Михаил
— Ты не слышал о Маргарите Старицкой? Не могу до неё дозвониться.
С этой фразы я начинал телефонный разговор с каждым из знакомых, кто мог бы мне помочь. Но никто не помог. Никто не знал, почему да как так получилось, что она уехала из столицы.
— Вроде бы куда-то в провинцию, — сказал один из приятелей в МИДе. — Там какая-то тёмная история, поговаривали, она лежала в клинике для лечения неврозов. Но точно никто тебе не скажет. Да и не хочется лишний раз копаться в грязном белье этой семьи. Её отец на все вопросы о дочери отвечает кратко. Уехала попытать счастья в другом месте.
— А тебе что за надобность? — добавляли некоторые в конце и смотрели с прищуром, словно хотели получить подтверждение сальным догадкам. Я всегда пожимал плечами и объяснял свой интерес личностью патрона.
Мол, я не совсем посторонний, а Старицкий на все расспросы болезненно морщится и молчит. Я не мог подставить Марго под удар грязных сплетен, она была для меня чистой и неприкосновенной. Как королева.
Старицкий и вовсе избегал упоминаний о дочери. Виделись мы редко. Тому виной была отчуждённость моего бывшего патрона, которую я списывал на то, что он каким-то образом узнал о нашем с Марго романе. И приложил все силы для того, чтобы отдалить дочь от меня.
Значит, расспросы напрямую смысла не имели. Я мог бы прийти и устроить скандал, но не получил бы ничего, кроме угроз и обещаний расстроить мои дела. Ни того ни другого я не боялся, и всё же скандалы ненавидел. Они бесполезны, даже вредны, и ни на шаг не приблизят меня к той точке на карте, где сейчас находится Марго.
Когда я вернулся в Москву, уже вовсю цвела сирень. Я ловил себя на мысли, что хочу сорвать охапку, набить её белыми, сиреневыми и тёмными цветами и бросить букет под ноги той, ради кого прилетел. Даже если она не захочет меня видеть, даже если у неё другая жизнь, я сломаю пластиковые стены её нового убежища и заставлю выслушать себя. Заставлю передумать.
Это будет сложно, Марго упряма, бог знает что Старицкий наплёл ей обо мне, но я умею быть настойчивым.
Времени оставалось дней пять, не больше. Мне надо будет вернуться к работе, но я не могу уехать, не повидавшись с ней, не обняв за хрупкие плечи, не ощутив запах её тела в своих руках! Все дни, которые мы жили в разлуке, я представлял себе нашу встречу и теперь не собирался отказываться от своих планов.
Тайны, которыми окутал Старицкий отъезд Марго, злили не меньше самого факта этого бегства. Разве она не знает, что не сможет вот так исчезнуть, раствориться на карте без объяснений? Хотя прекрасно понимала, что какие бы слова между нами ни были сказаны, я от своего не отступлю. Найду, разыщу и украду. Спрячу от всего мира.
Я принял единственно верное решение. Нанял специального человека, из тех, чьими услугами по рекомендации пользуются многие в верхах. Он был удобен, незаметен и умел открывать рты прислуге, запуганной хозяевами под страхом увольнения. Никакого насилия, лишь пара помощников и деньги.
Большие деньги, если речь шла о срочном заказе. Как было и в моём случае.
Прошло уже три дня, но я пока не получал от него вестей. Фрэнк, дворецкий Старицких, конечно, ничего не скажет. Их постоянная горничная тоже, но невозможно утаить шила в мешке. Всегда кто-то из приходящей прислуги слышал то или иное, люди любопытны, отъезд дочери хозяина не мог быть рядовым событием, ведь он более напоминал бегство.
От меня? Скорее всего.
Я не мог усидеть на месте и принялся ходить по гостиной. Все дни по приезде я проводил здесь, включал электрический камин и старался забыться в работе. Просматривал интересующие политические сводки, иногда беседовал с тем или иным приятелем, выходил куда-нибудь, но никогда не переступал порог спальни.
Там всё ещё витал её дух. Марго бросила меня? Вероятно, что так, но должно же быть какое-то объяснение! Люди не срываются с места без причины. И не меняют номер телефона. Не прячутся так, словно боятся новой встречи и того, что будет на ней сказано.
И эти слухи о клинике неврозов. Слишком экзотично, чтобы быть ложью. Я был уверен, что Старицкий надавил на неё, заставил раскрыть карты, воззвал к гипертрофированному чувству долга. Сломал мою Марго.
Но я не дам ему отнять её силой! Не позволю разделить нас, заставить по отдельности переживать, перемалывать свою боль, не смея даже перемолвиться словом с тем, кто был так близок, а теперь стал невероятно далёк.
Я сходил с ума от неизвестности и однажды, выпив немного виски, понял, что если мой человек завтра с утра не даст о себе вестей, если не скажет, куда понесла свои слёзы Марго, то я приду к Старицкому и выведаю правду. Если бы я ворвался со скандалом, это бы ничего не решило, нажать кнопку и вызвать охрану проще простого, а я заведу разговор исподволь.
И когда мы останемся одни, тогда уже заставлю старика сказать правду. Конечно, он кремень и адрес не назовёт, но и я не тот, кого можно обвести вокруг пальца. Некоторые зацепки мне это даст, он выйдет из себя, скажет, чтобы я держался от неё подальше, но невольно выдаст правду. Какую-то её часть.
Я хотя бы буду знать, в каком направлении искать его дочь.
Но наутро детектив объявился. Более того, он принёс мне не только информацию о городе, в котором от меня спрятали Марго, но и район, в котором она поселилась.
Не теряя ни секунды, я заказал билет на поезд. И через три часа был на перроне вокзала города Тулы.
На сердце было легко, я чувствовал себя гончей, идущей по следу и настигающей цель. Домой к ней я не поехал, знал, что Марго будет на работе, сейчас как раз наступит перерыв, и она захочет пойти перекусить. Наверное, или я придумаю что-то ещё.
Я стоял напротив её офисного здания и ждал. При других обстоятельствах подошёл бы к концу рабочего дня и спокойно дождался, пока она выйдет. Свободная и полностью моя.
А что если она уже нашла кого-нибудь другого? Эту мысль я старательно прятал за прочими, чтобы не упасть духом. Я видел, как смотрела, как говорила со мной Марго при нашей последней встрече. Это не могло вот так просто исчезнуть! Раствориться в прошлом, ведь минуло всего несколько месяцев. Даже не год!
И вот я увидел её. Увидел и почти не узнал. Так она изменилась, похудела и осунулась. В этот миг я понял, что никто не стоит между нами, кроме недоразумений. Но их я развею немедленно.
Не думая ни секунды, я пошёл ей навстречу.
Марго
— Зачем ты меня нашёл? — спросила я первым делом, когда он подошёл и стал таким близким, что протяни руку — и расплачешься.
Я сдержалась, привычка прятать эмоции помогла не разрыдаться, уткнувшись в его грудь. Минута слабости, которая иногда значит так много для будущего. Для моего будущего и нашего общего.
Которого нет и больше не может быть. Я всегда должна это помнить.
И всё же на какой-то миг мне показалось, что всё можно исправить, что никакая боль не длится вечно, что пора перешагнуть через неё и жить дальше. Так, будто я действительно могу изменить своё будущее, если очень захочу.
По взмаху ресниц, по соприкосновению рук и тел.
— Потому что ты обещала выйти за меня замуж. Я пришёл, чтобы ты исполнила своё слово. Я своё сдержал, я вернулся к тебе.
Мы стояли чуть поодаль у прохода, и мне захотелось, чтобы никто больше не помешал беседе. Возможно, стоит сходить с ним в кафе, просто поговорить, сев напротив друг друга. Как бывшие.
Вспомнить то, что нельзя повторить. И покаяться.
Нет, я не собиралась рассказывать правду. Михаил сразу станет настаивать на своём, тогда он не отпустит меня, не потому, что любил когда-то, а из чувства долга. Скажет, что раз я пострадала по его вине, то он должен быть теперь рядом.
Он не понимает, что мне не нужно такое «рядом»! Ловить на себе жалостливый взгляд каждый раз, как я внезапно обернусь или посмотрю в тот момент, когда он не будет этого ожидать.
Это разобьёт сердце. Не мне, моё давно разбито, растоптано в прах и пыль, и я сделала это сама. Не пожалев, потому что жалеть может живой, а я умерла. Осталось только истаять, раствориться в тумане для тех, кто ещё меня помнит.
Исчезнуть физически.
Уничтожила всю нашу с Михаилом переписку, заставила себя не вспоминать о нас, вычеркнула эту страницу из дневника памяти. Сожгла себя, превратив душу в пепел.
И вот он стоит передо мной как ни в чём не бывало и смотрит с лёгкой укоризной. А мне не хватает воздуха, я задыхаюсь, я снова почувствовала, что умерла не вся.
Да что же это такое за наказание: отсутствие смерти! Я бы дорого отдала за возможность больше ничего не чувствовать, глядя на него, слушая его спокойную речь. Стоит протянуть руку, но она до боли впилась ногтями в ладонь, чтобы этого не сделать.
Михаил — гордый, он не станет бесконечно молить о любви, когда поймёт, что ему не рады. И я сумею это до него донести. Я ему не рада.
Я его боюсь. И себя боюсь. Себя даже больше, потому что слаба.
Потому что он будил то, что следовало похоронить. Надежду. Нет никакой надежды, не надо себя мучить, отрезая хвост по частям.
— Я не хочу выходить за тебя замуж, — сказала я, почувствовав, как в глубине души поднимается вопль возмущения: «Врёшь!» — И не выйду. Нам не о чем говорить.
Я хотела пройти мимо или повернуть назад. Какого чёрта вообще вышла на обед, я ведь разучилась получать удовольствие от пищи за последние несколько месяцев!
А тут отправилась просто подышать свежим воздухом, и на тебе! Влипла, как утопающий, уже смирившийся с гибелью, уже простившийся с земными заботами и людьми, с ними связанными, и тут ему кидают спасательный круг.
Ещё не спасение, но уже путь к нему. Путь, который появился слишком поздно, чтобы вызвать радость.
— Тогда пойдём поговорим.
Он преградил мне дорогу назад. Я повернулась, заставила себе посмотреть в глаза и чётко произнесла:
— Я разлюбила тебя. А, может, и не любила никогда. Зачем ты заставляешь меня это произносить вслух? Разве моё бегство не говорило само за себя? Я сбежала от тебя.
Повернувшись, чтобы уйти и на этот раз, я почувствовала его руку на своём запястье. Хватка не была железной, она не принуждала остаться. Скорее это были оковы, разорвать которые при желании мне не составило труда.
И всё же именно это прикосновение, почти просящее и в то же время требующее обратить на себя внимание, заставило обернутся.
— Я с тобой никуда не пойду. Пусти! — твёрдо сказала я, черпая на дне отчаяния и мрачных мыслей о том, что я испорчу ему жизнь, силы.
Да, именно испорчу! Он мечтал о сыне, у меня не будет никого. И ЭКО противопоказано. Яйцеклетку не получить без риска сдохнуть от рака.
Выход только один: оставить его в покое. Не быть оковами на ногах, ножницами, подрезающими крылья.
— Пойдёшь, Марго. Всегда шла и теперь пойдёшь!
Хватка усилилась, теперь это были оковы, цепи, приковывающие нас друг к другу.
— Мне надо на работу. Перерыв скоро закончится.
— Не сегодня. У меня мало времени, и я не собираюсь тратить его на ожидание.
Когда Михаил говорил вот так, твёрдо и прямо, безо всяких расшаркиваний и заботе о желании других, это означало, что он всё равно своего добьётся.
Но я боялась нашего предстоящего разговора, поэтому сделала последнюю попытку, похожую на писк выпавшего из гнезда птенца.
— Пусти! — почти прошептала я, чувствуя, как задыхаюсь. Как ноги делают шаг навстречу тому, кого я ждала.
