Мартин смотрел поверх цветов на темный пляж. Поскольку в городе сегодня был местный праздник, Мелани и ее помощницу он только что отпустил, а приготовленные блюда стояли на приставном столике. Тори уже спала. Идеальное время для соблазнения, мысленно усмехаясь, думал он. Соблазнения, которого не будет. Все, что от него требуется, – это продержаться еще одну ночь и вернуться домой свободным.
– С глаз долой – из сердца вон. Сработает ли это правило в отношении Энн? Он не был уверен, но попытаться стоило. Разве у него есть выбор?
Раздался шорох шагов по плиточному полу. Мартин обернулся – приветственная улыбка застыла на его губах. Несколько секунд он стоял словно громом пораженный. Затем обогнул угол стола и, остановившись в нескольких футах от Энн, обвел ее взглядом. Обнаженные округлые плечи, молочно-белую шею, обольстительные выпуклости грудей, тонкие запястья, охваченные золотыми браслетами, плавный изгиб бедер. Только вернувшись к лицу, он понял, что Энн смертельно напугана – жилка у основания шеи быстро пульсировала, а спина казалась негнущейся.
Выражение лица свидетельствовало о том, что в этот момент она готова оказаться в любом месте, только не здесь.
Прочистив горло, он хрипловато произнес:
– Сказать, что ты прекрасна – значит ничего не сказать. Я… Проклятье, Энн, у меня нет слов. К своему ужасу, он увидел, как в глазах Энн блеснули слезы. Ее темперамент Мартина скорее забавлял, ее слезы делали его беспомощным. Потому что она сказала, что никогда не плачет? Ему до боли захотелось обнять ее – просто для того, чтобы успокоить, но Мартин понимал: этим он нарушит данное обещание. Он дал его, совершенно не задумываясь о последствиях, и только для того, чтобы заманить Энн к себе на виллу. Но почему-то в последние несколько дней оно обрело для него глубокий смысл. Он должен сдержать обещание. Ради нее и ради себя. А что оно для него означает, он не знает. И не желает знать.
Энн наблюдала за ним с непроницаемым, как у Тори, лицом. Затем поглубже втянула в себя воздух, взяла его правую руку и демонстративно положила себе на плечо.
– Целых пять пальцев. Что ты на это скажешь?
Сердце грохотало в его груди, как барабан. Энн освобождала его от клятвы… Что еще может означать этот жест? Мартин хрипло сказал:
– Энн… ты уверена?
– Нет. Может быть… О Господи, я не знаю!
Как всегда, ее честность сбивала с толку. Келли, как он теперь понимал, никогда не лгала ему сознательно, просто приспосабливала правду к сиюминутным потребностям. Поначалу, будучи безумно влюбленным, он относился к этому снисходительно. Позже, месяцы и годы спустя, перестал доверять ей и одновременно пришел к пониманию, что доверие – это одна из важнейших основ любви.
– Ты всегда говоришь правду, Энн, не так ли? – жестко сказал Мартин. – Ты просто фонтанируешь ею, бросаешь ее мне в лицо. Или просто произносишь ее. Потому что такова твоя натура.
Она не стала делать вид, что не поняла его.
– В той жизни, где приходится спасать захваченных в заложники детей, не до лжи.
Мартин вздрогнул. Затем каким-то чужим голосом задал очевидный вопрос:
– Зачем ты положила мою руку на свое плечо?
– Зачем я надела это платье?
– Два вопроса, на которые нет ответов?
– Ты держал свое слово… не думай, что я не заметила. Эти вещи как-то связаны.
– Да, это безумное обещание стало для меня что-то значить. Что-то важное.
На какое-то мгновение в ее глазах мелькнул ужас. Мартин почувствовал, как вздрогнуло плечо под его пальцами.
– Я могу оправдать временное помешательство, – пробормотала Энн. – Может быть, это единственное объяснение, имеющее какой-то смысл.
