Глава 3

Анара́д войдя в хоромину, бросил на лавку плащ, что по дороге снял с плеч, прошёл к столу и, подхватив чару, припал надолго. Сбитень был горький и сухой на вкус, но жажду с дороги утолял. Вротислав сидел в кресле уже без верхней одежды, разморённый духотой, и посмотрел на него с интересом.

– Что-то ты хмурый какой-то. Случилось что?

Анара́д, напившись, отставил пустую чарку, подумал немного и налил из крынки ещё.

– А чему радоваться?

Вротислав потянулся за орехами, зачерпнул горсть, хотя челядь уже хлопотала на стол накрывать, накормить прибывших княжичей, внося лотки да ендовы со снедью разной. По прибытию князя в стане не оказалось – не вовремя. Переговорить бы с ним нужно было.

– А разве нечему? Пусть не нашли жреца, но не совсем же бесплодным оказался поход. Девка его теперь с нами, – поднёс к лицу горсть, высыпав в рот всё разом.

Девка… Анара́д хмыкнул, поболтав золотисто-мутную жидкость, пить перехотелось. Анара́д отставил чару, опустился напротив Вротислава.

Никакого толку с того не было, только спугнули жреца. И будет ли толк с неё? С этой несносной гордячки, возомнившей о себе невесть что! Порой её хотелось отходить ремнём по одному месту или за борт спустить. Анара́д почти пожалел, что потащил её за собой, только смуту наводила лишний раз среди воинов. Та, какая бы нестерпимая и скверная по нраву не была, а женский подол туманил глаза кметям. Да и назло девка оказалась на лицо смазливой: нос тонкий точёный, будто из берёзы выструганный, и губы что цветок шиповника розовые, мягкие, глаза сине-серые, как вода речная, волосы вьющиеся блестящие, свитые в тугую с кулак косу русую с медным отливом, и хотелось порой до слепоты и какого-то приступа безумия намотать их на кулак да дёрнуть побольнее, чтобы прятала их, перед мужскими глазами не хвастала, не выпускала из-под платка. Выводила из себя страшно, как бы он ни старался отрешиться. Но такое буйство находило, когда смотрела свысока, надменно, кровь вскипала в жилах. Он держался подальше от неё намеренно, чтобы не сотворить непоправимое. Вротислав прав – она ещё сгодится. И предстоит поговорить, вытрясти ответы, хотя разговаривать с ней у него не было никакого желание. Одно то, как она рванулась от него и пыталась ускользнуть ради этого жреца, бросилась в воду, сумасбродная, вытряхивало его наизнанку. Пусть Вротислав и говорит с ней, у него это – Анара́д глянул на брата – получится лучше. Внутри неприятно свернулось, вспомнив, как Вротислав прохода почти не давал лесной дикарке. Хотя это не должно его трогать – настоял взять её, вот и пусть теперь сам с ней и разбирается.

– Куда ты её отправил? – вырвался сам собой вопрос.

– Голубку нашу? – Вротислав, засучив рукава полотняной рубахи, потянулся к лотку с утицей, что поставила в середину стола чернавка, отламывая добрый кусок горячей исходившей паром мякоти. – В баньку первым делом. Что? Что на меня так смотришь? С дороги же. А там дальше чернавки позаботятся.

Анара́д тоже отщипнул ломоть птицы.

– Найтар как скоро вернётся?

– А кто знает? Зар сказал, должен через день-два.

Князя Найтара он никогда не звал отцом, хотя тот вырастил его с малолетства – слишком явственна память о родном отце… Да и Найтар не сильно на то обижался, но относился всегда так же, как и к своему родному сыну Вротиславу. А этим летом бояре и старейшины поговаривают уже собрать сход да закрепить княжий стол истинному наследнику, поставить Анара́да во главу его, как бы ни оттягивал он, отгораживаясь от разговоров о том. С одной стороны долг и род призывает его к тому, но с другой… Найтар был ещё крепок и духом, и телом, и правил он добросовестно, стеной стоял за свой народ. А потому вновь неугасаемое невыносимое желание найти отца вспыхнуло в Анара́де с новой силой, испепеляя его изнутри. Анара́д ощущал, будто чья-то немая воля звала его, толкая встать на путь. Этот жрец – Воймирко – был ниточкой к той давней загадке, случившейся пятнадцать зим назад. Он жив – Анара́д это ощущал, и Домина твердит о том, а ей он верит.

Наевшись до отвала, Анара́д отодвинулся от стола, и усталость разом навалилась на плечи, будто в отместку за те бессонные ночи, что он провёл в пути.

– Куда ты? – поднял на него взгляд Вротислав, когда Анара́д поднялся со скамьи.

– Пойду, расспрошу, чего тут без нас произошло, да куда и по какому делу князь уехал. А потом в баню.

Вротислав, развалившись в кресле вальяжно, ухмыльнулся каким-то своим мыслям, а потом, зевнув широко, взбил пальцами волосы.

– Хорошо, а я прикорну сначала, пожалуй, что-то глаза слипаются.

На этом и разошлись.

Едва Анара́д вышел на крыльцо, остановился, слыша со двора лай псов и голоса челяди, и запах дыма, наполненный пряным ароматом еловой смолы, перед глазами мгновенно появилась огневолосая дева с карими до красной ржавчины глазами. Запах дыма всегда напоминал ему эту чародейку, которая имела слишком много власти над ним, чем думал сам Анара́д, ощущая, как внутри будоражится всё от предчувствия скорой встречи. Голос Вротислава, донёсшийся из хоромины, отдававший указания чернавкам, заставил охолонуть да одуматься вовремя. С Доминой он увидится потом, и ему самому не помешал бы сон, но не сейчас.

Выйдя на лестницу крутую, Анара́д скользнул взглядом по полнившемуся кметями двору, приметил белокурую голову Грошко – отрока тринадцати зим. Мальчишкой желторотым взяли ещё позапрошлой зимой обучаться ратному делу.

– С нами девица одна пришла, видел? – спросил у него, когда тот подбежал прытко.

Грошко кивнул, щуря голубые глаза.

– Зовут Агна, найди её и передай, чтобы отдохнула как следует, а утром разговор будем с ней вести.

– Понял, – кивнул отрок да пустился через людный двор.

Анара́д пронаблюдал за ним, положив ладони на пояс, вспоминая, как лесная жрица одарила его недобрым взглядом, когда сошли с ладьи, и она, будто нарочно, оступилась и упала прямо ему в руки – до сих пор в ладонях осталось ощущение тонкого стана – а потом отпрянула, как будто к углям прикоснулась. Оно и понятно, может, конечно, он перегнул палку, когда набросился у реки. Хотя такой и поделом.

Отрок уже давно скрылся в глубине двора. Анара́д зло выдохнул, скользнул взглядом вдоль построек, да вдруг глаза зацепились за белый подол, что мелькнул у ворот и тут же он исчез вдруг – её он узнает из сотни женщин – Домина прошла, плавно качнув бёдрами. Только что она тут делает? Анара́д всё смотрел в ворота, но так больше ничего не увидел – пустовали. Нет, ему точно нужен отдых! И всё же мимолётное, но настолько яркое желание толкнулось внутри горячим всплеском – стиснуть её в объятиях да вдохнуть запах огненных волос, острая жажда эта почти оглушила. Анара́д тряхнул головой – вот же девка распутная в голову вкралась! А он слишком напряжён…

Анара́д так и стоял, раздумывая, пока со спины не услышал шаги.

– С прибытием, – Диян обошёл, положив ладонь на плечо, чуть сжал и выпустил, оглядывая орлиным взором свою ватагу дружинников, что ещё сновала у конюшен, встал перед Анара́дом.

– А я как раз тебя собирался искать.

Если сотник тут, значит, Найтар недалеко уехал.

– А зачем меня искать, я сам прихожу, – выпятил Диян крепкую гранитную грудь, погладив русую бороду.

– Куда князь уехал?

– Да по делам каким-то в Борицы, через день обещался вернуться.

В соседнее городище князь часто наведывался, бывало, и неделями пропадал. Анара́д выхватил взглядом приближавшегося к ним лёгким пружинистым шагом Зара. Вот кто на дороге, верно, родился: неделю пути да шастанье по лесам – а он бодр, будто и не ездил никуда. Анара́д часто брал его с собой, если покидали надолго княжество. Лучник он отменный, мог встать вровень с ним.

– Вроде все с берега вернулись, – отчитался он перед сотником.

Резвое жеребячье ржание и крепкая брань раздались по другую сторону высокого частокола, заставив разом обернуться троих мужчин.

– Ааа, – засмеялся Диян, – это нам лайтарцы подарок прислали – породистые скакуны из самого княжества Воловьего рога доставлены были, – разъяснил сотник.

– Это за какие заслуги? – повернулся к нему Анара́д, но тот шутить и не думал.

– С лайтарцами стычка вышла с перекупщиками, опять не поделили чего-то, руготню затеяли тёмную, много товара было порчено. Ушкуи лайтарцы перевернули, утопив всё добро. А теперь князь Ярун решил сдобрить, стало быть, неурядицу, что учинили его люди.

Зар, выслушав сотника, хмыкнул только – что тут ещё скажешь?

– Скорее, откупиться решил, – поправил его Анара́д. – Пусть Найтар приезжает и с ним разбирается.

– Пускай, главное, что без крови обошлись. Хотя бы я на твоём месте, – глянул на княжича Диян, – потолковал бы с Яруном сам.

Понятно на что намекал сотник – брать понемногу бразды правления на себя, да только душа кривилась от того. А Диян, ясное дело, как лучше желает, он служил у Воруты – отца, в верности ему клялся. Когда-то…

– Прямо совсем без крови? – вмешался Зар, прерывая молчание.

– Не совсем, – нарочито сокрушённо качнул головой Диян, – но три носа сломленных не в счёт.

– И у кого же именно? Не говори, что Дагше тоже досталось? – вскинул бровь Анара́д.

Дагша мужик хоть и старый, но купец из него жадный. Теперь придёт жаловаться, если уже не обивал порог. За частоколом унялись звуки, видно, усмирили жеребцов.

– Ладно, – дёрнул Анара́д на вороте шнур рубахи, обращаясь к побратимам, – там уже баня истоплена, пошли, нечего тут торчать посередь двора.

Пройдя мимо громоздких теремных хоромин, выстроенных со времён не таких уж и давних, мужчины вышли в сосновый бор, где на травянистом берегу и были сложены длинные срубы. Городни будущего Роудука поставил отец, принеся в жертву и заложив в стену вола, что выращивали волхвы много зим для этого случая. Массивные витые рога животного до сих пор на воротах и висят – память и обрег. Земли здесь поначалу, как спустился на ладье по реке Сохша отец со своей дружиной, были не обжитые, дремучие, потом подтянулся и его племянник, поставив стены городища Борицы. А вот збрутичи, заселили леса по другую сторону реки Полозь уже с давних времён хотя княжество то и не большое. И всё же поход этот за жрецом всё же и в самом деле – прав Вротислав – задаром не прошёл, заодно и осмотрелись сами. Получается прореха большая меж княжествами Збрутичем и Роудука – ничейные земли. Впрочем, думать об этом пока Анара́д не желал. Чудилось уже в густом паре стройное тело Домины, её белые, в обхват ладоней, груди, к которым рыжими змейками липли пряди волос, и до дрожи в мышцах, до тяжести в паху хотелось слизать с её бархатной кожи каждую капельку воды…

Странно, никогда не испытывал такой дикой жажды в ней, хотя что тут странного, хотелось сбросить всю тяжесть, что накопилась за эту седмицу. Вспомнив нелюдимую синеглазую гордячку, горячее вожделение остыло мгновенно, появилось знакомое смятение. Проклятье. Анара́д сел на влажную в березовых листьях лавку, в глазах от притока крови потемнело на миг. Он слышал разговаривавших в предбаннике Зара и Дияна, которые, напарившись вдоволь, сидели, распивали квас. Смахнув с лица мокрые волосы, Анара́д посмотрел в узкое продолговатое оконце – темнело уже. Все не выходило из головы, как рьяно она защищала его, что глаза дымчато-синие темнели омутами, а зрачки ширились пропастями. Не понимает, что жрец использует её.

Анара́д поднялся, выйдя в предбанник, взял чистые одежды.

– Уходишь? А с нами кваса распить? – Диян придвинул кружку.

Анара́д натянул и завязал тесьму, подхватил, осушая до капли – пить хотелось сильно, хлебный душок отдался в нос.

– Экий ты быстрый.

– В дружинной избе встретимся, – поставил на стол кружку, – там уж выпьем чего покрепче.

Взял рубаху, вышел на низкий порог под раскидистые массивные лапы старых замшелых сосен, под которыми сумрак густел куда стремительней, чем над верхушками. Свежесть вечера плотным пластом оседала на землю – что ни говори, а уже пахло зимой. Если до первого снега не найдут Воймирко, то придётся затею эту оставить до весны. Слишком долго.

Анара́д уловил просочившийся через стынь запах дыма, втянул его, прикрыв веки, и выдохнул, раздувая ноздри, устремляя взгляд в гущу бора. Шагнул с порога, на ходу натягивая на чистое тело рубаху, так и оставшись босым, ступал по жухлой траве, усыпанной шишками. Запах становился всё гуще, а холод уплотнился. Костёр жгли на окраине бора – все называли его слепым холмом, потому что лес выходил за пределы города и обрывался далеко у берега. Вспорхнула сова с ветвей, сбрасывая на княжича колючую старую хвою, мелькнул огонь средь деревьев. Анара́д улыбнулся.

Здесь, недалеко от стен, таилось старое заброшенное капище, к которому посадские приходили редко, хотя раньше оно было единственным местом, связывавшем людей с Богами, но, когда построили в самом городище новое святилище, тропки сюда заросли – капище стало частью дикого леса. Домина любила здесь бывать, хотя Анара́д не понимал, что её тут привлекало.

И сейчас, по всему, видно, оживила она огнём священный холм. Анара́д, пригибаясь под низкими лапами, вышел к берегу. В избёнке, что вросла в землю чуть поодаль от частокола святилища, горел огонь. Изба была старой, и считали, что была поставлена одним волхвом, что жил тут до того времени, как пришли князья.

Поднявшись по скособоченному от старости порогу, княжич толкнул дверь, вошёл, низко пригибая голову в натопленную клетушку, пахнуло запахом травяным. Анара́д оглядел стол, на середине которого стояла глиняная плошка, наполненная маслом, фитиль в ней горел тускло, освещая стены с полатями и лавками. Домины здесь не было. Княжич прошёл чуть вперёд, положив ладонь на пышущую жаром белёную мелом глиняную стенку печи.

Внутри него жар разлился жидким сплавом, когда слух тронул почти бесшумные шаги за дверью, и не успела Домина войти в дверь, как Анара́д сгрёб её в охапку и к стене притеснил, сжимая упругие груди с твёрдыми сосками, упершимися в его ладони горошинами. Не испугалась – знала, что внутри её ждали, погладила лопатки порывисто, вонзая пальчики в мышцы, сминая и сводя, от чего дрожь потекла по телу к самым стопам. В тусклом свете влажно и вожделенно блеснули её глаза. Он, напряжённый до предела, поймал её холодные с улицы губы, впился жадно и одичало.

– Тише, княжич, тише, – прошептала, – весь пыл свой растеряешь раньше времени, – тихо и бесстыдно рассмеялась, прижимаясь гибким станом к его телу – дразнила нарочно.

– А за это ты не переживай, Домина, – Анара́д собрал в горсти её густые, переливающие блеклым золотом, мягкие, как лебяжий пух, пахнувшие еловой смолой и горьким дымом волосы, поднёс к лицу, втягивая запах, потянул назад, другой рукой сжал её челюсть, разжимая и впиваясь поцелуем в раскрывшиеся губы, перекрывая ей дыхание, но уже не таким рьяным – не спешил, смакуя, будто сладость ягоды малины, вкус её тонких, но чувственных губ. Домина задохнулась, обхватила его уже крепче. Анара́д, теряя терпение – оно и так его жгло нестерпимо изнутри весь вечер – подхватил её под бёдра, поднимая с пола, пронёс к столу, умастив на самый краешек. Молча собрал вымокший в росе подол, задирая его до пояса, огладил покатые твёрдые бёдра, смял да рывком к себе ближе рванул.

Домина ловко сдёрнула с него рубаху, огладив ладонями грудь, потянула тесьму на штанах, приспуская их, огладив отверделую, налившуюся свинцом плоть, обхватила крепче его пояс ногами, что даже искры посыпали перед глазами от влажного прикосновения горячего лона. Анара́д, обезумев вконец, дёрнул ворот, выпростав женскую белую грудь, припал губами, согревая дыханием, сомкнул губы вокруг горошины, огладив языком.

Домина вскрикнула и выгнулась, запустив пальцы в его волосы, потянула больно. Анара́д, прикусив сосок, отстранился и, опёршись о стол ладонями и придавливая тяжестью своего веса, грубо толкнулся, позабыв о ласках, нависая над вздрогнувшей под его натиском Доминой, чувствуя влажную глубину, и как она охватила его плотно, призывая бешено врываться в неё, не останавливаясь, до потемнения в глазах, до испарины между лопатками.

Анара́д, смотря прямо в затуманенные глаза Домины, принялся размашистыми ударами толкаться в неё непрерывно, ощущая, как с каждым движение волны блажи тяжелели, разливались по телу сплавом, и темнело в глазах, и кровь в пах ударяла жарко и больно. Домина, вздрагивая под мужчиной, вцепилась в него, обжигая разгорячившимся дыханием шею, выпустила из горла стон. Анара́д, продолжая вдалбливать женщину в стол, на котором она едва удерживалась, держась за него, оглох на миг от собственного взрыва и, излив в горячую глубину семя, остановился, медленно продолжая насаживать на себя, скользя и проникая размеренно. Домина только задышала часто, не в силах выдержать эту муку, хватая ртом душный воздух, прильнула, как берёзовый лист к его влажному телу, испуская пронзительные стоны. Отдышавшись, Анара́д обхватил её затылок и припал к горевшим губам, собирая остатки дрожавшую на самых краешках уст истому тягучим поцелуем.

– Безумный, – прошептала она, обжигая его губы дыханием, обвив шею княжича, плавилась как размякшая глина в его руках, сдавила плотнее ногами, задерживая внутри себя.

Анара́д, как спала туманная пелена, всё же отстранился, выскальзывая из неё, поправил штаны и прошёл к печи, видя краем глаза, как Домина села, свела колени и одёрнула подол.

Подобрав несколько поленьев, Анара́д кинул их в топку, жар огня дохнул, высушивая лицо.

Сердце колотилось бешено, в голове треск и смутные обрывки воспоминаний: всполохи огня, чёрная сажа заполонила глаза, забило дыхание, песком оседая на языке и зубах, огонь жалил со всех сторон, тлела одежда, и дикие женские крики звоном раздались в голове, раскалывая на части. Анара́д стиснул зубы, встряхивая головой, сбрасывая прах прошлого. Он осталась там, в подполе, запертым, и как только не задохнулся от дыма. Анара́д помнил это миг отчётливо, он в сердце врезался серпом, кромсая его на куски безжалостно. После того, как случился пожар, сгинул и отец. Провалился как сквозь землю, хотя в день пожарища он был в стенах города. Прошлое часто заставляло его сердце бешено колотится…

Анара́д стоял у очага, наблюдая, как вихрится огонь в топке, как играют отсветы и тени на стенках. За треском дров княжич расслышал шуршание ткани и лёгкие шаги Домины.

– Что с тобой? – спросила она, приближаясь неспешно. – Что-то случилось? Ты какой-то… другой.

Ладони легли на плечи, скользнули на грудь, Домина прильнула к нему, положив голову – мягкие волосы приятно окутали спину. Анара́д, качнувшись, прикрыл веки, сбрасывая дурное наваждение, втянул в себя жар пламени.

– Мы не нашли его, – Анара́д сжал её ладонь.

А больше и ничего не случилось, он по-прежнему такой, каким был всегда – замкнутым и холодным, а порой и жестоким. И только Домина могла прикоснуться к нему, хотя и не всегда позволял. Она знает его желания, помогает ему найти отца, верит ему. Сколько длиться их связь? Вот уже вторая зима подходит. Это слишком много для мимолётного увлечения, и интерес к ней не угасал, напротив – она стала его отдушиной, тем клочком живой души, где он себя ощущал не одиноким, порой ему казалось, что она и есть его ключ и источник силы. И тогда Анара́д сознавал, насколько прикипел к ней со всей страстью, и не мог понять, что именно чувствовал к ней, но одно осознавал отчётливо – рядом с ней ему было хорошо, спокойно.

Пыл постепенно сходил, и дыхание вскоре стало спокойным. Шесть зим назад она потеряла мужа, вдовствовала, отдавая себя служению.

– Меня долго не было в княжестве. Тебе что-то нужно?

Анара́д ощутил, как Домина улыбнулась мягко – он знал, что сейчас она хитро сощурит глаза и соберутся морщинки в уголках.

– Кроме твоей ласки, Анара́д, ничего, – Домина высвободила руку, провела кончиком пальца по спине, вырисовывая на коже какой-то узор, а потом Анара́д ощутил её тёплые губы на том месте, где только что касалась, скользнув мягко вверх. – Князь Роудука не забывает о своих подопечных.

Услышав это, Анара́д развернулся, обхватывая Домину притянул к себе, внимательно вглядываясь в её лицо. Домина – женщина, но черты её были молодыми: распахнутые карие глаза, щёки с проступившим то ли от жара, то ли от недавнего соития неровным румянцем – как у девицы, золотисто-рыжие, чуть взъерошенные волосы густыми волнистыми ручьями падали до самого пояса, тонкая шея с нежной кожей созданная только для поцелуев, высокая грудь и бёдра округлые – вся справная да гибкая, как раскидистая ива. Быть может, не теряла она своей живости девичьей от того, что не обременена детьми да заботами житейскими? Или знает чары какие хитрые. Впрочем, ему было всё равно, она его притягивала своим пламенем и страстью, безумно и неудержно. Она не как это глупая девка – строптивая дикарка из леса, одержимая своим жрецом.

– И часто ли князь вспоминает о своих подопечных? – Анара́д отгоняя прочь непрошенную мысль, крепко смял упругие ягодицы Домины.

Та даже выгнула бровь, в тенях ресниц блеснул лукавыми огоньками взгляд.

– А с чего ты вдруг так затревожился, княжич? У князя уж такая доля – заботиться о своём народе. А ты… – она подтянулась на носочках, едва дотягиваясь до губ Анара́да, прошептала горячо: – как станешь князем, тогда и сам позаботишься.

Анара́д нахмурился, выпустил Домину. Не желая продолжать о том разговор, молча прошёл к столу, где лежала его рубаха, оставив служительницу стоять в растерянности.

– Так что с Воймирко? Не вышли на его след? – спросила после некоторого раздумья – вернулась к прежнему разговору, но, поняв, что продолжать не стоит, сдёрнула с петли рушник, подхватила им котелок, что томился на печи, поставила на стол и достала деревянные плошки.

Анара́д, нацепив рубаху, рухнул устало на скамью – всё же дорога вымотала изрядно. Вротислав, верно, выспался уже да распивает с дружиной брагу за одним столом.

– На след не вышли, – буркнул княжич, когда Домина вернулась к столу, – но… – Анара́д замолк, решая говорить о дикарке или нет, хотя чего таить, узнает скоро сама обо всём, если уже не вызнала, прикидываясь только. – Мы, поймали кое-кого…

– Кого же, позволь узнать? – искренне проявляя интерес, спросила Домина и, бегло взглянув на него, двумя ловкими движениями разлила исходящий паром отвар в плошки.

– Девицу одну, считающей себя его ученицей.

Домина обожглась даже, пролив немного травяного взвара на столешницу, задумчиво хмыкнула, отставив котелок, протянула Анара́ду наполненную плошку.

– Пей, силы быстрее вернутся, – села напротив. – И что же она?

Анара́д, понаблюдав, как женщина сдула пар, вытягивая губы колечком, одновременно убирая свободной рукой упавшие на щёку непослушные завитки, почувствовал, как грудь – и с чего вдруг? – наполняется теплом. Да, пожалуй, вдовица, запала глубже, чем мог он позволить себе.

– Мы её сюда привезли.

– Сюда? – подняла на него удивлённый взгляд.

Анара́д неспешно втянул в себя, обжигая язык, горячую жидкости, чуть горьковатую, но мягкую на вкус – утолить жажду самое то.

– Ты не ослышалась, – поставил плошку, видя – уж не слепой – как её весьма насторожила эта весть. – Думаю, она нам ещё сгодится. Жрец использовал её, правда, пока она ни в чём не признаётся, молчит. Утром будем говорить с ней ещё раз. В конце концов он так просто её не оставит, слишком долгая у них связь.

– Откуда ты это знаешь?

– Расспросил местных той деревни.

Домина опустила ресницы, долго смотря перед собой.

– Если она молчит, то уже напрасно с неё что-то требовать… Она не скажет. А Воймирко не дурак, не пойдёт в ловушку. Лучше тебе её отпустить.

На самом деле Анара́д думал так же, но попытаться всё же стоит.

– Посмотрим, – вздохнул, но как бы в груди не давила тяжесть, а силы помалу возвращались.

Некоторое время они пили отвар молча, раздумывая каждый о своём.

