Прочтя сообщение Марко и скопировав адрес ресторана в свою гугл-карту, я обнаружила, что этот ресторан недалеко от нашего дома. Взбежала по лестнице наверх, чтобы применить все возможные антикризисные меры к своей несчастной физиономии. Для начала душ. Сполоснуться стоило в любом случае: после встречи с Марко я что-то вспотела. Сама не знаю почему. Сейчас мне было не до исследования собственных реакций, так что от этого я просто отмахнулась.
Сев за домашний лабораторный стол, быстренько соорудила скраб (без блесток) и отправилась в ванную. Включила душ и, ожидая, пока нагреется вода, размышляла, не позвонить ли Каталине. Но она начнет требовать ответов, а ответов у меня пока нет. Не могу даже сформулировать гипотезу: Марко опроверг все мои предположения. Нет, лучше собрать всю доступную информацию, провести наблюдения, затем поработать с Каталиной в команде – обсудить полученные данные, оценить их и сделать выводы. Пока у меня нет ничего, кроме догадок; а, как известно, практика – единственный критерий истины.
Запищал телефон: сообщение от Каталины. Просит перезвонить немедленно, как только будет что рассказать, а следующим сообщением напоминает, что сегодня, как и каждый месяц, ребята собираются у нее для партии в «Dungeons & Dragons». Она понимает, что мне сейчас не до игр, но, если вдруг… Кстати, кое-кто с нашей работы тоже там будет.
Ну да. Компания бывших коллег. Из лаборатории, откуда я только что уволилась. Именно этого не хватало для полного счастья.
Я разделась и намазала лицо детским кремом. Дала ему как следует впитаться, шагнула под душ и начала наносить скраб. За этим занятием провела немало времени, надеясь, что сработает, и гадая, что скажет Марко. Наконец высунула голову из-под душа, протерла запотевшее зеркало и взглянула на себя. Гм… ну, пожалуй, сойдет.
Можно было потрудиться и еще – но я не могла больше ждать.
Бабушка как-то мне сказала, что на встречу всегда надо приходить первой. Кто пришел первым, тот контролирует ситуацию. Так что я появилась в ресторане на полчаса раньше назначенного времени, еще не зная, там ли Марко. Моя внутренняя паранойя до сих пор опасалась, что это какой-то розыгрыш, что он просто хотел заманить меня в ресторан, мрачную, с похмелья и с оранжевым лицом, чтобы поржать. Но иррациональные страхи рассеялись, когда я увидела, что Марко ждет в холле. Казалось бы, для того и пришла, чтобы с ним встретиться – почему же, едва он предстал передо мной, отчаянно заколотилось сердце?
– Решили прийти! Так я и думал, – сказал он.
Это меня смутило. Сама я люблю, когда сбываются ожидания, но кому же приятно оказаться предсказуемым?
– Если не возражаете, сядем в уголке, где потише.
«Ресторан» оказался не расфуфыренным заведением с высокой кухней, а обычной пиццерией. Никто не встречал нас у входа, и столик можно было выбрать самим.
– Конечно.
Я шла за ним следом; в желудке урчало от аппетитного аромата помидоров и чеснока. Неудивительно: сегодня я еще не ела ничего, кроме чипсов.
Он указал в сторону небольшой отдельной кабинки.
– Сюда, может быть?
Я кивнула; Марко подождал, пока я сяду, и ко мне присоединился. Несколько секунд спустя подошел официант, взглянул на меня как-то чересчур пристально, однако вручил нам меню и пообещал вернуться с водой.
Наступило неловкое молчание. Я чувствовала, что Марко не сводит с меня глаз. Да что там – казалось, все в этом заведении с нас глаз не сводят! Может, недоумевают, что делает рядом с этим прекрасным принцем золушка вроде меня?
Или все проще: дело в автозагаре.
– Что это вы так на меня уставились? – не выдержала я наконец.
– Прошу прощения. Просто хотел посмотреть вам в глаза, но не очень понимаю, как это сделать, не «уставившись».
– Ладно, не будем ходить вокруг да около. Что толку притворяться, что в нашей посудной лавке нет толстого слоя автозагара?
– Кажется, вы что-то напутали с метафорами, но в целом согласен. И часто с вами такое случается?
