Хозяйка ночи

Глава 10

– Ради бога, Томми, какая муха тебя укусила? – резко спросила Бриони.

Томми сжал кулаки, пытаясь обуздать гнев.

– Мне не нравится эта затея, Бриони. Во-первых, это дорого, во-вторых, где гарантии, что ты сможешь получить от этого хоть какую-то прибыль?

Девушка фыркнула:

– Гарантии? Слушай меня внимательно, Томми Лейн. На континенте все просто помешались на этих фильмах. Частные кинотеатры приносят безумные деньги! За этими фильмами будущее.

Глаза Бриони горели – как всегда, когда разговор заходил о деньгах. Но Томми находил фильмы, в которых люди занимались сексом, просто отвратительными.

– Я думаю, это пошло.

Бриони закатилась от хохота.

– Ой, Томми, тебе цены нет! Конечно, пошло! Именно это и обеспечивает им такой потрясающий успех! Подумай сам: пикантные открытки с полуголыми девицами всегда продавались как горячие пирожки. Солдаты даже шли с ними на войну. В наших заведениях висят картины подобного содержания, они часть интерьера, без них нельзя. Мне кажется, что будет вполне логично, если мы продвинемся на шаг вперед. Люди хотят видеть живые картинки. И согласись: то, чем занимаются в таких фильмах, ничем не отличается от того, чем занимаемся сейчас мы.

Томми понимал, что слова Бриони не лишены смысла, но временами ее чрезмерная активность заставляла Томми чувствовать себя немного не у дел. Бриони была сообразительнее, у нее имелся нюх на любое мало-мальски выгодное дело. Томми похвастать подобным не мог. В их деловом тандеме мозгом являлась она. Бриони между тем продолжала:

– Томми, сейчас 1925 год. Люди хотят большего. Они уже не так закомплексованы, как раньше, зрелище секса их уже не шокирует. У нас полно желающих потратить деньги, только тратить их практически не на что. Они либо отправятся за развлечениями в Париж, либо мы устроим им здесь наш собственный Париж. Мы можем устраивать частные просмотры фильмов, можем организовывать живые шоу…

– Не хило замахнулась!

Бриони улыбнулась:

– Да, не хило. И я сделаю это, Томми, с тобой или без тебя. Я хочу, чтобы мне принадлежали все развлекательные заведения этого города, и они будут мне принадлежать. – Она встала. – Я принесу еще кофе.

Она вышла из комнаты, дав ему время на раздумье.

Томми усмехнулся: ничто на этой земле не заставит Бриони Каванаг успокоиться. Она была целеустремленной с самого детства и останется таковой до конца своих дней. Иногда она утомляла его своим безграничным энтузиазмом. Томми не мог постоянно жить в таком бешеном ритме, в каком жила она.

Бриони отказывалась выйти за него замуж и оставалась непоколебима в своем решении. Он уже перестал предлагать ей узаконить их отношения. Однако Бриони по-прежнему делила с ним кров, еду и постель. Так они и жили. Она больше не хотела иметь детей и дала ему это понять.

Он знал, что Бриони по-своему любит его, что он ей не безразличен, но это была не та любовь, которой хотел Томми. Однако уйти от нее он не мог. Он знал, что согласится на все, что предложит ему Бриони, и будет лишь благодарен ей, поскольку не может прожить без нее ни дня. Он понимал, что курс его жизни уже выбран.

Бриони вошла в комнату с подносом.

– За тобой поухаживать?

– Можешь поухаживать. И вот что, Бриони: я согласен. Я с тобой в этой твоей новой авантюре.

Она моментально поставила кофейник на стол и, подбежав к Томми, плюхнулась со всего маху к нему на колени. Крепко поцеловав его, она воскликнула:

– Ты не пожалеешь об этом! Мы будем грести деньги лопатой! Он поцеловал ее в ответ.

– Знаю, Бри, у тебя всегда все получается. – Он прижал ее к себе, чувствуя сквозь тонкую ткань платья гибкость ее тела, ее крепкие груди, вдыхая ее запах. Если бы только он смог разбудить в ней сексуальность, он стал бы самым счастливым человеком на свете. Он испытал жгучее желание повалить ее на пол и заняться с ней любовью прямо здесь и сейчас, овладеть ею так, чтобы она хоть раз ответила на его ласки с такой же страстью, какую испытывал к ней он.

Только полная пассивность Бриони остановила его. Если бы он сейчас повалил ее на пол, она позволила бы ему себя раздеть, позволила бы ласкать ее тело как угодно, грубо или нежно. Потом она встала бы, оделась и улыбнулась ему, как обычно. Его ласки и нежность не тронули бы ее душу и сердце.

Бриони вошла в свой клуб «Парусное судно» в два часа пополудни. Она дружески помахала рукой озабоченному оформителю, вносившему в отделку вестибюля последние штрихи. Проходя мимо гардеробщицы, Бриони с удивлением отметила, что та присела в реверансе. Бриони шутливо поклонилась в ответ. Затем она прошла в зал и обвела его придирчивым взглядом, обращая внимание на каждую мелочь. Осмотром Бриони осталась довольна. В полумраке зала она заметила Керри и Берни, стоявших на сцене и болтавших с музыкантами. Когда сестры обернулись на цокот ее каблучков, она увидела на их лицах радостное возбуждение.

– Привет, Бри. Я как раз репетирую последние номера. Хочешь послушать? – обратилась к ней Керри.

Бриони наняла квартет чернокожих музыкантов из Америки, которые пришли в восторг от перспективы играть в новом клубе и в еще больший восторг – от тех денег, которые им предложили. Заметив, какими глазами смотрит на ее сестру пианист, Эвандер Дорси, Бриони улыбнулась. Если ему нравится Керри, он будет играть еще лучше. То, что чернокожий засматривался на ее сестру, вовсе не шокировало Бриони, как шокировало бы всех остальных. Она оценивала людей только по их поступкам.

Бриони и Бернадетт уселись за столик. Прозвучали первые аккорды, и Керри начала сдержанно раскачиваться в такт. В отличие от Бриони Керри при тонкой талии имела большую грудь.

Высокая и стройная, Керри двигалась на сцене уверенно и грациозно. Черные волосы, которые Керри недавно коротко подстригла, красиво обрамляли ее лицо. Глядя на младшую сестру, Бриони испытывала восхищение и гордость. Как-никак, именно она, Бриони, сделала все возможное, чтобы карьера сестры в качестве певицы состоялась.

Голос Керри звучал звонко и чисто, в нем слышалось настоящее чувство.

Пианист в восхищении качал головой. Бриони понимала: выступление Керри обречено на успех, она принесет успех и клубу. Керри станет гвоздем программы.

Жинелль Карсон шла так, словно весь мир принадлежал ей. Жинелль была козырной картой лучшего заведения Бриони. Она пользовалась неизменным спросом у клиентов, а в последнее время с успехом снималась в кино. Жинелль была одета в длинное парчовое пальто и серебристые туфли на шпильке. Когда она сходила с тротуара, то слегка оступилась, но чья-то сильная рука поддержала ее. Девушка обернулась, увидела перед собой мужчину и улыбнулась ему, машинально поправив волосы.

– Спасибо.

В ее речи по-прежнему слышался резкий акцент кокни, хотя она и пыталась с ним бороться.

– Давай-ка немного прогуляемся, крошка.

Жинелль замерла и внимательно посмотрела на незнакомца. Что-то в голосе этого мужчины заставило ее сердце учащенно забиться. Она попыталась освободить руку от его железной хватки.

– Отпустите меня! Оставьте меня в покое!

Ее голос срывался на крик, в нем не осталось и намека на утонченность. Мужчина почти волоком потащил ее через улицу к поджидавшему его автомобилю. Он бесцеремонно впихнул девушку внутрь, и машина рванулась с места.

К Жинелль вернулось самообладание.

– Какого черта вам нужно? Остановите машину и выпустите меня!

Похититель ударил ее по лицу.

– Заткни пасть, покуда я тебе башку не проломил!

Он произнес это тихим голосом, совершенно лишенным эмоций. Жинелль замолчала, сердце у нее сжалось. Она обладала великолепным чутьем на опасность и понимала, что раздражать этих людей не стоит. Но что, черт возьми, она им сделала? Всю дорогу девушка ломала себе голову над этим вопросом, уставившись невидящим взором на красную шею огромного детины, сидевшего за рулем.

Жинелль вытащили из машины на причале одного из доков Ист-Энда. Она стояла на своих нелепых каблуках, а мимо проходили иностранные моряки, бросая на нее восхищенные взгляды и с опаской поглядывая на двух верзил рядом с ней.

Бандиты повели девушку в сторожку, с виду напоминавшую корабельную каюту. Жинелль уперлась и начала вопить и брыкаться. Интуиция подсказывала ей, что если она войдет туда, ей конец. С невероятной силой, которую ей придало отчаяние, она набросилась на одного из похитителей, пытаясь выцарапать ему глаза длинными ярко-красными ногтями. Размахнувшись, тот ударил девушку огромным волосатым кулаком по голове с такой силой, что она растянулась на причале и у нее зазвенело в ушах. Бандиты вновь потащили ее к сторожке. Проходившие по причалу докеры не пытались ей помочь, думая, что сутенеры наказывают обыкновенную портовую шлюху. Они не догадывались, что девушка работает в одном из лучших публичных домов города, принадлежащем Бриони Каванаг, что она получает большие деньги и является звездой фильмов, предназначенных для избранных. Жинелль – та, с кем нужно считаться, она не забава для матросов, она важная птица…

В сторожке стоял запах сырости и несвежей одежды, запах трущоб, напомнивший Жинелль о нищете, в которой она выросла. За небольшим деревянным столиком сидел мужчина, лицо которого заплыло жиром, а глаза напоминали две маленькие щелочки. Когда Жинелль поняла, кто перед ней, душа у нее ушла в пятки. Вилли Болджер, грабитель и сутенер, славился своей жестокостью, беспощадностью и извращенным чувством юмора. Его коротенькие ручки и ножки казались беспомощными, однако он на удивление ловко управлялся с ножом. Вилли улыбнулся дрожащей Жинелль, показав маленькие белые зубки.

– Пожалуйста, присаживайся, – пригласил Вилли и обратился к одному из громил: – Дай леди стул!

Слово «леди» было произнесено с издевательской вежливостью. Громила притащил маленький стульчик на трех ножках и усадил на него Жинелль, грубо надавив ей на плечи.

– Прости Саймона, милочка. Он у нас хорошим манерам не обучен.

Жинелль вжалась в стул. Ее руки совершенно заледенели, хотя в сторожке было очень тепло.

– Что вам от меня нужно? – спросила она тоненьким голоском.

Вилли сцепил пальцы и расплылся в улыбке.

– Я собираюсь сделать тебе немного больно, дорогуша. Ничего личного, поверь мне. Просто я хочу пощекотать нервы одной дамочке, а ты, так сказать, поможешь мне в этом. Держи ее крепче, Саймон.

Громила схватил Жинелль за руки, но в этом уже не было никакой необходимости. Увидев, как Вилли расцепил свои толстые пальцы и выхватил нож, девушка потеряла сознание от ужаса и не упала только потому, что ее держал Саймон.

Вилли подошел к ней и сплюнул. Он надеялся, что она хоть немного побудет в сознании и он сможет послушать ее вопли. Он схватил деревянное ведро, которое ночные сторожа использовали в качестве отхожего места, и выплеснул содержимое ей в лицо.

Жинелль очнулась – глаза ее щипало от едкой жидкости. Негромко хмыкнув, Вилли начал операцию. Он был очень доволен – жертва кричала долго и громко, пока он отрезал ей сначала нос, а затем уши.

Саймон с усталым видом наблюдал за происходящим. Его старшая дочь собиралась замуж, и сегодня он должен был везти ее к священнику. Но сначала следовало зайти домой и переодеться. Кровь плохо отстирывается, так что предстояло еще получить нагоняй от жены.

Томми обвел взглядом клуб и просиял. Первый вечер «Парусного судна» обещал стать даже более успешным, чем они ожидали. Народу собралось множество, и деньги текли рекой. За столиком в дальнем конце зала Томми увидел Бриони. Она выглядела просто восхитительно в золотистом облегающем платье, выгодно очерчивавшем ее стройную фигуру и гармонировавшем с цветом стен. Ее роскошные волосы, которые Том так любил ласкать во мраке ночи, были высоко подобраны. Она казалась ему сказочно красивой. Она всегда будет самой красивой в его глазах.

Он нахмурился, когда увидел, с кем она сидит. Джонатан ля Билльер был киноактером, – по крайней мере, он так говорил. Сам Томми ни в каких фильмах его не видел. Джонатан считался одним из немногочисленных друзей Руперта, а это означало, что он такой же педик, как и все остальные в той компании. А Руперт Чарльз был типичным «плохим мальчиком», смазливым и богатым. Его отец погиб на фронте, оставив огромное состояние матери Руперта, женщине странной, поражавшей своей тягой к сомнительным кавалерам, своими туалетами, уместными только для молоденьких девушек, и безумной любовью к сыну Руперту, испорченному молодому человеку, который не умел зарабатывать деньги, но зато умел их тратить. Теперь он занялся финансированием фильмов. Все считали его человеком модным и сражались за право называться его друзьями. В свою очередь, Руперту очень нравилась Бриони с ее дурной славой, и он старался втереться в круг друзей девушки. Обычно это вызывало у Томми лишь широченную улыбку, но только не сегодня – слишком уж похотливо смотрел на Бриони Джонатан. Томми хорошо знал это выражение лица. Возможно, он и не педик. Но Джонатан не получит Бриони. Даже если она поддастся его чарам и переспит с ним, он все равно не получит ее. Эта мысль обрадовала Томми, но он не успел додумать ее до конца, потому что его позвали к телефону.

Бриони с восторгом наблюдала за вышедшей на сцену Керри. Свет притушили, и в полумраке Керри выглядела слишком юной для настоящей певицы. Но она нравилась публике, Бриони поняла это по реакции посетителей.

Как только раздались первые аккорды, сыгранные пианистом Эвандером Дорси, Керри запела. Люди, которые до этого оживленно болтали, замолчали, вслушиваясь в ее голос. Казалось, клуб вымер. Девочка, ободренная вниманием публики, запела еще более проникновенно. Как только ее голос стих, люди вскочили и начали аплодировать, поднимать в честь Керри бокалы и громко топать. Бриони смеялась, гордость за сестру переполняла ее. Она все еще хлопала в ладоши и улыбалась, когда к ней подошел Томми и что-то прошептал на ухо.

Джонатан, который тоже хлопал и смеялся, заметил, как побледнело лицо его соседки. Она встала из-за стола и, выдавив из себя некое подобие улыбки, попрощалась с гостями и заторопилась к выходу.

Джонатан ля Билльер смотрел ей вслед. Случилось что-то неладное. Ничего не поделаешь – он будет с нетерпением ждать новой встречи.

Томми и Бриони приехали в свое заведение «Мэйфер» сразу после одиннадцати. Служанка Хайди приняла у них пальто, постоянно моргая. В доме царила гнетущая тишина. Бриони и Томми прошли в кабинет, где за столом со стаканом виски в руке сидела управительница Вайнона.

– Она мертва, Бри… Это Жинелль, точно.

Томми поднял крышку сундука, стоявшего посреди кабинета, и заглянул внутрь. Оттуда на него смотрела Жинелль, у которой были отрезаны уши, нос, груди и пальцы на руках. Кровавые обрубки рук скрещивались на груди – злобная пародия на погребальный обряд.

Сначала к горлу Бриони подкатила тошнота. Потом ею овладела ярость. Жинелль недавно исполнилось двадцать лет. На те деньги, которые девушка зарабатывала, жили ее мать и младшие сестры. Она была хорошей, доброй девочкой. Кто бы это ни сделал, ему лучше начать молиться уже сейчас, потому что она, Бриони Каванаг, собственными руками вырвет у него сердце!

– Кто об этом знает, Вайнона? Кто в доме об этом знает? – резко спросила она.

– Хайди знает. Она как раз вошла в комнату, когда я открыла ящик. Знает и еще кое-кто, но они держат рот на замке. Я им велела не пугать других девушек.

– Хорошо… хорошо. Ты правильно сделала.

Бриони снова посмотрела на Жинелль, затем перевела взгляд на Томми. Когда она заговорила, голос ее дрожал:

– Почему они это сделали, Томми? Почему?

Впервые за многие годы Томми видел, что Бриони трясет от бешенства.

– Не знаю, Бри. Но думаю, что очень скоро мы все узнаем. Это своего рода послание. Сейчас главное – выяснить, кто отправитель.

Бриони кивнула и снова уставилась на останки Жинелль. Затем она произнесла с расстановкой:

– Да, Томми, мы выясним, кто отправил нам это послание. И как только я узнаю, кто это, я его уничтожу. Я лично. Никто, слышишь, никто не смеет трогать меня или моих близких. Пусть этот отправитель молится Богу, потому что, когда я доберусь до него, уже никто не сможет ему помочь!

Глава 11

А Молли расчесывала волосы Розали. Раньше их стригли коротко, чтобы избавиться от вшей. Сейчас у Розали была шикарная шевелюра из густых белокурых кудряшек. Это Бриони настояла на том, чтобы Молли позволила волосам девочки спокойно расти.

– Рози, дорогая, ты можешь немного посидеть спокойно? Розали ерзала на стуле, вертя головой во все стороны и издавая тихие утробные звуки, которые выводили Молли из себя.

На кухню вошла Эйлин, и мать улыбнулась дочери. Эйлин исполнилось уже двадцать восемь лет, и здоровье ее постепенно налаживалось. Ее нервная система по-прежнему была слабовата, но она хотя бы перестала убегать из дома и нести всякую чушь. У нее даже появился ухажер, друг Абеля, который водил ее на прогулки и жадно слушал ее болтовню. Он был, правда, намного старше Эйлин, но Молли не возражала против их дружбы. Эйлин требовался мужчина основательный и серьезный, который смог бы заботиться о ней.

– Я чудесно провела время, мама. Джошуа возил меня в Бау. Мы гуляли по рынку, а потом перекусили. Я купила себе отрез ткани, думаю вот сшить себе платье.

Молли поразили слова дочери. Хотя Эйлин всегда отличалась чистоплотностью, выглядела она все же неряшливо из-за своего безразличия к одежде. Поэтому желание дочери сшить себе платье обрадовало Молли.

– Но Бриони постоянно предлагает тебе деньги, чтобы ты купила себе что-нибудь, симпатичное, а ты всегда отказываешься.

Эйлин взглянула на мать.

– Я ничего не хочу брать у Бриони. Большое спасибо. Я понимаю, что она старается мне помочь, но лишь подумаю, каким путем заработаны ее деньги…

– Хорошо, Эйлин, дорогая, оставим эту тему. Ты сама сошьешь себе что-нибудь.

Молли тяжело вздохнула. Дело Бриони до сих пор оставалось больной темой для Эйлин. Молли же, которая изначально выступала ярой противницей того, чем занималась ее дочь, теперь превратилась в ее сторонницу. Девочка смогла выбить из Дамасов приличную сумму и превратить ее в целое состояние. К тому же Молли больше не отрицала, что отчасти виновна в падении обеих дочерей. Правда, слово «падение» совершенно не годилось для описания теперешней жизни Бриони.

– Керри не приходила? – спросила Эйлин.

– Честно говоря, я думаю, что она уже забыла дорогу домой с этой своей работой!

Молли вовсе не хотела обидеть Эйлин, которая вообще не работала, полностью находясь на иждивении сестры, хотя порой ее лицемерие раздражало Молли. Эйлин отказывалась от денег Бриони, но у нее даже не возникало мысли устроиться на работу и самой зарабатывать на жизнь. Но Молли не собиралась затрагивать эту тему – Эйлин только недавно пошла на поправку, и мать боялась, как бы у нее снова не случился нервный срыв.

На пороге появилась Бернадетт.

– Берни, Керри приходила домой?

– Мам, я слежу не за ней, а всего лишь за ее платьями. Она, возможно, осталась у кого-нибудь переночевать.

Берни налила себе чаю и хитро улыбнулась. Она прекрасно знала, у кого осталась ночевать Керри, но предпочитала молчать об этом.

– Как прошел вчерашний вечер? Успешно?

– О, более чем. Публика ревела от восторга. Только вот Бриони куда-то вызвали посреди вечера. Она выглядела встревоженной. Я так думаю, в одном из ее заведений случилась заварушка.

Молли отложила расческу.

– Что ты имеешь в виду? Берни рассмеялась.

– Послушай, перестань волноваться. Ты же знаешь Бриони. Она запросто справится с любой проблемой. Жаль только, что она пропустила большую часть вечера. Ой, мам, ты не представляешь, какие там были люди! Такие богатые! А какие у них наряды!.. Там даже воздух здорово пахнет! И титулованные особы были. Бриони сколотит чертову кучу денег!

Молли с довольным видом отхлебнула чаю. Теперь она жила в тени Бриони, ей нравилось, что ее дочь стала известной, нравилось, что люди говорят о ней с благоговением. Ее любили и боялись, и, как считала Молли, так тому и следовало быть.

Эвандер посмотрел на лежавшую рядом с ним в постели девушку, и его сердце сжалось. Что, черт возьми, он натворил? Она ведь еще совсем ребенок, несмотря на пышную грудь и великолепный голос. Она – белая женщина. И он провел ночь с белой женщиной!

«Что ж, теперь держись, – шептал ему внутренний голос. – Если это выплывет наружу, скандал будет еще почище, чем в Штатах. Почему-то связь между белой женщиной и чернокожим мужчиной приводила людей в бешенство. Эвандер думал, что умрет, так и не узнав, каково же провести ночь с белой женщиной. О нет, ему приходилось спать с белыми женщинами и раньше, с бедными белыми проститутками, которые опускались на самое дно, – лишь такие соглашались продавать свое тело чернокожим парням.

Все эти разговоры о неграх, о том, как негры замечательно танцуют, какая у них природная пластика… Белым нравится твоя музыка, твои душевные песни, нравится вращаться в обществе чернокожих музыкантов, потому что это модно, но если белые узнают, что ты спишь с кем-нибудь из их женщин, то они превращаются в стаю хищников. Как там сказал этот парень – Шекспир, что ли? Черный баран, покрывающий белую овцу. Что ж, именно это Эвандер и сделал. И, боже, как же ему это понравилось!

Ночь, проведенная с Керри, стоила всего того, что может обрушиться на его голову. Аромат ее кожи, шелк черных волос – такого еще никогда не случалось в его жизни. К тому же она оказалась девственницей, и это тоже было замечательно! Девственница! В темноте прошедшей ночи он был так поглощен своим желанием обладать ею, что совершенно не думал о последствиях. Сейчас, когда спящая девушка лежала возле него и солнце начало пробиваться сквозь занавески, ему стало страшно. Однако желание снова обладать ею превозмогало страх.

– Эвандер, любовь моя, иди ко мне!

Он взглянул ей в лицо и увидел, что девушка смотрит на его набухающий член таким же зачарованным взглядом, каким он смотрел на ее прекрасное тело. Ее длинные белые пальцы гладили все его тело, ласкали его мужскую плоть. Он громко застонал и начал ласкать в ответ ее большие белые груди с розовыми сосками, покрыл поцелуями ее живот и понял, что пропал, что ни сейчас, ни впредь он не сможет устоять перед властью ее тела. Разум полностью отключился, и пучина страсти поглотила Эвандера.

Бриони и Томми обедали, но Бриони лишь рассеянно размазывала еду по тарелке.

– Вчера мы имели оглушительный успех, Бри.

Она кивнула:

– Да, хорошо все прошло. Керри была великолепна.

– Послушай, Бри, как говорится, слезами горю не поможешь.

Она покачала головой:

– Каждый раз, когда я думаю о том, что случилось с Жинелль, я вся закипаю от злости. Не могу просто сидеть сложа руки и ждать очередной подлости. А вдруг они решат причинить вред кому-нибудь еще из наших девушек?

– Мы усилим охрану. Черт возьми, Бри, да в наши дома сейчас даже муха не сможет залететь незамеченной.

– Я думаю, мы должны все рассказать девочкам. Они вправе знать об этом.

Томми рассерженно отодвинул от себя тарелку.

– Рассказать? Чтобы началась паника и они все разбежались? Чем меньше девушек в курсе дела, тем лучше. Если в городе заговорят о том, что у Бриони и Томми проблемы, то нам не поздоровится. Нет уж, мы должны держать все в секрете, должны подождать и посмотреть, что будет. Если бы с девушкой расправился какой-нибудь маньяк, то тело не прислали бы. Труп Жинелль – предупреждение лично нам.

– Конечно, тебе-то что? Не тебе ведь идти к матери Жинелль и сообщать, что ее дочь мертва. Мне еще нужно придумать историю, будто с ней произошел несчастный случай или что-нибудь в этом роде. Как я скажу матери, что ее дочь, ее единственная кормилица разделана на куски, словно коровья туша?!

Томми встал и, обойдя круглый стол, подошел к Бриони. Он нежно обнял ее и прижал к себе.

– Послушай, любимая, постарайся расслабиться. Как только мы узнаем, кто это сделал, он не жилец.

Бриони подтвердила:

– О да, он не жилец, Томми. Я уничтожу его сама. Своими собственными руками.

Он крепче прижал ее к себе. Еще никогда в жизни он не видел Бриони такой. Казалось, смерть Жинелль задела ее лично – словно погибшая была ее дочерью или сестрой. Томми не мог понять, какие чувства Бриони испытывает к своим девушкам. А она любила их. Всех вместе и каждую в отдельности.

Мария Юргенс была женщиной крупной. Ее отца, шведского матроса, отличали высокий рост и могучее телосложение. Ее мать была ирландка. Мария унаследовала стать и белокурые волосы отца вкупе с ирландским характером матери. Двадцать лет назад Мария пользовалась огромным спросом у мужчин. Ее большая грудь и тонкая талия в сочетании с высоким ростом и прекрасным цветом волос заставляли богатых мужчин терять голову.

Мария понимала, что получает безумные деньги только благодаря своей неординарной внешности, и всячески старалась еще подчеркнуть эту необычность. Она носила туфли на высоченных каблуках и потому казалась даже выше, чем на самом деле. Девушку крайне забавляло то, что большинство ее клиентов были мужчинами маленького роста – она от души смеялась над этим, складывая гинеи в кошелек. Сейчас, глядя на коротышку, сидевшего перед ней, Мария снова с трудом подавляла смех. Мужчина достал сигару. Судя по запаху, сигара была дорогой, а по размеру практически не уступала росту коротышки.

– Ну, Мария, что скажешь?

Она сплюнула в камин и безразлично пожала плечами.

– Мне нужно все хорошенько обдумать. Я дам тебе ответ завтра.

Она заметила, что ее собеседник нахмурился, и вновь подавила в себе желание рассмеяться.

– Ты вообще понимаешь, что я тебе предлагаю?

Она кивнула:

– Понимаю.

– Ну и что ты об этом думаешь?

– Мистер Болджер, прежде чем принять предложение, я всегда хорошенько его обдумываю. Мне кажется, именно так дела и делаются.

– Как тебе будет угодно, Мария. Завтра утром я жду ответ. Он встал. Женщина также поднялась, чтобы проводить его.

Возвышаясь над ним, она протянула ему свою огромную руку с ярко-красными ногтями и крепко сжала его ладонь, демонстрируя силу. Когда мужчина удалился, Мария позвонила в колокольчик. В комнату вошла молоденькая служанка, и Мария, мило ей улыбнувшись, сказала:

– Принеси-ка мне виски и чего-нибудь перекусить.

– Да, мэм.

Мария откинулась на спинку кресла и задумалась. Болджер был обычным бандитом, хотя и очень жестоким. Этот замысел – уничтожить Бриони Каванаг и Томми Лейна – не мог возникнуть в его пустой голове. Его явно кто-то надоумил. Любая дельная мысль в голове Болджера умерла бы, не вынеся одиночества. Нет, здесь, безусловно, замешан кто-то еще.

Служанка принесла поднос с виски и едой. Поблагодарив, Мария велела ей вызвать Большого Джона. В ожидании она написала записку Бриони Каванаг, пригласив ее к себе в заведение в семь часов вечера. Две сучки сговорятся быстрее, чем сучка с кобелем. От людей Мария слышала, что с этой Бриони Каванаг надо держать ухо востро.

Сэнди Ливингстон шел со своим сыном Питом по Каледония-стрит. Мальчик до смешного походил на отца. Питу недавно исполнилось пятнадцать, но он уже догнал папашу по росту. У обоих были голубые водянистые глаза, красноватый цвет лица и рыжеватые волосы и брови, из-за которых Сэнди и получил свое прозвище.[2] Пит обожал отца. Он знал, что Ливингстон-старший известен своей силой, что ему платят хорошие деньги за устранение неугодных людей, и с нетерпением ждал того дня, когда сможет присоединиться к отцу и продолжить семейное дело. Его старшие братья уже работали сами, зарабатывая себе славу. Семья Ливингстонов была силой, с которой считались во всем Ист-Энде.

Сэнди увидел, что им навстречу идет Бриони, и поздоровался:

– Здравствуйте, мисс Каванаг.

Бриони лениво улыбнулась:

– Привет, Сэнди. Не зайдешь на минуту? Мне нужно с тобой поговорить.

Просьба удивила Ливингстона, но он не задумываясь пошел следом за Бриони в маленький домик с террасой. Он знал Томми, а через него и Бриони Каванаг. Сэнди уважал ее, что было удивительно, поскольку он презирал всех женщин на свете, включая собственную жену, которая родила ему сыновей, а теперь не ждала от него ничего, кроме подзатыльников, получая их по меньшей мере трижды в неделю.

Пит с напускным безразличием вошел в небольшой домик вместе отцом, засунув для солидности руки в карманы. В гостиной они увидели Томми Лейна и двух огромных арабов.

– Привет, Томми. Как дела?

Сэнди окинул взглядом комнату, и по его спине пробежал холодок страха.

Внезапно арабы схватили его и прижали к стенке.

– Что вы делаете? Оставьте моего старика в покое!

Пит был потрясен. Его отец, этот огромный мужик, которым он так гордился, явно испугался, и это потрясло мальчика до глубины души. Бриони отпихнула Пита в сторону.

– Заткнись, и все будет в порядке.

Сэнди облизнул губы желтым прокуренным языком.

– Послушайте, мисс Каванаг, я не знаю, что здесь происходит, но, клянусь, в чем бы вы меня ни подозревали, я этого не делал!

Бриони и Томми рассмеялись. Бриони запустила руку за пояс его брюк и достала большой разделочный нож, который Сэнди там прятал. Она вытащила оружие из кожаных ножен, несколько секунд рассматривала, затем поднесла его к горлу пленника.

– Эта штучка очень опасна, Сэнди, ею можно причинить массу неприятностей, – порезать кого-нибудь, например. Ты ведь именно это хорошо умеешь делать, не так ли? Резать людей? За кругленькую сумму?

– Сыном клянусь, я не причинял вреда вашим друзьям…

– Заткнись и слушай! Я сейчас задам тебе несколько вопросов, и если соврешь мне, ты покойник, Сэнди. Я не шучу.

Ты зарезал одну из моих девочек, Сэнди? Маленькую такую блондиночку по имени Жинелль? Бог свидетель, если ты соврешь, я перережу тебе горло собственными руками.

Сэнди посмотрел сверху вниз на маленькую девушку, стоявшую перед ним. Встретив жесткий взгляд ее зеленых глаз, он судорожно сглотнул слюну.

– Нет, я не режу шлюх. Клянусь вам, я не режу шлюх! Даже за бабки.

Бриони медленно кивнула. Она видела, что мужчина боится.

– Кто же тогда режет, Сэнди? Вы, головорезы, все знаете друг дружку, вы же общаетесь между собой. Кто зарезал мою девочку? Назови мне только имя, и с тобой ничего не случится.

Пит видел, что отец борется с собой. Стукачество считалось страшным грехом для человека его профессии. Попадаясь, головорезы вроде Ливингстона покорно мотали свой срок, держа рот па замке, и выходили на свободу с чистой совестью, довольные тем, что не запятнали бандитской чести. Затаив дыхание Пит наблюдал за отцом.

– Я слышал, что Вилли Болджер вчера пришил проститутку в доках. Но это только так, слух, ничего больше, один парень сказал. Я не знаю, правда это или нет…

Бриони тяжело вздохнула.

– Это все, что я хотела знать.

Она кивнула арабам, и те отпустили Сэнди. Бриони вернула ему нож и улыбнулась:

– Не сердись, Сэнди, это было нужно для дела. – Она посмотрела на Томми. – Дай ему пятьсот фунтов, теперь он работает на нас. И только на нас.

Она снова перевела взгляд на Сэнди:

– Нет возражений?

Тот энергично закивал:

– Конечно, нет. Я всегда к вашим услугам.

– Хорошо, можешь идти.

Пит был очень расстроен тем, что его отец сдрейфил. Но и не сдрейфить перед этой рыжей фурией было трудно. Не поздоровится тому, кто так ее разозлил. Если ей удалось напугать отца, она сможет напугать самого дьявола.

Нелли Дикинс с годами чудовищно растолстела. Ее шея, некогда длинная и гладкая, теперь превратилась в несколько подбородков, глаза утопали в складках жира. Она всегда пыхтела так, словно только что пробежала марафон, хотя на самом деле редко вылезала из кресла. Нелли курила дешевые сигареты и любила окружать себя красивыми молодыми парнями. Своих «девочек» она до последнего времени держала в страхе, беспощадно избивая их за малейшую провинность. Сейчас ей было шестьдесят два года – не такой уж и большой возраст для «мамочки», но она стала настолько ленивой, что с каждым днем управление домом делалось для нее все большей обузой. Она потеряла всякое желание следить за заведением, содержать его в надлежащем виде и, что хуже всего для «мамочки», – заботиться о своих «девочках».

Сегодня ее решила почтить своим визитом эта молоденькая птичка-невеличка Бриони Каванаг. Нелли поджала губы, чтобы рот не расплылся в улыбке. Эта Каванаг была, как говорили, девочкой умной. Умной, красивой и чувствительной. Убийственное сочетание! Она открыла свое первое заведение на паях с Томми Лейном, будучи еще совсем зеленой девчонкой. Теперь же по городу ходили слухи, что Бриони на лету подхватывает все новомодные затеи, как законные, так и незаконные, лишь бы они приносили деньги.

Нелли откинулась на спинку кресла и рассеянно развернула конфету. Засунув ее в рот, она уселась поудобнее и стала ждать приезда Бриони Каванаг. Интересно узнать, что понадобилось от нее этой девчонке.

Бриони прождала в прихожей около десяти минут, прежде чем поняла, что впустившая ее девица давно о ней забыла. Она вошла в главную залу без приглашения и огляделась по сторонам, снимая перчатки. Комната когда-то была красивой, но сейчас хрустальные канделябры покрывала пыль, а ковры в некоторых местах протерлись до дыр. За столом сидели девушки, болтая и куря. Они бегло взглянули на вошедшую и снова вернулись к разговору. В комнате висел тяжелый запах немытых тел и лавандовой воды. Дом Нелли Дикинс пришел в еще больший упадок, чем Бриони предполагала. Ни одну из девушек, торчавших в зале, не приняли бы на работу в ее заведения.

Бриони подумала, что у них у всех наверняка вши, и ее передернуло.

– Где я могу найти Нелли? – громко спросила она, и все девушки повернулись к ней.

– Ты новенькая? – с ухмылкой спросила одна из девиц. Остальные оценивающими взглядами окинули светло-зеленое платье и пальто Бриони, прикидывая в уме их стоимость.

– Меня зовут Бриони Каванаг, – процедила в ответ Бриони и едва сдержала улыбку, увидев, какие разные выражения возникли на лицах девушек: от страха до здорового любопытства. Она осталась довольна произведенным эффектом.

– Я пришла встретиться с Нелли, но одну вещь я скажу и вам всем, прежде чем кто-нибудь из вас любезно покажет мне, где она. От вас воняет! Уверена, что все вы вшивые. К тому же вы набитые дуры: я могла оказаться кем угодно, а вы свободно впустили меня в дом. Если бы одна из моих девочек сделала подобное, я бы мерзавку в порошок стерла. И мой вам совет: если вы хотите работать здесь, вымойтесь и избавьтесь от насекомых. – Она кивнула в сторону одной из девиц: – Ты покажешь мне, где я могу найти Нелли. Живо!

Девушка вскочила со стула:

– Да, мисс.

Войдя в кабинет Нелли, девушка объявила:

– Нелл, к тебе пришла мисс Бриони Каванаг.

Бриони отметила, что к хозяйке здесь обращаются просто по имени, и тяжело вздохнула. Безошибочный признак упадка.

От глаз Нелли не укрылось, как Бриони стряхнула пыль со стула, прежде чем сесть на него. Она оценила все: искусно уложенные волосы гостьи, ее светло-зеленое платье, простое на вид, но явно очень дорогое. Она решила, что чисто внешне ей эта девушка нравится. Ее удивило только то, что гостья оказалась такой маленькой, ведь за глаза ее все называли «Большая Бриони».

– Ну, чем я могу тебе помочь? – с ухмылкой спросила Нелли.

– Я думаю, вопрос не в том, чем ты мне можешь помочь, а в том, чем я могу помочь тебе. Я расширяю свое дело, и мне нужен этот дом. – Бриони подняла руку, не давая Нелли возразить. – Выслушай меня сначала, Нелл, а уж потом отвечай, Я сегодня увидела здесь кучу грязных вонючих проституток, и сам дом не лучше – обветшалый и неопрятный. Вероятно, ты уже устала от дел. Я знаю, что в свое время ты считалась лучшей хозяйкой заведения в этих краях.

Бриони заметила, что собеседница среагировала на комплимент.

– Я предлагаю тебе сделку, Нелли: я выкупаю у тебя этот дом, но ты остаешься в нем за главную. Конечно, важные вопросы будем решать мы с моим компаньоном Томми Лейном, я предупреждаю об этом сразу, но в остальное время ты будешь всем здесь командовать от нашего лица. Дом находится в выгодном месте, он большой, просторный. Нужно только вложить в него немного денег, и он снова станет одним из лучших публичных домов. Ну, что ты скажешь на это, Нелли?

Бриони Каванаг поражала своей прямотой. Однако то, что она предлагала, было вполне справедливо и к тому же соответствовало мечте Нелли командовать домом, в то же время сняв с себя груз ответственности за дело.

– Я скажу тебе, маленькая леди, что я думаю… Бриони вскинула бровь.

– Я думаю, тебе стоит встать, подойти вон к тому буфету и достать из него бутылочку хорошего виски, чтобы выпить за наше сотрудничество.

Глава 12

– Что ты сказала? – Молли смотрела на Эйлин так, словно видела ее впервые в жизни.

– Я выхожу замуж. Джошуа сделал мне сегодня предложение, и я согласилась стать его женой.

Молли схватила дочь в охапку и крепко сжала в объятиях.

– Пресвятая Дева Мария! Да это самая радостная новость за последние годы! А ты, оказывается, скрытная! Я даже и не догадывалась, что у вас серьезные отношения. Ой, Эйлин, я сейчас умру от счастья! Ты сделала хороший выбор, доченька, очень хороший выбор!

Громкий голос Молли был слышен, наверное, по всей округе. Ее лицо светилось от счастья. Розали захлопала в ладошки.

– Рози, дорогая, твоя сестра выходит замуж, разве это не замечательно!

Эйлин улыбнулась, понимая, что мать искренне за нее рада. Молли села у огня и налила себе чаю.

– Придется сделать кое-какие вещи. Слава богу, он католик, так что надо сходить к священнику и огласить в церкви ваши имена. Думаю, первой об этом должна узнать Бриони.

– О чем это Бриони должна узнать первой, а? – раздался из прихожей голос Бернадетт, которая ввалилась в дом, нагруженная покупками.

Эйлин взяла у нее сумки и, густо покраснев, ответила:

– Я выхожу замуж, Берни. За Джошуа.

Глаза у Бернадетт чуть не вылезли из орбит от удивления.

– Замуж? Но он же старик!

Молли отвесила Бернадетт мощную оплеуху и крикнула:

– Закрой свой рот, завистливая дрянь! Твое время тоже придет, если ты научишься держать свой болтливый язык на привязи! Керри пойдет к алтарю гораздо раньше тебя, потому что, в отличие от тебя, она открывает рот только для того, чтобы петь.

Берни с усмешкой процедила:

– Да наша Керри вообще не пойдет к алтарю, чтоб ты знала. У Керри еще такой скандал впереди…

Взглянув на расстроенную Эйлин, Берни осеклась. Даже Розали погрустнела. Берни поняла, что, как обычно, испортила всем настроение. За ней водился такой грешок с самого детства. И вот теперь, когда Эйлин объявила о своей свадьбе, все опять подавлены сорвавшейся с уст Берни необдуманной фразой. Бедняжка Эйлин долго была несчастна, и она, Берни, омрачила такой радостный для сестры день. Она потерла рукой щеку, на которой алел отпечаток пятерни Молли, и виновато улыбнулась:

– Прости меня, Эйлин. Я действительно очень рада за тебя. Поздравляю!

Она поцеловала сестру. Во всей этой суете и суматохе Молли не придала особого значения словам Бернадетт относительно Керри, но все равно они отложились у нее в памяти.

Бриони поднялась по чистеньким каменным ступеням парадного крыльца и позвонила в дверь. Открыл молодой широкоплечий парень лет двадцати с небольшим, одетый в красную с серебром ливрею. Такую ливрею носили все слуги Марии Юргенс.

Лакей провел Бриони через огромную прихожую и холл в гостиную, а там любезно предложил ей присесть и немного подождать, пока он доложит о ее приходе хозяйке. Бриони была поражена великолепием дома. Да здесь можно хоть саму королеву принимать! Однако, устроившись в кресле поудобнее, она нацепила на лицо маску безразличия.

– А ты и впрямь совсем крошка, не врут люди!

Бриони услышала в голосе хозяйки насмешку и парировала:

– Да, а ты и впрямь великанша. Так что мы квиты.

