Хочу быть твоей...

Глава 30

Катя

Я не в силах оторваться от него. Подхлестывает еще близость разлуки, чувство будущей потери. Мы можем никогда не встретиться больше, ведь за год может случиться что угодно. Поэтому, как в омут с головой я бросаюсь в его ласки, задыхаясь от желания.

— Ты сегодня только мой, — шепчу Денису, пробегаясь пальцем по четко очерченным губам, по бровям, которые словно из темного бархата, по скулам, делающим лицо мужчины волевым и привлекательным.

— Да я уже несколько лет только твой, — смеется любимый, подвигаясь ближе и по-хозяйски закидывая свою ногу на мои, не давая пошевелить ими. — Можешь не верить, но так и есть. Я вообще думал, что стал как брат.

— В каком смысле?

— Одержим тобой. Ну… с другими женщинами никак. Но когда тебя увидел сегодня, то понял, что все исправно работает. Ведь при синдроме, что был у брата, именно так и происходит?

— Да.

Меня коробит, что на мне проверяет, работает ли все у него. Значит хотел завести отношения с другими женщинами и ничего не получилось? Вот так он тосковал по мне? А если бы у него с другими все сработало, то сейчас мы бы не были здесь и не занимались неистово любовью еще полчаса назад? И если раньше я его оправдывала, то теперь уже не хочу этого делать. Хочу стабильности и надежного мужчину.

Понимаю, что пришло время серьезного разговора, которого не получится избежать. Ну вот почему нельзя просто отпустить ситуацию и жить дальше спокойно? Нет же, человеку всегда надо расставить все точки. И запятые. И все остальные знаки. Вздыхаю.

— Зачем нужна была свадьба? Разве не хватило бы просто рассказать Кольке, что мы не вместе? Он бы расслабился…

— Нет. Одержимому нужно получить объект своей страсти. И тогда началась бы третья стадия, когда эротический бред и мания преследования. Тогда можно было бы Колю передать в руки врачей. До свадьбы его симптомы не представляли полной картины, он по-прежнему работал с людьми и владел оружием.

— Упечь в «психушку»? А смысл?

— Ну, его могли бы вылечить, либо пожизненная изоляция от общества. Он бы не вышел уже оттуда, скорее всего.

— Но он бы мог убить тебя! До того, как его бы закрыли! Ты рисковала собой. А меня отправила подальше. А я отцу доверился, думал он нам поможет. А он стал плясать под твою дудку.

— Считаешь, я глупо поступила?

— Да, считаю. Ты осталась один на один с монстром. Я готов был стену башкой пробить, когда до меня дошло, как все это опасно! — Денис вскочил с кровати и стал метаться по комнате.

А мне стало обидно. Никто никогда не оценит твоих стараний и тревог. Я думала, что поступила правильно, спасла его, взяла весь удар на себя. Да и сейчас так думаю. Сползаю к краю матраса, тяну к себе футболку и шорты, одеваюсь. Это была плохая идея, приезжать сюда и затевать откровенный разговор.

— Если бы ты меня не сплавила в армию на три года, мы бы уже были вместе, — не унимается парень.

Стоит у окна в лучах солнца и смотрит на озеро. Снова не судьба искупаться, потому что я расхотела оставаться.

— А на кой черт ты мне сдался? Постоянно ждать, когда ты решишься на серьезные отношения? На семью и детей? Пока ты переборешь себя, я состарюсь уже, а мне ребенок нужен. И мужчина, которому я доверяю. Который не будет в разлуке свой пистолет пристраивать в чужую кобуру, как некоторые. Не буду пальцем показывать! А потом еще доказывать, что любишь меня. Лицемер!

Я так зла, что слова вылетают как из автомата — та-та-та! И нет совсем жалости к Самойлову. Но мне от него никак не избавиться, он засел в моем мозгу и занимает большую часть моих мыслей, даже если я его давно не вижу. Утром просыпаюсь и первая мысль — как он, здоров ли, думает ли обо мне, что делает. Засыпая, мысленно шлю ему пожелание «спокойной ночи». Как вытравить Самойлова из себя?

— А мне нет доверия? — подходит и выхватывает из моих рук футболку. — Куда собралась?

— Подальше от тебя! Удостоверилась, что по-прежнему хочу забыть тебя!

— Катён, ты обиделась что ль? Да я же просто… я переживал, и даже до сих пор волосы дыбом, как представлю, что могло случиться. А ты в курсе, что Колька ехал убивать тебя, когда погиб? У него при себе был пистолет, табельный.

Денис плюхается на постель и тянет меня к себе на колени, утыкается носом в шею и урчит что-то ласковое. Обида отступает. Вот как он это делает? Теперь мне хочется не бежать от него, а целовать, причем так, чтобы воспоминаний на год хватило.

— Лучше бы твой брат убил меня… А так, мне жизни нет, ни о ком больше думать не могу. Или лучше бы ты был обычный бабник, поматросил бы со мной и бросил. Я бы обиделась, разочаровалась и пошла бы дальше своей дорогой. Но ты влюбленный филофоб, который не сможет создать семью, и который не сможет разлюбить. Мучение, а не жизнь…

— Да ладно тебе… дослужу и поженимся. И не будем ни о чем больше думать. У меня остался последний вопрос. Вернее, хочу подтверждения своим догадкам. Можно? А потом пойдем купаться в озере, тебе понравится, там даже есть подводная пещера.

— Давай свой вопрос, — лохмачу темные волосы, вдыхая запах моего мужчины. Как «летучий голландец», появляется и пропадает вновь. Но лучше так, чем совсем никак.

— Если бы я в академии обратил внимание не на тебя, а на Женю Белецкую, например, то и брат бы на тебя не посмотрел? Не стал бы одержим тобой? Во мне дело? Просто, я как-то разговорился с ним и рассказал о тебе, а потом заметил, что он тоже к тебе клинья подбивает.

— Да, в этом все дело. Вспомни, он отбирал у тебя игрушки в детстве? Ломал их?

— Да, постоянно. Даже одежду мою рвал. Помню, мне так куртка понравилась, кожаная, родители купили, я тогда в девятый класс пошел. Так вот как-то утром нашел ее изрезанную на лоскуты. Родители его даже наказали тогда, одежду портить — это уже совсем тупо.

— Ну вот оттуда все и тянулось, из детства. Его недолюбили, детская ревность. Если бы Коле не сказали, что он отцу не родной, и покупали бы то же самое, что и тебе, то этого бы не случилось. Ведь ему не купили тогда кожаную куртку?

— Нет, сказали, что старая еще нормальная.

— И вот если бы ты стал ухаживать за Женей, а не за мной, то она бы стала объектом его страсти. Но ты рассказал брату обо мне, и он вознамерился отобрать меня у тебя, как игрушку. А вот поиграть в меня бы не удалось, и он бы меня просто сломал. Как все твои игрушки…

— Я бы ему не позволил, — шепчет Денис, укладывая меня на лопатки и целуя шею так, что я таю.

— Стой! Самойлов, а как же подводная пещера? — возмущаюсь в шутку.

— Пещера подождет. Может, где-то послезавтра доберемся до нее.

— Послезавтра?! Мы же только на один день.

— Кто тебе такое сказал? Я точно не говорил. Ты моя на эту неделю…

А я только «за», лишь бы больше не начинал разговоров о прошлом. Хочу всё забыть…

Глава 31

Денис

Катя изменилась, будто повзрослела, закалилась. В ее взгляде теперь меньше жалости, в голосе металл проскальзывает, спину ровно держит. Уверена в себе стала.

И мне вдруг подумалось — а что если, пока я в армии, она встретит мужика, которого полюбит? Который даст ей все, чего она хочет, семью и детей, надежность. Ведь бывает же, что любишь одного человека и постепенно разочаровываешься в нем, а тут другой попадается, и он именно тот, кто настоящий, нужный. Необходимый.

Да, она любит меня, ее влюбленность юношеская стала серьезным, настоящим чувством. Такое чувство на всю жизнь. Но все равно страшно. Ведь некоторые женщины могут пойти на крайние меры и связать свою жизнь с нелюбимым, но надежным, ради детей, ради семьи.

Надо быстрее сделать так, чтобы Катёна забеременела. Да, бабский прием, обычно слабый пол делает так, ловит мужика на пузо. Но куда мне деваться, я уеду на год, а если она залетит, то это станет гарантией, что ждать меня будет.

Оглядываюсь на девушку. Стоит на берегу озера, завернувшись в шерстяной клетчатый плед. Пока я занимаюсь размышлениями, она напряженно смотрит на поплавки удочек, закрепленных на берегу с помощью специальных рогаток. Мы здесь почти неделю, и каждое утро моя стрекоза вытаскивает меня из теплой постельки спозаранку, чтобы отправиться на рыбалку.

От воды поднимается туман, путается в камышах, даже кажется, будто полупрозрачные клочки висят на коричневатых, еще не созревших початках рогоза. Озеро будто дымится, рассветные солнечные лучи окрашивают призрачные клубы в зловещий розоватый оттенок. Мне это кажется дурным знаком, и я невольно вздрагиваю, кутаясь в джинсовую ветровку. Н-да, накрутил себя.

— Не клюет? — подхожу к любимой сзади, обнимая ее и целую сладкое ушко.

— Нет. Вообще сегодня день невезучий… — Катя поворачивается в моих объятиях и всхлипывает, утыкаясь мне в грудь. Это ее рыба так обидела?

— Ну не клюет и ладно, чего расстроилась? Мы этой рыбы на год вперед наелись, каждый день улов хороший был. Да там в холодильнике еще куча рыбы…

— Денис, я не беременна… — прерывает мои уговаривания девушка и смотрит в мои глаза с такой тоской, что кажется, будто горе какое случилось.

— Ну, так быстро ты узнать же не можешь, прошло меньше недели, как мы с тобой…

— У меня эти дни… раньше времени. Я так надеялась…

Катя снова уткнулась в мою грудь и ее хрупкие плечики затряслись в рыданиях. У меня все слова потерялись. Я еще не видел такого отчаяния у нее, даже когда была ее свадьба с моим братом, даже когда прощались в пещере той штормовой ночью. Она тогда знала, что мы прощаемся, я думал, что наоборот, все только начинается и не понимал ее тоскливых взглядов.