– Чаще, чем хотелось бы, – призналась я. – Химия иногда полна сюрпризов.
– Это правда, – кивнул он. – Лицо у вас выглядит уже лучше. Не такое оранжевое. Скорее оттенка… хм… даже не знаю, с чем сравнить. Что у нас бывает бледно-оранжевым?
– Еще несколько умываний со скрабом, – ответила я, пожав плечом, – и все вернется к норме. Ну, насколько мою внешность вообще можно назвать «нормой».
Появился официант с водой, сообщил, что вернется через пару минут и примет заказ, и снова исчез. Когда он ушел, Марко улыбнулся мне и спросил:
– Уже решили, что хотите заказать?
В меню я пока не заглядывала.
– Нет еще.
Некоторое время мы молча изучали меню – каждый свое, – и наконец я призналась:
– Этот ресторан совсем не такой, как я ожидала.
– А чего вы ожидали? – спросил он, словно уже знал ответ.
– Чего-то дорогого, пафосного и с порциями, которыми и птичка не наестся. А тут так… уютно. – Определенно, мне здесь нравится!
– Просто захотелось пиццы, – объяснил он. Вот тоже удивительно: судя по виду, в Марко нет ни унции жира! Трудно поверить, что он вообще потребляет какие-то углеводы, не говоря уж о пицце. – Хотите со мной напополам?
– У меня непереносимость лактозы, а таблеток я с собой не взяла, – объяснила я.
– Здесь есть пицца без сыра.
– То есть, по сути, просто лепешка с соусом? Ну хорошо.
– Можем добавить пепперони, – весело предложил он.
Как будто это решит проблему!
– Да, может быть…
Но вряд ли я стану заказывать пиццу с пепперони. Мне известно по опыту (и по ожогу первой степени на руке), что эти горячие колбасные ломтики запросто соскальзывают с пиццы и разлетаются во всех направлениях.
– Еще у них здесь огромные порции салатов. Можем взять салат на двоих. Хотите?
Кажется, только что говорил, что пришел сюда поесть пиццы!
– Салат я закажу в одном случае: если наступит конец света и в мире не останется никакой другой еды.
– Не любите салаты?
– И есть вдвоем из одной тарелки тоже не люблю. – Что он ко мне пристал, в конце концов, почему ему так не терпится меня накормить? – А чему вы удивляетесь?
Он покачал головой.
– Просто встречался со множеством женщин, которые ничего, кроме салатов, не едят.
Честно сказать, меня это ни капельки не шокировало. Теперь понятно, откуда у него привычка делиться едой!
– Как видите, я не похожа на тех, с кем вы обычно обедаете. Предпочитаю нездоровую пищу. Наверное, лучше сразу предупредить: на фитнес тоже не хожу.
– Принято, – ответил он, весело блеснув глазами. – Учту, что на пятикилометровую прогулку по пересеченной местности вас лучше не приглашать. – Взглянув на меня, он от души рассмеялся. – Шучу! Так что же вам заказать? Веганскую пиццу?
– Хорошо, пусть будет веганская. Но только потому, что она без сыра! Здоровой пищей вы меня не соблазните.
– Знаете, что самое сложное в приготовлении веганской пиццы? – Этот вопрос Марко задал самым серьезным тоном, и я не совсем поняла, какого ответа он ждет.
Я несколько раз моргнула.
– Мм… ровно ничего?
Он покачал головой.
– Освежевать вегана.
Эта шутка напомнила мне папу, и я вдруг остро ощутила, как мне его не хватает.
– Хм, мне казалось, у них тонкая кожа.
Марко ухмыльнулся в ответ, и я добавила:
– Я ведь тоже могла бы стать веганкой.
– Вот как?
– Но не стала. И не возражаю над ними подшутить – главное, чтобы шутки были не кровожадные!
В ответ на это он рассмеялся глубоким бархатистым смехом, к которому хотелось присоединиться. Очень давно уже мне не случалось вот так сидеть и обмениваться с кем-то дурацкими шуточками. С Марко очень тепло, уютно… и смех его, пожалуй, нравится мне больше, чем следует. Бога ради, он ведь просто знакомый!
Да, я изливала перед ним душу в пьяном виде, но это ровно ничего не значит. На самом деле мы едва друг друга знаем.
– Ладно, с едой разобрались – а что будете пить? – спросил он.
