Глава седьмая.


Давид докуривает сигарету, отбрасывает окурок в сторону и садится на мотоцикл. Включает зажигание и громкий рев мотора, разрывает угнетающую тишину. Мое сердце подпрыгивает от этого звука. Смотрю на него в надежде, что он сейчас уедет, но, когда Звонкий протягивает мне шлем, все надежды моментально испаряются.

- Надевай и садись.

Я взглянула на него как на змею, которая вот-вот прыгнет и укусит, в глазах страх, тело начало дрожать. Давид в ожидании терпел ровно пять секунд и, тяжело вздохнув, устало перевел на меня взгляд.

- Ты все равно поедешь, – констатировал он. – Позади меня или спереди, будучи переброшенной через бак. Выбирай!

Теперь я знаю, что он точно не шутит, но я решила попробовать изменить его решение.

- Я боюсь, - прошептала я. – Почему мы не можем поговорить здесь?

- Я не трону тебя. Даю слово.

- Я боюсь ехать на нем, - исправилась я, указывая на мотоцикл.

Уголки губ Давида приподнялись в легкой ухмылке. Я никогда прежде не видела, чтобы он улыбался, поэтому это мимолетное явление отнесла к его насмешке надо мной из-за сложившейся ситуации.

- Значит, мотоцикла ты боишься больше, чем меня? – переспросил он.

- Ты дал слово не трогать меня, - напомнила я.

- Ты знаешь, что значит мое слово?!

- Слышала кое-что, - ответила я, не теряясь с ответом. – А на мотоцикле я не ездила еще ни разу в жизни.

- Все бывает когда-то в первый раз, - сказал он, отводя взгляд вперед, говоря этим, что ему все равно на мой страх. Я должна сесть на этот мотоцикл, и он не потерпит возражений! – Переброшенной через бак будет страшнее, - добавил он, что и подтолкнуло меня к действию.

На дрожащих ногах я медленно подошла ближе. Ощущение, что тело словно не мое, сердце выпрыгивало из груди, а ноги подкашивались. Мне действительно сейчас страшнее от перспективы ехать на мотоцикле, чем от осознания того, что Звонкий меня куда-то увозит.

Неуклюже перебросив ногу через сидение, я обрадовалась, что на мне сегодня джинсы и кроссовки. Давид сразу нажимает на газ, отчего мотор мотоцикла, просто разрывался, и я испуганно обхватила его торс руками, при этом мы оставались на месте. Грудь Звонкого слегка завибрировала под моими руками, и я поняла, что он смеется. Хотя я не уверена в этом, ведь пока не увижу это собственными глазами - никогда не поверю, что этот человек вообще способен смеяться.

- Держи, - сказал он, снова протягивая мне шлем.

Раздраженно взяв его в руки, я натянула шлем на голову. Мои волосы были собраны в высокий хвост, поэтому шлем сел на голову без препятствий.

- Готова? – уточнил Давид, слегка повернув ко мне лицо.

Волнуется, что ли?

- Да, - ответила, хотя на самом деле я совсем не была готова, просто выбора мне никто не давал.

- Руки, - напомнил он.

Мои руки были сжаты в кулаки и лежали у меня на коленях.

- Что? – переспросила я, не понимая, что он от меня хочет.

- Держись за меня, иначе слетишь, как только я двинусь с места.

Сцепив зубы от злости, я все-таки обхватила его торс руками, при этом стараясь не прижиматься к спине Давида, сидя как натянутая струна. Звонкий опять выжал несколько раз газ, заполняя тишину ревом, и на этот раз я отреагировала уже спокойнее. Но как только он двинулся с места, я вжалась всем телом в Давида, уцепившись мертвой хваткой в футболку на его груди, сжав её в комок.

Я не знала, сколько мы так ехали и куда именно, лишь сидела, плотно зажмурившись, чувствуя, что летим на сумасшедшей скорости. Всю дорогу на поворотах мотоцикл заваливался в сторону, отчего создавалось впечатление, что мы полностью ложились набок. В такие моменты я, не могла сдержать крик, и еще сильнее вжималась в своего водителя.

Когда мы остановились, до меня не сразу это дошло — видимо, из-за шока или я впала в ступор. Пришла в себя, лишь когда почувствовала, что Давид разжимает мои пальцы, которыми я вцепилась в его футболку. Палец за пальцем, не грубо, а осторожно, и когда он приступил ко второй руке, я наконец осознала, что мы уже приехали. Быстро вскочив с мотоцикла, словно обожженная, поняла, что ноги меня совсем не держат, и присев на корточки, закрыла лицо ладонями. Мне все равно, как я сейчас выгляжу. Это действительно страшно, когда впервые садишься на открытый транспорт, к тому же тебя везут на бешеной скорости.