— Катён… ну ладно тебе… ну все впереди, значит, — стискиваю ее и прижимаю к себе тесно, пытаясь успокоить.

— Ничего не впереди! — вдруг толкает она меня, резко отстраняясь. — Ничего не впереди… Я уезжаю завтра, у меня отпуск заканчивается. Мы встретимся через год. Или вообще не встретимся. У меня предчувствие нехорошее, и сны странные снятся. Мне кажется, что этот день последний, когда мы вместе. Я даже загадала, что если будет хороший клев, то все будет хорошо. Но даже тут не клюет!

Да, люди странные существа, загадывают желания на разную чепуху. Рыба не клюет, значит все, кранты, не быть нам счастливыми! Бред!

— Знаешь, что? У меня еще три недели отпуска, и мы проведем их вместе, — вдруг вижу выход из положения, причем очень простой выход.

— Как? Мне в понедельник на работу, я уеду завтра утром, — вытирает мокрые щеки стрекоза, недоверчиво глядя в мою сторону.

— Не ты уедешь, а мы уедем. Я буду ждать тебя с работы, готовить вкусный ужин, а потом, когда закончатся твои «эти» дни, продолжим работать над созданием нашего малыша. У нас все получится, — целую холодные красивые пальчики любимой, мысленно посылая мольбы небу. Не люблю, когда она плачет. Слышу звон колокольчика и усмехаюсь. Небеса услышали. — И у тебя клюет!

Вечером мы уезжаем из этого рая, где были счастливы целых шесть дней. Вернувшись в город, сначала заезжаем к Катиным родителям, и пока она собирает вещи, я сижу в гостиной с ее сестрой, которая отвлекает меня разговорами ни о чем. Мне неуютно здесь, мне здесь не рады. Это правильно, я тот, кто принес много неприятностей любимой дочке хозяев.

Устав ждать, выхожу в прихожую и слышу, как Катя шепотом ссорится с матерью в спальне. Ее матери не понять нашей странной болезненной любви, родители любимой девушки не знают, что такое расставание и препятствия. Они-то полюбили и тут же поженились, их не разлучали обстоятельства, в их любовь не лез одержимый брат.

— Вот так и будешь всю жизнь сопли на кулак мотать и рыдать в подушку! Два года ты с ним не виделась, Катя! Зачем надо было все снова начинать? — вполголоса вопила женщина, выговаривая дочери.

— Ма-а-ам… я люблю его. Я не могу ничего поделать. Пусть потом подушку буду мочить и выть в потолок, но эти несколько дней счастья останутся в моей копилочке. Я буду вспоминать их, и…

— И снова рыдать… Эх, дочка, а я так надеялась…

Мне хочется поскорее увезти мою стрекозу отсюда, стучу в приоткрытую дверь. Не факт, что в моем доме Кате сегодня будет уютнее, чем мне здесь, но мы решили переночевать у меня, а утром уехать в город, в котором сейчас она живет. Надеюсь, мои родители примут ее радушнее.

— Катюш, нам пора, — прерываю неприятный разговор. Уж как-нибудь сами разберемся.

— Да, иду, — появляется в дверном проеме, глаза снова блестят, и я хмурюсь. — Эту сумку возьми, а я остальное…

— Дай сюда, — отбираю у девушки пару пакетов и поднимаю с пола огромный баул. Чего она туда напихала?

— Тяжело? Это мама припасов насобирала, — оправдывается Катя, пытаясь помочь мне, держит за одну ручку.

— Я сам, ты дверь открывай, — улыбаюсь ей и прощаюсь с матерью Кати, которая выходит за нами на площадку перед лифтом.

— Катюша, когда приедешь? — спрашивает она, поправляя на девушке легкую кофту. — В следующий выходной?

— Нет мам, скорее всего через месяц. Посмотрим. Ладно, пока.

Они обнимаются и целуются, пока я держу двери лифта. Сестра стоит в дверях, машет нам рукой, поглаживая живот. Вот почему одним легко дается то, что другим с огромным трудом? Даже завидую мужу этой улыбчивой пузатой женщины. Хочу видеть свою Катёну такой же округлившейся и счастливой.

Глава 32

Катя

Три недели пролетели так быстро, Денис уехал на год, оставив меня наедине с воспоминаниями. Я так и не смогла забеременеть, даже тест покупала, в надежде, что произошло чудо. Но нет, не судьба. Загрузила себя работой, снова стала ходить на карате, чем порадовала своего учителя, он думал, что больше не увидит меня.

Денис звонил каждый день сначала, потом все реже, дошло до одного раза в неделю, по минутке всего. Он ссылался на дела, я понимала, что в армии некогда расслабляться. Скучала, плакала в подушку, считала дни до его приезда. Оставалось подождать всего пару месяцев, когда ко мне в дверь постучалась чужая женщина, которая принесла недобрые вести.

У меня как раз выдался выходные, я убиралась в квартире, от нечего делать. К родителям ехать не хотелось, мама снова будет доставать меня своими внушениями и нравоучениями, а мне и так тошно. Решила навести порядок и вечером сходить в кино, посмотреть новую комедию. Звонок в дверь удивил, я никого не ждала.

— Здравствуйте, вы Екатерина Самойлова? — спрашивает меня женщина лет сорока пяти, одетая элегантно, в легкое бежевое кашемировое пальто. Она смотрела на меня так, будто я нечто среднее между гусеницей и лягушкой.

— Я. Чем обязана?

Неприязненный холодок пробегает по рукам, вижу, что женщина готова вывалить на меня нечто такое, что будет мне не просто неприятно. С таким выражением лица победители добивают своих врагов. Вот только, когда я стала ей лично врагом?

— Могу я пройти? Есть разговор. Меня зовут Любовь Михайловна Грач.

Отступаю в сторону, пропуская женщину в прихожую. Грач, мне ни о чем не говорит эта фамилия, значит не по работе. Она оглядывается, морщит нос, видимо обстановка ей не нравится. Да, у меня все просто, некогда наводить уют, работа съедает все мое время, и бегать по магазинам в поисках идеальной мебели нет настроения.

В моей маленькой гостиной только старый диван, застеленный новым покрывалом, нежданная гостья присаживается на него, на самый краешек, мнет в руках ремень от дизайнерской сумочки. А мне уже не терпится узнать цель ее визита, и выпроводить вон. Некомфортно мне с ней. Стою, прислонившись к стене, садиться рядом нет желания.

— Дело касается Дениса Самойлова, — начинает женщина, и мое сердце начинает скакать, до боли биться в ребрах. Я ожидала этого, как только увидела ее на пороге. — Моя дочь беременна, на шестом месяце уже, и в субботу состоится ее свадьба. Кто жених, надеюсь вы догадались. Я пришла просить вас оставить его в покое, и не названивать. Он уже не ваш мужчина.

Молчу. Что тут скажешь? Одно слово — беременна, и мир мой разбился с тревожным звоном в ушах. Верю ли я? И да, и нет. Мир жесток, женщины всеми правдами и неправдами пытаются добиться желаемого мужчины. У меня же получилось засунуть его обманом в армию на три года, чтобы спасти. Что может другой помешать сделать Дениса отцом и затащить в вынужденный брак, так же обманом? Ничего не может помешать.

— Что вы молчите? — нервно дергает плечами женщина.

— А чего вы от меня ждете? Пусть сам Денис скажет мне, что ваша дочь носит его ребенка и он собирается на ней жениться. Глядя мне прямо в глаза.

— Ладно, давайте поедем к нему. Каких-то двести километров, и вы услышите то, что хотите. Машина у подъезда. И, может тогда перестанете ему названивать.

Да, пусть скажет мне в глаза… Одеваюсь на автопилоте, беру ключи от машины, сразу отметая предложение гостьи ехать с ней. Я сама, не маленькая.

Двести километров пролетают как десять, мысли роятся в голове, и внутри все застыло. Предчувствие, что потеряла половину души. Сейчас любимый признается, что ребенок его и меня не станет. Я верю этой женщине все больше, она уверенно едет впереди меня, улыбается так, будто удалась какая-то сложная сделка. Ведь она донесла до меня новость, и я не стала устраивать скандал.

На территорию военной части мою машину не пропустили, пришлось припарковаться за воротами.

— Садись, идти далеко, — предлагает Галина Михайловна, и я усаживаюсь рядом с ней, пропитываясь знаменитой Шанелью. Теперь этот аромат будет мне всегда напоминать о крушении моих грез.

Разглядываю местность, пока едем не спеша. Однотипные двухэтажные дома, много деревьев, солдаты шагают строем нам навстречу. Вглядываюсь в каждого, вдруг Дениса увижу. Останавливаемся возле здания с флагом, на крыльце стоит беременная брюнетка и мой Денис, разговаривают о чем-то.

— Ну вот, как раз и дочь моя здесь, Лариса ее зовут, если вам интересно. Как мило беседуют, наверное, банкет обсуждают. Сегодня у нас встреча с родителями парня, вечером в ресторане, — с каким-то злорадством говорит женщина, следя за моей реакцией.

Но мне нечем ее порадовать, лицо мое как каменное, ни одной эмоции нет. Я наблюдаю, как Денис что-то говорит девушке, а та согласно кивает, радостно улыбаясь ему. Потом берет его руку и прикладывает к своему животу. Мне будто нож в сердце воткнули и провернули пару раз. А чего я ожидала? Почти год не виделись, чувства остыли. У него.

Девушка приподнимается на цыпочки, целует Дениса в губы и быстро уходит. Мне же чудится недовольство на лице бывшего возлюбленного. Будто ему не понравилось. Он даже вытирает губы тыльной стороной ладони. Это выглядит странно для меня.

— Ну все, убедилась? Поехали обратно, до ворот довезу. И не звони ему больше.

— Я не звонила.

— Что?

— Я никогда сама не звонила. Денис звонил сам. Так что, ему говорите, чтобы забыл мой номер.

Я смотрю на огромную деревянную дверь, за которой скрылся мужчина, укравший мое сердце. Чтобы разбить его. С размаху и об пол. Вдребезги.