Голос Бриони был резким, взгляд жестким. Она смотрела на огромную женщину, усевшуюся в кресло перед ней, и ее сердце отбивало барабанную дробь, хотя Бриони старалась не обращать внимания на могучую стать своей соперницы.

Мария, в свою очередь наблюдая за девушкой, прониклась к ней уважением. Эта малютка, похоже, совершенно ее не боялась. Чтобы вот так спокойно сидеть перед Марией, следовало быть очень смелым человеком. Мария сухо произнесла:

– Если бы я услышала это от кого-нибудь другого, я бы разнесла тому человеку башку. Но я тебя пригласила сюда по делу. Ты охотишься за моими заведениями? Я знаю, что ты хочешь прибрать к рукам дом Дикинс. Старушка Нелли уже утратила былую хватку, а я еще ничего. Итак, мне нужен от тебя прямой ответ. Будем мы друзьями или нет, целиком зависит от того, что ты скажешь.

Бриони глубоко вздохнула. Мария Юргенс славилась своим огромным ростом, силой и крутым нравом. Что ж, в последней категории Бриони ей не уступит. Но помимо этого Мария была известна еще и своей честностью. Бриони решила сказать ей правду.

– Вообще-то такие мысли приходили мне в голову. И все же – нет, я обойдусь без твоих заведений. Если ты, конечно, не хочешь их продать. Это все, что ты хотела узнать от меня?

Мария откинулась на спинку кресла. Белокурые волосы красиво обрамляли ее лицо, и на секунду Бриони представила, насколько хороша была эта женщина в молодости.

– Я очень сожалею о смерти Жинелль, – сказала Мария. – Все говорят о девушке только хорошее. А теперь давай-ка выложим карты на стол. Что именно произошло с Жинелль? Тебе угрожают? Из-за чего весь сыр-бор? Скажешь мне чистую правду, и я тебе тоже кое-что расскажу. Ну как, попробуем?

– Дом Нелли у меня уже в кармане. Смерть Жинелль никак с этим не связана. Девушку доставили в ящике, у нее были отрезаны уши, нос и груди. Это сделал Болджер, но я должна выяснить, кто стоит за ним, тогда я смогу действовать. И я клянусь тебе, что дни этого ублюдка сочтены! Никто не может причинять вред моим девочкам. Кем бы ни был покровитель Болджера, ему крышка.

Мария улыбнулась. Эта маленькая женщина – настоящая «мамочка» старого образца, а не какая-нибудь размазня, которая удирает при первых признаках опасности.

– У меня был Болджер, предлагал союз против тебя, – сообщила Мария. – Мне он не нравится, но это так, к слову, потому что мне не нравятся многие люди, с которыми я работаю. Главное – в другом: я ему не доверяю. Он двуличная тварь, причем жестокая двуличная тварь. Он убил Жинелль, и этого я ему никогда не прощу. Девочка не имела никакого отношения к нашим делам. Потом он пришел сюда и предложил мне твои заведения. Он хочет, чтобы я была на его стороне. Мне неохота в это вмешиваться, но придется. В противном случае он потом захочет получить то, что принадлежит мне. Думаю, я смогу выяснить, кто за ним стоит, а потом мы вместе уничтожим их. Ну, что ты на это скажешь?

Бриони улыбнулась Марии:

– Я думаю так, Мария Юргенс: вместе мы никому не по зубам!

– Я скажу Болджеру что должна встретиться с человеком, который за ним стоит, – продолжала Мария. – Иначе – никакой сделки. Болджер – марионетка, и его спектакль уже сыгран. Он с удовольствием устроит нам встречу, чтобы лишний раз продемонстрировать, как высоко он взлетел. Я передам всю информацию тебе и Томми. Потом мы решим, как действовать дальше. По рукам?

– Я согласна, – кивнула Бриони. – Томми тоже горит желанием покончить с этим делом.

Наполнив стаканы бренди, Мария произнесла со вздохом:

– Не знаю, девочка, к каким чертям катится этот мир. Таких людей, как Болджер, становится все больше. Я скучаю по тем славным денечкам, когда мы спокойно работали, зарабатывали деньги и с нами считались. А что творится сейчас? Людишки пошли мерзкие, поэтому нужно держаться вместе, чтобы противостоять гадам, которые посягают на наше добро. Бриони подняла стакан и торжественно сказала:

– Согласна целиком и полностью.

Друг и наперсник Эвандера Гленфорд Рэндолл качал головой, глядя на своего друга.

– Парень, эта девчонка принесет тебе одни неприятности. Белые бабы как источник неприятностей ничем не отличаются от черных. Тебе будет плохо, парень, я знаю, что говорю.

Эвандер тяжело вздохнул. Его черная кожа лоснилась в свете клубных огней.

– Керри другая, приятель, она особенная. Настоящая, что ли.

Гленфорд рассмеялся.

– У нее есть пара сисек и задница, так что она ничем не отличается от других баб! Она может залететь, и тогда, парень, ты покойник.

Гленфорд махнул рукой и отошел. Из костюмерной вышла Керри и улыбнулась Эвандеру:

– Почему ты такой печальный? О чем думаешь?

Эвандер взглянул на ее милое личико и почувствовал, как затрепетало его сердце. Она была красивой, молодой, веселой и молочно-белой. Это сочетание опьяняло Эвандера.

– Да все о том же, малышка. Когда мы снова будем вместе?

– Понятно… А у меня для тебя есть сюрприз. Берни сегодня ночует дома, у мамы, так что в нашем распоряжении вся квартира. Ты можешь остаться у меня до утра.

Эвандер хотел украдкой поцеловать Керри, но тут к ним приблизился Томми Лейн.

– Как дела, Эвандер? Послушайте, Бриони сегодня немного задержится, но она хочет, чтобы вы поиграли подольше. По парочке номеров каждый, сможете организовать?

Эвандер и Керри кивнули. Томми был слишком занят своими собственными делами и потому даже не заметил, как залилась краской Керри.

– Клиентам нравится танцевать, поэтому мы подумали, что парочка-другая зажигательных номеров пройдет на ура. Да, пока не забыл: на Дин-стрит есть очень неплохой портной, он должен снять с вас мерки, чтобы сшить вам новые сценические костюмы. А то вы сейчас как-то бледновато смотритесь.

– Да, мистер Лейн.

Эвандер ответил вежливо, как подобает чернокожему, и Томми, похлопав его по плечу, сказал:

– Твою мать, Эвандер, называй меня Томми. А то все эти «мистеры» и «сэры» меня уже достали!

Он отошел от них и направился в бар. Керри увидела в глазах Эвандера неприкрытый страх и почувствовала комок в горле. Эвандер боялся Томми, боялся всех белых мужчин.

– Томми хороший парень, Эвандер. Он что думает, то и говорит.

– Да брось, Керри. Если завтра я обращусь к нему запросто среди его друзей, он мне башку разнесет! Поверь мне, я разбираюсь в таких вещах.

– Только не Томми Лейн. Эвандер, ты ошибаешься.

Ее голос звучал так нежно и мягко, что на секунду он испытал жгучее желание привлечь ее к себе, но вовремя одумался. Томми Лейн, дружески похлопывающий тебя по спине и покупающий тебе одежду, – это одно дело. Томми Лейн, обнаруживший, что ты спишь с сестрой его жены, – это уже совсем другое. Ведь Бриони фактически его жена.

– Мы же сегодня поедем ко мне, Эвандер?

Он посмотрел на ее личико, полное мольбы, и ласково ответил:

– Конечно, любимая. А теперь пошли на сцену, пока посетители не заскучали!

Керри, приветственно подняв руки, вышла на сцену. Эвандер появился следом за ней. Он улыбался, но его глаза оставались грустными.

Руперт Чарльз сидел в «Парусном судне» с Джонатаном ля Билльером и еще каким-то изможденного вида юношей по имени Дориан. Лицо Руперта просияло, когда он увидел, что к их столику приближается Бриони.

– Бриони, дорогая! Где ты пропадала? Мы так по тебе скучали, – правда, парни?

Джонатан учтиво встал, дожидаясь, когда девушка сядет, и подмигнул ей.

– Как там продвигаются дела с фильмами? – спросила Бриони. – Мне не удалось поучаствовать в этом, к сожалению, но я полностью доверяю тебе, Руперт. Я верю в тебя.

Она вытащила сигарету и засунула ее в длинный черный мундштук. Дориан услужливо чиркнул спичкой. Она поблагодарила его улыбкой и выпустила струйку дыма прямо ему в лицо.

– Дориан, дорогой, это Бриони Каванаг. Бриони, это Дориан Карнарвон, единственный наследник герцога Тенби. Красивый мальчик, правда?

Бриони рассеянно улыбнулась юному аристократу и сосредоточила свое внимание на Джонатане, исполнявшем главные роли в их фильмах.

– Ну, как дела?

Джонатан осклабился и, на секунду утратив джентльменские манеры, сказал:

– Девочка была молодой, аппетитной и знала, как себя вести. У тебя в кабинете лежит рулон кинопленки, просмотри и скажи свое мнение.

– Он так же хорош, как и все предыдущие фильмы? Только честно!

– Да, клянусь! Он весьма недурен. Теперь мы уже не делаем прежних ошибок. Ты будешь приятно удивлена.

Бриони удовлетворенно кивнула.

– Что с тобой случилось, Бри? – вкрадчиво спросил Джонатан. – Я так мечтал о нашей встрече! Собирался после съемки пригласить тебя куда-нибудь.

Бриони ответила, скользя взглядом по посетителям клуба:

– У меня возникли кое-какие проблемы, но я их уже уладила. Сделай мне одолжение, организуй еще одну съемку, я вложу в нее деньги. Я хочу, чтобы все было на уровне.

Он рассмеялся.

– Ты что, всегда работаешь, Бриони? Никогда не отдыхаешь?

Она посмотрела на него, и он увидел холодный прищур ее глаз и жесткую складку рта. Он вдруг понял, что эта женщина себе на уме и он фактически ничего о ней не знает. Впервые в жизни он ее испугался. Он вспомнил зловещую репутацию Бриони. Глядя на нее сейчас, Джонатан решил, что эта женщина по-настоящему опасна.

Глава 13

Бриони проснулась от громкого стука в дверь спальни.

– Кто там? Что такое?

Томми открыл глаза.

– Это твоя мама, Бриони. Она там внизу с Розали, – громко ответила Кисси из-за двери.

Бриони закатила глаза и простонала:

– Хорошо, скажи ей, что я спущусь через минуту.

– Твоя мать вечно появляется не вовремя. У нее просто талант на это дело, – проворчал Томми.

Бриони тихо рассмеялась.

– Уже половина одиннадцатого, а ты еще спишь! – воскликнула Молли, когда Бриони вошла в гостиную. – Бог мой, так ведь можно проспать все на свете!

– И тебе, мама, доброе утро. Бриони присела и поцеловала Розали:

– Привет, Рози, дорогая.

Розали захлопала в ладоши, приговаривая:

– Бри… Бри…

Молли громко цыкнула на нее и взяла чашку чая, поданную Кисси.

– Ты столько времени тратишь на сон, Бриони! Сидишь вон прямо как леди Астор, в пеньюаре, а ведь скоро уже полдень.

– Ой, мам, отстань, ради бога! У меня клубы закрываются только в три часа утра, после этого мне еще нужно все проверить и подсчитать, так что, пожалуйста, помолчи. Зачем я тебе понадобилась? И на сколько ты хочешь ободрать меня в этот раз?

Молли прищурила глаза.

– А почему ты решила, будто мне что-то от тебя нужно?

Бриони развела руками:

– Ну, если я вижу тебя и Розали на пороге моего дома ранним утром, значит, ты пришла за деньгами.

– Я пришла к тебе так рано, чтобы сообщить: наша Эйлин выходит замуж, – победоносно объявила Молли и с радостью увидела изумление на лице дочери. – Я думаю, это уважительная причина, чтобы прийти к тебе в такую, как ты считаешь, рань. Джошуа сделал ей предложение, и она согласилась. Я собираюсь обсудить с тобой все необходимые дела. Вот так-то.

– Необходимые дела? – Бриони была озадачена.

– Я говорю о приеме! Ради бога, Бриони, ты можешь послушать меня внимательно? Она выходит замуж, и я хочу, чтобы ее свадьба стала самой грандиозной в нашей округе. Я хочу, чтобы она вышла замуж по всем правилам. Она будет единственной моей дочерью, которая живет в законном браке. – Голос богобоязненной Молли стал елейным: – У моей старшей дочери должна быть хорошая свадьба, Бри. Королевская свадьба.

– Наша Эйлин выходит замуж? Ни черта себе! Кто бы мог подумать.

Молли вытерла платком личико Розали и произнесла:

– Тебя ведь мне замуж не выдать, да? Ты живешь невенчанная, у Берни никого нет на горизонте. А Керри вообще вышла бы замуж за свой голос, если бы могла. Поэтому я хочу, чтобы у Эйлин была замечательная свадьба. После всех ее невзгод и несчастий…

Бриони подняла руку, чтобы мать замолчала:

– Послушай, мам, делай как считаешь нужным, а мне просто напиши список покупок. И сама покупай все необходимое, я заплачу. К тому же, если хочешь, мы можем устроить свадьбу здесь, я не возражаю. Сад у меня большой, в нем без труда поместятся человек пятьдесят-шестьдесят. Миссис Хорлок приготовит еду, а Кисси найдет несколько девушек, которые помогут все расставить. Что ты думаешь по этому поводу?

Молли улыбнулась:

– Ты очень хорошая девочка, Бриони, добрая и отзывчивая. Заботишься о своих сестрах, как настоящая святая.

Бриони налила себе еще чаю и сказала:

– Почему у меня такое чувство, мама, будто ты только что вываляла меня в грязи?

Керри лежала в постели с Эвандером, отдыхая после бурной ночи. Как приятно чувствовать, что сердце твоего возлюбленного бьется в унисон с твоим! Он погладил ее по животу своими чуткими пальцами, и она тихо застонала от удовольствия. Простыня и покрывало валялись на полу, на ночном столике стояли недопитая бутылка вина и блюдо с сыром и хлебом. Они собирались немного поспать, и оба уже задремали, когда услышали, что в замке входной двери повернулся ключ.

Эвандер резко сел, Керри поспешно выпрыгнула из постели и едва успела закутаться в простыню, когда из-за двери раздался голос Берни:

– Привет, Керри, это я!

Керри и Эвандер обменялись взглядами, и подружка музыканта, приложив палец к губам, выскользнула в прихожую. Бернадетт вешала пальто. Она улыбнулась.

– Доброе утро, Керри. – Она окинула взглядом сестру с ног до головы и приподняла свою красиво очерченную черную бровь: – Это что за Баба-яга? Какая растрепанная! У тебя что там, мужчина?

Керри нервно облизнула губы.

– А ты почему так рано пришла? Я ждала тебя только к обеду.

– Да мама взяла Рози и отправилась к Бриони обговорить с ней предстоящую свадьбу – Эйлин выходит замуж. Ну я и подумала – чего мне сидеть дома, поеду-ка я лучше приготовлю платья к твоему сегодняшнему выступлению.

– Эйлин выходит замуж?!

Берни прошла на кухню и лукаво спросила:

– Сколько чашек чая мне приготовить – две или три? Или, может быть, твой парень предпочитает кофе?

О безумной любви Эвандера к кофе знал весь клуб. Чай же ему совершенно не нравился. Внезапно Керри осенило. Берни все знает и обязательно использует то, что ей известно. Она всегда так делала, с самого детства, – выискивала у людей слабости, разузнавала о чужих дурных поступках, а потом использовала эти сведения ради собственной выгоды.

Керри бросилась в спальню.

– Вставай, вставай немедленно!

Испуганный Эвандер смотрел на нее во все глаза. Она сбросила с себя простыню и надела пеньюар. Через минуту Керри пулей влетела обратно в кухню.

– Ах ты сучка! Ты, злобная, завистливая корова! Ты прекрасно знаешь, с кем я сплю. Что ж, ты можешь приготовить ему чашку кофе. Также ты можешь складывать свои чемоданы и проваливать к черту. Я не хочу, чтобы ты сидела на моей шее. Убирайся отсюда вместе со своими интригами!

Бернадетт, неотрывно глядя на сестру, пару раз, словно рыба, беззвучно открыла рот. Наконец она промолвила:

– Что? Что ты сказала?

Керри фыркнула:

– Что слышала. Или ты вдобавок к твоей тупости еще и оглохла? Я сказала, что ты можешь проваливать отсюда к черту. Я хорошо знаю тебя, сестрица. Пожалуйста, рассказывай о моих делах кому хочешь. Мне наплевать на это с высокой колокольни. Я не стыжусь своей связи с этим мужчиной, я люблю его. Теперь ты знаешь все.

Мозг Берни лихорадочно работал. Если Керри вышвырнет ее сейчас, ей придется возвращаться домой, к матери. К тому же она останется без работы. Сейчас она числилась у Керри костюмером и получала за это хорошие деньги. Работа была непыльная, ей приходилось только гладить платья сестры и менять их иногда, если это требовалось. Она ни в чем не нуждалась благодаря Керри и Бриони. Она также знала: что бы ни думала Бриони об Эвандере Дорси, ей наверняка не понравится попытка Берни шантажировать собственную сестру.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Керри. Да, я догадалась про тебя с Эвандером уже очень давно, я видела, как вы смотрите друг на друга. И я прекрасно понимала, чем это все закончится. Если бы я хотела кому-нибудь рассказать, я бы сделала это давным-давно. Я очень за тебя рада. Я очень рада, что ты кого-то себе нашла!

– Ой, ври-ври, да не завирайся! Я хорошо знаю тебя, Берни. И ты никогда не изменишься…

В кухню вошел Эвандер. На нем уже были брюки и жилет. Бернадетт взглянула на его мускулистое тело, привлекательное лицо и поняла, отчего потеряла голову Керри.

– Девушки, девушки, прекратите кричать. Не нужно из-за меня ссориться. Давайте выпьем по чашечке кофе и все обсудим, – предложил Эвандер.

Берни увидела в его глазах страх и внутренне восторжествовала. Он боялся ее. В отличие от Керри он прекрасно понимал, что произойдет, если Берни сейчас уйдет из этого дома. Конечно, никто не посмеет тронуть Керри и пальцем, но его просто линчуют.

– Она злобная тварь, Эвандер, ты ее не знаешь! Берни возразила с упреком:

– Я не хочу вмешиваться в ваши дела, Керри. Ты моя сестра, и я буду держать все в тайне, сколько тебе будет угодно.

Честное слово, если счастлива ты, счастлива и я. Если ты действительно хочешь, чтобы я ушла, то я уйду. Я не останусь там, где меня не желают видеть. Но даже если ты и выставишь меня отсюда, я все равно никому ничего не скажу.

Керри чуть не заплакала. Она знала, что Берни останется в любом случае. Страх Эвандера сыграл свою роль. Но она не могла доверять сестре. Еще в детстве Берни постоянно делала ей гадости. Это была зависть, а зависть заставляет человека причинять людям зло. Впервые в жизни Керри боялась. Не за себя, нет, – она боялась за Эвандера.

Томми Лейн и его близкий друг и телохранитель Джимми Рей-нард вошли в паб «Два англичанина» в Стратфорде. Поскольку время было обеденное, народу в клуб набилось под завязку. Они с трудом пробились к стойке бара, и Томми заказал две пинты самого лучшего горького пива. Он заметил, что на него бросил взгляд огромный лысый мужчина – букмекер по имени Борис Джейкобиц. Томми, подняв бокал, кивнул в сторону подсобки. Борис едва заметно кивнул в ответ.

– Ну, чем могу быть тебе полезен, Томми Лейн? – поинтересовался Борис, когда они оказались в подсобке. – Давно не виделись.

– Хорошо выглядишь, Борис, приятель, – улыбнулся Томми. Борис пожал плечами:

– Я должен держать себя в хорошей форме, потому что на этой земле найдется немало засранцев, которые с большим удовольствием отправили бы меня на тот свет. Ну ладно, любезностями мы уже обменялись, теперь перейдем к делу. В чем проблема, Томми? Я очень занятой человек.

– Ты знаешь обо всем, что происходит в городе. Если люди не могут отдать тебе деньги, они расплачиваются информацией. Случилось ли в городе что-то такое, о чем я непременно должен узнать?

Борис выдвинул ящик стола и достал оттуда бутылку дешевого виски. Вытянув пробку зубами, он сделал несколько Глотков.

– Все может быть, Томми Лейн. Все может быть. Тебя интересует Болджер, не так ли? Что ж, я слышал – только слышал, подчеркиваю это, – что его видели в компании с Исааком Дабронским. Он вообще на короткой ноге с евреями. Похоже, они хотят прибрать к рукам торговлю девочками. Забавно, Томми, что ты ко мне пришел, потому что я сам намеревался встретиться с твоей подругой Бриони. Кажется, Вилли разевает пасть на ее добро. Он раскапывает информацию о ней по всему городу. Дело пахнет жареным, особенно после того случая с молодой девчонкой, которую зарезали.

Томми во все глаза уставился на Бориса.

– Ты знаешь про Жинелль?

Борис ухмыльнулся:

– Послушай, приятель, я знаю все обо всех и каждом, включая тебя самого, но никогда не использую информацию, если, конечно, мне это невыгодно. Но этот Болджер мне не нравится. Пару лет назад он изуродовал мою подружку, девочку, которая обожала скачки и пари. Он порезал ей лицо. Поэтому-то я и хотел увидеться с малышкой Бриони. Я знал ее еще маленькой девочкой, когда она приходила сюда и приносила деньги, которые мне был должен ее отец. Передай ей: что бы ни случилось, я полностью на ее стороне.

– Спасибо, Борис. Я очень ценю это.

– Навести Дабронского. Насколько я знаю, в делах Болджера он замешан по уши. Он ничем не брезгует.

– Непременно.

Глава 14

Томми и Джимми Рейнард шли по улице возле рынка Бриклейн, пока не уперлись в маленький магазинчик, принадлежавший Исааку Дабронскому. Здесь можно было сдать одежду напрокат. Вполне заурядным явлением считалось сдать в лавку приличный костюм в понедельник и забрать его в субботу, чтобы в воскресенье надеть. Таким прокатом одежды жили многие. Для них это был единственный способ свести концы с концами и накормить детей. Войдя в магазин, Томми прикрыл за собой дверь и вывесил табличку «Закрыто».

Маленький еврей, стоявший за прилавком, улыбнулся ему:

– Томми, мальчик мой! Что привело тебя сюда?

Томми ни на йоту не верил радушию Дабронского. Он знал, что за его веселостью и показным гостеприимством скрываются расчетливый ум и злобный характер.

– Я слышал, ты стал якшаться с сутенерами. Это правда? – прямо спросил Томми.

Дабронский пожал плечами.

– А с каких это пор я должен спрашивать тебя, с кем мне дружить? Кто ты такой, Томми Лейн, чтобы приходить ко мне домой и расспрашивать, что я делаю и чего я не делаю? Ирландский раввин?

Томми ухмыльнулся.

– Джимми, ну-ка загляни в задние комнаты.

Джимми прошел за прилавок, громко хлопнув деревянной крышкой, и направился в подсобные помещения магазина. Он вернулся с девушкой лет восемнадцати. Судя по тому, что девушка очень походила на Дабронского, это была его дочь Рут.

– Оставь мою дочь в покое, Томми, она совсем ребенок, она просто помогает мне в магазине.

Томми услышал тревожные нотки в голосе еврея. Джимми Рей-нард славился своей свирепостью. Дабронский знал: стоит Томми кивнуть, и Джимми превратит девушку в кровавое месиво.

Томми спокойно произнес:

– Я не причиню вреда твоей дочери. Мне нужно добраться до Вилли Болджера. Болджер очень расстроил меня, и теперь он должен за это заплатить. Передай ему, что я иду по его следу и найду его рано или поздно. Он облегчит себе жизнь, если сам на меня выйдет. Если же мне придется его искать, то ему же будет хуже, – ему и его так называемым друзьям. Ты меня хорошо понял?

– Отлично. Теперь, если ты не возражаешь, я приступлю к работе. Дел, знаешь ли, по горло.

Несколько секунд Томми внимательно смотрел на Дабронского. Значит, за Вилли стоит действительно влиятельное лицо, иначе с чего Дабронскому так хорохориться?

Зайдя за прилавок, Томми схватил наглеца за шиворот и потащил его в недра магазина. Распахнув ногой дверь туалета, он засунул голову Дабронского в унитаз и спустил воду. Томми держал голову еврея в воде, хотя тот кашлял, хрипел и пытался вырваться. Затем он выволок задыхающуюся жертву во двор, бросил на землю и начал ожесточенно избивать ногами.

Дабронский лежал ничком, вздрагивая от ударов. Затем он со стоном перевернулся на бок, и у него изо рта вытекла струйка кровавой слизи. Томми наклонился к нему и, схватив за подбородок, зарычал:

– Никогда больше не разговаривай так со мной, скотина! Никогда! Теперь ты мне расскажешь, кто покровительствует Болджеру, или я утоплю тебя в твоей же собственной моче. Не шути со мной, падла, ты меня и так уже довел.

Исаак начал понимать, что слишком рано сбросил Томми Лейна со счетов. Ему не следовало недооценивать этого мальчишку. Как и знаменитая девица Каванаг, Томми явно принадлежал к новому сорту людей – людей, способных на такие вещи, что от страха перехватывало дух. Весь треп Болджера о большом куше был моментально забыт перед яростью юнца.

– Томми, Томми, отпусти меня! Давай поговорим!

– Мы уже с тобой поговорили, ты, чертов ублюдок! Рассказывай, кто помогает Болджеру, и мы с тобой, может быть, поладим.

– Я не знаю, клянусь тебе. Однажды Болджер проговорился, что это какой-то бизнесмен, крупный бизнесмен. Вот и все. Он никому не говорит, кто этот человек.

– Ты думаешь, я поверю в такую чушь?

– Томми, послушай, я не знаю! Богом клянусь, не имею понятия…

– Где я могу найти Болджера?

Маленький человечек прищурился. Без очков он практически ничего не видел.

– Он прячется у братьев Оулдс. Но предупреждаю тебя, Томми, его там хорошо охраняют.

Томми сплюнул и направился к выходу, кивнув на прощанье Рут. Джимми последовал за ним. Выйдя на улицу, Томми схватил стоявшее у крыльца ведро и с грохотом швырнул его в витрину магазина. Люди раскрыли рты, наблюдая за этим спектаклем. Дабронского здесь недолюбливали.

Они направились к машине. Джимми улыбался. Иногда он вообще недоумевал, зачем Томми берет его с собой: хозяин был вполне способен постоять за себя сам. Сев в машину, Томми сказал:

– Домой. Вечером навестим Оулдсов. Сегодня в Виктория-парк назначены бои, и если я хорошо знаю Ронни Оулдса, а я знаю его хорошо, то он будет там.

Бриони стояла обнаженная после ванны, когда Томми вошел в спальню. Он увидел упругий живот, прекрасной формы грудь и, метнувшись к ней, схватил ее в объятия. Ладони у него были ледяные, и Бриони вскрикнула. Он взял ее на руки и понес к кровати. Осторожно уложив подругу на постель, Томми поцеловал девушку в губы.

– Ты по-прежнему выглядишь как ребенок, Бри, особенно с распущенными волосами.

– Может быть, но я уже давно не ребенок. Отпусти меня. Томми навалился на нее всем своим весом, пригвоздив к кровати.

– Ни за что. С чего это я должен тебя отпускать?

Бриони рассмеялась.

– Да хотя бы с того, что мне дьявольски холодно! Кисси сегодня даже не удосужилась разжечь здесь камин.

– Я согрею тебя своим теплом, девочка.

Он почувствовал, как Бриони послушно расслабилась, и стиснул зубы. Каждый раз повторялось одно и то же. Она просто позволит ему проникнуть в нее, и все. Он готов был укусить ее, лишь бы заставить хоть что-нибудь почувствовать, пусть даже боль. Словно прочитав его мысли, Бриони прошептала:

– Прости меня, Томми.

Ее тоненький голосок был таким печальным, что он сразу забыл о собственных огорчениях и зашептал ей на ушко ласковые слова.

Затем, отодвинувшись от Бриони, Томми посмотрел ей в лицо. В ее выразительных зеленых глазах виднелись светящиеся золотые крапинки. Чернота длинных густых ресниц резко контрастировала с цветом волос. Сейчас, без всякой косметики, с золотистыми волосами, разметавшимися по телу, Бриони была необыкновенно хороша. Она выглядела совсем как та девочка, в которую Томми когда-то влюбился. Только несколько морщинок вокруг глаз выдавали ее возраст и то, что ей пришлось перенести в жизни немало горя. Томми знал, что с недавних пор Изабель Дамас запрещала Бриони видеться с сыном.

Наклонив голову, он нежно поцеловал ее живот.

– Я люблю тебя, Бри.

Его голос звучал хрипло от страсти. Притянув Томми к себе, Бриони начала его целовать. Она ласкала Томми, пока его плоть не стала твердой. Он целовал ее грудь и шею, бормоча о своей любви. Бриони медленно расстегнула его рубашку и стала нежно водить ноготками по его спине, чувствуя, как он, не переставая ее целовать, вздрагивает и поеживается. Войдя в нее, он застонал. Томми обладал ею самозабвенно, но когда все кончилось, его охватила печаль: он вновь не получил желанного отклика.

Они молча лежали рядом в течение часа, погруженные в собственные мысли. Оба хотели рассказать друг другу о своих истинных чувствах, и оба не могли найти для этого нужных слов.

Наконец Бриони пошевелилась. Выскользнув из постели, она надела шелковый пеньюар и занялась камином. Уже начинало вечереть, и солнце медленно исчезало за дальними крышами. Она зажгла настенную лампу у кровати и поинтересовалась:

– Чем сегодня занимался?

– Пытался выйти на след Болджера. Сегодня в Виктория-парк состоятся бои. Оулдсы будут там, и Вилли наверняка тоже. Думаю, не стоит ждать, пока прибудет Мария со своими людьми. Нам нужен эффект неожиданности. Ты согласна?

Бриони кивнула и усмехнулась.

Томми вылез из постели и закурил одну из своих излюбленных дешевых сигар. Бриони позвонила в колокольчик.

– Я сейчас быстренько оденусь. Думаю, лучше всего будет появиться там, когда начнется первый бой. Так мы проскользнем незамеченными.

Томми покачал головой:

– О нет! Ты никуда не пойдешь. Такие дела не для женщин. Чтобы я и близко не видел тебя возле того места!

Бриони повернулась к Томми. Уперев руки в боки, она произнесла:

– А кто меня остановит?

Томми подошел к девушке и наклонился к ее лицу.

– Я никогда в жизни не поднимал на тебя руку, Бри. Ни на тебя, ни вообще на женщину. Но я устрою тебе такую взбучку, что мало не покажется, если увижу тебя там сегодня вечером!

Томми собрал двадцать лучших своих людей, включая Абеля Джонса и Джимми Рейнарда. Все были вооружены пистолетами, ножами и тяжелыми дубинками.

Первый бой уже начался, и в парке собралось множество народу. Томми и его люди стали протискиваться сквозь толпу, высматривая Ронни Оулдса. Они заставят его расколоться, где прячется Вилли Болджер, даже если для этого потребуется оторвать ему яйца. Теперь действиями Томми руководила жажда схватки. Грозящая опасность лишь придавала ему злости, и он расталкивал людей со свирепым выражением лица. Он хотел покончить с врагом раз и навсегда. Возможно, этому дню предстояло стать последним в его жизни, но Томми не испытывал страха. Он заметил, что Джимми покупает у лоточника жареную курицу.

– Ты что, Джимми, в ресторан пришел или куда? – ядовито спросил Томми.

Джимми положил курицу обратно на лоток и с виноватым видом засеменил за Томми. У бедняги с самого утра не было во рту ни крошки.

Томми заметил Оулдса в одной из небольших палаток, дал сигнал своим людям, и они начали стекаться к нему.

Ронни увлекся принятием ставок и увидел Томми, когда было уже слишком поздно. Тот возник перед ним с фальшивой улыбкой на лице и прижал его руку к столу. Томми обратился к пожилой даме, которая намеревалась сделать ставку:

– Извини, дорогуша, этот букмекер ставок сегодня больше не принимает. Поищи другого.

Испуганно оглядываясь, старуха пошла к другому букмекеру. Томми втолкнул Ронни в палатку, и мужчины уставились друг на друга.

– Полегче, Лейн. Твое время прошло. Тебе здесь делать нечего, так что не толкайся.

– Заткнись, Ронни. В последнее время я слишком часто слышал о тебе, о Кэмпбеллах и о недоноске Болджере. Что ж, теперь мой ход, и начну я с тебя, приятель.

Ронни Оулдс был сильным малым. Томми это прекрасно понимал и подготовился соответственно. Выхватив из-за пояса разделочный нож, он полоснул им по пивному животику Ронни. Клинок рассек рубаху и вошел в тело почти на дюйм. Ронни с безумным выражением лица наблюдал, как из раны начинает сочиться кровь. Нож был настолько острым, что он даже не почувствовал боли. Но Ронни, искушенный в подобных делах, не сомневался, что боль непременно придет. Он зажал рану обеими руками, по опыту зная: если выпадут кишки, то смерть неизбежна. Белый как полотно, Ронни пошатнулся, его сердце отбивало барабанную дробь, на лбу выступили капли пота.

Томми резанул снова, на этот раз намного глубже. На животе Ронни в прорехе рубахи выступил красный кровавый крест.

– Ты, чертов подонок! Ты думал, что меня можно смешивать с грязью, да? Думал, что теперь Болджер командует парадом? Ты ошибся, приятель. Ты хотел жестокости и насилия? Ты их получишь. Я уничтожу вас всех, даже твоего пьянчугу отца.

Томми полоснул ножом по лицу Ронни. Кусок плоти со щеки отслоился, обнажив кость.

В палатку вошла Бриони в сопровождении Марии Юргенс.

– Больно, да? – поинтересовалась Бриони. – Полагаю, дьявольски больно. Что ж, твой дружок Вилли Болджер таким же способом до смерти замучил одну из моих девочек. Где он сейчас, Ронни? У Томми полно людей, у нас тоже. На нашей с Марией стороне почти все головорезы из арабского портового квартала. Тебе лучше начать говорить, или мы просто выловим всех твоих братьев и медленно будем резать их до тех пор, пока они не выложат все, что нам нужно. Правда, Томми?

Ронни понимал: перед ним стоят люди, которые не позволят ему жить после того, что он сделал. И все благодаря делишкам этого Болджера с его пухлым бумажником и обещаниями райской жизни. Он понимал, что его песенка спета. Будучи человеком злобным и мстительным, Ронни решил: если уж ему суждено сегодня умереть, то он заберет с собой в могилу как можно больше своих так называемых дружков.

– Он на Валенс-роуд в Бетнал-Грин. Он там со своей подружкой, Джильдой-параличкой. Но его хорошо охраняют.

Каблучки женщин стучали по мостовой Валенс-роуд, и этот стук отдавался в ушах Томми с двойной силой, так он был зол. Он намеревался врезать Бриони по первое число, как только они приедут домой. Когда она вошла в ту палатку, он почувствовал себя полным идиотом. Сейчас он мог запросто придушить ее.

Разбираться с врагами – чисто мужская работа, и хотя он уважал Бриони за ум и смелость, но не мог простить ей того, что она заявилась туда с этими арабами и этой чертовой долговязой Юргенс. Томми в итоге выглядел слабаком, подкаблучником. Ярость настолько овладела Томми, что, когда они подошли к чистенькому домику Джильды-паралички, он чуть с ходу не высадил дверь.

Приближение врага к дому Джильды Болджер увидел в окно. Выхватив пистолет, он бросился на кухню, велев Джильде открыть дверь и задержать непрошеных гостей.

Отворив дверь, Джильда кивнула в сторону кухни:

– Он пытается сделать ноги через заднюю дверь. У него пистолет и плохое настроение. Вот вроде бы и все. Что вам еще сказать?

В саду Вилли наткнулся на трех поджидавших его мужчин и, услышав слова Джильды, понял – ему крышка. Предполагалось, что его будут охранять вооруженные до зубов бойцы, но вокруг были только люди Лейна. Болджер понял: евреи предали его. Вероятно, что-то вынудило их так поступить. Он мог, конечно, попробовать прорваться, но тогда его застрелили бы в считанные секунды. Игра была окончена, и Вилли прекрасно это понимал.

Как близко он подошел к своей цели! И вот конец всем его мечтам. Он, несмотря на свое плачевное положение, начал смеяться.

Когда на пороге задней двери возник Томми, Вилли все еще ухмылялся.

– Привет, Томми, малыш. Я слышал, ты меня разыскивал? Затем он сунул дуло пистолета себе в рот и спустил курок. Застрелившись, он оставил врагом с носом. Они ни на йоту не приблизились к разгадке тайны: кто же все-таки был его покровителем?

Томми в ярости пнул безжизненное тело. Бриони и Мария вышли в сад вместе с Джильдой. Повернувшись к Бриони, Томми прорычал:

– Вам было сказано не совать нос в это дело! Вот вам: он сдох – и концы в воду. Если вы не возражаете, дамы, я сам разберусь с Кэмпбеллом и остальными. Или мне нужно сначала попросить вашего разрешения?

Он прошел мимо них в дом, чтобы выйти с другой его стороны на улицу. Джимми и Абель переглянулись и последовали за ним.

Мария положила свою руку на руку Бриони:

– Он расстроен.

Прежде чем Бриони успела что-либо ответить, завопила Джильда:

– А мне что до этого? Я тоже расстроена! Этот жирный ублюдок платил мне целое состояние за то, чтобы я сидела тут с ним. А теперь я должна идти к легавым и катать заяву о самоубийстве?!

Посмотрев на маленькую женщину, которая неуклюже топталась на месте, стараясь перенести вес тела на здоровую ногу, Бриони начала хохотать. Но очень скоро смех перешел в слезы. Мария повела ее под руку назад к машине.

На улице Бриони подошла к Томми и тихо сказала:

– Хорошо, вышла промашка, и ты злишься. Но раскинь мозгами. Куда подевались эти чертовы евреи? Они должны были охранять его, помнишь? Кто-то добрался сюда раньше нас. Болджер зря рассчитывал на их помощь и защиту – кроме нас здесь не было ни души, если, конечно, не считать хромой Джильды. Подумай об этом. Пойдем, Мария, оставим большим мальчикам их детские игры.

Когда женщины ушли, Томми сел в машину Марии. За рулем был ее телохранитель Большой Джон. На заднем сиденье между двух арабов сидели подручные Болджера Микки Кэмпбелл и Марсенелло Мальтиец. Томми обратился к пленникам:

– Как вы, вероятно, видите, я очень зол, так что не советую вам вешать мне лапшу на уши. У меня есть два трупа, но нет ответов на мои вопросы. Так что подумайте хорошенько, прежде чем откроете рты!

У Кэмпбелла и Марсенелло не было никакого желания злить Томми Лейна еще сильнее.

Они оба сразу же начали говорить.

Глава 15

Ма Кэмпбелл была шестидесятивосьмилетней дамой со сморщенным, словно печеное яблоко, лицом и черными с густой проседью волосами, которые она закалывала на макушке. Как обычно, она надела свое бесформенное серое платье, а поверх него – фартук, обтягивающий огромную колышущуюся грудь и завязанный на спине аккуратным бантиком. Ее опухшие ноги едва помещались в мягкие домашние тапочки. Она только что приготовила для себя и мужа бутерброды с ветчиной и устроилась возле кухонного камина в ожидании сыновей, которые должны были с минуты на минуту появиться и рассказать ей вечерние новости.

В дверь громко постучали, и женщина поднялась со стула. Ковыляя по коридору, она прокричала:

– Иду, иду, мать вашу! Я не глухая!

Она распахнула входную дверь и тут же осеклась, увидев перед собой Бриони Каванаг и Марию Юргенс, однако затем приосанилась и воинственно уставилась на них.

– Ну и ну, какая честь! Главные шлюхи города на пороге моего дома!

Бриони и Мария с бранью втолкнули ее в прихожую.

– Ах вы, парочка грязных шлюх, еще и толкаться вздумали? Ничего, потом будете на брюхе ползать перед моими мальчиками. Они вам сиськи отрежут, если вы меня хоть пальцем тронете.

Бриони схватила старуху за безупречно уложенные волосы и волоком втащила в кухню.

– Заткнись, Ма, пока я не вышла из себя! Твой Микки в данную минуту находится в машине в компании араба Кузана и Томми Лейна. Думаю, что его шансы вернуться домой ничтожны.

Па Кэмпбелл, как его все называли, продолжал есть, не обращая на женщин внимания.

– Всем известно, что ты – мозг всей шайки, Ма. Почему бы тебе не успокоиться и не ответить на парочку вопросов? Мне сейчас не до шуток, сегодня и так много чего случилось, так что не нужно нас раздражать.

Ма Кэмпбелл стала пунцово-красной от злости, ее руки заметно задрожали.

– Ни черта я не знаю! А теперь убирайтесь из моей чистой кухни, а то развонялись здесь своими дешевыми духами.

Мария влепила ей пощечину, да такую мощную, что голова женщины мотнулась в сторону.

– Ах ты сука! Руку на меня поднимать, да?

Ма попыталась вцепиться в Марию, но Бриони ловко заломила ее руку за спину.

– Заткнись, Нэнси! – прогремел Па Кэмпбелл, обращаясь к Ма, и все три женщины уставились на него.

– Ах ты ублюдок! Тебе наплевать на жизнь твоего сына, да? Па вытер ладонью губы и с набитым ртом прошамкал:

– Если Кузан сцапал Микки, то наш сын покойник. Я говорил ему – не лезь на рожон, но он не слушал. Меня волнует судьба других моих четверых сыновей. Что сегодня произошло?

Бриони оттолкнула от себя старуху и села на стул. В крошечной кухне повисла тишина, и Бриони начала говорить.