Что это, Марко собирается сделать заказ за меня? Я вообще-то умею говорить и способна сама сообщить официанту, что мне нужно. Или просто старается поддержать беседу? Мне показалось вдруг – не знаю почему, – что он нервничает и так справляется с тревогой.
– Что-нибудь покрепче? Собачью шерстинку? – продолжал он.
– Что?
Меня все это так сбило с толку – и больше всего сбил с толку его волшебный смех, – что я не могла понять, о чем он спрашивает.
– Ну, знаете эту поговорку о похмелье: примите шерстинку собаки, которая вас укусила. Мол, подобное лечится подобным.
– А-а! Мой дедушка всегда говорит «перышко птицы, которая тебя клюнула». Звучит логично: в нашем доме больше шансов, что тебя кто-нибудь клюнет.
– А меня никогда не клевали птицы.
– Если хотите пережить это ощущение, могу организовать, – предложила я.
– Спасибо, воздержусь, – ответил он так легко, словно я предложила ему какое-то блюдо. – Но все же… пить птичьи перья?
– Не сложнее, чем пить собачью шерсть, – парировала я.
– Мне кажется, проглотить волосок легче, чем птичье перо.
– Зависит от размеров пера, – ответила я, мысленно дивясь тому, что мы вообще обсуждаем. – Ладно, если коротко, мой ответ – нет, воздержусь от алкоголя до следующего столетия.
«Спасибо, но одного сеанса рыданий на полу в туалете в компании моего бывшего директора вполне достаточно», – мысленно добавила я.
– К тому же время сейчас обеденное, а я не привыкла пить в середине дня.
– Мне кажется, вы и вечером пить не привыкли, – заметил он, улыбнувшись так обаятельно, что я невольно подумала: должно быть, этому человеку в жизни не случалось попадать в неприятности. Стоит сверкнуть улыбкой – и тебе все всё простят!
Такую улыбку нужно регистрировать как особо опасное оружие.
Появился официант, и мы сделали заказ: диетическую колу и веганскую пиццу для меня, воду без газа и пиццу с мясом для Марко.
Когда официант ушел, Марко сложил руки на столе и серьезно взглянул на меня.
– Мое внимание привлекло заявление, что «Янки» отстой.
И снова неожиданный поворот беседы сбил меня с толку.
– Что?
– Я про вашего попугая. Того, что кричал: «Янки отстой!»
– Аа! Это Джоди Хвостер, жако. Раньше она жила в вольере, но там учила других попугаев ругаться матом, и ее отдали дедушке на реабилитацию. Попав к нам, она первым делом выучила материться Перрис Хилтон и Крылор Свифт. Но дедуля с ними работает. Приучает использовать эвфемизмы. «Янки отстой» – это детский сад в сравнении с тем, что она раньше говорила!
– Любопытно. Будь у меня говорящий попугай, я бы его выучил кричать: «Помогите! Меня превратили в попугая!»
Я невольно рассмеялась, и он ухмыльнулся в ответ.
– Сейчас она уже почти отучилась ругаться, но иногда отпускает словечки, от которых и матросы покраснеют.
– А откуда такая ненависть к «Янки»? Видимо, их не любит ваш дедушка. А что, если бы я за них болел?
– Мы всей семьей болеем за «Доджеров». Если вы за «Янки», берегитесь – дедуля бросит вам перчатку и вызовет на дуэль! Или натравит на вас птиц, как в фильме Хичкока.
– Любите Хичкока?
– Кто же его не любит?! – воскликнула я.
– Я уже знаю, что вы фанатка «Властелина колец», «Звездных войн» и романтических комедий; кажется, Хичкок выпадает из этого ряда. Не говорю уж о том, что большинство людей нашего с вами возраста о нем и не слышали.
– Знали бы они, что упускают!
– Согласен.
Появился официант с кока-колой; только тут я заметила, что на нем нет бейджика с именем, и вспомнила, что он не представился. Я поблагодарила, он пообещал, что скоро принесет пиццу, и снова исчез.
– Кстати, о попугаях: это не совсем то, чего я ожидал от вашего дома, – заметил Марко.
По спине у меня пробежал холодок.
– А чего вы ждали?