Со сдавленным стоном Мартин привлек ее к себе. И немедленно ощутил хрупкость ее талии, тепло бедер, мягкость грудей. Всем своим существом он хотел заняться любовью с ней – такой любовью, которой прежде она не знала. Наброситься на нее, привести в восторг, доставить все мыслимые удовольствия. Остановись, Мартин, сурово сказал он себе. Не делай этого! Она начала доверять тебе, потому что ты сдержал обещание. Не разрушай этого. Только не сейчас. Она заслуживает лучшего.
Отстранившись, он грубо произнес:
– Энн, давай лучше поедим.
Она замерла, уставившись на его рубашку так, словно никогда раньше не видела пуговиц, затем вежливо проговорила:
– Да. Ты прав. Конечно.
– В противном случае, – сказал он, – знаешь, что случится?
На этот раз по ее телу пробежала дрожь.
– Да, – сказала Энн низким голосом.
Сейчас Мартин испытывал к ней только нежность. Совершенно новое для него чувство, которого Келли не вызывала в нем даже в первые дни – и ночи. Какая-то часть Келли всегда оставалась закрытой для него. Только позже он спросил себя, не было ли это одной из причин ее очарования – то, что он никак не мог добраться до ее потаенной сути, как ни пытался.
Беги, подумал он. Удирай во все лопатки, парень. Потому что, если займешься любовью" с этой рыжеволосой женщиной, ты уже никогда не станешь прежним. Ты это понимаешь. И она, возможно, тоже. Тебе ни к чему такая привязанность; Ты зарекся много лет назад.
Мартин отступил в сторону и почти весело произнес:
– Мелани уничтожит меня, если мы хотя бы не отведаем всех приготовленных ею блюд. Ты не видела Мелани на тропе войны – она страшнее, чем гнев Господень!
– Я напугала тебя, Мартин? – спросила Энн.
Из всех возможных вопросов она задала самый трудный. Он и так уже выдал слишком многое, храня верность своему обещанию. Вот все, чего ты добилась, Энн Дэвис, подумал он. Никакой привязанности. Нет, мэм. Это определенна не в моих планах. Он сдержанно произнес:
– Кроме Мелани, никто из женщин не в состоянии напугать меня.
Ее ресницы дрогнули, затем она вздернула подбородок. Отвага Энн заставила сжаться его сердце.
– Я поняла намек, – сказала она. – Так что у нас на ужин? Тори уснула нормально? Кошмары ее больше не мучают, не так ли? Это была хорошая идея – привезти ее сюда; так приятно видеть, что ей здесь нравится. Что неудивительно, тут очень красиво.
Вообще-то Энн не отличалась болтливостью. Он заметил, что она чувствует себя комфортно и в молчании. Я многое успел заметить, мрачно подумал Мартин и сказал:
– Тыквенный суп. Спаржа, лепешки, креветки под соусом карри, свиные отбивные… Мне продолжать?
– Звучит заманчиво, – ответила Энн с улыбкой, которая не коснулась ее глаз.
Следующий час надолго остался в памяти Мартина как самый мучительный в его жизни. Он и Энн были подчеркнуто вежливы друг с другом, говорили на совершенно отвлеченные темы и ели так, словно умиротворить Мелани было их главной задачей. Но наконец они покончили с ломтиками манго в имбирном сиропе и опустошили кофейные чашки, тончайшего китайского фарфора. Энн поднялась с деланным зевком.
– Пожалуй, я пойду спать, Мартин, – сказала она. – Завтра нам предстоит нелегкий день.
– Спокойной ночи, – отчетливо и размеренно проговорил он вслед Энн, выходящей из комнаты.
Несколько мгновений спустя он услышал решительный щелчок замка в ее двери. И только после этого позволил себе протяжно выдохнуть.
Ты дурак, Мартин Крейн! У тебя был шанс, и ты упустил его. Ты запросто мог бы уложить ее в постель, насладиться и забыть.
