На мгновение выражение его лица смягчилось.
— Ты представляешь, как долго я ждал, чтобы дотронуться до тебя так, как хочу? — прорычал он, его голос был суровым, когда его руки схватили ее рубашку, чтобы расстегнуть до конца. — Ты хоть представляешь, как трудно было контролировать себя и не взять невинного ребенка, которым ты была?
Хоуп почувствовала, что дрожит. Ее плоть отзывалась на жар его рук, обещание его твердого тела.
— Я предлагала, — прошептала она. Не просто предлагала, умоляла. Плакала и просила его взять ее после того, как он пометил ее.
— Так и было, — согласился он, его голос был убийственным, глаза сверкали от гнева, когда он смотрел на нее сверху вниз. — Единственное, что я хотел — защитить тебя, Хоуп. И как ты отплатила за жертву, которую я принес, чтобы сделать это?
Его рука обвила ее шею. Он не оказывал никакого давления, но Хоуп поняла, что Вульф хочет, чтобы она знала, что существует угроза. Тем не менее, все, что она чувствовала, было пожаром тоски. Он струился в ее венах, пузырился в ее влагалище.
— Что я сделала? — она покачала головой, видя ярость в его глазах, ярость, похоть и искру боли. — Я ничего не делала, Вульф.
Она не могла понять, какую ярость видела в нем, когда отрицала, что предала его. Как она могла предать его? Даже ее душа знала, что она принадлежит Вульфу.
— Ты изменила мне, — прорычал он. — Не утруждайся врать мне, женщина. Ты отдалась другим. Отдалась им, позволила трахать себя, а не ждала, когда я приду к тебе.
Хоуп почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
— Это неправда, — выдохнула она в ужасе. Как он мог поверить в такую ерунду? — Клянусь, это не так, Вульф. Я никогда не была с другим мужчиной.
Он отрицательно покачал головой. Его губы скривились от горечи с мрачной яростью.
— Думаешь, что я все еще могу учуять запах предательства на твоем теле, запах чужого семени? Я настолько очарован твоей красотой, своей собственной потребностью, что даже не чувствую запаха измены, — теперь он казался сердитым, как будто его чувства отказались видеть, что там было, просто потому, что он не хотел верить в это.
— Потому что этого нет, — выпалила она. — Что тебе нужно сделать, чтобы понять это? Изнасиловать меня? Черт бы тебя побрал, я все еще девственница. Не нужно быть крутым ученым, чтобы понять это.
Она хорошо знала его собственнические инстинкты. После его отказа взять ее, ее мать издевалась над ним за пределами камеры. Двое из солдат лаборатории держали ее, лаская, а Вульф был вынужден смотреть. Вульф сидел в камере застывший, суровый, изменившийся цвет его глаз говорил об опасности. Ее мать, наконец, смягчилась и выпустила Хоуп. После того, как девушка снова была брошена обратно к нему в камеру, она отступила от них.
Вульф обнимал ее, успокаивал, но все равно отказался взять ее. В следующий раз, когда его выпустили из камеры, двое солдат, которые прикоснулись к ней, умерли.
— Ты больше не девственница, Хоуп, — наконец, серьезно произнес он, его выражение лица наполнилось отвращением. — Каким образом ты надеялась убедить меня в этой лжи? — Его серые глаза сверкали от гнева. Он уставился на нее, как будто только что сообщил, что принял ее за кого-то другого. Она покачала головой, кипя от гнева.
— Как ты вообще мог такое сказать? Думаешь, раз ты так легко забыл обо мне, то я смогла сделать тоже самое? Жаль, что я не могу пометить тебя. Возможно, тогда ты бы не так легко забыл.
— А ты думаешь не сделала? — прорычал Вульф. — У меня есть доказательство твоей измены, Хоуп. Фотографии, которые сука прислала мне, где ты между их телами, твое лицо перекошено от удовольствия.
Природная ярость была густой, опасной. Его тело было переполнено ею, его глаза сверкали от ярости.
— Фотографии можно подделать, — Хоуп выплюнула яростно. — Я все еще девственница, доказательство здесь…
— Полагаешь я сперва не проверил? — холодно спросил он. — Думаешь, я настолько глуп, что не узнаю нет ли препятствия? Я проверил Хоуп, его нет. Можешь перестать врать.
Хоуп умолкла. Она уставилась на него, не понимая. Его ярость была осязаемой, как и его боль.
— Что ты имеешь в виду? — смущенно прошептала она. — Оно здесь.
