Хантер

Глава 2. Неправильная нечисть

Хан поднялся на рассвете. Староста снабдил его всем необходимым и указал направление к месту, где последний раз видели нечисть, но Хан не спешил. Ведя в поводу крепкую лошадку игреневой масти, он разглядывал низенькие бревенчатые домики. Лошадка косилась на него, нервно прядая ушами – боялась.

Деревня, хоть и находилась на самой опушке леса, была довольно крупной и вполне обеспеченной – почти на каждом дворе паслись козы, тут и там шмыгали суматошные квошки, а дома казались весьма добротными, сделанными на долгие годы. Навстречу Хану попалось большое стадо коров, которое худой пастушок вел на выпас, постоянно оглядываясь по сторонам и шарахаясь каждой тени.

Увидев ведьмака, пастушок нелепо подпрыгнул, осенив себя обережным знаком, и стал сильнее охаживать хворостиной ближайшую к нему телочку.

Судя по пробившейся щетине, он уже вышел из возраста, интересного местной загадочной нечисти.

Хан, сделав вид, что ничего не заметил, прошел мимо. Если бы он каждый раз обращал внимание на подобные вещи – особенно до того, как догадался стачивать зубы, или научился их скрывать – то уже бы давным-давно потерял самого себя.

Едва стадо осталось позади, Хан нашел то, что искал. На самой уже окраине деревни, возле почерневшей от времени калитки сидела на лавке пожилая женщина. Вид у нее был довольно растерянный и казалось, будто вышла из дома она больше по привычке, нежели по нужде.

Заметив Хана, женщина некоторое время всматривалась в него. Потом, грузно поднявшись, подалась навстречу.

– Милостивый господарь, обрадуйте старое сердце! Скажите, что вы, если не ведьмак, то быть может, охотник, – запричитала она.

Забавно, женщина попала в точку дважды, ведь он был и тем, и другим. Хотя, конечно, под охотником она явно имела в виду теневых охотников – людей, что, как и ведьмаки, убивали нечисть, получая за это деньги.

Такие охотники одерживали верх в основном за счет зелий и личной боевой выучки, которую отрабатывали годами. И уж их-то встречали куда приветливее, нежели ведьмаков – все же они были людьми. Сильными, опасными, порой жадными до наживы, да все же людьми из плоти и крови. Не то, что ведьмаки – навьи дети, проклятые голодом.

Вместо ответа Хан показал свои зубы.

– Слава богине! Говорят, ведьмак лучше охотника ровно настолько, насколько лошадь лучше коровы, – совсем не испугалась женщина. – Помогите мне, господарь, они забрали Инейко!

– Хм. Разберемся, – ответил Хан. – Расскажите, что знаете.

Перед тем, как искать неведомую нечисть, Хантер хотел услышать всю историю от кого-нибудь еще. Часто бывало так, что слова двух людей по отдельности были чушью несусветной, но вместе давали полную картину. А в этот раз, когда голод ведьмака молчал, любые сведения были особенно важны.

Однако женщина не добавила ничего нового, повторив показания старосты точь-в-точь.

Да, воруют подростков. Да, черные и страшные. Да, могут появляться днем, под прямыми лучами солнца. На этом все, не считая того, что несколько дней назад они забрали ее внука.

Как забрали?

А вот так: вышел Инейко во двор, курятник чистить, а когда женщина позвала его в дом на обед – подростка уже и след простыл.

Почему же решила, что тут замешана нечисть?

Видела одного из них, убегающего в лес. Потом Инейко искали всей деревней, впрочем, заранее ожидая отсутствие результата.

И, как следствие, ничего не нашли, кроме кожаного шнурка, как-то по-особому хитро плетенного, в котором бабушка и узнала работу дорогого внука.

– Прошу вас, господарь ведьмак, помогите! Верните мне моего Инейко, кроме него у меня никого не осталось! – под конец расплакалась женщина.

– Хм. Сделаю, что смогу, – ответил Хан, поморщившись от обращения.

Никогда он не был «господарем», и быть им не стремился. Как и давать определенные обещания – Хан ценил силу слова и исполнял все сказанное, даже если после жалел об этом.

Женщина еще долго причитала ему вслед, но Хан уже сказал ей все, что мог, и больше ему добавить было нечего.

Спустя несколько минут ведьмак покинул пределы деревни и ступил под прохладную тень леса. Подумав, наученный горьким опытом, там же он привязал свежеприобретенную лошадь. Мало ли, что это за неправильная нечисть поселилась возле деревни – вполне возможно ее не только подростки интересуют.

Лучше Хан пойдет один, а за животным уже после вернется. Ему-то если что и будет – то пусть, а в телеге больше трястись неохота, как и ноги по дорогам стаптывать.