Котов, может быть? Вообразил меня типичной одинокой женщиной, находящей утешение в котиках? Но я велела себе успокоиться и не придумывать лишнего. Да, один парень однажды сказал, что мне пошли бы восемнадцать кошек – но это же не значит, что и Марко так думает!
– Вы все еще живете с родными. Это культурная особенность?
– Вы о чьей культуре? – поинтересовалась я. – Орнитологов, ученых или очкариков? Я живу дома, потому что не на что снимать квартиру.
– Я не имел в виду… – начал он и умолк.
– Можете иметь в виду все, что пожелаете. Вполне возможно, вы окажетесь правы.
– Мы хорошо платим химикам, – слегка нахмурившись, заметил он.
– Кажется, мне платили меньше минимума. По крайней мере, если верить… – Тут я едва не произнесла имя Каталины, но вовремя остановилась, вспомнив, что начальство обычно не одобряет признаний в том, у кого какая зарплата. Не хотелось бы навлекать на нее неприятности. – …Одной бывшей коллеге. Но, наверное, это нормально, учитывая… – Учитывая, что бывший босс меня терпеть не мог, удивительно, что мне вообще платили!
Марко выглядел рассерженным, и я понимала, что сердится он не на меня. Возможно, Джерри и Крейга завтра ждет неприятный разговор. Кажется, Марко из тех людей, что в таких случаях не стесняются.
Выходит, у Крейга из-за меня будут неприятности? Этого мне совсем не хотелось; и я решила объяснить, что уволилась не только из-за зарплаты.
– Дом у бабушки и дедушки довольно старый. Полгода назад сдох водонагреватель, и мы обнаружили, что все трубы в доме пора менять. На это у них нет денег. Поскольку виноват не какой-то несчастный случай, а просто трубы старые, страховка тоже не помогла. Дедуля решил взять кредит… и тогда я потратила все свои сбережения на ремонт. Просто вызвала водопроводчика и сама все оплатила. Бабушка и дедушка говорят, что непременно отдадут мне долг – когда-нибудь; но, понимаете, оба они преподают на неполную ставку, а этим много не заработаешь. И за волонтерство им не платят. Только я не огорчаюсь, все нормально.
Он помолчал немного, а затем сказал:
– Это… исключительный поступок. Вряд ли найдется много людей, которые сделали бы так же.
– Бабуля и дедуля – единственные мои родные люди. Я люблю их. – Под его взглядом мне стало как-то неуютно; я заерзала на стуле и поспешно добавила: – К тому же у меня страсть к дорогому лабораторному оборудованию. Вот присмотрела себе смеситель с высоким сдвиговым усилием. А стоит он три тысячи долларов – так что позволить его себе смогу не раньше, чем доживу до дедушкиных лет.
«Особенно если не найду поскорее новую работу», – мысленно добавила я.
Снова появился официант, поставил перед нами две тарелки с пиццей и пожелал приятного аппетита. Мы поблагодарили.
Моя пицца выглядела очень горячей, и я не спешила за нее приниматься, опасаясь обжечь себе рот (или что-нибудь другое, если вдруг ее уроню). Ждала, что Марко возьмется за свою порцию – но он молчал, не начинал есть и смотрел на меня очень внимательно.
– Я хотел кое-что с вами обсудить. Только сперва… похоже, вчерашний вечер для вас оказался нелегким.
Наконец-то мы перешли к вопросу, не дававшему мне покоя с той минуты, как Марко без приглашения вломился ко мне в спальню! И все же я пока не понимала, куда он клонит.
– Ну, в списке худших дней моей жизни он, пожалуй, займет третье место, – ответила я, отделив ломтик пиццы и поднеся его ко рту.
– А какой был второй?
– Как-то в старших классах я помогала нашему футбольному нападающему с лабораторным проектом по химии. Он уже пропустил все сроки и понял, что я его единственное спасение. Дело в том, что у меня был ключ от школьной лаборатории. Мы там заперлись и стали проводить эксперимент. Но этот парень был очень симпатичный, я отвлеклась и вместо того, чтобы налить в бюретку физраствор… – Тут, пожалуй, лучше сделать пояснение. – Бюретка – это такая длинная тонкая стеклянная трубка с делениями, ее используют для…
– Я знаю, что такое бюретка, – прервал он.
