Гувернантка

Глава 12

В восемь вечера она была одета и готова к выходу. Они с Тори поужинали вдвоем в комнате Энн, и теперь девочка уютно свернулась калачиком на ее кровати вместе с Плашем. Медведь, подаренный Келли, отсутствовал. Энн последний раз оглядела себя в зеркале, и Тори с детской непосредственностью воскликнула:

– Ты похожа на сказочную принцессу!

Ту, которая нашла своего принца? Но принцу она не нужна. Или нужна только в постели. Может быть, это платье заставит его передумать? Эта мысль возникла неизвестно откуда. Нет, мне не нужен Мартин! – в панике подумала Энн. Я не люблю его. Конечно нет. Или люблю? Разве я не отдала бы сотню таких кулонов за то, чтобы он держал меня в объятиях и говорил, что любит меня?

Она снова посмотрелась в зеркало. Ее волосы были высоко подобраны, оставляя обнаженной длинную молочно-белую шею. Платье сидело идеально, кулон таинственно мерцал на груди, в то время как серьги в ушах сверкали и сияли. Она казалась спокойной и элегантной.

Спокойствие было фальшивым. Но платье – настоящим. Может быть, оно действительно способно заставить Мартина посмотреть на нее другими глазами? Глазами, которые видят не одно только тело? Тело, которое носит его ребенка. Энн не хотела, чтобы ее ребенок рос без отца. Значит, в этом все дело?

Она призналась себе, что всячески избегает правды. Мартин нужен ей сам по себе – телом и душой. С его пылом и нежностью, с его смехом и внимательностью. Нужен для нее самой. Так же, как и для ее ребенка. Так, может быть, это любовь?

Тори, слегка поежившись, сказала:

– У тебя такой вид, будто ты увидела привидение.

Энн быстро взглянула на девочку.

– Я… я просто мечтала.

– Держу пари: папа тоже скажет, что ты похожа на принцессу.

– Твоя мама затмит меня, Тори.

– Но ты симпатичней; – наивно возразила Тори.

Энн едва сдержала улыбку.

– Спасибо за то, что помогла мне застегнуть кулон, – сказала она; застежка оказалась слишком мелкой, чтобы справиться самой.

– Он такой классный! Ты, наверное, очень нравишься папе, если он подарил тебе его.

Энн ласково произнесла:

– Он просто хотел выразить свою благодарность, Тори. Не строй воздушных замков.

Чем в данный момент занималась она сама.

Завтра, подумала она. Завтра нужно сказать Тори, что вскоре я уйду. Энн думала об этом с ужасом. Но сделать это было необходимо, и сделать со всем тактом и заботой.

– Спущусь-ка я вниз, – сказала Энн. – Уже пора выходить.

Тори соскочила с кровати и схватила ее за руку.

– Я тоже пойду.

Почувствовав тепло маленьких пальцев, Энн едва не расплакалась. Она любила Тори. В этом не было никаких сомнений. И ей будет ужасно трудно и больно сказать ей «прощай». Отбросив эти мысли, Энн улыбнулась девочке.

– Спасибо за помощь.

Поэтому, когда Энн спускалась по изогнутой лестнице в холл, она чувствовала моральную поддержку Тори, придававшую ей смелости. Мартин и Келли уже ждали ее внизу. Мартин был ослепительно красив в смокинге и белой рубашке. Что же касается Келли, серебристое платье делало ее похожей на настоящую принцессу – ту, которая получила своего принца, с болью в сердце подумала Энн.

Мартин с непосредственностью воскликнул:

– Ты выглядишь сногсшибательно, Энн!

Его улыбка была такой выразительной, что Энн затрепетала.

– Спасибо… Здравствуй, Келли.

Келли смотрела на кузину так, словно видела ее впервые. А когда заметила кулон, то стала похожей на школьницу, обнаружившую, что кто-то другой вместо нее получил первый приз.