Женщина заводит мотор своей иномарки, но я задыхаюсь, окутанная ароматом ее духов, еще минута в этом салоне для меня станет фатальной. Резко открываю дверь и выскакиваю на свежий воздух, давясь невесть откуда взявшимся кашлем. Не слушая криков из машины и требований вернуться, я уверенно беру курс на выезд, почти бегу, боясь, что меня остановят и снова засунут в душное нутро белой иномарки.

Неожиданно вспоминаю, что хотела посмотреть в глаза предателю, услышать от него лично, что между нами все кончено. Но теперь даже не хочется, прибавляю шаг, чтобы скорее скрыться с его территории.

— Катя! Стой! — слышу любимый голос и оборачиваюсь. Денис бежит ко мне. Ему безумно идет военная форма, даже любуюсь мельком. — Катя… ты что здесь делаешь?

— Хотела со свадьбой поздравить, — не даю себя обнять, отталкиваю парня. — Счастья тебе в семейной жизни!

— Как ты вообще узнала об этом? — его слова подтверждают скорбную для меня новость.

— Это я рассказала, — раздается голос его будущей тещи, — у тебя свадьба с моей дочерью. И ребенок скоро будет. Попрощайся с девушкой, ей пора.

— Это правда твой ребенок? — спрашиваю, глядя прямо в зеленые глаза. В них растерянность. И обреченность. И отчаяние.

Отворачиваюсь и иду на выход. Мне все понятно. Филофоб именно так и живет, быстро устает от одиночества, меняет женщин, потому что ему не под силу крепкие отношения. Не завидую этой Ларисе.

— Кать, постой, — снова догоняет меня. — Подожди до рождения ребенка, тогда я сделаю тест на отцовство и буду точно знать, я отец или нет. Всего три месяца.

Я только фыркаю. Даже если не он отец, то все равно Денис меня променял на другую. И слушать не хочу. И ждать тоже не буду. Я уже нарисовала себе план дальнейшей жизни. Мне босс командировку предлагал, на полгода. Пожалуй, соглашусь. Там, куда я уеду, не будет времени страдать.

Глава 33

Денис

Иду из столовой, на крыльце меня ловит Лариска, которая всеми правдами и неправдами пытается убедить, что я отец ее ребенка, и вовсю готовится к свадьбе. Поначалу я ржал просто, напоминало комедию, причем весьма хреновую. Но прошло почти полгода, и мне уже не смешно.

Как-то осенью проверял охрану у ворот, ребята позвали почаевничать. Было жутко холодно и мокро, ветер ледяной, не выдержал, принял приглашение. Сидели за горячим чаем вчетвером, травили анекдоты. Утром проснулся в мягкой кроватке дочери моего начальника. Супер. Снова облапошили, как лоха. Но если Катя так со мной поступила, чтобы спасти мою жизнь, то тут дело было в другом. Я даже не удивился, когда Лариса призналась в беременности и сунула под нос тест с двумя полосками.

К тому времени я уже выяснил, что вырубились мы все четверо, кто пил чай тогда. Но никто об этом не узнал, жена генерала прикрыла нас, поэтому никого не наказали. Она же приходила передо мной в дежурку, принесла гостинец, конфеты и печенье. Добрая тетя.

А месяц назад я вытряс душу из одного солдатика продажного, узнал, что эта женщина ему заплатила, чтобы он позвал меня пить чай, и потом помог оттащить мое спящее тело в квартиру ее дочери. Подстава чистой воды.

— Чего припорола, — сквозь зубы цежу, бесит меня эта прилипчивая девка.

— Мама заказала ресторан на вечер, твои родители приедут… вроде помолвки будет.

— Слушай, хватит комедию ломать. Ни помолвки, ни свадьбы ты не дождешься от меня. У меня есть любимая девушка, так что, поищи другого папашку своему ребенку, пока время есть.

Я выговариваю ей, ехидно улыбаясь, ничего у нее не получится.

— Ты можешь отбрыкиваться сколько угодно, милый, — ласково шипит она, — но, когда ребенок родится, я сделаю тест на отцовство. Не отвертишься. И ты папу моего не знаешь, он…

— Ну, во-первых, тест от тебя мне не нужен, я подам в суд, там ты не сможешь мне предъявить липовый результат. Во-вторых, твой папа мне не авторитет, через два месяца контракт закончится, и я свалю отсюда нахрен, только меня и видели.

— Ох, шевелится! — подскакивает вдруг и хватает мою руку, прикладывая к своему животу. — Ну все, мне пора. Еще платье выбрать нужно для ресторана. Не будь букой, милый.

Лариска приподнимается и чмокает меня в губы. Это так фальшиво, что меня тошнит, вытираю губы тыльной стороной ладони. Будто грязью мазнули, противно.

Родители приедут, значит. Если и они в этом фарсе замешаны, то я им больше не сын. Ухожу внутрь помещения и вдруг что-то меня настораживает. Иномарка знакомая на парковке и в ней двое. Поворачиваюсь к окну, чувствуя, как холодок бежит по позвоночнику.

Я глазам своим не верю, когда вижу мою Катюшку в окно. Вот для кого спектакль был на крыльце, сразу понял, как это выглядит со стороны. Рука на животе «невесты», поцелуй, улыбки. Эх, поздно я заметил машину этой противной бабищи, что пытается спихнуть на меня беременность своей такой же противной дочери. За дурака меня принимают. Вот как у такого мужика как генерал Грач, могут быть такие стервозные жена и дочь?

И вот из машины жены генерала выскакивает моя стрекоза и несется к воротам. Твою ж медь! Они и до нее добрались!

Это уже ни в какие ворота.

Я догоняю любимую, понимая, что сейчас она не будет меня слушать, но все равно уговариваю ее понять, и подождать. Когда этот ребенок родится, я докажу, что он не мой. Катя ничего слушать не хочет. Она усмехается и просто уходит прочь.

Ладно, через два месяца я вернусь домой, и заставлю ее выслушать. Приеду к ней, и уже не уйду. Два месяца всего подождать!

Я так зол на эту «невесту», что мне уже пофиг на все, провожаю взглядом стройную фигурку любимой и иду к генералу. Не хотел ябедничать, думал сам справлюсь, но все зашло так далеко, что пусть уже у генерала откроются глаза. И плевать, если он разозлится и посадит меня на «губу», хоть отдохну от этих стерв. Дыхнуть не дают.

Но генерал оказался адекватным мужиком, выслушал меня и пообещал разобраться со своими женщинами. Ну хоть здесь повезло.

Набираю Катин номер, занято. И потом занято. Ясно, в черный список кинула меня. Я ей в последнее время редко звонил, как только начинаю разговор с ней, так тут же Лариска приходила и начинала орать что-то ласковое и нежное, приходилось сворачивать разговор, боялся, что Катя услышит вопли этой дуры. И потом все трется рядом, ходит хвостом за мной. А время на личное общение строго отведено, в другое не поговоришь.

Вечером приезжают родители, довольные до невозможности. Ну как же, сын же на дочери генерала женится. Долго внушаю матери, что их обманули, как и меня, а та все твердит, что внучку хочет. Готов волосы на голове повыдергать. Все будто глухие, не слышат то, что я пытаюсь до них донести. Мать уезжает домой в слезах и обидой на меня, отец молча хлопает по плечу, мол держись.

Как прожить еще пятьдесят восемь дней в этой обстановке? Но дни идут, я больше не встречаю на своем пути эту обманщицу и ее мамашу, генерал сдержал слово. Каждый вечер пишу смс-ки любимой, после неудачных попыток дозвониться. Но все напрасно, не читает их.

Через месяц Лариска родила девочку, якобы недоношенную. Генерал взял дело в свои руки, сам проследил за тем, чтобы тест на отцовство отдали ему в руки, не захотел, чтобы я доказывал свою правоту через суд. Как и ожидал, ничего общего с ребенком я не имел. Чувство, что меня оправдали, и тюрьма не грозит, вздохнул полной грудью.

Вскоре я собрал вещи и был свободен от злосчастного контракта. Даже голова кружилась от долгожданной свободы, я торопился к моей любимой Катюшке, и был рад, когда мой, теперь уже бывший начальник предложил подвезти до ближайшего города.

— Ты не обижайся на мою семью, бабы же такие, сначала делают, потом думают. Кстати, я вытряс из Ларки, кто настоящий отец моей внучки, — говорит генерал, когда мы сидим в военном джипе на местном вокзале.

Я купил билет, осталось дождаться отправления автобуса.

— Да я не обижаюсь, всякое бывает. Теперь вот только Катюшке как все доказать, она даже разговаривать со мной не хочет, — вздыхаю я, понимая, что обстоятельства не в мою пользу, я столько негатива принес в жизнь любимой. — И кто он, папашка?

— Да срочник один, отслужил полгода назад, да и смылся. Но я его найду.

Да уж, не завидую парню, генерал решительно настроен, вид грозный.

— Ну хорошо, что ребенок без отца не останется.

— Слушай, Денис, давай поеду с тобой и поговорю с твоей девушкой? Уж генералу должна поверить, — предлагает Грач, но я отказываюсь.

— Не нужно, Геннадий Васильевич, сам справлюсь.

— Ладно, тогда вот, — он достает визитку из нагрудного кармана, протягивает мне. — Друг мой надежных людей набирает в штат, я ему тебя рекомендовал. Платят хорошо, да и карьеру быстро сделаешь. Ты хороший парень.

— Не, я в полицию хочу, армией сыт по горло.

— Так это полиция, особое подразделение.

— Хорошо, — улыбаюсь бывшему начальнику, хороший старикан. — Я схожу.

В город, где живет Катя, я приезжаю уже вечером. Но дома ее нет, наверное, уехала к родителям. У меня сохранился номер ее сестры, решаю позвонить ей, чтобы спросить.

Сижу на лавке у Катиного подъезда, в надежде, что сейчас выясню все. Слушаю длинные гудки в телефоне, радуясь, что хоть ее сестра не закинула мой номер в черный список.

— Нету Кати, — грустно отвечает Ольга, у меня сердце в пятки ухает от ее слов и голоса.

— В… смысле?