- Привыкнешь, - услышав над собой голос Давида, я подняла взгляд. Он стоял рядом, глядя на меня сверху вниз. В его глазах нет ни злости, ни презрения, наоборот - некое понимание.

Лишь когда, немного отойдя от шока, я вскочила на ноги и оглянулась. Не могу поверить, но он привез меня к моему подъезду. Свет фонарей и лампочек с некоторых окон хорошо нас освещал, создавая видимость, будто сейчас день. Я бросила удивленный взгляд на Давида, но он уже повернулся ко мне спиной, направляясь к столику, который находился как раз напротив входа в подъезд метрах в десяти от дома. Здесь постоянно играют в карты или домино дедушки, которые собираются в свободное время.

Я стояла так несколько секунд, наблюдая за Давидом. Он подошел к столику, снял куртку, оставаясь при этом в одной черной футболке, повесил её на спинку лавочки и уселся на нее. Сложив руки перед собой на столе, он сцепил их в замок.

- Садись, - бросил, указывая взглядом на место напротив себя.

Мне спокойней от того, что он привез меня на мою территорию, хотя я не понимала его поступка и вообще того, что он хочет от меня. Подойдя к нему, я села напротив и молча посмотрела на него.

- Рассказывай, - бросил он после десятисекундных гляделок.

- Что?

- Кто ты? Откуда приехала? Почему?

- Разве это не мое личное дело? – меня возмутил этот допрос.

- Нет, когда ты в моем городе, - сказав это, он достал сигарету и начал курить.

- Что, не все получилось узнать, взломав мой телефон? – не удержалась я от колкости, осмелев от того, что нахожусь возле дома.

- Почему? Там много было интересного, - спокойно сказал он, словно так и должно быть. – Особенно сообщение, где ты слезно просила, чтобы к тебе приехали и трахнули.

Я почувствовала, как краска смущения прилила к моим щекам.

- Он мой парень, - растерявшись, пояснила я, хотя понимала, что не должна оправдываться перед ним. – Мы вместе семь месяцев, для отношений это уже срок.

- И потому ты ему прощаешь измену? – он продолжал давить, а я уже закипела от злости.

- Никто не святой! И это только мое дело. Мои любовные отношения тебя никак не касаются! – бросив это, я заметила, как глаза Давида начали темнеть от злости. Видимо, немного перегнула палку.

- У тебя такой острый язычок, - вкрадчиво произнес он коварным голосом, что заставило меня напрячься. – Жизнь еще не научила следить за тем, что вылетает из этого красивого ротика?!

- Ты дал слово… - испуганно напомнила я, снова поймав ухмылку Давида.


- Я дал его, но могу также забрать обратно, к тому же не предупреждая об этом, - проинформировал он, наверное, осознавая, что я пыталась спастись, хватаясь за эту мелочь.

- Хорошо, - согласилась я. – Я больше не буду ничего говорить.

- Почему же? Мне нравится твой язычок, - бросил он двусмысленную фразу, глубоко втягивая сигаретный дым, при этом глядя на меня из-под хмурых бровей, и я насторожилась.

Внезапно мой новый телефон зазвонил — это оказалась бабушка, которая уже, начинала волноваться.

Я постаралась успокоить ее, соврав, что нахожусь с Анжелой, и пообещала через десять минут быть дома.

- Мне нужно уже идти, - закончив разговор с бабушкой, сказала я Давиду.

- Только после ответов на мои вопросы, - отрезал он.

Тяжело вздохнув, я бросила на него осторожный взгляд, понимая, что выбора у меня нет.

- Меня зовут Алеста Спирина. Приехала из Киева. Живу в этом доме с бабушкой, - рассказала я все то, что поведал ему про меня Рэм. Уже нет смысла этого скрывать.

- Сколько тебе лет?

- Девятнадцать. А тебе? – неожиданно вырвалось у меня, в ответ последовала ухмылка.

- Мы не на встрече знакомств, - сказал Давид. Видно, что эта ситуация его забавляла, но раз я уже напортачила, нужно было доводить дело до конца.

- Думаю, было бы справедливо и тебе ответить на несколько моих вопросов, - постаралась выкрутиться я.