– Ронни Оулдс убит. Вилли Болджер тоже. Мы с Томми вышли сегодня на тропу войны, и, поверь мне, это очень серьезно. Отныне любой, кто захочет работать в Ист-Энде, обязан прийти сначала к нам. Одну из моих девочек зарезали, и я этого так не оставлю. Никто не смеет причинять вред ни мне, ни моим людям, это касается и ваших драгоценных сыночков. С ними мы уже разобрались, но я должна выяснить, кто за всем этим стоял, кто был покровителем Болджера. Мне нужен этот человек, и я предлагаю жизнь твоих сыновей в обмен на информацию.

Па Кэмпбелл кивнул – это он и хотел услышать. В отличие от своей жены Кэмпбелл-старший ни к кому не испытывал злобы. Его мальчики были его продолжением, его надеждой на возрождение. Он мог пожертвовать Микки ради блага остальных сыновей.

– Это Генри Дамас. Я видел их вместе несколько раз и в разных местах. Я еще подумал: что общего у этих двоих?

Ма Кэмпбелл накинулась на мужа:

– Эх, Па, ты и раньше-то всегда мелко плавал, а сегодня, Господь свидетель, ты упал на самое дно. Твоего сына сейчас убивают, а ты выкладываешь этим шлюхам все, что они хотят знать! Разве не они натравили арабов на Микки?

Ее голос дрожал от слез. Микки, ее первенец, ее маленький мальчик. Он не вернется домой, и она больше никогда не увидит его, не поговорит с ним… Сердце женщины разрывалось от горя. Мария похлопала ее по плечу.

– Не прикасайся ко мне! – огрызнулась Ма. – Я никогда не прощу вас! Мой мальчик мертв. Мой красивый мальчик…

У Бриони в груди шевельнулась жалость. Если бы ее собственному сыну предстояло умереть и она не могла бы ему помочь, защитить его, она испытывала бы точно такие же чувства, как эта несчастная. Какой плохой ни была бы Ма Кэмпбелл, но она тоже любила своих детей.

– Вы обещаете мне, что мои остальные мальчики вернутся домой в целости и сохранности? – спросил Па Кэмпбелл. Бриони кивнула, и он изобразил на лице подобие улыбки.

– Что ж, нам остается только ждать, когда найдут тело. Мария тронула Бриони за руку, и обе женщины молча вышли из дома. Вслед им доносились разрывающие сердце рыдания Ма Кэмпбелл.

Бриони сидела в спальне с большим стаканом бренди в руках и сигаретой во рту. Ее переполняла ненависть. Значит, таинственный покровитель Болджера – Генри Дамас! С каждым ударом сердца ненависть становилась все сильнее и требовала выхода. Перед глазами Бриони отчетливо, во всех деталях, возникали картины пережитого. Генри Дамас вновь зловонно дышал ей в лицо, вновь грубо обладал ею.

Внизу хлопнула дверь, и раздраженный голос Томми разнесся по всему дому. Бриони вжалась в кресло, ожидая неминуемого скандала. Томми распахнул дверь спальни с такой силой, что та с треском ударилась об стену. Его лицо было суровым, рот сжат.

– Вот что, Бриони: еще никогда в жизни я не чувствовал себя таким ничтожеством, таким дураком. Ты явилась туда, как будто я не мог с этим справиться сам, как будто я растяпа, пустое место. Я не работаю на тебя, уясни это раз и навсегда. Мы – партнеры! Партнеры! Я не твой лакей. Никогда ни для кого лакеем не был и не буду.

Он близко наклонился к ней. Бриони даже увидела тоненькие прожилки на белках его глаз.

– Если ты еще раз выставишь меня идиотом, я задам тебе такую трепку, что мало не покажется. Ты слышишь меня?

Бриони затянулась сигаретой и выпустила дым прямо ему в лицо.

– Да, Томми. Я слышу тебя, приятель. Думаю, вся улица слышит тебя.

Она оттолкнула его. Сила, с которой она это сделала, удивила Томми. Поднявшись, она ткнула в его сторону сигаретой.

– Вот что, Томми: бывают проблемы посерьезнее, чем забота о том, как не потерять лицо в глазах других людей. Ты сам сказал, что мы партнеры, а раз я твой партнер, то у меня есть все права делать все, что я хочу, ходить туда, куда я хочу, и разговаривать с тем, с кем хочу! Это и есть партнерство, дружок! Поэтому я не обязана сидеть дома, как примерная жена, пока ты носишься по городу, изображая из себя героя! И пока ты сегодня занимался своими важными делами, бегал по городу, словно в задницу ужаленный, восстанавливая свое утерянное лицо, я встречалась с Ма и Па Кэмпбеллами. Человек, которого мы ищем, Томми, это Генри Дамас. Па Кэмпбелл видел его вместе с Болджером и смекнул, что к чему. Так что пора бы тебе успокоиться и начать думать головой, а не задницей. Мне просто интересно, каковы мысли моего так называемого партнера по этому поводу.

Томми был потрясен. По сравнению с тем, что довелось пережить этой девочке по вине Генри Дамаса, его собственные чувства и проблемы были полнейшей ерундой.

– Мы отомстим ему, девочка. Он заплатит нам за все, я тебе обещаю.

Именно это она и хотела от него услышать. Томми понял ее и согласился помочь. Он возьмет на себя часть ее тяжкого груза. Бриони подошла к нему, позволила себя обнять и тихонько заплакала.

Бенедикт Дамас видел, как шевелятся отцовские усы, когда тот сидит в кресле и читает газету. Мальчик гонял по тарелке еду, не в силах доесть яичницу с почками. Он любил вареные яйца и хлеб с маслом, и его отец прекрасно об этом знал, но все равно продолжал каждое утро впихивать в него почки. Специально сидел рядом и ждал, пока сын все съест.

– Что ты на меня уставился, мальчик? Ешь давай.

– Хорошо, папа.

Генри от злости заскрежетал зубами. Каждый раз, когда мальчик называл его папой, он еле сдерживался, чтобы не ударить его. Ему приходилось терпеть присутствие этого ребенка в доме. Тесть души не чаял в мальчике, жена его обожала, даже слуги любили его. А Генри ненавидел Бена до мозга костей.

Стукнув кулаком по столу, Дамас заорал:

– Ешь свой завтрак, мальчик!

В комнату с почтой в руках вошла Изабель, и атмосфера вмиг изменилась к лучшему. Бенедикт улыбнулся матери, и она поцеловала его в щеку.

– Сегодня приезжает твой дедушка. Он хочет взять тебя посмотреть на поезда. А потом, я думаю, он свозит тебя в зоологический сад!

– Ой, мама, как здорово! Я, пожалуй, не буду доедать завтрак, а то дедушка всегда кормит меня до отвала в ресторане.

Генри, стиснув зубы, делал вид, будто увлечен чтением газеты.

– Хорошо, дорогой. Не ешь. Давай-ка беги в свою комнату и приготовься к уроку мисс Бартлет. Дедушка разрешил тебе пропустить сегодня французский, но ты должен подготовиться к завтрашнему уроку.

– Хорошо, мама.

Она подмигнула мальчику, бросившему на нее заговорщический взгляд – взгляд, которым они всегда обменивались, когда Генри был рядом. Даже Бенедикт уже знал об истинном положении вещей в доме. Его отца побаивались, но за глаза смеялись над ним.

Вилка Генри звякнула о тарелку, заставив Изабель вздрогнуть. Враждебность этих двух людей в замкнутом пространстве столовой была особенно очевидна. Он сложил газету, встал и вышел, не удостоив Изабель ни словом, ни взглядом. Налив себе еще чашку кофе, она улыбнулась ему вслед.

Джошуа О'Мэйлли обедал в харчевне. Как обычно, он заказал себе пинту темного эля и пирог с горохом и картошкой. Он уже доедал последний кусок пирога, когда к нему подошел его друг Вилли Баггинс и заговорил о событиях, потрясших весь Ист-Энд.

– Да, выходит, именно Томми Лейн устроил эти кровавые разборки в Виктория-парк. Сегодня утром я услышал, что Ронни Оулдс отправился к праотцам, а с ним и Вилли Болджер, и Марсенелло, и Микки Кэмпбелл! Томми прирезал Ронни Оулдса прямо под носом у его братцев! Легавые слетелись в Виктория-парк как пчелы на мед. Хотя все это пустая трата времени. Они ничего не узнают. Ну скажи мне, кто будет помогать легавым, а? Там точно была и Бриони Каванаг с этой огромной шведкой Юргенс. Да уж, с такими двумя бабами я ни за что не захотел бы…

Он запнулся, и Джошуа, отхлебнув пива, произнес:

– Продолжай, Вилли. Говори, что собирался сказать.

Вилли испугался – не самого Джошуа, нет, он знал Джошуа уже много лет. Он испугался, вспомнив, что очень скоро Джошуа станет частью семейства Каванаг, так как он собирался жениться на Эйлин.

– Говори, что хотел сказать. Я не отстану, Вилли, пока ты не скажешь. Я хочу знать, что ты хотел сказать.

Вилли сидел красный как помидор, даже шея его покраснела.

– Я не имел в виду ничего такого, Джошуа. Все знают, что Эйлин – хорошая девушка. Она ведь не может отвечать за поступки своих родственников, правда? Да и кто из нас может?

Это был тонкий намек на отца Джошуа.

– В будущем, Вилли, думай хорошенько, прежде чем открыть рот, – переварив слова Вилли, посоветовал Джошуа. – Я человек миролюбивый, но семья моей невесты очень скоро станет и моей семьей тоже, так что я не намерен выслушивать всякие гадости о ней. Ты понял меня?

Вилли энергично закивал:

– Да, Джош… Конечно, ты прав. Я не подумал.

Джошуа улыбнулся и вновь принялся за еду. Правда, он и сам волновался. Сестры Эйлин доселе не играли в его жизни никакой роли, но сегодня весь город гудел о том, что Бриони и Томми Лейн схлестнулись с бандитами и выиграли схватку. Джошуа пришла в голову мысль, что милашка Эйлин с ее ангельским личиком может принести ему намного больше хлопот, чем он ожидает.

Бернадетт и Керри разгребали завалы одежды. Они заключили перемирие, так как Керри ясно дала понять, что не намерена терпеть интриг сестры. Берни теперь побаивалась Керри. Помимо того, что сестра являлась для Берни работодателем, Керри также была и ее пропуском в другой мир, который открывался за пределами Ист-Энда. По обоюдному согласию сестры больше не говорили об Эвандере, словно такого человека не существовало. Они разговаривали между собой осторожно, взвешивая каждое слово, и это изнуряло обеих.

Но сейчас они затронули такую тему, которую могли обсуждать совершенно свободно: события минувшей ночи в Виктория-парк.

– Наша Бриони всем показала, Керри. Она – главная в своем бизнесе.

Керри кивнула:

– Да, Бриони сейчас на равных с самыми крутыми мужиками. Боже, я никогда не думала, что она может пойти на убийство! Мне казалось, она лишь по части развлечений, обычная «мамочка». Ох, Берни, к чему это все приведет?

Бернадетт усмехнулась.

– Наша Бриони всегда была сама себе законом и указом, ты это прекрасно знаешь. Потому-то она и добилась всего, что сейчас имеет, и мы тоже все имеем благодаря ей. Надеюсь, она сможет постоять за свою корону, поскольку и впредь найдется немало желающих ее отобрать. Теперь ей придется всю жизнь оглядываться и держать ушки на макушке.

Керри посмотрела на платье, которое держала в руках, и закусила губу. Если Бриони оглянется и увидит Эвандера, что тогда будет?

Глава 16

Генри просматривал бумаги у себя в кабинете. Его новая секретарша стояла тут же, нервно переминаясь с ноги на ногу в ожидании одобрения хозяина. Генри нарочно тянул время, упиваясь волнением девушки. Он вообще-то не нуждался в этой барышне, но иметь вышколенную секретаршу считалось хорошим тоном. Она стояла перед ним, одетая в длинную серую юбку, высокие ботинки на кнопках и строгую белую блузку, ее каштановые волосы были зачесаны назад и перехвачены черной бархатной лентой, руки застенчиво сцеплены в замок. Она не курила. Генри на дух не переносил курящих женщин.

– Очень хорошо, мисс Барнс.

Он протянул бумаги, даже не взглянув на девушку, и та, схватив их, исчезла за дверью. Генри поставил локти на стол и посмотрел на тяжелые, красного дерева настенные часы. Без пятнадцати пять. Он осклабился, вспомнив о девочке, ожидавшей его в маленьком домике неподалеку. Генри решил уйти сегодня пораньше и сразу отправиться туда.

Бриони и Томми видели, как Дамас вышел из офиса, застегивая на ходу пальто, дошел до угла улицы и завернул в магазинчик. Минут через пять он появился снова, держа в руках яркую коробочку с конфетами. У Бриони замерло сердце. Она как будто снова стала маленькой девочкой, и Генри снова шел к ней с этими сладостями. Бриони схватила Томми за руку, лежавшую на руле автомобиля, и прошептала:

– Езжай за ним, нужно узнать, куда он направляется. Томми завел машину.

– У него есть какая-то девочка, Томми, – словно в бреду бормотала Бриони. – Этот ублюдок купил конфеты. Я уверена – они не для Бенедикта. Он на дух не выносит сына. Он и мне всегда приносил сладости. Свинья, грязная свинья!

Они поехали следом за Дамасом, подстраиваясь под его походку. С каждым шагом Генри шел все быстрее, а открывая калитку, уже пританцовывал. На звонок ему открыла молодая женщина. Бриони нахмурилась – лицо женщины показалось ей знакомым. Женщина радостно поздоровалась с Дамасом. Когда дверь за ними закрылась, Бриони и Томми вышли из машины.

– Я убью его, Томми. Клянусь тебе, я убью этого подонка!

– Успокойся. Мы просто зайдем туда и выясним, что к чему. Сегодня никого убивать не нужно. Если мы замочим его, у нас возникнет масса проблем. Мы его просто предупредим, чтобы держался от нас подальше, хорошо?

В глазах Бриони было столько боли, что Томми ощутил желание собственноручно свернуть шею Генри Дамасу.

– Я ненавижу его! Я ненавижу его всеми фибрами души, ты это понимаешь? Даже Оулдс, каким бы гадом он ни был, имел больше прав на жизнь, чем этот ублюдок.

Она отбросила руку Томми, который попытался ее задержать, и направилась прямиком к дому. Распахнув пинком калитку, Бриони стремительно зашагала по чистенькой дорожке. Томми едва поспевал за ней, чувствуя, что может произойти неладное.

Предстояло нечто большее, чем просто месть. Бриони должна была встретиться лицом к лицу со своими личными демонами, и Томми это прекрасно понимал. Когда входная дверь открылась, он нащупал под пальто увесистую полицейскую дубинку, которой запасся специально для этого случая.

Кристин Хаувелл отворила дверь, широко улыбаясь. Но едва она увидела гостей, как ее улыбка моментально исчезла.

– Где он? – процедила Бриони.

– Кто? – громко спросила Кристин, заметно нервничая. Она явно хотела, чтобы ее услышал Дамас.

– Кто? Догадайся, черт побери! Этот грязный ублюдок, который только что вошел сюда!

Оттолкнув перепуганную насмерть девушку, Бриони распахнула первую попавшуюся дверь. Влетев в комнату, она остановилась как вкопанная. Возле горящего камина сидел белый как полотно Генри Дамас и держал на коленях маленькую темноволосую девочку лет девяти. Ее руки крепко сжимали коробочку с конфетами, на лице застыла гримаса ужаса.

Вспомнив, что девочка сидит у него на коленях, Дамас резко сбросил ее, словно это был не ребенок, а раскаленный кусок железа. Девочка упала на ковер и заплакала.

– Что вы здесь делаете? – громко спросил Дамас, отказываясь верить своим глазам. Вдруг он заметил, что Томми Лейн поднял ребенка и ведет его прочь из комнаты. Дамас вскочил, расправил плечи и рявкнул:

– Не трогай ребенка! Убирайся откуда пришел и забери с собой эту шалаву!

Его тон и поведение привели Бриони в бешенство. Как он посмел орать на них?! Как он смеет прогонять их из этого дома?!

Словно фурия, она подлетела к нему и вцепилась ногтями ему в лицо. Ненависть придала Бриони нечеловеческую силу. Несмотря на всю свою хрупкость и маленький рост, она повалила Генри на пол. Нападение было настолько яростным, что Дамас растерялся, и это дало Бриони преимущество. Когда он упал на ковер и попытался увернуться от ее ногтей, девушка пнула его ногой в живот.

Генри согнулся пополам. Бриони схватила кочергу, стоявшую на раскаленных углях, и принялась бить Дамаса по плечам и спине. Комнату наполнил запах тлеющей ткани. Она била его снова и снова, и с каждым ударом боль в ее душе становилась слабее, пока не отпустила совсем. Видя окровавленное лицо своего врага, Бриони отбросила кочергу и закрыла глаза, наслаждаясь победой.

– Ты больше никому не причинишь той боли, какую причинил мне. Ты меня слышишь? – раздался в комнате тихий голос Бриони.

Томми и хозяйка дома, стоя возле двери, наблюдали за ней с восхищением, к которому примешивался страх.

– Ты хотел меня уничтожить, Генри. Тебе это не удалось и никогда не удастся, потому что, если я столкнусь с тобой еще раз, ты умрешь. Ронни Оулдс уже покойник, и Болджер тоже. Нет никого, кто мог бы поддержать тебя. Теперь у тебя есть только я, и отныне я буду следить за тобой, приятель. Я добьюсь, чтобы ты больше никогда в жизни не играл в свои мерзкие игры.

Генри злобно посмотрел на нее. Приходилось признать, что в отчаянных попытках уничтожить ее он, сам того не желая, уничтожил себя.

– Если ты тронешь Бенедикта хоть пальцем, я узнаю об этом. У меня есть свои люди в твоем доме. Мой мальчик – это все, что у меня есть в жизни, а благодаря тебе и Изабель я вынуждена наблюдать за его взрослением со стороны. Что ж, с сегодняшнего дня для тебя начинается новая жизнь, крутой мужик Генри Дамас. Ты будешь ему хорошим отцом. Если ты хотя бы раз косо посмотришь на ребенка, я откручу тебе башку. Ты меня понял?

Генри покорно кивнул, морщась от боли.

– Мне тошно на тебя смотреть, – процедила Бриони. – Мне не нравились многие люди, но по-настоящему ненавидела я только тебя. Ты сделал меня такой, какая я теперь, и я не прощу тебе этого никогда.

Она повернулась и пошла к двери. Внимательно оглядев Кристин, она сказала:

– Я тебя знаю. Мы вместе учились в школе. Ходили в один класс.

Размахнувшись, она отвесила Кристин звонкую оплеуху.

– Ты, грязная тварь, сама отдала ему своего ребенка. Собственную кровь и плоть!

Девочка, прижавшаяся к ноге Томми, начала всхлипывать. Бриони в изумлении покачала головой.

– Такая милая девочка, и ты позволила ему ее лапать! Ты преподнесла ему свою дочь на блюдечке с голубой каемочкой. Что ж, баста. Сегодня вы покинете этот дом. Мне плевать, куда ты пойдешь и что ты будешь делать, но я не спущу глаз с этого ребенка. Я прослежу, чтобы ты заботилась о ней как следует, или тебе придется ответить за все. Клянусь Богом!

Керри заметила, что Эвандер разговаривает со своим другом Гленфордом. Она улыбнулась и помахала им рукой. Они тоже помахали ей, но ответная улыбка Гленфорда была натянутой.

– Я говорю тебе, Эвандер: ты влез в дерьмо по самые уши. Мне сказали, что ее дорогая сестричка, наша хозяйка, стала теперь кем-то вроде главаря мафии. Вчера ночью они с Томми Лей-ном замочили четверых. С такими людьми шутки плохи, а ты спишь с ее младшей сестрой.

На лице Гленфорда выступили капельки пота. Как только он услышал про Бриони и Томми, он не на шутку встревожился за своего друга. Беспокоился он также и за себя, и за других музыкантов оркестра. Если станет известно о связи Эвандера с Керри, то буря, которая непременно разразится, их тоже не обойдет стороной.

– Я все улажу, не волнуйся, – тихо сказал Эвандер и направился к Керри. Гленфорд проводил друга взглядом и тяжело вздохнул.

Эвандер шепнул Керри на ухо:

– Выглядишь замечательно.

Керри тихонько хихикнула:

– Ты тоже.

Забыв об осторожности, Керри подняла руку и нежно провела пальцами по лицу возлюбленного.

Гленфорд, который внимательно наблюдал за ними, вздрогнул от предчувствия надвигающейся опасности.

Глава 17

Бриони лежала в постели одна. Голова у нее трещала. Она зажмурилась, пытаясь хоть как-то унять боль. До ее слуха донеслись тяжелые шаги миссис Хорлок, поднимавшейся по лестнице, и позвякиванье фарфоровой посуды. Дверь спальни отворилась, и на ночном столике очутился поднос с чаем. Пожилая женщина молча раздвинула шторы, впустив в комнату тусклый солнечный свет. Затем миссис Хорлок повернулась и внимательно посмотрела на Бриони.

– Бог мой, как ужасно ты выглядишь! – воскликнула она. – Хуже субботней шлюхи в понедельник утром. И долго еще ты будешь этим заниматься?

– Чем заниматься?

– Не притворяйся дурой! – резко сказала миссис Хорлок. – Лучше посмотри на себя в зеркало. Ты ужасно выглядишь. В мешки, что у тебя под глазами, я могла бы класть еженедельные покупки. Твоя кожа в жутком состоянии, и все потому, что ты пьешь как рыба и ешь как птичка. Раньше ты была худенькой и стройной, а сейчас стала похожа на отощавшую кошку! Даже твои волосы превратились в крысиные хвостики. Не думай, что тебе все позволено!

Ошеломленная Бриони уселась в постели.

– Как ты смеешь…

– Смею, юная леди! Еще как смею. Потому что для всех ты, может, и мисс Большая Бриони, но для меня ты всегда будешь ребенком. Допилась до того, что ума лишилась. Целый месяц ты каждый вечер приходишь домой пьяная вдрызг и переворачиваешь все вверх дном. И набрасываешься на Тома как сумасшедшая.

– Это мой дом…

Миссис Хорлок придвинулась к Бриони ближе.

– Ты можешь оказаться на улице, если не станешь благоразумной. Выкинь еще такую штуку, как прошлой ночью, и нас всех могут вышвырнуть отсюда!

Бриони напрягла мозги, вспоминая, что случилось ночью.

– А что такое стряслось? – спросила она тихо.

– Ха! Ты затеяла драку со своими охранниками и перебудила всю улицу. Затем сказала Кисси, чтобы она уматывала отсюда. И это в три часа ночи! Ты оскорбляла Томми, вот почему его нет в постели рядом с тобой. Я не знаю, куда он пошел, но даже если к другой женщине, кто его за это осудит?

Бриони застонала. События ночи медленно всплывали в памяти.

– О боже мой!

– Что с тобой происходит, девочка? – участливо спросила миссис Хорлок. – Вот уже несколько недель ты напоминаешь медведя с простреленной задницей.

Бриони покачала головой и грустно сказала:

– Честное слово, я не знаю. Мне кажется, будто я вот-вот взорвусь. Я чувствую себя так, словно моя жизнь находится в чьих угодно руках, только не в моих.

– Ну ладно, выпей чаю и вымойся, а то от тебя смердит, как от ломового извозчика. Потом одевайся и спускайся вниз, поешь чего-нибудь. Скоро приедет твоя мать, чтобы обсудить предстоящую свадьбу. Нельзя сказать, чтобы ты проявляла к этому большой интерес в последние несколько недель! – Миссис Хорлок взяла чашку с чаем и насильно всунула ее девушке в руки. – Я приготовлю тебе ванну, потом извинишься перед Кисси и перед охранниками. Со всеми нужно разговаривать вежливо, кем бы они ни были. Запомни это, юная леди.

Она выскользнула из комнаты, а Бриони закрыла глаза и вздохнула. «Правда глаза колет, но иногда идет на пользу». Она залпом выпила чай.

Молли, угрюмо нахохлившись, сидела рядом с Эйлин и Розали. Бриони вошла в комнату и широко улыбнулась, стараясь не обращать внимания на пульсирующую в голове боль.

– Привет, мам, привет, Эйлин.

Нагнувшись, она поцеловала в щеку Розали.

– Привет, Рози.

Девочка ласково прижалась к Бриони.

– Самое время выползти из постели. Как-никак твоя сестра выходит замуж, – заметила Молли.

Бриони засмеялась:

– Значит, ты сегодня выходишь замуж? Я еще не пропустила службу?

Эйлин разрыдалась, и Бриони поняла: произошло что-то неладное.

– Прости, я всего лишь пошутила. – Она обняла сестру за плечи.

– Это все проклятый Джошуа. Он теперь хочет отложить свадьбу, – вновь заговорила Молли. – Могу поклясться, что всем заправляет его подлая мамаша. Вчера вечером он этак елейно заявил, что надо подождать, поскольку все случилось как-то слишком быстро и им с Эйлин надо получше узнать друг друга. Вот чертов ублюдок! А я-то приготовила им чай и оставила наедине, отправившись к матушке Джонс. Когда я вернулась домой, то застала Эйлин всю в слезах, а Джошуа и след простыл. Вот бы мне увидеть его! Я бы разодрала ему всю рожу!

Бриони опустилась на колени перед Эйлин и спросила:

– А он говорил что-то подобное раньше? Как-то намекал, что может передумать?

Эйлин покачала головой:

– Он не говорил ничего такого, но весь прошлый месяц был очень странным. Он как-то сторонился меня, словно я заразилась чумой. А его мать так себя вела со мной… Она не любит меня, Бри. Не знаю почему. – Эйлин снова заплакала.

Лицо Бриони сделалось жестким, и это не ускользнуло от Молли. Обе женщины думали об одном и том же. Джошуа и его мать всегда старались держаться подальше от Бриони – им казалось позорным, что сестра Эйлин – владелица борделей. При этом предложение Бриони помочь Джошуа приобрести собственный дом было с благодарностью принято. А теперь Джошуа и его мать решили порвать с этими Каванаг, чье имя стало синонимом насилия. «Что ж, Джошуа О'Мэйлли поймет, что значит насилие!» Бриони решила лично заняться этим.

Элизабет О'Мэйлли покачала головой, глядя на сына.

– Тебе лучше не выходить из дома без меня. Эта Эйлин – просто доходяга с одутловатой рожей. Я еще ни у кого такой не видела. В ней нет ни искорки жизни. Бог мой, а ведь она могла бы нарожать тебе кучу мяукающих выродков!

Джошуа не сводил глаз с огня в камине. На самом деле именно пассивность Эйлин привлекала его, но в одном мать была права: вряд ли разумно связывать свою жизнь с семьей Каванаг. Особенно сейчас, когда еще не улеглась вся эта заваруха.

– Эта Бриони – сущее исчадие ада. А ее сестрицы – бесстыдницы в юбках до пупа! – Элизабет истово перекрестилась. – Можно подумать, ты из их среды! Сынок, ты давно перерос это! Ты молодой человек, и у тебя впереди вся жизнь. Есть куча девушек, которые будут рады, если ты женишься на них.

– Мама, мне тридцать восемь лет. Меня с большой натяжкой можно назвать молодым человеком. И на всякий случай, если ты этого не замечаешь: у моей двери давно уже не стоит очередь страждущих женщин.

– Мужчины – глупцы! Им вообще не следует жениться раньше сорока. И даже тогда они должны быть осторожны. За прелестным личиком может скрываться множество грехов. Если эта Бриони Каванаг придет сюда и раскроет свою пасть, я попросту вышвырну ее вон. Пусть только притащится – увидит, на что я способна! Мой сын женится на той, которую захочет по-настоящему, черт побери! Но это будет не Каванаг. Только через мой труп! Ты слышишь: только через мой труп!

Элизабет О'Мэйлли разошлась не на шутку. В это самое время Бриони вошла через заднюю дверь в ее крошечный домик с террасой. Несколько секунд она постояла в буфетной, прежде чем дала о себе знать. Когда Бриони появилась на кухне, Элизабет О'Мэйлли, прикрыв рот рукой, прошептала:

– Святой крест, Иисусе Христе!

Бриони широко улыбнулась.

– Это надо понимать так, что вы не ожидали меня увидеть? Странно! Решили, что я позволю опозорить сестру и не потребую объяснений? Я-то думала, что вы сидите здесь, заперев двери на замок, и притворяетесь, будто вас нет дома. Но в любом случае вы оба заслуживаете хорошей взбучки. И начать надо с вас, миссис О'Мэйлли.

Джошуа, чуть приоткрыв рот, с благоговением взирал на маленькую женщину.

– Закрой пасть, Джошуа. У тебя такой вид, словно тебя поджаривают на плите на рынке Биллингсгейта. Правда, что ты бросаешь мою сестру после того, как обещал жениться на ней?

Мужчина молча таращился на Бриони.

– Я не собираюсь выяснять, что моя сестра нашла в тебе, Джошуа. Но она любит тебя и собирается стать твоей женой, понимаешь? Ты обхаживал ее, просил выйти за тебя, а теперь на попятный? Сейчас ты примешь ванну, принарядишься и в половине восьмого пойдешь к моей матери. Скажешь Эйлин, что все твои сомнения по поводу брака – просто разыгравшиеся нервы. Ты сделаешь так, как я говорю?

Джошуа кивнул.

– Славный мальчик. А теперь вот еще что. Я хочу, чтобы вы, миссис О'Мэйлли, не подходили ближе чем на десять миль к моей сестре. Если вы вздумаете навязывать ей свое общество, то я снесу вашу уродливую башку с плеч и отдам ее бродягам, пускай поиграют в футбол. – Бриони улыбнулась и заключила: – Что ж, спасибо за приятную беседу. Приятно, когда проблемы решаются так легко.

Томми сидел в клубе миссис Дикинс и думал о Бриони. Она снова уехала с Джонатаном и Рупертом, снова вдребезги пьяная вернулась домой в третьем часу ночи и устроила форменный погром. Это уже становилось традицией. Томми начал прикидывать, как помочь ей, и тут голос Бриони вывел его из задумчивости.

– Ты собираешься пить, Томми, или заказал виски для солидности? – Девушка уселась рядом, от нее веяло апельсиновой туалетной водой. – Я искала тебя.

– Правда, Бриони? А для чего? Чтобы снова назвать меня кастратом или попытаться дать мне в морду?

Бриони широко открыла глаза.

– Прости меня. Честно, Том, мне очень стыдно из-за того, что я вытворяла прошлой ночью.

При взгляде на ее невинное лицо он едва удержался от желания влепить ей пощечину.

– Ты делаешь из меня идиота, Бри, а я этого не потерплю. Это не смешно. Можно сколько угодно сидеть здесь, таращить на меня глазки и пытаться рассмешить, но, боюсь, на сей раз это не сработает. Ты и так попусту вертела задницей целый месяц. Наши заведения не дают того, что могли бы давать, с тех пор, как мы выкинули стариков. Либо ты исправляешься, либо я кончаю с тобой работать. Я все сказал.

Бриони выпрямилась на стуле.

– Ты прав. Я не работала как следует, но с этим теперь покончено. Я только немножко отдохну, и все. Я не хочу, чтобы ты бросал меня, не хочу нарушать наше партнерство. Я люблю тебя, Томми.

Бриони при ярком свете дня, да еще в таком многолюдном месте говорит, что любит его! Охваченный радостью, Томми нежно поцеловал ее руку и улыбнулся ей.

– Что же с тобой случилось, скажи честно, Бри?

– Не знаю, Томми. По-моему, меня испугало наше новое положение. И слишком много мертвецов… Просто все сразу навалилось на меня, и я не могла с этим справиться.

– А сейчас ты можешь с этим справиться?

– Да, думаю, да.

Томми сжал ее крошечную ручку в своей ладони и ободряюще улыбнулся:

– Я всегда буду рядом, дорогая, знай об этом.

Она ответила благодарным рукопожатием. Томми давно понял, что Бриони не такая жесткая и расчетливая, какой старалась выглядеть. Она просто молодая женщина, несмотря на свой приказной тон и деловую хватку. Ее потрясли смерть Жинелль и последовавшее затем кровопролитие, из-за которых она не спала много ночей. «Я должен помочь ей, поддержать ее. Она – моя женщина, моя мечта, и праведную она ведет жизнь или нет – я все равно отчаянно люблю ее».

– Ты знаешь, где я сейчас была? – весело спросила Брионии. Она рассказала ему о своем визите к Джошуа и его матери, превратив все в шутку, усиливая комический аспект и умалчивая о своих угрозах. После того как они вместе посмеялись, Томми решил, что Бриони смеется слишком уж громко, а ее веселье чересчур нервное, чтобы быть искренним. «Я всегда буду рядом с ней. Буду следить за ней, как ястреб. Никакая опасность не подкрадется к ней незаметно».

Глава 18

Генри Дамас сидел в постели и делал вид, что читает газету. Изабель прибирала его комнату и исподтишка наблюдала за ним.

– Что-нибудь интересное в газете, Генри?

– Да в общем-то нет, – покачал он головой. Изабель расправила стеганое одеяло.

– А как насчет этой новости, отправки людей в Австралию? Мне кажется, идея чудесная.

– Если это поможет избавиться от рабочего класса, тогда и в самом деле чудесная.

Изабель вздохнула. Синеватый шрам начинался со скулы Генри и исчезал в волосах. Когда он злился, как сейчас, шрам становился ослепительно белым. У Генри остались шрамы и на плечах, и на спине. Нападавшие явно стремились его изувечить. Сначала Изабель удивлялась, почему они не забрали его бумажник и часы, но в полиции объяснили, что, вероятно, грабителям кто-то помешал. Теперь сочувствие Изабель к мужу постепенно проходило. По мере того как ему становилось лучше, он превращался в прежнего Генри Дамаса.

– Знаешь, ты очень тяжелый человек. Даже доктора ты заставляешь волноваться. Раны твои зажили, ты достаточно окреп, чтобы встать с постели. Так почему же ты не сойдешь вниз и не пообедаешь в библиотеке? В саду так красиво.

– Изабель, сделай милость, оставь меня в покое. Я все еще чувствую себя плохо, и если предпочитаю быть в постели, так это мое право. Я не желаю сидеть в библиотеке и любоваться садом. Меня не интересуют дела маленьких людишек, которые собираются ехать в эту богом забытую Австралию. Мне все равно, что у нас на обед или на ленч. Мне плевать на то, что делаешь ты или эта развалина – твой отец. Короче говоря, ты меня достала. Пожалуйста, уходи.

Изабель поджала губы и поднялась. Но не успела она выйти из комнаты, как Генри окликнул ее:

– И держи этого ребенка и его бешеную овчарку подальше от меня.

Едва Изабель открыла дверь, как пес Ниппер ворвался в комнату, а вслед за ним и Бенедикт. Ниппер вскочил на кровать и принялся неистово лизать лицо Генри и его лысеющую голову. Грязные лапы смяли номер «Тайме». Дамас изо всех сил оттолкнул животное и сбросил его на пол.

Ниппер был еще молодым и потому очень дружелюбным. Несмотря на то, что Генри Дамас ни разу не сказал псу ласкового слова, тот неизменно ласкался к нему. Вот и теперь Ниппер снова вскочил на постель и обрушился на Генри с изъявлениями приязни.

Бенедикт стоял возле двери. Улыбаясь, он громко позвал собаку:

– Ниппер, Ниппер! Ну-ка, скорее иди сюда! Оставь папу в покое. Он нездоров!

Изабель подавила смешок, увидев лицо мужа. Генри проскрежетал сквозь зубы:

– Убери от меня эту собаку!

Бенедикт изо всех сил потянул животное с постели, стащил его на пол, и Ниппер уселся на ковре, высунув громадный язык и тяжело дыша.

– Мне очень жаль, папа, но он тебя любит. Хорошо, я постараюсь держать его подальше от тебя… – Голос Бенедикта угас, и мальчик огорченно потупился.

Генри пристально посмотрел на сына. Бенедикт непроизвольно повторил движение своей матери: Бриони точно также склоняла голову, если Генри журил ее за что-нибудь. Впервые отец почувствовал проблеск интереса к сыну.

– Сделай так снова, парень.

– Что сделать, папа? – не понял Бенедикт.

Генри спародировал его движение, и Бенедикт рассмеялся. Он опустил руки и повесил голову, повторив движение, подмеченное отцом. В первый раз Генри искренне улыбнулся ребенку.

– Изабель, принеси альбомы из нижнего ящика шкафа в моей гардеробной.

Пораженная Изабель повиновалась. Бенедикт стоял возле кровати и с отсутствующим видом гладил Ниппера, ожидая, когда отец заговорит вновь. Он не знал, как себя вести. Отец так редко обращал на него внимание – только если школьные отметки Бена были недостаточно высоки. Но в таких случаях Генри попросту бранил мальчика.

Генри снова широко улыбнулся.

– Вот, посмотри!

Бенедикт взял фотографию из рук отца и увидел женщину, одетую в черное шелковое платье. У нее были седые волосы, а на лице – печальная улыбка.

– Это моя мать, твоя бабушка. Бенедикт взглянул отцу в глаза и сказал:

– Она очень красивая. Генри подтвердил:

– Да, она была очень хорошенькая. Некоторые даже думали, что слишком хорошенькая. Но я всегда любил ее, эту добрую женщину.

Изабель изумленно слушала, как отец и сын дружески болтают.

– А что с ней случилось, папа?

– О, она умерла, когда я был еще пареньком чуть старше тебя. Все ее дети, кроме меня, умерли. Она не вынесла этого, потому что была слишком нежная, слишком утонченная, чтобы пережить такое. Она сама напоминала ребенка и так мелодично смеялась… Она любила меня до безумия. Помню, как мы играли с ней и с моей старой няней Нэтти в прятки…

Взгляд Генри был устремлен в никуда, словно картины прошлого предстали перед его глазами. Бенедикт с любопытством разглядывал старинную фотографию.

– А у тебя есть еще фотографии, папа? Я с удовольствием послушал бы про мою бабушку. Я так часто видел ее портрет в столовой и всегда хотел что-нибудь узнать о ней.

Генри пристально посмотрел на ребенка. Вполне естественно, что мальчик хочет знать свои корни. И тут Генри цинично усмехнулся: «Вот будет номер, если он узнает, кто его настоящая мать».

– Иди ко мне на кровать. Садись. Я покажу тебе все фото, которые у меня есть. У меня нет снимков отца, только портрет, он наверху, на чердаке. Твой дед изображен в форме. Он служил в кавалерии, в уланском полку.

– А ты любил его, папа?

Генри рассмеялся и покачал головой.

– Нет, на самом деле нет. У него был отвратительный характер.

Бенедикт закусил губу и испытующе посмотрел в лицо отцу.

– Ты думаешь, что я унаследовал дурной нрав от него? – понял невысказанный вопрос Генри.

Бенедикт яростно замотал головой, не желая разрушать дружелюбный тон беседы. Ему слишком редко удавалось поговорить с отцом, и он не хотел, чтобы все так быстро закончилось. Генри тяжело вздохнул.

– Может, и унаследовал, мой мальчик. Ты же знаешь, люди наследуют черты своих родителей. Дурным характером я пошел в своего отца. Интересно, что ты унаследуешь от меня и своей матери?

Говоря это, он перевел взгляд с ребенка на Изабель, и та почувствовала, что проваливается в бездну этого взгляда.

Утром в день свадьбы Эйлин Бриони проснулась в прекрасном настроении. Она постепенно преодолела внутренний кризис, однако теперь в ее лице появилась некоторая жесткость, которой не замечалось раньше. Она раздвинула шторы в спальне и нахмурилась, увидев в окно двух мужчин, торчавших возле ее мотоцикла «коули». Они курили и болтали. Ее раздражала охрана, раздражали эти вечные соглядатаи, Томми смеялся над ее жалобами и говорил, что если случится серьезная беда, то парни обязательно отработают свой обед.

– Ложись в постель, Бри, еще рано.

– Послушай, Томми, у меня впереди день, полный забот. Последние приготовления к свадьбе Эйлин плюс встреча с Марией, а к тому же еще одно важное свидание.

Томми откинул одеяло, и Бриони увидела, что он возбужден.

– Ты можешь сейчас получить важное свидание, если хочешь!

– О, Томми, не сходи с ума! Мне надо принять ванну, одеться и в десять тридцать уже быть в парке, где гуляет Бенедикт.

Томми вновь укрылся одеялом и спросил:

– Хочешь, я поеду с тобой?

Бриони смутилась.

– А ты хотел бы? Ты ведь еще ни разу не видел Бена. Он красивый, Томми…

– Я знаю, Бри, ты мне часто об этом говоришь.

– Нянька Салли берет его в парк, и, пока он выгуливает свою собаку, мы с Салли болтаем. Если Изабель об этом узнает, будет жуткий скандал, но то, о чем она не знает, не причиняет ей боли. Тем более что к Бену я не подхожу. Сейчас ему десять, он растет и даже не подозревает о моем существовании. Как это больно, Томми!

Том взял ее маленькую ручку в свою и поцеловал.

– Нам придется смириться с этим. Он не знает тебя, Бри, он счастлив с ними. Ну, по крайней мере с Изабель. У него будет все, чего никогда не было в детстве у нас, у него будут хорошие друзья, он пойдет в школу… Хотел бы я, чтобы моя старая мамаша отдала меня кому-нибудь вроде этих господ.

– Но ведь я могла бы все это сейчас ему дать! – голос Бриони прозвучал тоненько, убито.

– Нет, Бри. Ты можешь предложить ему денег, но ты всегда будешь Бриони Каванаг. Ты даже не замужем. Он же окажется просто незаконнорожденным ребенком – таким в хорошее общество ход заказан. А так окончит университет, потом унаследует деньги этого старого козла… Не затевай из-за мальчика бучу, Бри, потому что он не поблагодарит тебя за это.

Лицо Бриони померкло.

– Томми Лейн – голос разума, – сказала она с горечью.