– Я думаю, может, стоит бросить силы на поиски Когана, найти их гнездо да выпотрошить их до одного.

Домина пронизала его испуганным взглядом.

– Ты слишком вспыльчив, Анара́д, – нахмурила брови. – Приближаться к Когану опасно, ты можешь навлечь на себя беду, да и не только на себя, а на княжество, свой род. Осторожней, прошу тебя.

«Который и так оскудел», – рвалось с языка раздражение, но Анара́д ничего не ответил.

– Мы уже прокляты, Домина. Порой кажется, что я на самом дне, хотя привык считать, что так и должно быть, – тяжёлый взгляд княжича упал на женщину. – И найти бы того, кто наслал это чёрное зло, что сыпется на нас ослепляющей пылью.

Домина, выдержав ожесточённый напор, вдруг поддалась вперёд, протянула руку, накрывая ладонью сжатую в кулак руку мужчины.

– Ты просто устал. Тебе нужно отдохнуть, – заговорила мягко и вкрадчиво.

Анара́д покачал головой.

– Перестань меня усыплять, Домина, и говорить, что всё хорошо – это не правда.

– Усыплять?..

Домина одёрнула руку, поднялась со скамьи, медленно обошла стол, встряхивая огненной гривой волос. Приблизившись со спины, ладонями скользнула по плечам, огладив, тонкими пальцами смяла твёрдые гранитные мышцы. Приятное тепло полилось по рукам и спине, расслабляя, делая тело мягким, как горячий воск. Анара́д закрыл глаза, позволяя Домине ласкать его. Служительница склонилась, обдав густым еловым дразнящим запахом.

– …Сейчас ты кипишь яростью, – зашептала она в ухо, – напрасно изводишь себя бессмысленными метаниями. Но послушай меня, сейчас нельзя покидать княжества надолго, а поиски Когана отнимут не дни и недели, а годы. Ты нужен здесь. Старейшины видят в тебе будущего правителя, они видят в тебе силу, ты не должен сейчас уходить.

– Занять княжеский стол, не зная, что случилось тогда, много зим назад, с отцом? Не узнав, почему он покинул княжество? Нет, Домина. Если ты говоришь, что он жив, я обязан его найти.

– Всё верно, – прошептала ещё глуше, скользнув краями губ по шее, – но не сейчас, Анара́д…

– Потом уже может быть поздно.

Домина вдруг убрала руки, прекратив доставлять удовольствие. Послышалось шуршание, а следом её платье бесшумно скользнуло на пол сбоку от него. Анара́д развернулся. Глаза Домины в тени золотистых волос зияли колодцами, были холодны и далёкими – от них можно было оцепенеть, но только не ему, не Анара́ду. Он огладил её взглядом: её грудь, покрывшаяся мурашками со сжатыми топорщащимися сосками от движения воздуха вздымалась обрывисто, мягкий живот, и ниже… Анара́д сам не помнил, как притянул её к себе, припадая губами к ложбинке между грудями, накрыв ладонями, стиснул их. Домина откинула голову назад, запустила пальцы в волосы, вороша их. Всколыхнулась и прокатилась по телу горячая волна, будоража.

– Ты очень много значишь для меня, княжич, – прошептала глухо, опускаясь на его колени, прильнув всем телом. Анара́д огладил плечи, смял бёдра крепче, плотнее рванул на себя – все мысли разом смыло оголившееся дикое желание, когда его палец – сначала один – проник во влажное лоно, потом и другой. Стон Домины влился в уши, упав на самое дно, разносясь оглушительным эхом во все стороны. Анара́д слизал чуть солоноватую проступившую испарину с соска, потом с другого. Домина задвигалась в такт его движениям, насаживаясь ненасытно, отчаянно, пока в глазах княжича ослепительно вспыхнуло.

Домина, задыхаясь, слепо ткнулась лбом в его лоб, но Анара́д видел совершенно не её, а серо-синие полные ярой спеси глаза другой. Анара́д зло зашипел, оскаливаясь, рванул завязки на штанах, ворвался в тугое лоно слишком резко и грубо, но Домина с бурным вожделением приняла его в себя целиком, поддавая бёдра его ударам, подпрыгивая от жёстких толчков, вцепившись, как в спасительный берег, вскрикивая на волнах блаженства, которое вскоре подхватили и его, унося прочь в бездонную пучину горячей страсти. Он подумает обо всём утром.

Загрузка...