Грязные отношения

Глава 18

В целом пока все не так плохо. Бойцов оказывается весьма неглупым мужиком и не идёт на поводу эмоций.

— Итак, вы покалечили моего сына… — начал он.

— Да мы так… чуть-чуть совсем, — перебивает его Гера. — А чего он? Сразу бы сказал кто он и этого недоразумения можно было бы избежать.

— Недоразумения? — тихо свирепеет Бойцов, а я прикидываю в уме, что ему такое сказать, чтобы хоть немного оправдаться.

— Так у него на лбу не написано кто он, — Гера — само спокойствие. — И потом, мы ведь его только немножко помяли. Почти ничего не сломали…

— Ничего?! — рявкает Бойцов.

— Ну… ничего жизненно важного, — поправляет себя Гера.

Бойцов берет себя в руки.

— Виктор Алексеевич, — наконец вступаюсь я. — Мы понимаем свою вину. Гера… он лишь делает свою работу.

— А ты, — он обращается ко мне. — Что ты ему вколол?

— Теапентал натрия, — отвечаю. — Это сыворотка правды — просто наркоз, после которого мозг человека не способен напрячься и сгенерировать ложь. Гере нужна была информация. Я облегчил процесс.

— Благодетель нашелся, — фыркает Бойцов. — Но ты мне можешь быть полезен.

— А я? — Гера обиженно складывает руки на груди. — Знаете, как я ювелирно работаю?

— Заметил! — рявкает Бойцов. — И ты меня изрядно нервируешь!

— Виктор Алексеевич, — вновь вступаюсь я, — что я могу для вас сделать? Сделать за двоих. Сами понимаете, Гера…

— Можешь не продолжать, — нервы Бойцова потихоньку сдают. — В общем, так. Сделаете для меня одну работёнку, сможете ещё ходить. Нет, так я вам инвалидность хоть сейчас, лично пропишу.

— Ближе к делу, — невозмутимо торопит его Гера.

Я одариваю его уничтожающим взглядом. Кажется, ещё слово и нервы Бойцова лопнут окончательно, и он нас пустит в расход.

— Через пару дней встретишь мне одного человечка, — уже спокойнее продолжает Бойцов. — Человечек не простой. Имеет связи в органах. Светить перед ним лицом нельзя. Тачкой тоже. Убивать нельзя. Но нужно аккуратно узнать его планы, и если они не соответствуют моим, то направить на путь истинный. Убедить ласково и аккуратно. Предупреждаю сразу: человечек крепкий. Потрудиться придется. Он и сам может вас так скрутить — мало не покажется. Упустите — я вас прикрывать не буду. Но если каким-то чудом у вас все получится, то проживете ещё долго, а вот счастливо не обещаю.

— Он будет один? — уточняю.

В принципе оглушить и обколоть его не составит труда. Наверное.

— Один, — кивает Бойцов. — Прилетает послезавтра. Вот его номер рейса, — мужчина выписывает все данные на лист бумаги, а затем находит фото в телефоне. — А вот так он выглядит.

— Не хило, — присвистывает Гера. — Нормальный такой шкаф.

Бойцов с лютым раздражением смотрит на парня. Ещё немного и у него глаз начнет дёргаться от поведения Геры. Надо бы чуть прижать моего друга.

— Из аэропорта он поедет на своей тачке, — продолжает Бойцов. — В людном месте зажимать нельзя. Так же нельзя, чтобы он добрался до дома. При нем будет пакет. Небольшой. Примерно с корпус телефона. Так вот мне нужен этот пакет и вся информация по нему.

— А если пакета при нем не окажется? — уточняю.

— Он точно будет при нем, — Бойцов сжимает кулаки. — Хоть в задницу ему залезьте, но обыщите его всего. Ясно?!

— Ясно, — чуть морщусь от неприязни.

— Никакого оружия, — продолжает Бойцов. — По лицу не бить. Одежду не трогать. Любые отпечатки — и вам заметут. Вколоть какую-то дрянь можно, но тогда придется дождаться, чтобы все выветрилось.

— Ясно, — киваю.

— И последнее, — с удовольствием произносит Бойцов. — Если он скрутит вас, и вы меня сдадите, то обещаю, что вычищу всю вашу родословную. Так что советую не ошибаться.

— Понятно, — опережаю с ответом Геру, который явно хотел ввернуть что-то из своего репертуара.

— Что ж, удачи, — Бойцов откидывается на спинку кресла, показывая что разговор окончен.

Нам на головы надевают мешки и ведут к выходу. Бойцов явно не намерен светить своим адресом.

Его шестерки скручивают нас, связывают руки и заталкивают в фургон. Затем ещё почти час езды на холодном трясучем полу машины.

Когда у меня уже занемели все мышцы спины от напряжения, фургон останавливается, нас грубо хватают за воротники и вышвыривают прямо на обочину.

— Черт, — сглатываю кровь от разбитой губы. — Вот же влипли! Помоги развязать руки!

— Да я как бы и сам не свободен, — заявляет Гера, валандаясь где-то рядом.

Кое-как изловчившись, мы усаживаемся спинами друг к другу и по очереди пытаемся развязать руки.

К счастью, рядом мы нащупываем бутылку. Разбив ее ботинком, я выбираю один осколок и ещё минут пятнадцать трачу на перерезание веревки.

Гера освобождается, снимает с себя и с меня мешок, а затем и сам тратит примерно столько же, чтобы перепилить мою верёвку.

— Ну что ты там возишься?! — рявкаю на него, когда уже перестаю чувствовать свою пятую точку от холода. К тому же джинсы уже промокли от снега, таявшего под нашими задницами.

— Да сейчас, — злится Гера. — Я уже себе все пальцы отморозил и порезал. Думаешь легко эту дрянь пилить?

— Заткнись и пили! — его злость переходит и на меня. — С меня согревающее.

— Другой разговор, — тут же оживляется Гера и пилит активнее.

Наконец я свободен и весь изрезан осколком. Гера явно даже не думал об аккуратности.

— Все, теперь надо словить тачку, — поднимаю плечи от холода. На мне только футболка и джинсы. Ладно хоть ботинки есть.

— Да, — притоптывает Гера. На нем тоже только футболка, джинсы и домашние тапки. — Только не ездит здесь никто. Надо к главной дороге выйти.

Ещё через двадцать минут мы наконец выходим на трассу, где нас ласкают взглядом местные «бабочки».

— Вон та симпатичная, да? — облизывается Гера. — Молоденькая совсем. Я таких люблю.

— Мы здесь не за этим, — одергиваю его. — Нас бы только за шлюх приняли и ладно. Иди лови тачку. Я чуть дальше отойду.

— Почему? — удивляется Гера.

— А ты бы взял ночью на трассе двух мужиков, у которых руки в крови? — задаю резонный вопрос. — Вот и никто не возьмёт. Так что как поймаешь, потом притормозишь возле меня. Так бомбила может и не соскочит.

Отхожу подальше, но к счастью, Гера быстро умудряется поймать дальнобойщика. Мы наконец доезжаем до ближайшего бара и вливаем в себя первую порцию алкоголя.

Живы — уже хорошо. Остальное как-нибудь перетрем.