Грешные клятвы

Глава 10

Важность чая

Моник

После всего дерьма, что наговорил мне Лео, моя голова чуть не сварилась, давление росло и росло, пока не начало угрожающе подниматься, готовое взорваться от переизбытка новой информации и внезапного прозрения.

Мысли жужжали в бесконечном цикле, заевшие на одном месте и не способные заткнуться.

Мама дружила с Цзин? Тетки все это время следили за мной, вместе с Сонгом и Лео?

Обрывки мыслей метались в голове, сталкивались, перекрывали друг друга. Шум в голове был оглушающим, настолько, что я уже не слышала ничего другого.

И, как вишенка на торте, Лео фактически подтвердил, что я родственница Ромео и Шанель.

А теперь Лэй уже был в пути, и, честно говоря... я сама не знала, хочу ли, чтобы время с Лео закончилось.

Блядь. Этот день просто ебанутый.

Мы сломя голову мчались по первому пролету лестницы, и все, что я могла, это изо всех сил пытаться не отставать от Сонга и Лео, прижимая альбом с фотографиями к груди.

Рядом со мной Лео сузил глаза, раздраженно пробурчав:

— Это ни в какие ворота. Я хотел провести с тобой больше времени, Моник.

— Ну... после всех бомб, что ты взорвал у меня в голове, я тоже хотела бы больше времени.

— Хммм, — кивнул Лео. — Тогда, может, нам стоит перейти к плану Б, брат.

Впереди Сонг оглянулся через плечо:

— Мы не будем похищать Моник.

Я моргнула.

— Чего?

Лео продолжал говорить с Сонгом:

— Мы вернем ее завтра вечером. Не позже. Этого времени мне хватит, чтобы научить ее всему и все показать.

В голосе Сонга звучало раздражение:

— Мы уже проголосовали против плана Б. Наши сестры этого не одобрят, и я тоже.

Лео закатил глаза, что выглядело особенно странно на его мрачной, слегка психопатичной физиономии:

— Вы трое никогда не видите всей картины.

Я отступила на шаг:

— Никто меня не похищает.

Он посмотрел на меня:

— Но ты должна разобраться в политике Дворца и во всех тонкостях Востока.

— Окей… ну, пришли мне все по почте.

— У меня есть тетради. Но даже с ними, кое-что нужно объяснить лично.

Сонг бросил на него недовольный взгляд:

— Я сказал нет плану Б.

Я энергично закивала:

— Я за Сонга. К черту план Б.

— Мой сын силен и великолепно дерется. Лэй знает, что такое кровь и смерть. Он тот, кого мечтают видеть рядом на поле боя. И как правитель Востока он будет стоять до конца и защищать всех, — вздохнул Лео. — Но ты, Моник, ты станешь стратегическим разумом вашего союза. Это важно. Ты должна это понять… и взять все в свои руки.

— Взять в свои руки?

— Его. Да.

— Так, стоп. — Я едва успевала соображать, не говоря уже о том, чтобы поспевать за ними. — Ты хочешь сказать, что я буду… мозгом всей этой истории с управлением Востоком?

— Не «хочу сказать», Моник. Я знаю, что ты будешь. — Лео немного замедлил шаг. — Я понимаю, всего слишком много сразу. Но у тебя острый ум, ты справишься быстрее, чем сама думаешь. Ты вступаешь не просто в какую-то роль или брак. Ты обретаешь великую власть. А власть требует подготовки… и большой мудрости.

— Послушай... зачем вам вообще эта битва? Мы бы не гнались по времени, не пришлось бы умирать или…

— Ты не хочешь, чтобы я умер, Моник?

Я распахнула глаза:

— Я... ну... Слушай, я вообще против смерти, окей? И я знаю, Лэю будет больно, когда он тебя убьет... даже если он пока этого не осознает.

— Это уничтожит его. — В его глазах вдруг появилась такая глубокая, почти бездонная печаль. — Иногда я боюсь, что он просто не сможет это сделать.

— Тогда зачем все это? Почему не наказание, ну, типа... тюрьма или еще что?

— Нет. Нет. Нет. Я уже достаточно наказан. — Его лицо помрачнело. — Моей Цзин больше нет. Мой прекрасный цветок. Вся моя жизнь. Я должен умереть…

— Но Лео...

— Я должен умереть. Чтобы снова увидеть Цзин. И еще кое-что даже важнее...

Я сжала горло, сглотнув:

— Что?

— Я должен умереть, чтобы наследие Лэя действительно началось. Пока я жив, власть Лэя над Востоком будет расколота. Многие из его людей до сих пор считают меня своим главой. Это неправильно.

Мы добрались до второго уровня и быстро побежали по коридору. Нас встретили еще люди Лео, в темно-синих одеждах, с деревянными крестами на груди и сверкающими на свету мечами.

А я все не могла выкинуть из головы одержимость Лео собственной смертью.

Господи Иисусе.

Сама тяжесть его слов… она будто прорезала меня изнутри.

Безумие ли это, что я понимала его? Понимала его логику? Не душой, нет. А вот умом, да. Понимала, зачем он все это затеял: жертвы, убийства… это его извращенное самопожертвование, ради Лэя, ради будущего.

Он убил моего отца.

Это факт. Неоспоримый.

И как бы сильно я ни хотела его ненавидеть… причины его поступков терзали меня изнутри, превращая ненависть в тяжелую, запутанную ношу.

В голове Лео все было просто: если бы мой отец сделал то, что должен был… он был бы жив.

И, черт возьми, как тут с этим поспоришь?

Сколько ночей я сама лежала, уставившись в потолок, и думала, что, может, было бы лучше, если бы он умер. Из-за того, что бросил нас ради женщин, бухла и казино.

Может, у него и были причины. Глубокие, болезненные.

Может, он просто не справился с маминым раком и не знал, как пережить это по-нормальному. Может, все шло из детства, полного боли и пустоты. Его отец тоже никогда не был рядом.

Были ли у него хоть какие-то вменяемые оправдания за то, что он нас бросил? Если и были, Лео на них плевать хотел.

Да и… мне тоже было плевать.

Потому что когда пришло время, когда маме действительно нужен был кто-то рядом, там была я. Я не знала, как растить детей, не умела даже оплачивать счета. Но, блядь, я разобралась. Я справилась.

Почему отец не смог сделать то же самое?

У следующего пролета нас остановили люди Лео. Один из них осторожно выглянул вперед, проверяя, нет ли преследователей.

Лео нахмурился:

— Это что еще такое? Разве Лэй не в туннеле?

Один из мужчин заговорил:

— Его там нет, Великий Хозяин. Они каким-то образом выбрались оттуда слишком быстро.

Лео провел рукой по подбородку:

— Любовь заставляет мужчину пробить дыру в скале и проложить путь, которого раньше не было.

На лице солдата появилось беспокойство:

— Лэй сейчас снаружи, с тридцатью бойцами. И... Чен избавился от прессы.

— Черт возьми. — Лео скривился. — Нам нужно было зафиксировать чайную церемонию. Почему они вечно все портят?

Я посмотрела на него:

— А зачем нам вообще была нужна эта чайная церемония?

Выражение лица Лео смягчилось:

— Вчера Лэй допустил серьезную ошибку, слишком… резко представив тебя Востоку.

Сонг пожал своими массивными плечами:

— У Лэя были на то причины.

Лео нахмурился:

— Какие еще причины?

Сонг посмотрел на меня и мягко улыбнулся:

— Мой племянник потерял голову от любви.

— Все должно было идти постепенно. — Лео поднял палец, подчеркивая каждое слово.

— Дело не только в том, чтобы ты появилась и показала, какая ты красивая. Важно вплести тебя в ткань Востока, шаг за шагом. Ты понимаешь это, Моник?

— Да.

— Сегодняшняя чайная церемония должна была стать важной частью этого процесса.

— Он замолчал, будто проверяя, как я восприму сказанное. — Я пригласил прессу и журналы, которые давно продвигают идеи разнообразия.

— А… — только и смогла выдохнуть я.

— Они бы не просто первыми увидели тебя, — продолжил Лео, — но, возможно, стали бы твоими главными союзниками здесь, на Востоке. А тебе нужна будет поддержка общества, если ты действительно хочешь стать сильной Хозяйкой Горы.

Теперь я поняла.

Тяжесть упущенной возможности легла на плечи.

Как у Лео получается думать на десять шагов вперед и одновременно устраивать столько хаоса?

Вот он — человек, который выстроил свою жизнь и чужие как партию в шахматы.

И он видел во мне новую королеву этой игры.

Осознание этого одновременно пугало и восхищало.

Лео внимательно следил за моей реакцией:

— Эта пресс-конференция должна была стать основой твоего признания и авторитета здесь. Теперь ты понимаешь, Моник? Речь шла не о чае, а о легитимности. О уважении.

— Полностью понимаю, — тихо ответила я.

— Прекрасно, — осклабился Лео. — Значит, ты согласна, что мне стоит тебя похитить?

— О Боже, нет! — Я замахала руками и отступила назад.

— Назови мне хотя бы одну вескую причину, почему это плохая идея.

— Если я исчезну... Лэй вообще не будет готовиться к бою, не сможет сосредоточиться. Он просто будет носиться по всему Парадайз-Сити, измотанный и отчаянный, в поисках меня.

— Черт. Очень умно. — Улыбка на лице Лео исчезла. — Ты права. Сейчас, когда все почти идеально выстроено, я не могу тебя похищать. Лэй должен быть в лучшей форме для этой битвы.

Ну… что угодно, лишь бы он отстал с идеей утащить меня силой.

И все же я снова подумала о его плане с чайной церемонией.

Все было продумано до мелочей, план, в котором мою судьбу вплетали в традиции Востока, закрепляя за мной не просто место рядом с Лэем, но и в сердцах, и в умах тех, кем мы будем править.

А теперь, когда прессы не было, а церемония не состоялась, мой путь вперед казался размытым, неуверенным.

Плюс, я просто больше не могла позволить людям умирать только из-за того, что кто-то высказывался обо мне в интернете.

— Нам нужно придумать другой способ провести чайную церемонию, — сказала я вполголоса, скорее себе, чем Лео.

Но он снова усмехнулся:

— Обязательно.

— Я что-нибудь придумаю.

— В смысле?

— Поговорю с Лэем…

— Ты настолько веришь в разговор с моим сыном?

— Ну… то, что ты говоришь, в этом есть смысл…

— Он меня ненавидит. Думает, что я убью тебя, как убил Шанель. Лэй не откажется от этих «фактов». И уж точно ему плевать на чай.

— И вообще, Лэй тоже не может мне указывать, что и как делать. Вчера мы договорились, что не будет никакого Хозяина Горы в адрес меня.

Сонг рассмеялся, и Лео тоже не удержался.

Я нахмурилась:

— Мы правда договорились.

И вдруг вдалеке послышались крики и звон металла.

Вот дерьмо.

Сонг метнул в сторону Лео угрожающий взгляд:

— Уверен, это наши сестры сцепились с моими сыновьями и их людьми. Счастлив теперь?

— Я не ожидал, что Лэй так быстро поймет, где мы. — Лео напрягся, но продолжал смотреть на меня. — Я думал, у меня надежнее контроль над персоналом Дворца. Похоже, мой сын начал затыкать дыры в своей команде. У нас должен был быть еще час.

Я приподняла брови:

— Все это... ради чая?

— И не только, Моник. — Лео посмотрел серьезно. — Я хотел устроить фото-сессию, как ты завариваешь, подаешь и пьешь чай по всем восточным традициям со мной, Великим Хозяином Горы.

Я представила себе эту сцену, и накатило какое-то странное чувство грусти.

— Может, прозвучит глупо, но… мне бы правда хотелось, чтобы ты сам научил меня.

Лео усмехнулся:

— Никогда не бойся показаться сумасшедшей на Востоке. Здесь все чокнутые.

— Уже начинаю это понимать.

— В любом случае, этот момент с прессой должен был показать всем, что я не просто одобряю тебя как партнершу Лэя… но и что Цзин тоже бы одобрила.

— Почему ты так думаешь?

— Все знали, что я бы никогда не позволил никому даже переступить порог ее дома, «Цветка лотоса», без ее молчаливого согласия.

Его слова нарисовали в голове четкую картину моего тщательно продуманного дебюта на Востоке. Символическая передача факела, под невидимым взглядом памяти Цзин и стратегией Лео.

Черт. Этот Лео, настоящий зверь, когда речь заходит о планировании.

Лео вздохнул:

— А вместо этого… вчера… мой сын просто выпустил тебя перед камерами, как будто орет: «Смотрите! Я влюблен! Она офигенная и вся моя! Только попробуйте к ней подойти — я вас грохну!»

Я моргнула:

— Ну, я не думаю, что он прямо так все это сказал.

К моему удивлению, Сонг усмехнулся:

— Да он именно так и сказал.

Лео кивнул:

— Его показуха… была не просто демонстрация любви к тебе, а еще и предупреждение всем мужчинам Востока: мол, даже не думайте к ней подходить.

— Ты делал то же самое с Цзин, — ухмыльнулся Сонг.

— Ну, Лэй — вылитый отец, — сказал Лео и ткнул в меня пальцем. — А ты, выходит, моя дочь. Умная. Стратегичная.

Я резко вдохнула. Этот день крутил меня, как на карусели, и я уже не знала, останется ли у меня хоть капля мозгов к вечеру.

Лео продолжил:

— Если ты действительно веришь, что сможешь поговорить с моим сыном, тогда тебе нужно выиграть нам немного времени, Моник. Пусть не сегодня… но хотя бы завтра.

Я задумалась.

— А ты сама хочешь провести чайную церемонию?

Я тяжело выдохнула:

— Да, хочу. И не только ради того, чтобы завоевать расположение Востока, но... потому что, если меня примут, Лэю будет проще управлять после битвы.

— Вот именно, — Лео кивнул. — А почему это упростит все?

— Потому что Лэю еще придется наводить мосты с Югом и Западом. Ему совсем не нужно сейчас вступать в новую войну на Востоке из-за меня. И еще… Янь хочет забрать Восток после битвы…

— Что?!

Я моргнула:

— Янь. Она сказала, что собирается забрать Восток.

Сонг распахнул глаза:

— Когда?

— На Горе Утопии.

Голос Лео взлетел, и меня передернуло:

— Моя дочь сказала ЧТО?!

В его глазах вспыхнуло нечто темное, холодное, жестокое — черный, зловещий туман, поглотивший зрачки.

Он закручивался.

Разрастался.

Становился смертельно опасным.

Почти демоническим.

Если бы я не видела эту перемену своими глазами, я бы подумала, что его взгляд всегда был бездонной бездной, готовой проглотить меня целиком.

А теперь… я смотрела прямо в лицо убийцы, человека, который убил моего отца и всех остальных.

Думаю, именно это лицо Шанель увидела перед смертью.

И я отчаянно надеялась больше никогда его не видеть.

Потому что в этот момент я была чертовски близка к тому, чтобы обоссаться от страха.

Тревожный озноб прошел по венам, заставив меня задрожать.

Он наклонил голову вбок:

— Ты меня слышала, Моник?

— Д-да.

— Что именно сказала Янь?

Глава 11

Дипломированная стукачка

Моник

Сердце бешено колотилось в груди, пока я пыталась выдержать темный взгляд Лео.

— Ну... — выдохнула я.

Легкая, ледяная улыбка расползлась по его лицу.

— Моя дочь собирается забрать Восток после моей смерти?

— Это ее слова, когда она приехала на Гору Утопии.

Напротив нас лицо Сонга исказила печаль. Я бы отдала все, чтобы понять, о чем он думает. Потому что его брат... Лео выглядел так, будто вот-вот взорвется.

Блядь. Может, не стоило этого говорить?

Мрак в его глазах не рассеялся.

— И что еще моя дочь заявила во время своего визита на Гору Утопии?

— Она сказала, что заберет «Цветок лотоса»...

— Ей недостойно ступать по этим коридорам, — процедил Лео с ненавистью. — Никогда не впускай ее сюда. Обещай мне это, Моник.

Я сглотнула.

— Ладно. Обещаю.

— Она плела заговор против Лэя, — продолжал Лео, — даже когда Цзин умоляла ее остановиться. Плакала. Она чуть не убила моего сына из-за трона. Своего брата.

Он покачал головой.

— А что такое трон? Просто кресло, которое построил я. И отдам я его тому, кому сам захочу.

— Янь казалось, что ей не дали даже шанса править...

— Так и есть. Ей не дали. Восток пока не готов к женщине у власти. Еще нет, — Лео перевел взгляд на одну из дверей в спальню, будто перед глазами у него возникло какое-то видение. — Но я верю, внуки доживут до этих перемен. Надеюсь увидеть это с небес — как моя внучка сидит на троне. Но пока... я готовил Лэя всю его жизнь к этому. Что ему еще оставалось? Только принять это.

Пиздец, конечно…

Лео снова посмотрел на меня.

— Лэй и моя жена простили Янь. Но у меня не такое сердце. Возможно, я и позволю ей иногда быть рядом. Я отдам ей кое-какие владения, в конце концов, она моя кровь. Это то, что обязан сделать отец. Но… прощения ей не будет. А значит, и всего того, что с ним связано — тоже.

Я распахнула глаза:

— Поняла.

Он говорил сквозь сжатые зубы:

— Что еще она сказала?

Черт. Сейчас я выгляжу как последняя дипломированная стукачка.

Я откашлялась:

— Янь сказала, что… просто будет сидеть на последнем пиру и смотреть, широко улыбаясь.

Уголки рта Лео поползли в какую-то безумную ухмылку.

— Хммм.

— И… вмешиваться в бой она не станет. Но у меня сложилось впечатление, что если Лэй тебя убьет, то она либо бросится на него тут же, либо подождет до следующего дня.

— И я доверяю твоему чувству, — сказал Лео. — Думаю, ты права. Янь вполне может выскочить прямо на арену, пока я истекаю кровью, и напасть на Лэя, когда тот будет уже измотан.

Он встретился взглядом с братом:

— А ты как думаешь?

Сонг нахмурился:

— Думаю, сначала нам нужно выбраться с Востока. Если Лэй убьет тебя сегодня, все разговоры о Янь вообще теряют смысл.

Лео долго смотрел на брата.

— Может, я и был хорошим Хозяином Горы… но вот как отец…

Я сжала губы.

Лео выдохнул:

— Не укладывается в голове, как Янь могла вернуться ко мне с телом Шанель, делая вид, будто она заботливая, любящая дочь. Она знала о моем плане. Но все равно строила интриги, чтобы разрушить все, как только меня не станет.

— Эм… — я подняла бровь. — У тебя тело Шанель?

— Да. Это была задача Янь.

— Ты послал ее на Гору Утопии за ним?

— Послал. И, судя по всему, она решила заодно поболтать.

— Но… зачем вообще поручать ей это?

— Я не знал, что Лэй собирается делать с телом, — произнес Лео, — а мне нужно было, чтобы он сосредоточился на тебе…

— Лео, я убедила Лэя вернуть тело Шанель «Воронам Убийцам». Это должно было случиться на следующее утро, но Янь украла его, и Лэй бросил меня, чтобы погнаться за ней.

Теперь уже Лео моргнул в шоке:

— Ты убедила моего сына отдать ее тело?

— Ну, у нас был долгий разговор. Я говорила о логике, горе и вообще… но да, он согласился.

— И наверняка ты пригрозила уйти?

— Ну… и это тоже было, да.

Лео снова начал тереть подбородок:

— Я собирался передать тело на Запад после битвы.

— Я, конечно, пока только вникаю во все это, но, по-моему, ты не должен быть тем, кто отдаст тело. Мне кажется, Лэй сам должен передать его сестре Шанель… и объяснить свои действия.

Лео и Сонг переглянулись.

Я понятия не имела, дельную ли вещь только что сказала.

Лео спросил:

— И что еще?

— Ну… я уже поговорила с Бэнксом и убедилась, что Юг устроит такой исход.

— Юг простит все, если Лэй отдаст тело «Воронам Убийцам» и объяснит, что произошло?

— Да.

К моему удивлению, Сонг тепло мне улыбнулся:

— Мне нравится все, что ты сейчас сказала… Хозяйка Горы.

Я напряглась.

Сонг кивнул:

— Однако Лэй не должен возвращать тело на Запад, пока не докажет, что убил Лео.

Лео дотронулся до своей шеи:

— Пусть покажет им мою голову.

— Эм… — я распахнула глаза в ужасе. — О-кей.

— Это очень важно, Моник.

— Хорошо, — я с трудом сдержала тошноту от мысли, что у Лэя может оказаться голова Лео и тело Шанель. Это все было слишком, просто пиздец как тяжело. Но я подавила отвращение и продолжила: — Тогда, вместо того чтобы везти тело Шанель на Запад, пусть Лэй передаст его Чену сразу после битвы.

Сонг чуть наклонился вперед:

— Обещаю, так и сделаю.

— Если… битва вообще будет нужна, — добавила я.

Лео ухмыльнулся:

— Я уже объяснил, почему должен умереть, Моник.

Я посмотрела на него:

— Ладно.

— Сейчас ты на Востоке.

Я тяжело вздохнула:

— Слушай… я не хочу, чтобы ты убил Янь из-за того, что я только что рассказала.

— То есть ты предпочитаешь, чтобы Лэй был вынужден убить ее после того, как прикончит меня?

Блядь. Справедливое замечание.

— Я сам должен решить эту проблему, Моник. Это ведь я ее создал, — Лео провел рукой по лбу. — Цзин… она много раз пыталась меня остановить, еще когда они были детьми. И… слишком часто я не слушал ее. Считал, что знаю лучше. А на деле, ни хрена я не знал. Поэтому ты и должна быть рядом с Лэем, когда дело дойдет до моих внуков. Ты понимаешь?

— Да, — я сглотнула. — Но… мне не нравится, что на Востоке слишком многие решения заканчиваются смертью.

— Тогда измени это, Моник. Стань переменой, — Лео опустил руку. — Черт. Нам нужно провести церемонию чая…

— Брат, надо вытащить тебя отсюда, — Сонг выпрямился и направился к лестнице. — Может, мне удастся поговорить с Лэем и договориться, чтобы нас выпустили с Востока без жертв.

Лео фыркнул:

— Мы увели Моник из дворца. Он тебя не послушает. Он будет не в себе.

Я приложила руку к груди:

— Тогда я сама поговорю с Лэем.

— Как только ты покинешь этот дом и окажешься в безопасности рядом с ним, битва начнется. Прямо здесь, в доме его детства. И он не отступит от этого. Не уступит тебе, — Лео покачал головой. — Битва в «Цветке лотоса»… Цзин пролила бы слезы на небесах, увидев такое.

Смерть за смертью. Почему на Востоке все должно решаться через насилие?

Но что важнее… почему мне вообще не все равно?

И почему… почему я вдруг все сильнее склоняюсь к тому, чтобы Лео остался в живых?

Теперь, когда я знала все, я видела: Лео убивал не из чистой злобы. Это была стратегия. Почти… отцовская. Ужасающе больная, но продуманная.

Он обрезал ветви, которые могли задушить будущее, какое он представлял для своей семьи. Для своего королевства.

Разве не было в его безжалостной хладнокровности чего-то… почти похожего на любовь?

Он плел всю эту тьму, чтобы защитить то, что считал своим самым дорогим. Почти как отец, который сам уходит в тень, лишь бы его дети всегда купались в свете.

Именно это противоречие больше всего выбивало меня из равновесия.

Потому что… я бы тоже сделала все, чтобы защитить своих сестер.

Я не хочу, чтобы Лэй и Лео сражались. Сейчас — нет. Это просто разорвет мне сердце.

Сонг уже спускался по лестнице, а Лео начал отдавать приказы своим людям — охранять нижний уровень. А я… я все думала о том, как он говорил, что готов умереть, лишь бы воссоединиться с Цзин. О том, как он верит, что только его смерть позволит Лэю раскрыться по-настоящему.

Блин. Вот это уже по-настоящему тяжело. Я, может, и убила бы ради своих сестер… но умереть за них? Не уверена.

Звучит безумно, но я все больше застревала в мыслях о смерти Лео. Где-то глубоко внутри, в той части себя, которую мне самой было неудобно признавать, я не хотела, чтобы он умирал. Возможно, потому что в этом извращенном новом безумном мире он был готов быть моим проводником на Востоке. Пусть даже морально все это выглядело… весьма мутно.

И была еще одна вещь, которая зудела где-то в груди, и мне она чертовски не нравилась.

Разве часть меня… не начинала видеть в нем отцовскую фигуру?

Эта мысль проглатывалась с трудом. Будто ком в горле, который даже признать страшно.

Я потеряла обоих родителей. А потом меня швырнули в роль, к которой я вообще не была готова, в эту странную землю под названием Восток, где все пронизано правилами, о которых я ни черта не знала. И вдруг, Лео, фигура, настолько властная, настолько уверенная в себе и в этом мире.

Он ведь, по сути… сам и создал все эти гребаные правила.

Но как мне примириться с тем, что я чувствую к нему сразу и понимание, и отвращение?

Он убийца, манипулятор, настоящий стратег, который расставляет людей, как фигуры на шахматной доске.

И все же, он способен на любовь. На жертву. И в этом была своя страшная, но несомненная глубина.

Может, вот она и есть, настоящая власть: тяжелая корона из шипов, вплетенная в цветы. Красивая, но впивающаяся в кожу. Украшающая лоб, и оставляющая на нем кровь.

И тут в дверь начали с силой долбиться. Снова и снова. Грохот вернул меня в реальность.

Блядь. Они же сейчас ее просто вынесут… Стоп. Это же мой дом. Нет. Только не дверь.

Против всякой логики я направилась туда.

И, к своему удивлению, Лео меня не остановил. Он просто пошел следом, с каким-то странным интересом на лице.

— Что ты собираешься делать, Моник?

Я спустилась по лестнице:

— Лэю просто нужно знать, что со мной все в порядке. Думаю, это хоть немного поубавит их шум.

— Хорошо.

— А еще ему надо понять, что мне нравится эта дверь, с этими крутыми резными драконами, и я буду реально зла, если они расколют ее к чертовой матери пополам.

Лео аж просиял:

— Я заказал эту дверь из деревни Лусун — это такие красивые фермерские земли в Китае, славятся резьбой по дереву.

— Круто.

— Очень круто.

Мы спустились еще ниже.

Лео продолжил:

— Моник, Лэй и я не можем сражаться сегодня. Это — святилище Цзин. Кроме того, еще не все готово к моей смерти…

— Я согласна. Я не хочу ни битвы, ни чьей-то смерти, — я напряглась. — Я что-нибудь придумаю.

Надеюсь…

Удары в дверь стали еще громче, еще настойчивее.

С моей позиции я видела, как Сонг стоял поблизости, а рядом с ним — десять бойцов, готовых ринуться в драку, если потребуется. Еще шестеро окружили моих фрейлин в углу.

А Лео покачал головой:

— Дел невпроворот. Я вообще собирался сегодня отдать тебе свои тетради. Там записаны идеи и стратегии… все, над чем мы с Цзин работали вместе. Это помогло бы тебе увидеть картину целиком.

При упоминании Цзин внутри все сжалось. Несмотря ни на что… мне и правда было интересно узнать больше о женщине, которая повлияла на всю эту систему, даже не подозревая об этом.

Я сдалась в этом внутреннем сумасшедшем споре и призналась:

— Я хочу учиться у тебя, Лео. Все, чему ты можешь меня научить — даже самое безумное — может оказаться полезным здесь.

— Вот это я и надеялся услышать.

— Нам просто нужно, чтобы Лэй понял это.

— Или мы можем тайно увезти тебя…

— Нет. Я не собираюсь ничего замышлять за спиной у Лэя. Что бы мы ни делали — он должен знать.

Лео ухмыльнулся:

— Ты ему подходишь. Цзин была права. Ты именно та женщина, которая нужна Лэю — надежная, добрая, верная… и, что самое главное, умеющая любить.

Я стараюсь.

Мы дошли до нижнего этажа.

Сонг обернулся, лицо было напряженным:

— С тем, как они колотят в дверь… я боюсь ее открывать.

А Лео все продолжал рассказывать о своих планах на меня, будто сейчас не должно было начаться полное безумие:

— Мне нужен хотя бы еще один день, чтобы успеть рассказать тебе больше… ну и, конечно, провести чайную церемонию.

Сердце заколотилось:

— Да.

— Ты должна понять, что речь идет не просто о том, чтобы выжить здесь, на Востоке. Нужно суметь по-настоящему выстоять. Чтобы ты и Лэй могли править и не утонуть в собственной тени.

Вот же засранец, все строит планы… Нам бы вообще-то Лэя успокоить, а не тут мозговые штурмы устраивать.

Лео тяжело выдохнул:

— Цзин была… мастером выживания в мутной воде. Никто не знал этого, потому что на людях она молчала, но в частном порядке была стратег до мозга костей. Ты могла бы многому у нее научиться.

— Лео, хорошо, но сейчас нам нужно сосредоточиться на том, что происходит прямо сейчас, — я заметила одно из больших окон в гостиной… и увидела за ним кучу вооруженных мужчин с мечами.

Блядь.

Я моргнула.

Подожди… Кажется, у меня есть идея.

Я направилась к окну.

Сонг наблюдал за мной:

— Что она делает?

Лео рассмеялся, как безумец:

— Она вступает в свою силу.

Не знаю уж, про силу ли это…

Стук и крики за дверью достигли апогея, и я поняла, что нужно действовать быстро, пока дверь не превратили в щепки.

Я рванула к большому окну в гостиной и увидела, как снаружи бушует толпа, мечи наготове, злость на лицах, все это в сером свете позднего дня.

Черт возьми. К Востоку еще долго придется привыкать.

Вдали я заметила тетю Мин и тетю Сьюзи, их вели, связав руки за спиной. Одежда изорвана, волосы растрепаны.

Вокруг них, не меньше десяти человек.

— Что? Нет! — я сунула фотоальбом Лэю, прижала ладони к прохладному стеклу и резко постучала. — Эй!! Эй!! Сюда смотрите!

Прошло несколько секунд, и гул толпы начал стихать. Головы повернулись в мою сторону.

Я замахала им.

И тут передо мной начала расчищаться дорога.

Лэй появился впереди всей этой громилы-толпы. Лицо искажено яростью. На нем не было рубашки, и мышцы под кожей напрягались, будто все его тело стянуло невидимой, натянутой до предела струной.

Оу, малыш. Я в порядке.

Я замахала ему рукой:

— Лэй! Иди сюда!

Он рванул ко мне, перемахнув через ступени в один прыжок, меч в руке. Подскочил к окну. Сквозь стекло голос звучал приглушенно:

— Мони! Ты в порядке?!

— Полностью. Мы просто разговаривали. Серьезно, Лэй, у меня теперь есть ответы! — Я прижала ладонь к стеклу, будто могла дотянуться до него. — Только не ломай дверь, ладно? Она мне очень нравится.

Он вглядывался в меня, и я видела, как его брови хмурятся — наверное, заметил за моей спиной Лео.

— Отойди от него, Мони. Это небезопасно.

Я покачала головой:

— Лэй, послушай меня. Мне ничто не угрожает. Мы с твоим отцом просто говорили. Здесь сейчас нет опасности. Наоборот… я хочу, чтобы ты отпустил Лео и дядю Сонга.

— Что?! — Лицо Лэя перекосило. Он сжал кулаки, жилы на шее вздулись. — Он сдохнет сегодня.

Я отступила.

— Он не может умереть сегодня! Лэй… просто… отпусти его. Я все объясню.

— Вы теперь друзья, что ли? — процедил Лэй.

— Что? Нет! Просто… у меня появились ответы, и все начало складываться, — я пыталась говорить спокойно.

— Рад за тебя, что ты все поняла. А теперь я хочу его смерти.

За моей спиной Лео хмыкнул:

— Он точно сын своего отца. Без сомнений.

Я сглотнула:

— Пожалуйста, Лэй, сделай это ради меня. Пусть отец и дядя Сонг уйдут, и тогда…

— С чего бы мне это делать?

— У тебя скоро битва, и…

— Мне похуй на эту битву! — рявкнул он и махнул своим людям. — Вышибите эту ебаную дверь! Заберите ее!

Грохот усилился.

Я вздрогнула.

— Лэй, остановись!

— Я ему не доверяю, Мони, и ты тоже не должна. Ты не знаешь, на что способен мой отец.

— Знаю…

— Он убивал прошлой ночью!

— Я в курсе, — ответила я, и вина сжала сердце стальными пальцами. — Но…

— Здесь не может быть никаких «но».

Блядь.

Я обернулась к Лео.

Он посмотрел на меня с печальной улыбкой и аккуратно положил фотоальбом на стол рядом.

— Прости, Моник.

— За что ты извиняешься?

И тут он выхватил клинок. Опять. И, как и раньше, я вообще не поняла, откуда он его достал.

Мои глаза расширились. Я медленно отступила.

— Эй, Лео… ч-что ты собираешься делать?

С той стороны стекла раздался крик Лэя:

— Только попробуй ее тронуть, отец! Не смей!! Пожалуйста, не надо!!

— Прости, Моник, — повторил Лео, держа клинок между нами и двигаясь ко мне. — Придется перейти к Плану Б.

Глава 12

Цена ее безопасности

Лэй

Я в ужасе наблюдал, как мой отец прижал холодное лезвие к горлу Мони.

Между нами оставалось лишь тонкое стекло. Хрупкий, бесполезный барьер между ней и нависшей угрозой.

Пожалуйста, Господи. Я не могу ее потерять. Я не переживу этого.

Каждая клетка моего тела вибрировала от яростного, звериного инстинкта, сорваться с места, пробить это стекло, спасти ее. Но вес происходящего придавливал к земле, будто я был прикован цепями.

Я был быстрым. Но у отца — убойная скорость, которую никто на Востоке не мог превзойти.

А еще была простая истина, что он и секунды не задумается, чтобы убить ее.

Я едва выдавил из себя, почти беззвучно:

— Отец… пожалуйста… не трогай ее. П-прошу…

На миг я почти поверил, что он образумится. Что услышит боль в моем голосе. Вспомнит, кем был когда-то.

Но он снова посмотрел на Мони, таким пустым, мертвым взглядом, от которого меня прошиб озноб.

Черт побери.

Я застыл, в ужасе глядя на лезвие у ее хрупкой шеи — оно поблескивало, острое, как сама смерть.

— Отец…

Он повернулся ко мне и медленно улыбнулся. Грустно.

— Обеспечь мне и своему дяде безопасный выход с Востока, и я не трону Моник.

Я сжал зубы.

Безопасный выход? Да ты ебанутый ублюдок. Ты не заслуживаешь ни черта.

Я пришел сюда с одной целью — сразиться с отцом, положить конец его царству манипуляций и страха. Но когда увидел, как близко Мони к смерти, все переменилось.

Теперь я просто стоял, вглядываясь сквозь это жалкое стекло между нами и был готов исполнить любую его прихоть.

Сердце сжималось от страха… и от той яростной, всепоглощающей любви к Мони.

Пожалуйста… только не забирай ее.

Она была светом, который прорезал мою тьму. Как первый глоток весны после бесконечной, изнуряющей зимы.

Свежий.

Живительный.

Незаменимый.

Я думал, Шанель была для меня всем…

А потом в мою жизнь ворвалась Мони, как самая нежная, самая прекрасная мелодия, и я вдруг осознал, в какой адской тишине жил все это время.

Я не могу потерять Мони. Не хочу дальше дышать, если ее не будет.

Ее смех наполнил пустоты в моей душе и сердце, те, о существовании которых я даже не подозревал.

Ее прикосновения лечили раны, которые я давно считал неизлечимыми.

Она показала мне, что значит быть по-настоящему увиденным — не как Хозяин Горы, не как очередная фигура в бесконечной игре отца за власть, а как Лэй.

Просто Лэй.

Одна только мысль о том, что она в опасности, что холодное лезвие у ее горла, всего лишь очередной акт отцовского безразличия, разожгла во мне ярость, от которой хотелось рвать и метать.

В ту секунду я понял, что нет ничего, чего бы я не сделал, никакой цены, которую я бы не заплатил, чтобы она осталась в живых.

Это такой пиздец.

Его требование о безопасном выходе, билет к новым интригам, было ядом, который я бы проглотил добровольно, если это спасет Мони.

Я выдохнул. Долго и тяжело.

— Ладно, отец. Ты хочешь безопасно уйти с Востока. Я согласен.

— Согласен?

— Да. Ты получишь проход.

— А если ты мне этого не дашь, сын... — он снова посмотрел на лицо Мони. — Я убью ее прямо у тебя на глазах.

— Не нужно ее пугать.

— Нужно, Лэй.

Меня пробрал холодный озноб.

Я должен был удержать его внимание на том, что Мони слишком ценна, чтобы он решился ее убить.

Напряжение стянуло плечи.

— Отец, мы оба знаем, что ты не убьешь Мони. Она — часть твоего великого плана. Не забывай об этом.

— Никакого плана не будет, если я не смогу сделать ее Хозяйкой Горы, которой ей суждено быть…

— Сделать ее? Какого хрена ты несешь?

— Сейчас это слишком долго объяснять, Лэй, — он тяжело вздохнул. — А пока просто позволь мне, своему дяде и моим людям спокойно покинуть Восток… и…

— И?..

— Моник пойдет со мной.

— Нет, — я напрягся. — Я могу обеспечить тебе безопасный проход, но Мони останется здесь.

— Нет, — он покачал головой. — Она пойдет со мной…

— До ворот. И точка, — я прищурился, мечтая, чтобы между нами не стояло это чертово стекло. Я бы убил его прямо сейчас. — Только до ворот. Дальше — ни шага. Я только на это готов пойти.

— Твое удобство меня не волнует. Я думаю о наследии, о Востоке…

— Мне плевать на наследие и на Восток, — голос сорвался на крик. — Не смей тронуть Мони!

— А иначе что? — его голос был пропитан леденящей уверенностью. — Ты не понимаешь, Лэй. Это больше, чем твои желания. Больше, чем мы оба.

Он ошибался.

Ничто не было важнее нашей жизни.

Ничто не стоило больше, чем безопасность Мони.

Я с трудом сглотнул, пытаясь задавить ком в горле. Уверенность в его голосе сотрясла меня до основания — каждую крупицу надежды, за которую я еще цеплялся. Это был голос больного человека, который до сих пор верил, что действует во имя Бога.

— Успокойся, Лэй, — отец держал лезвие у горла Мони, а сам вцепился в меня взглядом такой силы, что воздух между нами будто треснул. — Спокойствие — не просто добродетель. Это оружие. В хаосе побеждает не тот, кто орет громче. Побеждает тот, чей разум ясен. Кто видит путь.

Да пошло все нахрен. Убери нож от ее шеи.

Я сжал кулаки.

— Ты понимаешь, Лэй?

— Спокойствие? — я выплюнул это слово, будто оно было ядом. — Ты это называешь спокойствием? Держать нож у ее горла, чтобы получить желаемое?

Он улыбнулся, но в этой улыбке не было ни капли тепла — пустая, ледяная маска.

— Именно, Лэй. Это демонстрация силы, а не паники.

Сердце громыхало в ушах.

Он продолжил:

— Контролируя свои эмоции, я контролирую ситуацию. Понимаешь, когда человек действует из страха или злости — он ошибается. Он становится предсказуемым. А когда ты спокоен — ты командуешь.

Теперь он решил, что снова «учит» меня, как стать настоящим Хозяином Горы. Да пошло оно все. Мне плевать на его титулы. Я просто хочу Мони.

Я едва сдерживал ярость, кипевшую внутри. Учить меня таким извращенным способом, угрожая жизни той, кого я люблю, было не просто жестоко, а по-настоящему больным.

И все же часть меня понимала логику его слов. Искалеченную, хищную, но узнаваемую. Он пользовался этим приемом десятки раз, чтобы давить на врагов.

Манипулировать. Побеждать.

— А как же сердце, отец? — выдавил я, голос дрожал от напряжения. — Если бы на месте Мони была мама... и у ее горла был нож... ты бы тоже был так спокоен?

Челюсть у него дернулась. Этого было достаточно.

Он бы слетел с катушек.

— Уходи, — сказал я. — Пользуйся коридором. Но Моник остается. Она — со мной.

Во взгляде его что-то мелькнуло.

— Я не уверен, что ты дашь мне уйти, как только я отпущу Моник.

Потому что, как только она будет со мной, ты никуда, блядь, не уйдешь. Ни о какой безопасности речи больше не будет. Я сразу же тебя убью.

Я натянул на лицо вежливую улыбку... насколько смог ее изобразить.

— Отец, твой урок про спокойствие и контроль я усвоил.

— Правда?

— Но позволь добавить кое-что от себя: настоящая сила, еще и в доверии.

— Хммм.

— Я предоставляю тебе безопасный путь, как и обещал. Клянусь перед Мони — женщиной, которую я люблю и за которую готов умереть.

Страх в ее глазах чуть-чуть отступил.

Я прочистил горло:

— Но ты оставишь ее здесь. Это не просто демонстрация доверия, это проявление моей способности мыслить шире, ради блага Востока.

— Очень интересно, — его глаза сузились, он явно обдумывал мои слова. — Доверие, говоришь?

— Доверие.

— Но доверие — это обоюдоострый меч, сын.

Черт возьми. Да просто отпусти ее уже.

Я сохранил спокойствие.

— В каком смысле обоюдоострый?

— Оно может защищать. А может уничтожать.

— Ладно. Ты прав.

— Как я могу быть уверен, что, лишившись рычага в лице Мони, ты не попытаешься отомстить за все, что я сделал?

Позади раздался легкий шум.

Следом Чен встал справа от меня, а Дак — слева.

По какой-то причине взгляд отца метнулся к Даку, и остался на нем. Будто он пытался считать его реакцию. Смотреть, как Командир боевого крыла отнесется к тому, что он держит Моник с приставленным ножом.

К счастью, ни у Дака, ни у Чена на лице не дрогнул ни один мускул. Они просто стояли рядом — тихо, уверенно, готовые действовать в любую секунду.

А внутри меня все кипело. Эти яростные чувства бурлили под внешним спокойствием, и все, что я мог — не дать им вырваться наружу.

Отец снова посмотрел на меня:

— Ну что, Лэй. Скажи. Почему я должен тебе доверять?

— Потому что, в отличие от тебя, я понимаю: если продолжать этот круг мести, то Востоку придет пиздец.

— Оу, — хмыкнул он, с усмешкой, жестокой и ледяной. — Наконец-то дошло? Не верю.

— Отпусти ее.

— Я заберу ее с собой.

Да чтоб ты сдох. Ладно... спокойно. Спокойно.

Я наклонил голову набок:

— Что значит, ты заберешь ее с собой?

— Она останется со мной на несколько дней. Я хочу, чтобы она была на пиру…

— Только попробуй вынести ее за ворота, я тебя, блядь, выслежу и прикончу!

И тут Мони заговорила, к моему удивлению.

— Подожди, — глаза у нее распахнулись. — Лео... Лэй прав... сейчас нет необходимости мне идти с тобой.

Я злобно усмехнулся.

Отец нахмурился, глядя на нее:

— Но я же объяснил, почему нам нужно провести это время вместе.

Ярость хлестнула по венам.

— Да, ты объяснил, — Мони сглотнула. — Но я все устрою завтра.

О чем, черт возьми, они говорят?

Отец приподнял бровь:

— О?

— Да, — ее голос дрогнул. — Я устрою встречу. На нейтральной территории. Ты сможешь все объяснить мне.

Я никогда этого не допущу. Но скажи ему что угодно, лишь бы он тебя отпустил.

Отец перевел взгляд на меня:

— А ты что думаешь, сын?

Я ответил, стиснув зубы:

— Все, чего хочет Мони, так и будет.

Он покачал головой:

— Не верю я тебе.

— Отпусти ее, и…

— Я не отпущу.

Мони откашлялась:

— Так, стоп, парни. Давайте сделаем вот что.

Мы оба замерли, переводя взгляд на нее.

Мони выпрямилась, несмотря на то что лезвие было у самого ее горла.

— Лео, ты хочешь гарантий и доказательств того, что сможешь уйти в безопасности. Лэй, ты хочешь, чтобы я была в безопасности.

— Черт возьми, еще бы.

— Тогда вот мой вариант.

Я приподнял брови.

— Я поеду с Лео к тем воротам, над которыми мы пролетали. Где эти красивые драконы тянутся в небо.

Я уже собирался вмешаться, но она продолжила:

— Как только мы доедем, я выйду из машины. А дальше... Лео, люди Лэя будут ждать нас там, чтобы убедиться, что со мной все в порядке.

Отец нахмурился, но промолчал.

Мони медленно выдохнула:

— Тогда, Лео, ты сможешь уйти, зная, что тебе ничего не угрожает. Ты получаешь то, что нужно тебе, а Лэй убедится, что со мной все в порядке.

Это пиздец как опасно. Ты не знаешь моего отца. Он может передумать в любую секунду и просто забрать тебя.

Я сжал челюсть, представляя, как она едет в одной машине с ним, пусть даже всего до ворот.

Но в ее взгляде читалась такая уверенность, такая твердость, что я понял: это и ее бой тоже. И она делает свой ход.

Какого хрена? Ему же нельзя доверять.

И тут, к моему полному удивлению, отец долго смотрел на Мони. И... черт подери, мне показалось, что в его глазах мелькнула гордость.

— Вполне приемлемо, — сказал он. — Особенно если мы действительно встретимся завтра.

Мони кивнула:

— Встретимся.

Хуй тебе.

Отец посмотрел на меня:

— Твои люди не вмешаются — ни сегодня, ни завтра.

Я бы согласился на что угодно, лишь бы он подальше убрался от нее.

— Согласен, отец. Они будут стоять в стороне, пока Мони не выйдет из машины. А завтра ты встретишься с ней в безопасности.

Лео перевел взгляд на Мони:

— Хорошо, Моник. Сделаем, как ты сказала.

Он опустил лезвие от ее горла и отступил на шаг.

Мое сердце билось чуть спокойнее.

Но взгляд отца все еще был цепким, просчитывающим:

— Завтра ты не вмешаешься снова?

— Не вмешаюсь.

Его взгляд потемнел:

— Если ты попробуешь что-то выкинуть… погибнут невинные люди Востока…

— Просто уходи, отец.

Мони все еще стояла на месте, чуть дрожа, теперь, когда лезвие больше не касалось ее горла, а он отступил.

Я так хотел протянуть руку и стереть этот страх из ее глаз. Страх, который она изо всех сил пыталась скрыть… но я все равно видел его.

Прости, Мони. Прости за все это.

От любви к ней сжимало грудь. Это было нечто большее, чем просто чувство — дикое, изнутри, будто кто-то рвал меня на части. Каждая клетка во мне хотела только одного, чтобы она была в безопасности.

Губа дрогнула.

— Я не позволю ему увезти тебя за ворота.

— Я знаю.

— Я... — я прочистил горло. — Я сожалею, что не смог тебя защитить.

— Все нормально. Просто... доверься мне, Лэй. Все будет хорошо.

Она задержала на мне взгляд еще на секунду, а потом пошла за моим отцом.

Сжавшийся в животе ком тревоги чуть ослаб, но не исчез.

Я повернулся к Чену и Даку:

— Подготовьте людей. Дайте им четко понять, что никакого контакта. Пусть садятся в машину. Я не хочу, чтобы отец занервничал и снова приставил нож к ее горлу. Я не выдержу, если увижу это еще раз.

Дак подошел ближе и шепнул:

— Мы правда позволим дяде Лео выйти за ворота?

— Мне плевать на все, кроме одного, чтобы Мони была хотя бы в паре метров от него.

Чен кивнул.

— А вот когда она будет в безопасности... если получится достать моего отца — делайте.

Я выпрямился.

— Но сейчас мне нужно только одно — вернуть Мони.

Глава 13

Доверие

Лэй

Я сидел, как каменный, на переднем пассажирском сиденье. Каждая мышца в теле была натянута, пока мы неслись по улицам, сливающимся в непрерывный поток оттенков синего.

Дома, выкрашенные в цвета от небесного до темно-морского, выстраивались вдоль дороги, словно сюрреалистичная река неподвижности, в полном контрасте с хаосом, творящимся внутри меня. Люди в одежде цвета лазури, бирюзы и кобальта двигались по тротуарам, будто тени в замедленной съемке.

Мой водитель вел внедорожник с выверенной, сдержанной поспешностью.

Я удерживал голос ровным.

— Не. Смей. Их. Терять.

— Принято, Хозяин Горы.

Я глянул в зеркало заднего вида.

Позади нас тянулась длинная вереница синих машин.

Чен, Ху и Дак сидели сзади. Несмотря на безмятежные выражения лиц, машина звенела от напряжения, его будто можно было потрогать.

Чен только что закончил разговор с охраной на Главных Восточных Вратах. Пока что ворота оставались закрытыми. Их не откроют, пока Моник не выйдет из машины и не окажется рядом со мной.

Я отвернулся обратно вперед.

Впереди, с обманчивым спокойствием, по улицам двигалась машина, в которой ехали Моник, мой отец, дядя Сонг и несколько их верных людей. Я не сводил с нее глаз, пытаясь разглядеть сквозь окна хоть что-то, хоть малейшее подтверждение, что с Мони все еще все в порядке.

Черт побери. Все должно пройти идеально. Ни единой ошибки.

Кажется, я видел ее. Похоже, она о чем-то говорила с моим отцом, но я не был уверен. Каждый раз, когда солнце отблескивало на стекле и заслоняло обзор, внутри меня вспыхивала острая, ледяная вспышка страха.

А что, если отец решит не сдержать обещание?

Одна только мысль об этом жила у меня в груди, ядовитым шепотом сеяла сомнения и подпитывала паранойю.

Если он увезет ее за пределы Востока, я брошу все и помчусь следом. Я не сомкну глаз, пока она снова не будет рядом со мной.

Тревога сжала грудную клетку так сильно, что мне стало трудно дышать.

Я боялся не только за физическую безопасность Мони, я боялся, что прямо сейчас отец что-то ей нашептывает.

Он умеет манипулировать. Его слова всегда звучат, как правда, но за ними прячется целый клубок лжи.

Блядь. Как только она вернется, я поставлю вокруг нее не меньше тридцати охранников. И она больше не выйдет за пределы дворца. Никогда.

Мое тело было натянуто, как тугая пружина, готовая лопнуть в любой момент.

— Лэй, — наконец нарушил тишину Чен. — Все будет хорошо.

— Лучше бы.

Вмешался Ху:

— Когда Моник выйдет из машины, мы сразу берем дядю Лео?

Я сжал зубы.

— Сто процентов.

Чен тяжело выдохнул:

— Думаю, это будет ошибкой.

Я резко повернулся к нему:

— Он приставил к ее горлу, мать его, нож…

— Тебе нужно верить, что твой отец сдержит слово. Если он сорвет сделку, потеряет куда больше.

Я усмехнулся.

— Думаешь, его волнуют потери? У этого человека души уже нет, Чен. Что для него предательство, если оно помогает получить желаемое?

— Дело не в том, что он может потерять. А в том, что он может приобрести, если сдержит слово. Он знает, что поставлено на кон, Лэй. И Моник тоже знает.

Я поморщился.

— Мони умная, но она не понимает наших правил, Чен. Восток ей чужой, как и уровень жестокости моего отца.

— Возможно, — кивнул он. — Но, может, именно поэтому ее план и сработает.

— Почему?

— Потому что она видит то, что мы уже не замечаем. Мы слишком застряли в страхе перед дядей Лео и в плену восточных традиций.

Я хотел возразить. Хотел сказать, что наши страхи выросли не из пустоты, а из крови, пролитой за поколения. Что тени здесь — не иллюзия, а реальность.

Но следующие его слова оборвали меня.

— Подумай сам, Лэй. Сегодня она встала прямо с лезвием у горла. И при этом взяла ситуацию в свои руки так, как не каждый опытный лидер Востока осмелился бы. Все боятся дядю Лео. Даже тебя. А она заставила вас обоих пойти на уступки. Без усилий.

Дак кивнул:

— Это не просто храбрость. Это будущая Хозяйка Горы.

Чен пожал плечами:

— Вынужден согласиться с братом. Она не просто живет в тени наших обычаев. Она уже вписывает в них свое имя. Давай просто… доверимся ей.

Его слова повисли между нами, как звон в ушах после выстрела.

Сердце сжалось от боли.

Конечно, я понимал, что Мони действительно проявила твердость. Она заставила и моего отца, и меня прийти к соглашению, в момент, когда все могло обернуться кровавой бойней прямо у порога моего детства.

Но…

А если это любовь?

Может, она делает человека неадекватным?

Заставляет думать как идиот?

Превращает даже самого разумного в чертовски глупого?

Потому что прямо сейчас мне нужно было только одно, чтобы она была жива, рядом, в моих объятиях.

Мне было плевать, насколько смелой она была.

Насколько доказала, что достойна быть лидером.

Мне было плевать.

Ни черта из этого не имело значения.

Отец угрожал ее жизни. И даже сейчас она по-прежнему далеко от меня — рядом с ним.

Я должен вернуть ее. Забрать. Оберечь. Увезти подальше от его заточенного клинка.

Отец… пожалуйста… не убивай ее, как убил Шанель. Я все понял. Прошу… это моя жизнь… мое счастье… и Мони…

Я с трудом проглотил ком в горле.

Мони не заслужила стать мишенью твоих угроз. Она… она лучше нас.

Меня выдернул из мыслей голос Чена:

— Финальная битва важна для дяди Лео. Он не станет портить то, к чему так долго шел.

— То есть… ты думаешь, мне стоит сдержать обещание и отпустить его, если Мони окажется в безопасности?

— Ты обязан сдержать его, Лэй.

— Я никогда не прощу его за то, что он угрожал ее жизни.

— И не нужно, — спокойно ответил Чен. — Оставь эту злость до боя. Выплесни ее там.

Он выдохнул, долго и устало:

— Как только сегодняшний день закончится… останется всего два. Ему незачем срывать сделку. Вся кровь прольется на арене.

— Надеюсь, ты прав, — я не отрывал взгляда от машины впереди. — Просто… мне страшно. Я не хочу, чтобы она снова стала пешкой в его игре. Мысли о том, что она может пострадать из-за решений, которые я не могу контролировать… сводят меня с ума.

Ху откашлялся:

— Дело не только в контроле, Лэй. Дело в доверии.

Я повернулся и посмотрел на него.

Он продолжил:

— Доверяй силе Моник. Ее способности стоять рядом с тобой. Не за тобой.

Я сжал губы.

Ху пожал плечами:

— Ты ее любишь. Хочешь защитить. Но защита, это не только охрана. Это еще и доверие к ее решениям. Даже если они пугают тебя.

Повисла тишина. Я переваривал его слова.

А если они правы?

Если мой страх и желание уберечь Мони мешают мне мыслить здраво?

Будто услышав мои мысли, Дак заговорил:

— Моник стоит отдать должное. Она быстро учится, когда дело касается дяди Лео. И тебя.

Я повернулся обратно, вновь уставился на машину впереди.

И вспомнил, что она сказала мне до того, как ушла с отцом.

— Я в порядке. Просто… доверься мне, Лэй. Все будет хорошо.

Я сжал кулаки, заставляя себя сохранять спокойствие.

Доверие…

Одно короткое слово, но сколько в нем веса.

Могу ли я доверить ей человека, который выковал меня железом и огнем? Который ни разу не колебался перед насилием или смертью, когда хотел преподать урок?

Черт бы тебя побрал, Мони. Я постараюсь. Клянусь Богом… просто…

Меня пробрала холодная дрожь.

Я не могу тебя потерять. Не могу… но… я доверюсь тебе.

Руки подрагивали, пока я пытался принять эту новую мысль. Новый путь.

Могу ли я доверить Мони все это? Что ж… с такой-то легкостью она управляется со мной… и с моими людьми…

Я глубоко вздохнул.

Ладно... Я тебе доверюсь. Может быть... Ты справишься...

Все это время в голове крутилась только одна мысль, чего он там нашептывает Мони? Какую ложь, какие манипуляции он плетет вокруг нее, как паутину.

Но теперь, когда слова других повисли в воздухе, в сознании начала прорастать новая мысль.

А что, если вся суть этого разговора, не в том, что отец навязывает Мони, а в том, что она вкладывает в него?

Черт... Ты что, и с ним можешь заговорить по-человечески, Мони? Ты же как-то умудряешься усмирить меня...

А вдруг она сейчас вовсе не пассивно глотает угрозы или планы отца... А дерзко, уверенно оспаривает их?

Было нелегко, но... я начал видеть Мони не просто жертвой, пойманной в сети темных интриг моего отца, а переговорщицей — сильной, хитрой, умеющей обернуть свою позицию в инструмент влияния.

Господи, прошу... Пусть так.

Может, она уже сеет в голове отца сомнения, расшатывает его иллюзию контроля... Или, черт возьми, она сама диктует правила, ясно давая понять, что пешкой ей не быть.

Я провел дрожащими пальцами по волосам.

Это вполне может быть правдой... В конце концов, была причина, по которой он хотел сделать ее Хозяйкой Горы. Он никогда не выбрал бы слабую женщину.

И я знал точно, в Мони не было ничего слабого.

Эти мысли вызывали во мне целый вихрь чувств, гордость за ее смелость и ум, вперемешку с уколом вины за то, что хоть на секунду сомневался в ее силе.

Она договаривается с ним... Да... Я должен в это верить...

Я сидел, переваривая этот сдвиг в сознании. Признавать такое было тяжело, но я вдруг понял, возможно, моя роль тоже должна измениться.

Плечи сжались от напряжения.

Да, я был чертовски готов защищать ее... но поддерживать, когда она идет по краю, по настоящей мине, это совсем другое. И с этим мне было трудно.

Мне… придется довериться ей.

И это осознание не избавило меня от страха — нет, он все еще таился где-то на задворках сознания, но изменило его. Он перестал парализовать, стал прояснять.

Я снова посмотрел на их машину.

Что бы Моник ни говорила моему отцу, я верил в ее ум. В ее сердце.

И зная его… он тоже поверит. Даже если это собьет его с его Грандиозного Плана.

Если она просто вернется ко мне целой… тогда я сдержу свое слово.

Черт.

А потом, что бы ни случилось, мы справимся вместе.

— Ладно, — я проглотил страх. — Если Мони выйдет из машины и окажется на безопасном расстоянии…

— Да? — спросил Чен.

— Тогда откройте ворота и отпустите моего отца.

— Понял, Хозяин Горы, — выдохнул Чен. — Все получится. Моник скоро вернется к тебе. Дядя Лео уйдет с Востока. Все будет хорошо.

Так и должно быть. Без Мони — нет жизни. Я понимаю это все яснее с каждым днем, что провожу рядом с ней.

Наступила тишина, которую нарушал только ровный гул двигателя внедорожника.

Через несколько минут я заметил далеко впереди ворота — главную пограничную точку Востока. Пусть это и не единственный въезд, но только через эти ворота можно было легально попасть на территорию Востока из Парадайз-Сити.

Ну что ж. Посмотрим, можно ли, блядь, доверить этому ублюдку сделать хоть раз в жизни что-то правильно.

Глава 14

Обмен у ворот

Лэй

Мое беспокойство усилилось.

Ворота маячили впереди — пуленепробиваемая преграда, украшенная скульптурами драконов.

По мере приближения к ним пространство вокруг словно взрывалось движением: торговля, толпы, суета — все из-за того, что ворота со всех сторон окружали магазины и лавки. Над ними вспыхивали неоновые вывески — от техники до традиционных специй, здесь продавалось все.

Справа от ворот раскинулся открытый рынок. Прилавки стояли плотно друг к другу, продавцы перекрикивали друг друга, зазывая покупателей. Яркие мозаики из фруктов и овощей, рыба, с которой еще стекала утренняя вода, и купцы с пестрыми тканями, выкрикивающие цены, все сливалось в один живой, пульсирующий шум.

Воздух был насыщен ароматами уличной еды — жареное мясо, лепешки на масле, сладкая выпечка, экзотические специи… все смешивалось в плотный, тягучий запах.

Ху проворчал:

— Сделка должна состояться. Если бой начнется здесь, то все усложнится. Слишком много мирных жителей, и дядя Лео может использовать их против тебя.

Я усмехнулся сквозь зубы. Он был прав, и я это знал.

Рынок кипел жизнью. Люди толпились в узких проходах между прилавками. Дети сновали между взрослыми, исчезая в толпе.

Когда наш кортеж проехал мимо, множество голов обернулось нам вслед. Разумеется, их зацепила эта внушительная процессия машин, направляющихся к воротам.

Для отца не составило бы труда схватить ребенка в заложники — просто чтобы подчеркнуть свою позицию.

— Черт, — выдохнул Чен. — Пресса тоже здесь.

Сука.

Присутствие такого количества свидетелей усложняло все еще больше. Любое действие в этом месте теперь будет на виду, и не только у тех, кто замешан в сделке, но и у всей округи, которая живет вокруг этой ключевой точки входа.

Рынок следил за нами. Их взгляды давили не меньше, чем драконы, возвышающиеся над воротами.

Ладно, отец. Сделай хоть раз по-человечески.

Сердце грохотало в груди.

Вот и все. Пора.

Как и было договорено, машина отца остановилась прямо у самого порога.

Замедлив ход, мой внедорожник остановился в пяти футах от ворот. Я распахнул дверь и выскочил наружу, но остался рядом с машиной, я понимал, что если подойду слишком близко, отец может передумать выпускать Мони.

Давай, отец. Прошу… только не тронь ее.

Чен, Дак и Ху вышли следом и встали рядом со мной.

Ну же. Отпусти ее.

Мы ждали.

И вдруг, справа, с противоположной стороны, женщина радостно закричала:

— Хозяин Горы! Он здесь!

Блядь.

Сотни голов обернулись в мою сторону.

Чен сразу заорал своим:

— Быстро! Встали вокруг него и машины!

Тем временем половина толпы достала телефоны. Вспышки засверкали, и, наверняка, уже включились камеры, все пытались снять мое внезапное появление.

Через пару минут соцсети начнут гудеть: зачем я здесь, у ворот? Место, где я почти никогда не появлялся публично по делам клана.

Кто-то из толпы бросился ближе, то ли из любопытства, то ли в надежде, что я замечу их.

Черт возьми, отец. Выпусти ее из машины. Сейчас же.

Толпа надвигалась, как волна, в лицах смешались восторг и жажда зрелища.

Уличные торговцы, покупатели, все бросили свои дела и потекли к нашим машинам, смыкаясь плотным кольцом.

Тем временем я не сводил глаз с машины отца.

— Эй! — Ху поднял руки и замахал своим. — Удержите толпу! Быстро!

Наши ребята засуетились, прокладывая путь, оружие в руках, голоса подняты, пытаются сдержать восторженных зевак.

И тут зазвонил мой телефон.

Это ты, отец?

Я сунул руку в карман, вытащил аппарат, прижал к уху:

— Да?

Голос отца раздался в трубке:

— Открой ворота.

— Выпусти ее из машины.

— Как я могу быть уверен, что ты отпустишь меня?

— А с чего мне верить, что ты отпустишь Мони?

В трубке повисла пауза, словно он действительно задумался над новым раскладом.

— Открой ворота, — повторил он.

— Мне нужно подтверждение, что с ней все в порядке. — Мне стоило нечеловеческих усилий не заорать. — Пусть выйдет из машины.

— Я не собираюсь ее забирать. Так мы договаривались.

— Этого недостаточно.

— Она убедила меня, что если я похищу ее сегодня, это навредит делу. Она убедила меня.

Молодец, Мони.

Я кивнул сам себе:

— Я доверяю ей, не тебе. Поэтому, если ты хотя бы позволишь ей выйти из машины, я гарантирую тебе безопасный проход. Ты покидаешь Восток и никто не тронет тебя.

— Хммм.

Толпа становилась все больше и громче. Все новые покупатели стекались со всех сторон, толкались, стараясь пробиться ближе.

Дак подошел вплотную и вытащил меч.

— Блядь.

Руки тянулись ко мне, кто-то махал, кто-то звал, народ напирал, сплетающийся в пульсирующую живую стену.

В трубке тяжелый выдох:

— Ладно, сын.

Голос Чена дрогнул:

— Нужно заканчивать, Лэй. Быстрее.

— Отец? — Я сжал телефон сильнее. — Просто отпусти ее. Пусть выйдет.

— Отпущу. Но дверь останется открытой.

У меня дернулась челюсть.

Он что, собирается втянуть ее обратно, если я двинусь?

Или вообще собирался схватить, несмотря ни на что?

Блядь.

Я с трудом проглотил подступивший к горлу новый страх.

Нет. Доверься Мони. Да, он может быть сумасшедшим, но она наверняка говорит ему разумные вещи.

И вдруг, к моему удивлению, в трубке раздался голос Мони:

— Со мной все в порядке, Лэй. Можешь отдать приказ открыть ворота.

Услышать ее голос… было все равно что снять чью-то руку с горла, которая душила меня все это время.

Чистое облегчение. Музыка. Спасение.

Напряжение, сжавшее мышцы, тяжесть в груди, гул в голове, все исчезло, когда она заговорила.

— Итак… вот что мы сделаем. — Ее голос был мягким, но уверенным. Каждое слово словно разгоняло тени страха, вцепившиеся в меня. — Я сейчас выйду из машины, а ты в это время отдашь приказ разблокировать ворота. Но открывать их сразу не нужно.

— Хорошо.

В трубке снова послышался голос отца. Он что-то говорил ей, определенно, но я не мог разобрать слов.

— Лео, почему он вообще должен соглашаться на это? — ответила она. — Нет, Лео. Это не круто.

Я моргнул.

— Что происходит?

Но она не ответила, продолжала говорить с ним:

— Логичнее будет, если я сначала окажусь в безопасной зоне, а уж потом ты сможешь уйти.

И она права. Похоже, Мони действительно держит все под контролем.

Но даже так… меня пробрала дрожь.

Она снова обратилась ко мне:

— Лэй, я сейчас открываю дверь.

— Окей. — Я повернулся к Чену:

— Скажи им разблокировать ворота и приготовиться открывать. Но пока не открывать.

Чен метнул в меня хмурый взгляд, но кивнул и начал передавать указания по телефону.

Я вернулся к разговору:

— Готово, Мони. Иди ко мне.

Она тихо хихикнула, с легкой, тревожной ноткой:

— Пока не могу, малыш.

Это было совсем не к месту, но сердце сжалось, а в штанах тут же отозвалось. Черт. Самый неподходящий момент, но она назвала меня «малышом», и этого оказалось достаточно.

Да, похоже, я окончательно по уши погряз в ней.

Мони продолжила:

— Зато я прямо сейчас выхожу из машины.

Я непроизвольно распахнул глаза.

Задняя дверь машины распахнулась, и я увидел, как она ступила на асфальт. Ее голубое платье колыхнулось на ветру, а в глазах промелькнули страх и растерянность, она сразу поняла, что часть толпы начала смыкаться вокруг нее.

— Возьми их под контроль сейчас же, — процедил я сквозь зубы. — Никто не может прикоснуться к ней.

Ху с несколькими нашими людьми тут же рванули в ее сторону.

Сердце забилось быстрее, когда я увидел ее, живую, настоящую. Но я заставил себя остаться на месте. Держать себя в руках. Я должен был сохранять контроль.

В трубке ее голос звучал напряженно:

— Лэй, а что делает Ху?

— Только разгоняет толпу. И все. Никто не тронет ни тебя, ни моего отца. Я сдержу свое слово.

— Хорошо. Тогда я кладу трубку и отдаю ее Лео.

Она так и сделала, и осталась стоять рядом с машиной.

В трубке снова прозвучал голос отца:

— Теперь твой ход.

— Ворота разблокированы.

— Их нужно открыть, сын.

— Скажи Мони отойти от машины на три метра.

— Я все равно смогу схватить ее с такого расстояния… если ты решишь быть глупым.

Ярость сжалась в груди тугим узлом.

— Я в курсе. Но если она отойдет дальше, мне будет проще отдать приказ открыть ворота.

— Наконец-то ты научился сохранять хладнокровие в момент конфликта.

Я нахмурился:

— Скажи ей отойти.

— Как скажешь, сын.

Видимо, он жестом велел ей отойти, потому что вскоре она отошла от машины на несколько шагов.

Я кивнул Чену.

Он отдал приказ. и ворота начали медленно, с осторожностью открываться.

Металл скрипел и стонал, как будто тоже чувствовал напряжение момента.

Толпа ахнула, и тут же загудела — шепот, словно пожар, разлетелся по рядам, когда люди поняли, что происходит.

О чем они сейчас думают?

Наконец ворота начали открываться — медленно, мучительно, сантиметр за сантиметром, открывая тот мир, который был скрыт от глаз с тех самых пор, как я закрыл Восток после смерти Шанель.

По мере того как щель становилась шире, солнечный свет хлынул внутрь, отбрасывая длинные тени, что танцевали на лицах тех, кто наблюдал.

Люди вытягивали шеи, стараясь разглядеть, что, или кто, появится за воротами.

Отец заговорил:

— Интересный получился визит, сын.

— Больше не возвращайся на Восток. В следующий раз, когда я тебя увижу, это будет наша схватка.

— Ну… Мони объяснит тебе, почему мне придется вернуться еще раз.

Я нахмурился:

— Мони объяснит?

— Да. Она быстро осваивается в роли Хозяйки Горы.

Щелчок в трубке.

Ебаный психопат.

Но теперь это больше не имело значения.

Страх и напряжение, сковавшие меня до ломоты в костях, начали таять в ту самую секунду, когда дверь его машины захлопнулась, и она рванула прочь.

Наконец-то… она в безопасности.

Телефон в руке стал просто ненужным куском пластика. Я выронил его, он с грохотом ударился об асфальт, и бросился вперед, сорвавшись с места в бег.

Спасибо. Спасибо тебе, Господи.

Толпа, которая всего минуту назад была плотной, как стена, словно почувствовала перемену в воздухе. Люди расступались, с лицами, полными ужаса и изумления, наблюдая, как я мчусь сквозь них.

Возможно, это были искренние эмоции на моем лице, или, может быть, это была чистая сила моей решимости, которая оттолкнула их в сторону.

Мои люди среагировали мгновенно. Как отлаженный механизм, они подхватили мой рывок, и пошли вперед, уверенно, точно, как будто всю жизнь тренировались именно к этому моменту. Проламывались сквозь толпу, прокладывая путь, как корабль рассеивает волны.

Сердце грохотало в груди, с каждым шагом сильнее.

Расстояние между нами таяло. Лица в толпе расплывались в серую массу. Шепоты, возгласы, все исчезло.

Я видел только ее. Мони. Она стояла впереди. С каждым моим шагом, все четче, все ближе.

Спасибо тебе.

Под охраной Ху она начала идти ко мне.

Боже, я по уши в ней.

Когда мы встретились на полпути, она кинулась ко мне в объятия, уткнулась лицом в мою грудь.

Я задрожал, сжал ее крепко:

— Мони.

— Я знала, что ты мне поверишь.

Вспыхнули камеры.

Кто-то из толпы заорал вопросы.

Но все, что я мог — это вдыхать ее запах и не отпускать.

Тяжесть в груди отступила, когда я увидел ее улыбку.

— Ты в порядке?

— Все хорошо.

— Лэй, — Чен оказался рядом. — Нам надо убираться отсюда.

Толпа начинала гудеть сильнее. А теперь еще и камеры новостных каналов вылезли.

Черт.

Журналисты кричали вопросы.

— Хозяин Горы, вы можете прокомментировать, что сейчас произошло у ворот?

— Восток теперь открыт, сэр?!

— Лэй, что это значит для твоего лидерства в Востоке?

— Пойдем, — я поцеловал ее в щеку, сделал шаг назад и мягко взял за руку. — Нужно добраться до машины.

— Это был Великий Хозяин Горы?

— Есть ли новое соглашение между Югом и Востоком? Вы можете рассказать, о чем оно?

— Какие условия сделки привели к этому моменту?

Но я не стал отвечать на их вопросы.

Вместо этого отпустил ее руку и крепко обнял Мони за талию, прикрывая от жадных глаз и навязчивых микрофонов.

Чен бросился вперед:

— Все, хватит! Расступитесь!

Я наклонился к Мони и шепнул:

— Скоро мы выберемся отсюда.

Откуда ни возьмись появился Дак, встал рядом с Ченом и вытащил меч.

Репортеры вздрогнули, отпрянули, сразу отскочив на несколько шагов назад.

Мони распахнула глаза:

— Вау. Они что, боятся Дака?

Я усмехнулся:

— У прессы и Дака... сложные отношения. Поэтому при любой возможности они предпочитают держаться от него подальше.

Она моргнула, не зная, как на это реагировать.

Мы шли следом за Ченом и Даком, держась плотной группой, словно щитом от бушующего моря сплетен и домыслов, вихрем круживших вокруг нас.

Но вопросы продолжали сыпаться, все громче и наглее:

— Хозяин Горы, правда ли, что в Востоке зреет мятеж против вашего правления?

— Они называют себя «Голубая Тишина». Прокомментируете?

Плечи сжались от напряжения.

— После событий прошлой ночи планируются ли изменения в политике свободы слова и прессы?

— Как вы ответите на обвинения в нарушении прав человека в Востоке?

Мони тихо прошептала мне:

— Они про Лео? Что он убил тех инфлюенсеров?

— Да, — я заметил, что машина уже близко. — Я разберусь с этим позже…

— Но ты уже что-то говорил?

— Пока нет. — Я вел нас к внедорожнику быстро, но уверенно.

— Но... тебе ведь стоит сказать что-то?

— Хозяин Горы, идет ли у вас война с правом на свободу слова?

— Хозяин Горы, как вы прокомментируете недавние заявления о смерти инфлюенсеров, критикующих ваш режим?

Мони, не сбиваясь с шага, шепнула:

— Лэй, тебе стоит ответить.

— Мне плевать на них. Я просто хочу, чтобы ты вернулась во дворец и была в безопасности. — Я поднес руку к двери машины, открыл ее. — Поехали.

— Лэй... — Она нахмурилась и осталась стоять.

Что она делает?

— Садись. — Я изо всех сил старался не нахмуриться. — Прошу.

— Ты должен что-то сказать. Люди погибли.

— Я не собираюсь ничего говорить. Мне нужно, чтобы ты вернулась во дворец.

Она нахмурилась… и, к моему гребаному ужасу, Мони не села в машину.

Вместо этого она повернулась, прямо к толпе репортеров.

Постой. Нет. Что, черт возьми, ты делаешь?

Она сделала два шага в их сторону, и я бы схватил ее, если бы не застыл на месте от шока.

Чен подскочил ко мне, побледнев, как полотно. Голос у него дрожал:

— Ч-что она делает?

Толпа замерла.

Некоторые репортеры распахнули глаза.

Мони прочистила горло.

— О, Боже, нет… — Чен замотал головой. — Нет. Нет-нет-нет. Она не может просто так говорить. Все должно пройти через пресс-службу!

Я изо всех сил старался, чтобы страх не отразился у меня на лице, и прошептал в ответ:

— И что ты предлагаешь? Вытащить ее силой?

— Да.

— Она будет в ярости.

— И?..

— Чен, я лучше навлеку на себя гнев Востока, чем Мони.

И в этот момент… Мони начала говорить.

Глава 15

Новый голос Востока

Лэй

— Здравствуйте. — Моник сделала еще шаг вперед.

Толпа стихла, все камеры разом обернулись к ней. Она стояла прямо, с гордо поднятым подбородком — уверенная и сильная.

На лбу у Чена выступил пот, и я почувствовал знакомый укол тревоги.

Пресса непредсказуема. А ее честность, такая прямая, настоящая, могла в любой момент превратиться в скандал, если ее слова вырвут из контекста.

Защитить ее? Или позволить говорить?

Этот выбор разрывал меня изнутри.

Внутри бушевала война.

Хозяин Горы во мне был готов пустить в ход силу, если хоть кто-то осмелится перекрутить ее слова или показать неуважение.

Но Лэй, мужчина, который любит и уважает Моник как равную, решил держаться. Доверять.

А это, черт побери, пиздец как сложно.

Я заставил себя взять себя в руки. Она начала говорить.

— Итак… мне, наверное, не стоит сейчас говорить, но… прошлой ночью погибли люди… из-за их слов в мой адрес. — Моник обратилась к толпе так спокойно, словно просто болтала с кем-то на улице.

Но беда в том, что пресса на Востоке — это не случайные прохожие. Это стая голодных волков, рыщущих в поисках самого мясного, самого грязного. Это акулы, унюхавшие кровь. Они с легкостью превращают невинные слова в приговор.

Я почувствовал, как во мне вскипает желание защитить ее. Но вместе с тем, сердце распирала гордость.

Она еще и двух суток не пробыла на Востоке. Уже вляпалась во все дерьмо, какое только можно было, и при этом осталась на ногах. Ни истерики, ни паники. Не сломалась.

Наоборот… Казалось, каждая новая хрень только делала ее сильнее.

Как, черт возьми, у нее это получается? Она же настоящий боец.

— Прежде всего… — она сглотнула. — Я хочу выразить глубочайшие соболезнования семьям и близким, пострадавшим от ужасных событий прошлой ночи.

У Чена с виска капля пота скатилась прямо на воротник.

А я… я внутри корчился от борьбы с самим собой. Все нутро кричало: вытащи ее оттуда, уведи к черту подальше от этих шакалов, пока они не перекрутили ее слова, не обвинили, не превратили все это в цирк.

Но ее спокойствие… чистый, уверенный голос, заставляли меня стоять на месте.

— Я знаю, что значит терять тех, кого любишь… — она обвела взглядом притихшую толпу. — И любая смерть, при любых обстоятельствах, — это трагедия.

Камеры щелкали и жужжали без остановки.

И тут она подняла палец вверх:

— Но… особенно это пиздец как неправильно, когда умирают просто за то, что высказались.

Охренеть.

Ее слова разрезали густой, застоявшийся воздух, будто лезвием.

Я моргнул.

— Она выругалась, — ахнул Чен. — Это слово они будут гонять по кругу снова и снова.

Как и я, толпа замерла в оцепенении, где-то между шоком и прилипшей к губам жаждой узнать, что она скажет дальше.

Репортеры, которые еще минуту назад суетились и жужжали, теперь стояли как вкопанные, ручки зависли над блокнотами, даже не записывали, просто слушали. Глотали каждое слово.

Моник продолжила:

— Смерть за свободу слова — это за гранью. Это ебаный мрак.

— Она опять выругалась, — прохрипел Чен, тяжело задышал, грудная клетка заходила ходуном.

Вокруг нас воздух будто стал электрическим.

И тут журналисты взорвались: ручки засновали по блокнотам, пальцы застучали по экранам.

Что они напишут? Уважение? Критика? Или как обычно, дерьмо, завернутое в аналитику?

Обычные люди в толпе, возможно, не привыкшие к такой прямоте от кого-то вроде нее, перешептывались. Но… некоторые явно ловили ее волну — кивали, соглашались, что-то одобрительно бормотали.

Другие, наоборот, будто не знали, как на все это реагировать. Слишком уж она была настоящей.

Но все равно… она, блядь, перевернет весь Восток.

Я стоял и смотрел на нее, а внутри росло что-то мощное: смесь безмерного уважения и яростной, инстинктивной потребности защитить.

Моник не просто выдерживала натиск общественного осуждения, она проходила его как шторм. И не собиралась ни молчать, ни прогибаться.

Я напрягся.

Ход был рискованный. Но, возможно, именно такой был и нужен, чтобы пробить эту выученную, затхлую пляску политики и медиа Востока.

Готовы ли они вообще к правде в лоб?

Скоро узнаем.

— Забудьте уж, были ли эти заявления расистскими или нет, — Моник опустила руку.

Ху поднял брови и бросил на меня взгляд.

Все, буквально все, уставились на нее. Каждый микрофон потянулся вперед, точно прицел, нацеленный на цель.

— Не соглашаться с чьими-то взглядами и мнением — это одно, — Моник сделала паузу. В ее тишине словно что-то щелкнуло. — Но безжалостно отнимать жизнь. Убивать всю семью. Резать детей. Просто из-за поста в соцсетях… пусть даже он был расистским или тупым… — это уже уровень человеческого падения, который я не могу принять.

Блядь.

Репортеры замерли, как статуи.

Они прекрасно поняли, о ком она говорит, об их обожаемом Великом Хозяине Горы. И теперь, наверняка, ссыкотно даже подумать, как это передать в эфир.

На Востоке, если мой отец что-то делал, значит, так надо. Так решил Бог.

Поставить под сомнение — значит лишиться души.

На самом деле… кроме моей матери… Моник — единственный человек на Востоке, кто официально выступил против действий моего отца.

Чен вытер пот со лба:

— Все… теперь точно пиздец… Они ее разорвут.

Но она права. И плевать, что они там думают. Только посмеют ее тронуть, я, блядь, поотрываю каждому руки. Более того…

Я отошел от машины и пошел к ней.

Каждый шаг, как заявление. Не просто поддержка, а доверие. Я встал рядом не для того, чтобы быть телохранителем. Я стоял рядом, чтобы весь мир увидел: она — сильная, умная, способная. И я в нее верю.

Надо было сделать это раньше. Я учусь, Моник. Прости, что не сразу.

Когда я встал рядом с ней, плечом к плечу, обняв за талию, почувствовал, она слегка дрожит. Но теперь она знала, что я рядом. Полностью. Без оглядки. Без сомнений.

Больше я никогда не заставлю тебя ждать.

С такого близкого расстояния я ощущал не только ее, но и прессу. Их ожидание. Их тихую надежду, что я вмешаюсь, сорвусь, подарю им конфликт, которого они так жаждали.

Но я молчал.

Это ее время. Ее голос. Если уж я доверяю ей, то не как Хозяин Горы, который вламывается и затыкает. А как Лэй. Партнер. Человек, который знает, когда отойти в тень.

Хотя… на всякий случай… я был рядом, как скала. Не для слов, а для действия. Если понадобится, то я сработаю быстро.

Уважайте Моник. Или я покажу вам больше смертей, чем мой отец когда-либо устраивал.

Моник не принимала ту тьму, что жила в нем… Но я — его сын. И жажда насилия у меня в крови.

Следом в поле зрения попал Дак. Он переместился чуть ближе к Моник, с ее другой стороны. Меч у него все еще был в руке, как будто он и правда собирался снести кому-то из репортеров башку.

Вспышки камер стали еще ярче.

Ну вот… Моник между Хозяином Горы и Командиром боевого крыла. Вот это будет фотка.

Уже завтра ее лицо появится на первой полосе каждой газеты. И эта одна картинка сделает ее одной из самых влиятельных женщин Востока. Мои тетки давно правят этим списком. Теперь в нем появится она.

А голос у Моник, все такой же ровный. Спокойный.

— Сегодня я поговорила с Великим Хозяином Горы… и сказала ему, что он был неправ.

Кто-то в толпе громко ахнул.

Я моргнул. И заставил себя не менять выражение лица.

Ты поспорила с моим отцом… и до сих пор жива.

В конце толпы кто-то просто развернулся и убежал, даже не пытаясь сделать вид, что все в порядке. Им не хотелось оказаться рядом, пока звучат такие слова. Они боялись, отец может убить и за то, что ты просто услышал подобную «ересь».

По всем нашим традициям… это было катастрофой.

До сегодняшнего дня никто вслух не говорил, что это отец убил людей той ночью. Хотя, черт возьми, и так было ясно.

Но озвучить это вслух, значит толкнуть лавину.

Правда, однажды произнесенная, уже не зарывается обратно в землю. Людям придется либо проглотить ее, либо встать против. А на Востоке… никто не хочет вставать против него.

Ни одного вопроса. Репортеры молчали. Вместо этого толпа несколько раз резко ахнула.

Дак стоял в тишине, с широко распахнутыми глазами, не отрываясь смотрел на нее.

Да. Она определенно изменит Восток.

— Так, так… — Чен поспешил к ней, неловко поклонился. — Спасибо тебе большое, Моник, что выступила сегодня, но нам правда пора…

— И еще, — Моник не сдвинулась с места. Глаза спокойно, уверенно обвели море объективов и включенных микрофонов.

Я наклонился к Чену и тихо сказал:

— Не перебивай. Она имеет право говорить все, что захочет. Я рядом. Я поддерживаю.

Чен застыл. Рот приоткрыт. Слов больше не нашлось.

— Хочу еще раз сказать максимально четко, — продолжила она. — Хоть Великий Хозяин Горы и действовал из желания защитить меня от опасности на Востоке… я не поддерживаю убийство им невинных людей.

Чен выглядел так, будто вот-вот грохнется в обморок. Бледный, как чистый лист.

Рука дернулась к телефону, наверное, уже набирал какой-нибудь экстренный пиар-отдел, чтобы заткнуть эту бурю, пока все окончательно не пошло по пизде.

Дак опустил голову. Будто не мог даже смотреть на нее. Хотя я знал, что внутри его трясло от ужаса.

А она подняла голос:

— Более того, я требую справедливости для тех, кто был убит прошлой ночью!

Справедливости? Ты вообще понимаешь, что только что сказала?

Одно это заявление… Восток воспримет как призыв. Как будто она говорит: кто-то должен остановить моего отца. Остановить, прежде чем он убьет снова.

И… этот кто-то — это я.

Я прокручивал ее слова в голове.

Она что, намекает Востоку, что я разберусь с отцом? Интересно…

Теперь у нас появился веский повод для поединка, который должен состояться через три дня. Я не знал, планировала ли она это, но история могла сложиться идеально: я сражаюсь со своим отцом за свободу Востока. За право говорить, и не умирать за это.

Тогда они поймут, почему он умер.

Как бы больно им ни было… И… полюбят меня сильнее. Именно из-за этого.

Хитро. Очень хитро. Это ты придумала? Или он?

Да и неважно.

Я просто стоял и смотрел на нее, в полном восхищении. Потому что в эту секунду… здесь, сейчас… она напоминала мне мать.

Сколько раз моя мать игнорировала заранее написанные для дворца речи и говорила то, что считала нужным?

Сколько раз она ставила под сомнение отца, прямо в эфире, когда он стоял прямо у нее за спиной в шоке?

Мама тоже однажды выругалась на камеру. Мони будет второй.

Эта мысль вызвала у меня улыбку. Камеры тут же щелкнули в мою сторону.

Моник продолжала:

— И я хочу, чтобы народ Востока понял одну очень важную вещь, я не собираюсь добиваться вашего одобрения через страх.

Дак поднял взгляд.

А она им, мягкую, искреннюю улыбку:

— Я здесь, чтобы заслужить ваше уважение.

Идеально.

Я почувствовал едва уловимое изменение в толпе. Как будто даже скептики начали признавать: она чего-то стоит.

Моник сглотнула.

— Но давайте копнем глубже.

Я моргнул, ошарашенный.

Серьезно? Еще не все?

— Уже по прошлой ночи видно, что ждать теплого приема не стоит, — сказала она, снова подняв палец вверх. — Но усвойте одну вещь. Вы можете крушить мою репутацию, принижать мои заслуги, ставить под сомнение мои намерения. Но вы не сможете заставить меня замолчать… или уйти с Востока.

Ах вот как? Значит, теперь ты поняла, что ты по-настоящему здесь?

Я чуть язык не прикусил, чтобы не облизнуться от этой мысли.

По толпе прокатился гул, ее дерзкий вызов завис в воздухе, как разряд перед бурей.

Репортеры ожили: ручки застучали по бумаге, перья скребли в едином ритме, превращаясь в шумной какофонию.

— И второе, — продолжила Моник, — хотя я не могу официально говорить от имени Хозяина Горы… я знаю, что он уже предпринимает шаги, чтобы обеспечить безопасность журналистов и инфлюенсеров, которые выражают несогласие… со мной и с проводимой политикой.

Я пробежался взглядом по толпе.

Злости не было. Кто-то выглядел печально. Кто-то — в полном ахуе.

Они просто не привыкли к такой честности. Особенно от кого-то, стоящего наверху Четырех Тузов.

А Моник определенно показала, что теперь — она там.

И снова всплыло это слово: доверие.

Никогда бы не подумал, что доверие — это часть любви. Но сейчас… я учусь.

И знаешь что? Я рад, что поверил ей. Востоку это было нужно. Мне это было нужно.

А вот Чен, тем временем, начинал закипать.

Кулаки то сжимались, то разжимались. Взгляд метался между Моник и толпой. Лицо покраснело, лоб нахмурен, тело напряжено, будто вот-вот рванет вперед.

Нервы у него были на пределе.

Если он не взорвется прямо здесь, то точно рванет по дороге обратно во дворец. Скорее всего, по дороге Моник и Чен сцепятся.

Но я буду на ее стороне.

Теперь я знал, что она была права, что высказалась. Так же, как когда-то поступала моя мать. И так же, как я любил мать за ее стойкость и чувство справедливости, так же теперь любил и Моник.

В ней я увидел продолжение того, что, как думал, умерло вместе с матерью. Наследие силы. Смелости. И безжалостной, упрямой борьбы за то, что правильно.

Я просто стоял рядом, с сердцем, распираемым от гордости и любви, и знал: какими бы ни были испытания впереди, ее дух, ее присутствие — это именно тот свет, которого нам всем так не хватало.

— И еще, — голос Моник стал чуть громче, перекрывая растущий шепот заинтересованных голосов, — уважение работает в обе стороны. Я намерена уважать каждого из вас ровно так же, как ожидаю уважения в ответ. Не только к себе, но и к моим сестрам.

Чен ахнул. Дак выругался сквозь зубы.

Эта фраза выбила репортеров из колеи.

Я напрягся.

С прессой главное, не сказать лишнего. А Моник сейчас выложила кое-что очень важное. Упомянув сестер, она по сути объявила: я не просто тут надолго. Нас будет больше.

А Восток не терпит чужих. И не признает непрошеных гостей.

И вдруг, шквал вопросов. Волна, захлестнувшая разом.

— Ваши сестры тоже с Запада? — выкрикнул кто-то.

— Нет, — покачала головой Моник. — Я вообще не с Запада. И даже не из Парадайз-Сити.

Вспышки засверкали ярче.

— Сестры?! — рявкнул другой. — Сколько их?

— Кто они такие и какую роль играют в ваших планах по Востоку?! — перекрывая всех, закричал третий.

— Можете уточнить, как ваша семья повлияет на внутреннюю политику Востока? — добавил еще один.

Ладно. Хватит.

Я заговорил резко, быстрее, чем она успела раскрыть рот:

— Вопросов больше не будет!

Мгновенная тишина.

Некоторые репортеры застынули с поднятыми ручками.

— Однако, — я окинул их мрачным взглядом, — мне тоже есть что сказать.

Чен издал сдавленный хрип, будто у него случился мини-приступ.

Глава 16

Время встряхнуть Восток.

Лэй

Теперь настал мой черед укрепить ту почву, которую Моник уже застолбила своими дерзкими словами.

Просто схватить ее и увести, значило бы не поддержать ее, не проявить уважения.

Я посмотрел на всех вокруг. Чувствовал, как у толпы бьется общее напряженное сердце. Это уже было не просто спонтанное выступление перед прессой — это становилось поворотным моментом, способным переписать будущее Востока.

Я не знал, специально ли Моник оставила мне лазейку, возможность публично оправдать убийство моего отца, но я ей воспользуюсь.

Я давно понял: просто убить его из-за Ромео и Шанель — недостаточно. Восток бы этого не принял. Поднялся бы бунт. И, скорее всего, все закончилось бы концом «Четырех Тузов».

Те бесконечные недели, что я провел, выслеживая отца, сердце мое онемело. Мне было плевать на последствия. Хоть бы Восток обратился в пепел, хоть бы весь мир сгорел к черту, я бы все равно сидел рядом с телом Шанель и смотрел в ее безжизненное лицо.

Но потом появилась Моник. И в этих невероятных глазах я нашел не только любовь... я нашел силу.

Она стала моим якорем в этом шторме мести и горя. Через нее мир снова наполнился красками, поверх той серой, бездушной палитры утраты.

Теперь я хотел, чтобы Восток стал местом, в котором хочется жить.

К тому же, ее сестры скоро переберутся на Восток. Им всем потребуется защита. А значит, Восток просто не может быть нестабильным местом, не после всего, через что им пришлось пройти.

Вывод был очевиден: после смерти отца Востоку нужен будет мир.

Я прочистил горло и окинул взглядом толпу, которая становилась все больше.

Пока Моник говорила, подъехали еще репортеры. Похоже, какая-то из телекомпаний уже вела прямой эфир. Более того, я был уверен, несколько человек с телефонами держали нас в кадре, транслируя все это в свои соцсети.

Отец, ты ведь тоже это видишь, да? Тебе понравилось то, что она сказала? Или ты в бешенстве?

Я уставился в чащу черных и серебристых микрофонов, протянутых в нашу сторону.

Теперь перевод:

— Спасибо тебе, Моник, — я повернулся к ней и улыбнулся. — Спасибо за твою смелость и честность сегодня.

Она подняла на меня взгляд.

— Это одна из тех причин, по которым я влюбляюсь в тебя.

Толпа ахнула.

Она приоткрыла губы, и все, чего я хотел в этот момент — поцеловать ее.

Соберись. О чем мы вообще говорили? А, точно.

Я снова повернулся к публике:

— Сейчас я стою перед вами не только как Хозяин Горы Востока, но и как мужчина, который верит в видение этой женщины, ее веру в принятие и уважение.

Вспышки камер ловили каждое движение моего лица.

— То, что произошло прошлой ночью, — я выдохнул, — когда из-за свободы слова были отняты жизни, не просто трагично. Это полностью противоречит тем принципам, которые я хочу отстаивать. Это не тот Восток, которым я хочу руководить. Это не тот путь...

Толпа зашевелилась. Кто-то переглянулся, кто-то сжал в руках блокнот. Мои слова начали доходить.

— Это путь старой школы. Но я — новый Хозяин Горы. И пусть я... не всегда был сосредоточен так, как должен был быть, — я сжал зубы, вспоминая, сколько раз упускал бразды правления, угождая Ромео и Шанель.

Я прочистил горло.

— Сейчас я готов действительно служить вам. И заслужить ваше уважение.

Я видел, как некоторые репортеры в первых рядах хотели что-то сказать... но просто не могли раскрыть рта — настолько все это выбивалось из привычной картины.

— Мое видение Востока — не про насилие и страх. Я вижу его другим, местом единства и процветания, — я постарался успокоить дыхание. — Там, где свобода слова — не приговор, а право. Где за слова не убивают, а слушают. Разве не этого хотела моя мать?

Несколько женщин в толпе кивнули. Остальные молчали, ловя каждую фразу. Но именно эти кивки дали мне понять: они увидели в Мони то же, что и я — ту же мягкость и сострадание, что были у моей матери.

А тем, кто не увидел, я просто напомню о ней. И однажды... однажды вы увидите.

Я посмотрел прямо в объектив одной из камер:

— Я хочу править Востоком, где люди работают не ради личной выгоды, ненависти или тупости, а ради друг друга. Ради общего будущего.

Мой голос разнесся в тишине, словно удары сердца, достигая каждого, кто стоял передо мной.

— Я хочу править Востоком, где жизни наших детей важнее, чем власть, которую они держат в руках, или цвет их кожи.

Я видел, как мои слова действуют. Черты лиц смягчились, в глазах некоторых мелькнула надежда.

Но все это, красивые слова. Слова, чтобы отсрочить страшные. Дать людям немного света... перед тем, как я опущу их во тьму.

Ну что ж. Пора.

— Но такие перемены не происходят за одну ночь, — мое лицо стало жестче. — Изменения — это путь. Долгий, трудный, требующий верности и решимости.

И этот путь начнется с меня.

Я бросил взгляд на Моник, она смотрела на меня широко распахнутыми, полными любви глазами.

— Мы должны выйти из тени прошлого и принять то, что ждет нас впереди. Должны учиться на ошибках и стремиться все исправить.

Толпа снова загудела.

Скепсис?

Сомнение?

А может, кто-то из них наконец начал видеть то, что вижу я?

— Моя партнерша права, — проговорил я. Звучало немного странно. Потому что на самом деле я был более чем готов объявить прямо сейчас: Моник — моя Хозяйка Горы.

Но она должна быть готова занять это место сама.

Я вернулся взглядом к толпе:

— Те, кто погиб прошлой ночью, заслуживают справедливости. Даже несмотря на то, что слова этих инфлюенсеров были расистскими, омерзительными и отвратительно разочаровывающими.

Несколько репортеров распахнули глаза.

Сердце застучало в бешеном ритме.

— Я не могу простить отца за ту жестокость, что он устроил прошлой ночью... но я могу понять ярость, которая охватила его, когда он прочел эти расистские высказывания.

Очень, блядь, внимательно выбирайте слова, тупые ублюдки. Иначе я поступлю хуже, чем он.

Я уставился в ближайшую камеру, взгляд жег.

— И пока я добьюсь справедливости для семей, потерявших родных, я не потерплю ни одного гребаного слова неуважения в адрес Моник.

Запоминайте. Сегодня она будет не единственной, кто говорит матом.

— Я намерен сделать Восток местом, где каждый будет чувствовать себя в безопасности и с уважением, независимо от расы. А если вам это не нравится... — я указал на ворота. — Восток открыт. У вас есть двадцать четыре часа.

Не устраивает, кого я выбрал? Тогда пошли вы на хуй.

И вдруг, Мони вздрогнула у меня под боком.

Потрясенные, репортеры стояли в полной тишине, обычно к этому моменту они уже наперебой сыпали вопросами и ехидными комментариями, но сейчас словно онемели. Переминались с ноги на ногу, бросали взгляды друг на друга, держали ручки наготове, но никто так и не сделал ни одной пометки.

— Тем не менее... сегодня — день скорби по тем, кто погиб от рук моего отца, — сказал я, и голос прозвучал с такой уверенностью, что меня самого пробрала дрожь.

Я чувствовал ярость, но и что-то еще... Я впервые за долгое, очень долгое время почувствовал себя лидером.

Вот оно.

Наконец-то я стал тем самым Хозяином Горы, которого из меня все это время хотел вылепить отец. Но, черт побери, насколько это было горько-сладко.

Я моргнул и заставил себя сохранять самообладание.

— Сегодня — еще и день надежды. Для тех, кто выжил после этих двадцати четырех часов. Надежды на то, что все изменится.

Напряжение повисло в воздухе настолько густо, что казалось, даже воздух вокруг застыл.

— Итак, — я сделал паузу, позволяя следующей фразе набрать силу, как ударная волна, — из-за поступков моего отца, Великого Хозяина Горы... через три дня состоится бой.

По толпе прокатился глухой вздох, словно над ними опустилось лезвие гильотины.

— Этот бой не ради власти. Он ради того, чтобы Восток стал местом, где каждый сможет говорить без страха перед расплатой.

Еще больше шепотов, ахов, испуганных вздохов, словно налетел шквал. Лица в толпе бледнели. Кто-то замер от ужаса, но были и те, кто кивнул с мрачной решимостью.

Они понимали, что пришла пора взглянуть в лицо тирании, прячущейся под маской власти.

Я оглядел море лиц перед собой, в каждом отражалась смесь ужаса и надежды, вызванной моими словами.

— Этот бой, — продолжил я, — за душу Востока. Слишком долго страх диктовал, как мы живем. Пришло время показать, что наша сила, не в молчании, а в смелости говорить вслух. В решимости положить конец этому.

Рука Моник мягко обвила мою талию. Ее прикосновение было легким, но в нем чувствовалась безмолвная поддержка. Я почувствовал это в самом нутре. Мы в этом вместе. Что бы ни случилось.

А теперь, время для пафоса. Надеюсь, ты смотришь, отец. Надеюсь, тебе нравится это шоу.

— Именно так, — кивнул я. — Я настолько люблю Восток, что готов пролить кровь собственного отца, лишь бы вы были в безопасности.

Слезы потекли по лицу женщины в первом ряду. Она подняла руку, словно в трауре.

— Мы не заслуживаем вас, Хозяин Горы.

— Заслуживаете, — тихо ответил я. — Но все равно... я прошу вас поддержать это ужасное решение, выйти против моего отца.

Я обвел взглядом толпу.

— Я прошу вашей поддержки... не как лидер, а как человек, который верит в будущее, где наши близкие смогут говорить свободно, не боясь последствий. В будущее, за которое мы с моей партнершей будем сражаться — плечом к плечу.

И снова, ни одного вопроса. Репортеры, обычно такие жадные до сенсаций, молчали, все еще переваривая то, что услышали. Им приходилось принять, что вот-вот начнется война с человеком, которого они всю жизнь считали незыблемой фигурой.

Это ломало привычную картину мира. Потому что все понимали: в бою с моим отцом один из нас умрет.

Вот так, отец. Хотел ты этого или нет, теперь они знают. Теперь... у них будет время подготовиться к твоей смерти.

— На этом все, — сказал я, кивнул и повел Моник прочь.

Ни одного вопроса. Похоже, у прессы случилось информационное несварение, и проглотить все это им оказалось не под силу.

Мы пошли к машине. И я чувствовал, что во мне горит яркая, неукротимая гордость за Моник. За тот путь, который она выбрала.

Я ведь даже не собирался сегодня выступать перед Востоком. Я был слишком сосредоточен на том, чтобы вернуть ее обратно. И на подготовке к бою.

Но она... она заставила меня вспомнить, что значит быть настоящим Хозяином Горы. Медленно, шаг за шагом, она делает меня лучше. Мудрее.

Да. Она — моя Хозяйка Горы. Придется обсудить эту тему сегодня ночью… подробнее.

Какими бы ни были следующие дни, она зажгла во мне искру надежды, надежды на Восток, который восстанет из пепла после зверств моего отца.

И я знал, что будет нелегко. Бой с отцом будет ожесточенным, риски — колоссальными. Но причина, ради которой мы идем на это, — правильная.

Я хочу жить здесь с Мони, счастливо и в мире.

Я отпустил ее талию и распахнул перед ней дверцу машины.

Молча, не говоря ни слова, она села внутрь.

Вот же, блядь, денек.

Я знал одно, что бы ни случилось дальше, Моник не просто выстояла. Она поднялась. В глазах всех, кто наблюдал за этим.

Будь то любовь или ненависть, Восток теперь не мог отвернуться от ее смелости. От того, как уверенно она держала в руках этот момент.

И, черт возьми, все они точно заметили, как сильно она на меня повлияла.

Моник доказывала, и им, и нам с ней, что она справится. Что она, именно тот лидер, который нам нужен.

Я запрыгнул во внедорожник и глянул на нее.

Наши взгляды встретились.

Искра. Безмолвный диалог. И в нем было больше смысла, чем в тысяче слов.

А позади... пресса по-прежнему молчала. Потрясенные до глубины костей.

Внутрь сели Ху, Дак и Чен.

Дверь автомобиля закрылась с глухим, уверенным звуком. И водитель нажал на газ.

Но в салоне — воздух был наэлектризован.

Я наблюдал за Ченом. Знал, что он вот-вот взорвется.

И это будет еще одно испытание, сможет ли Моник устоять перед натиском моего Заместителя Хозяина Горы.

Но тут... что-то отвлекло меня. Слева от машины мелькнула странная группа людей.

Что за хрень?

Они шли прямиком туда, где Моник и я только что разговаривали с прессой.

Нет. Что за хрень?

Их было не меньше тридцати. На головах, серые обезьяньи маски, топорно сделанные, с рваными краями и неровными прорезями для глаз и рта. По маскам стекала красная краска, видимо, чтобы сойти за кровь. А рты были заклеены синим скотчем, будто кто-то пытался заглушить их крик.

Прекрасно. У нас тут теперь и бунт назревает. Спасибо, папаша.

Холодок пробежал по спине.

Когда внедорожник проносился мимо этой толпы, я вглядывался изо всех сил, пытаясь разглядеть надписи на огромных красно-синих плакатах, которые они несли.

Послания были простыми. Но били в самое сердце.

На одном из плакатов было написано: «Хватит молчать!»

На другом — «Свобода слова или смерть!»

Третий гласил: «Долой Хозяина Горы и Великого!»

Чен выглянул в окно.

— Святой Боже... Нам вообще дадут передохнуть на этой неделе?! — выдохнул он.

Даже сквозь закрытые окна и расстояние, их скандирования звучали зловеще. Громкие, ритмичные, они пробирались под кожу.

Я различил строчки:

— Горы падут! Горы умрут! Свобода не только тебе, Свобода — всем!

В висках пульсировала боль.

Внутри внедорожника повисло напряжение.

Чен заметно побледнел. Его и без того натянутое состояние теперь усугубилось. Он перевел взгляд на меня:

— Это только начало, Лэй.

Напряжение стянуло плечи.

— Может, они успокоятся, когда услышат о моей схватке с отцом, — пробормотал я.

Ху держался спокойнее, но лоб его был прорезан морщинами сосредоточенности. Он уже понял масштаб происходящего — это не просто кучка недовольных. Это зачаток настоящего сопротивления.

— В любом случае, — сказал он, — мы не можем их игнорировать. Они напуганы, злятся, не знают, что будет дальше. Новость о поединке с твоим отцом... может помочь. А может и нет.

Блядь.

Внедорожник уносил нас все дальше, скандирования постепенно затихали, но их смысл продолжал гудеть у меня в голове, как отголосок грядущей бури.

Теперь я наконец-то начал постигать, что значит быть настоящим лидером — это постоянный баланс на грани, между громкими заявлениями и изматывающей борьбой за их исполнение.

Но как бы ни сложилось дальше, я знал одно: я не могу быть, как мой отец. Я должен быть лучше.

Я посмотрел на Дака, чтобы увидеть, как он отреагировал на этих мразей в обезьяньих масках.

Он молчал. Рука лежала на рукояти меча. Всегда начеку. Всегда защитник. Готов сорваться с места, если понадобится. Он ничего не сказал, но его поза говорила громче слов. Он был готов встать за Моник. За меня. Встать и сражаться, если на то пойдет.

Люблю тебя, братец.

Моник бросила взгляд на красно-синие плакаты за окном и выдохнула медленно, тяжело.

— Не переживай. И с этим разберемся, — я обнял Моник, притянул ее ближе. — Чен, выясни, кто они такие, и подумай, что мы можем сделать дальше.

Ответа не последовало. Я повернулся к нему.

Чен сверлил Моник взглядом, будто она провела все утро, давая пощечины его матери — одну за другой.

Осторожнее, братец. Если сорвешься на нее, я тебе морду набью.

К счастью, Моник смотрела на него спокойно, без эмоций. В ее взгляде читалась готовность принять любой вызов, какой бы он ни устроил.

Дак прочистил горло:

— Брат... успокойся.

Но Чен не отвел взгляда. И я понял, не успокоится. Ни хрена он не успокоится.

Моник подняла брови:

— Просто скажи, что хочешь, Чен.

Глаза у него налились бешенством.

— Просто скажи?

— Да.

— О-о-о-о... — Он начал мотать головой, снова и снова. — Не думаю, что ты захочешь это услышать.

— Вперед, — сказала Моник.

Она выпрямилась, вышла из моих объятий и скрестила руки на груди.

— Говори, что хочешь. Но будь готов выслушать и то, что скажу я.

Глава 17

Х.Г.П.О.

Моник

Сегодня был целый вихрь уроков о Востоке — политике и стратегии.

Каждую минуту мозг работал на пределе, приходилось учиться на ходу, приспосабливаться к чужим правилам, к чужому миру. Это было изматывающе, жестко, но с каждой новой встречей, с каждым разговором я начинала лучше понимать, насколько сложен этот Восток. И какие непростые у него люди.

Но теперь... пришло время разобраться с Ченом.

И, честно говоря, я сама не понимала, что со мной творится. Возможно, я была слишком голодна, чтобы держать себя в руках. А может, все дело в том, что сегодня утром я была чертовым заложником у Лео.

Как бы там ни было, Чен явно искал ссоры. И я никуда не собиралась отступать.

Я скрестила руки на груди и встала прямо перед Ченом, выдерживая его яростный взгляд без малейшего страха.

— Валяй, Чен. Говори, что хотел.

В его глазах вспыхнула злость, которую он едва сдерживал.

— Ты не понимаешь Восток так, как мы.

— Допустим.

— Ты приходишь сюда со своими идеями, с этим внезапным влиянием, и всерьез думаешь, что можешь все изменить за одну ночь, — он ткнул в меня пальцем. — А здесь веками правят традиции и законы, и они не поддаются переменам так просто.

— Ладно. Возможно, я действительно ни хрена не понимаю в Востоке. Но я понимаю достаточно.

Чен фыркнул и уже открыл рот, чтобы продолжить, но я перебила его:

— Из-за меня прошлой ночью погибли люди…

— Именно поэтому тебе стоит быть осторожней и заткнуться…

— Я не собираюсь молчать о мертвых детях! — рявкнула я.

— Будешь, если я тебе прикажу, — процедил Чен, насупившись. — Больше никогда не смей выступать перед прессой. Подруга «Четырех Тузов», знай свое место.

Последние слова повисли в воздухе, будто выстрел.

Он смотрел мне прямо в глаза, вызывая меня на открытую схватку, докажи, мол, что смеешь возразить.

Я приподняла брови.

— Знать свое место?

— Именно это я сказал…

— Сейчас ты огребешь, — холодно бросила я.

Чен моргнул:

— Что?

— Не смей так со мной разговаривать, нахрен.

— У меня выше ранг…

— Да плевать я хотела на твой ранг! — я уже почти вскакивала с места. — Мне не понравилось, как ты это сказал.

Чен снова моргнул, растерянный:

— Моник, во-первых, ты не можешь так разговаривать со мной как Подруга…

— Я — Хозяйка Горы… в процессе становления, — отчеканила я, глядя ему прямо в глаза.

Он открыл рот, чтобы ответить, но слов не нашел.

А Ху стоял рядом с приоткрытым ртом, будто не верил, что все это происходит на его глазах.

Дак хихикнул в стороне.

Ну что ж... я сказала это вслух. Я решила взяться за эту работу.

Слегка нервничая, я перевела взгляд на Лэя. Он смотрел на меня ровно, без всякой реакции. И мне до чертиков хотелось понять, о чем он сейчас думает.

Зато Чен... к моему удивлению, немного остыл.

— Ты кто, прости? — переспросил он, нахмурившись.

Я понизила голос:

— Я... Хозяйка Горы... в процессе обучения. Ну, типа... Х.Г.П.О… — ХГПО, — добавила я неуверенно.

Дак снова фыркнул.

Я метнула в него взгляд, он тут же затих и кашлянул в кулак.

Чен замотал головой:

— Не бывает никакой Хозяйки Горы в процессе обучения.

— Теперь бывает, — упрямо ответила я, чувствуя, как плечи наливаются напряжением. — Я решила, что останусь на Востоке. Я хочу стать Хозяйкой Горы... однажды. А значит, мне надо все понять, во всем разобраться. И у меня будет период обучения. И он начался прямо сегодня.

Лицо Чена стало каменным.

— Хозяйка Горы — это не шапка, которую надевают просто так. Типа: «О, какая милая. Надену-ка ее сегодня».

— Я прекрасно это понимаю, — отрезала я.

— Это тебе не игра.

— А я, по-твоему, шучу?

Он сузил глаза. Смотрел на меня, будто хотел прожечь насквозь, разглядеть, серьезна ли я на самом деле.

Дак вмешался:

— Моник, тут нужно голосование. Это не та должность, в которую просто вваливаешься по желанию….

— Меня уже назначил Хозяин Горы, — спокойно сказала я и повернулась к нему. — Можешь сам у него спросить.

— Я не собираюсь ничего спрашивать у дяди Лео, — Дак вскинул руки, сдаваясь. — Если ты так говоришь, я верю.

Я снова посмотрела на Чена:

— Назначение Хозяина Горы приравнивается к пяти голосам.

Чен нахмурился:

— Наверняка дядя Лео сообщил тебе об этом по пути к воротам.

— Так и было, — кивнула я.

— И что еще он тебе сказал? — прищурился Чен.

— Не твое дело.

— Он держал тебя в заложниках.

— Держал.

— А теперь вы, значит, лучшие друзья?

— После сегодняшнего… я его понимаю, — тихо сказала я.

В тот момент я почувствовала, как по коже пробежал холодок от взгляда Лэя, жесткого, почти ощутимого, как будто он не просто смотрел, а дотрагивался.

Я обернулась к нему.

Лицо оставалось непроницаемым. Никаких эмоций. Ни малейшего намека на то, что он чувствует.

Черт. Ну и что у тебя в голове? Ты злишься, потому что я теперь нормально общаюсь с твоим отцом? Или ты, наоборот, переживаешь? Что это вообще? А главное... что ты скажешь, когда узнаешь про чайную церемонию завтра?

Чен перехватил мое внимание:

— Без обид.

Я закатила глаза и повернулась к нему. Я уже знала, что сейчас он вывалит все самое обидное.

— Что на этот раз, Чен?

— Дядя Лео убил твоего отца, а тебе будто плевать. Что теперь важнее — власть, деньги и жить в этом дворце, чем преданность родному отцу?

Я вздрогнула:

— Пошел ты. Это вообще не так, и ты это знаешь…

— Неважно. Как только Восток узнает, что дядя Лео убил твоего отца, такие вопросы будут сыпаться на тебя постоянно…

— Но от тебя я ожидала большего, Чен! Ты был там, когда я стояла на крыше и хотела спрыгнуть после его смерти! — Я ткнула пальцем в воздух между нами. — Так что не смей мне втирать эту хрень…

— Я буду говорить, что захочу, Подруга Четырех…

— Я — ХГПО! — громко заявила я.

Дак тут же прикрыл ладонью рот, пытаясь сдержать смех, но делал это так отвратительно, что стало только хуже.

И тогда, наконец... заговорил Лэй:

— Что заставило тебя передумать со вчерашнего дня?

Я сглотнула:

— Это долгая история.

— У нас есть время, — спокойно ответил он, пристально вглядываясь в мое лицо. — Но независимо от решающего голоса моего отца, мы должны обсудить, почему ты вдруг так резко изменила курс. И, к сожалению, сделать это придется при моем главном совете. Потому что, в конце концов, я всегда могу наложить вето на голос отца.

Только попробуй.

Я едва не выпалила в ответ, что еще вчера он, черт возьми, лежал в постели и чуть не умолял меня стать его Хозяйкой Горы и жить с ним во дворце.

Но я знала — это ничего не изменит.

И все же… он явно хотел понять, что такого произошло между мной и его отцом, что я так резко изменила мнение.

Как им это объяснить? Это слишком… черт побери, слишком много всего.

Чен кивнул:

— Согласен с Лэем. Нам нужно объяснение.

— Ну что ж… начнем с одеколона моего отца, — выдохнула я. — Именно с этого все началось.

Лэй удивленно распахнул глаза:

— Одеколон твоего отца?

— Когда я была маленькой, у него было два флакона, которых мне никогда не позволяли касаться. Он держал их на верхней полке в шкафчике ванной, как сокровища. — Я опустила руки на колени. — Один, из прозрачного стекла, с теплой янтарной жидкостью внутри и изящной надписью на этикетке. А второй, темный, почти черный флакон, с острыми гранями… и его этикетка еле читалась при тусклом свете, будто это был какой-то секрет.

Чен скривился, не понимая:

— И какое отношение эти два флакона вообще имеют к…

— Тихо, пусть говорит, — твердо сказал Лэй, не сводя с меня глаз. — Продолжай, Мони.

— Я обожала первый одеколон отца. Он пах свежим цитрусом и сандалом, с легкими нотками лаванды. — В этот момент я почти почувствовала тот аромат. — Когда он обнимал меня перед работой, запах оставался на моей одежде, и…

Улыбка скользнула по моим губам, неожиданная и теплая:

— И… эм… в школе я иногда нюхала рубашку и начинала улыбаться. Будто это был невидимый плащ, защищающий меня от всего плохого в мире.

Я слегка кивнула, словно подтверждая самой себе:

— Он всегда пользовался ими, даже когда шел в церковь.

Лэй приподнял брови:

— А второй?

— Он обжигал нос. — От одного воспоминания я обхватила себя руками. — Там был… такой мускусный запах, с горечью. Будто взяли неспелый фрукт, забыли его на жаре, а потом добавили крепкие пряности.

Пока я говорила об этом тяжелом запахе, он будто начал оживать в воздухе — плотный, темный, словно туман, закручивающийся перед самым моим лицом.

Хватит. Не делай этого снова. Это не по-настоящему. Помни. Этого запаха здесь нет.

Но он все равно вползал в память, впивался в горло, скручивал желудок.

— Мой отец пользовался этим одеколоном, когда исчезал на часы. — Я покачала головой. — В детстве я вообще не понимала, что происходит. Мама волновалась… злилась… особенно в те ночи, когда он вообще не возвращался домой. Иногда по несколько дней.

Я сглотнула.

— Я тогда не знала, что все дело в бабах и азартных играх. У нас в семье никто не говорил об этом вслух. Мама молчала. Отец — тоже. И… это молчание передалось нам, дочкам. Мы не задавали вопросов. Просто сидели в этой тишине.

— Папа. Мама. Сестры. Я. Не выносимая тишина.

Этот чертов запах снова навис над головой, просочился в нос, давил, душил. Не давал дышать.

— Потом мама забеременела моей младшей сестренкой, Тин-Тин… и отец перестал пользоваться тем одеколоном. Снова была только работа и церковь. Тогда он снова стал носить тот, хороший запах. — Я бросила на Лэя грустную улыбку. — Я выросла, уехала учиться. Все шло нормально, пока… мама не заболела раком.

Глухая боль сжала грудь изнутри.

Блядь. Почему я вообще начала с этого? Зачем вообще заговорила об этом сраном одеколоне?

Я сидела в оцепенении, сама не понимая, куда веду этот разговор.

Лэй положил свою большую ладонь на мою.

— А потом?

— Джо позвонила и попросила вернуться домой. Сказала, что отец плохо справляется с уходом за мамой. — Я разжала объятие, в котором держала саму себя, и сжала руку Лэя крепче. — Я вернулась, думала, останусь на месяц-два… ну… возьму академический отпуск, но…

Дак, Ху и Чен смотрели на меня, как на телевизор.

— Что? — спросил Лэй.

— Папа снова начал пользоваться тем сраным одеколоном — тем, отвратительным. — Я отвернулась к окну и стала смотреть, как за стеклом мелькают улицы Востока. — Мы готовили ужин, смеялись, сидели всей семьей за столом, и все было… хорошо. А потом… папа шел в душ, надевал красивые вещи и выливал на себя этот вонючий одеколон, ломая к черту все. Он не давал нам быть счастливыми… быть красивыми.

В груди будто что-то сжалось, все то горе, которое я столько лет пыталась вытолкнуть из себя, вернулось одним ударом.

Блядь.

Мой взгляд скользил по богатым оттенкам синего, покрывавшим каждый угол. На ветру трепетали флаги и баннеры с символами и письменами. С дверей и балконов свисали фонари — яркие, цвета индиго.

Через приоткрытое окно в салон проникал тонкий запах благовоний… но даже он не мог перебить зловоние отцовского одеколона, которое все еще въедалось в меня.

— Потом это стало происходить каждую пятницу. — Голос был ровный, но внутри все горело. — Он обливался этим одеколоном и мчался в казино к своей новой бабе… а возвращался только в воскресенье вечером — усталый, пустой, без гроша.

Я крепче сжала руку Лэя.

— Я ничего не говорила маме. А что бы я сказала? Дочь — взрослой женщине. Жене. Она ведь все видела и знала. Но молчала. А я молчала вместе с ней.

Каждый раз, как он уходил… в квартире оставался этот мерзкий запах. И сколько бы я ни драила, сколько бы ни проветривала — он никуда не уходил.

Я продолжала смотреть в окно. Смотреть вперед. Потому что повернуться к ним… я просто не могла.

Куда ни глянь, повсюду оттенки синего. От насыщенного королевского до прозрачного, почти небесного. Вся улица дышала этим цветом.

— Так все и началось… — проговорила я. — У отца был свой ритуал. И у меня — свой. Он уходил по пятницам, пропитывая всю квартиру своей вонючей дрянью. А по субботам с утра я брала ведро, швабру, и целый день вычищала из дома его запах.

Я стиснула зубы.

— Окна настежь, сквозняки, тряпки, ничего не помогало.

Мы ехали по улицам Востока, мимо лавок, храмов, уличных алтарей, спрятанных в переулках и под вывесками.

— А потом он просто… не вернулся. — Я пожала плечами и посмотрела на Лэя. — Сказал себе «да пошло оно все», и все. Ни разговора с мамой, ни «прощай». Просто оставил на полке в ванной тот сраный одеколон. Как будто эта вонь должна была нас прокормить и согреть.

Все молчали. А я мысленно вернулась к тому дню, когда по-настоящему поняла: отец не вернется. Прошел уже месяц. Я все уже точно знала, Сноу сказал, что накануне он был в их казино-баре. Смеялся, пил, и вешался на какую-то бабу.

Остаток дня я провела на коленях, оттирая кухонный пол до блеска.

Мама, обессиленная от новых таблеток, смотрела на меня усталыми глазами:

— Запаха нет, детка. Это все у тебя в голове.

— Я остановлюсь, когда перестану его чувствовать.

— Мони… пожалуйста… — она закашлялась. — Иди отдохни. У тебя завтра работа—

— Мам, нам реально надо отвести Мони к какому-нибудь психотерапевту или типа того, — ввалилась Джо, закатив глаза и раздраженно цокнув языком. — Ты загоняешься, Мони. Я вообще ничего не чувствую.

— А я чувствую. — Голос сорвался, но я не отступала.

Я отогнала это воспоминание прочь.

— Без отца нам нужны были деньги. Вместо того чтобы возить маму в больницу, я пошла работать на куриную фабрику. А Джо раньше уходила из школы, чтобы отвезти ее на процедуры. Она с трудом окончила тот год.

Тварь. Ты хотя бы мог отвезти свою жену в больницу.

— Все это время я думала, что мама умерла, так и запомнив ту вонь от твоего сраного одеколона. — Глаза защипало. — Но сегодня я узнала, что…

Лэй подался вперед:

— Что ты узнала, Мони?

— Я узнала, что в последние месяцы она успела вдохнуть аромат сада твоей матери. Всех этих красивых, благоухающих цветов. Она была на Востоке… увидела «Цветок лотоса»… и улыбнулась.

Слезы потекли по щекам.

— Ради этого… я буду стоять за Восток до конца.

Лэй, нахмурившись, переваривал мои слова, потом пробормотал:

— Моя мама знала твою?

Я кивнула, вытирая слезы с лица:

— Лео показал мне целый фотоальбом с их фотографиями…

— Нет, — покачал головой Чен, в полном недоумении. — Это невозможно. Я лично составлял еженедельное расписание тети Цзин для службы безопасности. У нее почти не было встреч…

— А на фотографиях они вместе. Смеются, отдыхают. Даже ты, Лэй, есть на одной. — Я снова провела рукой по щеке, смахнув остатки слез. — Мать Лэя возила мою на ярмарку, на пляж, в сад возле «Цветка лотоса»…

— Подожди. — На лице Лэя отразился шок. — Ты говоришь о миссис КиКи? Это единственный человек, с кем моя мама проводила время в последние годы.

Дак закивал:

— Должно быть миссис КиКи. Теперь я даже вижу в тебе что-то общее с ней.

Слезы снова побежали по щекам.

— Мама рассказала вам ее прозвище? — я всхлипнула. — Бэнкс начал звать ее так, когда ему было три, он не мог выговорить Киана.

Чен провел рукой по лбу:

— Та самая больная женщина, которая стала лучшей подругой тети Цзин. Та, из-за которой… тетя потом впала в депрессию, когда…

Лэй договорил за него:

— Когда она умерла. Я помню тот месяц. Мама почти не выходила из сада. Сидела в одном и том же месте, глядя в одну точку. На цветы. И все.

В салоне наступила тишина. Только тихое гудение мотора да приглушенный шум улиц Востока за окном.

Господи.

Мы все сидели, погруженные в свои мысли, переваривая то, что только что узнали.

А потом Чен произнес:

— Ну… это действительно все меняет.

Ху кивнул:

— Теперь я понимаю, почему дядя Лео выбрал Моник. Или, по крайней мере, начинаю понимать.

Глаза Лэя налились влагой:

— Где сейчас альбом?

— В «Цветке лотоса». Я уронила его, когда Лео приставил мне к горлу лезвие. — И тут меня осенило. — Черт. Нам надо вернуться еще и за моими фрейлинами. Я оставила их там.

— Скажи водителю, пусть едет в «Цветок лотоса», — голос Лэя был хриплым. Он все еще сдерживал слезы.

Это из-за мысли о его матери?

Или мои слезы тронули его?

Тем временем Чен выпалил:

— Ты оставила кого?!

— Моих фрейлин.

— Какого хрена ты вообще успела обзавестись фрейлинами?

— Тетя Сьюзи и тетя Мин…

— Нет, — Чен замахал пальцем. — Только я могу назначать фрейлин.

Я пожала плечами:

— Ну, тогда тебе придется утвердить тех, что уже есть. Потому что мне нравятся только они. И точка.

Чен схватился за грудь:

— Вы меня, блядь, сведете с ума.

Я перевела взгляд на Лэя:

— А что с твоими тетями? Я видела, как их выводили из «Цветка лотоса».

— Они в подземелье дворца. Тридцать дней.

Я разинула рот:

— Что?! Нет. Ты должен их отпустить.

— С какой стати?

— Потому что они… мои наставницы. — Я снова пожала плечами. — А ХГПО, как ты понимаешь, без наставниц никуда.

Чен громко застонал и откинулся назад, будто я только что объявила ему войну.

Глава 18

Там, где расцветает любовь.

Лэй

Признание Мони и ее голая уязвимость в машине… что-то произошло с моим сердцем. Это было слишком личным, слишком настоящим. Каждое слово — будто обнаженный нерв. И запах, чертов запах отцовского одеколона, все еще витал в моей памяти, напоминая о боли, которую она пережила.

Я рад, что отец убил его. Твари, способной так с ней поступить, просто не должно быть на этом свете.

А потом, откровение, от которого внутри будто что-то сдвинулось: наши матери были знакомы.

Это не просто совпадение — это судьба.

Мы с Моник не просто встретились. Нас свела история, сплетенная еще до нашего рождения.

Я представил, как ее мать смеется вместе с моей. Как они делятся радостями, переживаниями. Как между ними зарождается настоящая женская дружба, искренняя и глубокая. И теперь эта связь тянется сквозь годы, чтобы соединить нас.

Неужели судьба прядет между нами невидимую нить? Ту самую, что год за годом, шаг за шагом, тянула нас друг к другу? А вдруг все это было больше, чем просто часть стратегии моего отца?

А если... Бог действительно выбрал для меня Мони?

И, наконец, ее решение остаться на Востоке — это звучало как клятва. Громкое, смелое признание в любви. Она собиралась жить здесь, работать, быть достойной Хозяйкой Горы. Сердце дрожало от этого, от ее преданности, силы, выбора.

Теперь я больше не один. Не один на троне.

Не один в этих стенах, когда ночь давит своей тишиной, а ты лежишь и смотришь в потолок, не зная, с кем поделиться мыслями.

Нет. Теперь у меня есть она. И я никогда ее не отпущу. Никогда.

Теперь я должен был доказать ей свою преданность не словами, а делом.

Может, стоит вырваться с ней куда-нибудь ненадолго, съездить на побережье, пройтись вдоль воды, держась за руки, чтобы морской ветер уносил наш смех вдаль, над волнами.

Больше всего мне хотелось просыпаться рядом с ней.

Прижимать к себе ее теплое, мягкое тело, шептать обещания на ухо, пока солнечные лучи раскрашивают стены спальни золотом.

Я представлял, как праздную ее победы, под индиговым небом, стою рядом, когда она сталкивается с трудностями, и просто молча сижу рядом, когда ей нужно отдохнуть, перевести дух и почувствовать себя в безопасности.

Мы делились клятвами, такими, в которых любовь могла по-настоящему расцвести. В машине я повернулся к Моник, сжал ее руку… и увидел в ее глазах свое будущее.

И оно было прекрасным.

В нем было спокойствие, радость и абсолютное доверие.

Горизонт сиял золотом.

А наш смех падал и кружился, словно лепестки роз, подхваченные теплым весенним ветром.

Я видел, как вспыхивает наша страсть.

Как она растет.

Я представлял, как любовь распускается в самых сокровенных уголках — там, где можно посадить надежду, пустить корни, вплести в землю воспоминания.

Они оставляют след.

Крепнут.

Растут.

И каждый день мы будем их взращивать.

Плевать на титулы. Она станет моей женой. Матерью моих детей. Только вот… знает ли она об этом?

Машина остановилась у «Цветка лотоса».

Спустя пару секунд водитель открыл дверь с ее стороны. Мони отпустила мою руку и вышла, и ее сексуальная фигура на фоне солнечного света казалась чертовски восхитительным силуэтом.

Сногсшибательная. Безупречная.

В груди разлилось тепло и легкое покалывание, сердце дернулось и заплясало. Я сдержал стон.

Вся эта суматоха, и я даже не успел сказать ей, какая она сегодня красивая.

А этот костюм… Черт, он был настоящим произведением искусства: глубокий, насыщенно-синий, с тонкой вышивкой, небесно-голубые и розовые цветы будто распускались на манжетах и воротнике. Каждая золотая нить — ювелирная работа. И посадка… идеальна. Он обтягивал ее формы так, что я едва не потерял дар речи.

Когда Восток увидит ее сегодня по телевизору, ни у кого не останется сомнений. Она — моя Хозяйка Горы.

Мони направилась к «Цветку лотоса».

Затем из машины вышел я, и меня тут же окутал тонкий аромат сада, который принес легкий ветерок: розы, жасмин, цитрусовые и свежая земля.

Завораживающая симфония запахов, от которой у меня закружилась голова, и я просто растворился в этом блаженстве.

Я повернулся к саду, медленно обвел взглядом пейзаж перед собой — ряды цветов, высокие деревья. Где-то вдалеке слышалось тихое журчание фонтана, а еще — щебетание птиц в кронах.

С ветвей, аккуратно подстриженных, свисали фонарики, к вечеру они озарят весь сад мягким светом.

Прошло много времени, «Цветок лотоса».

Меня накрыло странное чувство ностальгии. В памяти, как яркая кинолента, вспыхнули кадры из детства: я помогаю маме в саду под теплым утренним солнцем, а ее мягкий смех заполняет пространство, пока мы вместе ухаживаем за цветами; я гоняюсь за сестрой по дому, и ее звонкий смех разносится по коридорам; я бегу утреннюю пробежку с отцом, его уверенный темп ведет нас по залитым солнцем тропинкам.

Но после маминой смерти возвращаться сюда стало почти невозможно.

В этом поместье все было пропитано ею, ее духом, ее прикосновением, ее присутствием. Даже сейчас каждый цветок будто шептал ее имя, и этот шепот царапал изнутри, вызывая сладкую боль прямо в глубине души.

Мамочка… Я так по тебе скучаю. Я рад, что ты знала маму Мони.

Я избегал это место, но сегодня все по-другому. Мысль о том, что Мони и ее сестры будут жить здесь, наполняла меня новым смыслом.

Когда они будут рядом, я буду часто бывать здесь.

Вздохнув, я повернулся к дому.

Мони уже была на полпути вверх по парадной лестнице. Ее каблуки отстукивали ритм по ступеням.

Я смотрел, как она скользит пальцами по отполированному перилу, и все, чего я хотел в этот момент, это чтобы под ее пальцами оказался мой член.

Ммм.

Ее бедра двигались в соблазнительном танце.

Я даже видел, как изгибалась ее спина с каждым шагом, талия плавно поворачивалась в одну сторону, а потом еще чувственнее в другую.

Она была как живая поэзия.

Вся моя.

Пульс участился.

Желание гнало по венам, а в груди нарастал звериный голод.

По бокам я сжал кулаки, из последних сил сдерживая себя, я хотел коснуться ее, попробовать ее на вкус прямо здесь, на этих ступеньках.

Блядь. Только глянь на эту шикарную задницу.

Внезапно в голову закралась мысль, а нормально ли трахнуть ее в доме, где прошло мое детство?

Если я нагну ее прямо на мамином любимом обеденном столе, будет ли мама там, на небесах, качать головой и прикрывать глаза с отвращением?

А мне уже было плевать, в голове бурлили грязные, пошлые, чертовски возбуждающие фантазии.

Этот самый дом, где я учился завязывать шнурки, проводил бесконечные вечера с игрушечными солдатиками, где выпал мой первый зуб…

Теперь он станет декорацией для чего-то первобытного. Животного. Грязного до дрожи.

Да. Этот костюм с нее скоро слетит.

Из машины вышел Чен и встал рядом со мной.

За ним — Дак и Ху.

Но я даже не глянул в их сторону.

Все мое внимание было на ней. Только на ней.

Да. Я трахну тебя здесь. До того, как мы вернемся во дворец.

Как будто услышав мои мысли, Мони остановилась на лестнице и обернулась.

Она точно видела, как пылает в моих глазах желание. Ее губы чуть приоткрылись, будто хотела что-то сказать, но слова застряли где-то в горле.

Вот так. Именно так.

Улыбнувшись, она продолжила подниматься, а я снова захлебнулся этой жаждой — жаждой ее.

Да. Я точно трахну тебя здесь.

Всю жизнь меня учили, что контроль — это сила. Что, если ты умеешь управлять своими желаниями, ты управляешь и своей жизнью.

Но с Мони… Весь мой самоконтроль разваливался к черту.

Я сдавался.

Он рассыпался в прах.

С ней… у меня не было ни капли контроля. И я понятия не имел, как держать себя в руках.

Когда она поднялась по лестнице, то открыла дверь и скрылась в доме.

Тем временем начали подтягиваться мои люди, они окружили дом, оружие наготове.

Чен заговорил:

— И что ты думаешь по поводу того, что тетя Цзин и мама Мони были подругами? Или того, что дядя Лео теперь якобы заключил с Мони какой-то дружеский пакт и дергает за ниточки, управляя ее поступками?

Я повернулся к нему:

— Возвращайся во дворец.

Глаза Чена распахнулись:

— Что?

— Я хочу остаться с Мони наедине. Только мы двое.

— Но...

— После всего, что сегодня произошло, нам нужно это.

В разговор включился Ху:

— Нам вообще-то надо закончить тренировку. Битва еще впереди.

— Моей схватки с людьми отца на сегодня более чем достаточно. Это была тренировка на весь день.

Ху задумался, потом кивнул:

— Ты прав. Совсем про это забыл.

Дак ухмыльнулся:

— Значит, мне тоже возвращаться во дворец?

— В этом и заключается суть — побыть с Мони наедине.

— Ммм, — хмыкнул Дак, наверняка прекрасно понимая, что у меня на уме.

Но Чен, как обычно, не уловил подтекст:

— Я все же считаю, что вам обоим стоит получить брифинг от пресс-службы дворца. Уверен, они уже проанализировали реакцию на пресс-конференцию и…

— Отдохни, кузен.

Чен приоткрыл рот, готовясь возразить, но одного взгляда на мое лицо хватило, чтобы он передумал. Он знал меня достаточно хорошо, чтобы понять, что спорить бесполезно.

И тут вдруг распахнулась дверь «Цветка лотоса», и на крыльцо снова вышла Мони.

И к моему удивлению… За ней появились три потрясающе красивые темнокожие женщины.

О.

Я раньше их не встречал, но в каждой из них чувствовалась та же уверенная грация, что и в самой Мони.

Где тетя Сьюзи и тетя Мин откопали таких женщин?

Я перевел взгляд на своих парней, интересно было увидеть их реакцию.

Дак подался вперед, поднял брови, и его ухмылка расползлась еще шире.

Его дурашливость мгновенно улетучилась, как только он уставился на одну из женщин, стройную, высокую, в темно-синем.

Интересненько.

Мони и ее фрейлины направлялись к нам.

Тем временем даже Ху, обычно такой сдержанный, не мог оторвать взгляда от другой девушки, той, что была в нежно-голубом. Его губы чуть приоткрылись, а в глазах появилось какое-то неожиданное тепло.

Но больше всего меня поразил Чен.

Он просто стоял, ошарашенный, переминаясь с ноги на ногу, а потом резко выпрямился, пытаясь вернуть себе видимость спокойствия.

Ну что ж… Похоже, Мони все-таки оставит своих фрейлин.

Когда они подошли ближе и остановились перед нами, я едва сдержал смех.

Мои ребята выглядели как озабоченные подростки, а три женщины по бокам от Мони держались не просто уверенно, от них шло настоящее королевское сияние.

Ладно. Похоже, тетки были правы. Эти женщины — вовсе не плохой выбор для Мони.

Чену уж точно не найти лучше.

Осталось только убедиться, что драться они умеют.

Они переглянулись между собой с явным интересом и легким весельем, и как бы между прочим отметили ухмылку Дака, мягкое выражение лица у Ху и суетливость Чена.

Да е-мое, парни. Ну вы же видели женщин раньше, нет?

А потом я вспомнил, что у них ведь не было ни одного выходного уже несколько месяцев.

Ага. Они, походу, сейчас еще более озабочены, чем я.

— Итак… это мои фрейлины, которых выбрали тетя Сьюзи и тетя Мин, — Мони махнула рукой в сторону девушек. — Чен, я уже сказала им, что ты, возможно, попытаешься от них избавиться, но…

— Подожди, — Чен замотал головой и вытер пот со лба. — Я такого не говорил! Нет-нет-нет. Они, ну… могут подойти. Наверное. Я просто сказал, что нужно провести проверку. Это, типа… административная процедура. Но, судя по всему, все может получиться весьма… э-э, достойно. В официальном смысле. Только в официальном. Определенно. Никакого другого смысла.

Мони уставилась на него, будто он тронулся.

— А в каком еще смысле это может быть, Чен?

Я скрестил руки на груди и с удовольствием наблюдал за спектаклем:

— Да, Заместитель Хозяина Горы. В каком еще, интересно, смысле?

— О, — Чен прочистил горло. — Я всего лишь хотел сказать, что мне нужно будет провести тщательную проверку, чтобы убедиться, что они хороши в постели.

О боже.

Мони нахмурилась:

— Что?

Одна из женщин тихо хихикнула.

— Нет-нет-нет! — замотал головой Чен. — Я хотел сказать: хороши в… умении справляться со… стрессовыми ситуациями, которые могут требовать… эм… глубоких знаний… протоколов дворца. Ничего общего с постелью. Я имел в виду, у них будут кровати, на которых спать, но я не… я не буду иметь отношения к этим кроватям. Ну, с уважением.

Мы с Мони переглянулись.

Прости. Он влюбился в одну из них. Когда Чену нравится женщина, он начинает нести дичь.

Дак не выдержал и встрял:

— Если это важно, то я уже одобряю. Все трое получают мой голос. И мою кровать. Она, кстати, очень удобная.

Одна из женщин улыбнулась.

— Тише, — одернул Чен. — У тебя нет права голоса, и это… это неуместно.

— Сам первый про кровать заговорил, — пробурчал Дак.

— Молчи, — Чен дернул галстук и снова прочистил горло.

И тут Ху, который обычно молчит и остается в тени, подошел ближе и улыбнулся:

— Рад знакомству. Как вас зовут?

Я повернулся к фрейлинам Мони.

Самая высокая из них тепло улыбнулась:

— Меня зовут Танди.

Дак тут же прочистил горло, шагнул вперед с показным пафосом и протянул ей руку:

— Приятно познакомиться, Танди. Если тебе что-то понадобится — обращайся. Мы с тобой теперь будем тесно работать, так что… добро пожаловать. Официально.

Я едва не рассмеялся.

Вторая женщина, в небесно-голубом наряде, сказала:

— А меня зовут Лан.

Она кивнула мне:

— Для меня честь служить вам, Хозяин Горы. Мы уже встречались когда-то, когда были детьми. Я тогда жила в Небесном Убежище. Вы принесли мне лишние леденцы и печенье на рождественском фестивале.

— Ау… — я моргнул. — Ты жила в мамином приюте?

— Да, сэр. — Она кивнула на двух других женщин. — Мы все там выросли. Поэтому служить теперь вашей семье — особенно приятно.

— Значит, вы все с Востока?

Они дружно кивнули.

Женщины с цветом кожи, выросшие на Востоке? Хороший ход, тетушки.

Фрейлины Мони уже изначально понимали все, что касается тонкостей и проблем нашего общества, так, как никто другой.

К тому же, они знали культуру Востока, традиции и все эти негласные правила, по которым здесь живут.

С ними рядом народ увидит в Мони не просто очередную представительницу красивых слов о равенстве и поддержке, а женщину, которая по-настоящему готова поднимать тех, кто жил на задворках Востока.

Хорошая партия, тетушки. Может, я и правда выпущу вас пораньше. Не через тридцать, а через двадцать дней.

Но главное, жители Востока воспримут этот шаг как смелый.

Они поймут, что Мони наняла этих женщин не по прихоти, а чтобы показать, те, кого сиротили, оттесняли, списывали со счетов, тоже могут подниматься к власти, могут влиять, могут быть услышанными.

Очередной мощный сигнал: Хозяйка Горы не боится идти против традиций, если это нужно, чтобы выстроить новое будущее.

Плюс, мамин приют снова окажется в центре внимания.

Благотворительный бал уже в следующем месяце. Этот шаг точно поможет со сбором средств.

Ой, подождите-ка…

После смерти мамы и исчезновения титула Хозяйки Горы, организацией бала занялись мои тети.

Но теперь, когда Мони — Х.Г.П.О., будет куда логичнее, если все возьмет в свои руки она. А это, между прочим, дело непростое.

Ежегодный бал — это не просто торжество. Это целая традиция, пропитанная элегантностью и престижем.

На него съезжаются чиновники и уважаемые гости со всего Парадайз-Сити, а еще — прибывают делегации из Китая, специально прилетающие, чтобы выразить почтение.

Сам бал — это грандиозный проект. За несколько недель до события мои тети и их команда буквально с головой уходили в подготовку: каждый угол бального зала превращался в оазис роскоши. Изысканные цветочные композиции подбирались под тематику бала, каждый бутон выбирали с учетом оттенка и аромата. Шелковые баннеры с вышитыми традиционными узорами разворачивали и развешивали вдоль стен, создавая атмосферу величия и глубокой связи с культурой.

Схемы рассадки составлялись с особой тщательностью: каждый гость, от влиятельных бизнесменов до чиновников Парадайз-Сити, должен был занять место, где разговоры и новые союзы возникали бы как по маслу.

Кейтеринг и повара превращали кухню в сцену для гастрономического спектакля. Они тестировали блюда, продумывали каждую позицию в меню так, чтобы соединить местные вкусы с изысканностью интернациональной кухни. Даже подбор вин напоминал дипломатический квест, каждое вино должно было угодить самым разным вкусам и культурам.

Развлекательная программа составлялась с таким же прицелом: сохранить уважение к Восточным традициям, но при этом добавить современного звучания. Вечер открывали классические музыканты и традиционные танцоры, а завершала его современная группа, оставляя у гостей восторг и ощущение праздника.

Приглашения рассылались по всем правилам этикета, каждый конверт был запечатан семейным гербом, а надписи выполнены утонченным каллиграфическим почерком.