– О… – Удивительно! Этот человек полон сюрпризов. – Словом, я отвлеклась и вместо физраствора взяла серную кислоту, начала наливать ее в бюретку, а дальше у меня дрогнула рука, и вся кислота оказалась у нас на одежде. Пришлось обоим раздеться и бежать в душ. Тут нас застукал уборщик, решил, что мы занимались совсем не химией, начал кричать, сбежалась толпа народу… В общем, ключ от лаборатории у меня отобрали, да еще и отстранили от занятий. Вот это было жестоко – я ведь любила школу! И очень боялась, что этот случай испортит мне характеристику и не даст поступить в колледж.
Некоторое время он молчал, вертя в пальцах соломинку, а потом спросил:
– А самый худший день? Когда скончалась ваша мама?
От этого вопроса я открыла рот и на миг застыла, не в силах пошевелиться. Затем медленно опустила ломтик пиццы на тарелку.
– Откуда вы знаете? – прошептала я.
Его вопрос поразил меня, словно удар в сердце. Откуда он знает? Вчера я выболтала немало такого, о чем говорить не стоило, но точно ни слова не говорила о своих родителях. Я вообще редко о них говорю. Даже Каталина знает лишь минимум деталей – и понимает, что здесь не стоит проявлять любопытство. А он… он что, собирал обо мне информацию?
– Вчера вечером вы упомянули о своей матери, и в вашем голосе мне послышалось нечто… нечто очень понятное. Пережив такую потерю, легко узнаешь ту же боль и у других. Не понимаю, почему говорят, что время лечит все раны; по-моему, от некоторых с годами становится только больнее. Просто люди ждут, что ты справишься с горем – вот и начинаешь делать вид, что все в порядке.
Его слова так точно отвечали моим чувствам, что несколько мгновений я просто не могла заговорить.
– А вы кого потеряли?
– Маму.
– Как… от чего она скончалась?
Марко все болтал соломинкой в бокале и не поднимал на меня глаз.
– Сердечная недостаточность, осложнение анорексии. Работала моделью и считала, что должна выглядеть безупречно. Она была первым лицом «Минкс Косметикс».
– Так ваша мама – Джана Риччи? Первая Мисс Минкс?
Он кивнул. Я молчала, переваривая эту информацию. Джана Риччи была ослепительной красавицей. Хорошо помню ее лицо: недавно, возобновив выпуск косметики 1990-х, «Минкс Косметикс» вернулась к ее образу в рекламе.
– Она была потрясающей, – тихо сказала я.
И задумалась о том, как тяжело быть красивой, если красоту нужно сохранять любой ценой. Даже если это будет стоить тебе здоровья, а в конечном счете и жизни. Насколько легче живется таким, как я! Может, не очень легко найти себе парня – зато наши парни не ждут, что мы до конца жизни будем выглядеть как супермодели… Как же ей было тяжело!
И как тяжело было бедному Марко ее потерять!
– Мне очень жаль!.. Сколько вам было?
– Четыре года. Я ее почти не помню. – Он помолчал, а затем, кашлянув, перевел разговор на другое: – А вы? Сколько вам было лет?
Обычно я этим не делюсь, но ему рассказать можно. Он меня поймет: сам прошел через то же самое.
– Двенадцать. Погибли и мама, и папа. В автокатастрофе. Водитель, который в них врезался, собрал комбо: сел за руль пьяным, набирал на телефоне сообщение и ехал на красный свет.
– Мне очень жаль. – Теперь настала его очередь мне соболезновать.
– Ничего, – с трудом выговорила я. Меня душила скорбь – та самая, что, как верно заметил Марко, с годами делается только острее. – У меня ведь были дедушка и бабушка. Я справилась. А у вас оставался папа, верно?
– Через семь недель после смерти мамы он женился на Трейси, моей мачехе. Крейг – ее сын. А мой отец – директор «КРТ Лимитед».
Материнской компании «Минкс Косметикс»? Мне вспомнились слова Каталины о кумовстве. Вот что она имела в виду – они там все друг другу родственники!
– Так что он работал день и ночь, – продолжал Марко, – меня же оставил на попечение женщины, мечтавшей, чтобы отцовским наследником стал не я, а ее сын.
В его голосе слышались боль и гнев; мне хотелось узнать больше, но тут Марко, слегка улыбнувшись, перешел на другое: