– Ну, слава Богу! Где ты был?!
Глеб опустил взгляд, сосредоточив внимание на руке матери своего сына. Что это за привычка у неё такая – его трясти? И с чего, спрашивается? Ладно бы привыкла, что он каждый раз разруливает ее проблемы, а так… Видит второй раз за двадцать четыре года, а все туда же.
Наверное, стресс сказался.
– У Наташи угроза выкидыша. Я был у нее в больнице.
Вообще Громов предпочел бы не обсуждать этот вопрос. Но Ларка – все-таки бабушка. Ага, как и он… дед.
Не то, чтобы это что-то меняло.
– Угроза? – открыла Лариска рот, – а ты… ты это откуда знаешь?
– А вот об этом мы и поговорим. Сядь… – повелительно сказал Громов, кивком головы указывая на стоящую чуть в стороне кушетку. Достаточно новую, обитую еще не потрескавшимся и не потертым синим дерматином.
– Что такое? Ты мне объяснишь?!
– Это ты мне объясни, в какое дерьмо наш сынок вляпался.
Глаза Ларки расширились. Покрасневшие белки, припухшие веки. Как и для любой матери – случившееся для этой женщины не прошло бесследно.
– О чем ты? – спросила она.
– Ты знаешь, что он связался с наркотой?
– Что?! Да как ты… Да он…
– Барыга.
Ларка резко захлопнула рот, так что клацнули зубы, и зло на него уставилась. Крылья тонкого носа затрепетали, как будто она еле сдерживалась, чтобы на него не накинуться.
– Как… ты… смеешь?!
Глеб отвернулся. Растер пальцами переносицу и уставился на огромный стенд, посвященный вопросам профилактики гриппа. Ну, разве не глупо видеть его у стен реанимации? Кому вообще пришло в голову его здесь повесить? Грипп… Как будто страшней ничего не было.
– Смею что? Говорить правду? – спросил он.
– Ты ни черта о нем не знаешь!
– Видимо, как и ты.
Возможно, в тот момент он был жестоким. Но Громов не видел абсолютно никаких причин скрывать правду. Ему нужно было разобраться со всем, пока не стало поздно. Может быть, Ларка могла ему в чем-то помочь. Не то, чтобы к этому шло, конечно. Скорее даже напротив. Она вскочила со своего места, стиснув в кулаки руки:
– Хорош же ты! Ничего не скажешь. Ну, давай! Что сидишь?! Обвиняй меня, как неправильно я его воспитала! А сам-то… Сам-то где был?!
– Лара, я тебя ни в чем не обвиняю.
– Да неужели?! Но ведь хочется?! Так ты давай… Давай! Добивай, что ж ты…
Глеб тоже встал. В этом мире вряд ли что могло вывести Глеба Громова из себя. Да он и не вышел. Просто изменил тактику. Как Ларка совсем недавно, обхватил ее за предплечье и легонько встряхнул:
– Чушь не мели! И возьми себя в руки! Кирилл серьезно влетел, и это в наших общих интересах – понять, что случилось на самом деле. В это дерьмо втянуты серьезные люди. Вчера они угрожали Наташе. А завтра могут и до тебя добраться. Ну, как? Я ясно обрисовал перспективы?
Несколько секунд Ларка просто открывала и закрывала рот. Потом уголки ее губ опустились, лицо скривилось, как будто она собиралась снова расплакаться:
– Он – хороший мальчик… – всхлипнула женщина.
– Зачем он продал квартиру, которую я подарил на свадьбу? – спросил Глеб вместо того, чтобы как-то прокомментировать ее слова.
Лариса как будто сдулась. Рухнула на кушетку, провела по растрепанным волосам ладонью:
– Я слишком поздно об этом узнала. Иначе не позволила бы… дурость какая… Нужно было на меня оформлять, такого бы не случилось. Впрочем, он ведь не на ветер эти деньги спустил! – сама себе противоречила женщина, мечась между желанием оправдать любое действие единственного сына и собственным пониманием правильного.
– А на что?
– Ну, как… Долю в клубе выкупил. Вложился… Да, что смотришь? Я сначала тоже ему разгон устроила. А потом подумала, но без вложений не будет прибыли, так что, может и хорошо, что он рискнул.