Он покачал головой, яростное рычание сорвалось с его губ, хотя на этот раз его голос остался ровным.
— Почему, ты думаешь, твои штаны расстегнуты? Почему, по твоему мнению, реакция на твое тело намного хуже, чем раньше? Я проверил. Я легко скользнул пальцем внутрь тебя, Хоуп, глубоко внутрь. Твоя сладкая киска сжала меня сильнее, чем перчатка, но не было препятствий. Ты не девственница. Ты думала, что я не удостоверюсь? Полагаешь, я не дам своей паре шанса опровергнуть утверждения этой суки? Я прошу тебя прекрати врать. Скажи мне, что я хочу знать, сейчас же.
Вульф не врет. Конечно, он сначала проверил. Он никогда не утверждал того, в чем не был уверен. Он был холодно логичен, всегда контролировал себя и информацию. Это была одна из вещей, из-за которых ее мать обезумела в лаборатории. Как легко он мог показаться ей злобным, некомпетентным монстром. Она почти полностью контролировала лабораторию в Генетическом совете, который финансировал ее, прежде чем рейд уничтожил ее.
— Ты совершил ошибку, — другого объяснения не было, хотя она боялась, что есть. Хоуп почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Она не прольет их, не сейчас, когда он может увидеть и высмеять их. Боль расцветала в ее сердце и в душе. Она готова поклясться жизнью, что если то, что сказал Вульф, — правда, ее мать каким-то образом устранила девственную плеву во время ее последнего визита к доктору. Хоуп вспомнила, что была более чувствительной, чем обычно, испытывала еще больший дискомфорт во время осмотра.
Ее крик отрицания был тихим. Она успокоилась, пытаясь дышать, чтобы как можно скорее пережить боль.
— Нет ошибки, — он, замолчав, вырвал рубашку из ее рук, а затем бросил тряпье на пол.
После чего Хоуп вздрогнув, просто лежала неподвижно, глядя на него. Он был так холодно взбешен, в ярости от того, что увидел ее измену. Не имеет значения, нашла бы она способ быть с другим мужчиной или нет, она бы этого не сделала. Вульф владел ее сердцем и душой.
Дыхание застряло в горле, когда он смотрел на нее сверху вниз. Она так отчаянно хотела заплакать, но не могла. Пока нет. Не сейчас. Позже, когда он больше не будет смотреть на нее, когда она больше не сможет видеть холодную отстраненность в его глазах.
— Ты принес мне другую одежду? — здорово, ей удалось сохранить ровный голос. Она не могла потерять контроль. Не хотела.
Вульф прищурился.
— Тебе не понадобится одежда, пока ты не расскажешь мне о планах суки в отношении меня и моей стаи и о том, насколько опасно то, что она знает наше местонахождение, — сказал он ей, его голос, холодный и твердый, был переполнен ненавистью.
Хоуп проглотила комок, застрявший в горле.
— Я не знаю ее планов, — прошептала она. — Я даже не знала, что ты жив, пока ты меня не похитил. Она ни разу не произнесла твое имя за все эти годы, пока не позвонила этим утром и не спросила, видела ли я тебя.
— Неправильный ответ, — он взял с тумбочки нож и разрезал ее бюстгальтер. — Попытайся еще раз.
Хоуп замолчала. Она посмотрела в потолок, пытаясь дышать через боль, когда он срезал с нее джинсы и трусики. Теперь у нее не было ни одежды, ни гордости. Она молилась об отстраненности, но, когда его рука обняла ее между ног, а два пальца зарылись в ее влажную щель, она не смогла остановить стон нужды и отклик тела.
— Твоя киска такая мокрая, такая скользкая для меня, — прорычал он. — Скажи мне, милая Хоуп, ты была такой же мокрой для мужчин, которые трахали тебя после того, как я отметил тебя, как свою?
Его голос был грубым и сердитым, но прикосновение было нежным, возбуждающим. Она чувствовала, как ее соки текут по его пальцам, как влагалище мучительно ноет от необходимости освобождения.
— Не было других мужчин, — сказала она, пытаясь дышать, несмотря на сильные ощущения, проносящиеся по ее телу. — Клянусь, Вульф.
Его пальцы раздвинули складки ее влагалища, после чего она почувствовала, как плач вырвался из нее, когда два пальца скользнули глубоко и легко в ее влагалище. Они растянули ее, наполнили, заставив ее голодную киску отчаянно затягивать их. Но препятствия не было.