Меры безопасности были не менее строгими: проверка биографий, протоколы досмотра, все ради того, чтобы мероприятие прошло гладко и без эксцессов. Над каждой деталью трудились слаженные команды — логистика, транспорт, охрана, все они работали под колоссальным давлением, чтобы бал сохранил свою безупречную репутацию.

Теперь, когда Моник стала Х.Г.П.О., было логично, что организацию этого масштабного события поручат ей. И это была отнюдь не легкая задача. Ей предстояло взять на себя мероприятие, требующее абсолютной стратегической четкости, нестандартного креативного мышления и безупречного дипломатического чутья.

Ее умение объединять людей и лавировать в хитросплетениях политики теперь стало как никогда важным, впереди была серьезная роль.

Моник права. Моим теткам стоит помочь ей пройти подготовку.

Я снова посмотрел на ее фрейлин, осознавая, насколько сложная работа им предстоит.

Наконец, третья из них заговорила — тихо, с ноткой волнения в голосе:

— Я Фен.

— Для меня это большая честь, Фен. Я в восторге, — расплылся в улыбке Ху и выдал какой-то нелепый поклон, будто стоял перед самой королевой Англии.

Вот тут я уже не сдержался, прыснул со смеху и согнулся пополам. Даже охранники у входа хихикнули.

Моник, прикрывая рот рукой, тоже с трудом сдерживала улыбку.

Ху зыркнул на меня, но злости в его взгляде не было, он скорее смутился, особенно когда увидел округлившиеся глаза Фен.

Выпрямившись, он пробормотал:

— Извините, я просто хотел быть вежливым.

Фен прошептала:

— Спасибо.

— В общем, — Моник покачала головой, — они мне очень нравятся, так что даже не думайте их менять… пожалуйста. К тому же, они умеют драться. Твой отец проверил это у крыльца.

— Вот как, — Чен закивал, не переставая. — Значит, вы сражались с дядей Лео, и при этом у вас ни царапины на шее, ни синяка?

Дак облизнул губы и ухмыльнулся, по-хищному скользнув взглядом по девушкам:

— Может, стоит сегодня вечером заглянуть с вами в спортзал? Немного поединков один на один… да еще под музыку...

— Так, все, хватит, — вмешался я, пока Дак окончательно не сорвал с себя одежду и не начал трахать одну из них прямо здесь. — Давайте сосредоточимся на деле и проявим должное уважение к этим, между прочим, весьма почетным позициям.

Повернувшись к трем новым девушкам, я сказал:

— Как Чен ранее весьма изящно выразился, вам все же предстоит пройти серьезную проверку, чтобы убедиться, что вы готовы ко всем рискам и обязанностям, связанным со службой у Хозяйки Горы.

Они кивнули.

— Но я уверен, что вы все справитесь. Добро пожаловать.

Я сделал паузу, а потом подошел к Моник и обнял ее за талию.

— Ладно. Приятное знакомство, но если вы не против, я бы хотел немного побыть с Моник наедине. Нам нужно кое-что обсудить. А вы трое идите с моими людьми, они покажут вам, где разместиться во дворце или что там нужно. Хорошего дня и увидимся утром.

Я даже не стал ждать ответа, просто увел Моник прочь.

Глава 19

Во власти желания

Мони

Внутри «Цветка лотоса» несколько сотрудников плавно передвигались по холлу и гостиной, ловко наводя порядок. Кто-то натирал деревянные поверхности до зеркального блеска. Кто-то расставлял свежие цветы в изящных вазах, чтобы в каждой комнате ощущалась утонченная красота.

В воздухе витал аромат цитрусов и жасмина, смешиваясь с едва слышным гулом их негромких разговоров.

Тем временем Лэй окинул взглядом обстановку, будто впитывая каждую деталь.

Теперь… мы одни.

Я почувствовала легкое волнение. С того самого момента, как заявила, что стану его Хозяйкой Горы, где-то глубоко внутри меня жила тревога, а вдруг я перешла границу?

Не слишком ли смело?

Был ли Лэй действительно готов к такому повороту?

— Интересно, — сказал Лэй, отпуская меня и оглядываясь по сторонам.

За нами закрылась дверь.

— Персонал приводит дом в порядок, — заметил он, глядя на двух сотрудников, что полировали пол в дальнем конце коридора. — Нет… они делают больше. Хм. Что ты опять задумал, отец?

Я моргнула.

Лэй прошел в гостиную.

— И… он все переделал. Еще интереснее.

Я застыла в изумлении:

— Он что-то изменил?

Лэй кивнул:

— Мебель новая. Все другое. И это… идеально.

Я заметила фотоальбом на столике в гостиной:

— Вот альбом. Хочу тебе показать…

— Не сейчас. Я верю тебе — про мою маму и миссис КиКи. Более того… я сам был рядом в те моменты. Я прекрасно их помню. Просто… жаль, что тогда я не знал, что женщина, с которой мы вместе гуляли с мамой, окажется матерью моей будущей Хозяйки Горы.

Мне стало тепло на душе.

— Я не был здесь… уже очень давно… Я просто хочу… посмотреть на все вместе с тобой.

Я прошептала:

— Хорошо.

Молча он повел нас через гостиную, потом мы вышли и направились к лестнице.

Эти перила… к ним точно будет сложно привыкнуть.

Они были настоящим произведением искусства, я не удержалась и снова взглянула, когда мы подошли ближе.

Голова дракона, яростная и величественная, венчала конструкцию. Пасть раскрыта в беззвучном реве, будто он вот-вот выдохнет пламя. Тело змеилось и изгибалось, покрытое переливающейся чешуей. А в глаза, инкрустированные драгоценными камнями, будто вдохнули жизнь, они сверкали, наблюдая.

Я снова посмотрела на Лэя:

— Почему ты сказал, что это идеально, что Лео поменял мебель?

— Потому что я как-то не был уверен, что хочу трахать тебя на диванах из моего детства.

— Лэй… — я усмехнулась. — А кто вообще сказал, что ты сможешь трахнуть меня здесь? Потому что я — нет.

Его губы скривились в том самом хищном, обольстительном оскале, от которого по моей спине пробежали мурашки.

— Хммм, — он приблизился, и меня тут же окутал пьянящий аромат его парфюма. — А кто сказал, что мне нужно разрешение?

— Я, — ответила я.

— Мони… — его голос буквально капал желанием. — Ты вся моя.

Сердце забилось быстрее.

— Но спрашивать все равно надо.

— Дай я покажу тебе, почему мне это не нужно.

Он резко сократил и без того крошечную дистанцию между нами, остался всего лишь сантиметр.

Всегда сбивало с толку, как стремительно он мог двигаться.

Его дыхание скользнуло по моей коже — теплое, пьянящее, и по спине тут же пробежала дрожь. Наши взгляды встретились, и в тот момент весь дом исчез. Служащие исчезли. Остались только он и я, затерянные во мгновении, которое одновременно казалось вечностью и ускользающим мигом.

Лэй поднял руку и коснулся моего подбородка. Ласка была почти невесомой, но сердце тут же ушло в пятки.

— Хозяйка Горы в процессе обучения, — прошептал он, и пальцы мягко провели по линии моей челюсти, оставляя за собой огненный след.

Время остановилось.

Он мягко поднял мое лицо к себе, и в его взгляде потемнело, такая ярость чувств, что у меня перехватило дыхание.

Между нами пробежала искра.

Эта близость, это тепло, этот невыносимый магнетизм… все было слишком. Поглощало целиком, без остатка.

В тот миг я знала, что я его, а он мой. Нас связывала любовь, противоречащая логике и воспламеняющая каждую частичку моей души.

Или я просто схожу с ума?

Может, я слишком погрузилась в него… и в магию Востока?

В его голосе звенело желание:

— Сколько раз я тебе говорил, что эта киска принадлежит мне?

— От того, что ты это говоришь… официальной она не становится, — поддразнила я, но голос дрогнул, когда его палец снова провел по линии моей челюсти.

— Я не мог отвести от тебя сегодня глаз, — сказал он. — Ты была потрясающей перед всеми этими телекамерами. Сильной. Умной. Сострадательной. И, черт возьми, такой красивой.

— Я рада, что ты не разозлился из-за того, что я выступила.

— Ты все правильно сделала, что заговорила. И еще правильнее то, что подтолкнула меня тоже что-то сказать.

Грудь наполнилась гордостью. Я не должна была так радоваться тому, что он доволен. Независимая часть меня хотела сопротивляться этому желанию — жажде его одобрения.

Но все равно… мне это безумно нравилось.

Глупая улыбка расплылась на лице, пока я смаковала каждую нотку его признания.

— Мони… — его взгляд стал серьезным. — Сегодня ты заставила меня быть лучшим Хозяином Горы. В этот короткий миг ты показала мне, что я должен больше заботиться о своих людях… и по-настоящему задуматься о власти, которую имею.

— Тебе и правда стоит, — я сглотнула. — Люди погибли прошлой ночью. И погибнут еще, если ты не станешь осторожнее.

— Обещаю быть осторожнее, — сказал он и, чуть наклонившись, коснулся моих губ. И этого было достаточно, чтобы во мне вспыхнул пожар, с которым справиться мог только он.

Черт.

Я отступила на шаг, пытаясь хоть немного вернуть себе контроль над ситуацией.

Нам еще многое предстояло обсудить. Во-первых, Лэй должен был освободить своих теток из подземелья дворца. Во-вторых, мне нужно было заручиться его поддержкой в завтрашней чайной церемонии.

Соберись, девочка. А потом уже можно будет получить член.

Он тут же сократил расстояние, вернув пальцы к моему подбородку.

— Почему отошла?

— Потому что нам нужно поговорить.

— О чем?

— Итак… — я попыталась звучать строго, — есть вещи, с которыми надо сначала разобраться.

Его глаза прищурились, но он не отстранился. Напротив — ладонь скользнула к моему лицу, пальцы легли сбоку, а большой палец провел по скуле.

— И что это за срочное дело?

Я вздохнула и на секунду посмотрела на его губы. Полные, чувственные… такие притягательные именно сейчас.

Но нет. Надо держать фокус.

— Твои тетушки… — я сглотнула. — Они все еще заперты.

Что-то промелькнуло в глазах Лэя — похоть, раздражение. А может, и то и другое одновременно.

— Думаю, тебе будет приятно узнать, что я решил сократить им срок.

— Ладно, — кивнула я.

— Двадцать дней. Вместо тридцати.

Я убрала его руку с лица:

— Ты хотел сказать — ноль дней. Верно?

— Нет. Не верно.

— Лэй, они ничего не сделали…

— Ответь мне на одно. Каким я был на горе?

— Что?

— Когда мы были на Горе Утопии. Каким я был по отношению к тебе? Немного собственником?

— Не немного. Ты был безумно собственником.

— И это было до того, как я засадил в тебя свой хер, так?

— Да, но…

— Ты и правда думала, что после того, как я получил твою киску, — он наклонил голову, — я вдруг стану спокойным, когда речь заходит о тебе?

— Я хочу, чтобы ты отпустил своих теток.

Он тяжело вздохнул, отступил назад и медленно скрестил накачанные руки на груди:

— Если я их отпущу, сначала нужно установить четкие правила.

— Правила?

— Да.

— Ладно, Лэй. Давай, выкладывай свои правила.

— Первое: никогда не покидай Дворец, не сказав мне.

Я моргнула:

— Я даже не знала, что ухожу…

— Именно. А теперь правило номер два: никаких тайных туннелей дворца без меня.

— Ну… это правило мне уже объяснили твои тетки.

— Спорю, они объяснили его, пока ты уже была в туннелях.

— Возможно.

Он ухмыльнулся.

— Правила — не правила, но отпусти их. Они сегодня здорово помогли…

— Они сегодня были охрененной проблемой.

— Мне понравились фрейлины, которых выбрали твои тетки.

Он нахмурился, но все же кивнул, как будто через силу:

— Ладно. Фрейлины были выбраны отлично. Поэтому я и снял им десять дней.

— Ты снимешь больше.

— Да неужели?

— Да. Особенно если ты рассчитываешь сегодня получить киску.

Он поднял брови:

— Ах вот как?

— Вот именно.

Он опустил руки и сделал шаг ближе. В его взгляде сверкнуло озорство… и нечто потемнее, от чего у меня забилось сердце.

— Ты правда готова отказаться от моего члена, лишь бы спасти моих теток?

— Да, — попыталась сказать твердо, но голос все равно дрогнул от предвкушения. — И это не все. У меня есть и другие условия.

— Прежде чем перейдем к этим «другим условиям», скажи мне вот что.

— Ладно?..

— Что значит быть под каблуком у киски?

Я моргнула и едва сдержала смех:

— Лэй, к чему ты вообще ведешь?

Он не рассмеялся в ответ. Наоборот, лицо стало абсолютно спокойным:

— Какие признаки?

Ну вот уж чего я не ожидала, так это этого поворота в разговоре.

Я тяжело выдохнула:

— Кто-то сказал тебе, что ты под каблуком у киски?

В его глазах вспыхнул опасный, но до жути притягательный огонек:

— Просто ответь на вопрос.

— Ладно. Хорошо. Быть под каблуком — это значит, что мужчина становится покладистым или даже послушным из-за сильного сексуального влечения к женщине.

— А признаки?

— Ну… Наверное… это когда он слишком старается угодить, ставит ее желания и настроение выше собственных, делает все, что она скажет…

— Я веду себя так с тобой?

— Нет. Я бы сказала, ты — властный, контролирующий и до черта упрямый, когда дело касается меня. Полная противоположность мужику под каблуком.

Он усмехнулся, а потом снова коснулся моего лица, нежно обхватив его ладонью. Его взгляд проникал в самую душу:

— Тогда почему я до безумия хочу подчиниться всему, чего ты хочешь прямо сейчас? Почему чувствую, что связан с тобой… желанием. Любовью. Страстью… навсегда?

Его слова повисли между нами, как нечто личное, сокровенное.

— Потому что… — я ухмыльнулась, — ты наконец-то понял, что я умная и всегда права.

— Оу. Вот оно как?

— Именно.

Его пальцы скользнули к моей шее.

— У меня еще один вопрос.

— Валяй.

— Когда мы ехали в машине, и ты спорила с Ченом… ты хотела, чтобы я вмешался?

Я моргнула.

Он снова застал меня врасплох.

Я сглотнула:

— Нет. Я не хотела, чтобы ты вмешивался. Я справилась.

— А если однажды почувствуешь, что не справляешься и тебе нужно, чтобы я вмешался, дашь мне сигнал?

— Какой еще сигнал?

— Положи руку на сердце и посмотри на меня.

В этот момент Лэй сам показал, что имел в виду: убрал ладонь с моей шеи, провел пальцами ниже и остановился прямо на моем бешено бьющемся сердце.

А потом посмотрел на меня с такой силой… что я растаяла.

— Это будет наш сигнал.

— А ты тоже будешь делать так, Лэй?

— Буду.

— Тогда… я приду на помощь. Я, может, и не умею драться, но…

— Ты всегда найдешь способ спасти меня. Ты сильная. И умная.

Я залилась румянцем.

Он все еще держал ладонь у меня на груди:

— То, что ты сказала в машине… эти слова… они многое изменили.

— Какие слова?

— Ты пообещала стать моей Хозяйкой Горы, представлять Восток и делать все, что в твоих силах.

— Да. Пообещала.

— Это ставит тебя в особое положение по отношению ко мне.

Я прищурилась:

— Интересно… продолжай.

Лэй убрал руку от меня и указал на резные перила с драконом:

— Когда отец водил тебя по дворцу, он рассказывал тебе легенду о Трех желаниях дракона?

Я покачала головой, заинтригованная:

— Нет. Не рассказывал. А что за история?

Лэй улыбнулся:

— Именно на ней основан этот дракон. Это сказка, которую мама часто рассказывала мне в детстве.

— И как она связана с тем, чтобы отпустить твоих теток?

— Самым прямым образом.

Я внимательно на него посмотрела:

— Тогда расскажи мне эту историю.

Глава 20

Три желания дракона.

Моник

Лэй посмотрел на дракона:

— Давным-давно одна девочка заблудилась в пещере и наткнулась на опасного, но спящего дракона, что развалился прямо на своих сокровищах. Сначала ей стало страшно, но потом она заметила, с какой спокойной невозмутимостью он спит, и страх сменился любопытством.

Я слушала, затаив дыхание, представляя себе эту картину.

Пещера была огромной и темной, стены блестели от влаги, а в глубине мерцали вкрапления драгоценных камней.

С потолка свисали сталактиты, словно древние люстры, и воздух был прохладным, насыщенным запахами земли и камня.

А в самом сердце этой пещеры я увидела дракона, величественного и пугающего, с синими чешуйками, как на тех перилах.

Он лежал, раскинувшись на огромной куче сокровищ, золотые монеты, сверкающие драгоценности и бесценные артефакты вздымались вокруг него холмами и отбрасывали теплое, золотистое сияние.

Я словно видела, как девочка на цыпочках приближается к нему. Ее крошечные шаги тихо эхом отдавались в этом огромном пространстве, сливаясь с ровным, глубоким дыханием спящего дракона.

Лэй продолжил:

— Глаза дракона были закрыты, его огромная грудная клетка плавно поднималась и опускалась с каждым глубоким, довольным вдохом. Он казался почти умиротворенным, но девочка точно знала: он очень опасен.

— Почему же она не убежала?

— Слишком юная. Слишком любопытная для собственного блага.

Я улыбнулась.

— Но все же она собрала всю свою храбрость и подошла еще ближе, не сводя глаз с древнего лица дракона.

Я перевела взгляд на голову дракона, венчающую перила.

— Она могла разглядеть на его морде следы времени и силы, отпечатанные в каждом изгибе. И несмотря на его грозный облик, было что-то мягкое, почти ласковое в его сне… что-то, что внушило ей: может быть… ей все-таки не угрожает опасность… и тогда…

— Что?

— Она решилась его коснуться.

Я моргнула, представив, как девочка стоит впритык к огромной морде дракона.

И вот она протягивает руку…

Сердце заколотилось так громко, что я почти слышала его в ушах — будто это я стояла в той пещере, тянула руку к смертельно опасному существу.

Лэй продолжил:

— Она приближалась осторожно, стараясь не наступить слишком громко на рассыпанное у ног сокровище и внимательно прислушивалась к ровному сопению дракона. И когда поняла, что дыхание не сбилось и ничего не изменилось, почувствовала облегчение.

Девочка, ты бы лучше оставила этого дракона в покое.

— И вдруг… — сказал Лэй.

Я снова посмотрела на него.

— Дракон открыл глаза.

— Блядь.

Лэй расплылся в ухмылке:

— Он уставился на девочку своими вечными глазами, что сверкали, как звезды на ночном небе… И молчание между ними показалось ей вечностью. Более того, сложно было понять, кто из них испугался сильнее.

— Так, Лэй… этот дракон не вздумает убить девочку.

— И вот… вместо огненного дыхания или яростного рева, как можно было бы ожидать, случилось нечто невероятное, — тихо произнес Лэй. — Дракон выдохнул медленно, и теплый поток воздуха прокатился по сокровищам, развевая волосы девочки. Затем он чуть наклонил голову вбок и взглянул на нее с явным любопытством.

Я тут же представила, как девочка чувствует этот теплый поток, как пряди взлетают и танцуют вокруг ее лица. В ее широко распахнутых глазах, и страх, и восхищение, пока взгляд дракона, полный волшебства, прожигает ее насквозь.

Я улыбнулась:

— Значит, он оказался хорошим драконом?

— Нет, — Лэй покачал головой. — Скорее… любопытным.

— Он заговорил с ней?

— Заговорил. Его голос прогремел по всей пещере: «Кто ты, малышка, и что привело тебя в мое логово?»

Я приоткрыла губы, словно сама услышала этот голос.

— Девочка дрожала, но не отступила и ответила: «Я заблудилась… и хочу вернуться домой. Ты можешь мне помочь?»

— И что он ей сказал?

— Сначала дракон рассмеялся. Громко. Его смех был похож на сотню одновременно взорвавшихся гроз — такой силы, что стены пещеры дрожали. Казалось бы, она должна была броситься прочь от этого ужасающего звука… но нет. Она осталась. Испуганная, но смелая.

В своем воображении я увидела, как драконий смех поднимает волны воздуха, как сокровища под ним звенят и сдвигаются от вибрации.

Но девочка стояла на месте. Сердце колотилось, но дух оставался несгибаемым.

Похоже, дракон теперь полностью проснулся — и был заинтригован ее храбростью.

Лэй перевел взгляд на перила с драконом перед нами:

— Когда он отсмеялся, он взревел: «Я должен тебя сожрать!»

— Драконы едят людей?

— Драконы едят все, что хотят.

— Ну окей тогда.

— Но вот что было интересно, она просто ответила: «Я на вкус совсем невкусная.» И это снова его рассмешило.

Я расплылась в довольной улыбке от ее ответа.

— Тогда дракон сказал: «Я должен тебя убить.» А девочка покачала головой: «Ты же не захочешь испачкать свои сокровища. А я, знаешь ли, очень грязно умираю.»

Я чертовски увлеклась этой историей:

— Ну давай, продолжай.

— Так продолжалось какое-то время: дракон бросал странные угрозы, а девочка парировала их логичными доводами, от которых он либо задумывался… либо снова начинал смеяться.

Моя улыбка стала шире:

— Кажется, эта девочка все-таки доживет до конца истории.

— Ты права. В конце концов дракон сдался и сказал: «Ты храбрая душа, малышка. За твою смелость я сделаю больше, чем просто отведу тебя домой. Я исполню три твоих желания. Но говори с умом.»

— И что она загадала?

— Глаза девочки заблестели от надежды и восторга. И она сказала: «Мое первое желание — вернуться домой.»

Я кивнула, подумав, что при ее ситуации, вполне себе разумное желание.

— Глаза дракона смягчились. «А твое второе желание?» — спросил он. И именно в этот момент она огляделась, посмотрела на его несметные сокровища и показала свои крошечные ладошки: «Я хочу лишь немного твоих сокровищ. Столько, сколько поместится в мои маленькие руки.» — Лэй перевел взгляд обратно на меня. — Дракон хмыкнул: «Хорошо.»

— Рада, что он не разозлился на это.

— Он знал, что ее руки смогут унести всего несколько золотых монет и драгоценных камней. Для ее семьи это бы все изменило… а для него — не значило ничего.

— Идеально, — я приподняла брови. — А какое было третье желание?

— Ну… девочка замялась. Потом, спустя минуту молчания, подняла глаза на дракона и с теплой, искренней улыбкой сказала: «А последнее желание… я хочу стать твоей подругой.»

— Неожиданный поворот.

— Когда мама впервые рассказала мне эту историю, я тоже был в шоке, — сказал Лэй.

— Я тогда думал, что она должна была загадать возможность летать… или становиться невидимой, когда захочет.

Я рассмеялась, представив себе маленького Лэя с такими мыслями.

Он расплылся в довольной улыбке и выдохнул с явным облегчением:

— В общем… глаза дракона округлились от удивления, а потом на его морде появилась настоящая, глубокая улыбка. Он обнажил все свои острые клыки:

«У тебя мудрое и доброе сердце, малышка. Все три твоих желания исполнены.»

Когда Лэй закончил рассказ, его взгляд встретился с моим.

— Мама тогда объяснила мне, что девочка выбрала дружбу с драконом вместо жадности. Она попросила лишь горсть золота, понимая, что дракон никогда не захочет расстаться со всем. А вернуться к семье она предпочла любым сверхспособностям, которые он мог бы ей дать… потому что знала: настоящая магия — это семья.

— Мне нравится такое объяснение.

— Я часто вспоминал эту историю, пока взрослел. И чем старше становился, тем яснее понимал, что девочка увидела ценность в том, чтобы рядом с ней был летающий, огнедышащий друг. Он мог дать не просто золото. Он мог подарить ей будущее, полное приключений.

— Это тоже правда.

— В итоге у нее были самые чистые намерения — любовь, доброта и верность.

— И это мне тоже нравится.

— Тебе стоит это запомнить, потому что на этой неделе я хочу исполнить три твоих желания.

Мое сердце дрогнуло, наполнившись теплом, когда я встретилась с его взглядом, в этих словах чувствовалось нечто большее. Обещание.

— Три желания?

— Да, — его взгляд оставался таким же горячим и уверенным. — Что бы ты ни пожелала. Как в той истории, я сделаю все, что смогу, чтобы их исполнить.

Я медленно обвела его взглядом — это мощное, высокое тело, каждая линия которого притягивала взгляд. Наслаждалась каждым сантиметром.

— Значит, сейчас… я — та самая девочка, а ты — опасный дракон?

— И в отличие от сказки… после исполнения желаний я точно собираюсь тебя съесть.

Желание взорвалось внутри, пульс отдавало между бедер.

— Грязный дракон.

— Очень грязный.

Я прищурилась, вглядываясь в него:

— А зачем ты даришь мне эти три желания?

— А зачем ты решила править рядом со мной?

— Потому что… я хочу. Мне это нужно…

— Вот и мне нужно. Нужно баловать тебя.

У меня вспорхнуло сердце.

— Три желания?

— Это может быть что угодно: деньги, самолет, новая машина, шопинг, еще один дом…

— Нет… — я сразу подумала о той девочке, что стояла на груде сокровищ, глядя на опасного дракона.

Она ведь могла попытаться забрать все.

Если бы она попросила слишком много, он бы сожрал ее или все-таки исполнил?

И стоила бы такая жадность того, чтобы разозлить дракона?

Нет. Я благодарна за этот дом и это место. Потому что… с этим я смогу сама получить самолет. И все остальное, что мне нужно.

Я задумалась глубже над этими тремя желаниями, что предложил мне Лэй.

— Ладно, — вздохнула я. — У меня есть первое желание.

Лэй засунул руки в карманы:

— Какое?

— Твои тетушки должны быть освобождены в течение часа.

Он нахмурился:

— Серьезно? Ты хочешь потратить желание на них?

— Как и та девочка, я выбираю возвращение к семье.

— Но они мои тетки, не твои.

— Когда-нибудь станут и моими.

На его лице застыло каменное выражение… а потом оно сменилось удивлением: брови взлетели, рот чуть приоткрылся. И постепенно, очень медленно, его черты смягчились, и на губах появилась нежная, любящая улыбка.

— Да. Ты права. Когда-нибудь они будут и твоими.

— Рада, что наконец-то пришел в себя. А теперь будь добр, напиши Чену.

Он тяжело вздохнул, достал телефон из кармана:

— Ты уверена, что не хочешь пересмотреть свое первое желание?

— Лучше бы тебе вытащить моих теток из этого подземелья. — Я смерила его мрачным взглядом. — Ты вообще поехал с этим решением.

Он закатил глаза и начал набирать сообщение:

— Я просто хотел быть уверен, что им больше в голову не придет тебя похищать.

— Они не похищали меня. Они привезли меня сюда, чтобы я получила ответы.

— Нет. Пока ты получала ответы, ты еще и сидела в первом ряду спектакля под названием Заговор и Испытание.

— Ты же там не был.

— Мне не нужно там быть, чтобы знать, что происходит, когда мой отец собирается со своими сестрами. Они любую бродвейскую труппу заткнут за пояс. Их актерская игра — высший уровень.

Я моргнула.

Лэй закончил писать и убрал телефон обратно в карман:

— Второе желание?

— Эм… я хочу сделать кое-что необычное, но боюсь нарушить порядок в Востоке.

— Что именно ты хочешь?

— После того как я увидела этот дом и сад… мне очень захотелось, чтобы мои сестры тоже это увидели. Раньше.

— Ты хочешь, чтобы они переехали прямо сейчас?

— Нет, не переехать… потому что если бы я на это решилась, это означало бы, что я остаюсь здесь насовсем. — Я вздохнула. — Но до битвы… мне бы хотелось, чтобы Бэнкс привел девочек в гости. Может, просто на ужин или что-то такое… и…

Он внимательно посмотрел на меня:

— И?

— Я хочу, чтобы они познакомились с тобой.

Он кивнул:

— Я тоже хочу с ними познакомиться.

— Отлично. Я покажу им сад, их комнаты. Тогда они поймут, что со мной все в порядке… и обрадуются тому, что их ждет. К тому же, Бэнкс перестанет волноваться из-за того, что я живу на Востоке.

— Мне нравится эта идея. Но я бы хотел немного изменить твое желание.

— В каком смысле?

— Вместо того чтобы Бэнкс вез их на машине, я пришлю вертолет. Так прессе не удастся преследовать их от главных ворот до «Цветка лотоса».

— Вау. Ладно. Знаешь… никто из них никогда не летал на вертолете, так что это уже сделает им весь год.

— Тогда я скажу Чену, чтобы он забрал их завтра. А тебе придется сообщить Бэнксу.

— Обязательно скажу.

Он снова достал телефон и начал набирать сообщение:

— А как насчет третьего желания?

— Хммм…

— Больше одежды и обуви? Украшения? А может, полетели сегодня туда, куда ты давно мечтала? Нам просто нужно будет вернуться к утру.

Черт. Завтра. Блин. Я совсем забыла.

Лэй продолжал:

— Небольшая поездка. Только ты и я.

Он убрал телефон.

В плечах сразу появилось напряжение.

— Ну… это будет не просто большое желание. Это будет огромная просьба. Но я надеюсь, что ты открыт к этому. И что доверяешь мне. Лэй… тебе действительно нужно мне довериться.

Лэй краем глаза проследил за двумя сотрудниками, которые несли стулья из коридора в сторону столовой.

Затем снова повернулся ко мне:

— Довериться тебе?

— Да.

— Всегда, Мони. Просто скажи, чего хочешь в последний раз. Ты решила посвятить себя Востоку и мне. А значит, я отдам тебе все, потому что ты отдаешь себя мне.

— Хорошо, но… это правда огромная просьба.

— Просто скажи.

— Мое третье желание — провести завтра чайную церемонию с твоим отцом. При новостных камерах.

И в тот же миг лицо Лэя побледнело, глаза расширились, а рот приоткрылся в немом шоке. Его тело застыло.

Я сглотнула, сдерживая нарастающее волнение:

— Лэй?..

Все то счастье, что только что светилось в его глазах, исчезло.

— Лэй? — Я подошла ближе. — Поговори со мной.

— Блядь. — Он поднял глаза к потолку, затем снова посмотрел на меня. — Теперь я все понял.

— Что именно?

— Я думал, это один вид испытания… но… он проверял не только тебя. Черт. Теперь мне ясно все, что происходило сегодня, почему тетки повели себя так, почему дядя Сонг, и даже мой отец поступили именно так. Все дело не только в церемонии, Мони.

— О чем ты вообще говоришь?

Из его горла вырвался какой-то странный, дикий смех, такой, что я бы поклялась: так смеется человек, стоящий на грани срыва.

— Теперь я, блядь, все понимаю.

— Что именно, Лэй? Что я упускаю?

— О, Мони… — Он покачал головой и снова засмеялся, уже почти безумно. — Разреши мне провести тебе экскурсию по разуму моего отца.

Я распахнула глаза.

Глава 21

Что творится в голове Лео

Моник

Смех Лэя заполнил комнату, разлетаясь эхом по стенам «Цветка лотоса».

Это был странный звук, но за его весельем я ясно чувствовала напряжение.

И, пожалуй, впервые он по-настоящему оглядел все вокруг, новый декор, свежие цветы в вазах, слуг, неспешно движущихся по залу и готовящихся к тому, что теперь, как он понял, будет происходить завтра, к чайной церемонии.

А я тем временем только и думала: что сейчас творится у него в голове?

Он зол?

Это приведет к ссоре, которой можно было бы избежать?

Или, наоборот, станет шагом вперед… и поможет нам стать ближе?

Я нервно застыла на месте, точно так же, как та девочка из сказки, когда дракон рассмеялся ей в лицо своим грохочущим смехом.

Спустя минуту Лэй наконец посмотрел на меня. И, словно тот самый дракон, его глаза засверкали, смесь недоверия и любопытства.

— Теперь я понимаю.

— Что?

— Это не могло быть чем-то одним. Нет, отец… ты, сука, коварный ублюдок. — Лэй покачал головой. — Я смотрел на все, что происходило сегодня, слишком поверхностно. Когда он приставил лезвие к твоей шее, я видел только угрозу. Но так и не задумался: зачем он это делает. Не заглянул глубже, под слои.

— Какие еще слои? Что ты имеешь в виду под "его замыслом"?

— Расскажи мне все, что ты делала сегодня. Прямо с того момента, как мои тетки тебя разбудили. — Он наклонил голову вбок. — Они ведь разбудили тебя, верно?

— Да, но зачем тебе знать все с самого начала?

— Чтобы собрать воедино истинную причину всего этого дерьма.

Я моргнула, пытаясь собраться с мыслями:

— Он хочет устроить чайную церемонию, чтобы официально принять меня на Востоке.

— Запомни раз и навсегда: когда дело касается моего отца, даже если ты думаешь, что что-то поняла… на самом деле ты ни хрена не знаешь.

— Ладно. Твои тетки разбудили меня и сказали, что мы идем завтракать.

— Ты вообще поела?

— Нет. Но они очень спешили. Притащили кучу одежды, из которой нужно было выбрать, и представили мне моих фрейлин.

— Сколько было вешалок с одеждой?

— До хрена.

Лэй усмехнулся.

— Что?

— Им повезло, что ты потратила на них свое желание. Я бы им еще тридцатку накинул.

— За что?

— Они заодно с моим отцом. И мне нужно, чтобы они с этим завязали. — Он подошел ближе и взял меня за руки. — Но, по крайней мере, я знаю, что все это — ради нас. Они хотят, чтобы у нас был идеальный союз.

От этих слов внутри все потеплело.

Он поймал мой взгляд:

— Они провели тебя по туннелю и вывели в сад… но сказали ли тебе, что там будет мой отец?

— Нет. Ни слова. А, да! Перед тем как мы вышли, они убедились, что я хорошо одета, потому что меня будут снимать камеры.

Лэй фыркнул.

— Что?

— О, нет. Это уже чересчур. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Продолжай.

— Я хочу знать, над чем ты смеешься.

— Не переживай, Мони. Я расскажу тебе, в чем суть шутки. В свое время.

Я глубоко вдохнула и начала сначала:

— Сад… он сразил меня наповал.

— Я все еще злюсь, что они украли у меня этот момент.

— Лэй, ты же показал мне его, когда мы пролетали над ним…

— Но я хотел провести тебя по нему вечером. Лично.

— Мы все еще можем это сделать. — Я улыбнулась. — В общем, они сказали, что у нас будет чудесный завтрак с каким-то невероятным чаем. Якобы с травами прямо из сада.

Он скептически посмотрел на меня:

— И это должно было быть сегодня?

— Да.

Он покачал головой.

— Твой отец тоже говорил, что церемония должна быть сегодня. Журналисты были…

— Что? — В лице Лэя появилось нечто почти комичное. — Сюда должны были приехать журналисты?

— Да. Они уже были в пути. Мне кажется, даже приехали. Дядя Сонг сказал, что Чен и ты их прогнали.

— Никаких журналистов не было.

— Что? — Я моргнула. — Не может быть…

— Мы дрались с кучей людей моего отца, но никаких журналистов не было.

— Я уверена, он сказал, что они уже в пути…

— Если Великий Хозяин Горы приказывает привезти камеры в «Цветок лотоса», они появляются за секунды, не за минуты. Ни один репортер не заставит моего отца ждать.

У меня в животе все скрутило. Какой-то липкий, тошнотворный холод подкатил к горлу.

— Но тогда…

— Не переживай. Восток — он… своеобразный. Но позволь мне помочь тебе в этом разобраться. Для начала проверим, насколько можно доверять моим теткам, когда дело касается отца. — Он развернулся и пошел вперед. — Пошли.

— Куда?

— К повару.

— Ла-а-адно… — Я двинулась следом за Лэем по коридору, чувствуя, как в голове гудит от тяжелой мешанины мыслей и эмоций.

День, который казался таким четким, выверенным и продуманным, теперь выглядел, как сплошной клубок лжи и манипуляций.

Так… значит, журналисты не собирались приезжать сегодня? Зачем тогда врать об этом?

Уверенность, которой я цеплялась весь день, начала расползаться, как туго намотанная катушка, которую вдруг отпустили, и она понеслась, теряя форму, контроль и смысл.

Что, блядь, вообще происходит?

Мы шли по коридору, а в голове крутился вихрь сомнений и вопросов. Каждый момент прокручивался заново, как заевшая кинопленка.

Я все не так поняла?

Эта неопределенность точила изнутри.

Воздух в коридоре был наполнен запахом свежих цветов и отполированного дерева, но даже он не мог утихомирить бурю внутри меня.

Я посмотрела на Лэя. Его спина — широкие плечи, напряженные решимостью. Его сосредоточенность резко контрастировала с нарастающей в моей груди тревогой.

Я чувствовала себя кораблем, потерявшим курс. Там, где раньше был ясный горизонт, теперь клубились темные, враждебные тучи.

Когда мы приблизились к кухне, воздух наполнился аппетитными ароматами — жареное мясо, свежие травы, выпечка… Все это сплелось в настоящую гастрономическую симфонию.

Черт. Тут вовсю кипит работа. Неужели у меня теперь будет собственный шеф? Мои сестры и я, похоже, будем чертовски избалованы.

Сама кухня была настоящим ульем, повара сновали туда-сюда, сосредоточенно работая над разными блюдами. Их руки двигались с точностью и отточенностью.

Другие слуги полировали фарфоровую посуду. Аккуратно. Методично.

Тем временем кухня представляла собой настоящий пир для чувств. В воздухе стоял звук шкворчащих сковород и звон посуды, перемешанный с насыщенными, сытными ароматами готовящихся блюд. Тепло, исходящее от духовок и плит, наполняло помещение уютом и домашним теплом, контрастируя со свежестью только что нарезанных трав.

Шеф — высокий мужчина с доброй улыбкой, заметил Лэя и подошел ближе:

— Помимо чайной церемонии, мы также готовим ваш ужин, Хозяин Горы. Ваш отец сказал, что вы хотели бы поужинать в саду сегодня вечером, сразу перед закатом.

Лэй нахмурился:

— Ах да? Он так сказал?

— Да, сэр.

Лэй покачал головой и посмотрел на меня:

— Где ты хочешь поужинать сегодня, Мони?

— В саду мне подойдет.

— Значит, будет сад. — Лэй обернулся к шефу: — У меня к вам вопрос.

— Да, Хозяин Горы.

— Вам поступал приказ приготовить завтрак и провести чайную церемонию сегодня?

Улыбка шефа чуть померкла, он задумался:

— Сегодня?

— Да.

К моему изумлению, шеф покачал головой:

— Нет, сэр. На сегодня ничего такого не планировалось.

— Хммм. — Лэй взглянул на меня.

Что за хрень? Но они же сказали, что все должно быть сегодня… И когда Лэй появился, мы якобы уже не успевали.

Лэй снова повернулся к шефу:

— А что именно сказал мой отец?

— Сегодня рано утром Великий Хозяин Горы позвонил мне лично и сказал, что официальная чайная церемония будет завтра. Он велел нам посвятить весь сегодняшний день подготовке дома. Сказал, что вскоре появится с новой Хозяйкой Горы, чтобы показать ей все, и велел держаться тихо и сосредоточиться на своих обязанностях.

Черт. Лео меня использовал?

Морщина между бровей Лэя стала глубже:

— То есть, чтобы окончательно прояснить, не было никаких распоряжений готовить завтрак или устраивать церемонию сегодня?

— Нет, Хозяин Горы, — подтвердил шеф. — Нам велели готовиться только к завтрашнему мероприятию.

— И сколько человек должно быть? — уточнил Лэй.

— Великий Хозяин Горы сказал, что за главным столом будут сидеть семь человек. А еще нужно накрыть буфетный стол для прессы, они будут набирать еду и есть в саду.

Семь человек?

Лэй провел рукой по волосам:

— Спасибо, шеф.

Тот кивнул и вернулся к своей работе, оставив нас вдвоем стоять среди гудящей, полной движения кухни.

— И что это теперь значит? — спросила я, глядя на Лэя.

— Это значит, что у моего отца с самого начала был гораздо более масштабный план, — голос Лэя звучал раздраженно. — Более того, весь сегодняшний день был подстроен ради чего-то большего. Он знал, что чайной церемонии сегодня не будет. Он привез тебя сюда, чтобы провести с тобой время наедине и заставить тебя саму подтвердить, что она состоится завтра.

— Ладно… то есть… что, блядь?

— Сейчас объясню. — Он мягко взял меня за руку и повел прочь из кухни. — Когда ты была с моим отцом, он проверял твоих фрейлин?

— Да. Они дрались на веранде.

— А когда убедился, что они его устраивают, то повел тебя внутрь?

— Да. Хотя, по-моему, он хотел продолжить, но твои тетки его остановили. Они все твердили, что времени мало…

— Они знали, что скоро приеду я, а не какие-то журналисты. И знали, что никакой чайной церемонии не будет. Это было очевидно.

— Откуда им это знать?

Лэй остановился прямо перед лестницей и повернулся ко мне:

— Потому что, Мони… чайная церемония означает, что ты должна была заварить свой первый чай на Востоке.

— Ну и что?

— А то… — он внимательно посмотрел на меня, опустив взгляд на мои губы, а потом снова подняв глаза, — что сам процесс заваривания и чаепития — это не просто бытовой ритуал. Это изящный танец… безмолвный разговор уважения, любви и гармонии между тем, кто подает чай, и тем, кто его принимает. Первая чашка — это очень публичный, но при этом интимный акт любви.

— Подожди. Твой отец объяснял это как часть традиции, а ты сейчас описываешь все так, будто мы вот-вот переспим.

— Вот теперь ты начинаешь понимать.

— Нет, Лэй. — Я покачала головой. — Ни хрена не понимаю. Тебе придется разжевать это подробнее.

— Разжую. — Он усмехнулся. — Но что было дальше?

— Я вошла и просто офигела от того, как выглядит дом. А потом он остановил меня прямо здесь, где мы сейчас стоим.

— И какие испытания он тебе дал?

— Стоп. А с чего ты вообще знаешь, что он меня испытывал?

— Потому что вся моя жизнь состоит из испытаний. Так что было у тебя сегодня?

— Он спросил… люблю ли я тебя.

Теперь уже он моргнул:

— Ну, раз ты еще жива, значит… ты сказала «да».

Я покраснела:

— Сказала.

Он провел языком по губам:

— Я тоже тебя люблю.

— Ну еще бы.

Его глупая улыбка вернулась:

— А какой был второй вопрос?

— А с чего ты решил, что он был?

— Я знаю этого человека всю свою жизнь.

— Ну… он спросил, влюблена ли я в Дака.

Лэй вскинул брови:

— Серьезно?

— Ага.

— Ну, раз ты все еще жива, значит, ответила «нет».

— Точно. И вот тогда я заметила, что у него в руке нож.

— Он, мать его, чересчур быстрый ублюдок. Может убить за секунду. — Лэй покачал головой. — Ты больше никогда не должна оставаться с ним наедине.

— Но, Лэй… чайная церемония.

— Ах да. Чайная церемония. — Лэй взял меня за руку и повел вверх по лестнице. — Ты слышала, сколько гостей, по словам шефа, будет за главным столом?

— Да. Он сказал — семь.

— Так кто эти семь человек? Ты всех их знаешь. — Он повел меня по направлению ко второму этажу. — И я предполагаю, что раз ты прошла испытания, он решил поднять тебя наверх?

— Ага. — Я начала перебирать в голове, кто может быть за тем столом. — Я… и Лео.

— Да. Это двое. Кто еще?

— Сонг?

— Конечно. Это Великий Заместитель Хозяина Горы.

— И… твои тетки.

— Это пятеро. А кто еще двое? — Лэй вывел нас на второй этаж и повел по коридору. — Моему отцу было известно с самого утра, кто сядет за стол. Когда он звонил шефу, он уже знал всех семерых. Помни: он всегда на три шага впереди.

— Подожди. — Я остановилась посреди коридора. — Значит… твой отец знал, что церемонии сегодня не будет. Но весь день он уверял меня, что она состоится. Зачем?

— Потому что ты должна была сама осознать, почему эта церемония так важна.

— Он не мог просто сказать мне это?

— Ты все еще думаешь, что мой отец — нормальный и прямолинейный человек?

— Ладно, ладно. — Я выпустила его руку. — Стой. Мы поднялись в спальню, и он начал рассказывать про наших матерей…

— Что было очень умно. Он знал, что у тебя появятся вопросы, и заранее знал, какие именно.

— Понятно.

— И ему нужно было дать тебе настоящие ответы, чтобы ты ему доверилась. Потому что, как только ты доверилась на этом уровне, он смог запустить остальную часть плана.

— То есть… чайную церемонию?

— Именно.

— Но почему не провести ее сегодня?

— Ты уже догадалась, кто еще два человека должны быть за столом завтра? — Лэй поднял семь пальцев. — Пятерых мы знаем: ты, мой отец, дядя Сонг и тетки. Кто еще?

Я распахнула глаза:

— Ты.

Лэй кивнул:

— И Чен. Сейчас он — Заместитель Хозяина Горы.

Вдруг все стало обретать смысл.

Лэй направился к следующей лестнице — на третий этаж.

Я пошла за ним:

— Но ведь ты бы в любом случае не согласился проводить церемонию сегодня.

— Ни за что. Я бы попытался убить его. Как и собирался, как только увижу.

— А к тому моменту, как ты его увидел… он уже успел убедить меня, насколько важна эта церемония.

— Вот именно.

Мы начали подниматься по ступеням.

Пазл начинал складываться.

Лэй продолжил:

— А если ты уверена, что церемония — это правильный шаг… угадай, кого ты убедишь в этом?

Я нахмурилась:

— Тебя.

— С ним всегда все глубже, чем кажется. — Лэй провел рукой по волосам. — Дело не в желаниях в их прямом смысле. Все сводится к контролю… и к тому, чтобы выстроить сцену для чего-то большего.

Когда мы дошли до главной спальни, Лэй на секунду замер, огляделся и тихо выдохнул:

— Вау. И это он тоже переделал.

— Да.

— Все новое… совсем другое. Современно. Стильно. — Лэй кивнул. — Не плохо, отец. Совсем не плохо.

— А зачем он все это поменял?

— Он хотел произвести на тебя впечатление. И сделать тебя счастливой. — Лэй посмотрел на меня. — Ты счастлива?

— Да… по крайней мере… думаю, что да. — Я медленно обвела комнату взглядом. — Мне не нравится, что мной сегодня играли.

— Добро пожаловать в семью. Это Восток. Здесь все не то, чем кажется.

— Мне это не нравится.

Он встал передо мной:

— Тогда мы все изменим.

— Мы. — Я посмотрела на него. — То есть… церемонии не будет завтра?

Лэй рассмеялся:

— Как раз наоборот. Мы точно ее проведем.

Я моргнула:

— Серьезно?

— Конечно. Это важно.

— Подожди. — Я покачала головой и отступила на шаг. — Почему ты вдруг с этим согласен?

Усмехаясь, он подошел к моей кровати. Но он не просто сел, он рухнул на нее всем телом, раскинувшись на мягком матрасе и уставившись в потолок.

Я подошла, легла рядом с ним на кровать и уткнулась в его бок:

— Ты собираешься сказать мне, почему теперь так горишь желанием провести чайную церемонию?

— Начнем с того, что сегодня испытывали не только тебя. Меня тоже. — Он повернулся ко мне лицом, и в этих чертовски притягательных глазах сверкнула нежность. — По идее, я не должен соглашаться на эту церемонию. Это значит сыграть по его правилам. Но как я могу сказать «нет»… если каждое его движение сегодня било точно в мою любовь к тебе. В мою жажду обладать тобой.

— В смысле?

— Для начала тебе стоит понять, что на самом деле символизирует чайная церемония.

Я приподняла бровь:

— Окей… расскажи.