— Уехала полтора месяца назад в командировку. Квартиру продала, вещи свои все привезла к родителям. На полгода уехала. А может и дольше. Мамка воет, сил нет ее слушать, причитает, что больше не увидит свою кровиночку. У меня молоко даже пропало от переживаний…

Слушаю всхлипы в телефоне и мне тоже хочется реветь. Потому что понимаю, в какую командировку уехала ее сестра. Оттуда можно и не вернуться. Как повезет.

Я успокаиваю девушку, как могу, обещаю разобраться завтра, куда уехала и можно ли ее вернуть, или хотя бы дозвонюсь как-то до нее. А пока мне нужно найти гостиницу, чтобы переночевать.

Что же ты творишь, моя стрекоза…

Глава 34

Катя

Полтора месяца я в командировке, и два, когда в последний раз виделась с Денисом. По моим подсчетам он вчера дослужил контракт и, наверное, уже отсыпается дома, треская любимые мамины пирожки с капустой. А мне и здесь неплохо. Подумываю остаться еще на полгода, может и еще на год. Пока не забуду этого смазливого негодяя.

Здесь спокойно, хотя поначалу пугали редкие далекие выстрелы, но я быстро привыкла. И к дежурствам по ночам привыкла, и к прочим необычным вещам. Например, к марш-броскам на десять километров без полной амуниции. Мне понравилось бегать, загружая мышцы и разгружая мысли.

Моя работа в тренировочном лагере состояла в том, что я должна научить курсантов сосредотачиваться, концентрировать внимание и быстро принимать решение. Как психолог, я видела, как некоторым все это давалось трудно, некоторым легко, совершенно без напряжения. Таким служащим я давала более сложные задачи. Был даже один уникум, которые щелкал мои задания как орехи, требуя загрузить его еще больше.

— Юра, ты уже все решил, я эти задания рассчитывала растянуть на полгода, вообще-то, — смеюсь, смотря в серые глаза симпатичного, но очень худого парня. — Ты лучше сходи в столовую и съешь второй завтрак. Или даже третий, тебе не помешает, а то свалишься под грузом амуниции на марш-броске.

— Я худой, но очень сильный, смотрите Екатерина, какие у меня бицепсы!

Он закатывает рукав футболки, и я чуть не прыскаю со смеху, видя предплечье, почти лишенное нужных мышц. Сразу вспоминаются шикарные бицепсы Самойлова, которые я любила проверять на силу. Ладно хоть удалось сдержаться, а то бы обидела парня.

— Кузнечик, харе подкатывать к психологу, — бурдит старлей, оттесняя курсанта в сторону и опираясь на мой стол волосатой рукой.

Я сразу напрягаюсь. Этого человека я боюсь, он мне даже противен, от его запаха меня мутит. Из-за него я не расстаюсь с ножом, даже когда сплю. Вроде никаких дурных действий с его стороны не было, но интуиция моя просто вопила — осторожно! Перед тобой абьюзер, готовый подчинить и унизить.

Я смотрю прямо в глаза, знаю, стоит мне спасовать, опустить перед ним голову, то сразу стану жертвой этого человека. поэтому расправляю плечи, сверлю его взглядом, прищурившись. Даю понять, что меня не сломить.

— Вы что-то хотели, Марат Казимирович?

— Придешь ко мне сегодня вечером, — шепчет заговорщицки, а мне хочется под стол залезть.

— Куда это к вам и с какой целью?

— Че дурочку строишь? Где меня найти — знаешь, и цель тоже сообрази сама.

— Извините, в общении с вами не нуждаюсь, — отрезаю сразу и берусь за бумаги на своем столе, чтобы закрыть их в сейф и уйти на обед.

— Ты че то попутала, я тебе не этот дрищ, — начинает злиться старший лейтенант. Я мысленно закатываю глаза, уезжая в командировку совсем не подумала, что придется иметь дело с такими.

— Казиев, тебе сказано было — в общении не нуждаются. Почему не на своем служебном месте в рабочее время?

Облегченно вздыхаю, помощь пришла, откуда не ждали.

— Так обедать ходил, товарищ капитан.

— Сам пообедал, а девушку задерживаешь, а у нее ведь тоже на обед отведен всего час. Еще раз увижу, что докучаешь служащим, приму меры, — строгим голосом отчитывает старлея капитан Анисимов. Душа радуется.

Тороплюсь в столовую, там подруга заждалась уже, всегда вместе обедаем, да и живем и в свободное время тоже держимся вместе, иначе здесь в одиночку не выжить, будто овечка в стае голодных волков. У некоторых вон слюни уже по подбородку стекают.

— Чего опаздываешь? — выговаривает Валя, подвигая мне поднос с едой. — Остыло все, наверное.

— Ладно, значит буду есть остывшее, — беру ложку, окунаю ее в суп.

Снова щи из кислой капусты. Сразу вспоминается вкуснейший борщ моей мамы. Настроение совсем падает, мама так рыдала, провожая меня в дальний путь. Хочется плакать, почему-то.

— Ну чего ты раскисла? По дому соскучилась? — подруга так резво работает ложкой, что хочется ей и свою тарелку с кислятиной отдать, чтобы не тащить полную на стойку.

— Я ж не маленькая, по дому скучать. Казиев.

— А, понятно. Старлей в наступление перешел? — Валюша смеется, она предупреждала меня, что так будет.

— Да. Вот как работать теперь? — я изучала такой тип мужчин, знаю, что теперь не отцепится, нужен действенный способ.

— Надо капитану Анисимову рассказать, он не любит, когда в лагере начинается кипиш из-за женщин. Это понятно, мужики на голодном пайке, а тут ты, такая вся воздушная и красивая, сущий ангел. Одни волосы чего стоят.

— Анисимов уже приструнил его. И что мои волосы? Я же ими не семафорю, — трогаю крепко скрученную гульку, нарочно каждое утро тщательно убираю свои белокурые локоны в пучок. — Все строго, не распускаю их.

— Хах, так еще соблазнительнее, каждая особь мужского пола мечтает распустить твой пучок, представляет, как делает это…

— Валь!

— Что?

— Ешь давай.

Подвигаю к себе тарелку с картофельным пюре и котлетой, отодвигая суп. Дальше едим молча, каждая в своих мыслях. Завтра мне можно будет позвонить домой. Но я не хочу. Во-первых, не хочу слушать в трубке вой моей мамы, а во-вторых, Самойлов уже вернулся домой и наверняка навестил мою сестру, про меня узнавал. А я не хочу этого слушать.

В то, что он женился и остался в части я и думать не хочу, не верю в это. Склоняюсь к тому, что его подставили, точно так же как я, три года назад. Он доверчивый, поймать на крючок не трудно.

— Ох, не хочу сидеть в кабинете, — стонет подруга, когда идем из столовой. — Душно так.

— Ну лето же, конечно душно, — соглашаюсь, тоже не хочу сидеть в кабинете, но по другой причине. Боюсь, что старлей снова нагрянет.

— Самойлова! — слышу голос капитана Анисимова, который кричит из открытого окна штаба. — Зайди, тебе звонят.

Переглядываемся с Валей, она подмигивает мне, не верит, что мне звонят, думает, что и капитан ко мне клинья подбивает. Бегу в его кабинет, а у самой от догадки кто абонент, сердце трепещет. Это он. Я чувствую.

Капитан кивает на полированный стол, где лежит трубка телефона и выходит за дверь, не хочет мешать.

— Да, — едва дышу, когда прижимаю к уху старомодную зеленую трубку. — Слушаю.

— Привет, любимая, — голос Дениса лишает меня сил, опускаюсь на стул.

— Привет. Зачем звонишь мне?

— Как зачем, приехал к тебе, сразу из части, а тебя нет. Квартиру продала, уехала черте куда. Ты что творишь? Возвращайся, я помогу…

— Знаешь, что, Самойлов! Своей женой и тещей командуй, — от злости срываюсь на крик. От родного голоса мурашки по телу, перед глазами его лицо, растерянное. Тогда он не был уверен, что ребенок не его.

— Я не женился, Катён, и ребенок не мой, как я и предполагал. Я к тебе приехал.

— Мне все равно! Нам не по пути, больше не хочу вздрагивать от звонка в дверь, или телефонного звонка, думая, что это очередная твоя пассия или ее мамаша. Я хочу забыть тебя, Самойлов, не звони мне больше.

Я ему больше ни слова сказать не дала. Рвать, так уж сразу, резко. Не хочу слышать его голос и плавиться от желания, не хочу, чтобы вставало его лицо перед глазами. Лицо, которое никогда не забуду…

Глава 35

Глава 11

Ошарашенная звонком от Дениса я не замечаю, как добегаю до своего кабинета. Там могу укрыться и переварить, пережить потрясение. Да, я знала, что позвонит. Но одно дело предполагать и другое дело услышать голос, который соблазняет бросить все и мчаться к его обладателю.

— Так, все, я о тебе не думаю, — хватаю стопку папок со стола и тут же шлепаю их обратно с громким звуком.

Мне нужен шум, тишина давит на виски. Жаль, что нельзя музыку врубить на полную громкость. Жалею, что уехала сюда? Нет, не жалею. До сих пор помню эту Любовь Грач, с ее надменным взглядом. А сколько их, таких вот мамаш будет приходить ко мне, сколько еще желающих поймать его в свое лассо девиц ушлых?

Не надо мне этого.

Вцепляюсь в волосы и падаю на стул. Не могу устроить шум, но могу сделать себе больно. Боль как музыка, отвлекает. Тяну волосы, пока не брызжут слезы из глаз. Бойцы после обеда на стрельбище, а я хотела подготовиться к завтрашним занятиям. Но теперь настроение такое, что не хочется возиться с бумажками. Убить хочется кого-нибудь.

Убираю папки в шкаф, и закрываю, проворачивая ключ с остервенением. Пойду тоже постреляю, а вместо мишени буду представлять самодовольное лицо Самойлова. Или старлея, который облизывает пошлым взглядом и будто раздевает. Прямо руки зачесались, тороплюсь на выход, но выйти не удается, дверь распахивается и вваливается тот, чью физиономию собиралась представлять на мишени.

— Что вам здесь нужно, — спрашиваю, а у самой внутренности моментально превратились в один ледяной комок. По его глазам уже все прочитала.

— Ну как же, если гора не идет к Магомеду, то он сам придет, — сально ухмыляясь мужчина приближается ко мне, оттесняя к стене. Бежать некуда. — Какая ты вкусная… о, эти волосы, ты их распустила, наконец… чистый шелк.

Он тянет к моим волосам свои толстые пальцы, похожие на сардельки, облизывает безобразно-мясистые губы, похотливо сверкая глазами. Мне противно до колик в желудке, но молчу, прижимаясь к прохладной стене разгоряченной спиной. Сопротивление бесполезно, знаю из курса психологии, если буду бороться, то быстро потеряю силы, и тогда этому негодяю ничего не стоит получить то, за чем пришел. Но я всегда настороже, и в моем кармане имеется маленький перочинный нож, прямо мизерный. Но Казиев же об этом не знает.

— Вы бы не приближались ко мне так резко, Марат Казимирович, — предупреждаю наглеца, упирая в его не спортивный живот узкое лезвие. — Еще сантиметр, и мы сумеем увидеть ваш внутренний мир. Предполагаю, что там у вас нет ничего привлекательного.

— Не понял, ты меня прирезать решила? — темно-карие глаза из орбит вылезают, когда до старлея доходит, что упирается в его жирное брюхо. — Ты че строишь из себя, коза?

— У меня есть мужчина. Вам бы понравилось, если бы ваша женщина в командировке допускала к своему телу других мужчин? Думаю нет. Я лучше вам брюшко проткну, чем сдамся.

Говорю холодно, ледяным тихим голосом, без истеричных испуганных нот. Мое спокойствие пугает старлея больше, чем давящий на пузо нож. Он отстраняется и достает из кармана платок, вытирает потное лицо.

— Ну… ты… — у него не хватает слов, машет рукой и выскакивает из кабинета.

Я в окно вижу, как он почти бегом пересекает небольшой двор и только тогда меня отпускает. Сползаю по стене, захлебываясь в рыданиях.

Я не знаю, сколько сижу на полу, лицо опухло от слез и усталость сковывает мое тело. Я так соскучилась по Денису, признала наконец это. Пока не слышала его голос, еще держалась, потом злость на него охладила, а теперь пришло осознание, что не так все, как кажется. Хоть завтра бы уехала к нему. Хочу дать ему второй шанс, ведь я сразу поняла, что дело нечисто. Даже если бы ребенок был его, то все равно не по доброй воле. Подстава.

— Вот ты где, — вдруг раздается над головой голос подруги, я даже не слышала, как открылась дверь. — Эй, что с тобой? Ты ревела что ли? Что случилось?

— Я чуть Казиева не прирезала… — показываю свой маленький ножичек, который так и сжимаю в кулаке. — Он пришел, стал зажимать меня… а я ему нож к животу.

— Ой, да не прирезала бы, этим твоим «кинжалом» только комаров пугать. Вот придурок! Я точно капитану на него донесу, посидит в карцере, будет знать.

— Да ладно, может больше не пристанет, сбежал, сверкая пятками, — смеюсь, утирая слезы. — И я домой хочу.

— А, мама позвонила, и тебе домой сразу захотелось, понимаю. Вставай, рева.

Валя помогает мне подняться и усаживает на стул, а сама напротив меня ставит стул. Обмахивает мое лицо платком, ворча, что как с таким лицом на люди теперь показаться. А мне все равно.

— Что мама? Снова рыдала в трубку?

— Нет, — качаю головой, отодвигая ее руку с цветастой тканью, — это не мама звонила. Мужчина, которого люблю… а я так по нему соскучилась. Мы больше года не виделись нормально, один раз мельком только. У него такой голос, что мурашки по всему телу…

— Понятно. Ну придется еще потерпеть, до осени.

Да, придется, сама виновата.

Лето пролетело быстро, помогала загруженность, некогда голову поднять. Казиев больше не приходил, распускал про меня слухи, что я чокнутая, и со мной опасно связываться. Сплетни оказались мне на руку, больше ни у кого не возникало желания пойти со мной на сближение.

Денис больше ни разу не звонил, моя сестра сказала, что он устроился на какую-то секретную работу, иногда появляется в городе и узнает у Ольки новости обо мне. Ждет смиренно.

Пришел октябрь, командировка подходила к концу, уже сидели на чемоданах и ждали, когда нам на смену прибудет другие. И вот этот день пришел, парни погрузились в крытую тентом машину, а мы с Валей сели в кабину к шоферу. Девушка веселилась, смеясь на шутки светловолосого парня. И настроение воздушное. Домой!

Проехали половину пути до города, с железнодорожного вокзала которого разъедемся кто куда, ничего не предвещало беды. Я строила в голове план дальнейших действий. Помирюсь с любимым, хватит бегать друг от друга. Вернее, это я от него бегаю, придумывая себе черте что. Но мне же хочется тихого мирного семейного счастья.

Вдруг что-то тонко засвистело и меня выдернули из кабины, все случилось так быстро, что я ничего не поняла. Грохот и пыль столбом, кто-то бегает в панике, кто-то лежит на земле, закрыв голову руками. Я стою возле машины, глядя на этот бедлам.

— Ложись, Самойлова! — кричит мне капитан Анисимов, лежа на пыльной каменистой дороге.

Опускаюсь на колени, до меня доходит, что наша колонна попала под обстрел. Мимо пробегает курсант Кузнецов, с которым мы сдружились за время службы. У него паника, дергаю его за ноги и накрываю его тщедушное тело своим.

— Не шевелись, Кузнечик, — шепчу ему в ухо, приказывая не дергаться.

Рядом раздается грохот и вихрь пыли накрывает нас, мне кажется, что будто рой пчел, которые впиваются в мои плечи, затылок и руки, жаля нещадно. Крик боли застревает в моем горле, рот наполняется едкой пылью с привкусом гари.

Мир меркнет, вместе с ним затихают голоса, которые уже неразличимы из-за ваты, которую натянули мне на голову.

Глава 36

Сквозь сон слышу чье-то бормотание, будто бабушка моя причитает, молитвы речитативом проникают в мозг, божественные слова как эхо повторяются, причиняя боль. Хочу проснуться, но все мои усилия сходят на нет, веки такие тяжелые, а руки и ноги словно спутали канатами.

— Просыпайся, детка… иди на мой голос… — плачет бабушка, а меня мороз пробирает. Она умерла давно. Куда она меня зовет?

И так по кругу, день за днем. Я не видела, как сменяются дни, я слышала. Будто диктор, голосом моего товарища Юры Кузнецова вещает мне:

— Сегодня воскресенье уже, может уже пора просыпаться, Катюша? Ты уже третью неделю спишь, спящая красавица.

И так каждый день, только названия их меняются. Я будто в густой кисель провалилась, завязла в нем как муха. У меня ничего не болит, как ни странно, столько валяться в кровати без движения. Я просто очень устала…

Эти минуты прояснения длились недолго, в остальное время я спала. Наверное. Но мне кажется, что я слышала и голос Дениса, тихий и ласковый. Может послышалось. Ни в чем уже не уверена, и даже бороться нет сил, тем более не знаешь с чем или с кем бороться.

Но в один день что-то поменялось, стало будто легче дышать, прибавилось сил и «кисель» стал намного жиже. Я вынырнула из забытья неожиданно, среди ночи, просто будто проснулась, опутанная проводами, среди множества мигающих лампочек. Просто открыла глаза, не поняла ничего и снова закрыла. Но изменились показания на мониторах, назойливый писк стал чаще. Через несколько секунд возле меня стояла женщина в белом халате и улыбалась так по-доброму.

— Ну привет, спящая красавица, — улыбается незнакомка в красивых очках, делающих ее серые глаза большими и выразительными. — Мы уже отчаялись, думали не вытащим…

Ответить ничего не смогла, открываю рот, но язык будто усох, не могу ни звука издать. Тут же прохладная влажная марля прикасается к губам, с нее стекают живительные капли в рот, смачивая горло.

— Молчи, наговоришься еще, — врач снова мочит в стакане ложку, обернутую бинтом и подносит ее к моим губам. — А теперь поспи.

Что? Снова спать?

Хочу возмутиться, глядя как доктор вводит в систему лекарство из шприца, но веки тяжелеют, и я уплываю в сон, так и не успев начать сопротивляться.

Проснулась уже утром, возле меня старушка сидит, гладит руку, а по ее морщинистой щеке стекает слеза. Кто она?

— Выбралась золотко, — шепчет она, а я узнаю голос, который читал молитвы и звал меня. — Я баба Шура, санитарка. Я приходила к тебе, чтобы ты не скучала, пока там была.

Она показывает глазами на потолок, сжимая мои пальцы в теплой ладошке. Ясно, а я подумала, что это моя бабушка звала.

За утро меня навестила целая толпа врачей, что-то говорили, но мозг мой был еще вялым от долгого сна, и я не могла вникнуть в термины и диагнозы. Поняла одно — я быстро иду на поправку, чему все рады.

К обеду в палату прокрадывается Кузнечик, припадая на правую ногу, опирается на костыль. Он придвигает стул и садится рядом с кроватью, широкая добродушная улыбка лезет на его веснушчатое юное лицо.

— Ох, думал не дождусь твоего пробуждения, домой меня послезавтра отправляют, долечиваться. А тебя в столицу хотят перевезти, здесь больше ничего не могут сделать, это я подслушал разговор врачей. У тебя один осколок застрял в голове.

Я закрываю глаза, потому что воспоминания горячим водопадом обрушились на мой воспаленный мозг. Мы ехали домой и колонна машин попала под обстрел. Я свалила Кузнечика на землю, а потом меня стали жалить пчелы. Осколки. Потом как сквозь сон чувствовала, что меня несут на импровизированных носилках, лицом вниз, я видела камни и пыльную проселочную дорогу, проплывающие подо мной. Боли не было, только усталость.

Рядом шел капитан Анисимов и командовал носильщиками, поторапливая их. Иногда приказывал мне держаться, то уговаривал потерпеть немного, скоро врачи мне помогут.

— Все живы? — наконец могу произнести сиплым голосом.

— Да, несколько тяжело ранены, их на вертолете в первый же день отправили в столицу. А тебя нельзя было перевозить, специалистов сюда вызвали. Ты спасла меня, Катюша, если бы ты не закрыла меня собой… — Юрка отворачивается и грустно вздыхает, глядя в окно.

— Ладно… все живы…

Через два дня он уехал, и меня тоже увозили на вертолете в другой госпиталь. Мы договорились, что когда-нибудь друг приедет ко мне в гости из своего далекого сибирского городка, привезет щедрые гостинцы.

Денис приезжал один раз, мне баба Шура рассказала, как он сидел у кровати, где я лежала без сознания, на животе, потому что плечи и затылок были сплошь покрыты ранами. Он целовал мои пальцы и плакал, уговаривая не бросать его. Не приснилось, значит…

Он должен был еще приехать на выходной, только меня уже не застанет. Я просила врача повременить, но получила категоричный отказ. Мне нужна срочная операция, и сделать ее могут только в современном медицинском центре. Осколок в затылке засел слишком глубоко и если он сдвинется, то последствия могут быть печальными. Либо снова кома, либо вообще нечто непредсказуемое.

Операция прошла успешно, как сказал мне врач, когда я очнулась от наркоза. Я разглядывала мужчину средних лет, в голубом хирургическом костюме, он выглядел странно, вокруг него было свело-золотистое свечение, которое переливалось и мерцало. Он рассказывал мне, как будет проходить дальнейшее лечение, а я любовалась его аурой. Так красиво…

— Родителям твоим мы сообщили, что операция прошла успешно, сегодня к вечеру посмотрим, если все будет хорошо, то разрешу посещение. Они пока ждут в гостинице, рядом с клиникой. Еле отправил их отдохнуть.

— Доктор… а почему вы светитесь? — шепчу врачу, на бейдже вижу имя, когда он склоняется ко мне, чтобы расслышать вопрос. Родион Васильевич Сумороков.

— В смысле, я свечусь?

— Я вашу ауру будто вижу.

— Хм… странно. Но, может ты пока от наркоза не отошла.

Я замечаю тревогу в серых глазах. Что-то не так, и доктор просто меня пугать не хочет. Записывает в блокнот, внимательно оглядывая мое лицо. Потом достает из кармана какую-то вещь, показывает ее мне.

— Это эспандер, разминать пальцы. Скажи, он тоже светится?

Да, и эта штука светится, о чем я сообщаю доктору. Он кивает, потом берет что-то с тумбочки.

— А эта ложка, она светится?

— Нет, — закрываю глаза от усталости, потом снова открываю, смотрю на руку мужчины. Ложка, как ложка.

— Да уж, — хмыкает доктор и снова пишет в блокноте. — Ну что ж, отдыхай, потом посмотрим.

— А когда можно будет позвонить? — спрашиваю, но тут до меня доходит, что нет мобильника даже, да и номер Дениса я не могу вспомнить.

— Сотовый только недели через две разрешу. Скажи номер, я сам свяжусь с абонентом и передам все, что скажешь.

— Я не помню номер… — пытаюсь сложить ускользающие цифры в голове, но чувствую только как разрастается боль от напряжения.

— Не надо пока напрягаться. Отдыхай.

Доктор уходит, а я все пытаюсь выудить из памяти номер любимого мужчины. Я его знаю, это точно. Но забыла, будто кто-то стер память. Пытаюсь вспомнить лицо Дениса и просто мутное пятно вижу мысленно. Паника накрывает, когда понимаю, что даже не помню цвет его глаз. Перебираю лица родных, воспоминания о разных предметах, событиях. Половину будто стерли. Это так мучает, что хочется кричать.

Надеюсь, что все восстановится, а то просто жутко.

Глава 37

Встреча с родителями порадовала, подняла настроение. Мама роняла слезы на мои пальцы, которые беспрестанно целовала и повторяла, что теперь будет все хорошо. Папа тихо стоял в сторонке и вздыхал, облегчение чувствовалось в его вздохах. Представила, что испытывали мои родные, глядя на меня, когда была вне сознания. Безысходность. Поэтому сейчас только улыбалась им и безропотно сносила их жалостливые эмоции.

— Как там сестренка? — спрашиваю тихо и вижу на лице мамы восторг. — Как малышня?

— Ох, такие непоседы, Мирон задира стал совсем, на детской площадке приходится быть начеку, иначе отберет у детворы игрушки и еще отлупит. А Матвейка уже бегает вовсю! Не остановишь мальчишку. Измучили нас с дедом, с ними не присядешь даже, пока Олька на работе.

Да, представляю, какая кутерьма творится в доме. Сестра недавно вышла на работу, а мама наоборот, уволилась, сказала, что будет зарабатывать дома и приглядывать за внуками. Думаю, скоро она пожалеет о таком решении.

Все хочу спросить про Дениса, но, зная мамино к нему отношение, не решаюсь. Она до сих пор винит парня в моих несчастьях и одиночестве. Но только я ничего не могу поделать, сердцу не прикажешь. Лицо его так и не могу вспомнить и меня это убивает. Зато помню голос и ощущения, когда ласкал, поцелуи помню. Хоть это успокаивает.

Я любуюсь аурой родителей, такая красивая, розово-фиолетовая. Наверное, это цвета радости и тревоги, но очень красиво смотрится. У папы больше темного цвета, почти пурпур, а у мамы светло-розовая, с фиалковой каймой. Не буду говорить им об этой особенности моего зрения, им и так переживаний хватает.

Интересно, а какого цвета аура у Самойлова? Наверное, красная. От злости. Не любит, когда я косячу, обязательно отругает меня за безрассудство, когда приедет. А он скоро приедет, чувствую.

Мама кормит меня обедом, дует на ложку с супом, потом подносит ко рту, будто я сама не могу справиться. Но молчу, не хочу обижать ее, ведь родителям досталось больше боли, чем мне, я не чувствовала ничего с момента обстрела. Будто не со мной все было.

Потом, с разрешения доктора, папа приносит цветы, красивые и яркие герберы, пересыпанные мелкими белыми хризантемами. Мама все щебечет, украшая букетом безликий стерильный подоконник. Дай ей волю, всю палату бы превратила в оранжерею, лишь бы мне было выздоравливать веселее.

Родители пробыли со мной еще пару дней и уехали после выходных, по моему настоянию. Слишком много внимания и опеки для меня. Я еще не могла вставать, большую часть дня и ночи спала от слабости, а папа и мама смиренно сидели рядом и ожидали моего пробуждения, радовались, когда открывала глаза. Боялись, что повторится мой недавний беспробудный сон. И я стала стесняться спать, чтобы не пугать родителей. А потом попросила доктора сказать им, что у меня все стабильно, и спровадить заботливых родичей к внукам. Там они нужнее.

Еще поторопилась избавиться от них, потому что не хотела, чтобы нос к носу столкнулись здесь с Денисом. Я так и не смогла вспомнить его номер, что странно, раньше на память не жаловалась.

Через неделю мне разрешили вставать, понемногу гулять, держась за стенку. Я выходила в длинный коридор, добиралась до окна, выходящему на ворота и двор клиники, стояла, наблюдая за прохожими. Вдруг увижу среди них любимого мужчину. Волнение накрывало с головой, ведь Самойлов так и не приехал.

Букеты, которые принес папа, завяли, санитарка выкинула их, но однажды утром, среди недели появился еще один роскошный букет. Он ярким пятном выделялся на подоконнике в моей тесной одноместной палате, когда открыла глаза, то сразу увидела.

— А кто принес этот букет? — спрашиваю у молодой девушки, ловко орудовавшую шваброй под моей кроватью, запах антисептика бьет в нос так сильно, что голова начинает болеть.

Девушка в голубом больничном костюме оглядывается, а потом пожимает плечами.

— Какой букет? — спрашивает она, а я киваю на подоконник.

Встаю с кровати и по сухой части пола прохожу к окну, любуюсь красивыми белыми розами с розовой каймой по краю лепестков. Касаюсь носом невесомой нежности, вдыхая травянистый аромат бутонов. Оборачиваюсь на санитарку, она недоуменно глядит на меня, застыв с тряпкой в руках.

— Это парень принес? — снова спрашиваю ее, получая в ответ молчание.

Через минуту девушка сбегает из моей палаты, наспех протерев пол. Я не успеваю отойти от окна, доктор приходит.

— Скажи, Катюша, а у букета есть аура? — спрашивает мужчина и смотрит на подоконник, но совсем в другую сторону, там пусто.

— Нет, просто букет, — поправляю длинные стебли в вазе, расставляя их покрасивее, чтобы не сбились в кучу. — Красивый… а кто принес, никто не видел.

— Яблоко хочешь? — доктор протягивает мне ладонь, на которой лежит большое красное яблоко, мой любимый сорт.

Даже слюна заполнила рот, я замурчала, когда откусила от фрукта и ощутила кисло-сладкий терпкий вкус. Жмурюсь от удовольствия, вгрызаясь в мякоть.

— Спасибо огромное, Родион Васильевич, очень вкусно! — благодарю доктора, но тот смотрит на меня странно, как будто даже с опаской. — Что-то не так?

— Да… есть кое-что… Скажи, а у яблока есть аура?

— Нет, — я отвожу руку с яблоком и разглядываю его. — Не светится.

— Хорошо… А я? Я свечусь? — задает вопрос, пристально разглядывая мои глаза.

— Вы светитесь. К чему такие расспросы?

Я разволновалась не на шутку, даже потряхивает. Родион Васильевич берет меня под руку и ведет к кровати, заставляет присесть, а сам стоит рядом, хочет сказать что-то, но не решается.

— Нет букета, Катюша. И яблока нет, — наконец объясняет доктор, подвигает стул и садится напротив меня. — У тебя галлюцинации. Думал, что пройдет, но идет время, а тебе не лучше.

— Какие галлюцинации? Я вижу букет, чувствую запах… вкус яблока чувствую, слышу хруст, когда откусываю. Не могу же я все это придумать!

— У тебя остался осколок в затылочной части головы, мизерный, но давит на мозг, заставляя его выдавать тебе картинки и чувства, несуществующие… тебе просто хочется этого, видимо, я протянул руку и сказал про яблоко, и ты увидела его, а ведь я протянул пустую ладонь.

— Что же это? Как же я теперь жить-то буду? — мне не верится, что со мной происходит такое, мир сразу становится зыбким и призрачным, пустым. — А вытащить осколок?

— Мы побоялись трогать его, опасно. Шансов мало, что потом ты будешь нормальным человеком, или вообще… Прости.

Не знаю, что сказать. В глазах доктора такое сожаление, что меня дрожь пробирает. Как же так… Я ничего не чувствую, голова даже не болит. Не верится, кажется, что это просто злая шутка чья-то, кому я так насолила?

— Ну не все так плохо, ты можешь различать, где явь, а где галлюцинация. Если есть аура, значит настоящее, если нет ее, то мозг тебя обманывает.

Супер. Мне теперь в мире грез жить?

Пришла медсестра, сделала укол, после которого я не помню, как заснула. К вечеру только очнулась, выползла в коридор, пристроилась у окна, по привычке. Уже зажигались фонари, прохожих почти не было, скучно. Интересно, а если я сейчас представлю, как по двору клиники скачут клоуны и горят фейерверки, то увижу все, как наяву?

Я не успеваю провести эксперимент, за моей спиной раздается голос моего лечащего врача. Я вздрагиваю и сжимаюсь внутренне, когда понимаю, что он не один пришел.

— Вот и Катюша, прогуливается. Вы пообщайтесь, но недолго, пациентку нельзя утомлять, слаба еще совсем.

Я не оборачиваюсь, боюсь увидеть того, чей аромат уже ощутил мой нос. А вдруг это не по настоящему? Вцепляюсь пальцами в жесткий прохладный лист монстеры, огромный и резной, сияющий желтоватым светом.

— Катёна… — слышу любимый голос, вызывающий желание разрыдаться. — Привет, любимая, я приехал.

Денис поворачивает меня к себе лицом, я просто утыкаюсь ему в грудь и обнимаю, стискивая его изо всех сил.

— Я соскучилась…

— Тогда посмотри на меня, — смеется любимый мужчина, поднимая мое лицо за подбородок.

Лучше бы не смотрела. Передо мной стоит незнакомец, он улыбается мне по-доброму, зеленые глаза предательски блестят, а руки пытаются прижать к своему телу, обнять. Я же отпрянула и уставилась в незнакомое лицо.

— Кто вы? — вырывается у меня против воли.

Понимаю, что вопрос глупый, я знаю, кто это, голос и аромат его выдает. Но это все так странно, что мне хочется сбежать в свою палату и закрыться там, залезть с головой под одеяло. Аура вокруг мужчины расплывается алым пятном, светясь в сумрачном коридоре.

Я сплю… я точно сплю, это не может быть правдой.

Глава 38

Глава 38

Денис

Доктор предупредил меня, что после ранения Катя чудит, но все равно испытал шок. Она не узнает меня!

Разглядывает меня, шарахается, и в то же время тянет руки, ощупывая, будто пытаясь вспомнить так, прикасаясь. А я так соскучился по моей солнечной девочке. Смотрит мне в глаза, пытаясь что-то отыскать в них.

— Это я, твой Дениска, — касаюсь пальцами бледной щеки. Карие глаза девушки кажутся бездонными. Застыла, напоминая испуганного до полусмерти, крохотного зверька.

— Я тебя помню… не так… только голос, твои руки…

— А что было между нами помнишь? — усаживаю дрожавшую Катюшку на лавку, попутно отмечая, что доктора рядом нет, будто испарился.

— Помню… кажется.

Девушка мнет худенькие пальцы, того и гляди, сломает их ненароком. Накрываю ее холодные руки своими большими теплыми ладонями. Катя еще больше съеживается, но позволяет греть ее руки.

— Все будет хорошо, вспомнишь все, обязательно.

— Будто не со мной… — шепчет, не замечая, как слезы чертят мокрые дорожки по исхудавшим щекам.

Катя немного расслабляется, прижимается ко мне, мы просто молчим. Время идет, скоро меня попросят на выход, мне жаль каждую минуту, утекавшую, как песок сквозь пальцы. И так, я долго ждал этой встречи. Сначала приехал в военный госпиталь, где любимая лежала в коме так долго. Сидел у ее кровати, обмотанной разными проводами и трубками, и уговаривал ее вернуться ко мне, обещал больше никогда не огорчать ее своими тупыми поступками. Она будто слушала, лежа на животе, из-за ран на спине и плечах.

В этот мой приезд Кати не нашел на месте, ее перевезли в столичную клинику. Помню, что чуть не прыгал от радости, когда мне рассказали, что девушка пришла в себя. Даже не подумал, что последствия комы и ранения будут так коварны.

Я сразу ринулся сюда, в клинику, и нарвался на ее родителей. Пришлось уехать, с ее матерью уже имел серьезный разговор. Не только судьба нас разводит с Катей, еще и родители хорошо стараются, что мои, что ее, будто сговорились.

Целую ароматную макушку любимой, испытывая такой мощный прилив облегчения. Жива!

Остальное переживем, и никто нам не указ. А то, что забыла, вспомнит, или заново привыкнет. Больше не отпущу ее, пусть сколько угодно отталкивает.

— Катён, время… — нехотя отодвигаю девушку, вспомнив о цветах и подарках. Вручаю ей букет из белых роз и пакет с гостинцами. — Мне дали всего полчаса, побыть с тобой, а они уже истекли десять минут назад. Поздно я к тебе пришел, завтра прямо с утра постараюсь, может выпрошу тебя на прогулку, хотя бы недалеко, в кафе сводить, или в парк.

Говорю быстро, полушепотом, не отрывая взгляда от родных шоколадных глаз, с растерянностью изучавших мое лицо. Моя стрекоза заново знакомится со мной. Но в ее взгляде есть еще что-то, недоумение что ли, неуверенность.

— Что? — спрашиваю, а у самого внутри все в кисель превратилось и трясется. — Что случилось?

— Ты снова чужой… — шепчет Катя, бледнея еще больше. — Я уже не помню, каким ты был полчаса назад… Только голос все тот же, твой.

Вот это жесть! Я и сказать не знаю, что, от страха голос отказывается служить мне. Надо что-то делать. Надо у врача спросить, может можно вылечить.

— А с родителями тоже так было? Ты их тоже не узнала?

— Нет, их я помню. А тебя забыть хотела, вот и получается так, наверное… Отведи меня, я устала.

Я проводил любимую в палату и пошел искать доктора. Если бы не эта чертовая командировка. Если бы не та дура со своей стервой-матерью, которая наплела Кате черт знает что. Если бы я поговорил с генералом вовремя и поехал объясниться. Сколько этих «если бы», которые искалечили мою любимую, сломали ее жизнь. Если бы я еще три года назад увез ее со свадьбы и женился бы на ней сам…

— Можно сделать операцию, конечно, осколок мы убрали, но задели что-то важное, видимо. Я собирал консилиум, нейрохирурги хоть сейчас приняли бы пациентку, но… — задумывается доктор, берет со стола ручку и крутит ее в пальцах. Мужик трет глаза, уже скоро ночь, смена затянулась.

— Но?! — не могу усидеть на месте, в голове горит и грохочет. Несправедливость душит.

— Это опасно. Сам понимаешь, мозг — как минное поле, миллиметр не в ту сторону и не спасти. У Кати тридцать процентов на полное выздоровление, и по столько же на летальный исход и вегетативное существование потом, всю жизнь. Таких случаев много, лучше оставить так как есть. Пусть живет в двух мирах, разделяя на ложное и верное, а ты повесишь бейдж с именем, или еще что-то придумаете, например, галстук, по которому она тебя узнавать будет.

Доктор даже посмеивается, мне же вовсе не смешно, врезать ему хочется, весельчак нашелся. Встаю со стула, ноги трясутся. Впервые со мной такое. Опираюсь о стол, дышу тяжело, мне воздуха не хватает.

— Ты бы выпил, а то, чего доброго, сердечко шалить начнет от переживаний, — советует врач, и тут я с ним полностью согласен. Я бы выпил. Водки, залпом. Чтобы хоть немного тревога улеглась, и я смог бы отдохнуть. Не спал нормально уже давно, готовился к встрече с любимой стрекозой, представлял, как она обрадуется мне. А она забыла меня, как и хотела.

— Можно я завтра Катю на прогулку заберу? Недалеко есть парк и кафе. Ненадолго.

— Можно. Да и дня через три домой можешь забрать, у нас ей нечего делать. Вот в выходные понаблюдаю еще за ней.

Киваю. В груди скребут кошки, надежда будто умирает. Надежда на светлое будущее с любимой. А мы ведь детей хотели. Теперь вряд ли получится. Узнает об этом и снова сбежит, не захочет мешать мне обзавестись семьей.

— И что доктор сказал? — интересуется девушка, улыбаясь. Только улыбка ее натянутая, вынужденная. И у меня такая же на лице, делаю веселый вид, беру прохладную руку, присаживаясь на край больничной кровати.

— Ну что сказал, после выходных домой поедем, — прикасаюсь губами к исхудавшим пальцам, приказывая себе держаться. — А завтра пойдем в соседний парк гулять.

— Да ладно! Как здорово!

Теперь Катя искренне радуется, подпрыгивает слегка на кровати. И будто не было ничего, снова прежняя, солнечная и безумно красивая. Если бы не голубоватые тени под глазами.

— Так что, отдыхай, я пойду.

— Ты где остановился?

— Да тут рядом, гостиница через дом вроде. Приду за тобой сразу после обхода. Отдыхай.

Поцеловать ее не решаюсь, я чужой для нее, вдруг оттолкнет. Но Катя сама тянется к моим губам, обнимая за шею.

— Ты тоже отдохни хорошенько…

Через полчаса я уже после душа, в одном полотенце на бедрах, подхожу к мини-бару и наливаю себе в широкий бокал немного коньяка, смотрю в янтарную жидкость, будто хочу найти в ней решение. Вдруг понимаю, что решение есть. Надо показать Катю лучшим специалистам. Любые деньги отдам, но постараюсь вылечить любимую, возможно здешние врачи проглядели проблему. Бывает какая-нибудь мелочь все портит и стоит ее убрать или исправить, так все и налаживается.