Солли Голдстерн был знаменитым торговцем драгоценностями – в Ист-Энде уж точно самым знаменитым. Несмотря на свои шестьдесят семь лет и невероятную худобу, Солли отличался веселым нравом, подвижностью и добродушием. Недавно Солли занял крупную сумму у Томми Лейна, купил партию драгоценностей, а затем перепродал ее с большой выгодой. Все шло хорошо, но внезапно зять Солли, Исаак, украл деньги и, бросив свою сорокалетнюю жену и пятерых детей, сбежал с какой-то сопливой девчонкой по имени Дейзи, да к тому же еще христианкой. Последний факт усугублял позор дочери Голдстерна. Вот почему теперь Солли начал подумывать о смерти.

Вита, его дочь, вошла в комнату со стаканом чая. Ее измученное лицо заставило сжаться сердце отца. Она отчаянно хотела жить с Исааком, получила его, благодаря деньгам своего отца, родила Исааку детей и любила его. А теперь он предал и ее, и собственных детей, и тестя. Вита чувствовала ответственность за поступок мужа, ее мучил стыд перед отцом. «Я привела к отцу этого негодяя. Он стал причиной его падения. Теперь отец повсюду занимает деньги. Вскоре пойдут разговоры, а в еврейской общине это равносильно краху. Если у тебя нет денег, ты ничего не значишь».

– Выпей чаю, папа. Вот-вот приедет Томми Лейн. Он разумный, приличный человек. Он поймет.

– Итак, дочь моя, ты хочешь, чтобы я просил милости у уличного мальчишки? Кроме того, Томми Лейн – неглупый человек. Он не захочет получать свои пять тысяч назад со скоростью пятьдесят фунтов в неделю. А теперь оставь меня, ради бога.

Вита застывшим взглядом смотрела на старинный пистолет, лежавший перед отцом на конторке. Солли ласково поглаживал рукоятку оружия. Вита покачала головой:

– У нас и без того хватает неприятностей, да еще ты никак не хочешь успокоиться! Исаак ушел, деньги пропали. Мы должны попытаться разобраться со всем этим.

– Если бы Исаак оказался здесь, я застрелил бы его, как собаку.

Вита прорычала сквозь стиснутые зубы:

– Если бы он сейчас был здесь, я сама пристрелила бы его!

Зазвонил колокольчик у дверей магазина, и в прихожей зазвучал раскатистый голос Томми:

– Привет, Солли, мой старый товарищ!

Томми вошел в комнату, Бриони вслед за ним, но тут же оба остановились как вкопанные. Бриони широко открыла глаза, увидев, что Солли Голдстерн размахивает антикварным пистолетом.

– Ты сошел с ума, Солли? – тихо спросил Томми. Он встал так, чтобы в случае чего заслонить Бриони собой. Та застыла на месте, прижав ладони к губам. До ее сознания едва доходил голос Томми, пытавшегося урезонить старика.

– Дай мне пистолет, Солли.

Рука Солли дрожала. Вита подошла к отцу и осторожно вынула пистолет из его пальцев.

– Я так понимаю, что у тебя нет денег для меня? – сухо спросил Томми. – Или ты всегда испытываешь людей на прочность, как только они входят сюда?

Вита отдала пистолет Томми.

– Он вне себя от переживаний. У нас столько неприятностей…

– Ничего не говори им, Вита! Пусть Томми сделает худшее. Нельзя выжать кровь из камня.

Голос старика, исполненный достоинства, заставил Бриони вмешаться:

– Посмотрите, мистер Голдстерн, вы ведь помните меня, не так ли?

Его лицо смягчилось.

– Ну конечно, помню. Каждый понедельник ты регулярно приносила обручальное кольцо твоей матери, чтобы заложить его. Я давал тебе семь шиллингов, а в субботу ты приносила мне девять. Бриони Каванаг… Моя жена Этта считала, что ты – самый красивый ребенок в Лондоне.

Бриони села рядом со стариком. Улыбаясь ему, она сказала Вите:

– Приготовь нам чаю, девочка, а мы немножко поговорим. Вита отправилась готовить чай, а Томми придвинул к себе стул и сел, по-прежнему держа пистолет в руке.

– По правилам, Солли, я должен дать тебе пинка, чтобы ты вылетел из королевства за ту гадость, которую мне устроил. Ну, рассказывай.

Выслушав с непроницаемым лицом рассказ Солли, Бриони приняла у Виты чашку с чаем. Сделав несколько глотков, она заговорила:

– Хорошо, давайте попробуем спокойно во всем разобраться. Мы поищем Исаака, посмотрим, можно ли вырвать у него хотя бы часть ваших денег. Теперь он – главный должник. За три тысячи фунтов я устрою так, что его завтра же утром доставят сюда. В таком случае вы будете обязаны мне, мистер Голдстерн, а не Томми. Вы будете мне платить по пенсу в неделю и начнете свой бизнес с самых крох. Я хочу возврата двадцати процентов долга. Как вам такие условия?

Глаза Солли увлажнились. Комок в горле не давал говорить. Солли просто схватил маленькую ручку Бриони и поцеловал ее.

Через двадцать минут Бриони пришлось выслушать немало упреков. В это время они уже ехали на машине Томми в Риджентс-парк.

– Черт побери, ты фактически подарила ему пять тысяч, этому старому хрычу, а ведь он едва не пальнул в нас из пистолета! Ты не имеешь права вот так вмешиваться в мои дела, Бриони!

Она улыбнулась.

– Хочешь, я что-то расскажу тебе, Томми Лейн? Когда я была девчонкой, я ненавидела закладывать обручальное кольцо моей матери. Меня от этого тошнило. А этот «старый хрыч», как ты называешь Солли, ни разу не дал мне почувствовать, какая я шваль. Он всегда называл меня «мисс Каванаг», сколько бы мне ни было лет, и всегда давал мне конфету.

– Значит, старый Голдстерн давал тебе конфетку, и из-за этого ты не позволила ему пристрелить меня? Приятно узнать, как ты мною дорожишь!

– Оставим, Томми, ты сделал бы для меня то же самое, – с пафосом сказала Бриони, и оба рассмеялись.

Бриони и Томми устроились на обитой железом парковой скамейке возле Салли, няньки Бенедикта. Со стороны это выглядело как случайное соседство, а о чем они говорили – никто слышать не мог. К тому же они старались никак не проявлять своего интереса к малышу.

– Привет, Сал. Ты, конечно же, знаешь Томми? Если нет, то знакомьтесь… А как мой мальчик?

– Сами видите, мисс Каванаг. Здоров как бычок, ест как лошадь, а энергии у него больше, чем у молнии!

Бриони радостно засмеялась.

– А дома у вас что новенького?

Салли посмотрела ей прямо в глаза.

– Дома дела забавные, мисс Каванаг. Все как-то изменилось с тех пор, как на хозяина напали.

Томми повернулся к Салли и спросил:

– Что ты хочешь сказать?

Салли пожала плечами.

– Ну, с недавних пор ему стало нравиться играть с мальчиком. Он его водит гулять, и вообще… Хозяин раньше неделями сидел дома, а теперь то и дело предлагает Бенедикту: «Давай я отвезу тебя туда, давай отвезу сюда».

– А как мальчик на это реагирует?

– Что ж, мистер Лейн, ему это нравится. Они вместе играют в шахматы. А вы бы слышали, как они смеются! Будто гром грохочет. Мистер Генри всегда был занудой, а теперь так и сияет. Это странно, должна вам сказать, и хозяйка не так уж рада такой перемене.

Бриони кивнула, размышляя. «Ведь я говорила ему, чтобы он хорошо относился к мальчику. Может, он так себя ведет, потому что я ему приказала?»

– Но Бенедикт счастлив?

– О, конечно! Я никогда не видела его таким счастливым.

Бенедикт побежал по лужайке, а Ниппер догнал его и опрокинул на траву. Бриони инстинктивно вскочила, испугавшись, что мальчик ушибся, но тут до них донесся звонкий заразительный смех.

Салли усмехнулась.

– Это настоящий чертенок, мисс Каванаг! Бенедикт подбежал к Салли и показал ей рукав:

– О, Сал! Салли! Смотри, что я сделал со своей курткой!

– Иди-ка сюда, дай мне взглянуть.

Когда мальчик подошел к ним, сердце у Бриони сжалось. Он улыбнулся ей и Томми, а потом поднес испачканный рукав к глазам Салли:

– Посмотри, рукав весь в грязи.

– Я почищу его, не переживай. Иди играй с собакой. Видимо, Нипперу Бриони понравилась, и он, подбежав к ней, положил грязные лапы на ее плащ.

– Ниппер! Фу! Он вас испачкал! Мне так жаль…

Бенедикт взглянул молодой леди в лицо, и слова застряли у него в горле: мальчик будто смотрелся в зеркало.

– Привет, Бенедикт. Твоя няня как раз мне рассказывала про тебя. Что за чудесная собака.

Голос Бриони дрожал. Одному Богу известно, как она боролась с собой, чтобы не схватить мальчика и не прижать его к своей груди.

Бенедикт медленно проговорил:

– Да, он отличный пес. Простите, но, мне кажется, я знаю вас?

Бриони покачала головой:

– Нет, ты меня не знаешь.

– Как-то странно… А мне кажется, будто я вас откуда-то знаю.

Бриони и Бенедикт смотрели на друг друга. Бенедикт был очень похож на мать – тот же овал лица, те же высокие скулы, те же зеленые глаза. Бенедикт словно плевок из ее рта, как выразилась бы мать Томми. Мальчик обещал вырасти красивым, а если помимо внешности он унаследует и натуру матери, тогда он станет просто отличным парнем. Томми понимал, какую тягу к ребенку должна испытывать Бриони. Она заботилась обо всех, даже о старом Солли Голдстерне, но не могла позаботиться о собственном сыне.

– Хочешь мороженого, малыш? – нарушил молчание Томми.

– О да, пожалуйста! – Глаза Бенедикта засияли.

– Тогда сходи с ним в лавочку, Бри, а я немного поболтаю с Салли.

Бриони встала, и они с Бенедиктом пошли покупать мороженое. Он держал ее за руку, и они болтали о всякой всячине. Салли со страхом смотрела, как они уходят вместе.

– Это нехорошая идея, мистер Лейн.

Томми раскурил вишневую трубку и помотал головой.

– Да не волнуйся, Салли, мы тебя не выдадим. И потом, Бри имеет полное право видеть его всегда, когда захочет.

Салли не ответила, но эта мысль напугала ее.

Бриони и Бенедикт болтали и наслаждались обществом друг друга. Бриони слушала его мальчишеские россказни и упивалась ими. Бенедикт, догадавшись, что перед ним заинтересованный слушатель, с жаром повествовал обо всех своих делишках, похвальных и не очень.

Возвращаясь с Салли вечером домой, Бенедикт сказал:

– Я думаю, что мне не стоит рассказывать маме об этой милой леди. Мама решит, что она несколько простовата. Но мне она понравилась. А тебе, Сал?

Салли с облегчением улыбнулась.

– Я думаю, тут ты прав, молодой мистер Бен. Твоим маме и папе она ни капельки не понравится. Но ведь мы можем сохранить в тайне дружбу с ней, не так ли?

– А как ты думаешь, мы еще увидим ее, Сал?

– О да, Бенедикт, у меня такое чувство, что мы снова увидим ее. Я даже уверена в этом.

Глава 19

Бриони сидела в гостях у Марии Юргенс за чашкой чая с пирожным. Вытерев свои тонкие пальцы салфеткой, она дружелюбно улыбнулась. Полдня, проведенные с Бенедиктом, сделали ее совершенно счастливой.

– Ну, значит, мы выпили чаю, съели по пирожному, ты предложила мне виски, от которого я отказалась, и мы прекрасно поболтали. Теперь, дорогая, давай выкладывай, что тебя тревожит, – потребовала Бриони.

Мария откинулась на стуле. Ее огромные груди волновались под тугим лифом.

– Продается дом под названием «Бервик Мэнор». Во время войны его использовали под госпиталь. Дом большой, но в жутком состоянии. Он может уйти за бесценок, а мы могли бы восстановить его. Он нам прекрасно подошел бы. При доме участок земли.

Бриони кивнула, приглашая Марию продолжать.

– Если мы обе вложим в дом равные капиталы, то сможем сделать из него игрушку. Там будут работать наши лучшие девочки, ублажать элиту. Я знаю, у тебя есть несколько важных клиентов. Что ж, и у меня тоже. Мы удвоим нашу клиентуру и наши доходы. Это хорошее вложение денег.

Бриони задумчиво сузила глаза:

– Я знаю этот старый дом. Кто ж его не знает? Мы ходили мимо него, когда еще детишками собирали горох. Керри всегда говорила: «Я хотела бы жить здесь!» Это неплохая недвижимость, ты права. И стоит в хорошем месте.

– Верно, Бри. Но для начала дом требуется украсить, начиная с ковров и заканчивая шторами. Штор не трогали с 1919 года, а потом свернули и отнесли на рынок. В последние шесть-семь лет в доме даже не подметали. Но подумай, каким он мог бы стать!

– Я об этом подумала, – усмехнулась Бриони. – И я знаю девочек, которые там охотно поработают. Молодые, хорошенькие, мечтающие сделать несколько тысяч фунтов, чтобы открыть свое дело. Ну так о каких суммах идет речь?

– Скажем, с каждой из нас примерно по десять тысяч, Бри. По моим подсчетам, мы возвратим деньги в течение первых трех месяцев после открытия.

Мария передала Бриони тетрадь с расчетами. Бриони начала неторопливо просматривать страницы.

Цифры произвели на нее впечатление. Мария даже собиралась нанимать поденных рабочих для ускорения ремонта. Все вполне разумно. Против такого подхода было трудно устоять.

– Сказать тебе кое-что, Мария? Я уже там. Я там по самую шею, черт бы ее побрал! Это будет настоящая машина для делания денег. Это класс, Мария, просто класс!

Руперт и Джонатан напились вдрызг, и шум, производимый ими, начинал мешать другим клиентам. Томми наблюдал за ними, но не вмешивался. Он считал их обычными альфонсами, хотя уже перестал спорить по этому поводу с Бриони. Она, одетая во все кремовое, с красивой вышивкой на платье, подошла к столику Руперта и ласково попросила вести себя потише. Томми покачал головой и направился к себе, чтобы выпить рюмочку виски. Вскоре в кабинет вошла Бриони.

– Ты так прелестно сегодня смотришься, Бри!

Она поцеловала его.

– Да ты и сам неплохо выглядишь.

Он налил ей виски, и она с удовольствием выпила.

– Этот Бен… он так похож на тебя, Бри. Причем не только внешне, но и характером. Ты была такой же наивной, когда я увидел тебя в первый раз.

– Когда я спасла тебя, ты хочешь сказать.

Томми рассмеялся.

– В общем, он милый мальчик, Бри.

– Я знаю. Мне стоит такого труда каждый раз расставаться с ним! Порой я чувствую, что готова схватить Бена и убежать. Но даже сейчас, со всеми моими связями и так называемыми друзьями, я понимаю, что не могу сделать этого. Если дело дойдет до скандала, суд примет сторону этого ублюдка.

Томми притянул ее к себе.

– Ты переживешь, Бри. Ты видишь ребенка, беседуешь с ним. Значит, с мальчиком все будет в порядке.

Бриони заглянула ему в глаза, и он понял, какую боль приносит ей разлука с сыном.

– Иногда я вижу его во сне, а утром спрашиваю себя, не болеет ли он, не боится ли чего-нибудь, а меня нет рядом, чтобы успокоить его.

– Послушай, что бы ты там ни думала об Изабель Дамас, но она любит мальчика. Любит всем сердцем.

– Но ведь она не мать ему, правильно? Не настоящая мать. А я настоящая.

– И по-своему ты хорошая мать.

Бриони отстранилась от него и презрительно засмеялась.

– О да, я просто чудесная мать. Я позволяю чужим людям гулять со своим ребенком. Уводить его от меня и приводить к этой старой деве! А она таковой и является, замужем она лишь номинально. Дамас не может быть с женщинами, Изабель сама мне об этом говорила. Наверное, я бы на ее месте сошла с ума!

– Зато теперь у тебя есть все, – заметил Том. Бриони слегка кивнула:

– Да, не спорю. Вот только без моего Бена все мне мерзко, черт побери!

Томми крепко прижал девушку к груди, и брызги из ее бокала разлетелись во все стороны.

– О, перестань жалеть себя, Бри! Ну не можешь ты быть рядом с ним, вот и все! Ты можешь родить еще детей, но не хочешь. А ты не думаешь, что я тоже хотел бы иметь ребенка, моего собственного ребенка? Нет, ты думаешь только о себе. Иногда по ночам я мечтаю о сыне или о дочери, о нашем ребенке. О нашем, а не от этого проклятого Дамаса! О моем и твоем! О рыжеволосой маленькой девчушке или о мальчишке с твоими глазами и моими волосами, – ребенке, которого мы могли бы вырастить вдвоем и дали бы ему все на свете. Поэтому прекрати жаловаться. Я жалею тебя, право, жалею от всего сердца. Но ты не должна забывать и о моем вкладе в наше дело. Мы много работали, и если ты собираешься все достигнутое бросить ради мальчика, то тогда ты просто дура. С ним ты до сих пор возилась бы в грязи, твои сестры работали бы до седьмого пота в магазинах, зарабатывая на жизнь, а эта завтрашняя, свадьба не состоялась бы, потому что ты не смогла бы купить своей сестре жениха!

Бриони стояла как вкопанная. Никогда раньше Томми так с ней не говорил. Неожиданно она поняла, насколько он одинок. И эта грусть в его глазах… Конечно, сказанное им справедливо. Однако даже если он прав, это не означает, что она должна принимать все в жизни, как есть. Томми смутил, унизил ее. Бриони почувствовала, что у нее пылает лицо, и слова сами собой сорвались с ее губ:

– Я никогда не рожу тебе ребенка, Томми Лейн, – ни тебе, ни кому-либо другому. Заруби это себе на носу. Ты все время ползаешь вокруг меня, ночь за ночью, а я ненавижу это. Мне все это омерзительно. Я разрешаю тебе пользоваться моим телом, вот и все. Физически я ничего к тебе не испытываю, ты это знаешь и всегда знал. Но тебе все равно это нужно, все равно ты тут как тут, ночь за ночью, со своими дурацкими поглаживаниями, со своими влажными губами. Меня от тебя тошнит! Ты не лучше Дамаса, не лучше любого другого мужика из тех, что посещают наши дома. Тобой управляет пенис. Но не мной, дружище, не мной! У меня есть ребенок, и если я не хочу иметь другого, значит, другой мне не нужен! Ни от тебя, ни от кого бы то ни было!

Бриони тут же пожалела о сказанном. Она хотела извиниться, сказать, что просто очень расстроена, но вместо этого стояла молча, пока Томми оправлялся от удара.

– Ты сука, настоящая сука!

Пощечиной он свалил ее на ковер. Со стола упала на пол чернильница и разбилась. Бриони молча поднялась на ноги.

– Я пытался, Бриони, быть для тебя надежным другом. Я прощал тебе такие вещи, за которые другие мужики прокляли бы тебя. И вот чем ты платишь мне. Теперь я точно знаю свое место. Что ж, завтра мы разделим наши пенсы и полупенсы. А теперь я хочу убраться от тебя как можно дальше.

Бриони, заискивающе глядя на Томми, подошла к нему.

– Томми, Томми, послушай меня… Я не хотела говорить этого.

Он поднял руки.

– Не трогай меня, Бри.

Бриони попыталась удержать его, схватив за рукав пиджака.

– Пусти меня, Бри, или я вышвырну тебя в окно.

Она вцепилась в него крепче и заплакала.

– Пожалуйста, Томми! Я не хотела тебя обижать, ты просто расстроил меня!

Он оттолкнул ее. Она отлетела назад и так ударилась о стену, что у нее перехватило дыхание. Она сползла на пол.

– Доброй ночи, дорогая. Увидимся как-нибудь.

Теперь она горько рыдала.

– Томми, умоляю тебя…

Он посмотрел на нее сверху вниз и засмеялся.

Выйдя из клуба, он засунул руки в карманы и быстро пошел в сторону Ист-Энда, оставив свою машину. Слезы обожгли ему глаза, и он заморгал. Лондон вокруг утихал, готовясь к ночи, улицы пустели, жизнь замирала. Он так сильно любил ее, но что же в ней такого? Что это за волшебство, которое делает одного-единственного человека твоей жизнью, твоей любовью? «Кто меня проклял – обрек на то, чтобы желать только ее?» Томми по-прежнему желал ее, даже сейчас, после всего, что случилось, и ощущал невыносимую боль. Там, где дело касалось Бриони, у него пропадала гордость.

«Нет, – решил он, – я найду в себе гордость. Ничто не заставит меня вернуться к ней после этого разговора, даже ее слезы. С сегодняшнего дня Бриони Каванаг гуляет сама по себе».

И тоненький голосок где-то в глубине его сознания откликнулся: «Тогда ты, Томми Лейн, будешь одинок до конца своих дней».

Глава 20

После свадьбы, пышность которой поразила весь Ист-Энд, Эйлин и Джошуа наконец очутились в своем маленьком домике с террасой. Дом подарила им Бриони, и теперь Эйлин озиралась в изумлении. «Это мой дом, – подумала она, – ведь он записан на мое имя. И даже не надо платить арендную плату».

Все ее существо требовало отказаться от этого дома, ибо она знала, каким образом Бриони доставались деньги. Однако Джошуа заявил, что глупо отвергать такой великолепный дар, и Эйлин пришлось покориться. Теперь она любовалась кухней, впивая запахи свежей краски, лавандовой мастики и угля. Кухня была полностью оборудована, включая даже скатерти и посудные полотенца. Покупать ничего не требовалось.

Джошуа обнял ее за талию, и Эйлин от неожиданности вздрогнула, как от ожога.

– Может, приготовить чашку чая? – спросила она робко. Джошуа улыбнулся.

– Эйлин, любимая, мне не нужен чай. Ты просто поднимайся наверх и ложись в постель. Я посижу здесь немного, покурю и скоро приду к тебе.

Слова его прозвучали ласково. Эйлин все поняла. Она облизнула пересохшие губы и кивнула.

Наверху она обвела взглядом свою спальню. Кровать вдруг показалась ей слишком большой, а предметы обстановки в свете уличных огней отбрасывали резкие тени, отчего становилось жутковато. Но она не хотела включать свет. Мысль о том, что Джошуа увидит ее при свете, пугала ее. Она села на кровать и прикусила губу. Теперь она не понимала, почему так стремилась к замужеству. Ей нравилось думать о собственном доме, о стряпне, о присмотре за детьми, но ведь все это дневная суета. Она отгоняла от себя мысли о ночах, иначе на память приходили времена с Генри Дамасом, а эти воспоминания Эйлин затолкала в самый темный угол своей памяти. И вот она замужем, и вот настала ночь, черная и зловещая, и Эйлин казалось, что ночь будет длиться вечно.

Эйлин начала расстегивать платье на спине, с трудом дотягиваясь дрожащими пальцами до крошечных перламутровых пуговок. Перед ее глазами вставала другая спальня, теплая и уютная, где ею тоже овладевал ужас перед приближением мужчины. Неведомое пугало ее. «Захочет ли Джошуа получить все то, что делают порочные женщины? Захочет ли он, чтобы я касалась руками или губами его сокровенных мест?» Одна мысль об этом вызывала у Эйлин дурноту. «Захочет ли он, чтобы я была обнажена, раскрыта, чтобы встала на колени у кровати? Как мне избежать этих унижений?»

Она оглядывала комнату безумными глазами, словно надеясь увидеть дверь, через которую она сможет выскользнуть и убежать прочь. Зажмурившись, Эйлин попыталась унять жгучие слезы, наполнявшие глаза, успокоить сердцебиение. Она ощущала запах собственного страха.

Вдруг Эйлин услышала, что Джошуа выбивает свою трубку в камин, и этот стук прозвучал в тишине как взрыв. Она задержала дыхание и прислушалась. Вот он закрыл дверь кухни и начал подниматься по лестнице. Походка у него была тяжелая, новые ботинки скрипели при каждом шаге. Эйлин стало больно дышать, она обливалась потом. Когда дверь спальни рывком распахнулась, она застонала от ужаса. Ее тело напряглось и словно одеревенело, она не могла пошевелиться.

– Эйлин, ты еще не разделась? – ласково прошептал Джошуа. Девушка молча смотрела на мужа, не в силах проронить ни слова. Он расстегнул брюки и при этом громко рыгнул. Брюки упали на пол, и он перешагнул через них.

– Давай зажжем свет.

Джошуа повернулся к выключателю, и Эйлин сквозь стиснутые зубы выдавила:

– Нет… Нет, пожалуйста, Джошуа! Я боюсь.

Он повернулся к ней, улыбаясь.

– Прости меня, Эй, я забыл, что у тебя это в первый раз. – Он сел рядом с ней на кровать и взял ее за руку. – Перестань дрожать, девочка, мы скоро согреем друг друга.

Эйлин в сумраке с трудом различала его лицо. От Джошуа исходил густой запах алкоголя. Его толстые губы лоснились, а глаза казались пустыми. Она вырвала у него свою руку и встала.

– Я не могу, Джошуа, не могу…

Он обхватил Эйлин за талию, повалил на кровать и, задрав ее свадебное платье, начал покрывать ее тело влажными поцелуями, от которых Эйлин вся сжалась. Она отталкивала его, чувствуя, как сильно накрахмалена его рубашка. Он засмеялся, потом одним рывком разорвал ее панталоны и принялся искать губами ее лоно, возбуждаясь при мысли о том, что ему предстоит лишить эту скромницу девственности. Эйлин почувствовала, что ее охватывает паника. Она хотела оказаться где угодно, только не в этой комнате. Она вспомнила, как отец пытался насильно овладеть ее матерью, как Генри в первый раз овладел ею… Эйлин рванулась и изо всех сил оттолкнула мужа.

Джошуа свалился на пол, и Эйлин услышала его сдавленное ругательство. Прежде чем она успела спрыгнуть с постели, он уже вскочил на ноги, сгреб ее в охапку и стал срывать с нее платье. Эйлин слышала, как рвется ткань, как разлетаются перламутровые пуговицы. Она попыталась вцепиться ногтями ему в лицо. Он перехватил ее руки, больно сдавив запястья, а затем сильно ударил Эйлин по лицу. От удара ее голова резко мотнулась в сторону. И тогда Эйлин легла и застыла как мертвая, глядя на мужчину, который нависал над ней.

Он молча сорвал с нее всю одежду – теперь она уже не сопротивлялась. Джошуа увидел ее наготу, ее тяжелые груди и тонкую талию и почувствовал мощный прилив желания. Он резко развел ее ноги в стороны и, навалившись всей тяжестью, грубо вошел в нее, не обращая внимания на ее боль и страх. Он наслаждался ощущением того, что стал наконец хозяином положения. Однако там, внутри нее, он не встретил никакого сопротивления. Джошуа схватил Эйлин за волосы и яростно дернул.

– Значит, тебя уже попользовали, – сказал он тихо.

Губы Эйлин зашевелились в молитве. Она не понимала, что он говорит. Девушка лежала, в ужасе глядя на него. В голове у нее не было ничего, кроме слов молитвы.

У Джошуа стала пропадать эрекция. Все желание обладать женой пропало. Он вспомнил, что они никогда по-настоящему не целовались, никогда не дотрагивались друг до друга, ничего такого не было. И все это время она только притворялась Девственницей – ее уже кто-то имел. Ничего удивительного, что Бриони старалась как можно быстрее ее сбагрить. Эйлин знал какой-то другой мужчина, кто-то другой касался ее.

Все они, наверное, теперь смеются над ним.

Эйлин, заметив, что он остановился, попыталась подняться. Ее желание встать и уйти от него вновь раззадорило Джошуа. Он схватил жену за плечи, прижал к постели и начал со всей силой овладевать ею, вкладывая в свои толчки всю накопившуюся ярость.

Он хотел убить ее, хотел сжать руками это тонкое белое горло и сдавить его так, чтобы она не смогла больше дышать. Но он не мог этого сделать. Даже в ярости он не забывал, что Эйлин – сестра Бриони Каванаг. «Что ж, – подумал он, – есть и другие способы спустить шкуру с кошки. Эйлин О'Мэйлли, как она теперь называется, больше не увидит мирных дней».

Глава 21

Мария Юргенс спросила, пытаясь скрыть раздражение:

– А что обо всем этом скажет Бриони?

Томми равнодушно пожал плечами:

– У меня есть половина в деле, и я могу располагать ею, как мне угодно.

Мария тряхнула своими платиновыми волосами и улыбнулась:

– Мне кажется, все будет иначе, Томми. У меня такое чувство, что Бриони воспримет это не так, как ты. Я не знаю, из-за чего такие страсти, какая кошка пробежала между вами, зато мужчин я знаю неплохо. Я не собираюсь ради тебя порывать с Бриони. Мы с ней очень хорошо ладим, собираемся начать общий бизнес, и мне совершенно ни к чему становиться ее врагом. Ни сейчас, ни когда-либо позже.

Томми удивился, услышав о том, что у Бриони и Марии есть какие-то общие дела: Бриони ничего ему об этом не говорила.

– Понятно.

Мария усмехнулась.

– Нет, ничего тебе не понятно, Томми Лейн. Мне кажется, тебе должно быть стыдно. Ты приходишь, раздувшийся от собственного величия, и заявляешь, что можешь распоряжаться половиной вашего с Бриони общего бизнеса, в то время как этот бизнес по справедливости целиком принадлежит ей. Именно Бриони строила и раскручивала ваши заведения – ты в основном занимался случайными сделками. Я знаю все обо всех, мне ты очки не вотрешь. Я тебе советую дать Бриони возможность откупиться от тебя. – Мария наклонилась к Томми, и ее голос смягчился. – Послушай, дружище, я не знаю, что там произошло между вами, но все это на тебя не похоже. Ты пытаешься навредить ей. Что бы она ни сделала, не забывай о прошлом. Вспомни те времена, когда все так хорошо начиналось, – вы затеяли большое дело, стали партнерами… Может, сейчас ты зол на нее, но подумай, как же ты будешь чувствовать себя месяц, год спустя?

– Сказать правду, Мария, я попросту подумал, что ты будешь для меня наилучшим партнером после Бриони. Вы похожи, чертовски похожи! Но я не могу с ней видеться. Мне очень жаль, но я больше не желаю видеть ее, ни сейчас, ни в будущем. Я даже не хотел бы сейчас затащить ее в постель, клянусь.

– Тебе нужны деньги?

Томми покачал головой:

– Нет. Деньги мне не нужны.

– Тогда я дам тебе бесплатный совет. Не пытайся продать свою половину кому-либо, не посоветовавшись прежде с Бриони. Это все равно что плюнуть ей в душу. Если бы она поступила так с тобой, это было бы равносильно убийству. Попытайся сохранить хотя бы остатки дружбы, Томми. Сначала предложи ей выкупить свою долю, а потом, если она откажется, станешь пассивным партнером. Но не усугубляй и без того паршивые дела. Неприятности придут сами, тебе не понадобится бегать за ними.

Молли потряс вид Эйлин. Прошла неделя после свадьбы, Молли приехала к новобрачным в гости, однако ее визит никого не обрадовал. Эйлин все время молчала, лицо ее поблекло и осунулось. Она готовила обед, но делала это настолько вяло, что даже чистка моркови превратилась у нее в долгую утомительную операцию. Молли болтала без устали, но наконец все ее темы иссякли, и в кухне повисла тишина.

– Как твои дела, Эйлин? Ты не похожа на себя, девочка.

Эйлин не ответила. Увидев, как напряжено ее лицо, Молли почувствовала холод в груди. «Пожалуйста, Господи, не допусти, чтобы нервы Эйлин взяли над ней верх, – подумала она. – Перед свадьбой моя дочь немного оправилась. Пресвятая Мария, не дай ей снова свихнуться, прошу тебя».

– Я спрашиваю, ты хорошо себя чувствуешь, Эйлин, детка?

Та кивнула.

– Все ли хорошо между тобой и Джошуа?

Эйлин начала резать морковь. Только стук ножа нарушал тишину на кухне.

– Эйлин, ты в конце концов ответишь мне, черт побери?

Эйлин вздрогнула. Молли заметила, что после свадьбы Эйлин вновь стала сутулиться, как прежде.

– Что ты хочешь от меня услышать?

Молли закрыла глаза. По крайней мере, она ответила, значит, не окончательно свихнулась.

– Скажи мне, что с тобой происходит, девочка? Я волнуюсь за тебя. Для женщины, которая замужем всего неделю, у тебя слишком изнуренный вид. Можно подумать, будто твой брачный стаж уже не меньше сорока лет и вся новизна давным-давно испарилась. Дело в Джошуа? Джошуа не такой милый, как тебе хотелось бы? Он чем-то расстраивает тебя?

Эйлин в страхе ссутулилась еще сильнее, вспоминая язвительные речи Джошуа. Ей пришлось уже не раз во всех подробностях рассказывать, что с ней делал ее совратитель, словно это подстегивало сексуальный аппетит ее мужа. В довершение всего Джошуа заставил Эйлин признаться в том, что она убила своего отца.

– Значит, дело в его проклятой мамаше? Она приезжала к тебе? Если это так, я подотру ею пол!

Эйлин покачала головой.

Молли стиснула зубы. «Мне нужно докопаться до сути, даже если ради этого придется задушить Эйлин собственными руками».

– Может, дело в постели, в ночах, когда вы занимаетесь любовью? Скажи, в этом?

Эйлин закрыла лицо руками и кивнула. Молли вздохнула с облегчением.

– Послушай, Эйлин, я помню, как моя собственная мать говорила мне в день свадьбы: «Некоторым нравится секс, а другим – нет». Я сама была где-то посередине. Вначале мне нравилось заниматься любовью, но потом, когда вы стали рождаться в таком количестве, я быстро остыла.

Эйлин промолчала, и Молли заговорила вновь:

– Послушай, дочка, это та сторона брака, с которой каждая из нас должна мириться. Это единственный способ завести ребенка, и поверь мне: когда ты подносишь малыша к груди, то понимаешь, что ради него стоило потерпеть.

Эйлин отвела взгляд в сторону и кивнула. Молли незаметно перекрестила ее. «Конечно, вряд ли ей могло понравиться то, что происходит в постели, – мешали плохие воспоминания. Но если у нее появится ребенок, это ее выпрямит. Когда у тебя куча детей, нет времени страдать от собственных неприятностей.

Джошуа – неплохой человек, он будет заботиться о ней». Так Молли пыталась успокоить себя.

Прошла неделя, а Бриони так и не слышала ничего о Томми. Она послала ему три записки, но он не ответил ни на одну – словно в воду канул.

Слезы вновь покатились у Бриони по щекам. «Что ж, скоро мне в любом случае придется иметь с ним дело, пусть даже речь пойдет только о бизнесе. И если я хотя бы раз поговорю с ним, то все будет в порядке. Я постараюсь дать Томми понять, как я сожалею обо всем, что сказала, как сильно по нему соскучилась, как я люблю его…»

Дверь кабинета резко распахнулась, ворвалась Берни, и Бриони застонала:

– Что тебе нужно?

– О, я вижу, ты мне искренне рада! – засмеялась Берни. Бриони слабо улыбнулась:

– Прости, я начну снова. Что я могу сделать для тебя, Бернадетт?

– Да ничего. Я просто подумала, не заглянуть ли к тебе, вот и все. Хоть посмотреть, как сестра выглядит.

– Со мной все в порядке, Берни.

– Значит, от Томми ни слова?

– Ни слова.

– Он вернется. – Голос Берни звучал уверенно.

– Надеюсь, – засмеялась Бриони. – Но у меня такое чувство, что на сей раз он не вернется.

– Ну и хрен с ним, если так. Он больше потеряет, чем ты. Пусть проваливает.

– Как поживает Керри? – Бриони захотелось сменить тему.

Берни усмехнулась:

– Наша Керри спит, у нее выдалась тяжелая ночка.

– Что ты хочешь этим сказать? У нее завелся любовник? Правда? Мы с мамой интересуемся. Кто он?

Берни лукаво улыбнулась:

– Я поклялась хранить это в секрете, Бри, и даже тебе не могу рассказать. Но могу намекнуть. Он – последний человек в мире, на кого ты могла бы подумать.

Бриони почувствовала в голосе Берни злобу и встревожилась.

– Он женат, в этом проблема?

Берни покачала головой.

– Нет-нет, я ничего не знаю.

Бриони внимательно посмотрела на сестру и произнесла:

– Берни, давай начистоту: ты приехала, чтобы немного напакостить. Так что если хочешь что-то сказать, то либо говори, либо заткнись и перестань ходить вокруг да около.

Берни фыркнула.

– Я не собираюсь ничего говорить, Бриони. Если тебя интересуют дела Керри, узнай у нее обо всем сама. Сейчас ты ее застанешь дома, в постели. Она не встанет раньше пяти. Всю ночь бодрствует, весь день спит.

Бриони засмеялась и покачала головой.

– Вы с ней обе ветрогонки, Берни.

Керри сидела в своей маленькой кухне с Эвандером, ела тосты и пила крепкий чай, от души положив в него сахара.

– Расскажи мне про Алабаму, Эвандер. Ты никогда ничего мне не рассказывал об Америке.

Эвандер медленно жевал тост, словно нарочно дразня Керри. Он знал, что его подружка нетерпелива. Она раздвинула его руки и уселась к нему на колени.

– Ну давай, Эвандер, не беси меня. Он поцеловал ее в губы.

– Слушай, Керри, скажем так: моя жизнь там очень отличалась от жизни здесь, в Англии.

Керри вскочила, уперла руки в бока и бросила на него суровый взгляд.

– Я не дитя, Эвандер, и не стану плакать! Прекрати обращаться со мной как с ребенком. Если я когда-нибудь поеду туда, я должна знать, чего мне следует ожидать.

Он положил остатки тоста на тарелку и аккуратно вытер руки о салфетку. У Керри появилась безумная идея – поехать в Париж, а оттуда отправиться в Америку. Сколько он ни пытался ее урезонить, она не хотела ничего слушать. Эвандер понял, что настало время рассказать Керри настоящую правду. Придется выложить все. Придется объяснить, почему они никогда не смогут быть вместе, жить как муж и жена.

– Садись, Керри. Садись и успокойся. Я скажу тебе то, что ты хочешь знать.

Он произнес это почти шепотом. Усевшись на стул напротив него, Керри взяла свою чашку с чаем и приготовилась слушать. Лицо ее сияло, словно подсвеченное изнутри.

– Так вот… В Алабаме с черными обращались хуже, чем с животными. Черные с утра до вечера работали на фермах, но вся живность получала еду в первую очередь, равно как и тепло и кров. Обычно негры спали во дворе. Их дети начинали работать, едва выучившись ходить, – кормили домашнюю птицу.

Моя мать закрутила роман с мулатом по имени Расти Дорси. Это был высокий человек с хорошо подвешенным языком. Моя мать за три года родила от него троих детей. Я был первым, потом родились, мои сестры. Расти работал неподалеку, он был отличным столяром. И вдруг он уехал. У моей мамы, Лизель, разбилось сердце, она жила надеждой, что он вернется. И он вернулся, да, но лишь когда разорился вконец. Через некоторое время он вновь принялся бродяжничать.

Мой дедушка любил его. Они оба любили поговорить, а за разговором и выпить, но, правда, мой дед в отличие от Расти был очень религиозен. Мы все жили в одной маленькой лачуге. Там не было ни спален, ни туалетов, ничего такого. И каждый все обо всех знал. Совсем никакой личной жизни. Впрочем, детям она и не нужна.

Керри кивнула, вспоминая свое детство, подвал, плотно прижатые друг к другу тела в постели.

– Когда мне исполнилось пять лет, мать отвела меня на работу в дом к белой женщине. У нее был слуга по имени Тобиас, здоровенный негр. И вот эта женщина, мисс Глория Дэй… она была старше его, настоящая старуха… Она не собиралась умирать, наоборот, ее переполняла энергия. О господи, я видел, как она на него глядела!

Он засмеялся, и Керри улыбнулась. Она не отводила глаз от его лица.

– Да, она любила черное мясо, эта Глория Дэй! И Тобиас, похоже, тоже ее любил. Я понравился ему. Он знал, что я люблю слушать, когда играют на пианино. Мисс Дэй играла, а я слушал, но если забывал подмести крыльцо или вымыть пол, меня пороли розгами. Мисс Дэй однажды спросила: «Эвандер, тебе нравится, как я играю на пианино?» И я честно ответил: «Да, мэм». Тогда она решила учить меня играть на пианино. Я проводил с ней часы, слушая ее игру. Я готов был сидеть и слушать днем и ночью. Понимаешь, она была интересным человеком.

Что ж, я быстро все схватывал, и это радовало ее. Когда я играл, она смеялась как сумасшедшая. Так прошло пять лет – лучшие пять лет моей жизни. К одиннадцати годам я уже мог сыграть любую вещь, какую бы она ни попросила. Сейчас я думаю, что я заменял ей родных детей, которых у нее не было. Мисс Дэй даже пыталась устроить меня в школу, но власти не разрешили. Я-то с самого начала знал, что ничего не выйдет, и потому не слишком расстроился.

– Как это чудесно! У тебя было прекрасное детство…

Эвандер громко расхохотался.

– Нет, Керри. У негров не бывает детства. Однажды утром мы с матерью увидели, что мисс Дэй сидит на крыльце. Выглядела она неважно. У нее было такое белое лицо – белее ее седых волос, белее ее платья…

Эвандер тяжело вздохнул и отпил глоток остывшего кофе.

– В саду у мисс Дэй рос огромный дуб. Я любил забираться на него. Теперь на этом дубе висел Тобиас, подвешенный за ноги. Сначала я даже не понял, что с ним произошло. Его сожгли заживо, но сначала избили палками, испинали башмаками. Вместо лица у него было какое-то месиво. Они кастрировали его и запихали пенис ему в рот. Тобиас был весь обуглен, его одежда сгорела дотла.