Глеб кивнул. Он уже успел прочитать отчеты и знал, что «Вирус» действительно преуспевает. Впрочем, не настолько, чтобы Кирилл быстро отбил свои вложения. К тому же непонятно, куда малец девал ту самую прибыль. Жил он в клоповнике. Особенно не шиковал. По всему выходило, что деньги просто не задерживались в его руках. И непонятно было, зачем он связался с наркотой. Если не из-за тех самых денег.
– У него нет никаких накоплений, Лара. Его счета – пусты. И на счете Наташи какие-то копейки.
– Откуда ты знаешь? – насторожилась Лариса.
– Да какая разница? Дело вообще не в этом.
– Но ты сам заговорил о деньгах!
– Только для того, чтобы ты поняла, в каком он был положении. Послушай, Кирилл связался с опасными людьми. Взял большую партию наркотиков на распространение и просто кинул партнеров. Он ничего тебе не оставлял? Это очень важно, Лара… Может быть, он спрятал что-то без твоего ведома. У него имеется доступ к твоей квартире?
– Ты несешь бред! Я тебе не верю!
– Зачем мне врать?
– Я не знаю!
Глеб резко выдохнул.
– Так… Ладно. Давай… Озвучь свои версии… Кому могло понадобиться проломить ему череп? За что? Думаешь, это хобби у людей такое?
Ларка обхватила себя за плечи и качнулась из стороны в сторону. Всхлипнула.
– Он – хороший парень! В секции ходил, на танцы! Ты ведь ни черта о нем не знаешь, а он призер чемпионата страны по брейк-дансу. Английский, музыкальная школа… И школу он окончил твердым хорошистом! А в институт не поступил не потому, что не мог. А потому, что не видел смысла!
Она всхлипывала и перечисляла заслуги сына, как если бы они сводили на нет все остальное. Черт! Так они никуда не продвинутся!
– Лара, я знаю, что ты для него сделала все, что могла. Знаю, как ты его любишь. Но сейчас эта любовь слепая. Более того, от нее только хуже! Я хочу вас защитить, хочу вытащить его из проблем, но я не могу этого сделать, пока не знаю, во что он вляпался!
– Я ничего об этом не знаю! Ничего…
Женщина отвернулась к окну и тихо заплакала. Громов выругался под нос. Ладно. Придется самим разбираться. Может быть, обыскать Ларкину квартиру? Хорошая мысль. В доме самого Кирилла его люди прочесали каждый миллиметр – ничего.
– Мне что теперь? Нужно оглядываться по сторонам? – вдруг прохрипела Лара.
– Нет. Живи, как жила. О твоей безопасности позаботятся.
– А может быть, это – выход? – прошептала она отстраненно.
– Что именно?
– Если Кирилла не станет… зачем мне жить? Пусть и меня убьют…
– Ну, что ты опять за свое! Выживет он! Ты с врачами-то говорила?
– Говорила. Да толку? Ничего… ничего не поменялось.
Глеб кивнул. Потоптался еще у палаты, да пошел искать главного. Ему тоже стоило, наверное, с ним поговорить. Иначе, чем еще он мог помочь? Ну, не сидеть же ему целый день под палатой?
– Глеб… Погоди!
– Что?
– Может быть, у тебя получится сделать так, чтобы меня впустили? Я знаю, что по закону положено!
Глеб кивнул.
Заведующий отделением не сказал Громову ничего нового. Тяжелый. Шансы выжить есть, если не случится каких-нибудь осложнений. Проведать можно, но задерживаться нежелательно. Понял. Не дурак…
Иногда Глеб представлял свою встречу с сыном. Но он и подумать не мог о том, как это случится на самом деле. Его палата была узкой и вытянутой. Не развернуться. Ларка, увидев сына, со всей мочи впилась ему в руку ногтями. И не спасали от этого захвата ни рубашка, ни пиджак. Кирилл лежал на высокой больничной кровати, подсоединенный к множеству аппаратов. В вену воткнута игла капельницы, голова забинтована, а лицо практически полностью закрыто маской, через которую в его легкие поступает кислород.
– Сыно-о-очек, – протянула Ларка. Отцепилась от руки Громова и, упав на колени, прижалась губами к не по-мужски изящной руке.
Громов сглотнул. Он видел много чужого горя. Уже очерствел. Нарастил броню и научился мастерски абстрагироваться. Но в этот раз что-то дрогнуло. Нет, Глеб не испытал той режущей, вспарывающей кишки боли, которую обычно в таких случаях испытывали отцы… На это он тоже насмотрелся – поэтому имел возможность сравнить. Но все же… все же что-то царапало.
Приборы монотонно попискивали. Ларка рыдала, вгрызаясь зубами в край легкой простыни, которой был накрыт их сын, и что-то бормотала. А Глеб не знал, что ему делать. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Он чуть сместился. Если парень, лежащий на кровати, и взял что-то от отца, то это точно была не комплекция. Единственное, что Громов мог разглядеть – это то, что Кирилл был не слишком высок и довольно худ. Он неловко коснулся его плеча, как будто желая наполнить того собственной жизненной силой. Чуть наклонился.
– Держись. Ты только держись, ладно? А там мы со всем разберемся. Обещаю…
Это было странно. Чувства сбивали с толку. Глеб копался в них, препарировал. Раскладывал по полочкам. Да, в какой-то мере он даже переживал. Но это было скорее рассудочно. Не безусловно.
Наверное, чтобы возникла любовь к ребенку, мужчине все же необходимо время. Она возникает на фоне общения, проведенного вместе времени, общей истории и совместных переживаний. А может, ему просто нужно видеть в своем детёныше продолжение себя… В его повадках, манере, внешности. Да в чем угодно. Себя в будущих поколениях. У них с Кириллом этого не было. И в той палате… хреновой палате реанимации ни черта не поменялось. Громова не прострелила молния. Ничего подобного… Нет. Но, тем не менее, он всей душой хотел, чтобы парень поправился. И готов был для этого сделать все!
– Лара, пойдем. Слышишь? Нас просили здесь не задерживаться. Пусть он отдыхает.
Ларка вскинула ничего не соображающий взгляд. Она выглядела полностью сломленной. Марионеткой… Громов пытался убедить её поехать домой, но женщина отказалась. Глеб же не видел абсолютно никакой необходимости сидеть в коридоре. Если он и мог помочь сыну, то точно не своим бездействием. Да и Наташа… Он не мог её оставить одну.
Дорога его жизни протянулась между двумя больницами.
Наташа сидела на постели и, завороженно глядя в окно, медленно скользила расческой по длинным и без того уже гладким волосам. У ее ног лежала сумка. Та, с которой они вчера и приехали. Громов замер в дверях, наблюдая за ней с жадностью, совершенно голодной какой-то нуждой. Вот ее ресницы затрепетали, а красивой формы губы горестно скривились. Так не должно было быть. Он сделает все, чтобы так не было!
– Наташа…
– Глеб Николаевич? Здравствуйте. А меня уже выписали, представляете? Говорят, что я и дома лежать могу. А крови нет. Больше нет крови. Вот поэтому меня отпустили домой.
Глеб кивнул, несколько удивленный тем, что одну и ту же информацию Наташа почему-то повторила несколько раз. И она как будто тоже это поняла. Запнулась и отвела взгляд. Громов подошел ближе.
– А мне почему не позвонила? Я бы раньше приехал.
– Зачем?
– Домой тебя отвезти.
Наташа сжала кулаки и отчаянно затрясла головой.
– Нет… Я домой не поеду! Я боюсь!
– Боишься? – моргнул Громов, как будто никогда не слышал такого слова. – А… Из-за этого случая?
– Да!
– Так я же тебя не туда повезу. А к себе. Там тебя никто не обидит. – Громов подхватил сумку с пола и подал Наташе ладонь, за которую та, ни секунды не медля, ухватилась. А у него ток вверх по руке пошел от этого прикосновения. И снова в мозгу морзянкой «Моя Наташа… моя… моя».
– Только я сначала к Кириллу хотела…
– Тебе нужен покой и отдых. Я только от него. С ним все в порядке.
– Но я все равно хочу поехать. Я ведь его жена.
Жена! Жена, мать его… Но что это, ей богу, меняет?
– Пойдем. Я тебя отвезу, – вздохнул Громов, затыкая рот всем своим страхам, которые настороженно вскинули головы. Он не знал, что будет делать. Как её завоевывать. И плевать ему было на то, как это выглядело со стороны. Он что-нибудь придумает. Справится. Сделает так, что Наташа сама его выберет. Признает своим. Иначе быть просто не может. Она его. Его… Он это кожей чувствовал. Всем тем странным, не поддающимся описанию, не иначе как звериным чутьем.
– Спасибо! – обрадовалась его девочка и неловко сжала Громова в объятиях, чтобы тут же прервать этот сбивающий с ног контакт. Ему хотелось крикнуть: вернись! Но он лишь зажмурился и, что есть силы сжав пальцы на ручках сумки, двинулся прочь из палаты.