Робкий стук отвлекает от раздумий, тянусь за халатом, оглядываясь на стол, чтобы поставить выпивку, но голос за дверью заставляет передумать.

— Денис, это я…

Распахиваю торопясь дверь и только успеваю поймать худое тельце Кати, кинулась в мои объятия так неожиданно, что я чуть не роняю бокал с коньяком.

— Ты сбежала из клиники? — смотрю в смешливые шоколадные глаза и в душе поднимается теплая волна. Снова почудилось, что проблем нет.

— Да, не могу там, особенно когда ты рядом, — девушка горящим взглядом пробегается по моему голому торсу, потом оглаживает ладонью бицепсы. — Я соскучилась.

Я не дурак, понимаю, каким образом она соскучилась, слишком хорошо знаю ее, вот уже и губу закусывает, смотря на мои губы. Закрываю дверь, веду ее на диван.

— Надо позвонить, пока тебя не потеряли.

— А я отпросилась. Я взрослая, могу делать, что хочу. Раз меня через три дня выписывают, значит можно возвращаться к нормальной жизни. От этих стерильных стен уже выть хочется.

— Ладно, уговорила, звонить не буду. Есть хочешь? Может заказать чего-нибудь вкусненькое?

— Не увиливай Самойлов, ты знаешь, чего я хочу.

Изящная женская рука тянет за полотенце, а я застываю в нерешительности. А вдруг навредим? Но Катя не дает мне опомниться, толкает на диван, нависая надо мной, щекоча грудь кончиками светлых локонов. Она шепчет что-то, целуя быстро, одной рукой сдергивая с себя пижамную футболку, другой шаря по моему прессу.

— Ну помогай, чего застыл, — улыбается так, что хочу стиснуть ее в руках и завопить от радости.

— Кать, а вдруг…

— Дениска, я тебя не узнаю. Не хочешь меня? Ничего не случится, меня подлечили. Или мне уйти?

Не могу сопротивляться себе, так долго мечтал приласкать любимую.

Глава 39

Катя

Он снова чужой, если смотреть. А если закрыть глаза, то родной, совсем не изменился. Открывает дверь, и я снова не узнаю мужчину, который полчаса назад покинул мою палату. Стараюсь не смотреть в лицо, обнимаю, выпрашивая ласки.

Я снова пришла попрощаться, как тогда, в пещере. Все уже решила для себя. Врач сказал Денису, что у меня всего тридцать процентов на выздоровление, решаюсь рискнуть, потому что жить так невозможно, угадывая постоянно, правда или ложь. Я уже согласилась на операцию, но поддакиваю Денису, что с радостью поеду домой после выходных, но возможно, никогда не вернусь домой. И да, я подслушивала под дверью.

Возможно и сейчас я просто возомнила себе, что пришла в гостиницу к Денису, а на самом деле просто сижу и мечтаю. Оглядываю номер, отмечая про себя, что все предметы имеют ауру, и мужчина тоже сияет. Значит, все на самом деле.

С утра у меня была консультация с нейрохирургом, который специально приехал ко мне из частной клиники. Посмотрел мои снимки, почесал затылок и выдал, что мне еще повезло, могла бы и копыта отбросить, будь осколок покрупнее, или войди он еще чуть дальше в мой затылок. Я в тот момент подумала, что если бы смерть приголубила меня на той пыльной дороге, то повезло бы еще больше. Чувствовать себя недочеловеком, окутанным галлюцинациями и собственными сомнениями, вперемешку со страхом, даже скорее, с ужасом, леденящим мою душу, такое себе удовольствие.

— Я соскучилась… — шепчу, закрыв глаза. Так приятно касаться теплой кожи на животе любимого мужчины.

Пробираюсь пальцами ниже, под белое махровое полотенце, но Денис ловит мою руку.

— Пожалуй, я позвоню твоему доктору, Катён, знаю тебя.

Он нежно сдвигает меня с своего торса и идет к креслу, на спинке которого небрежно брошена черная ветровка, достает мобильник из кармана.

— Это Денис Самойлов, — говорит он в трубку, — Катя у меня. Потеряли уже?

Он с такой укоризной смотрит на меня, что становится стыдно, опускаю голову на колени, скрываясь за длинными волосами. Да, сбежала, чтобы насладиться его ласками. В последний раз. Возможно…

— Родион Васильевич, хотел спросить… Кате секс противопоказан? Просто она пришла, и я подумал… а, хорошо, буду осторожен. Что? Что она решила?!

Ну вот, просила же никому не говорить о моем решении об операции. Особенно Денису. Вздыхаю глубоко. Он бросает телефон на стол и садится возле меня.

— Как тогда, в пещере, да Кать? Ты попрощаться пришла?

— Да. Просто я не знаю, что будет дальше. Может быть, меня не станет. Или я стану овощем, чучелом, которое ничего не соображает и не испытывает эмоций… Я так больше не могу, пойми…

— Но так ты живая! — вскакивает Денис с дивана и быстро шагает мимо меня, мечется по комнате. — Ты можешь жить дальше, мне врач твой сказал…

— Это не жизнь, я ем несуществующие яблоки и нюхаю призрачные букеты… постоянно выясняю, на самом деле все происходит или это выкрутасы моего воспаленного мозга. Это ужас…

— Но ты можешь не вернуться… Катён, что я буду делать без тебя? — любимый падает на колени передо мной и утыкается в мои ладони. Будто плачет, целуя пальцы.

Да, не так я представляла себе сегодняшний вечер и ночь. Думала, что буду наслаждаться в объятиях любимого мужчины, а потом подсыплю ему снотворное, которое выпросила у медсестры для себя. Он бы не узнал ни о чем, пока не проснулся. Но тогда бы меня уже прооперировали.

— Денис, ты забыл? Ты же филофоб, а это значит, что ты быстро привыкнешь без меня, — пытаюсь пошутить, вороша густую шевелюру любимого мужчины, но по его взгляду понимаю, что плохо у меня получается. — Спадут цепи нашей любви, которые держат себя на привязи, снова станешь свободным, снова много женщин, которым от тебя нужен только секс на пару дней, а не семья, не дети.

— Ты с ума сошла? — подскакивает и стискивает мое лицо в своих ладонях. — Я уже забыл, что у меня были другие женщины. И не чувствую удушья, прошло давно, домой тебя заберу и сразу заявление в загс подадим.

— Мечтатель мой, — смеюсь в теплые вкусные губы, — лучше начинай меня ласкать, ночь не резиновая.

— Обещай, что откажешься от операции, иначе, я тебя сейчас же отведу в клинику, и с сексом облом получишь, — прищуривается, и я киваю, чувствую, как сладко ноет низ живота от желания.

Моя футболка летит куда-то за диван, а я блаженно растягиваюсь на широком ложе под жадным взглядом зеленоглазого мужчины. Такой красивый и весь мой. Горячие губы настойчиво дразнят затвердевший сосок, отчего лава растекается по телу, выбивая стон. Самойлов слегка прикусывает вершинку, и я выгибаюсь от острого ощущения счастья. Шепчу любимому что-то, подгоняя его, хочу почувствовать, как стенки моего лона нежно стискивают сильный и твердый член.

Волна наслаждения проноситься по телу, когда его нежные губы проходятся от шеи к животу. Язык ласкает впадинку пупка, распуская нервные импульсы, пальцы пробираются к лобку исследуя территорию, касаются разбухших, сочащихся от возбуждения чувствительных створок, а от этих прикосновений исходит жар, разливаясь по всему организму, заставляя дрожать и судорожно всхлипывать.

— Ну же… пожалуйста… — требую едва слышно, обхватывая мужской торс ногами и притягивая его к себе.

Тело извивается под умелыми ласками любимого, но мне этого мало, хочу большего, как тогда в пещере. И вновь, хочу остановить этот мир, я так устала терять его и страдать. Не хочу бояться завтрашнего дня. Когда Дениска уже прикасается к самому сокровенному, все мысли улетучились, осталось лишь дикое желание раствориться в нём без остатка.

В данный момент, я готова пообещать всё что угодно, лишь бы он не останавливался.

— Страстная моя, нежная, — шепчет он уже мне на ушко, лаская мочку, слегка покусывая, отчего чувствую, как усиливается пульсация между ног.

Замираю, чувствуя столь долгожданное вторжение, выдыхая весь воздух. Блаженство соития такое сильное, что забываю, как дышать, вцепляюсь в сильные плечи моего мужчины. Сознание мутится, когда начинается движение наших тел, стоны сплетаются, наполняют комнату, смешиваясь с тихой музыкой. Меня накрывает сладкой теплой волной, от которой хочется кричать в голос, ритмичные схватки между ног становятся интенсивнее и горячее, и я еще сильнее стискиваю плечи любимого мужчины.

Денис застонал громче и обмяк на моем теле, тяжело дыша и посмеиваясь особым счастливым смехом, шепча слова благодарности. Я целовала его лицо, наслаждаясь любимым ароматом. Расслабленность и покой накрывают с головой, когда он переворачивается на диване, укладывая меня сверху и крепко обнимая. Он нежно гладил кожу, успокаивая дрожь, после пережитого удовольствия, ласково пробегался пальцами по рукам, вызывая мурашки.

Как долго я об этом мечтала… нескончаемых полтора года жила только воспоминаниями, ощущениями былых прикосновений, нежностью, которую дарил любимый мужчина… И могу вновь потерять все это, навсегда…

От промелькнувшего горького сожаления и чувства будущей потери, не смогла сдержать слез. Роняю тяжелые соленые капли на обнаженную грудь Дениса, сразу целую, чувствуя горьковатый вкус влаги, и от этого мне еще хуже, хочется отпустить себя, разрыдаться, выплеснуть всю черноту из души.

— Эй… Катёна… что случилось, маленькая моя? Я сделал тебе больно? Голова болит? — у него красивая аура сейчас, алая, вперемешку с белым, только маленькая, обычно больше яркого света, а тут чуть полыхает, видимо устал, силы мало у любимого мужчины.

Я только мотаю головой, не в силах поделиться с любимым своими страхами.