Нарисовав возле лошадки охранный знак, призванный отпугнуть и отвести глаз любому, кто приблизится, он потрепал ее по холке, и ступил на тропу.

Пару минут быстрым шагом – и деревня скрылась за зеленой стеной, хотя Хан еще продолжал чувствовать ее запахи. Впрочем, спустя несколько минут ускоренной ходьбы, пропали и они.

Убедившись, что ничто его не отвлечет, Хан прикрыл глаза и сосредоточился. Может в прошлый раз он что-то пропустил?

Но нет, из нечисти здесь водились лишь леший, да болотник, и то – в противоположной стороне от предполагаемого местообитания похитителей подростков.

Хан выругался, приподняв повязку, оглядел ведьмачьим глазом лесную чащу. Что-то странное мелькнуло на периферии зрения, но Хан не обратил на это внимания – он искал совсем другое.

И нашел спустя пару минут – тонкий зеленый дымок, след лешачьей тайной тропы. Слабый, почти незаметный – видно, лешак здесь уже давненько не хаживал.

Прикрыв второй, человеческий глаз, чтобы не отвлекаться, Хан потянулся за дымком. Шаг, два – и вот он уже в другой части леса. Лешачьи тропы так и действуют, если знать, как ими пользоваться.

Еще несколько переходов и Хан понял, что близок к цели. Местная нечисть затаилась, но была уже совсем рядом.

– Выходи, народ, не обижу. Поговорить хочу, – позвал Хан.

– Чтоб ведьмак, да нечисть не тронул? – раздалось из лесной чащи.

– Не та вы нечисть, за которой я пришел, – ответил Хантер. – Да и я не тот ведьмак, что без разбору нечисть распыляет.

– Слыхал я про тебя, Охотник, – проскрипел лешак. – Мой племянник с Усманского леса мне о тебе рассказывал. Как на мою тропу ступил, так я сразу и понял, что ты тот самый.

Перед Ханом появился низенький старичок, едва достававший ему макушкой до живота. Из длинной зеленой бороды торчали сухие листья, пополам с мелкими ветками и прочим лесным мусором.

Старичок взмахнул рукой, и из земли рядом с ним вырос пень, на котором он тут же с удобством расположился. Каждое движение лешака сопровождалось скрипом, кожа его больше напоминала кору дерева, а из-под мохнатых изумрудных бровей блестели два глаза, похожие на черных жучков, притаившихся в дупле.

– Твой племянник Усур? – на всякий случай уточнил Хан, хотя других вариантов все равно не было.

– Он самый, – протянул лешак. – Только глупый еще. Кто ж ведьмаку истинное имя свое говорит? Лес у него совсем юный, вот и сам он молод, да зелен.

– Усур мой друг, он доверяет мне, – возразил Хан.

Действительно, они неплохо ладили с хранителем Усманского леса. Хан помогал ему, очищая округу от темной, кровожадной нечисти, а Усур научил его по лешачьему следу ходить, да открывал Хану тайные тропы, только лесовикам доступные, в различные части двух империй.

– Я и говорю, молодой еще, да глупый, – фыркнул лешак, – кто ж ведьмаку доверяет? Да и ты что ж за ведьмак такой, коль с нечистью якшаешься?

Страха лесовик не испытывал, а если испытывал, то не показывал.

Нечисть обычно боится ведьмаков, да и как тут не бояться, когда они тебя в ничто превратить могут? Но леших еще найти-догнать надо, прежде чем жизнь с них вытянешь. След их, может, и по всему лесу видно, да только чтоб ходить по нему – особое умение надо. Поэтому даже обычные ведьмаки хранителей леса редко когда трогали. Пока дойдешь, лешак уже тропой в другое место ускользнет, вот и бегай за ним, как пес за хвостом. А коль поймаешь, иногда и себе дороже может обойтись – сила лешака от его леса напрямую зависит. Бывает, что если лес старый, крепкий, то и хранитель его любому ведьмаку по шее надавать может. А жизни с них взять – шиш, да маленько. Они все лесу отдают.

– Я вообще по делу пришел, – перевел тему Хан.

Старые лешаки не чувствуют время, могут надолго увлечь собеседника. Потому-то и некоторые люди, заблудившись, возвращались обратно спустя дни, недели, или месяцы, хотя сами считали, будто прошло несколько часов.

– Думаю, я догадываюсь, по какому, – проскрипел лешак. – Хотя чего ведьмаку взять с проклятых?

– Проклятых? – удивился Хан.

– Ты на деревню ту чем смотрел? – усмехнулся леший. – Проклята она, чтоб смески до взрослого возраста не доживали. Причем давно проклята.

– А кем?

– Почем мне знать? Я ни в людские, ни в эльфячьи дела не лезу – это всегда себе дороже обходится. Я лишь выделил проклятым уголок леса, чтоб не шлялись где попало, да и только. А сам на них не смотрел, уж больно они чуждые. Холодом от них пахнет, да самыми нижними навьими уровнями, куда нечисть не ходит.

– Тропу туда откроешь?

Лешак кивнул, и Хан пошел по зеленому дымку, переместив повязку с ведьмачьего глаза на человеческий, чтоб точно ничего не пропустить.

Благодарить лешего он не стал – такое среди нечисти не принято.

***

Хранитель леса не обманул – да ему и смысла не было ведьмака дурить – через десяток шагов Хан оказался на другом конце чащобы. Около его ног клубился черный туман проклятия.

Понятно теперь, почему его голод молчал – проклятые хоть видом и похожи на нечисть, но все же совсем от другого исходят. И прав был лешак, спрашивая, чем он смотрел. В деревне Хан свой ведьмачий глаз только старосте и показывал, а его, видно, проклятье стороной обошло, вот он ничего и не заметил.

Ведьмак принюхался.

Слева, где туман усиливался, тянуло холодом и навью. Достав свои кинжалы, Хан крадучись двинулся в эту сторону. Он был готов к удару, но все равно пропустил его.

Существо сбило его с ног, и ведьмак, перекатившись, снова поднялся, выставив вперед два острия. Весьма вовремя. Напоровшись на зачарованную сталь, существо зашипело. Из раны хлынула черная кровь. Не мешкая, Хан коротким рывком вспорол чудовищу горло, едва увернувшись от ответного удара когтистой лапой.

Монстр заметался, желая подняться, но не смог, мешком упав к ногам ведьмака. Дождавшись, пока чудище перестанет дергаться, Хан опустился на корточки, желая разглядеть его поближе.

Конечно, он не был специалистом по проклятиям – это дело магов, да ведуний – но кое-что в этом все же понимал.

Длинные черные руки, тонкие, с шишками суставов, оканчивающиеся острыми когтями; такие же ноги. Тупая морда, похожая на рыльце спинохвоста и пасть, полная острых клыков. На земле, окруженный туманом, лежал дамнар. Большая редкость – Хан про них только слышал, и то лишь краем уха.

Проклятий было великое множество, но каждое из них действовало по-разному. Некоторые лишь портили внешность, какие-то лишали удачи, другие после смерти превращали проклятого в низшую нечисть, и тогда появлялись ведьмаки.

Однако были и такие, что изменяли человека еще при жизни, обращая его в нежить – неестественное создание, противное самой природе, смесь яви и нави. Нежить была подвластна магам (и то не всем и не во всем), и йольфам, а вот ведьмаков совсем не интересовала – взять с нежити было нечего. Как ясно из названия, жизни там не было, как и смерти. Одно слово – немертвые. Пустые.

Для подобных проклятий требовалась особая сила, поэтому пользовались ими редко.

Дамнар, едва ли не самая опасная форма нежити, был последствием родового проклятия, выделявшегося на фоне всех остальных.

Оно действовало не на кого-то одного, а накрывало от трех до трех десятков поколений, в зависимости от могущества наложившего его.

Все потомки проклятого рода, оборачивались дамнарами после достижения определенного возраста, который можно было оговорить отдельно.

Став нежитью, проклятый мучился, не имея возможности ни жить, ни умереть. Дамнары были довольно агрессивны, и если б не местный лешак, наверняка погубили бы уже всю деревню.

Убить дамнара можно было лишь зачарованной сталью, либо огнем – солнце его, как и многих из нежити, не страшило.

А вот превратить дамнара обратно в человека казалось практически невозможным – чем дольше проклятый существовал нежитью, тем прочнее он связывался с миром нави, переставая принадлежать этой реальности. Поэтому с дамнаров возвращались только те, кто совсем-совсем недавно обратился.

Если Хан снимет проклятье, дамнары, к счастью, перестанут существовать, поэтому попробовать стоит. Но людей ему уже не воротить. Некоторые-то, считай, почти сотню лет монстрами ходят, куда им обратно?

Пнув ногой труп дамнара, Хан поспешил в деревню.

Избавиться от проклятья можно было двумя способами – убить того, кто его наложил, был самым простым из них, но редко когда исполнимым.

Особенно здесь, где проклинал явно сильный йольф, причем очень давно.

Хан поморщился. Связываться ни с эльфами, ни с йольфами он не хотел. Но и оставлять людей на произвол судьбы было не в его правилах.

Только зачем кому-то из высших понадобилось проклинать забытую всеми богами деревушку было не слишком понятно.

Ответ пришел, едва Хан прошелся по дворам, оглядывая все ведьмачьим глазом.

Смески.

И в этом старый лешак оказался прав, а он, дурак, пропустил все мимо ушей.

Связи между людьми, эльфами и йольфами были запрещены с начала вечной войны. Да никто особо и не пытался нарушить запрет: люди ненавидели высших, высшие презирали людей и воевали между собой.

А если все же связь случалась, то пара всеми способами старалась избежать последствий. Потому что в случае рождения смески наказывали всех. Родителей лишали всего имущества, возможности в дальнейшем иметь детей, иногда даже жизни. Ну а самого ребенка убивали всегда. И за исполнением наказания следили и эльфы, и йольфы.

Причина столь строго запрета была в пророчестве об обещанном ребенке, носителе трех кровей, способном либо разрушить весь мир, либо спасти его, остановив вечную войну.

Хан не верил в пророчество, считая его лишь надеждой, что мешала людям взять дело в свои руки, отвоевав у высших свободу.

Но кто бы стал слушать дефективного ведьмака?

Смески никогда не жили дольше луны после своего рождения, а в этой деревне…

Если вглядываться достаточно пристально, черный туман проклятья можно было увидеть практически рядом с каждым домом. А каждый второй ребенок был смеской, причем весьма необычной.

Чем больше сила, тем слабее кровь – так гласил один из законов йольфов. И это значило, что у магически сильного йольфа в девяноста из ста случаев родится бездарный ребенок, а сила затаится в крови, дабы проявиться через несколько поколений. Поэтому самые сильные йольфы чаще всего брали себе в пару самых слабых йольфи.

В случае же смешения крови… нет, такое было невозможно даже вообразить!

Но все же, если бы сильный высший вступил в связь с человеком, то скорей всего первое потомство осталось бы людьми, однако с каждым последующим поколением, кровь йольфа брала бы свое, и спустя около сотни лет случилось бы то, что ведьмак наблюдал теперь.

Смески. Очень много смесок.

И над каждым из детей, в ком хоть немного проглядывала кровь йольфа, сейчас клубилось проклятие.

Хан хмыкнул, отдавая неизвестному высшему должное – зачем беспокоиться о потомстве, если сила позволяет спустить на всю деревню родовое проклятие, что превратит всякую смеску в дамнара прежде, чем у него заострятся уши?

Остановившись на пороге дома старосты, Хан трижды громко постучал.

– Вы знали? – спросил ведьмак, едва дверь открылась, и тут же, по опустившемуся взгляду понял все. – Хм. Конечно, знали. Пусть внешность у смесок меняется лишь к расцвету, но темной магией йольфов они одарены с рождения.

– Да, нечисть забирает только смесок, – нахмурился староста. – Но, хоть и смески, хоть и с темной магией, а все ж они дети, кровь наша. И откуда у нас полу-йольфы берутся так никто и не понял. Жены клянутся мужьям в верности, да и заезжих, кроме тебя, у нас на моей памяти не было. А смески уже которое поколение все появляются и появляются, и год от году их все больше.

– Не побоялись помощь звать? Сокрытие смески тоже наказуемо, а вам, наоборот бы радоваться, что проблема сама собой решается.

– Так теневой охотник смесок бы, еще безухих, и не распознал. А ведьмакам дела не до чего, кроме нечисти и нет, – фыркнул староста. – Только ты неправильный ведьмак.

– Дефективный, – усмехнулся Хан. – А если б маг пришел?

– Шутишь что ли? Магам, как и высшим, на людей с их проблемами плевать.

– А вот тут ты ошибаешься, – Хан поскреб заросший щетиной подбородок. – Маги нежитью очень даже интересуются, особенно сильной. А у вас не нечисть смесок ворует, у вас смески в дамнаров обращаются. Проклята деревня, уже почти как сто лет проклята.

– И что ж делать теперь?

Эта новость обескуражила старосту.

Конечно, с нечистью ведьмак бы справился, а вот с проклятием… тут уже к магу надо на поклон идти, да одной лошадью при этом не расплатишься. А как к магу идти, когда у каждой второй семьи смеска подрастает?

– Хм. Повезло, что вам ведьмак дефективный попался, – усмехнулся Хан. – Проклятье я снять попробую. Не обещаю, что получится, но все же. А вот смески в любом случае останутся. Кровь йольфа за сотню лет не выветрить. Так что не виноваты ваши жены – смешение задолго до них получилось, а последствия теперь вам разгребать. И ушедших уже не вернешь. Разве что самого последнего, и то не обещаю.

– Коль ты нас не выдашь, да проклятье снимешь, со смесками мы справимся, – твердо произнес староста, сжав кулак. – У нас травница живет, она рецепт зелья знает, что темную магию подавляет. А уши мы им спрячем.