– Полагаю, платье для тебя выбирал Мартин, – с еле уловимой зловещей интонацией прот изнесла она. – У него всегда был хороший вкус.

– Вообще-то я нашла его сама, – ответила Энн.

Келли издала возглас, знакомый ей с детских лет.

– Мы заедем за мамой по пути к Лоутонам, она тоже приглашена. Мама ошибалась, говоря, что ты никогда не будешь такой красивой, как я.

Ну как можно испытывать неприязнь к Келли, сокрушенно подумала Энн.

– Ты очень добра, – искренне ответила она. Келли взглянула на дочь.

– Мне было бы очень приятно, если бы ты меня обняла, малышка… только не помни мне платье.

Тори подчинилась, затем сказала:

– Пап, ты потрясающий!

Мартин подхватил ее на руки и закружил в воздухе.

– Спасибо, милая. Тебе будет хорошо с Дороти, она на всю ночь останется в нашем крыле.

– Дороти сказала, что я могу до половины десятого смотреть телевизор.

– Только не увлекайся попкорном в шоколаде.

Жаль, что я не могу тоже остаться дома и смотреть телевизор, подумала Энн. А через пятнадцать минут, когда к ним в лимузине присоединилась Нина в голубом атласе, Энн пожалела об этом еще больше. С Мартином Нина была холодно вежлива, с Келли – преувеличенно сердечна. А Энн – бросив на нее один неприязненный взгляд, который не пропустил ни платья, ни кулона, – совершенно игнорировала.

Для той это было только к лучшему. Вечер и без язвительного языка Нины сулил ей массу неприятностей. Тем не менее она не смогла преодолеть легкой дрожи предвкушения, когда машина остановилась перед огромным помпезным домом Лоутонов, построенным в псевдосредневековом стиле. Высокие узкие окна, стрельчатые арки, башенки – все это там было. Что же касается интерьеров, Энн немедленно отметила великолепную работу дизайнеров и полное отсутствие души и индивидуальности, которые были свойственны дому Мартина, с его эклектичной коллекцией картин и милых сердцу вещиц.

Однако Лоутоны оказались славной, радушной четой. Их единственный сын, Джим, приехавший из Вашингтона, был красивым, холеным блондином. Он поцеловал Келли, с которой явно был знаком, в обе щеки, на Мартина посмотрел холодным оценивающим взглядом, озадачившим Энн, и с энтузиазмом пожал руку ей.

– Счастлив познакомиться с вами, – сказал он с очаровательной мальчишеской усмешкой. И перед самым началом концерта, проходившего в гостиной рядом с бальным залом, уселся в соседнее с ней кресло.

Ей удалось потерять в этой толпе Мартина и Келли, а компания Джима была явно предпочтительнее общества Нины.

– Думал, что этим рукопожатиям конца не будет, – прошептал он. – Когда концерт закончится, начнутся танцы. Вот это будет настоящая музыка.

– Вы не любите классическую музыку?

– Она хороша, когда тебе шестьдесят пять. Вся толпа после концерта устремится в бальный зал, танцевать вальсы. Но самое интересное – рок-н-ролл – будет в задней половине дома. Я хочу пригласить вас, Энн.

– Спасибо, – вяло ответила та. – Откуда вы знаете Келли?

– О, я познакомился с ней года за два до ее отъезда в Италию, – уклончиво ответил он. – А что у вас с Мартином?

– Он мой работодатель. – Когда Джим бросил на нее многозначительный взгляд, Энн более резко, чем собиралась, пояснила: – Я присматриваю за его дочерью.

– Ну, ну… О-ох, уже вышел пианист. Мне лучше заткнуться. Мама терпеть не может, когда я болтаю во время игры. Какая разница, говорю я, просто один шум накладывается на другой. – Он усмехнулся. – Ее просто трясет.