– Боже праведный! Мне плохо.

Эвандер усмехнулся.

– Меня тоже вырвало. Я собрал всю свою выдержку, но все равно что-то дергалось у меня в желудке и выталкивало пищу наружу. Моя мама плакала, сильно плакала. Я побежал к своему дедушке, он сходил за отцом Тобиаса, и они перерезали веревку.

– Ну а как насчет закона, полиции?

– Дорогая, это и был закон. Даже сейчас там такой закон, хотя прошло уже столько лет. Закон гласит, что черный человек не может смотреть на белую женщину. Если белая женщина подумает, что черный смотрит на нее с вожделением, его могут повесить. Кто-то догадался о его связи с мисс Дэй. Никого не волновало, что она сама хотела его, что это ей нравилось, что она платила ему! Ее никто не тронул, у нее имелась надежная зашита – деньги. Поэтому они отыгрались на Тобиасе. Черное и белое по-настоящему никогда и нигде не смешиваются, девочка, даже во Франции.

Керри через стол смотрела на Эвандера. Она вглядывалась в его глаза, в его лицо шоколадного цвета. Она так сильно хотела его, что почти ощущала свое желание на вкус.

– Что ты собираешься делать? Для чего ты мне рассказываешь все это? Ты думаешь, я не знаю, что такое бедность? Поверь мне, Эвандер, я выросла в трущобе, в самой паршивой трущобе. Мы – ирландский мусор, мы пэдди,[3] несмотря на то что я и мои сестры родились в Лондоне. Или ты пытаешься запугать меня, заставляя выслушивать такое? Если ты не хочешь меня, Эвандер, тогда скажи прямо. Если ты боишься, что я покончу с собой, то совершенно зря.

От любви к Керри, от несправедливости жизни Эвандеру хотелось закричать. Он подошел к Керри и опустился перед ней на колени. Взяв ее лицо в свои большие ладони, он попытался урезонить девушку.

– Я люблю тебя, девочка. Я обожаю тебя. Но ты не хочешь меня понять. Если кто-нибудь когда-нибудь узнает про нас, то… Ты даже не догадываешься, какие это вызовет неприятности. Я боюсь. Не за себя, за тебя! За тебя!

Керри попыталась высвободить лицо из его рук, но он крепко держал ее.

– Послушай меня. Ты думаешь, что любовь побеждает все. Нет, это не так. Когда мы с тобой станем жить вместе, ты возненавидишь меня, а если у нас будут дети, то в конце концов ты возненавидишь и их.

Глаза Керри наполнились слезами, слезы заливали ей лицо, а она все смотрела и смотрела на Эвандера. Все ее тело трепетало от страсти к нему и от его жестоких слов. Он крепко прижимал ее к себе, вдыхал аромат ее духов, ее волос. Его нежные прикосновения лишали ее сил, она плакала все горше, она сотрясалась от рыданий и промочила слезами его рубашку.

– Мне не нужно было заходить так далеко, девочка. Я был неправ. Поверь мне, раз я сказал, что люблю тебя, то я сделал бы все на свете, чтобы мы были всегда вместе. Керри, выхода просто нет. Я лежал без сна несколько ночей, пытаясь придумать, как решить нашу проблему, но выхода не нашел. Я возвращаюсь в Штаты. Я знаю парня, который может дать мне работу. Я уеду, и ты забудешь обо мне.

– Нет… Я не забуду, я никогда не забуду тебя. Я поеду с тобой… – Голос ее стал сиплым от слез. Она понимала, что несет чушь, но не могла остановиться. – Мы найдем выход, я знаю, что найдем.

Эвандер отстранил ее от себя и посмотрел ей в лицо. Покачав головой, он сказал:

– Я собираюсь покинуть тебя, девочка, но мое сердце останется здесь. Тебе придется принять это, Керри. Мы не можем любить друг друга. Возможно, потом – кто знает? – все изменится. Но не при нашей жизни, в этом ты можешь быть уверена.

– Но я так люблю тебя, так люблю!

Он улыбнулся ей с благодарностью.

– Я тоже люблю тебя, детка. Я так хочу тебя. У меня никогда не было такой, как ты, и наверняка больше не будет. Но сейчас давай наберемся мужества. Пришло время стать взрослыми. Достаточно взрослыми, чтобы суметь прекратить то, что мы начали и что может привести лишь к катастрофе. Я уезжаю, девочка, заканчиваю свой контракт и уезжаю.

– Значит, у нас остается месяц, так? Всего четыре недели?

Он кивнул. Его сердце разрывалось от жалости, когда он слышал слезы в голосе Керри. В то же время он был горд от сознания того, что она любит его, любит по-настоящему. Благодаря ее любви Эвандер мог выйти из игры с достоинством. Первый раз в своей жизни он был ответствен за судьбу белого человека.

Керри громко всхлипнула. Лицо ее заливали слезы.

– Тогда нам остается лишь сделать эти четыре недели лучшими в нашей жизни.

Эвандер нежно поцеловал возлюбленную, нежно коснувшись губами ее лица.

– Мы постараемся, детка. Уж это я тебе обещаю.

Глава 22

Бриони сидела перед мерцающим экраном и с интересом следила за ходом фильма. Она оценила то, как Руперт снял девушку, какие выбрал ракурсы. Лицо Джонатана всегда было непроницаемым, и это следовало одобрить, потому что зрителям подобных фильмов нужны не эмоции, а грубый секс.

Девушка была стандартной красоткой, и это разочаровало Бриони. Платиновые волосы, огромные груди, тонкая талия. От девицы исходила аура скуки. Однако Бриони понимала, что заметить это может только она да разве что еще девушки, работающие на нее. Мужчины, похоже, скучали с теми девочками, которых они покупали и за которых платили.

Секс в фильме был жарким, тяжелым, лицо девушки выражало откровенную похоть. В какой-то момент она посмотрела на торчавший прямо у нее перед глазами фаллос, поднесла руку с тщательным маникюром ко рту и, глядя прямо в камеру, с кокетливым удивлением широко раскрыла глаза. Именно этого и хотели зрители, именно в это Бриони вкладывала деньги. Когда девушка перевернулась на живот и призывно подняла круглый зад, Бриони от души расхохоталась. Джонатан в одной кепке, сдвинутой на затылок, грубо вошел в нее, удерживая партнершу за бедра. Томми это было бы омерзительно…

Мысль о Томми вернула Бриони к действительности, и ее лицо омрачилось. Прошло уже десять дней, как он ушел, а она ничего не слышала о нем, совсем ничего. Она знала, что он крутится где-то в Ист-Энде, но у него не хватило такта каким-то образом дать о себе знать. Что ж, она не собирается снова иметь с ним дело. Он проигнорировал все ее записки. Мяч сейчас на его стороне поля! В гневе она чувствовала себя не такой несчастной. Бриони предпочитала злиться на Томми, тогда его отсутствие переносилось легче. Но постепенно Бриони начинала беспокоиться. «Если мы по-прежнему партнеры, то он должен быть рядом, должен помогать мне. Иначе мне снова придется зарабатывать авторитет, придется бороться. Но никому, никому на свете не удастся взять то, что принадлежит мне».

Фильм шел к завершению, и Бриони заставила себя сосредоточиться. Нужно утвердить его с Рупертом и Джонатаном. Она досмотрела фильм до конца, а затем включила свет. Что ж, возможно, это и не высокое искусство, но для ее целей вполне годится.

Бриони находилась в своей спальне. Только специально приглашенные люди могли входить сюда. Даже Молли не являлась исключением. Здесь Бриони обдумывала свои планы и затем обсуждала их с Томми. Теперь ей казалось, что это было так давно… Словно в другой жизни.

На каминной полке стояла фотография, изображавшая Бриони вместе с Томми. Они сфотографировались в тот день, когда пошли посмотреть на Чарли Чаплина в фильме «Малыш». Им нравился маленький Джекки Коган, нравился фильм. На снимке оба улыбались во весь рот, ее лицо наполовину скрывала большая шляпа. Бриони взяла фотографию и принялась рассматривать ее, пытаясь вспомнить все события того дня, каждый нюанс, каждый миг. «Если бы я раньше поняла, как много мы значили друг для друга!»

Но в том-то и вся беда, что она никогда об этом не думала. Томми жил с ней долго, – казалось, иначе и быть не могло. Она не понимала, что людей надо удерживать. Бриони тяжело вздохнула. Если Томми действительно решил порвать с ней, то она оказалась отброшенной на несколько лет назад: «мамочка», владелица клуба, не более того. Если бы Томми не было рядом, она не стала бы даже следить за собой.

Бриони поставила фотографию обратно на полку камина и взяла другую – фото Бенедикта. Одетый в темный костюм, он стоял прислонившись к колонне. Это был хороший снимок – фотографу удалось поймать улыбку мальчика. Бенедикта попросила сфотографироваться няня, но на самом деле снимок предназначался для Бриони.

Бриони слабо улыбнулась. «Бен похож на меня», – подумала она. Даже на отретушированном фото, где невозможно различить цвет глаз и волос, он оставался копией Бриони.

Осторожно поставив карточку на место, Бриони прошлась по комнате. Сегодня ей предстояло поехать к Эйлин. Начинался очередной кризис в семье. Иногда Бриони хотелось, чтобы все ее близкие провалились в преисподнюю и оставили ее в покое. У Бриони не было сил переживать даже из-за матери и сестер, ей хватало и своих забот. Но, разумеется, никому не следовало об этом знать. Бриони не знает слабости – таков закон семьи Каванаг. Порой маленькая женщина от души жалела, что сама придумала этот закон.

Молли ждала Бриони на кухне в доме Эйлин. Элизабет О'Мэйлли сидела широко раскрыв глаза и таращась на огонь. Под глазом у нее темнел синяк, который ей поставила Эйлин.

– Вы с сынком измучили девочку так, что она сошла с ума! – напустилась Молли на сватью.

Элизабет О'Мэйлли покачала головой.

– Эта девица безумна, как мартовский заяц, и ты прекрасно об этом знаешь. Ты была здесь и видела, что случилось. Она напала на меня без всякой причины. Я только приехала посмотреть, как она.

Молли недоверчиво хмыкнула:

– И это все, что ты можешь сказать? Ты приезжала сюда каждый день. О, не думай, что я ничего не знаю! Ты доводила мою дочь до безумия своим обжорством и чавканьем! Думаешь, за Эйлин некому заступиться? Подожди, вот приедет Бриони, она подотрет тобой пол! А что до этого жеребца, вашего сынка, моя Эйлин не знала ни минуты покоя с тех пор, как вышла замуж. Не прошло и двух недель, а она похожа на мученицу. Он, как и ваш муж, мадам, такой же сексуальный маньяк! Христом клянусь, все об этом знают: твой муженек готов был пользовать бабенок даже на смертном одре!

Элизабет О'Мэйлли оскалила зубы:

– Ты, сука!

– Ты сама сучка первостатейная, но моя Бриони собьет с тебя спесь. Она врежет тебе по первое число.

Бриони вошла через заднюю дверь как раз в тот момент, когда женщины уже сцепились в драке. Она разняла их и с удивлением спросила:

– Что здесь происходит?

Молли толкнула свою соперницу в грудь. Та пролетела через всю кухню и врезалась спиной в буфет. Тарелки и кружки повалились на пол с оглушительным грохотом.

– Весь этот ад из-за нее, Бри, она виновата! Она и ее сынок. И он еще смеет называть себя мужчиной! Ух!

– Где Эйлин?

– Она наверху, и, по моему мнению, ей нужен доктор, – ответила миссис О'Мэйлли. – Она сумасшедшая, и мой мальчик тут ни при чем. Это у нее дурная кровь, а не у нас.

Бриони посмотрела в лицо Элизабет О'Мэйлли и тихо сказала:

– На вашем месте, старая леди, я бы заткнула свою пасть. Пока я не в настроении драться, но настроение скоро может появиться. – Она показала кулак, подтверждая свои слова.

– Бри, задай ей жару!

– Мам! Может, ты передохнешь и позволишь мне увидеть Эйлин? Вы обе деритесь и ругайтесь хоть весь день напролет, но, черт побери, перенесите свои дела на улицу. Здесь не место для склок.

Обе женщины с явной неохотой умолкли.

– Вот так-то лучше. А теперь приготовьте мне чашку чаю, и пусть она остывает на столе. Я пойду наверх и посмотрю, что можно сделать.

Тяжелой поступью Бриони поднялась по лестнице. Две старухи продолжали переругиваться, но уже тихо, зловещим шепотом. Бриони осторожно открыла дверь в комнату Эйлин. То, что она увидела там, потрясло ее до глубины души. Ее сестра лежала на полу, свернувшись клубком и закусив зубами край покрывала с кровати, чтобы не дать вырваться крику.

– Эйлин, Эйлин! Что с тобой, дорогая?

Бриони опустилась на колени возле сестры. Эйлин уставилась на нее расширенными глазами, будто не понимая, кто это.

– Это я, сестренка, любимая. Что случилось? Скажи мне, что случилось?

Из глаз у Эйлин текли слезы, и, вытащив носовой платок из кармана плаща, Бриони осторожно вытерла ей лицо.

– Я больше не могу, Бри. Они все время дерутся, орут на меня и друг на друга. Джошуа не оставляет меня в покое ни на минуту, ночь за ночью. Он мне противен, Бри. Он омерзительно ко мне относится, заставляет меня рассказывать все. Я этого не выдержу.

– Рассказывать все? – с удивлением переспросила Бриони. – Что – все?

– А ты не проболтаешься, если я скажу тебе? Он не должен знать, что я тебе сказала, понимаешь? Он пригрозил мне, что, если я пожалуюсь кому-нибудь, он убьет меня.

Бриони усмехнулась:

– Да? Он это говорил? Ну, я не проболтаюсь, дорогая. Ты расскажи мне, а я посмотрю, что можно сделать. Хорошо?

Эйлин схватила Бриони за руку. Бриони увидела ужас на лице сестры и ощутила огромное желание схватить Джошуа за глотку и задушить его голыми руками, чтобы и ему пришлось почувствовать ужас.

– Он заставил меня рассказать ему о нас, Бри. О папе и о Генри Дамасе… Он знает все. О твоем мальчике, о нашем папе и о том, что я сделала с папой… Он говорит, что собирается пойти в полицию, и заставляет меня проделывать с ним разные вещи. Ужасные вещи. Я не понимаю, почему он так себя ведет Бри. Он всегда был добр ко мне, всегда был так мил… Он никогда не обижал меня раньше…

Она снова начала горько плакать. Бриони нежно гладила ее красивые темные волосы.

– Ну, вставай, я помогу тебе раздеться и уложу в кровать, а потом мы решим, что делать.

Эйлин с трудом встала, опираясь на руку Бриони. Когда Бриони стянула с нее платье, то увидела на теле сестры синяки и царапины и стиснула зубы. Она приготовила постель и, когда Эйлин легла, укрыла ее одеялом. Страдальческое выражение на лице сестры разрывало ей сердце. Бриони чувствовала себя ответственной за все. Поцеловав Эйлин в лоб, она вышла из комнаты.

На кухне Молли и Элизабет О'Мэйлли сидели за столом и молча пили чай.

– Что здесь случилось? – спросила Бриони. Элизабет покачала головой:

– Не знаю. Я сегодня приехала навестить Эйлин, посмотреть, как она, и тут приехала ваша мать. Мы поскандалили, и Эйлин просто сошла с ума. Напала на меня. А что она говорила, как ругалась!

– Наверное, она выучилась таким словечкам от вашего сынка. Наша Эйлин за всю жизнь не произнесла ни единого грубого слова, сколько я ее знаю.

– Мой Джошуа приличный человек, да будет вам известно… – Гордость за сына преодолела в душе Элизабет страх перед мисс Каванаг.

Бриони впилась глазами в лицо старухи.

– Ваш сын – животное, и от этого у нашей Эйлин все перевернулось в голове. А теперь поднимай свою жирную задницу и катись куда угодно, но держись от меня как можно дальше. Да, и вот еще что. Твой сын больше не будет жить здесь, так что в любом случае жди его дома.

Молли усмехнулась. Она не сомневалась в том, что ее Бриони все уладит. Когда Элизабет О'Мэйлли ушла, Молли самодовольно улыбнулась:

– Поделом ей! Слышала бы ты, что она тут плела сегодня!

– Заткнись, мам! Ты такая же дура, раз притащилась сюда и устроила весь этот переполох. Эйлин больна. Если бы ты не заставила меня купить для нее этот паршивый дом ради того, чтобы выдать ее замуж, такого никогда не случилось бы. Она сама никогда не вышла бы замуж после всего, что с ней стряслось. Поэтому впредь не суй свой нос в чужие дела. Я обвиняю тебя во всем, что произошло сегодня. Тебя и себя. Мне не надо было тебя слушать.

Молли почувствовала уколы совести.

– Я скажу тебе еще кое-что, мать, – продолжала Бриони. – Джошуа знает про все наши делишки. Знает о Генри Дамасе, о моем мальчике, о смерти папы – обо всем. Он заставил ее рассказать ему все, а теперь терзает угрозами.

– Нет! Неужели она рассказала ему? О Боже праведный, глупая девчонка!

– Не глупая. Напуганная, душевнобольная – тут много всего. Это мы дуры, что добивались этой свадьбы. Придется мне встретиться с Джошуа О'Мэйлли и заткнуть ему глотку раз и навсегда.

Кевин Картер, водитель Бриони, был удивлен выражением лица хозяйки, когда та вышла из дома сестры. Веселое настроение, похоже, покинуло ее, осталась только ярость. Бриони села на заднее сиденье.

– К Элизабет О'Мэйлли, пожалуйста.

Машина тронулась с места. Бриони, завернувшись в плащ, смотрела в окно на пролетавшие мимо улицы. На тротуарах играли дети, мужчины стояли прислонившись к фонарным столбам. Улицы не изменились со времен ее детства. Люди по-прежнему жили в тесных маленьких домишках, черных от копоти, держали по нескольку кур, по паре кроликов в клетках. У здешних обитателей доселе сохранялся унылый, безнадежный вид.

Машина подкатила к дому Элизабет О'Мэйлли. Группа детишек в лохмотьях толпилась возле двери. Они бросили свою игру в камешки и уставились на даму в темно-зеленом плаще. Одна маленькая девочка расчесала гноящуюся ранку от укуса блохи и смахнула кровь грязными пальчиками.

В доме напротив открылась дверь, и на пороге показалась молодая мать с маленьким ребенком на руках. Бриони узнала ее. Это была Лили Бейнс, девушка, с которой они когда-то детьми вместе играли во дворе. Бриони улыбнулась, кивнула ей и постучала в дверь Элизабет О'Мэйлли. Стук эхом разнесся по всему дому, и Бриони чутьем поняла, что внутри никого нет.

– Лили, ты знаешь, где она?

– Они вышли с час назад. Я думаю, старуха собралась куда-то далеко, у нее с собой были сумки. Надеюсь, она действительно уедет, я просто не выношу эту старую корову.

Бриони понимающе хмыкнула.

– А куда она могла поехать? У нее есть кто-нибудь, к кому она могла бы отправиться?

Лили покачала головой, а ребенок улыбнулся. Бриони заметила на зубах ребенка кариес, хотя ему было не больше года от роду.

– Единственное место, где ее могут ждать, – это церковь, хотя я думаю, что и там ей не очень рады. А как ты, Бриони? У тебя прекрасный вид. Просто шикарный.

– Ты тоже прекрасно выглядишь, Лили. А это твой мальчик? Бриони погладила ребенка по щеке. Тот засмеялся. Лили приосанилась, понимая, что за ними наблюдают. Теперь, когда Бриони уделила ей внимание, она могла хвастаться тем, что выросла вместе с ней.

– У меня четверо, это мой младший. Я вышла замуж за Дэнни Литтла, ты его помнишь?

– Да, помню, он любил показывать нам птичьи гнезда.

– Он до сих пор коллекционирует птичьи яйца, Бриони. Знает все о птицах. А у тебя, я слышала, дела идут хорошо. Я рада за тебя, Бриони. Рада, что ты убралась отсюда. Ты всегда отличалась умом, всегда знала, как не упустить свой шанс.

Бриони смутилась:

– Ну да, Лил. Мне было приятно повидаться с тобой. Ты должна знать, где я живу. Приезжай как-нибудь ко мне, выпьем по чашечке чаю, поболтаем о старых временах.

– Может, и приеду: устроим вечер воспоминаний.

Они обе знали, что Лили не приедет, что у ее детей вши и она побоится занести паразитов в дом Бриони. Но все равно Лили порадовало приглашение. Открыв сумочку, Бриони вытащила все деньги, что оказались там, примерно восемь фунтов, и насильно запихала их в руку Лили.

– Нет, нет, Бриони! Мне было приятно увидеть тебя, но мне не нужны твои деньги.

Бриони засмеялась.

– В таком случае, ты единственная, кому они не нужны. Но ты единственный человек, которому я по-настоящему хочу их дать. Не стесняйся – там, откуда они берутся, их гораздо больше!

Лили кивнула. В глазах ее стояли слезы.

– Спасибо, Бри. Это смешно, но мы сегодня были на грани… Дэнни уволили с доков. Эти деньги поддержат нас.

Бриони и Лили обнялись, сжав между собой ребенка. Он запищал, напоминая о себе.

– Скажи Дэнни, чтобы не унывал. У него будет работа, я за этим прослежу.

Лили вновь кивнула. У нее перехватило горло, и она не могла говорить.

Оказавшись в машине, Бриони заметила, что Кевин Картер смотрит на нее как на сумасшедшую.

– Церковь Святого Винсента, Кевин.

Отец Макнамара не удивился, увидев Бриони Каванаг в прихожей своего дома. Он улыбнулся ей и пригласил в библиотеку.

– Здравствуй, Бриони. Что я могу для тебя сделать?

– Пожалуйста, помогите мне найти Элизабет О'Мэйлли и ее сына Джошуа.

Священник кивнул:

– Как же, знаю. Вы теперь родственники, не так ли? Ведь он женился на твоей сестре всего пару недель назад.

Бриони процедила:

– Он бросил ее. Мне надо поговорить с ним, но я не могу найти ни его самого, ни его мамашу.

Священник зажег сигару и выпустил облачко ароматного дыма.

– Эта женщина – все равно что чума, ее языку до всех есть дело. Она и тебя довела?

– Можно сказать и так, святой отец. Ну, так вы их видели?

– Нет, я их не видел.

Бриони встала.

– В любом случае спасибо. Буду искать дальше. Не знаете случайно, к кому они могли бы поехать?

Священник посмотрел на девушку, мысленно прикидывая, стоит ли откровенничать с ней.

– Садись-ка и расскажи мне, что случилось. Тогда я отвечу на твой вопрос.

Бриони села и рассказала священнику про Эйлин, опуская пикантные подробности.

– Значит, Эйлин вновь разболелась и в этом виноват Джошуа? Я хочу увидеть его и попытаться вразумить. Бедняжка Эйлин! Она была не в себе еще тогда, когда работала на этого усатого господина, который владел красильной фабрикой и половиной доков.

Бриони кивнула:

– Да, святой отец. Я тоже на него работала.

Бриони и священник обменялись взглядами, без слов понимая друг друга.

– Да, она уже тогда прихварывала, бедная девочка. Может, работа изнурила ее? Я помню, как твой отец ходил на исповедь – каждую неделю, регулярно, как часы.

Бриони не произнесла ни слова. Священник намекал на то, что он благодаря исповеди Пэдди знает о причинах болезненного состояния Эйлин.

Священник вздохнул. Эта девушка и ее семья заинтриговали его. Информация о них могла стоить дорого.

– Ну хорошо… Вот что: у Элизабет О'Мэйлли есть брат в Айлингтоне.

Бриони кивнула и встала.

– Спасибо, святой отец. Напоследок хочу попросить вас кое о чем.

– Слушаю тебя, дитя мое. – Священник смотрел на нее, щурясь от табачного дыма.

– Никогда больше не пытайтесь вникать в дела нашей семьи. То, что вы знаете и о чем догадываетесь, – это ваше дело. Но в дальнейшем не забывайте, откуда берутся деньги на ваши дорогие сигары и виски. Настоятели других храмов встретят меня с распростертыми объятиями, и при этом не будут задавать вопросов.

Она вышла из комнаты, оставив отца Макнамару с каменным лицом. Почему-то дорогая гаванская сигара внезапно утратила для него свой вкус.

Глава 23

Кевин Картер разговаривал с Томми Лейном в его новом доме в Стратфорде.

– Если бы она знала, что я вижусь с тобой, она оторвала бы мне голову.

– Я понимаю это, Кев, и ценю твою дружбу. Сама Бриони в порядке?

– О да. То есть внешне в порядке. Ты же знаешь Бриони, она более скрытная, чем наше правительство.

Томми невольно улыбнулся.

– Это точно. Значит, Джошуа перед ней провинился, да? Вот ублюдок! Надо нам самим попробовать найти этого святошу.

– Идет, Томми. Я тоже хочу дать Бриони передых. С ее сестрой дело дрянь. Я сам видел ее. Она больна, дружище. Этот парень потрудился над ней основательно, у нее все руки в синяках. Что за извращенец? – Кевин осуждающе покачал головой.

– Посиди, пока я переоденусь. Налей себе чего-нибудь выпить.

Едва Томми вошел в спальню, женский голосок спросил:

– Ты возвращаешься в кроватку, Томми?

Ширли Дарлинг, так звали девицу, вытянула руку навстречу Томми. Тот поморщился.

– Прости, Ширл, но у меня дела. Одевайся и выметайся отсюда.

Ширли села в кровати. При этом одеяло упало, обнажив пышную грудь.

– О, Томми! А я не могу подождать здесь, пока ты вернешься?

– Нет уж! Одевайся и марш домой, юная леди. Я занят.

– Ты онанист, Томми Лейн!

– Очень изящно сказано, – расхохотался Томми.

Ширли сощурила глаза и заявила:

– Правильно, я леди, не то что твоя Большая Бриони, как ее все называют. У нее есть и другое прозвище – Ядовитый Карлик. Ты слышал? В чем дело, Томми? Испугался, не узнает ли она про меня?

Томми за руку стащил Ширли с кровати и проволок через всю спальню в гардеробную, где на стуле была аккуратно сложена ее одежда.

– Одевайся и уматывай отсюда. Что же касается Бриони, то ты недостойна даже идти рядом с ней по тротуару.

Ширли, голая, сидела на стуле и терла руку.

– Ты сделал мне больно!

Томми состроил трагическое лицо:

– Не может быть! Как же я мог? И учти: если будешь распускать язык, я просто скажу Бриони, чем занимался всю ночь.

Он вышел из комнаты и, спускаясь по лестнице, ощутил приступ гнева. «Сколько народу думает, что я боюсь Бриони!» Потом он улыбнулся. «Ядовитый Карлик! Бриони рассмеялась бы, если бы услышала о себе такое».

Пэдрэг О'Коннор был тощим жилистым ирландцем с пламенно-рыжими волосами, большой кустистой бородой и огромными грубыми руками. Он был невысок ростом, всего пять футов с небольшим, но производил впечатление очень сильного человека. Его глубоко посаженные голубые глаза блестели религиозной одержимостью.

Пэдрэг ходил в самые захудалые пабы и питейные заведения и нес в эти скверные места слово Божие. Он знал Библию вдоль и поперек и верил в возможность жить чистой и святой жизнью в соответствии с десятью заповедями. Пил О'Коннор только воду и ел простую пищу. Он работал угольщиком и доставлял мешки с углем по всему Ист-Энду. Его руки и спина пропитались угольной пылью, и это был знак того, что он тяжело трудится, честно зарабатывая себе на жизнь. Пьяницы, шлюхи и священники прятались по углам, когда видели, что он идет.

Сейчас он проповедовал в пабе «Лесовик», вкладывая в проповедь весь свой пыл и не обращая внимания на смешки. Он верил в истинность своих слов и не понимал, почему никто не получает от Библии столько же радости, сколько он.

Табачный дым разъедал ему глаза и горло. Он громко закашлялся, и бармен подтолкнул ему по стойке пинту пива.

– Продолжай, человече, только выпей сначала. Пивко остудит тебя.

Проповедник покачал головой:

– Мне достаточно стакана воды, спасибо.

Бармен налил ему воды и сказал:

– Выпей воду и иди. Они же смеются над тобой, разве ты не видишь?

В паб вошли Томми Лейн и Кевин Картер. Им достаточно было лишь раз взглянуть на человека у стойки, и все стало ясно. Пэдрэг опять завел свою проповедь:

– Ты не должен ложиться с мужчинами, как с женщинами, это отвратительно! Я все время вижу это. Вокруг доков мужчины, переодетые в женщин. Мужчины, заглядывающиеся на других мужчин, как раскрашенные проститутки!

Томми переглянулся с Кевином и состроил рожу.

– Будь я проклят, но он совершенно чокнутый!

Кевин рассмеялся.

– Вытащить его наружу, чтобы ты с ним поговорил?

– Да, я думаю, эти люди будут рады, если он уберется отсюда.

Кевин подошел к Пэдрэгу. Шепча что-то ему на ухо, он вытолкал его из пивнушки. К изумлению собравшихся, какой-то докер заорал:

– О, вы так рано покидаете нас? Не спешите, дружище!

На улице Томми вежливо поздоровался:

– Здравствуйте, мистер О'Коннор. Я Томас Лейн, я ищу вашего племянника Джошуа.

О'Коннор пристально посмотрел на Томми. Его жесткие голубые глаза с минуту буравили лицо Лейна.

– Мой племянник меня не касается, равно как и то, зачем вы приехали.

Томми улыбнулся во весь рот и с размаху ударил проповедника под дых. Проповедник рухнул на колени. Томми сгреб его за грудки и прошипел:

– Если ты знаешь, где твой племянник, то лучше скажи мне, ибо гнев Господа – пустяк по сравнению с моим.

– Мне нечего сказать вам, – спокойно ответил Пэдрэг. Его раскрытая Библия валялась в луже, быстро пропитываясь грязной водой. Удары посыпались на проповедника градом. Вскоре лицо О'Коннора было в крови, глаза заплыли, но он только усмехался, явно не собираясь ничего говорить. Томми в отчаянии рявкнул:

– Послушай, твой племянник обидел женщину, которая мне очень дорога. Если выражаться точнее, избил и истерзал ее так, что в конце концов свел с ума.

Проповедник был потрясен обвинениями в адрес своего племянника. Муж его сестры был развратником и пьяницей. Оказывается, и сынок пошел по его стопам.

– Вы сказали, обидел женщину? Избивал ее?

– До кровоподтеков и синяков. Хотите, я отвезу вас к ней?

– Не надо, я вам верю. Джошуа на моем угольном дворе на углу Скраббс-лейн. Они оба прячутся в сарае.

Томми улыбнулся:

– Спасибо, друг. А теперь можешь вернуться к своей святой работе. Больше мы не задержим тебя ни на минуту.

Пэдрэг вытер рот рукой.

– Господь действует медленно, но верно, молодые люди. Что посеешь, то и пожнешь.

– У Бога есть еще одна небольшая пословица: око за око, зуб за зуб. Сегодня твой племянник точно узнает, что это значит.

Из машины Томми увидел, как Пэдрэг поднял свою Библию, с любовью вытер ее и снова побрел в зловонное тепло паба. Как ни забавно это выглядело, Томми не мог не восхититься О'Коннором и твердостью его принципов.

Джошуа кусал большой палец – эта его привычка страшно раздражала мать.

– Ты во всем виноват, – причитала Элизабет О'Мэйлли. – Мне пришлось уехать из дома, бросить все, потому что ты привел в наш дом одну из Каванаг. Ты был женат всего две недели, две недели! А теперь мы прячемся на грязном угольном дворе моего брата! Я, уважаемая вдова, докатилась до такого!

– Послушай, мать, я могу все это уладить. Я знаю много такого, что Бриони Каванаг хотела бы скрыть. Я достану денег, и мы начнем все заново в другом месте.

Элизабет О'Мэйлли почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Она резко опустилась на старый стул, который, к счастью, оказался рядом.

– Ах ты, дурак чертов! – тихо произнесла она. – Глупый, тупой болван! Надеюсь, ты не собираешься всерьез шантажировать эту женщину? Да она возьмет тебя за яйца и подвесит, причем в людном месте, потому что никто никогда против нее не пойдет. Так, значит, в этом все дело? Ты что-то разнюхал? Скажи мне, что ты знаешь, скажи сейчас же, пока они не нашли нас.

Джошуа облизал пересохшие губы и с трудом сглотнул слюну.

– Эйдин и Бриони – обеих еще в детстве пользовал Генри Дамас. Они были совсем маленькими девчонками, когда отец отвел их к нему – сначала одну, потом другую. Эйлин напала на отца, ударила его кочергой и убила…

– Бог с тобой! И ты думал, что это помогло бы тебе избавиться от неприятностей? Ты даже еще глупее, чем я предполагала.

Джошуа увидел на лице матери страх и почувствовал, что страх охватывает и его самого. На лбу у него заблестел пот.

– Ты безумец, сын мой, самый настоящий сумасшедший, если на полном серьезе думаешь шантажировать Бриони Каванаг. Она перевернет весь Лондон, лишь бы отыскать нас. Ты от нее ничего не получишь, вообще ничего, потому что она сумеет заткнуть тебе рот, прежде чем ты начнешь говорить.

Тут в маленькую хижину вошел Томми Лейн и сказал:

– Невозможно не согласиться с вами, дорогая моя. Джошуа посмотрел на улыбающееся лицо Томми и почувствовал томительную пустоту в животе.

Элизабет О'Мэйлли взяла сына за руку.

– Пойдем, Джошуа. По крайней мере, выйди отсюда на своих двоих.

Джошуа позволил вывести себя из хижины. Томми шел рядом, держа Элизабет за руку. Злоязычная старуха вдруг показалась ему крошечной и очень уязвимой. Стиснув зубы, он помог ей сесть в машину. «Это для Бриони. Я обязан сделать это ради нее».

Открыв глаза, Бриони с тревогой поняла, что в ее спальне кто-то есть.

– Все в порядке, Бри, успокойся, это всего лишь я.

Она перевернулась на спину и удивленно уставилась на Томми. Затем лицо ее зарумянилось.

– Ты вернулся? О, Томми, как я рада тебя видеть!

Она обвила руками его шею, прижимаясь к нему и ощущая успокаивающее тепло его тела.

Томми почувствовал, как властно его тянет к ней, и с трудом высвободился из ее объятий.

– Я вернулся ради дела, Бри, так что давай прямо к нему и перейдем.

Лицо ее помрачнело.

– Что ты имеешь в виду? – В ее голосе прозвучало смятение.

– Ничего страшного. Джошуа и его мать сбежали. Больше они не вернутся. То, что он знал о тебе и об Эйлин, теперь надежно скрыто от всех.

– Откуда ты узнал… Откуда тебе известно, что он все выяснил? Никто об этом не знал, кроме моей матери, меня и Эйлин… – Она начала заикаться.

– Сегодня я нашел мамашу с сынком, и они мне все рассказали. У старухи хватило мозгов понять, что они зашли слишком далеко. Ну я и заткнул им рты раз и навсегда.

Лицо Бриони вытянулось.

– Не хочешь ли ты сказать…

Он кивнул.

– Тебе не надо было делать это! Я могла заставить их молчать! Я сама в какой-то момент хотела убить их, но это был просто приступ ярости!

Выбравшись из кровати, она накинула халат и начала ходить взад-вперед, пытаясь осознать, что же натворил Томми.

– Боже мой, Томми, значит, ты можешь убить кого угодно, да? Они же были людьми, людьми, хоть и никудышными! Как ты осмелился сделать такое, не сказав мне? Как ты смеешь принимать подобные решения самостоятельно, а потом еще ждать от меня благодарности?

– Что ж, это и впрямь щедрая благодарность, Бриони, ничего не скажешь. Я пытаюсь помочь…

– Осточертела мне эта чепуха, Лейн! Ты сам хотел это сделать. Что ж, ты добился своей цели и поставил огромный крест на нашем партнерстве. Только не жди теперь, что я упаду на колени и назову тебя своим спасителем. Этого не будет.

Томми встал.

– Прежде чем я уйду, давай закончим разговор о деле. Я остаюсь в качестве пассивного партнера. Я перешлю тебе реквизиты банка, куда ты будешь переводить мне деньги.

Бриони прервала его: – Пассивный партнер? Конечно, так удобнее. А ведь ты никогда не имел таких хлопот с заведениями, как я. И у меня не было нужды никого убивать. Знаешь что, Томми Лейн? Когда-нибудь ты зарвешься. Я была для тебя голосом разума. Вспомни об этом в следующий раз, когда захочешь вышибить кому-нибудь мозги.

– Что ж, ладно. Теперь мы знаем, кто есть кто. Я удаляюсь.

Томми пошел к двери спальни.

– До свиданья, Бриони.

Она проводила его взглядом, потом уселась на край кровати и закрыла лицо руками. Слезы просачивались сквозь ее плотно сжатые пальцы.

«Томми ушел, и я осталась одна». Выплакавшись, она вытерла глаза. «Отныне я – единственный человек, на которого могу положиться. Бриони Каванаг против целого света, и эта Бриони будет более жестокой, чем прежняя, потому что теперь у меня нет никого, кроме меня самой».

Томми ехал домой и убеждал себя в том, что все прекрасно. Он добился своего. «Бриони будет злиться на меня за то, что я якобы сделал. Пусть! Зато она будет спокойна, зная, что ее тайны надежно сохранены. Она презирает меня, поэтому надо постараться как-то наладить жизнь без нее».

Он припарковался возле своего дома и взглянул на часы. В этот момент Кевин Картер вез Элизабет О'Мэйлли и ее сына в Ливерпуль. Они были запуганы до полусмерти и понимали, что им лучше до конца жизни не упоминать имени Бриони.

Томми нахмурился. Его злила мысль, что Бриони могла подумать, будто он способен убить старую женщину, даже если речь шла об этой ведьме Элизабет О'Мэйлли.

Он разорвал узы, связывавшие его с Бриони. Да, они все равно остаются партнерами. Он по-прежнему будет следить за ней, и никто не обидит ее, пока он дышит. Но теперь он стоит в стороне. Ее статус в Ист-Энде не изменится. Бриони по-прежнему будет силой, но только теперь она будет действовать одна.

Глава 24

– Все в порядке, доктор?

Доктор Эндрю Маклоусон улыбнулся, но его темные глаза были печальны.

– Садитесь, нам надо поговорить, – сказал он.

Бриони опустилась в большое кожаное кресло возле кровати. Эндрю Маклоусон с удивлением заметил, какая она крошечная. Ее ножки в маленьких белых туфельках такие миниатюрные, что походят на ножки ребенка. А еще эти волосы, прекрасные рыжие волосы, и поразительные зеленые глаза. Она просто красавица!

– Как вы знаете, ваша сестра нездорова, – доктор ободряюще улыбнулся Эйлин. – Я думаю, мы можем поместить ее в больнице «Си Вью», но мне сначала нужно узнать историю ее болезни. Иначе я вряд ли смогу ей помочь.

Доктор заметил, как побледнела Бриони, и пристально посмотрел на Эйлин. Та улыбнулась ему, и по этой улыбке Бриони поняла: доктор сестре понравился.

– Если вы согласитесь пройти со мной вниз, в гостиную, я расскажу вам то, что, на мой взгляд, вам нужно знать.

Голос Бриони прозвучал сурово, и Маклоусон подумал, что эта хрупкая женщина может быть опасной. Но ощущение опасности прошло так же быстро, как и появилось. Доктор встал и направился за ней.

– Все, что вы скажете мне, мисс Каванаг, останется в строжайшей тайне, – сказал доктор, когда они расположились в гостиной.

Она с расстановкой произнесла:

– Некоторые вещи, которыми я занимаюсь, не совсем законны. Точнее, они совершенно противозаконны. Что вы скажете на это?

– Мое дело – хранить тайны, мисс Каванаг. Многие из моих пациентов принадлежат к аристократической элите этой страны. Я хочу помогать людям, а не мешать им.

– В таком случае вы – тот человек, который мне нужен.

– Вы рассказали мне трагическую историю. У вашей сестры была весьма печальная жизнь, – со вздохом сказал доктор, выслушав рассказ своей собеседницы.

Бриони кивнула:

– Мой отец привел Эйлин сюда, в этот дом. Тогда дом принадлежал другому человеку – богатому извращенцу, любителю маленьких девочек. Через год он привез сюда и меня. Но я была сильнее, я сумела все это пережить. Сейчас я очень влиятельная женщина и обычно получаю то, что хочу. Тот, кто огорчил меня, вскоре начинает жалеть об этом. Доктор усмехнулся:

– Вы угрожаете мне!

– Не угрожаю, а просто предостерегаю вас. Я сегодня была с вами очень откровенна. Некоторые конфиденциальные сведения я сообщила вам потому, что желаю своей сестре добра. Я никогда не обсуждала раньше эту тему с посторонними и хочу знать наверняка, что все будет так, как мы договорились.

– Так и будет. Ваш отец был очень злым, порочным человеком…

Бриони прервала его:

– Мой отец был очень бедным человеком. Он просто дошел до предела. Если бы вы родились в такой же среде, кто знает, что бы вы продали, пытаясь выжить?

– Я не стал бы продавать своих детей. Бриони усмехнулась:

– Вы не знаете, что вы продали бы в такой ситуации. Вы удивитесь, если я вам скажу, какие вещи можно устроить в трущобах за пять шиллингов. Любой физически возможный вид разврата. У некоторых людей их тело или их дети – это единственная собственность, которую они могут продать, чтобы не умереть с голоду. Так что не судите их слишком сурово. Если я простила своего отца, то уверена, что простите его и вы.

Не успел доктор уехать, как в дом, бормоча проклятия, ворвалась разъяренная Молли.

– Мам! Ты когда-нибудь успокоишься?

– Успокоиться, говоришь? Успокоишься тут, когда наша шлюха Керри связалась с черномазым!