- Ты ставишь мне условия?

- Пытаюсь, - уклончиво ответила я, бросив на него осторожный взгляд.

- Забавная ситуация, - ухмыльнулся он, но в глазах не было ни злости, ни предупреждения - только интерес.

- Вопрос мне – я отвечаю, потом я задаю вопрос тебе, - осторожно предложила я.

Я знаю, что играю с огнем, но такая у меня натура - всегда пытаюсь выкроить себе выгоду. Если я увижу, что ему не нравится моя смелость, тогда сразу дам задний ход. А пока буду просто выжидать и наблюдать.

- Почему ты приехала в этот город? – вдруг спросил Давид, выбрасывая окурок, и я поняла, что он согласился на такие условия.

- Ты еще не ответил на мой вопрос, - решила напомнить я. – Сколько тебе лет?

- Двадцать шесть.

Опустив взгляд на руки, я попыталась скрыть улыбку. Меня потешила та мысль, что все же этот мужчина оказался не настолько непробиваемым, как о нем говорят. Хотя, возможно, в этой ситуации он видит и свою выгоду. Ведь я знаю, что он все равно не поведает того, чего не стоит мне знать. Также он может врать или давать уклончивые ответы. В принципе, как и я.

- Я приехала к бабушке в гости, - ну, в этом есть же доля правды.

- Надолго?

- Не знаю.

- Почему?

- Моя очередь, - напомнила я про условия, понимая, что он и так подобрался слишком близко.

Давид отклонился, опираясь на спинку лавочки, и сложил руки на груди. В этой позе мышцы его напряглись, отвлекая меня от мыслей. При взгляде на него я моментально забыла все свои вопросы, которые хотела задать до этого. Бесстыдно осматривая его, я получила с его стороны вопросительный взгляд. Мне сразу в глаза бросились две татуировки на его руках, которые находились от запястья к изгибу локтя. Это были надписи на иностранном языке, выведенные красивым письменным почерком. Я схватилась за эти татуировки, чтобы оправдать свое мимолетное помешательство.

- Что означают эти надписи? - поинтересовалась я, хотя на самом деле мне было все равно на их смысл. Попалась - значит, надо выкручиваться! - Это латынь?

Давид кивнул, и черты его лица ожесточились. Я понимала, что для такого человека как Звонкий татуировки имеют большое значение. Он точно их не накалывал ради красоты или удовольствия - думаю, я затронула опасную тему. Не знаю, что он ответит, но его взгляд оставлял желать лучшего.

Он подался немного вперед и вслух произнес цитату, при этом не отрывая от меня взгляда:

– «Vivere militare est». В переводе: «Жить – значит бороться», - сказав это, он достал вторую сигарету и закурил.

Признаюсь, голос его на латыни прозвучал нереально соблазнительно. И пока он там себе предавался воспоминаниям, нервно закуривая, я судорожно сглотнула, пытаясь уравновесить сердцебиение. Какого хрена со мной происходит?! Даже Андрей не вызывал во мне таких ощущений, прикасаясь ко мне. А тут от хриплого голоса неизвестного мне языка все мои чувства дали сбой!

- А на второй руке? – мне страшно спрашивать, но я все же поинтересовалась.

- В следующий раз, - ответил Давид, жадно втягивая сигаретный дым. Взгляд его теперь поменялся, стал каким-то опечаленным и отстраненным. Видимо, этот разговор встревожил его душевные раны, от чего и смотрит на меня теперь лишая дара речи.

- Прости, - робко произнесла я, не желая будить его зверя. А ведь все к тому и шло! – Это было лишним.

- Почему?

- Потому что это твое личное, - пояснила я. – Но я подумала, раз ты лезешь мне в душу, то и я могу!

- Я лезу тебе в душу?

- Ну, когда расспрашивал меня о личном...

- И сколько правды из того, что ты рассказала?!

Мое сердце ускорило свой темп. Значит, он знал, что я многое скрываю? Я вскочила с места, улавливая его гнусное настроение. Но я не понимала, почему все его эмоции, настроение, состояние для меня были настолько очевидны, словно знаю его уже очень много лет.

- Сядь, - приказал Давид, и я медленно опустилась на место. – Я еще не закончил, - спокойно добавил он, и мне стало страшно. – А теперь давай по порядку, и рассказывай правду.