Но в его голове звучал и другой тоненький голосок. Ты думаешь, одна ночь с Энн излечила бы тебя? В таком случае ты действительно дурак. Да брось ты! – мысленно возразил Мартин самому себе. Она всего лишь женщина. И я не влюблен в нее. Ничуть!
Хочешь, чтобы я перечислил все ее достоинства? – не унимался невидимый оппонент. Начиная с отваги и заканчивая страстностью?
Ах, заткнись! – раздраженно подумал Мартин и встал из-за стола. Он отнес недоеденные блюда в кухню и поставил их в холодильник, задул свечи, зашел взглянуть на Тори, которая мирно спала, растянувшись поперек кровати. Из комнаты Энн не доносилось ни звука. Обругав себя, Мартин направился в свою спальню, принял ледяной душ без ощутимого эффекта и натянул длинные трусы, в которых всегда спал. Затем, прихватив стопку статей, которые собирался прочесть вот уже две недели, и улегся в постель.
Келли никогда не спала в этой постели. Ей нужны были острова, на которых собирался высший свет, где были казино и ночные клубы. А не мирная Эльютера, с ее темным песком и единственным крошечным городком. Энн была единственной женщиной, побывавшей здесь.
Нет, он не будет думать об Энн. Завтра он простится с ней у дверей ее квартиры, и на этом все кончится. К счастью, Тори сохраняла настороженность по отношению к Энн. Не хватало ему еще трудностей такого рода! Стиснув зубы, Мартин достал ручку и начал делать пометки.
Два часа спустя ему все же удалось одолеть половину статьи о повышении цен на высококачественную сталь. Подняв брови, он быстро подсчитал все за и против в споре на эту тему. Внезапный крик нарушил мирную тишину ночи. Его ручка споткнулась на полуслове, он поднял голову, словно животное, почуявшее опасность.
Тори. Очередной кошмар.
Не тратя времени на то, чтобы накинуть какую-нибудь одежду, он одним движением вскочил с кровати и устремился в коридор. Но, распахнув дверь комнаты дочери, увидел, что Тори по-прежнему мирно спит, обхватив рукой Плата. Кричала не Тори. Значит, Энн.
Даже не постучав в дверь, он распахнул ее и с тревогой спросил:
– Энн… что случилось?
Ее голос, раздавшийся с другого конца комнаты, дрожал.
– Ч-что-то прыгнуло ко мне в п-постель.
Когда Мартин включил свет, самая огромная ящерица, которую он когда-либо видел, пробежала по покрывалу и, свалившись на пол, исчезла под кроватью. Задохнувшись от ужаса, Энн вжалась в спинку. Мартин сел на постель и рассмеялся.
Содрогнувшись, она сбивчиво заговорила:
– Она пробежала по моему л-лицу и разбудила меня… Прекрати, Мартин, это ни капли не смешно!
А тот уже просто задыхался от смеха.
– Ты можешь вести переговоры с вооруженным преступником и разбираться с последствиями автокатастрофы, а какая-то ящерица заставляет тебя кричать от ужаса? О, Энн, я нашел твою ахиллесову пяту!
– А ты бы попробовал испытать это на себе! В кромешной тьме по твоим щекам скользят когти… Мартин, пожалуйста, ты не мог бы перестать смеяться?
Теперь она сидела прямо, с покрывалом, обернутым вокруг талии. Волосы, перепутанные в диком беспорядке, окружали разъяренное лицо. Мартин сказал:
– Они иногда пробираются сквозь жалюзи. Если тебя это хоть немного успокоит, ящерица, думаю, испугалась не меньше.
– Меня это совсем не успокаивает.
Он вдруг остро осознал, что сидит на постели Энн в одних трусах, а ее грудь взволнованно вздымается и опускается под кремовым шелком ночной рубашки. Когда Мартин покупал ее, он представлял, как рубашка будет льнуть к телу Энн во всех нужных местах. Все действительно получилось именно так; во рту у него пересохло, и он сделал то, о чем мечтал с момента, когда увидел Энн, в полубессознательном состоянии лежащую на больничной койке в Бостоне.