Неправда, что я о нём забыла. Неправдой были все клятвы, принесённые отцу в том, что мы с Михаилом никогда не останемся больше наедине. Всё оказалось ложью и фальшей.
Всё, кроме моей любви к нему.
К тому, кто сейчас смотрел на меня так, что хотелось вжать голову в плечи и говорить тихо, почти без голоса, одними губами шептать заранее придуманные, лживые фразы.
— Неужели ты думал, что я всерьёз полюблю тебя? Это была моя прихоть. Ты столько лет не замечал меня, вот я и решила доказать, что могу обратить на тебя своё внимание.
Он молчал и просто повёл меня за собой.
— Куда мы идём?
— К тебе, — ответил он кратко и не обернулся.
— Я не хочу быть с тобой.
Я чувствовала, что причиняю ему боль. Она отзывалась и в моём сердце, была готова пролиться слезами, которые я тщательно сдерживала, перейдя почти на истеричный тон.
Меня, которую всегда волновало то впечатление, что я произвожу на окружающих, сейчас совсем не заботило, что я кричу на улице и при этом покорно плетусь следом, время от времени спотыкаясь и оглядываясь.
— Ты слышишь меня?
Я почти поравнялась с ним, хотела заглянуть в глаза, чтобы понять, почему он приехал. Из чувства долга, потому что хотел знать точную причину моего бегства, чтобы закрыть эту страницу раз и навсегда? Или потому что скучал?
Всё же остальное, даже моя потеря, отошло сейчас на второй план. Поблёкло, спряталось за туманной дымкой.
Он не взглянул на меня, я видела лишь узкую полоску его рта, жёсткую линию, от края которой вниз залегла глубокая морщинка.
Михаил поймал такси, заставил меня назвать водителю адрес и всю дорогу молчал. Он посадил меня на заднее сиденье, а сам сел рядом с шофёром. Мы оба молчали, я лишь поспешно набрала номер начальника, чтобы сказать, что заболела и срочно уехала домой.
По моему дрожащему голосу, торопливым фразам на том конце трубки всё поняли верно и сказали лишь, что завтра ждут объяснений. Где-то в глубине души мне было плевать, уволят ли меня или нет.
Сейчас мир сузился до размеров жёлтой машины, везущей нас обоих туда, где никто не помешает разговору. Нашему общению, прерванному на самом пике. Тогда мы строили планы и были счастливы, веря в их осуществление.
Думала я и о том, что теперь придётся всё рассказать. Я просто не смогу смолчать, начну плакать и каяться. И он поймёт, но я всё равно буду стоять на своём: нет у нас будущего. В лучшем случае только настоящее. Запутанное, безрадостное, торопливое, шаткое.
Я боялась его, этого сегодня. Ехала и смотрела на профиль любимого мужчины, безумно опасаясь того, что произойдёт между нами и одновременно всем сердцем, до боли в напряжённых мышцах шеи желая пережить это вновь.
Есть время для страданий, значит, должна быть минута и для отдыха от них. Конечно, не счастья, нет, это уже невозможно. Для отдыха.
Машина остановилась у моего подъезда, он подал мне руку и молча повёл наверх. Точно знал этаж, мы ехали в лифте одни. И молчали.
Я кусала губы, стояла отвернувшись, первой на выход. Хотела выскочить, в два счёта открыть дверь своей квартиры и захлопнуть перед его носом. Пусть постоит и уходит.
Не выйдет. Я знала: Михаил из тех, кто доводит дело до конца. Он вернётся завтра или сделает что-нибудь, чтобы я открыла.
Звякнули ключи, я не сразу попала в замок, но всё же открыла. Распахнула дверь в чёрную неизвестность.
Понимала, что надо скорее избавиться от темноты, потянулась к выключателю, но он снова перехватил мою руку, втолкнул меня внутрь, захлопнув дверь с такой силой, что этот звук оглушил, дезориентировал.
Я почувствовала его тело, оно вжало меня в стену, заставляя раскрыться и не сметь пикнуть.
А потом он впился в мой рот, шепча в перерывах между жадными, колючими и одновременно страстными поцелуями:
— Ты никуда от меня не уйдёшь… Даже не мечтай!