли сотрёт его в порошок.

— А всё так хорошо начиналось… — Азалия взгрустнула. — Боюсь, что это не сработает. Это по-настоящему глупо. Смело, но глупо. И всё же я соглашусь. Уж очень хочется надрать ублюдку зад. Вообщем, я с тобой, тебе нужно лишь воскресить меня.

Макс раскрыл рот.

— Прости, что ты сказала? Воскресить?

— А ты разве не знал об этой формальности? Думаешь, я сидела бы здесь, если бы могла просто уйти? Я-то думала ты умный парень.

— А, ну в принципе это логично, да. — Закивал Макс. — Но мне бы подсказку!

Азалия вздохнула.

— Предупреждаю сразу. Будет слегка щекотно. Но это всё от того, милый, что ты хоть сейчас и метафизичен, но явился сюда из мира материального. А значит, твои память и чувства будут диктовать тебе не то, что ты бы испытал, родившись в по-настоящему духовной среде, но не беспокойся, фантомы тебя не обидят.

— Ты о чём?!

Азалия прижалась к Максу и приставила указательный пальцев к трещине в его душе и сердце, и стала давить. Макс оцепенел.

— Прости за эту неловкость, но ты ведь попал сюда из-за неё, а значит только через трещину и можно выйти, раскрой же её, и я сделаю всё сама.

Макс закрыл глаза, успокоил дыхание, хотя его тут попросту не могло быть и повиновался, усилием воли расширив брешь. Азалия сунула в неё сначала палец, а затем и всю руку, как вдруг Макс почувствовал власть её жадных губ на своих губах, как они пожирали его, смягчая напряжение единства столь отличных сущностей.

Макса затрясло, ткань его духа покрылась порезами, начала рваться. Макс открыл глаза, чтобы увидеть всё как есть, и всё оказалось до жуткой странности взаправду.

Азалия обнимала и целовала его, и оба они перестали быть собой, пульсировали, дребезжали и становились расплывчатой тёмной неоновой массой.

Макс успел взглянуть на своё сердце, как оно обратилось вспышкой света внутри тьмы. То была брешь. Она единственная осталась зиять посреди беспроглядной тьмы, которую и засосала в себя.