Мартин схватил ее за плечи, пальцы сжали теплую плоть, и он испытал острое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Затем стал жадно целовать ее поднятое лицо, а потом приник к губам. Этот поцелуй, казалось, длился вечность. Поцелуй, словно в тумане подумал он, на который Энн более чем отвечает.
Ее руки обвивали шею Мартина, груди прижимались к его обнаженной груди. С горячей благодарностью он чувствовал, с какой готовностью открылся ее рот навстречу проникновению его языка. У него поплыло перед глазами – Энн хочет его. Хочет с такой же страстью, как и он. Да разве он когда-нибудь сомневался в этом?
Мартин утопил руки в шелковистой массе рыжих волос и провел губами по впадинкам под ее скулами, аромат ее кожи заполнил ему ноздри. Он опустил бретельки ночной рубашки, целуя ключицы и ямку у основания шеи. Затем, найдя твердую выпуклость груди, со стоном удовольствия наполнил ею свою ладонь и принялся ласкать.
Энн простонала его имя, медленно и чувственно провела ладонями вниз по его обнаженной груди, играя с покрывающими ее завитками волос. Он снова поцеловал Энн, буквально вжимая ее в себя и чувствуя, что постель Энн – это единственное место на свете, где ему хотелось бы находиться. Вместе с Энн.
Ее рубашка соскользнула на талию. Он уронил голову в нежную ложбинку между ее грудями цвета слоновой кости, целуя сначала одну, затем другую, и чувствуя, как пальцы Энн, зарывшиеся в волосах, стискивают его голову. Нестерпимое желание заставило забыть о всякой осторожности, и Мартин, отбросив покрывало, лег на постель и притянул Энн к себе.
– Сними рубашку, Энн… Я хочу видеть тебя.
Лишь с тенью стыда она стянула через голову кремовый шелк и отбросила его в сторону. Мартин, приподнявшись на локте, словно впивал взглядом мягкий изгиб ее талии, выпуклость бедра, темный треугольник волос, тонкие стройные ноги. Обычно ему всегда хватало слов, но сейчас он смог только сдавленно произнести:
– Ты потрясающая.
Щеки Энн заалели.
– Это нечестно, Мартин, – сказала она. – Ты все еще одет… ну почти.
Рывком он стащил с себя трусы и бросил их на пол.
– Иди сюда, – сказал Мартин, и затем на протяжении нескольких минут ничего больше не говорил.
Тишину нарушали только всхлипы Энн и ее стоны, готовые превратиться в восторженный крик. Всеми действиями Мартина руководило одно желание – доставить ей как можно большее удовольствие.
Откинув голову, она извивалась под его прикосновениями, шептала его имя снова и снова, а когда напряжение стало невыносимым, с силой прижалась к нему. Затем ее охватили сладостные судороги, и в ушах Мартина зазвучали короткие вскрики. Он еще теснее прижал ее к себе. Сердце Энн лихорадочно билось в такт его собственному. Чувствуя себя так, словно держит в руках целый мир, Мартин пробормотал:
– Энн… Энн, ты невероятно красива.
Она уткнулась лицом в его плечо.
– Я… я никогда не думала, что это бывает так неожиданно. И так сильно.
– И это еще не все, – сказал он, пробегая пальцами по ее спине и затем привлекая к своей возбужденной плоти. – Мы только начали.
Она подняла взгляд, ее глаза сверкали как изумруды, и в их глубине плескался смех.
– Я чувствую, – сказала Энн и внезапным движением подалась к нему бедрами.
Он задохнулся от удовольствия, а когда ее руки скользнули вниз по его телу, прерывисто произнес:
– Продолжай в том же духе, и у тебя возникнут проблемы.
– Еще одно обещание? – с надеждой спросила она.
– Да, это обещание, – прорычал Мартин – И я собираюсь его выполнить! Поцелуй меня, Энн.