Возможно, Джим и легкомыслен, сказала себе Энн, но он отвлекает меня от маневров Келли. Та завладела вниманием Мартина и не отпускала его ни на минуту. Энн заглянула в позолоченную программку и настроилась с удовольствием послушать музыку. Пианист был первоклассный, и музыка успокоила ее. Но затем появился Мартин, потребовавший, чтобы она сопровождала его, Келли и Нину в бальный зал, где оркестр уже настраивал инструменты, а официанты в белых смокингах разносили шампанское и закуски. Джим испарился, пообещав прийти на помощь через полчаса. С мрачной решимостью Нина заняла Энн беседой.

Поэтому первой, с кем пошел танцевать Мартин, была Келли. Они составляют поразительно красивую пару, с болью в сердце думала Энн. А с ней Мартин не более чем вежлив. Жалея, что не сидит рядом с Брюсом в машине с мигалкой, где хотя бы знала, кто она такая, Энн сказала:

– Келли просто очаровательна, Нина.

Звенящим голосом та ответила:

– Она оставила графа. Она вернулась сюда насовсем. Они с Мартином снова поженятся. Ради Тори.

Шампанское пролилось из бокала Энн на платье. Она опустила ресницы, чтобы скрыть выражение глаз. Ну конечно! Почему она раньше не догадалась, что для приезда Келли должна существовать весьма серьезная причина? И что она может быть связана с Тори?

Келли и Мартин снова пара. Келли, Мартин и Тори – семья. Дрожащими пальцами Энн стряхнула капли с платья и совершенно искусственным голосом воскликнула:

– Посмотрите, что я наделала, неуклюжая! Пожалуйста, извините меня, Нина. Пойду попробую высушить это в дамской комнате.

Энн встала. Тысячи сверкающих огней расплывались у нее перед глазами. Она изо всех сил сдерживала слезы: если бы они полились, их было бы уже не остановить.

В дамской комнате перед зеркалом стояли вазы с красными розами. Может быть, удастся просидеть здесь до конца вечера, подумала Энн. По крайней мере, здесь Мартин меня искать не будет… Он вообще не будет меня искать. Он снова женится на Келли, матери Тори. Слава Богу, что мне хватило ума не рассказывать ему о своей беременности. Но что буду чувствовать я, давая жизнь его ребенку и зная, что Мартин для меня потерян навсегда?

Другие женщины входили и выходили, болтая и смеясь. Через некоторое время Энн встала, подкрасила губы и направилась в заднюю часть дома, где грохотал рок, вспыхивали и гасли разноцветные огни. Пройдя в глубь комнаты, она увидела Джима, махавшего ей рукой.

– Искал вас везде! – крикнул он. – Даже в бальном зале. Как вам это понравится? Давайте танцевать.

Все было лучше, чем немое отчаяние, в тисках которого корчилась Энн. Поэтому она стала танцевать, с трудом двигая руками и ногами. Музыка гремела, и разговаривать было невозможно, что для Энн оказалось весьма кстати.

Когда гитары и ударные смолкли, Джим повел ее к буфетной стойке, уставленной изысканными кушаньями. Энн подносила ко рту креветку, когда заметила на другом конце комнаты широкие плечи Мартина. Она попыталась спрятаться за кем-то, но слишком поздно: он уже увидел ее. Энн могла бы снова сбежать в дамскую комнату, но упрямство и гордость заставили остаться на месте.

Мартин подошел к ней; даже в полутьме было видно, что он кипит от негодования.

– Где, черт возьми, ты была? – прошипел он.

– Танцевала с Джимом. – Который, как она заметила, увлеченно поедал ананас, словно Мартина и не существовало.

– Пора бы тебе потанцевать со мной.

– Я так не думаю, Мартин. Возможно, ты и одеваешь меня, но я тебе не принадлежу.

Дыхание со свистом вырывалось из его груди.

– Я дважды танцевал с Келли. Я танцевал с ее матерью, что было незабываемым опытом. Я танцевал с матерью Джима и двумя его сестрами. А теперь я потанцую с тобой.

– Я не хочу с тобой танцевать!

Он взял ее под руку.

– Обсудим это где-нибудь в другом месте.

Мгновение Энн одолевало желание устроить сцену – возможно, от этого ей стало бы легче. Но Лоутоны принимали ее с таким радушием, и Джим был добр к ней на свой манер – они не заслужили от нее такой черной неблагодарности.

– Отпусти меня, – попросила Энн. – Я пойду по собственной воле или не пойду вообще.

Мартин с невольным восхищением посмотрел на нее.

– Ты не в духе. Но я исправлю тебе настроение.

Он медленно провел руками от ее плеч до запястий. Легонько сжав пальцы одной руки, Мартин поднес их к губам и поцеловал каждый в отдельности. Энн словно приросла к месту, ярость и желание боролись в ней. Наконец она вырвала руку и бросила Джиму:

– Я вернусь! Очень скоро!

Энн зашагала по танцевальной площадке, но, прежде чем дошла до ее края, вновь зазвучала музыка. Она резко повернулась к Мартину.

– Ты хотел танцевать. Давай потанцуем.

Музыка грохотала в такт биению сердца, она отдалась ее ритму, в чувственном движении забыв обо всякой осторожности. Энн танцевала так, как никогда в жизни, ее глаза сверкали, тело извивалось, щеки раскраснелись отнюдь не только из-за танца. Мартин не отрывал от нее взгляда. При последних аккордах он закружил ее, а затем, обняв, крепко поцеловал в губы. Энн, со всей страстью ответившая на поцелуй, словно издалека услышала восторженный свист. Мартин резко отстранился.

– На виду у публики, – сказал он. – Очень плохо.

Он снова держал себя в руках и владел ситуацией. В то время как Энн стала вдруг безвольной, как тряпичная кукла. Срывающимся голосом она сказала:

– Ты доволен? Ты получил свой танец. А теперь ступай обратно к Келли.

– А что, если я не хочу?

– Я думаю, хочешь… Знаю, что хочешь. Как бы то ни было, позволь объяснить тебе кое-что. – Она глубоко вздохнула, мечтая только о том, чтобы все это поскорее закончилось. – Я не вторая женщина Мартина Крейна. И никогда ею не буду.

Ледяным тоном Мартин спросил ее:

– Ты говоришь мне правду, Энн? Подумай как следует, прежде чем ответить.

Он давал ей шанс, а у нее не было выбора. Потому что она была беременна его ребенком.

– Да, это правда, – ровным голосом сказала Энн. – Завтра я скажу Тори, что ухожу, и при первой же возможности сделаю это.

– Прекрасно, – сказал Мартин, повернулся на каблуках и сквозь толпу пошел к выходу.

Энн, окаменев, смотрела ему вслед. На этот раз Мартин не вернется. Он отправится к Келли, которая встретит его с распростертыми объятиями. Я сделала это. Ну и место же я выбрала, чтобы разбить себе сердце!

Зазвучала следующая мелодия, и Энн устремилась в дамскую комнату, на этот раз чтобы отыскать свою сумочку и посмотреть, хватит ли ей денег на такси до дома Мартина. Давно надо было уйти. А завтра она начнет новую жизнь. Она сможет. Она ведь известна своей храбростью, не так ли?

Прошло пятнадцать минут. Чувствуя себя постаревшей на десять лет, Энн заставила себя встать. Через двенадцать часов она вернется в свою квартиру, а через неделю, если повезет, будет на пути в Олбани.

С бледным лицом она вернулась туда, где звучали смех, музыка, шум голосов. Лоутоны должны быть довольны: вечеринка удалась. Осталось только найти телефон – и ее здесь не будет.

– Эй, – окликнул ее Джим, – вы не меня ищете?

– Джим, не могли бы вы вызвать мне такси? – спросила она с прямотой отчаяния. – Я… У меня разболелась голова. Но я не хочу, чтобы Мартин знал, что я ухожу.