Я бросила на него испуганный взгляд, понимая, что все это время он со мной играл. Все эти ответы-вопросы просто ради любопытства. Просто, видимо, хотел знать, что меня может в нем интересовать.

Я не хочу ему ничего рассказывать, но понимаю, что мне придется, если он действительно этого захочет.

- Алеста! – услышав голос бабушки, и вздрогнула.

Обернувшись на зов, я увидела её в халате и домашних тапочках около подъезда, в руках палочка, на которую она опирается при ходьбе. Взгляд испуганный, но поза уверенная и воинственная.

- Бабушка! – вскочив с места, я бросилась к ней. – Почему ты спустилась? Ведь на улице холодно!

- Увидела тебя в окно, - спокойно сообщила она, не отрывая помутневшего взгляда от Давида, который в это время, раскинувшись на лавочке, беззаботно покуривал сигарету.

- Пойдем в дом, - попросила её я, ведь мне стало неловко от сложившейся ситуации - я соврала ей.

- Подожди, - остановила она меня, не отрывая взгляда от угрозы. – Звонкий! Что тебе нужно от моей внучки?!

- Это не ваше дело, Антонина Михайловна, - спокойно ответил он.

- Оставь её в покое, иначе…

- Иначе что?

- Бабушка, - умоляюще обратилась я к старушке. – Пожалуйста, не надо!

Но она была непреклонна, смотрела на Давида, как на чёрта воплоти.

- Алеста еще совсем девчонка! – крикнула бабушка, пытаясь вразумить его. – Она и так столько горя пережила, только родителей потеряла, а тут еще и тебя нечисть принесла! – бабушка продолжала кричать, а мое сердце будто на мгновение остановилось.

Посмотрев на Давида, я уловила его застывший взгляд в ответ. Видимо, теперь ему многое стало понятно, и он получил ответы на все свои вопросы. А бабушка как человек, который считает себя ответственным за мою безопасность, выдала меня как раз не вовремя. И что теперь? Ну, вот он знает мою боль, и что теперь?! Пускай! Может, теперь, поняв, что я не несу его городу опасности, оставит меня в покое.

- Бабушка, пойдем, - сердито настояла я, уводя её постепенно в дом.

Я не оглядывалась. Мне все равно. Зайдя в дом, мы медленно поднимались на третий этаж, и всё это время, я слышала причитания бабушки. Мне пришлось выслушать все опасения по отношению к Давиду. А потом, получила запрет говорить с ним, видеться и вообще хоть как-то пересекаться. Но мы обе понимаем, что от меня это мало зависит. Хотя я надеюсь, что он оставит меня в покое, получив, наконец, ответы на все интересующие его вопросы.

Мне с трудом удалось уложить бабушку спать, дважды напоив её валерьянкой. Зайдя в комнату, я устало рухнула на кровать и лежала так некоторое время, отписав Анжеле о том, что со мной все в порядке. Затем, скинув с себя всю одежду, я укуталась в полотенце, собираясь принять ванну, но в этот момент случайно заметила у себя на подушке отблеск некоего предмета. Подойдя ближе, я сразу узнала свою подвеску в форме сердечка, которую мне подарили родители на день рождения.

Моей радости не было предела, и я схватила ее, сжав крепко, словно она могла исчезнуть. После чего открыла кулон, проверяя, на месте ли фотографии родителей, и улыбнулась, увидев родные лица. На глазах выступили слезы, но я попыталась их удержать. Сжимая кулон в руках, я бросила взгляд на балкон.

Давид был тут, и ему совсем не помешала защелка на балконе. Я была настолько благодарна, что даже не испугалась этого.

Набросив поверх халат, и вышла на балкон. На нем никого нет, но внизу, во мгле, среди деревьев мне сразу бросился в глаза тлеющий уголек сигареты. Я смотрела на него несколько секунд, не веря в случившееся. Почему он мне вернул кулон? Ему стало жаль меня или все же я отдала долг тогда в клубе, и он решил вернуть мне мою вещь? Тогда почему он это не сделал еще вчера, когда приходил ко мне на балкон впервые?

Несмотря ни на что, он вернул то, что мне действительно было дорого. Я, конечно, не забыла того, что он со мной сделал в клубе, и этот его поступок не перекрывает насилие… Но…

- Спасибо, - произнесла я достаточно громко, чтобы он услышал.

Вернувшись назад в комнату, я закрыла дверь балкона, при этом обнаружив, что защелка не поломана, затем я отправилась в душ и в два часа ночи наконец-то легла спать.

Загрузка...