Она подставила губы с готовностью, которая тронула его до глубины души. Затем, явно соблазняя, стала пробовать на вкус кожу на его груди, дразнить языком соски и гладить бедро.
– Мне так нравится твое тело, – прошептала она, в то время как Мартин спрашивал себя, можно ли умереть от удовольствия.
Прежде чем полностью потерять контроль, Мартин приподнял Энн и посадил на себя. Она обхватила его ногами. Близость, думал он, проводя выбившейся прядью ярких волос по груди Энн и наблюдая за игрой выражений на ее лице. Она ничего не скрывает. И не может иначе.
Энн двигалась с неистовой сосредоточенностью, ее колени вжимались в его бока, груди легонько подпрыгивали. Он обхватил руками ее талию, наслаждаясь гладкостью кожи, и каждым своим нервом ощущая, как оживают примитивные, древние, как само время, инстинкты.
Мартин хотел, чтобы она была еще ближе, чтобы он мог видеть каждый нюанс изменений на ее лице. Притянув к себе, он перевернулся вместе с нею так, что Энн оказалась на спине, и накрыл ее своим телом. Я могу потерять себя в зеленой глубине ее глаз, подумал он. Потерять себя и обрести себя? Стать совершенно другим человеком?
– Обними меня, Энн, – попросил Мартин.
Он вошел в нее, всем своим существом чувствуя ее радостный ответ.
– Скажи, что хочешь меня, – потребовал он. – Скажи это, Энн!
Она сомкнула руки на его талии и поцеловала со всей страстностью, прикусив на мгновение его губу, а затем прошептала:
– Я хочу тебя так, что не могу этого передать. Я хочу… О, Мартин, сейчас. Пожалуйста, сейчас!
– Мартин не заставил себя ждать. Он задвигался, подчиняясь примитивному ритму своего тела, но ни на мгновение не выпуская из виду ее потрясенного лица и неустанно выкрикивая ее имя. Затем с восторгом почувствовал ее оргазм, вторивший его собственному. Расплавленный, опустошенный, слившийся с ней в неразрывное целое, Мартин спрашивал, сможет ли когда-нибудь снова почувствовать себя чем-то отдельным от нее.
Он уткнулся лбом в плечо Энн. С горлом, перехваченным спазмом, и с сердцем, словно пытающимся выпрыгнуть из груди, Мартин приник к ней так, будто искал спасения.
– Мартин, с тобой все в порядке?
Как он мог ответить сейчас, когда в результате непредусмотренного акта любви оказался в каком-то совершенно неизведанном месте?
– Сложный вопрос, – пробормотал он. – Ты мастер задавать такие.
– «Да» или «нет» было бы достаточно, – прошептала она.
Что-то в ее тоне насторожило Мартина, и он поднял голову.
– Теперь моя очередь. Ты в порядке?
– Я чувствую… – Энн помедлила, затем поспешно добавила: – Я чувствую себя, как девственница… так, словно никогда прежде не занималась любовью… Да нет, я просто не нахожу слов, Мартин.
Она отвела рукой прядь волос с его мокрого лба, и с внезапно сжавшимся сердцем Мартин заметил, что пальцы Энн дрожат. Он взял ее руку в свою, поднес к губам и поцеловал.
– Тогда обойдемся без слов.
Мартин привлек ее голову к своему плечу и закрыл глаза. Хаос, воцарившийся в его мыслях и чувствах, медленно отступал перед доводами рассудка, он снова начинал чувствовать себя отдельной личностью. Мужчиной, который определенно не желал подбирать слова. Молчание вполне устраивало его. Он не хотел в пылу момента произнести то, за что потом придется отвечать. Женщины воспринимают всерьез все, что им говорят. А ему ни к чему связывать себя обязательствами. С него хватит. Он выбирает свободу. Независимость. Он жил этим с момента развода и не собирается ничего менять только потому, что в его жизнь ворвалась женщина с волосами, как огонь, и телом, которое будоражит все его чувства.