– О, – небрежно бросил Джим, – с этим проблем не будет. Они с Келли только что уехали. К ней в отель – кажется, так она сказала.

На какое-то жуткое мгновение комната поплыла у нее перед глазами. Нет, я не упаду в обморок, с яростью сказала себе Энн. Цепляясь за единственное, о чем помнила, она взмолилась:

– Такси, Джим? Пожалуйста?

– Конечно… Вы действительно неважно выглядите. Но вы ведь не будете возражать, если я останусь здесь?

– Конечно нет, – покачала она головой.

Призвав на помощь все свое самообладание, Энн достойно распрощалась с хозяевами и позволила Джиму проводить ее под зонтом до такси. Дождь лил как из ведра, порывы ветра сбивали с ног. Энн забралась в машину, ее провожатый захлопнул дверцу. Дав водителю адрес Мартина, она откинулась на спинку сиденья. Она изо всех сил старалась не думать о том, чем сейчас занимается Мартин. И Келли.

Через несколько минут Энн, придерживая подол платья, чтобы не споткнуться, взлетела вверх по лестнице. Дороти уже улеглась. Тори тоже спала, разбросав по одеялу несколько книжек и Плаша. Энн застыла на пороге ее комнаты. Это последняя ночь, когда она может вот так стоять, прислушиваясь к ровному дыханию девочки, чью жизнь она спасла и которая в свою очередь совершенно изменила ее жизнь.

Энн заставила себя повернуться и пошла в свою комнату. Джинсы и рубашка, что были на ней днем, все еще лежали на кровати. Привычная одежда. Одежда, которую отныне она будет носить всегда. Энн сняла босоножки и потянулась к молнии на платье, чтобы поскорее сбросить его – как и все, что оно олицетворяло. Через пару минут, уже переодевшись, она вынула шпильки из волос и, тряхнув головой, принялась яростно расчесывать их. Изумрудные серьги уже валялись на туалетном столике, а вот кулон опять ее подвел – застежка не слушалась пальцев.

Едва соображая, Энн надела плащ и резиновые сапоги, бросила в карман ключ от парадной двери. Она прогуляется. Даже подумать невозможно о том, чтобы лечь в постель и остаться наедине с мучительными мыслями. Она всегда любила непогоду. Небольшой дождик совсем не повредит ей. Взяв напоследок карманный фонарик, Энн спустилась вниз и вышла в темноту.

Когда она оказалась на подъездной дорожке, порыв ветра заставил ее нагнуться вперед. Энн это не смутило. Теперь, когда она наконец оказалась в полном одиночестве, можно было дать волю слезам. Но ее отчаяние было так глубоко, что воспаленные глаза оставались сухими. В глубине души она чувствовала, что ее предали.

Мартин занимался любовью с ней, а теперь занимается любовью с Келли. Как он может?!

Опустив голову и почти закрыв глаза, она с усилием продвигалась вперед, понятия не имея, что будет делать, когда достигнет шоссе. Повернет обратно и мирно уляжется спать? Будет ходить по пустынным улицам, пока не упадет от усталости?

Фонарик давал очень мало света, и Энн, выключив его, постояла, чтобы глаза привыкли к темноте. Идя по краю подъездной дорожки, она вряд ли заблудится. Ветки постукивали друг об друга под ветром, верхушки высоких сосен клонились и шумели. Если закрыть глаза, то можно представить, что ты у океана, подумала Энн, и слушаешь шум моря и грохот валов, разбивающихся о скалы…

В закрытые веки внезапно ударил яркий свет. Энн распахнула глаза. По дорожке прямо на нее неслась машина, освещая фарами мокрые деревья. Водитель заметил ее, и с диким скрежетом тормозов машина остановилась в нескольких футах от Энн. Это был лимузин. Энн стояла неподвижно, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Дверца открылась, и из нее выпрыгнул Мартин. Человек, которого ей меньше всего хотелось сейчас видеть.