Уткнувшись лицом ей в шею, Мартин сказал:
– Ты удивительная женщина, Энн Дэвис.
После короткой паузы она дерзко ответила:
– Что ж, спасибо. Ты и сам парень хоть куда!
– Я собираюсь учредить общество спасения от ящериц в составе одного человека.
Как он и рассчитывал, Энн хохотнула.
– Давай, давай.
Мартин обнял ее и совершил новое открытие: он все еще хочет ее. И существует уйма способов заниматься любовью, которые они еще не испробовали. От одной мысли об этом у него захватило дух. Забыть о ней? Кого он дурачит? Возможно, эта ящерица оказала мне медвежью услугу, мрачно подумал Мартин. Если бы я был хоть каплю умнее, то продолжал бы придерживаться своего обещания.
– О чем ты думаешь? – прошептала Энн.
Ее лицо омрачила неуверенность. К черту осторожность, подумал Мартин. В данный момент ее счастье важнее, чем грызущие его сомнения. И почему он так боится обязательств? Это слово даже ни разу не возникало в его разговорах с Энн.
– Ты не можешь сказать, о чем я думаю? – спросил он. – Впрочем, к мыслительному процессу это не имеет никакого отношения. Как ты относишься к повторению?
Ответная улыбка Энн была полна озорства.
– Думаю, меня можно уговорить.
– Хорошо, – кивнул Мартин и собрался сделать это с присущим ему мастерством и воображением.
Он вовсе не рассчитывал, что Энн откликнется с такой готовностью, с таким обожанием, которые возбудят его до лихорадочной дрожи. Он ласкал каждый дюйм ее тела. Она принадлежит мне, мне и только мне! Это была последняя мысль Мартина, перед тем как Энн устремилась в бездну наслаждения, увлекая его за собой.
Потрясенный силой физических ощущений и обуреваемый смесью несовместимых чувств – нежности, стремления защитить и одновременно ужаса, Мартин прижал ее крепче к себе. Как часто мужчина и женщина могут отдаваться друг другу так самозабвенно? С таким восторгом предугадывать и исполнять все желания друг друга?
Нужно поскорее убираться отсюда!
Но голова Энн лежала на его груди, рыжие волосы рассыпались по ней в восхитительном беспорядке. Где-то у своего живота – Мартин чувствовал это – билось ее сердце. Ее дыхание обжигало кожу. Так что же ему делать? Сказать, что он уйдет прямо сейчас, поскольку до смерти напуган? Проклятье, он взрослый человек! Предполагается, что мужчина не должен пугаться женщины. Во всяком случае, нужно очень постараться, чтобы напугать его.
Мартин лежал не двигаясь, и со временем дыхание Энн стало глубоким и размеренным. Итак, выбор сделан: он останется. Пока.
Неужели он действительно хочет сказать ей завтра «прощай»? Если у него есть мозги, то именно так он и поступит. А вот Энн, как подозревал Мартин, очень привязчива.
Тупик.
Неужели он хочет заставить ее страдать? Конечно нет. Или уже слишком поздно? Так, может быть, лучше причинить ей боль сейчас, чем спустя какое-то время? Вот тебе расплата за нарушенное обещание, едко подумал Мартин. И внезапно вспомнил о предложении, которое так и не изложил ей. Теоретически оно касалось Тори. Но на самом деле было задумано ради него самого.
До боли отчетливо он вспомнил кое-что еще: то, как доверчиво, открыто и безоговорочно Энн подарила ему себя. Неужели он швырнет этот подарок ей обратно? Мартин нетерпеливо вздохнул. В мире бизнеса он был известен как человек, принимающий решения со скоростью пистолетного выстрела. Однако, когда дело касалось Энн, он колебался, испытывал сомнения, передумывал и снова сомневался.
Держи свое предложение при себе, Мартин Крейн. «Прощай» – это всего лишь слово из двух слогов.