Бриони удивленно уставилась на мать:

– Что? Что ты сказала?

– Что таинственный дружок Керри – грязный негр из ее оркестра! Какой позор! Как мне смотреть людям в глаза, если все выйдет наружу?

Бриони рассмеялась.

– Ты вечно что-нибудь придумываешь, мама. Если ты смогла пережить все наши беды, то переживешь и беду с Керри. А теперь скажи, откуда ты все это знаешь?

– Мне сказала одна моя подруга. Она сдает дом в аренду. Там все видели, как твоя сестра обнималась с этим негром!

– Наверное, она просто по-дружески обнимала его. У тебя нет доказательств, что между ними и в самом деле что-то происходит. Черт возьми, мам, ты же знаешь людей. Они до сих пор обсуждают исчезновение О'Мэйлли и его матери. Не говори мне, что у них есть время болтать о Керри и ее кавалерах!

– Послушай меня, Бриони: с Керри уже давно не все в порядке. На прошлой неделе я что-то брякнула о черных, и она просто с цепи сорвалась. Мне еще тогда следовало догадаться. Если бы она была сейчас здесь, я оторвала бы ее паршивую голову! Как подумаю, что она с ним и он трогает ее своими черными лапищами…

Бриони увидела на лице матери отвращение. Она подошла к ней и села рядом.

– Успокойся, не кричи.

– Ты должна сделать что-нибудь, Бриони. Раздави его! Разбей его проклятую харю! Преподай ему урок, которого он никогда не забудет! Ты должна положить этому конец, и немедленно!

– Привет, Бернадетт. Присаживайся.

Берни удобно расположилась в кабинете напротив Бриони. Двери были закрыты, из-за них доносилось пение Керри.

– Хорошо поет, правда, Бри?

– Да уж. Поет так, как должна петь девушка, которая регулярно получает большую порцию черного человека. Разве я не права? Керри закрутила с кем-то из оркестра?

Лицо Бернадетт стало белым как мел.

– Кто тебе сказал?

– Не важно, кто, достаточно того, что я все знаю. Ты, очевидно, тоже знала эту великую тайну. Ты даже пыталась намекнуть мне как-то, помнишь? Значит, это Эвандер, которого она считает таким талантливым и умным? Ну, отвечай же, ты, двуличная корова!

– Я не двуличная! Я никому не говорила ни слова!

– В том-то все и дело. Вообще-то у тебя язык что помело. Ты видела, как твоя сестра переворачивает свою жизнь вверх тормашками, и даже не попыталась этому помешать. Ты должна была прийти ко мне и все рассказать, как только поняла, что происходит. Ну а теперь на меня навалилась еще одна забота – избавиться от этого типа.

– В любом случае он возвращается в Штаты в конце этого месяца.

– О нет, дорогая, он улетит сегодня же. Полетит, как будто у него блоха в заднице. Руперт Чарльз знает одного типа, который хотел бы записать нашу Керри на пластинку. Он думает, что из нее получится большая, даже великая певица, и я думаю так же. В отличие от тебя, Берни, перед нашей Керри расстилается алмазное будущее, и черному пианисту там нет места! Эвандер и его веселенький джаз уберутся сегодня же назад, в старую добрую Америку. И навсегда.

– Но, Бриони, они же все равно уезжают в конце следующего месяца. Что случится, если они задержатся на несколько недель? – Берни сама удивлялась своему заступничеству за Керри и Эвандера, но теперь она искренне жалела их. Бриони с досадой объяснила:

– Разве ты не понимаешь? Ее уже засекли. Кто-то приходил с докладом к нашей старухе. Об этом уже все знают, Берни. Нам надо прекратить их шашни как можно скорее. Он должен уехать и запомнить, что, если вернется и попробует искать ее, у него будут большие неприятности.

Берни нервно перебирала пальцами складки платья.

– Это разобьет ей сердце, Бри. Она с ума по нему сходит. Честно, она по-настоящему любит его.

Бриони тоже жалела Керри, но дала себе слово оставаться твердой.

– Когда-нибудь Керри поблагодарит меня за это. Когда-нибудь она поймет, какую глупость совершила. Если люди обо всем узнают, Керри станет изгоем. Нет, такого я не допущу. Ее голос – самая великая ценность, которая у нее есть, и если я ей немного помогу, то она использует его на полную катушку.

Бернадетт долго смотрела на сестру, а потом сказала:

– Знаешь что, Бри? Наверное, это здорово – быть такой, как ты. Ты всех строишь, играешь роль бога, а мы все – твои рабы.

Но знаешь что? Все это здорово смердит. Признаюсь, я хотела, чтобы Керри получила взбучку и опомнилась, но теперь не уверена, что была права. Она любит этого человека, и ты его можешь отправить отсюда хоть за тридевять земель, но тебе не дано изменить чувства людей. Я думала, что ты понимаешь это лучше, чем другие. Вспомни свои чувства к Бенедикту, вспомни, кто его отец. Ты не можешь ничего сделать, когда замешаны чувства. Бри.

Бриони с грохотом поставила на стол стакан с виски.

– У тебя длинный язык, Берни, и это всегда было твоим недостатком. С самого детства твоя пасть навлекала на тебя кучу неприятностей. Послушай, что я тебе скажу, девочка. Я не хочу обижать Керри, я желаю ей только хорошего. А ты, известное трепло, не сказала ни слова, когда следовало говорить. Короче, сегодня это дело закрывается, и Эвандер Дорси уходит в историю. А теперь убирайся, Берни, пока я не забыла, что ты моя сестра.

Глава 25

Эвандер был стиснут на заднем сиденье большой машины между двумя мужчинами, которых никогда раньше не видел. Кевин Картер сидел за рулем. Ни один из троих не произнес ни слова с той минуты, как его запихнули в машину. По лбу у него струился пот и попадал в глаза. Эвандер был высокий, сильный мужчина, но в данной ситуации он не мог надеяться выиграть схватку. Понимая это, он внутренне успокоился. Похитить его могли только из-за его отношений с Керри Каванаг. Пришло время платить по счетам.

– Можно мне закурить? – Спросил он и с удовольствием отметил, что его голос прозвучал спокойно.

– Если только я дам тебе огоньку, – сурово ответил Кевин Картер, и двое других расхохотались.

– Я слышал, что случается в Штатах с парнями вроде тебя, – продолжал Картер. – Их сжигают заживо на крестах. Ку-клукс-клан – кажется, так это называется?

Эвандер почувствовал, что к нему возвращается страх, который он так героически подавил. Эти мрачные парни ничем не отличались от их американских единомышленников, которые по ночам сжигали лачуги черных. Люди такого сорта одинаковы во всем мире. Он горько улыбнулся в темноте, наблюдая, как мимо пролетают безликие улицы предместий.

– Интересно, что это значит? – В голосе Арчи Табба звучал неподдельный интерес. – Смешное название.

– Это греческое. Происходит от греческого «кукос», что значит «круг». «Клан» – от шотландских кланов. Первые четыре члена клана были солдатами Конфедерации, потомками шотландских поселенцев, – объяснил Эвандер.

– Откуда ты это знаешь? – противным голосом спросил Табб. Он не смог бы даже написать собственное имя. Черный человек, да еще образованный, был для него диковиной.

– Мне это рассказала белая леди, давным-давно, еще в детстве, и я запомнил.

Кевин Картер злобно рассмеялся:

– И сегодняшний день ты тоже не забудешь, черный сутенер. Какого хрена ты думал, когда совал свой грязный болт в белую девушку? Ты – подонок, дерьмо у меня под ногами, ничтожество. Неужели ты думал, что можешь так вот запросто взять приличную белую девушку и запачкать ее?

Эвандер физически ощущал животную злобу этих парней. Кевин Картер остановил машину у доков. Испуганного Эвандера завели в какой-то склад. Там Кевин Картер поднял с пола рукоятку кирки. Двое братьев Табб швырнули Эвандера на землю и принялись безжалостно бить его по ногам. Когда он потерял сознание, ему переломали все пальцы.

Час спустя братья Табб колотили в дверь Гленфорда. Когда дверь открылась, они швырнули окровавленное тело Эвандера ему под ноги.

– Вот твой дружок, а вот ваши билеты. Либо вы утром уберетесь, либо вас ждут еще большие неприятности.

Гленфорд стиснул зубы и кивнул. Ему хотелось драться, но он сызмальства знал, что такой бой выиграть невозможно.

Бриони понравился санаторий «Си Вью». Это был огромный викторианский особняк на берегу моря. Одна из спален в правом крыле здания предназначалась для Эйлин. Окна спальни выходили на устье Темзы.

Распаковав вещи сестры, Бриони заметила, что Эйлин сидит на подоконнике и не сводит глаз с реки.

– Как здесь красиво, правда, Эйлин?

Та кивнула и подобрала под себя ноги. Она снова казалась ребенком.

– Мне нравится здесь, Бриони. Так приятно пахнет.

– Это соль, Эйлин. Помнишь, мама возила нас на море, когда мы были детьми? Мы сидели на берегу, бродили по воде…

Эйлин улыбнулась при этом воспоминании.

– А на ужин мы ели угрей в желе и рубцы, и Керри тошнило всю дорогу домой.

Заревел пароходный гудок, и Эйлин вздрогнула. Бриони засмеялась и обняла сестру за плечи.

– Все будет хорошо, Эйлин, я обещаю.

– А что случилось с Джошуа, Бри? Где он?

– Он уехал, любимая. Он больше не будет причинять тебе боль.

– А он вернется, как ты думаешь? – тихо спросила Эйлин.

– Нет, он не вернется, дорогая. Все сделано так, что он не сможет вернуться.

Эйлин расслабилась и прижалась к сестре. – Хорошо, я рада. Я не хочу больше видеть его и его мать тоже. И знаешь, Бри… Постарайся удержать нашу маму подальше от меня – хотя бы на некоторое время, хорошо?

Бриони вздрогнула.

– Маму? А почему ты не хочешь видеть маму?

– Я не могу никого видеть, кроме тебя. Мать распоряжается мной. Говорит мне, чтобы я взяла себя в руки. Я хочу этого, Богом клянусь, но у меня опять начались такие же ощущения, как раньше, помнишь? Иногда я точно не знаю, кто я и что делаю. Я слышу голоса, Бри… Они постоянно разговаривают со мной. Я знаю, что на самом деле никого рядом нет, но мне приходится слушать их. Если я пытаюсь их не слушать, то мне кажется, будто вот-вот случится что-то ужасное.

Бриони крепче обняла худенькие плечи сестры. Голосом, хриплым от слез, она сказала:

– Ничего плохого больше с нами не случится. Ни со мной, ни с тобой, ни с остальными. Я тебе обещаю.

Керри проснулась одна. Она вытянулась в кровати, положила руку на холодное пустое место рядом и вспомнила, что Эвандера не было, когда она приехала ночью домой. Керри перевернулась на спину и вздохнула. Она привыкла к тому, что он всегда рядом и что она видит его, едва открыв глаза. Ее соседи были незаметными людьми, уходившими на работу на рассвете, и поэтому Керри и Эвандер могли не опасаться посторонних глаз. Впрочем, тот факт, что Керри певица, и уже довольно известная, отчасти объяснял наличие рядом с ней черного музыканта. А теперь она хотела этого черного музыканта, но он куда-то пропал.

Девушка посмотрела на часы, стоявшие на тумбочке, и рывком села в постели. Давно она уже не просыпалась так поздно. Натягивая халат, она услышала, как в двери поворачивается ключ.

– Привет, Берни! Где ты была всю ночь?.. – С этими словами Керри вышла в холл, завязывая пояс халата. Вид Бернадетт заставил ее умолкнуть на полуслове.

– Что случилось? Что-то с Эйлин?

Бернадетт сняла плащ и швырнула его на пол, затем так же швырнула на пол шляпу.

– Пойдем на кухню, Керри. С Эйлин все в порядке, но у меня есть новости для тебя. Он уехал. Эвандер уехал. Матери рассказали про вас, мать донесла Бриони, и та вышвырнула его в Штаты.

Керри схватилась рукой за горло и прошептала:

– Он жив?

Бернадетт огрызнулась:

– О, не делай из этого трагедию, черт побери! Ему просто дали пинка под зад, вот и все!

– Не делать трагедию?! – воскликнула Керри. – А ты знаешь, скольких людей Бриони уже убила?

Керри заметалась по комнатам, торопливо одеваясь.

– Куда ты собираешься?

Керри изумленно посмотрела на сестру:

– А ты как думаешь? К нему домой, конечно.

– Его там нет.

– Откуда ты знаешь? Может, он еще не уехал, может, она просто сказала ему, чтобы он убирался, может, он все еще там, может, он оставил для меня записку… – Керри понимала, что несет чепуху, но не могла остановиться.

– Успокойся, слышишь? Сейчас сюда сбежится толпа. Оттолкнув Бернадетт, Керри вылетела из дома. Бернадетт бросилась вслед за ней.

– Бога ради, Керри, бесполезно ехать туда, разве ты не понимаешь? Пожалуйста, вернись. Мы поговорим, попробуем во всем разобраться!

Керри злобно рассмеялась:

– Мы с тобой поговорим? Да ты, видно, шутишь! Кто рассказал о нас, а? Держу пари, что ты. Ты, мстительная корова!

На улице она попыталась отпереть машину, но руки у нее тряслись так, что она уронила ключи. Керри остановила проезжавшее мимо такси.

– Степни, Ист-стрит. И как можно быстрее.

Шофер лукаво поинтересовался:

– В чем дело, дорогуша? Личные неприятности?

– Ты просто веди свой паршивый драндулет, приятель, и прекрати ржать. Мне нужен водила, а не клоун.

Таксист умолк. «Одета как леди, но говорит как шалава с доков». Керри остановила машину в начале Ист-стрит, решив дальше пройти пешком. По мере приближения к дому Эвандера она начала ловить на себе враждебные взгляды. Возле дома крутился паренек лет шестнадцати. Он угрюмо оглядел Керри с головы до ног.

– Хочешь заработать шиллинг?

– А что надо сделать? – Голос у парня был резкий, раздраженный.

– Я хочу, чтобы мистеру Дорси передали записку. – Она кивнула на парадную дверь дома.

– Это тебе обойдется дороже. За записки черным двойная цена.

Керри проглотила готовое вырваться ругательство и кивнула.

– Ладно. Два шиллинга. Постучись в его комнату и скажи, что внизу стоит мисс Каванаг и хочет поговорить с ним.

– Гони монету. – Юнец протянул грязную ладонь.

Открыв сумочку, Керри вытащила полкроны.

– Мельче у меня нет.

– Ну а у меня нет сдачи, девочка, так что, похоже, цена опять поднимается.

С этими словами мальчишка исчез в парадном. Керри стояла снаружи, сожалея, что надела дорогое пальто. Хоть бы все оказалось лишь очередной гадкой шуткой Берни! Вот сейчас выйдет Эвандер, и они уедут отсюда…

На верхней ступеньке появилась женская фигура, и сердце Керри упало.

– Ну и наглая ты шлюха! Прийти сюда к своему черному хахалю!

Все жители улицы посмотрели в ту сторону, откуда доносился громкий скрипучий голос. Керри почувствовала, что сердце у нее куда-то проваливается. Женщина была старая, ее громадные груди свисали до талии, скрытой под засаленным фартуком. На ногах у нее красовались старые армейские башмаки без шнурков, а собравшиеся в складки чулки висели на лодыжках. Старуха уперла руки в бока.

– Он уехал отсюда на рассвете, дорогуша. Все они убрались и остались мне должны квартирную плату за целую неделю, будь они прокляты! Наверное, кто-то поторопил их, потому что твой хахаль был весь в крови. Кровью утром была заляпана вся лестница!

Керри повернулась и побежала прочь по улице, вобрав голову в плечи.

– Убирайся отсюда, ты, сука! Любовница негра! Уходи, катись отсюда! – раздался хриплый мужской голос.

Женщина с маленьким ребенком на руках переходила дорогу. Неожиданно она плюнула Керри в лицо, и слюна потекла по щеке прямо на меховой воротник.

– Ты, грязная потаскуха, пришла сюда за своим негром! Не думай, что мы ни разу не видели тебя!

Женщина пошла своей дорогой, но тут Керри догнал тот мужчина, что орал ей вслед. В руках у него был ночной горшок. Мужчина выплеснул содержимое горшка на ноги Керри. Девушка выронила сумочку и бросилась бежать, слыша за спиной смех и улюлюканье. Никогда прежде ее так не унижали. Очутившись в каком-то скверике, она рухнула на скамейку.

«Если у него текла кровь, значит, он жив», – подумала она, и эта мысль немного успокоила ее. В следующий момент она заскрежетала зубами от ненависти к Бриони.

Глава 26

Бриони одевалась для встречи с Марией. Они обе собирались поехать посмотреть на «Бервик Мэнор» и решить, насколько жизнеспособно это дело. Внезапно девушка уловила шум в холле внизу. Она узнала голоса Керри и Бернадетт. Помрачнев, Бриони вышла из спальни на площадку лестницы.

– Значит, ты уже здесь? Я думала, ты явишься раньше.

Керри злобно посмотрела вверх на сестру.

– Сука! Проклятая корова! Думаешь, ты самая умная?!

Бриони спустилась в холл. Кисси и миссис Хорлок с интересом, а Бернадетт – со страхом наблюдали за ней.

– Я пыталась не пустить ее сюда, Бри, она вне себя. Не обращай на нее внимания, – пролепетала Берни.

У Керри был ужасный вид: одежда вся перепачкана в грязи, туфли тоже покрыты грязью, белые чулки превратились в черные, петли на них спустились, волосы взлохмачены… Она обратила безумный взор к Берни и закричала:

– Даже не пытайся все это сгладить! Это нельзя забыть, замести под ковер! Это мое дело, мое! Почему бы тебе не убраться отсюда? Не суй нос не в свое дело!

Бриони спокойно обратилась к Кисси и миссис Хорлок:

– Приготовьте нам чаю.

Обе женщины вышли из холла, но Бриони знала, что они будут стоять за дверью и подслушивать. Ни за что на свете они не пропустят такую сцену. Керри напряглась, когда Бриони направилась к ней, но та прошла мимо и открыла дверь в гостиную.

– Входи сюда и давай поговорим. Я хочу сказать «поговорим», а не «поорем». У меня сегодня болит голова, а твой голос проникает мне прямо в мозг.

Керри нерешительно встала. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Спокойствие Бриони озадачило ее, а Бриони рассчитывала именно на такой эффект. Керри оставалось только последовать за сестрой. Следом за ней шла Бернадетт.

Бриони постояла у камина, затем опустилась в кресло. Ее безупречная одежда и прическа с каждой секундой все больше раздражали Керри.

– Посмотрите-ка на нее! С чего это ты так расфуфырилась? Может, скажешь мне, кто избил Эвандера? Я не удивлюсь, если это была ты. Ты ведь все равно что мужик, правда? Ты думаешь как мужик, ведешь себя как мужик, поэтому ничего удивительного, что Томми Лейн бросил тебя. Это как жить с гомиком. Два мужика вместе, только один из них носит платье.

Укол насчет Томми Лейна попал в цель. Керри хотела сделать Бриони больно, и ей это удалось.

– Садись, Керри. Садись, Христа ради. – Голос Бриони, такой спокойный и ровный, привел Керри в бешенство.

– Только не говори мне, что делать, ты, порочная сука! Ты погубила мою жизнь. Мы с Эвандером собирались уехать. Мне предложили работу в Париже, и я собиралась сказать тебе, чтобы ты приклеила свой клуб к своей заднице. Мы были бы там в порядке, он и я. Но нет, ты заставила его уехать, выбросила его, как мусор. Ну что ж, я скажу тебе еще кое-что, Бриони Каванаг! Я беременна!

Керри засмеялась, увидев потрясенные лица сестер.

– И хочешь, я еще тебе что-то скажу? Я горжусь этим. Я надеюсь, ребенок будет черным как ночь! Ну, что ты собираешься с этим делать, Бри? Как ты с этим разберешься? Все твои угрозы и деньги ничего не дадут, потому что я сама хочу этого ребенка. По-настоящему, по правде хочу. Особенно сейчас, когда ты отняла у меня Эвандера. Это все, что у меня осталось от него. Все, что осталось.

Бриони услышала тяжелый вздох и через несколько секунд поняла, что вздохнула сама. Ей казалось, будто Керри вонзила в ее сердце иглу и теперь медленно извлекает ее обратно.

Керри рассмешила реакция сестры.

– Я залила мочой весь твой фейерверк, не так ли? – Она нежно потерла свой живот. – Ты ведь не предполагала такого, правда?

Бриони рывком поднялась и сильно ударила Керри по лицу. Потом грубо схватила ее за руку и закричала:

– Ты, маленькая глупая сучка! Безмозглая телка! Думаешь, это забавно?! Думаешь, всех нас обошла?

Она швырнула Керри на стул возле камина, затем наклонилась над ней и завопила:

– Ты разрушила свою жизнь, глупая кобыла! Будь у тебя хоть капелька ума, ты сама поняла бы это! Беременна? Я с радостью задушила бы тебя. – Она начала бить Керри по лицу и плечам, сдерживая желание ударить посильнее. – На сей раз ты по-настоящему влипла. Ты права, я не могу помочь тебе. Теперь тебе никто не поможет. Ты удивляешься, почему я сую свой нос в твои дела? Я скажу тебе почему. Потому что если бы тебе дали больше воли, ты просто пропала бы. Ты же тупая как дерево! У тебя есть талант, ты могла бы чего-то добиться в жизни, а сейчас все пошло насмарку, все кончено, поскольку в тот день, когда ты родишь, ты станешь человеком второго сорта. И ты еще имеешь наглость говорить мне, что я поступила неправильно!

Керри испуганно поглядела в лицо Бриони. Все темные мысли, которые терзали ее этой ночью, сестра высказала вслух.

– А ты уверена, что беременна? Ты наверняка знаешь?

Керри, сгорбившись, сидела на стуле. Она казалась очень маленькой и одинокой. Лицо ее было в пятнах грязи и слез. Она кивнула.

– И сколько времени уже? Я имею в виду – можно ли еще что-нибудь сделать с этим?

– Не знаю. Наверное, больше трех месяцев.

Бриони потушила сигарету и тут же закурила другую. Она смотрела на свою сестру, сломленную не только потерей любимого человека, но и тем, что носила его ребенка. Ребенка, который будет отвергнут всеми из-за цвета его кожи. В глубине души Бриони ощутила проблеск сочувствия к несчастному не рожденному еще младенцу, который так уютно устроился в утробе своей мамочки. Но надо попытаться спасти положение.

– Я устрою тебе встречу с акушеркой, Денизой О'Тул. Все мои девочки пользуются ее услугами. Она свое дело знает.

Лицо Керри внезапно сморщилось, слезы потоком хлынули из глаз, надрывный стон вырвался из груди. Бриони подошла к сестре, обняла ее, прижала к себе, стала гладить темноволосую головку и бормотать ласковые слова.

Позже в этот же день Бриони оставила Керри в надежных руках миссис Хорлок, а сама вместе с Марией Юргенс и агентом по недвижимости осмотрела «Бервик Мэнор». В итоге они с Марией приняли решение о покупке дома.

Кевин Картер обедал у себя дома в окружении жены и трех маленьких дочерей, темноволосых и кареглазых. Его жена, Энни, была женщиной небольшого роста с черными волосами и прелестным свежим личиком. Она открыла Бриони дверь и широко улыбнулась.

– Здравствуйте, мисс Каванаг. Кевин обедает. Проходите, я как раз заварила чай.

Бриони прошла через крошечный холл в столовую. Кевин увидел хозяйку и встал.

– Садись и заканчивай обед. Я выпью с тобой чаю.

Бриони села на стул возле двери. Три девочки с любопытством смотрели на нее. Кармел, старшая, застенчиво спросила:

– Вы принесли нам что-нибудь?

Бриони засмеялась и, открыв сумку, вытащила оттуда три порции мятного мороженого в ярко-зеленых обертках.

– Тебе не следовало спрашивать, Кармел! – прикрикнул на девочку Кевин.

Бриони сказала примирительным тоном:

– Оставь ее, Кевин. Если не попросишь, ничего не получишь! Через десять минут она села в свою машину, и Кевин повез ее в одно из заведений.

– Кстати, Кевин, я хочу, чтобы ты сегодня привез мне одного парня, Маркуса Даулинга. Он хочет стать членом нашей команды.

Кевин тихонько присвистнул.

– Он собирается сделать себе имя, этот Маркус!

Бриони оборвала его:

– Когда я захочу услышать твое мнение, я тебя спрошу. Голос ее был холоден как лед, и потрясенный Кевин обернулся, чтобы увидеть ее лицо.

– Веди машину, Кевин, тебе платят за это. И вот еще что… Если я прикажу тебе припугнуть кого-то, то делай только то, что велено, понял? Если я захочу, чтобы ты кого-то избил или порезал, то я прикажу, и ты это сделаешь. Я знаю, что Эвандер Дорси истекал кровью. Я не просила тебя делать с ним такое, – только напугать. Если ты еще когда-нибудь попытаешься действовать по своей воле, то я дам тебе почувствовать всю силу моего гнева. Тебе ясно?

Кевин кивнул:

– Да, мисс Каванаг.

В кабинет постучали.

– Входите! – откликнулась Бриони.

Джонатан ля Билльер вошел в кабинет. На его лице сияла улыбка.

– Тебя кто-то расстроил, Бриони? – Его густые брови вопросительно поднялись, и она улыбнулась.

– Просто раскисла немного.

Джонатан сел на стул и, скрестив ноги, игриво спросил, показывая глазами на бокал с бренди:

– Пьешь в одиночку? Это симптом старой девы, моя дорогая. Будь осторожна, я тебя предупредил!

Бриони засмеялась.

– Чем могу быть полезна?

– Вообще-то я хочу попросить тебя повлиять на Руперта. Через две недели мы снимаем фильм. Мне понравилась одна маленькая девчонка, я хотел бы, чтобы она снялась со мной, но Руперт почему-то уперся…

Бриони кивнула:

– Он с ума по тебе сходит, Джонатан, и ты знал это с самого начала. Тебе неудобно самому послать Руперта к дьяволу, и ты хочешь, чтобы это сделала я. Правильно?

Он изобразил смущение:

– Ну, я не сказал бы, что дело обстоит именно так…

– Конечно, не сказал бы. Но я скажу, потому что всегда говорю то, что думаю.

Джонатан заерзал на стуле.

– Послушай, Бриони, все началось с порнофильмов. Потом Руперт решил использовать меня для чего-то более серьезного, но это не получилось. Теперь ты держишь все карты в руках, и тебя он послушает. Я могу играть, я в форме. Но я не хочу провести всю жизнь в ожидании звонка Руперта.

Бриони затушила сигарету.

– Могу я спросить тебя кое о чем?

– Разумеется, о чем угодно.

– Правда, что ты сын обедневшего священника?

Джонатан секунду смотрел на нее, а затем рассмеялся.

– А как давно ты раскусила меня?

– На самом деле через пять минут после того, как мы познакомились. Послушай, Руперт будет ломаться изо всех сил. Тебе необходимо научиться управлять им. Оброни ненароком словцо о том, что у тебя есть другие предложения. Не говори ничего конкретного, просто намекай. Он серьезно настроен заняться художественным кино. Хотя временами Руперт ведет себя глупо, он все же человек дела. Голову он теряет только с молоденькими мальчиками. Я надеюсь, ты и сам это заметил?

Джонатан закатил глаза:

– Еще бы! Как его еще не посадили под замок, просто ума не приложу. Теперь он увлечен сыном лорда Хокли. Представляешь, этот сопляк делает себе макияж! Я говорил Руперту, чтобы он был осторожнее, отец мальчишки против подобных отношений, но Руперта с этим парнем видят вместе повсюду. Я не хочу, чтобы меня вымазали дегтем с ним заодно. На самом деле, Бриони. он никогда ко мне не прикасался. Я этого не хотел. Я человек корыстный и признаю это, я хочу выбиться в люди, но не такой ценой. Я держу его на расстоянии.

– Я подумаю, как тебе помочь. А ты не спускай глаз с Руперта и мальчишки. Такие вещи опасны для всех нас. У лорда Хокли в этом городе огромная власть, он богат и влиятелен. Если он решит всерьез заняться своим сыном, это может задеть и нас. А много ли знает мальчик о нашем бизнесе?

Джонатан энергично закивал:

– Он знает все, Бриони. Я предупреждал Руперта, чтобы тот помалкивал, но ты же знаешь: когда он выпьет, да еще кокаин… Как-то утром я застал их нагишом с парочкой арабских парней и понял, как низко пал Руперт. Он даже не пытается сейчас скрывать свои наклонности. Пока он безобразничал один, беспокоиться не стоило, но сейчас с ним не расстается молодой Питер Хокли, и все может кончиться печально. Мальчишке только девятнадцать лет, но именно он устраивает их маленькие развлечения. Откровенно говоря, Бриони, то, что творится ночами в доме Питера, шокировало бы даже тебя. А в итоге лорд Хокли знает достаточно обо мне, о тебе и о Томми, чтобы потащить нас всех в суд. Мальчишку, похоже, это очень возбуждает.

Бриони нахмурилась.

– Хорошо, я постараюсь урезонить Руперта.

Когда актер ушел, Бриони погрузилась в раздумье. Если лорд Хокли поднимет бучу, мало не покажется. Он крупный промышленник, владелец газеты, член парламента. В любом случае такого человека следует остерегаться. Если бы только Руперт понимал, с чем играет! Сексуальную ориентацию сына Хокли можно было бы скрыть, неважно какой ценой. У Хокли хватило бы и денег, и влияния, чтобы обеспечить это.

Глава 27

Акушерка Дениза О'Тул распахнула дверь своего дома, и на ее лице засияла улыбка.

Керри только понурила голову, не в силах произнести ни слова.

– Заходите, мои дорогие! Может быть, чаю? Нет? Что ж, тогда потрудитесь последовать за мной.

Керри безумными глазами посмотрела на Бриони. Та взяла сестру за руку.

– Пойдем, Керри, милая. Чем раньше сделаем, тем быстрее заживет.

Это была поговорка из их детства. Керри стояла в нерешительности, руки у нее были холодные как лед. Они прошли по узкому коридору и поднялись по лестнице в отдаленную комнату.

У порога Керри замялась: ярко освещенная комната с белыми стенами показалась ей отвратительной. Бриони втолкнула сестру внутрь. В комнате стояли большой стол и шкаф с инструментами, аккуратно разложенными на полках.

– Запрыгивай на стол, моя милая, и позволь мне быстренько тебя ощупать, – распорядилась Дениза.

Бриони помогла Керри снять пальто, и та неуклюже расположилась на столе. Ей казалось, будто тело ее превратилось в желе. Особенно сильно тряслись руки – Керри никак не могла с ними совладать. Она легла на спину и опустила голову на мягкую подушку.

– Расслабься, дорогая, чтобы я могла пошарить у тебя внутри!

Дениза говорила громко. Голос ее эхом разносился по комнате, своей безликостью наводившей тоску. Даже занавески на единственном окне висели однотонные, черные. Они были опущены, и предметы под светом ламп отбрасывали резкие тени. Керри закрыла глаза.

Дениза подняла ее платье и принялась ощупывать живот, проникая пальцами в мягкое лоно.

– Плод хорошо закрепился, Бриони, больше трех месяцев. Боюсь, придется действовать крючком.

Бриони облизнула пересохшие губы. Лицо Керри было белым, как стены комнаты. Когда взгляд Керри упал на инструменты, лежавшие в шкафу, она потеряла сознание.

– Сестренка, любимая, с тобой все в порядке?

Керри открыла глаза и кивнула. Затем она села, и ее вывернуло наизнанку. Бриони в ужасе смотрела, как Керри все рвет и рвет.

– Все хорошо, Керри, все хорошо. Расслабься, любимая, вдохни поглубже…

– Уведи меня отсюда, пожалуйста, Бри… Я не могу дышать, я задыхаюсь!

Дениза бросилась в свою недавно оборудованную ванную комнату и начала наполнять ванну водой.

– Приведи ее сюда, Бриони, она в шоке! – закричала акушерка.

Бриони и Дениза сняли с дрожавшей Керри одежду и помогли забраться в ванну. От горячей воды мучительная дрожь стала проходить.

– Тебе лучше, Керри? Керри медленно открыла глаза.

– Мне очень жаль, Бри, но я не могу сейчас пойти на это. Не могу.

Бриони хмыкнула:

– Н-да, понимаю. Ладно, расслабься. Скоро мы отвезем тебя домой, поговорим. Мы что-нибудь придумаем, любимая, я обещаю.

Керри схватила сестру за руку, забыв всю враждебность, которую испытывала к ней. Керри поняла: Бриони приняла решение сохранить ребенка.

– А что будет с мамашей? Она же сойдет с ума, – через минуту прошептала Керри.

Бриони тяжело вздохнула.

– Предоставь ее мне.

От ярости глаза Молли полезли из орбит.

– Ты что? Ты говоришь, что притащила ее обратно домой беременную? Ты совсем свихнулась?

Молли заметалась по комнате, изрыгая проклятия.

– Садись, мам, и хотя бы раз в жизни подумай о ком-то кроме себя.

Молли подскочила к Бриони и рявкнула ей в лицо:

– Я сейчас могу думать только о том, что моя дочь собирается родить негритенка! Как я смогу держать голову высоко, когда эта дрянь вылезет на свет божий?

– Когда ты продавала собственных детей, стыд тебя не мучил, – ядовито заметила Бриони. – Не мучит и сейчас, когда ты спишь с Абелем Джонсом. А он ведь и не думает жениться на тебе!

Молли цинично расхохоталась.

– По крайней мере, он белый. И я не расставляла ноги перед первым попавшимся черным проходимцем.

– Знаешь, порой мне смешно тебя слушать. Мы – ирландцы, мы – быдло, мы здесь низшие из низших и всегда были таковыми. Эвандер Дорси – талантливый, умный человек. В прошлом году ты возмущалась тем, что Дженни О'Лири выходила замуж за протестанта, а ведь у него светлые волосы и голубые глаза! Твои предрассудки не знают границ, милая. Будущий ребенок ни в чем не повинен. Это твой внук!

Молли вцепилась дочери в волосы, и Бриони только с большим трудом удалось вырваться.

– Ты, сука! Этот ребенок ничего для меня не значит! Он должен умереть! Надеюсь, он родится мертвым!

Бриони злобно рассмеялась.

– Если ты отречешься от Керри, тогда и я отрекусь от тебя. Я обещаю это тебе, мать. Живи с Абелем Джонсом в той среде, к которой привыкла. Пусть он оплачивает твои счета. Отрекись от нас, давай, отрекись от всех нас. Посмотришь, как далеко тебя это заведет. Мы понадобимся тебе раньше, чем ты нам, можешь мне поверить.

– Забирай свои деньги! Нам с Розали они не нужны, мы обойдемся сами, – заявила Молли, уверенная в том, что Бриони не захочет оставить сестру ни с чем. Однако Бриони разгадала ее мысли.

– Ну вот и прекрасно. Вы с Рози теперь будете на собственном обеспечении и станете делать все, что захотите. Но ребенок Керри будет жить, нравится тебе это или нет. Если ты отрекаешься от нас, делай это поскорее, чтобы я знала, как мне обращаться с тобой.

Бернадетт снова пришлось опекать Керри. Через несколько недель после скандала с матерью все успокоилось. Молли притихла, а Бриони посылала к ее дому такси, на котором Розали ездила навещать сестер. Всем своим существом Молли была против этих визитов, но смирилась, потому что Розали возвращалась домой раскрасневшаяся, возбужденная и с кучей лакомств. К Эйлин ездили по договоренности: если ехала Бриони, Молли оставалась дома, и наоборот. Бернадетт даже на пушечный выстрел не приближалась к дому матери, и это раздражало Молли, поскольку получалось так, что три ее дочери образовали альянс против нее.

Бернадетт казалось, что сестры в последнее время сблизились, стали дружнее. Бриони даже поговаривала о том, чтобы забрать Эйлин домой погостить. Для посторонних беременность Керри была пока не заметна. Правда, тайну можно было сохранять лишь несколько месяцев, но сестры предпочитали пока об этом не думать. А Керри просто сияла. Она никогда не чувствовала себя лучше и никогда так не наслаждалась музыкой. Керри словно растворялась в мелодиях песен, и это придавало ее пению дополнительное очарование.

Питер Деларж, небольшого роста темноволосый человек с крючковатым носом, в последнее время зачастивший в клуб, теперь сидел напротив Бриони в ее кабинете, пил кофе с коньяком и жаловался на сырость.

– Питер, для чего ты на самом деле пришел ко мне? Я же понимаю, что не ради разговоров о погоде. – Бриони улыбнулась, желая смягчить свои слова.

– Я пришел поговорить о твоей сестре Керри. По слухам, она получила предложение от «Темплар Рекордс». Я здесь потому, что хочу сделать ей гораздо более выгодное предложение.

– И каково это предложение?

– Я хочу, чтобы она пела для «Кэмпион Рекордс». Это новая компания, но скоро она развернется. Мы хотим, чтобы Керри сделала четыре записи в течение следующих трех месяцев. Мы хорошо разрекламируем ее, имя Керри будет везде. В музыкальных газетах появятся ее фотографии, а имя будет набрано большими буквами. Мы хотим новую звезду для новой музыки, причем белую. Мы хотим, чтобы Керри стала первой крупной исполнительницей нового стиля. Мы готовы заплатить ей огромную сумму.

Бриони проницательно посмотрела на собеседника:

– А процент от распространения пластинок? «Темплар» предлагает неплохой процент.

– Разумеется! Бог мой, у нее такой талант! У нее также есть внешность, которой не хватает многим певицам. Я наблюдал за ней, видел, как она общается со слушателями. Керри держится очень естественно, а это большая редкость!

Бриони кивнула. Глаза ее заблестели от гордости за сестру, тем более что она знала: этот низкорослый человек с дурным запахом изо рта и самоуверенными манерами может сделать из Керри звезду.

– Скажите своим адвокатам, чтобы они связались со мной и привезли контракты. Мы поговорим об этом на следующей неделе. Хорошо?

Питер улыбнулся.

– Это полностью устраивает меня, дорогая. – Он поднялся. – А теперь я покидаю вас. Благодарю за кофе и надеюсь увидеться через неделю. – Он щелкнул каблуками и вышел из комнаты.

Бриони расслабилась. Пусть Керри подпишет контракты, выпустит пластинки, прославится, а потом они объявят о ребенке. Публике волей-неволей придется это принять. Победителей не судят.

Маркус Даулинг, новый деловой партнер Бриони, вошел в ее кабинет, и девушка подскочила на стуле. Она так глубоко задумалась, что даже не услышала, как он постучал.

– Маркус! Ты меня напугал!

Он улыбнулся. Это был крупный, светловолосый, ослепительно красивый мужчина.

– Мисс Каванаг, я пришел с докладом. Я был в «Бервик Мэнор», там все идет гладко. Штукатуры почти закончили работу. Чтобы довести до конца отделку, потребуется неделя, максимум – две.

Бриони кивнула:

– Это прекрасно. Но и я хотела сказать тебе кое-что.

Маркус насторожился:

– В чем дело, мисс Каванаг?

– Когда в следующий раз повезешь мою сестру Бернадетт домой, выключи мотор, ладно? А то прошлой ночью ты не давал спать половине улицы.

Маркус покраснел, а Бриони засмеялась.

– Ты ведь наверняка не надеялся сохранить это в тайне. Мне сообщили о тебе и о ней через несколько минут после того, как вас увидели вместе. Я забочусь о своих сестрах, понимаешь ли, и меня очень интересует, чем и с кем они занимаются. Это была завуалированная угроза.

– Видишь ли, я очень уважаю Бернадетт, но мы с ней знакомы только неделю, – объяснил Маркус. – Так что говорить о чем-то серьезном слишком рано. Мы друзья, вот и все.

Бриони пожала плечами:

– Ладно, она уже большая девочка.

Маркус расслабился, поняв, что Бриони не сердится.

– Вот что, Маркус, – продолжала Бриони. – Похоже, ты все держишь в руках. Я хочу, чтобы ты снял часть груза с моих плеч. Я хочу, чтобы ты заведовал «Мэнором», делал всю грязную работу, скажем так. Но важнейшие решения буду принимать я.

– Разумеется. Но когда-нибудь я смогу войти в долю? Бриони затянулась сигаретой, а потом ответила:

– Если будешь устраивать меня, то есть работать без серьезных проколов, то почему бы нет?

– Я постараюсь, Бриони. Буду работать на тебя как негр! От взгляда, который бросила на него Бриони, улыбка исчезла с лица Маркуса.

Глава 28

Томми Лейн был вымотан до предела. Лицо у него болело от холода, руки замерзли. Он повернулся лицом к ветру, и его глаза моментально наполнились жгучими слезами. Томми глубоко засунул руки в карманы пальто, сожалея, что у него нет с собой перчаток. Наконец он заметил приближавшуюся машину – ее фары ярко светились в темноте. Томми вздохнул с облегчением и увидел, как облачко пара вылетело изо рта. Машина замедлила ход, он зашел со стороны пассажирского сиденья и скользнул внутрь.

– Ты опоздал.

Маркус Даулинг пожал плечами:

– Прости, Томми, приятель, но Бриони задержала меня допоздна, а потом мне пришлось везти домой Бернадетт.

Томми кивнул. Он закурил и серьезно сказал:

– Похоже, что у Бриони назревает конфликт с мальтийцами. Они требуют с нее деньги. Думают, видно, что наши отношения с Бриони – уже история. Что ж, мы с тобой сейчас заглянем к старикану – главе семьи. Трогай, Маркус.

Пока они ехали, Томми молча смотрел в окно, думая о Бриони. «Мне следовало бросить ее, чтобы спасти себя. У Бриони слишком много сложностей в жизни. Но одного этого было недостаточно, чтобы я покинул ее». Временами он тосковал по ней чуть ли не до физической боли. «Если бы только мы могли оставаться друзьями. Но при наших отношениях это невозможно. Либо я должен иметь ее всю, на сто процентов, либо вообще ничего».

Виктор Рикардо был иммигрантом с Мальты. Он родился в маленькой рыбацкой деревушке и приехал в Англию вместе с пятнадцатилетней женой. Он поселился в Ист-Энде, там его жена родила ему шестерых сыновей, и у всех были крупные носы, глубоко посаженные темные глаза и густые непослушные черные волосы. Ему нравилось то, что сыновья, похожи на него как двойники. Перед Виктором лежала бухгалтерская книга, в которой значилось, кто ему должен и на какое время отсрочен долг. Сегодня он просмотрит эту книгу, а завтра утром его сыновья начнут погоню за неплательщиками. Он хорошо это организовал. Виктор обдумывал, а не сделать ли ему рэкет своим основным занятием. Теперь, когда Томми Лейн порвал с Бриони Каванаг, наступило подходящее время, чтобы заявить о себе. Виктор уже получал свою долю от итальянских заведений в Сохо. Теперь он решил, что может добраться до клубов. Если он заставит такую фигуру, как Бриони Каванаг, отстегивать ему долю, другие быстренько последуют ее примеру. Она женщина, рядом с которой нет мужчины, и что бы там о ней ни болтали, она просто женщина, баба. Виктор докажет, что Бриони уязвима, как все. Он и его сыновья заставят ее платить, годами платить ему за «крышу».

Виктор улыбнулся при мысли об этом. Ирландцы ее боятся, евреи ее боятся, немецкие и русские иммигранты тоже ее боятся. Что ж, мальтийцы должны воспользоваться такой ситуацией и надкусить это нетронутое яблочко.

Виктор налил себе рюмочку коньяку и залпом выпил, с наслаждением ощущая, как обжигающая жидкость катится по горлу в утробу. Внезапно дверь офиса распахнулась, и Виктор поднял глаза. Он судорожно сглотнул слюну, увидев, кто стоит на пороге рядом с его сыном Марио.

– Привет, Виктор, как поживаешь? – Голос Томми звучал спокойно и дружелюбно. – Ты знаешь Маркуса Даулинга?

Маркус втолкнул Марио в помещение, после чего Томми и Маркус вошли сами и прикрыли за собой дверь. Томми приказал:

– Садись, Марио, не мозоль глаза. У меня сегодня не то настроение, чтобы меня кто-то раздражал.

Марио не двинулся с места, и Томми кивнул Маркусу. Тот вытащил пистолет.

– Садись, Марио, иначе я выбью из-под тебя ноги. Виктор с побелевшим лицом крикнул:

– Марио, ради бога, садись!

– Я когда-нибудь говорил вам, что несколько лет назад у меня была разборка с мальтийцем Джеком? – спросил Томми. – Здоровенный такой уродливый ублюдок, очень похож на тебя. Он попытался обидеть меня, и я прострелил ему обе стопы. Так вот, через минуту я собираюсь сделать с вами то же самое, поскольку вы пытались взять то, что по праву принадлежит мне.

Виктор покачал головой:

– Клянусь, Томми, я не пытался взять ничего твоего…

Томми тихо рассмеялся.

– Нет, пытался, потому что я и Бриони Каванаг по-прежнему партнеры. Бриони гораздо быстрее приходит в ярость, чем я. Поэтому мы с Маркусом решили, что лучше поехать и повидаться с тобой раньше, чем Бриони что-то натворит.

Марио попытался подняться со стула, но Томми мгновенно выхватил пистолет и выстрелил ему в правую ступню. Парень со стоном согнулся, а на полу вокруг простреленного ботинка начала расползаться лужа крови.

Томми ткнул пальцем в лицо Марио:

– Ну, что скажешь?

Марио застонал от боли, а Томми крикнул:

– Я не слышу, Марио! Ты разве не сказал: «Спасибо, мистер Лейн»?

Виктор, лицо которого блестело от пота, взмолился:

– Поблагодари его, Марио. Ради бога, поблагодари его, и покончим с этим!

– С-спасибо…

– Мистер Лейн, – наставительно произнес Маркус, словно обращаясь к ребенку.

– Спасибо, мистер Лейн. – Голос Марио дрожал от слез. Томми улыбнулся. Выстрелив Марио в другую ступню, он сказал:

– На здоровье, сынок.

Удушающая ненависть к Томми Лейну охватила Виктора. Он быстро открыл ящик стола. Маркус вскинул пистолет и выстрелил Виктору в грудь.

Мальтиец упал на стол. Его тело судорожно подергивалось в агонии.

Томми выругался. Подойдя к убитому, он отодвинул тело. В столе лежал небольшой револьвер. Томми взял его и опустил в карман пальто. Затем они вместе с Маркусом вышли из офиса.

Томми сам сел за руль и спокойно повел машину. Маркуса всего трясло – он еще не научился применять оружие без всяких эмоций. Однако ему очень хотелось в конце концов обрести такую силу духа.

– Привет, Бри, все в порядке? – раздался в кабинете тихий голос Томми.

Бриони вздрогнула и обернулась. Некоторое время она молча смотрела ему в глаза.

– Как я рада видеть тебя, Томми! – мягко и нежно прозвучал ее голос.

Томми, улыбаясь, спросил:

– А как твое семейство?

Пока она рассказывала о сестрах и о матери, он ругал себя за то, что поддался слабости и приехал повидать ее. Она походила на изящную статуэтку дрезденского фарфора: ее молочно-белая кожа была безупречна, губы свежи и соблазнительны, рыжие волосы подчеркивали сияние зеленых глаз. Томми слышал в голосе Бриони затаенную страсть, видел страсть в глубине ее глаз и в какое-то мгновение спросил себя, зачем он пришел сюда. Доказать ей, что может жить без нее, или доказать это самому себе?

– Значит, Эйлин становится лучше? Мне приятно это слышать, Бри. Правда. А я сегодня помог нам обоим, вот почему я здесь. Мальтиец Виктор хотел, чтобы ты ему платила за «крышу». Я взял этого твоего нового парня, Маркуса, мы с ним заехали к старому ублюдку и принесли ему и его сынку дурные новости.

Бриони широко открыла глаза.

– Прошу прошения: ты пришел сообщить мне, что избил мальтийца Виктора? И это все?

– Я сделал немного больше, чем просто избил его, любимая. Я прострелил его чудесному мальчику Марио обе стопы, а Маркус застрелил старика, прямо в сердце. Но ты не волнуйся, я все улажу.

Бриони мрачно кивнула, губы ее искривились. Она холодно произнесла:

– Так, теперь я поняла. Ты хотел показать, кто тут хозяин. Так вот, хочу напомнить тебе о нашей договоренности: ты – пассивный партнер, а хозяйка здесь я. И впредь я намерена сама разбираться со всякими мальтийцами и с кем угодно, кто впутается в мои дела. Надеюсь обойтись при этом без трупов. А теперь убирайся.

Ее ледяной тон оскорбил Томми до глубины души. Он саркастически улыбнулся.

– Ну конечно, так и есть. Ты можешь быть только хозяйкой, а другие должны смотреть тебе в рот. Что ж, меня снова поставили на место, и я убираюсь к чертовой матери.

Он вышел за дверь. Бриони схватила со стола стакан и запустила ему вслед. Ударившись о дверной косяк, стакан разлетелся вдребезги. Бриони закрыла лицо руками, по ее лицу текли слезы. Через некоторое время, взяв себя в руки, она вызвала прислугу и распорядилась:

– Позови Маркуса Даулинга, немедленно!

Бриони стояла возле стола, когда Маркус, которого оторвали от разговора с Бернадетт, вошел в кабинет.

– О, наконец ты соизволил прийти! Томми сообщил мне, что ты принял некоторое участие в разборке вчера вечером. В небольшой разборке, насчет которой должен был посоветоваться со мной.

Маркус облизнул губы.

– Все верно. Я кое-что сделал. Но я не считал, что должен был беспокоить вас этим, мисс Каванаг. В конце концов, я ваш номер два. За это мне платят. Я решаю вопросы по мере их возникновения.

– Томми Лейн подходил к тебе?

– Да…

Бриони прервала его:

– Ты и раньше обо всем докладывал ему, не так ли? Не лги мне, Маркус.

– Я никогда не лгал вам, мисс Каванаг, – вздохнул он.

– Да, ты не лгал, ты просто ничего не говорил. Ну вот, теперь я предупреждаю тебя как человек, который тебе платит: ты обязан проявлять верность мне, а не Томми Лейну. Он – пассивный партнер. Я – главный владелец этих клубов. Я держу собак не для того, чтобы потом они меня же облаивали. Ты понимаешь, о чем речь?

Маркус кивнул:

– Да, понимаю. Но мы пытались защитить вас… Мы просто…

Бриони бросилась через комнату и схватила его за рубашку. Во время приступов ярости ее маленькое тело приобретало неимоверную силу.

– Мне не нужны никакие защитники, – завопила она, – особенно такие придурки, как Томми Лейн! Мы с тобой вдвоем могли разобраться с этим. Потому-то ты и есть мой номер два. Если ты хочешь и дальше работать на меня, то запомни своей тупой, дурацкой башкой то, что я тебе сказала.

Маркус схватил ее за запястья и оторвал ее руки от своей рубашки.

– Я буду благодарен вам, если вы никогда больше не вцепитесь в меня вот так. Да, вы мне платите, но я как раз и выполнял свою работу. Поверьте, мисс Каванаг, как я уже сказал сегодня, все было хорошо продумано и тщательно спланировано. Все знают, что я ваш номер два. И то, что мы там оказались вместе с Томми, помогло вам, сделало вас в их глазах сильнее, показало им, что вы не беззащитны. А теперь успокойтесь. Вы ведете себя неразумно. Я никогда раньше вас такой не видел.

Его мягкий голос обезоружил Бриони. Прижавшись к нему, она начала плакать. Ее громкие рыдания проникали ему в сердце.

Обняв Бриони, Маркус прижал ее к себе еще крепче и дал ей выплакаться. Он ощущал, как содрогается ее тело, и его охватил приступ сочувствия к ней. Сейчас она стала в его глазах человечной, настоящей. Раньше Бриони казалась ему просто машиной, твердокаменной бизнес-леди. Но оказалось, что она – обычный человек, способный плакать, когда на душе тяжело. Маркус увидел ее боль и страшное одиночество, и ему стало стыдно за свое прежнее отношение к этой маленькой женщине.

За какие-то пять минут он узнал ее больше, чем за все время совместной работы.

Маркус держал Бриони в объятиях до тех пор, пока она не успокоилась, затем прикурил ей сигарету и налил коньяка. Он оставил ее в кабинете, а сам вернулся к Бернадетт.

Глава 29

Бриони и Бернадетт сидели в офисе Эндрю Маклоусона. Вид у обеих был ошеломленный.

– А вы уверены? – В голосе Бернадетт прозвучало сомнение.

Доктор кивнул:

– Уверен. Впрочем, и ваша сестра знала. Теперь уже четыре месяца.

– Черт побери! – Берни потрясенно покачала головой. – А наша мать знает? Вы ей сказали?

– Ей сообщили три дня назад. Она очень обрадовалась. Сияла, как луна. Я был приятно удивлен, принимая во внимание болезнь ее дочери. Лично я не могу утверждать, что это хорошо.

– А как вы думаете, Эйлин справится с беременностью? – возбужденно спросила Бриони. Маклоусон пожал плечами:

– Право, не могу сказать. Ваша мать думает, что девушка все выдержит, но, честно говоря, я в этом не уверен. Физически ваша сестра очень слаба, ее насильно заставляют есть. У нас тут живет монахиня, сестра Мария Магдалина, и, похоже, это единственный человек, которого Эйлин готова слушаться. У них очень тесная дружба. Сестра Мария девушка добрая и с настоящим монашеским призванием. Она любит Эйлин и позаботится о ней во время беременности, но у нас тут нет удобств для грудных детей. Боюсь, вам придется как-то все устраивать. Мы будем держать Эйлин здесь до тех пор, пока она не соберется рожать, но сами роды должны проходить в другом месте. Если вы наймете кого-нибудь, кто будет присматривать за ребенком, Эйлин сможет вернуться. Мы все чувствуем, что ей здесь очень хорошо. Бриони вздохнула.

– Но недостаточно хорошо, чтобы присматривать за собственным ребенком?

– Увы, нет. Я очень удивлюсь, если Эйлин вообще когда-нибудь вернется в реальный мир. Полагаю, ваша мать с радостью позаботится о ребенке. По крайней мере, у меня создалось такое впечатление…

Бриони перебила его:

– Только через мой труп! Она даже пальцем не дотронется ни до него, ни до моей Эйлин! Я хотела бы, чтобы вы ничего не говорили ей, мистер Маклоусон. Она чересчур решительная женщина.

Эндрю Маклоусон поднял руку:

– Я думаю, это дело прежде всего касается вашей семьи, мисс Каванаг, и вы сами знаете, как лучше поступить.

Молли решила испечь огромный каравай хлеба. Она с таким увлечением месила тесто, что даже не оглянулась, когда открылась парадная дверь.

– Ступай-ка на кухню, женщина, и приготовь себе чашку чая, – сказала Молли. Она думала, что пришла мамаша Джонс. Вместо этого она с удивлением услышала голос Бернадетт:

– Привет, мам.

Молли резко развернулась к ней.

– Чего тебе надо? – Молли с угрозой уперла испачканные мукой руки в бока.

Бернадетт попятилась:

– Я пришла за Розали.

– Ну а что, если я сегодня не позволю ей выйти из дома? На улице очень холодно.

Бернадетт вздохнула:

– Не начинай, мам. Наша Бриони ждет ее, и тебе лучше не нарываться на скандал. Маркус не выключает мотор, так что мне надо поторапливаться.

– Маркус? Когда же я по-настоящему познакомлюсь с ним?

Вся враждебность была забыта, едва Молли услышала о поклоннике Бернадетт. Ее охватывал восторг при мысли, что у одной из ее дочерей есть мужчина, приличный мужчина.

– С ним все в порядке, мам. Ну а теперь разреши мне, пожалуйста, забрать Розали.

Бернадетт надевала на Розали пальто, Молли молча наблюдала за ней.

– У Керри все хорошо, мам, если тебя это интересует.

Молли вновь принялась месить тесто, не отреагировав на слова дочери. Бернадетт сказала:

– Я привезу Розали завтра днем, хорошо?

– Как хочешь. И скажи Бриони, чтобы она не пичкала ее пирожными и конфетами, Рози уже вон как разнесло.

– Ладно, ладно. Пойдем, дорогая, мы поедем на машине.

Розали улыбнулась и пролепетала:

– Бри… Бри…

Бернадетт поцеловала ее:

– Правильно, Рози, мы едем к Бриони.

Молли вытерла руки о фартук и расцеловала своих дочерей в щеки.

– Смотри за ней, чтобы она не простудилась.

– Увидимся завтра, мам.

Молли вместе с ними вышла к машине. Улыбаясь во весь рот, она помахала рукой Маркусу Даулингу. Ей нравился этот высокий светловолосый мужчина.

Маркус в ответ тоже помахал ей рукой. Как только Розали устроилась на заднем сиденье рядом с Бернадетт, Маркус тронул машину с места. Молли махала им вслед, пока они были в поле зрения. Матушка Джонс вышла на крыльцо и заметила:

– Он приятный, правильный мужчина.

Молли кивнула, а затем шутливо заявила:

– Я не стала бы возражать, если бы его башмаки оказались под моим столом!

Старуха Джонс одобрительно захихикала.

Розали и Бриони расположились на ковре перед камином. В камине завывало пламя. Бриони чистила орехи и кормила Розали, которая периодически открывала рот, чтобы получить следующее ядрышко. Керри сидела на диване, поджав под себя ноги, а Бернадетт расположилась на стуле возле камина, положив ноги на отполированную медную решетку.

– Она так много ест! – сказала Бернадетт. – Бриони, нам надо ограничивать ее. Мама говорит, что Рози становится слишком тяжелой и ей трудно ее поднимать.

Бриони фыркнула:

– Мать всегда так говорит, а потом скармливает ей огромный кусок яблочного пирога.

Керри пребывала в полусонном состоянии, характерном для беременных. Она зевнула, издав при этом горловой звук. Бриони засмеялась:

– Притомилась, Кер?

– О, Бриони, я так устала! Сегодня хочу пораньше лечь спать.

Бриони сразу забеспокоилась:

– Послушай, мне кажется, тебе стоит прекратить выступать в клубе до родов. Сосредоточься на своих записях. Бесси Найт может какое-то время подменять тебя. К тому же это для нее дополнительные деньги.

Керри лениво кивнула:

– Мне нравится Бесси. Она хорошо работает, правда? Очень приятная женщина.

Бернадетт брякнула:

– Маркус говорит, что у нее неплохой вид для…

Спохватившись, Берни замолчала. В комнате стало очень тихо.

– О, Керри, прости меня.

Керри, стряхнув дремоту, резко выпрямилась:

– Для кого, Берни? Для черной? Для грязной негритянки? Что там сказал великолепный Маркус Даулинг?

Бриони встала с пола и положила руку на плечо Керри:

– Не начинай, Кер, никто не имел в виду ничего подобного. Давай не будем портить приятный вечер. И так уже плохо, что с нами нет нашей Эйлин. Не будем ссориться.

Керри дернулась.

– Что ж! Я сама порой ненавижу себя за то, что ношу этого ребенка. Не знаю, хватит ли у меня сил, чтобы вынести все то, что придет с его рождением.

Бернадетт твердо сказала:

– Не волнуйся, Кер, мы тебя не подведем. Увидишь, какой уход будет за этим ребенком.

Керри улыбнулась.

– Мне интересно, что у меня получится. И что получится у Эйлин. Мать рада до небес ее будущему ребенку.

Бриони возразила:

– Именно твоему ребенку мать должна бы радоваться. Эйлин не справится с малышом.

– Мама хочет забрать его? Бриони засмеялась:

– Ну уж нет, мамаша его не получит! Эйлин возвращается сюда. И как только она благополучно родит, мы посмотрим, что к чему. Если она по-прежнему будет не в себе, мы ее отправим в «Си Вью», а ребенок останется у меня.

И Берни, и Керри услышали в голосе Бриони страстное желание иметь ребенка. Они переглянулись.

– У тебя?

– А почему бы и нет? Я найду кормилицу, прослежу за воспитанием малыша. Что в этом такого странного, черт побери?

Керри пожала плечами.

– Разве тебе и без этого недостает хлопот? Я думаю, что мама тут лучше бы подошла. Давайте посмотрим правде в глаза: ей же совершенно нечем заняться весь день напролет.

– У нее есть Розали и Абель. Она слишком стара, чтобы ухаживать за младенцем. Кроме того, я смогу дать ребенку больше, со мной его жизнь будет лучше.

– Могу я спросить тебя кое о чем, Бри? Только не волнуйся. Ты ведь очень скучаешь по Бенедикту, правда?

Лицо Бриони омрачилось.

– Да, скучаю. Я хотела бы видеть его каждый день, знать, что он делает, с кем говорит, счастлив он или нет. Я мечтаю об этом глухой ночью, грежу наяву. Я представляю, будто мы с Томми женаты и смотрим за ребенком. Томми ходит с ним гулять, покупает ему игрушки, они вместе играют… Я словно вижу, как Бен спит в кроватке, а я целую его на ночь. Я воображаю, как сама глажу его маленькие вещички, готовлю их к следующему дню, как я его причесываю. Я очень скучаю по нему, Керри. Я скучаю по нему до физической боли. Особенно в день его рождения или на Рождество, потому что не могу дотронуться до своего сына, ощутить его запах, поговорить с ним. Он мой ребенок, а я лишена возможности общаться с ним.

Она умолкла, и Бернадетт погладила сестру по плечу. Розали заволновалась, поднялась с ковра и поцеловала Бриони. Бриони крепко обняла Розали и успокоила ее легкими частыми поцелуями, которые, как она знала, очень нравились сестренке.

– Я думаю, ты права, Бри. Эйлин и ее младенцу здесь будет лучше. По крайней мере, ты их будешь по-настоящему любить.

Бриони посмотрела на Керри и спросила:

– Мне ведь нужен младенец, которого бы я любила, правильно? – Глаза ее были полны слез. Она закашлялась. – Я буду любить и твоего ребенка, Керри. Я буду любить его и заботиться о нем. Клянусь тебе.

Керри улыбнулась:

– Я испытываю те же чувства, что и ты, но к Эвандеру. Я думаю о нем по ночам. Почему-то ночью всегда легче думается. Я представляю, что мы с ним женаты и все нам рады…

Бриони кивнула:

– Я понимаю. Я очень сожалею, что прогнала его, Керри. Честно. Если бы я могла повернуть время обратно, я бы все исправила.

– Но я не хочу, чтобы он вернулся, – с горечью ответила Керри. – Только сейчас, нося этого младенца, я поняла, что гналась за красивой мечтой. Я недостаточно сильная, чтобы прожить жизнь рядом с ним. Теперь я это понимаю. Этот младенец многому меня научил.

– А ты собираешься оставить ребенка у себя, Керри? – тихо спросила Бернадетт.

Керри пожала плечами:

– Спроси меня об этом снова после родов. Бывают минуты, когда я люблю его до умопомрачения. А иногда ненавижу, как подумаю о цвете его кожи и об эффекте, который он произведет. Я не могу ответить тебе, Берни, потому что сама еще не знаю ответа.

– Ладно, что бы ты ни решила, я буду рядом с тобой, – сказала Бриони. – И ты, Берни, тоже, правда?

Бернадетт кивнула:

– Конечно. Я знаю девушку в клубе – ее ребенок растет у одной женщины в Девоне. Она ездит к дочке через каждые два месяца. Отец ребенка женатый человек, и она страшно боится, что люди узнают о ее незаконнорожденном ребенке. Она говорит, что все хорошо устроилось, поскольку папаша отстегивает денежки. Керри вздохнула:

– Я, наверное, не смогу держать ребенка слишком далеко от себя. О, честно говоря, я вообще не знаю, какого черта мне нужно.

Все трое рассмеялись, и напряжение развеялось. Розали потянула Бриони за рукав, и та спросила у нее:

– Что, дорогая, чего ты хочешь?

Показывая на орехи, толстуха открыла рот во всю ширь. Бернадетт и Керри покатились со смеху. Бриони взяла миску с орехами и серьезно сказала:

– Ну конечно, мадам. Если мадам хочет орехов, она должна их получить.

Розали закрыла рот, а Керри покачала головой:

– По крайней мере, она знает, чего хочет, Бри, а это больше, чем знаю я. Разве не правда, Рози, дорогая?

Розали хлопнула в ладоши и негромко заворковала. Это означало, что она вполне счастлива.

Глава 30

Бриони сломя голову вбежала в парадную дверь своего дома. Сбросив шубу, она помчалась по лестнице наверх, через плечо прокричав Кисси:

– Горячего чаю, я замерзла!

Кисси подобрала длинную шубу из черно-бурой лисы и что-то буркнула про себя, отправляясь на кухню.

Бриони вошла в спальню Керри, где уже суетилась акушерка, устраивая девушку поудобнее.

– Как ты, Кер? Все в порядке? Я тут же примчалась. Керри лежала опираясь на подушки, лицо ее блестело от пота.

– Со мной все в порядке, Бри.

Акушерка вытерла ей лицо влажной салфеткой.

– Это преждевременные роды. У одной леди, за которой я ухаживала, тоже так было, и она управилась менее чем за три часа! И у вашей сестры это надолго не затянется. Доктор видел ее, он попозже еще приедет, сейчас его срочно куда-то вызвали. На Рождество всегда так бывает.

Бриони улыбнулась акушерке:

– Спускайтесь вниз и выпейте чаю, а я побуду с сестрой. Женщина, поблагодарив, вышла из комнаты. Бриони Каванаг платила акушерке кучу денег, чтобы та приняла роды и при этом помалкивала.

Керри пронзил очередной приступ боли, и она застонала.

– Представляешь, рождественский ребенок, Бри, рождественский подарок, – произнесла она, отдышавшись. – Через полчаса наступит Рождество! Теперь я понимаю, что испытывала Дева Мария!

Бриони рассмеялась, довольная тем, как хорошо держится сестра.

– Но у Марии все-таки был муж, Бри, – добавила Керри. Бриони села на кровать и сказала:

– Да. Но ведь он не был отцом ребенка. Бедному старому Иосифу достались одни неприятности и никакого удовольствия.

Керри нахмурилась:

– Если бы мама была здесь, она размазала бы тебя по стенке за такое замечание.

– Но ведь ее здесь нет! И потом, это же правда. Как твои схватки?

– Скажем так: они происходят. Дай мне попить водички, Бри. У меня в горле пересохло.

Керри, скрипя зубами, приподнялась от нового приступа боли. Пот снова выступил у нее на лбу, и Бриони, взяв салфетку, нежно обтерла лицо сестры.

– О, как приятно, Бри.

– Вот, выпей воды. – Бриони поднесла тяжелый хрустальный стакан к губам сестры.

Керри залпом выпила воду и облегченно вздохнула.

– Ты не догадываешься, что я слышала сегодня в магазине? – лукаво спросила Бриони.

– Что, какой-нибудь скандал?

Бриони ухмыльнулась:

– Нет, ничего подобного. Я слышала твои записи. Их крутят во всех музыкальных магазинах. Они отлично продаются.

– О, это хорошо.

Но голова Керри была занята более важными делами, и она простонала:

– Я хочу, чтобы этот проклятый ребенок поскорее вылез. Я умираю с голоду.

Бриони расхохоталась.

– Бри, ты сделаешь мне одолжение? – спросила Керри жалобно.

– Конечно, любое.

– Привези мне маму, ладно? Я хочу мою маму.

Бриони расслышала боль в голосе сестры и спокойно ответила:

– Ну конечно, привезу, дорогая.

Она встала и пошла к двери, бросив через плечо:

– Я пришлю тебе акушерку, а сама съезжу за старухой. Я скоро вернусь, хорошо?

Керри кивнула, тяжело дыша после очередного приступа боли. Бриони бегом спустилась по лестнице и ворвалась на кухню:

– Вы можете подняться к Керри? Мне надо уехать.

– Я только что приготовила вам чай!

– Выпей его сама, Кисси. Миссис Хорлок, приготовьте Керри какой-нибудь легкой еды, она умирает с голоду. Яйца всмятку будут в самый раз. Где моя шуба?

– Веди машину осторожно, погода ужасная. – В голосе миссис Хорлок прозвучала обеспокоенность. У Бриони сразу стало теплее на душе.

– Присмотрите за Керри. Ладно?

Она поцеловала старую женщину в морщинистую щеку. Миссис Хорлок улыбнулась:

– Конечно, присмотрим. А ты поезжай, пока снег не повалил еще пуще.

После того как Бриони вышла из кухни, акушерка заметила:

– А она намного лучше, чем о ней можно подумать, правда?

Миссис Хорлок кивнула:

– Да. Но если что-нибудь случится с Керри, вы увидите ее с другой стороны, поэтому поднимайтесь-ка лучше наверх.

Молли наряжала небольшую елку, а Розали подавала ей украшения – она всегда помогала наряжать елку на Рождество. Маркус и Бернадетт привезли им обеим подарки, и Молли поглядывала на красиво перевязанные пакеты со сладостным предвкушением. Подарки Бриони для Розали лежали тут же: новое пальто из темно-красной шерсти, в котором сестренке будет тепло, как хлебцу в тостере, по выражению Бернадетт, а также коллекция статуэток животных, которые так интересно разглядывать и расставлять на туалетном столике. Пришлось искать статуэтки, сделанные из твердого дерева, чтобы Розали не могла сломать их.

– Пирог очень вкусный, миссис Каванаг. Вы сами его испекли? – Маркус знал, что Молли приготовила пирог сама, и также знал, что она обожает, когда хвалят ее стряпню.

– Сама, это мой собственный рецепт – «пирог с отварными фруктами». В него обязательно надо положить немного корицы – она придает пикантность.

– И каплю бренди, мам, насколько мне известно.

Молли засмеялась:

– Ну конечно. Капля крепкого спиртного не повредит фруктам. Они дополняют друг друга.

Настроение в доме было вполне праздничным. В это счастливое тепло ворвалась Бриони, вся засыпанная снегом.

– Бриони! – испуганно воскликнула Берни.

– Здравствуй, Берни, я пыталась найти тебя весь день.

У Керри начались роды.

Розали закудахтала от возбуждения. Ее громоздкое тело раскачивалось в кресле перед камином.

– Привет, Рози, дорогая. – Бриони поцеловала сестру, и та сжала ее в крепких объятиях.

Молли презрительно наблюдала за встречей сестер. «Значит, этой несчастной пришло время рожать. Что ж, надеюсь, она родит мертвого ребенка. Тогда для меня это будет настоящее Рождество».

Бриони высвободилась из рук Розали и сказала:

– Она хочет, чтобы ты приехала, мам. Молли продолжала вешать игрушки на елку.

– Правда? Что ж, пусть себе хочет.

Бриони выпрямилась и грозно прищурилась. Бернадетт в испуге съежилась, Маркус же с интересом следил за происходящим. Бриони подошла к матери и вкрадчиво сказала:

– Не знаю, понимаешь ли ты это, мама, но от твоих слов ничего не зависит. Ты поедешь, даже если мне придется нести тебя на руках.

Молли посмотрела сверху вниз на свою крошечную дочь и мрачно усмехнулась:

– Вряд ли у вас это получится, мадам.

Бриони подняла руку. Бернадетт соскочила со стула, отодвинула Бриони в сторону и сказала:

– Пойдем, мам. Не упрямься. Сегодня Рождество. Бедной Керри и так тяжело. Зарядись хотя бы капелькой рождественского духа, ты ведь всегда об этом так печешься.

Молли фыркнула, глядя на дочерей:

– Пусть эта сука подыхает, мне все равно. А ребенок ее – мерзость на Земле. Эта шлюха может захотеть чего угодно, но даже если сейчас на этой кухне появится сам Христос или архангел Гавриил, я все равно никуда не поеду.

– Ты порочная старая корова, мать. Пойдем, Берни, поможешь мне надеть пальто на Розали.

Молли встала перед Розали и заорала:

– Она никуда не пойдет!

Бриони засмеялась:

– Напротив, пойдет, потому что этот дом по-прежнему записан на мое имя. Ты числишься здесь квартирантом, мать. Я сдала тебе этот дом как жильцу. Если ты не образумишься и не сделаешь то, о чем тебя просят, то тебе придется искать жилье и работу.

Молли побледнела.

– Ты не поступишь так со мной! Ты не станешь пользоваться своими деньгами, чтобы давить на меня!

Бриони издевательски улыбнулась:

– Не стану? Ты меня плохо знаешь, мать. Надевай пальто, или между нами и в самом деле все будет кончено. Я не шучу. Ты больше не получишь ни пенни. Я постараюсь, чтобы все узнали о твоих старых делишках, и тот, кто скажет тебе доброе слово, будет иметь дело со мной.

Сняв пальто матери с вешалки за дверью, Бриони бросила его через всю кухню ей в руки. Молли инстинктивно поймала его.

– Поехали, Керри уже скоро родит. Ты должна быть там, чтобы поприветствовать своего внука.

Розали стояла у двери, ее объемистая туша преграждала всем выход. Она широко улыбалась, и Маркус улыбнулся ей в ответ: ему нравилась Рози, он полюбил ее за приветливый нрав и доброту.

– Пойдем, Рози, – сказал он. – Ты поедешь со мной и с мамой в моей машине. Бернадетт, а ты поезжай с Бриони.

– Тьфу! – плюнула Молли, вышла из дома и села в машину.

У Керри снова начались схватки. Глубокая, раздирающая боль поражала ее своей силой – тело словно разрывалось пополам.

– О, как больно, Бри! Какой жуткий кошмар, мать его! Бриони улыбнулась:

– Я знаю. Я помню свои роды. Но не боль, о боли забываешь. Остается воспоминание о том, как что-то громадное стремится из тебя наружу и никак не выходит.

– Никогда, больше никогда я не пойду на это! На сей раз рассмеялась акушерка:

– Дорогая, если бы роженицы мне платили по пенни всякий раз, когда говорят такое, я была бы миллионершей!

Лицо Керри исказила гримаса – ей снова показалось, будто ее тело разрывается надвое.

– Он идет. Я чувствую.

Молли сидела на стуле у окна и смотрела на снегопад, который постепенно превратился в метель. Густая белизна покрывала крыши домов и деревья. Это было очень красиво. Молли услышала стоны тужившейся дочери и закусила губу.

«Пожалуйста, дорогая Мария на троне Христа, не дай этому ребенку дышать. Пускай он родится мертвым».

Она шепотом бормотала слова кощунственной молитвы. Затем Молли снова услышала стоны дочери и вспомнила собственные роды, когда у нее родился мертвый мальчик. Сейчас он уже был бы взрослым. Высоким, сильным, светловолосым, миловидным, как она в молодости, и крепким, как его отец.

Дыхание Керри участилось. Повитуха подняла покрывало. Широко расставив ноги, роженица снова принялась тужиться.

Бриони завороженно смотрела, как между бедер Керри появляется темная головка.

– Там головка, я вижу головку! – закричала Бриони в восторге.

Молли у окна закрыла глаза и еще быстрее забормотала: «Великий, мудрейший Господи, забери у нее ребенка. Не позволь ему разрушить остаток ее жизни. Пусть он умрет. Останови его дыхание, как только он появится на свет».

Из груди Керри вырвался низкий звериный крик. Она поднатужилась еще раз. Все тело ее, казалось, возопило от пронзившей его боли. Мысленно она молила Бога, чтобы он вытащил ребенка, который застрял у нее между ног, прежде чем она потеряет сознание.

Бриони и Бернадетт возбужденно захлопали в ладоши – головка ребенка полностью освободилась из чрева матери.

Акушерка оцепенела: лицо ребенка было таким темным! Взяв себя в руки, она сказала:

– Малыш зацепился за пуповину. Пуповина обмотала ему шею, он покраснел, потому что задыхается.

Просунув мизинец под пуповину, она стянула ее с головки ребенка.

– Ну а теперь давай, Керри, еще раз поднатужься. Уже почти все кончено, дорогая, почти кончено… Ну давай, тужься.

– Я и так тужусь, черт побери, – сердито ответила Керри. И вдруг, через мгновение, ребенок легко выскользнул из нее, и наступило великое облегчение. Свободно откинувшись на подушки, Керри испустила глубокий, тяжелый вздох.

Бриони посмотрела на ребенка, лежавшего на газетах, подложенных под ягодицы Керри. Он был покрыт кровью и первородной смазкой. Но он не был черным! Ребенок казался черным из-за пуповины, опутавшей его шейку. Теперь он стал почти белым. Младенец выглядел как-то необычно, но на негритенка он не походил.

– О, Керри, она красивая. Великолепная!

Керри приподнялась на подушках и восторженно рассмеялась.

– Это девочка? Ну-ка, дай мне взглянуть!

Акушерка перерезала пуповину, и в этот момент младенец громко завопил. Сидя у окна, Молли тихо заплакала. «Значит, он жив, этот младенец. Живой».

Бриони подхватила ребенка и передала его Керри. По щекам Бернадетт текли слезы. Сестры все вместе склонились над крошечным существом и восхищались им.

– Бриони, она почти белая! – словно не веря себе, произнесла Керри. – Посмотри на нее, она выглядит белой!

Молли услышала эти слова и отвернулась от окна.

– Мам, мам, посмотри на нее. Какая она красивая. О, какая она красивая!

В голосе Керри звучала материнская гордость. Акушерка мыла ребенка, притворяясь глухой, хотя ее насторожили восклицания насчет белизны младенца. «Значит, вот из-за чего вся эта таинственность. Вот почему мне столько платят. Керри Каванаг сбилась с пути истинного, отец ее ребенка – негр. Что ж, ребенок достаточно смуглый, чтобы вызвать разговоры. Хотя, конечно, в лицо им никто об этом не скажет».

Молли подошла к кровати и, едва взглянув на ребенка, испустила долгий вздох облегчения. Он был смуглый, но не черный. Это мог быть еврейский или итальянский ребенок. Она криво усмехнулась: ирландская католичка радуется тому, что ребенок ее дочери выглядит как еврей. «До какой же пропасти я докатилась!»

– Она миленькая, Керри. Правда, очень красивый ребенок. – Голос Молли прозвучал почти радостно – она ощущала облегчение из-за цвета кожи младенца. К тому же малышка оказалась и впрямь удивительно хорошенькой. Когда Керри протянула ребенка бабушке, Молли инстинктивно взяла его.

Но тут младенец зевнул, и этот розовый ротик на смуглом личике вызвал у Молли приступ отвращения. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы не отшвырнуть малышку. Вместо этого она передала младенца Бриони, которая нежно приняла маленький сверток, положила девочку на кровать возле ее матери, развернула одеяльце и поцеловала крошечные ручки и ножки.

– О, Керри, я уже так люблю ее! Она прелестная, чудная. Я могла бы зацеловать ее, съесть!

Бернадетт и Керри засмеялись.

– Ты сумасшедшая!

– О, Керри, какая она миленькая. Посмотри на эти огромные глаза! Она разобьет немало сердец, когда вырастет!

Черные глаза малютки напомнили всем, кто ее отец, и в комнате на миг воцарилось молчание. Керри приложила младенца к своей обнаженной груди и тихо сказала:

– Я никогда бы не поверила, что смогу кого-то так сильно любить! Но я люблю. О Боже, помоги мне, я люблю.

Бриони улыбнулась сестре и положила руку поверх ее руки, лежавшей на головке ребенка.

– Я тебе уже говорила и скажу еще: материнское чувство никогда не проходит. Я это знаю по себе. Разве не так, мам?

Вся враждебность Бриони к матери улетучилась, а Молли, ощущая комок в горле, ответила:

– Да, Бри. Детей любишь всегда, что бы они ни натворили. Молли говорила неискренне. Теперь Керри для нее ничего не значила, а внучка тем более. Молли отдавала себе отчет в этом.

– Я знаю, как я ее назову, – неожиданно заявила Керри. Бриони и Берни выжидательно уставились на нее.

– Лизель. Так звали мать Эвандера. Это все, что я могу передать ей от ее отца.

Бриони кивнула.

– Красивое имя для красивой девочки. Посмотрите на эти волосы! – Бриони прижалась щекой к личику ребенка. – Лис-си, Лисси Каванаг, ты нас слышишь, а? Мы все говорим о тебе. Ты единственная малышка и в Англии, и в целом свете, у которой сразу три мамы!

Все снова засмеялись. Берни погладила малютку по голове и сказала:

– Лисси – это красиво, ей идет. Очень нежное имя. Думаю, для меня она будет Лисси.

Керри улыбнулась:

– Ладно! Пусть будет Лисси.

Бернадетт вышла из комнаты, чтобы принести всем подарки из-под елки, и вернулась, держа в охапке кучу пакетов.

Бриони повертела в руках маленький пакет из золотистой бумаги, на котором значилось ее имя. Она осторожно развернула его – усвоенная сызмальства бережливость удержала ее от соблазна разорвать бумагу. Внутри оказалась бархатная коробочка. Бриони открыла крышку и задохнулась от восторга. На мягком красном бархате лежал кулон, выполненный в виде усыпанной бриллиантами буквы «Б» на плотной черной ленте.

Керри и Бернадетт ахнули от восхищения.

– Вот черт, Бри, от кого это? – спросила Керри.

Бриони покачала головой:

– Не знаю…

Тогда Бернадетт улыбнулась и вынула из кармана юбки маленький конверт.

– Маркуса попросили передать тебе это.

Бриони разорвала конверт, вытащила открытку и прочитала:

«Счастливого Рождества, Бриони. Я увидел эту вещицу и не мог не купить ее для тебя, потому что ты Большая Бриони, единственная в мире. Будь счастлива! Томми».

Глаза девушки наполнились слезами. «Он не забыл меня! Даже когда мы не вместе, он все равно заботится обо мне. И если он готов дарить мне такое, значит, у нас еще есть надежда на будущее».

Бриони восторженно вертела в руках чудесное колье. С рождением Лисси и с подарком от Томми это было лучшее Рождество в ее жизни.

Глава 31

– Ну, что ты об этом думаешь? – спросила Мария. – Сейчас март, и через десять дней мы можем устроить ночь открытия «Мэнора». Если это будет вечер пятницы, то мы заманим клиентов на весь уик-энд. Тех, кто захочет остаться, разумеется.

– Хорошо, если ты хочешь открыть дом сейчас, меня это устраивает. Но плавательный бассейн все равно надо достроить.

Мария сидела возле бассейна. Он строился в оранжерее дома и уже обошелся в целое состояние. Бриони настояла на том, чтобы приобрести самые лучшие мозаичные плитки. Она надеялась, что это дорогостоящее украшение окупится с лихвой.

– Послушай меня, Мария, – вновь заговорила Бриони. – Я знаю одно: всегда нужно вкладывать деньги, чтобы потом получать прибыль. Мужчины готовы будут потратить в этом доме кучу денег, и ты вернешь все, что вложила в него. Бассейн – это хороший повод для того, чтобы девушки раздевались. Я думаю, женщины, шатающиеся просто так полуголыми по дому, не произведут должного впечатления. Большинство усадеб имеет бассейны и теннисные корты. Это признак богатства, а также дань времени. За шесть месяцев вложения окупятся.

Мария зажгла еще одну сигарету и глубоко затянулась.

– А ты понимаешь, что везде сейчас депрессия? – Она показала на окно.

– Депрессии поражают только маленьких людей, большие от них никогда не страдают. А мы с тобой большие люди, не забывай об этом.

Мария покачала головой.

– А как насчет всех этих разговоров о забастовках?..

– Меня это не интересует, – перебила ее Бриони. – Пусть себе бастуют хоть до второго пришествия. Это не затрагивает ни нас, ни тех людей, с которыми мы имеем дело. У меня постоянно на связи пять министров правительства, которые истекают слюной, предвкушая ночь в «Мэноре». Я уже сделала так, чтобы о новом заведении заговорили. Богатые всегда будут с нами, и если я могу отнять у них часть богатства и положить себе в карман, я сделаю это. Я не понимаю, что с тобой творится с недавних пор, Мария. Тебе везде мерещатся какие-то ужасы.

– Не знаю, Бри. В этой стране назревают неприятности… Бриони нетерпеливо оборвала ее:

– Пускай назревают. Если они затронут мой бизнес, тогда я над этим подумаю. Мои ребята-крупье никогда еще так здорово не работали, так что деньги в стране есть. У людей всегда найдутся деньги, чтобы делать ставки, даже если им нечем кормить детей. Посмотри на рабочий класс, Мария. Пинта пива, угри в желе или пирог с каким-нибудь пойлом и карты или рулетка в субботний вечер. Старуха в своем лучшем платье притащится сюда со старикашкой, и они оставят здесь несколько гиней. Что касается меня, я отдаю кое-что на благотворительность и забочусь о том, чтобы никто не приезжал в мои заведения слишком голодным. Вот так-то. Я не старина Иисус Христос и, честно говоря, не хочу им быть. Кончай свои дурацкие душеспасительные разговоры и давай запустим «Мэнор», чтобы он начал работать.

Мария кивнула:

– Ну ладно, это я просто так сказала! А как Керри и Лисси? В голосе Марии прозвучал неподдельный интерес. Лисси завоевывала сердце каждого, кто хотя бы раз видел ее.

– О, она прекрасна, наша Лисси. Хочешь ее увидеть? Она растет с каждым днем. Глаза у нее, как темные озера. Честно, Мария, она просто изысканна. Уже поднимает головку, чтобы рассмотреть все вокруг. Ты не поверишь, ведь ей еще нет и четырех месяцев!

– Она сильная. Как она ухватилась за мою руку, когда я ее увидела в первый раз! Она непременно будет красавицей. Эти длинные черные волосы… Я никогда не видела таких волос у ребенка. А как Эйлин?

Бриони помрачнела.

– С ней плохо, Мария. И с каждым днем все хуже. Сегодня приезжает эта монахиня, сестра Мария Магдалина. Я надеюсь, она поможет. Эйлин очень высоко ее ценит, хорошо с ней ладит. Но Эйлин так ослабла! Что ей ни предлагают из еды, она от всего отказывается. У нее большой живот, а руки и ноги тощие, как палки. Она странно выглядит.

Мария чуть не сказала: «Она и сама странная!» – но вовремя спохватилась.

– А что говорит доктор? Бриони пожала плечами:

– Ничего особенного. Только то, что у Эйлин нервы не в порядке. Каждый день она пьет портвейн, чтобы улучшить кровь, ест печень, опять же для крови, много отдыхает. Но за последние три недели она почти не вставала с постели. Я думаю, ее следовало бы заставить прогуляться, проветриться. В ее комнате душно и такой неприятный запах… Я думаю, это от ее пота.

Мария поморщилась.

– Я слышала, как она разговаривает сама с собой, – продолжала Бриони. – У нее явно не все дома. Я не знаю, что будет, когда появится ребенок. Я присмотрю за ним, а ей скорее всего придется вернуться в «Си Вью». Иногда хочется встряхнуть ее, сказать ей, чтобы она собралась, взяла себя в руки, но, разумеется, я этого не делаю.

Мария тихо вздохнула:

– Наверное, тебе очень тяжело, Бриони.

– Так оно и есть. Наблюдать, как тот, кого ты любишь, катится в пропасть! Порой мне кажется, что она просто хочет умереть.

– Ты ошибаешься, Бри. Никто не хочет умереть.

Бриони мрачно улыбнулась.

– Я знаю Эйлин. Она не такая, как мы, Мария. Она другая. «Слишком натянутая струна», как говорит мать. «Чувствительная», как говорит доктор. Последняя надежда у меня на монахиню – может быть, она как-то расшевелит ее, хотя бы на время.

Сестра Мария Магдалина сидела в комнате у Эйлин. Больная выглядела просто ужасно. Монахиня знала, что доктор приезжает каждый день, ему платят огромные деньги, и все же Эйлин выглядела как мертвец. Кожа на ее лице истончилась и натянулась, под ней резко выступали кости черепа. Живот у Эйлин раздулся, по сравнению с ним руки и ноги выглядели болезненно тощими. Ее волосы казались неживыми, они утратили блеск, а глаза выцвели. Эйлин очень медленно переводила взгляд с предмета на предмет, словно даже такое действие причиняло ей боль. Монахиня принялась молиться, едва вошла в спальню Эйлин.

Позже Мария Магдалина села поесть вместе с Керри, Бернадетт и Бриони. Она воскликнула:

– Какой прекрасный кусок говядины! Я люблю хорошую еду. Хотя, наверное, не должна любить, раз я сестра милосердия!

Бриони улыбнулась ей. У монахини оказался чудесный грудной голос, в нем звучал ирландский задор.

– Как вы нашли Эйлин, сестра Мария Магдалина?

Молодая монахиня махнула рукой:

– «Сестра Мария» – будет достаточно, или просто «Мария». Мне еще повезло, а вот у нас в «Си Вью» есть монахиня, которую зовут сестра Иоанн Креститель! Это так забавно, а она настаивает, что это прекрасно.

Бернадетт и Керри засмеялись. Бриони мягко напомнила:

– Вы не ответили на мой вопрос, Мария.

– Сказать вам правду? Я думаю, она умирает.

Эти простые откровенные слова потрясли Бриони. Она уронила вилку, и та с громким стуком упала на паркет.

– Ну вы же сами спросили. Я за всю свою жизнь не видела человека, который бы так болезненно выглядел. Господь ее любит, но ее тело не может справиться с грузом жизни.

Бриони сдержала естественное желание возразить, поскольку понимала: девушка просто констатирует факт. Бриони и сама чувствовала, что это правда.

– Скажите мне, Мария, как нам быть? Что мы можем сделать, чтобы ей стало лучше?

Маленькая монахиня дожевала кусок говядины и честно ответила:

– Все, что мы можем, – это молиться. Молиться, чтобы ребенок родился здоровым. Мы ведь не хотим потерять их обоих, правильно? Если она переживет роды, тогда, я думаю, она поправится. Но на ней нет ни унции мяса, а хуже всего то, что она утратила волю к жизни. Стоит только поговорить с ней, чтобы понять это. Кто прибирал ее комнату?

Керри озадачил этот вопрос, и она ответила:

– Я… Мы все, а что?

– Она специально делает так, чтобы ее вытошнило, я и раньше такое видела. Она освобождает свой желудок после каждой еды. Вот почему она ничего не весит. Я надеюсь, что хоть ребенок питается нормально.

Бриони облизнула пересохшие губы. Уже давно она догадывалась о чем-то подобном. Сдавленным голосом Бриони произнесла:

– Я добиваюсь того, чтобы она пила молоко и портвейн. Я сама даю ей питье. Доктор также прописал тонизирующее средство, и она регулярно принимает его. Она пьет теплое молоко с медом перед сном. А кто-то из нас должен спать в ее комнате, чтобы все выпитое оставалось в ней.

Бернадетт заплакала.

– Не надо сейчас плакать, – сказала Мария. – Мы все общими усилиями доведем ее до родов. Днем и ночью я буду рядом с ней, и мы проследим, чтобы она больше не избавлялась от пищи. А потом, когда она благополучно родит, мы постараемся поставить ее на ноги. И тогда она сама сможет смотреть за своим ребенком.

– Может, ребенок пробудит в ней волю к жизни? – вслух подумала Бриони.

Монахиня кивнула и отрезала себе еще ломтик говядины:

– Я страшно хочу есть! Посмотрите на меня, я ем, как батальон солдат!

За едой она могла не высказывать вслух свои настоящие мысли: «Как раз ребенок-то и убивает Эйлин Каванаг».

Джонатан ля Билльер и Руперт Чарльз развлекались на полную катушку. Керри на сцене исполняла залихватскую песенку, клуб гудел. Повсюду люди болтали, танцевали или ели. Воздух был сизым от сигаретного дыма, атмосфера царила непринужденная. Джонатан и юная леди по имени Элен держали друг друга за руки. Слева от Джонатана сидел Руперт со своей пассией – Питером Хокли, и они тоже держались за руки. Многие обращали внимание на эту парочку. На лицо Питера был нанесен макияж: глаза подведены жидкими тенями, губы накрашены ярко-красной помадой. Он надел мужской костюм и сандалии с открытыми носками. Ногти на ногах были накрашены лаком того же цвета, что и губная помада. Эффект получался ошеломляющий.

Джонатан был пьян и совершенно не обращал внимания на взгляды, которые притягивали к себе его друзья. Его фильм «Ченджелинг» имел большой успех. Теперь он стал известен, и многие внимательно присматривались к нему. Его пригласили в Голливуд, и Руперт давал прощальный обед своему старому другу. Он предоставил ему все, включая молоденькую и привлекательную Элен. Теперь Джонатан вылетел у него из головы благодаря смеси кокаина, бренди и шампанского, и он не замечал взглядов и перешептываний вокруг их компании.

Питер вскочил, сигарета в золотом мундштуке выпала из его ослабевших пальцев.

– О, пойдемте танцевать! – Он был эксгибиционистом и любил шокировать окружающих. Ему нравилось, когда на него все смотрят, хотя бы из-за его наряда. С большим трудом он почти доплелся до танцевальной площадки, но вдруг, пошатнувшись, врезался в стол, за которым сидело человек десять. Посуда с грохотом повалилась на пол, женщину ведерко со льдом из-под шампанского ударило по колену, она закричала, и в ответ на ее вопль из-за стола поднялся высокий мужчина. Он схватил Питера за шиворот и швырнул его обратно к Руперту:

– Забери это мерзкое подобие мужчины домой! Неужели тебе не стыдно приводить сюда эту тварь! Мне очень хочется позвать полицию.

Словно по волшебству появились двое вышибал. Они поправили стол, заменили посуду, а мужчину успокоили обещанием, что ночь в клубе обойдется ему бесплатно. Питер громко расхохотался, однако выражение его лица изменилось, когда появилась Бриони. Она была бледна как полотно, на скулах от ярости выступили два пунцовых пятна.

– Ну вот что. Тебе здесь больше не место, Руперт. Я хочу, чтобы ты немедленно убрался! Ты выйдешь сам или мне приказать, чтобы тебя вышвырнули вон?

Джонатан поднял голову и затуманенным взором посмотрел на нее. Казалось, он не видел разыгравшейся только что сцены.

– Привет, Бриони. Как поживаешь?

Она тяжело вздохнула и, сделав знак вышибалам, приказала:

– Избавьтесь от них, и немедленно.

Руперт встал и громко заявил:

– Мадам, со мной никто так не разговаривает!

Бриони смерила его взглядом и язвительно спросила:

– Может, все-таки уберешься, пока я и в самом деле не вышла из себя? – Голос ее звучал тихо и угрожающе.

Посетители с интересом наблюдали за происходящим. На сцене Керри начала следующую песню, пытаясь голосом перекрыть шум в зале. Бриони, видя, что вечер испорчен, с каждой секундой раздражалась все больше.

Когда Руперта и Питера выставили из клуба, она сказала Джонатану:

– Какого черта ты все еще якшаешься с этой парочкой? Ты же сам говорил мне, что они на скользкой дорожке. А теперь иди домой и протрезвей. Когда ты в таком виде, меня от тебя тошнит.

Джонатан низко поклонился ей, хотя спьяну так и не смог толком понять, что же произошло.

Когда они ушли, Бриони лично извинилась перед клиентами и приказала швейцару ни при каких обстоятельствах не пускать больше в клуб Руперта и Питера.

Бриони приехала домой в пятом часу утра. Она была вымотана до предела. В ее заведении в Гайд-парке случилась беда. Ценный клиент подцепил сифилис, и Бриони предстояло наказать ответственную за это девушку. Та заявила, что сам посетитель заразил ее. Бриони показалось, что прошла вечность, прежде чем она разобралась в ситуации. Девушка прекратила работать на то время, пока оставалась угроза скандала. Пострадавший мужчина не отличался дружелюбием и ранее, когда с ним не случалось подобных неприятностей. Это был известный промышленник, который из-за своих похождений развелся с двумя женами, а теперь жаждал пробраться в парламент. Скандал мог угробить его планы, но тем не менее он пришел в ярость и ругался до тех пор, пока у Бриони не возникло желание дать хаму пощечину. Вместо этого она улыбнулась ему и все уладила. Когда она наконец добралась до дома, то мечтала лишь об одном – поесть и хорошенько выспаться. С нее хватило бы и Питера Хокли, а склока в борделе вымотала ее окончательно.

Она налила себе изрядную порцию бренди и на цыпочках стала подниматься по лестнице в свою спальню. Не успела она раздеться, как услышала стук в дверь. Это была сестра Мария Магдалина.

– Простите за беспокойство, но мне кажется, что вам надо взглянуть на Эйлин.

Бриони тяжело вздохнула. Стянув с себя платье, она накинула халат и. вслед за монахиней вышла из комнаты.

В спальне Эйлин она застыла на пороге. Ее сестра лежала в постели, но не спала. Глаза ее сияли, она улыбалась.

– Привет, Бри. Подойди, поговори со мной минуту.

Бриони удивленно воскликнула:

– Эйлин! Почему у тебя так горят глаза? Почему ты не спишь в такой час?

Эйлин пожала плечами:

– Я хорошо, себя чувствую. Я просто думала сейчас о том времени, когда мы были детьми. Присядь ненадолго. Мне хочется поговорить с тобой. Ты всегда хорошо ко мне относилась, Бриони.

Бриони села на кровать, забыв про усталость, и взяла горячую руку сестры в свою. При свете лампы она разглядела на лице Эйлин лихорадочный румянец.

– Давайте я спущусь вниз и приготовлю всем нам чай? – тихо предложила монахиня.

– Пожалуйста, Мария. Если вам не трудно.

– Я могу выпить ведро чая. У меня жажда, Бри. Ужасная жажда. – В голосе Эйлин звучала необычная бодрость.

Когда монашка вышла из комнаты, Эйлин сказала:

– Ты помнишь, как Керри любила устраивать шоу в подвале? Пела всякие уличные песни. Потом, когда приходил священник, она начинала петь церковные гимны, и мы все присоединялись к ней.

– Да. Мы тогда здорово смеялись.

– Мне нравилось жить в подвале. Я хотела бы, чтобы мы там и остались, Бри. Нам было бы намного спокойнее. А помнишь, как холодно там становилось зимой? Стены промерзали насквозь.

– Как я могу это забыть? – нахмурилась Бриони.

– Помнишь, в какое-то Рождество младенец миссис Джекобс замерз насмерть? Им пришлось вынести его на улицу и положить на снег, пока земля не стала достаточно мягкой, чтобы похоронить его.

Бриони крепко сжала руку сестры.

– Не думай о таких вещах, Эй, думай о хорошем. Думай о лете, когда мы все плавали в речке Бим, или гуляли по берегу моря, или собирали горох.

– А мне нравился подвал. Когда я покинула его, тогда и начались все мои неприятности… Не помню, чтобы я когда-нибудь мечтала о счастливой жизни, Бри. Но я была маленьким ребенком, потому и для счастья мне хватало какого-нибудь пустяка. Папа смешил нас иногда, помнишь?

Бриони сглотнула слезы.

– Да, наверное, смешил.

– Я не собиралась убивать его, ты же знаешь. Это был несчастный случай. А помнишь Салли Конолли и ее говорящую собаку?

Бриони оживилась:

– Да, она могла заставить эту собаку делать что угодно. Это была огромная дворняга, да? Я как сейчас помню день, когда эта собака укусила папашу Салли за то, что тот шлепнул дочку.

Эйлин усмехнулась:

– Это верно. Она отдала собаке половину обеда отца, и тот пришел в ярость, а когда ударил Салли, собака набросилась на него. После этого псину заставили спать на улице, и она рычала на каждого, кто проходил мимо их дома.

Сестры рассмеялись. Но тут лицо Эйлин исказила судорога, и Бриони забеспокоилась.

– С тобой все в порядке, Эйлин?

Та кивнула:

– Да, просто младенец двигается, вот и все.

– Ты хочешь ребенка?

Эйлин провела рукой по лицу и ничего не ответила. Затем она заговорила вновь:

– А еще я думала о том дне, когда Бернадетт заболела. Ты помнишь? Ты сама тогда была маленькая. У нее признали коклюш. Я сидела возле Берни всю ночь, потому что мама совсем выбилась из сил. Я сидела и держала ее маленькую головку над миской с горячей водой. Мне казалось, будто она умирает, но на другой день она пошла на поправку. Доктор дал мне конфетку. Он сказал, что я хорошая девочка.

Голос Эйлин звучал печально, и Бриони поцеловала ее в щеку.

– Не надо плакать.

В комнату вошла сестра Мария Магдалина с чайным подносом, и Бриони разлила чай по чашкам.

Эйлин жадно пила обжигающе горячий чай. Поставив пустую чашку, она усмехнулась, и от этого зрелища Бриони самой захотелось плакать. Лицо Эйлин напоминало череп.

– Ты знаешь, это смешно, но я чувствую себя намного лучше. Правда, намного лучше.

Монахиня погладила ее руку и сказала:

– Ты сейчас и выглядишь гораздо лучше.

– Мария, пока ты здесь, могу я попросить тебя об одном одолжении?

– Разумеется, я все для тебя сделаю, – кивнула монахиня.

– Будь свидетельницей: если со мной при родах случится несчастье, я хочу, чтобы Бриони забрала моего ребенка. Ты ведь заберешь его, правда, Бри? Не отдавай его маме. Я не хочу, чтобы его растила мама. Я хочу, чтобы это делала ты. Ты, и Керри, и Берни. Обещаешь?

Бриони кивнула:

– Конечно, обещаю, но с тобой ничего не случится. Тебе станет лучше. Тебе уже лучше. Посмотри-ка на себя, как ты весело болтаешь. Ты уже наполовину поправилась. Так что не думай ни о чем таком. Хочешь еще чашку чая?

– Пожалуйста. Мария, мы как раз вспоминали с Бриони наши детские годы. Знаешь, а я ведь помогла Бриони появиться на свет. Мне было только три, но я держала ее головку, когда мама выталкивала малышку наружу. Акушерка опоздала, и мы с мамой сами помогли Бри родиться. После того как все закончилось, мама посадила меня у камина с Бриони на руках, а сама сожгла тряпки и газеты. Бриони была такой маленькой, щупленькой… Мне тогда еще и четырех не исполнилось, но я все отчетливо помню.

Мария улыбнулась:

– Ну как же тебе о таком не помнить.

– Я любила Бриони больше других. После этого она стала для меня будто мой собственный младенец. Другие родились толстыми, крепкими, но Бриони мне особенно дорога. Я помогла ей войти в мир, словно сама родила ее.

Слушая сестру, Бриони почувствовала спазм в горле. На нее нахлынула волна любви к Эйлин.

Эйлин вдруг застонала и пролила чай на блюдце. Мария с Бриони встревоженно переглянулись. Взяв у Эйлин чашку, Бриони откинула одеяло. Между ног Эйлин, не двигаясь, лежал крошечный младенец. Бриони в испуге уронила чашку.

– Господи помилуй! Ради бога, зовите доктора!

Эйлин лежала на спине, на ее лице сияла торжествующая улыбка. Бриони поглядела на ребенка. Он был удивительно маленький. Но вот он пошевелился, его крошечная ручка сжалась в кулачок, и он запищал, как новорожденный котенок.

– Он жив! О, слава богу, он жив.

Сестра Мария оттолкнула Бриони и взяла дело в свои руки. Бриони побежала за доктором, в холле к ней присоединились Керри и Берни. Кисси и миссис Хорлок бросились на помощь к Марии.

Бриони ворвалась в спальню, сердце у нее бешено колотилось, лицо горело.

Кисси стояла возле камина, держа на руках младенца, а миссис Хорлок нажимала на живот Эйлин.

– Что тут происходит?

– Там еще один маленький шельмец, или я ничего не смыслю в таких делах, – ответила миссис Хорлок. – Ну давай, Эйлин, дорогая, тужься!

Эйлин тужилась, стиснув зубы и сосредоточившись. Бриони словно в трансе наблюдала, как появилась вторая головка. Ребенок выскользнул из лона матери и сразу принялся громко вопить, словно воздух комнаты обжег его.

– Близнецы! Эйлин, у тебя близнецы!

Услышав это, Керри и Бернадетт расплакались и начали пританцовывать.

Эйлин лежала, не в силах пошевелиться, лицо ее было мокрым от пота.

– Кто они? Мальчики или девочки? Миссис Хорлок радостно объявила:

– Это мальчики. Два мальчика, похожих друг на друга как две капли воды!

Сестра Мария засмеялась:

– Они крошечные, но здоровые. Кто бы мог в это поверить, а? Два маленьких чертенка!

Все разинули рты, услышав, как ругается монахиня. Мария заметила это и расхохоталась:

– Я думаю, Господь простит нам избыток чувств в такую минуту!

Эйлин вымыли и по ее просьбе положили обоих сыновей рядом с ней. Она посмотрела на их крошечные личики и прошептала:

– Мои сыновья, мои мальчики.

Кисси и миссис Хорлок исчезли, чтобы приготовить завтрак.

Бернадетт и Керри оделись. Бернадетт собиралась привезти Молли, а Керри нужно было кормить Лизель, которая уже начала хныкать. Бриони поцеловала Эйлин.

– Такие красивые мальчики! Ну и ночка! Почему ты не сказала, что у тебя начинаются роды?

Эйлин смущенно ответила:

– Честно говоря, я была не уверена. Прими этих двоих от меня, хорошо, Бри?

Бриони взяла одного младенца, сестра Мария – второго. Пока они разворачивали малюток и купали их, Эйлин испустила долгий вздох.

Бриони улыбнулась монахине:

– Она, наверное, очень устала, да благословит ее Бог.

Монахиня подошла к кровати с младенцем на руках и печально сказала:

– Я думаю, она давно уже устала, Бриони. Она умерла.

Бриони взглянула на спокойное лицо Эйлин и громко зарыдала.

Через пять минут прибыл доктор, но он опоздал. Как сказала Бриони сестре Марии, «он опоздал на пятнадцать лет».

Глава 32

Бриони смотрела на близнецов, лежавших рядышком в кроватке. Оба спали на животе, крошечные ручки сжаты в кулачки, словно мальчишки родились для борьбы. Если шевелился один, двигался и другой. Глядя на малюток, Бриони наполнялась любовью. «Эйлин знала, что делала, когда отдавала мне этих мальчишек. Они заполнили пустоту, которая с годами становилась все больше и больше, поскольку я отлучена от собственного ребенка. А теперь эти два мальчика, у которых нет матери, смягчат мое горе».

Бриони нашла двух кормилиц. Оба мальчика вместе с Лизель стали средоточием жизни всего дома. После долгих лет, когда дом населяли одни взрослые, теперь он наполнился детьми.

Молли изнемогала от горя. Даже Бриони смягчилась, видя, как мать убивается по Эйлин. Когда сестра Мария сказала Молли о последней просьбе Эйлин, бабушка безропотно согласилась с тем, что близнецов будет растить Бриони. А той мальчики уже казались ее собственными детьми.

Она погладила две пушистые головки. Младенцы до смешного походили друг на друга: у обоих ярко-рыжие, медного оттенка волосы, у обоих глубоко посаженные голубые глаза. В мальчиках не было ничего от их нежной матери, хотя Бриони не видела в них ничего и от О'Мэйлли. Они Каванаг, и их будут звать Каванаг. «Я прослежу за этим».

Джонатан ля Билльер проснулся и, едва пошевелившись, застонал от головной боли. Он взглянул на свои часы и снова застонал. Усевшись в постели, он с облегчением увидел, что рядом с ним никого нет. Джонатан кутил с Рупертом и Питером три дня подряд, а теперь проснулся от жажды, весь измотанный, несвежий, отупевший. Увидев свое отражение в зеркале напротив, он машинально пригладил волосы. Под глазами у него залегли глубокие тени, и ему необходимо было побриться. Он опять улегся, почувствовав, как к горлу подкатывает дурнота. «Надо кончать с пьянкой», – сказал он себе. Ему надо было через две недели ехать в Голливуд, а еще предстояло переделать кучу дел.

Он улыбнулся, вспомнив о своей удаче. «Ченджелинг» наконец доказал всем, что Джонатан ля Билльер – чертовски хороший артист. После успеха фильма на Джонатана посыпались предложения. Он был доволен собой и тем, как повернулась его жизнь. Он ведь рос на задворках южной части Лондона, и прежний мальчишка до сих пор жил в нем, несмотря на то, что Джонатан упорно старался обрести солидность.

Он встал, вышел босиком на лестничную площадку и понял, что находится в доме Питера. Желая отыскать ванную, он открыл первую попавшуюся дверь. Не повезло. Подойдя к следующей двери, он услышал шум и замер.

Казалось, кто-то плакал.

Он открыл дверь. Джонатан потом всю жизнь проклинал себя за это дурацкое любопытство.

Питер, голый, сидел на полу. Вся комната была залита кровью. Брызги ярко алели даже на побелке потолка. Кровать представляла собой одно темно-малиновое пятно. На кровати лежал молодой человек, которого Джонатан раньше никогда не видел. Рядом с юношей сидел Руперт, осторожно придерживая снизу его голову.

Питер посмотрел на Джонатана через плечо и сказал срывающимся голосом:

– Это была только игра, глупая игра… Я не собирался делать этого…

Он заплакал сильнее. На его лице грим смешивался со слезами.

Джонатан зажал рот рукой, чтобы остановить приступ рвоты: в комнате стоял сладковатый запах свежей крови. Выбежав из комнаты, актер скатился вниз по лестнице, схватил со столика телефон и набрал номер Бриони. Она была единственным человеком, который, по мнению Джонатана, мог бы справиться с такой кошмарной ситуацией.

Бриони приехала через двадцать минут. Она, как обычно, дала себе слово не терять самообладания и здравого смысла. Сначала она налила Джонатану большой стакан шотландского виски, потом поднялась наверх.

Глядя на Питера и Руперта, она с отвращением покачала головой и даже не стала проверять, жив ли юноша на постели: помогать ему было явно слишком поздно. Бриони заметила, что погибшему не больше шестнадцати лет. Руки у него были связаны за спиной, ноги прикованы к кровати. Ему перерезали горло от уха до уха. Когда она заставила себя посмотреть повнимательнее, то обнаружила, что голова мертвеца практически отделена от туловища. Бриони не могла представить себе сексуальные игры, которые заканчивались бы подобным образом. А уж она-то знала о сексуальных потребностях людей больше, чем многие. Но здесь перед ней предстало нечто из ряда вон выходящее.

Питер снова заплакал. По его лицу стекала краска с ресниц. Бриони подавила в себе желание избить его или выцарапать ему глаза. Покинув спальню, она спустилась к Джонатану.

– Здесь есть слуги?

– Понятия не имею, – пожал он плечами.

– Я полагаю, Питер должен иметь приходящих слуг. С его образом жизни он вряд ли захотел бы, чтобы кто-то тут жил постоянно.

– Что нам делать, Бриони? Я не знаю, кого звать. Если это выплывет, моя карьера закончится, еще не успев начаться, мать ее… – Джонатан стиснул зубы. – О, зачем я опять связался с Рупертом? Наверное, я рехнулся. Они оба совсем сбесились, и вот результат.

Он был на грани истерики, и Бриони оборвала его:

– Да заткнись ты, Джонатан. Дай мне подумать.

Она прошлась взад-вперед по холлу.

– Я позвоню Марии. Она поможет тебе уехать. Самое главное – чтобы ты поскорее смылся отсюда. Хорошо?

Джонатан кивнул:

– Ты так добра ко мне, Бриони! Я знал – ты непременно что-нибудь придумаешь.

– Иди наверх и оденься. Мне надо сделать пару звонков. Давай, шевелись!

Она позвонила Марии, потом взяла телефонную книгу Питера и набрала номер лорда Хокли. Поговорив с ним, она села и закурила в ожидании подруги. Когда Мария приехала, ее водитель отвез Джонатана домой, а обе женщины остались дожидаться появления отца Питера. Да, это происшествие они могли использовать с выгодой для себя, хотя ни одна из них не высказала эту мысль вслух. Бриони сидела в оцепенении, все еще переживая недавнюю смерть Эйлин. Когда прибыл лорд Хокли, она почувствовала глубокое сострадание к этому человеку.

Она молча повела его наверх, в спальню, и открыла дверь. Лорд Хокли, ветеран англо-бурской войны, свидетель множества смертей в траншеях войны мировой, бросил взгляд на обнаженное тело мальчика на кровати и, поднеся руку к сердцу, издал полный отчаяния душераздирающий стон.

Войдя в комнату, он вырвал нож из рук сына и швырнул его в стену. Костяная ручка от удара разлетелась на части. Затем он начал избивать Питера, дергать его за волосы, хлестать ладонью по нарумяненным щекам. Напоследок он пнул его в грудь.

– Ты, животное! Грязная маленькая скотина! Для этого я растил тебя? Ради этой резни?

Руперт остекленевшими глазами наблюдал за происходящим. Лорд Хокли повернулся к Бриони:

– А как вы здесь оказались? Учтите: я умываю руки и отрекаюсь от этого убийцы, так что не рассчитывайте вытянуть из меня деньги. Я больше не хочу иметь с ним дела. Это конец. Конец!

Бриони тихо ответила:

– Мне ничего не нужно. Меня позвал сюда наш общий друг. Я подумала, что раз уж Питер ваш сын, то вы сумели бы лучше утрясти это дело. Я ничего не хочу от вас, ничего.

Лорд Хокли постарел буквально на глазах. Все его тело как-то съежилось и обмякло.

– Пойдемте, спустимся вниз, выберемся отсюда, – продолжала Бриони. – Теперь все решать вам. Но, будь я на вашем месте, я бы постаралась помочь сыну. Тот мальчик все равно мертв, и ничто не вернет его к жизни. Скорее всего, он беспризорник, и вряд ли его станут разыскивать.

Слова Бриони проникли в сознание лорда Хокли, однако врожденное чувство справедливости еще боролось в нем с инстинктом, требовавшим защитить не только своего ребенка, но и доброе имя семьи. Пошатываясь, Хокли пошел вслед за Бриони вниз по лестнице.

Мария налила всем выпить, Хокли одним махом проглотил виски и протянул стакан, чтобы ему налили еще.

– Я давал этому мальчику все, но еще в детстве у него обнаружились дурные наклонности, и мать поощряла их. Она была настоящей преступницей. Если бы она позволила мне отправить его за океан или в армию, где служили все его предки! Ее дорогого мальчика нужно понимать, он такой артистичный! Артистичный, бог мой! Он просто противоестественный, выродок, ошибка Господа. Мой единственный сын, можно ли поверить в это? Мой единственный сын.

Бриони слышала подлинное горе в его голосе, и ей захотелось исчезнуть, убраться из этого дома. Горькие мысли завертелись в ее голове. «Моя Эйлин умерла, а Питер Хокли жив. Как это несправедливо!»

– Значит, мне звонить в полицию?

Она надеялась, что лорд Хокли скажет «да». Она хотела, чтобы Питер, ни за грош загубивший чужую юную жизнь, понес справедливое наказание. Но Бриони понимала: даже если она позвонит главному инспектору полиции, дело замнут, ибо отец Питера – газетный барон, обладающий огромной властью. Лорд покачал головой:

– Нет. Я обо всем позабочусь. Кстати, кто этот общий друг, о котором вы говорили?

– Это вас не касается, сэр. Я удалюсь, если вы не против. У меня была трудная ночь.

Мария допила свое виски. Они поднялись, чтобы уйти, но голос лорда Хокли остановил их:

– Почему вы не позвонили в полицию?

Бриони ответила откровенно:

– А что от этого изменилось бы? Давайте посмотрим правде в глаза. Ведь это дело никоим образом не выплывет на свет. Вы, вероятно, злитесь сейчас на своего сына, но ведь вы хотите сломать ему жизнь не больше, чем я хотела бы того же для своих детей, что бы они ни сделали. Я надеюсь, в будущем вы оцените наше молчание, лорд Хокли. Оцените то, что мы не обратились в другие газеты – в те, которые вы не контролируете. А теперь позвольте откланяться, мы свое дело сделали. Остальное предстоит сделать вам.

После похорон Эйлин Томми увел Бриони с кладбища, посадил в свою машину и сам отвез домой. В машине она дала волю слезам, которые сдерживала на людях. Томми дал ей выплакаться, понимая, что Бриони это пойдет на пользу. У нее слишком много всего накопилось на душе. Остановив машину возле ее дома, он обнял Бриони и начал успокаивать.

Бриони, вдыхая знакомый запах одеколона Томми, позволила себе задержаться в его объятиях. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой и никогда не была так благодарна Томми за то, что он рядом.

Молли так напилась, что едва удерживалась на стуле. Бриони заставила Маркуса и Томми перенести мать в постель. Она с трудом раздела Молли и накинула на нее одеяло. Глядя на распухшее от слез лицо матери, она почувствовала прилив любви к ней, ощутила в собственном сердце всю материнскую боль.

Она вышла из спальни и увидела на лестничной площадке Томми. Он стоял прислонившись к стене.

– Спасибо, что пришел, Томми. Я ценю это.

По его лицу пробежала знакомая легкая улыбка, и сердце Бриони дрогнуло.

– Хочешь взглянуть на мальчиков?

Томми кивнул и пошел за Бриони в детскую. Он посмотрел на двух младенцев и громко засмеялся:

– О, Бриони, ну какие же они крохи!

Она вложила палец в ручку каждого младенца.

– Но они сильные. У них хорошая хватка. Бедная Эйлин. Двое красивых детей, а она никогда не увидит, какими они вырастут…

Голос ее сорвался, и Томми обнял девушку за плечи.

– А кто их будет растить? Твоя мать?

Бриони яростно замотала головой:

– Ни в коем случае. Я собираюсь сама их вырастить. Теперь они мои мальчики. Мои Дэниэл и Дэннис Каванаг.

Томми тихо вздохнул.

– Они О'Мэйлли, Бриони. Эйлин состояла в законном браке. Ты не забыла?

Бриони покачала головой:

– Нет, ты ошибаешься. Эти двое – Каванаг. Эйлин отдала их мне. Я буду их матерью, я воспитаю их, и они вырастут как Каванаг. Я возлагаю огромные надежды на этих молодых людей, Томми.

– Не сомневаюсь.

Она не услышала скептической нотки в голосе Томми.

– У них будет все. Лизель станет им сестрой. Эти дети – следующее поколение семьи Каванаг, и все они живут под одной крышей. Я сделаю так, чтобы весь мир лежал у их ног. Я дам им лучшее образование, все самое лучшее. Я обещала Эйлин, что хорошо воспитаю их – так и будет.

Один младенец перевернулся, и Бриони взяла его на руки.

– Посмотри на дядю Томми, Бойси. – Она объяснила: – Этого, который покрупнее, мы называем Бойси. Почему-то ему подходит это прозвище.

Томми улыбнулся и кивнул, соглашаясь с нею. Бриони нежно поцеловала ребенка в его свежие, как бутончик розы, губки.

– Кто теперь мама у этих малюток, а? Кто, мои прелестные мальчишки?

Она осторожно положила малыша в кроватку, а потом вынула второго. Дэниэл уютно устроился у нее на руках, успев уже привыкнуть к ее запаху.

– О, Дэнни, мальчик… Этот более тихий. Хотя внешне мальчики похожи, во многом они разные. От Бойси больше шума. А Дэнни… Этот малый, я думаю, будет мыслителем. Он такой спокойный.

– Им повезло, что ты будешь воспитывать их, – заметил Томми.

– О да, Томми. Но и мне повезло. Кажется, будто мой сын вернулся ко мне. Словно у меня два Бенедикта, о которых мне надо заботиться. Я обязана этим Эйлин. У малюток будет все самое лучшее, что можно купить за деньги.

Томми тронул пушистую головку ребенка и сказал:

– За деньги не купишь счастье, Бриони. Ты как никто другой должна понимать эту истину.

Она забрала у него ребенка и едко изрекла:

– Что ж, пусть будут несчастными, но зато в комфорте. Это бесконечно предпочтительнее, чем быть несчастным, да еще голодным. Почему ты постоянно насмешничаешь, Томми? Почему ты хотя бы раз не можешь сказать то, что я хотела бы услышать? Эти двое мальчишек заслуживают счастья, и я хочу им его дать. А то счастье, которого я для них хочу, потребует огромных денег.

Томми вздохнул и тихо сказал:

– Не старайся сделать их счастливыми, Бриони, просто позволь им быть счастливыми. Мне кажется, ты не понимаешь, в чем состоит настоящее счастье. Я знаю тебя долгие годы и могу честно, положа руку на сердце, сказать: я не помню ни единого дня, когда ты была бы по-настоящему счастлива.

Бриони положила ребенка в кроватку. Повернувшись к Томми, она посмотрела ему в глаза. Ее стройная шея и медные волосы в который раз вызвали его восхищение. Она была поистине прекрасна, глаза ее сверкали, как изумруды. Дрожащими губами она произнесла:

– Да, Томми, я не знала настоящего счастья с того дня, когда отдала моего мальчика в чужие руки. Но сейчас у меня появился второй шанс. Мальчики Эйлин – это второй шанс. Она доверила их мне, и я поклялась на ее могиле, что сделаю их счастливыми. Я буду помогать им, любить их всю свою жизнь.

– Это очень благородно, но как же насчет тебя, Бри? Насчет твоего счастья? Разве ты сама не хочешь быть счастливой? Разве ты не хочешь испытать такое же счастье, которое решила подарить этим двум малышам?

Бриони в замешательстве покачала головой:

– Разве ты не понимаешь, Томми? Я обретаю это счастье сейчас. Я найду его благодаря им. С ними. Из-за них. Даже сегодня, когда я похоронила мою Эйлин, я счастлива, потому что у меня есть эти мальчишки. Неужели ты этого не понимаешь?

Томми пожал плечами:

– Нет, Бриони. Честно – нет.

Он вышел из комнаты, и она проводила его долгим взглядом. Затем, тяжело вздохнув, снова повернулась к малышам.

Томми вел машину, и внутри у него все кипело. Последний разговор доказывал: с появлением этих детей он потеряет Бриони навсегда. Она и раньше не так уж много давала ему, а теперь будет давать еще меньше.

Он с горечью признался себе в том, что ревнует Бриони к этим двум малышам, у которых не было матери. Ведь сегодня он решил вернуться к Бриони, но увидел, как мало она в нем нуждается. Злая ирония жизни заключалась в том, что, убедив себя после разрыва в возможности лучшей жизни без Бриони, Томми понял – слишком поздно понял! – насколько он ошибался.

К его глазам подступили слезы. Он потерял единственную женщину, которая была ему дорога, единственную, которую он любил и в которой нуждался. И ведь он сам, своими руками разорвал связь между ними, да еще гордился собой, делая это. Он разбил сердце Бриони, а теперь ему предстоит приспосабливаться к одиночеству. У Бриони есть сестры и эти детишки, а он остался ни с чем. Он не хотел ничего другого, кроме любви Бриони, вот ничего и не получилось.

Наверное, она даже не заметила, что он уехал.

Церковь Святого Винсента была вся разукрашена. Новый священник, отец Тирни, глядел на море лиц и улыбался. Ему было приятно видеть такое множество людей. Проходили крестины мальчиков Каванаг, как их уже все называли. Среди важных персон, присутствовавших на крестинах, можно было заметить кинозвезду Джонатана ля Билльера. Он выступал в роли крестного отца, Керри стала крестной матерью для Дэниэла, Бернадетт – для Дэнниса. Едва священник окропил святой водой головки мальчиков, они подняли оглушительный рев. Бриони и Бернадетт успокоили младенцев, а Керри запела. В церкви все притихли. Голос Керри звучал проникновенно и сладостно.

Все молчали, пока она пела. Многие отметили, что песня им не знакома и певица как-то странно исполняет ее. Многие также обменивались потом замечаниями по поводу маленькой темноволосой девочки с блестящими глазами, которая, сидя на коленях Кисси Джексон, внимательно следила за священнодействием. Девочка была явно смуглее, чем обычные дети, но никто не сказал об этом ни слова в присутствии членов семьи Каванаг.

Бриони улыбнулась Джонатану, и он ответил улыбкой, вновь мысленно поблагодарив ее за то, что она вытащила его из переделки с Питером и Рупертом. Он специально прилетел из Америки на эти крестины, и переполох, который вызвало его присутствие, стоил всех проделанных им миль. В то ужасное утро он решил, что карьера его закончена. А когда Бриони сказала ему, что все утрясла, несмотря на собственные горести, Джонатан от облегчения едва не прослезился и поклялся самому себе сделать для своей спасительницы все, чего бы та ни потребовала.

В доме Бриони было наготовлено огромное количество еды и выпивки. Сестры, Молли, Джонатан и Мария сидели в гостиной и болтали. Вошел Маркус с двумя бутылками дорогого шампанского.

– Это подарок Джонатана, и, я думаю, пора их открыть.

Все взяли стаканы и провозгласили тост в честь детей.

– За Дэнни и Бойси! – В голосе Бриони звучала любовь.

– За мальчиков!

Керри выпила шампанское, сняла Лизель с колен и посадила на пол. Лисси, как теперь все звали девочку, пыталась взобраться обратно, используя в качестве каната фартук Молли, но сорвалась и с размаху плюхнулась на попку. Она начала хныкать, но Бриони подхватила ее с пола и крепко прижала к себе:

– Что случилось, Лизель Каванаг? Уже скоро ты начнешь ходить. Керри, этот ребенок такой умный, просто не знаю, что с ней делать! Посмотри, она будто понимает все, что я говорю.

Бриони поцеловала Лизель в губки и спросила: – Вы здесь раньше бывали, мадам?

Лизель схватила Бриони за волосы и крепко потянула. Бриони сделала притворно строгое лицо, и Лизель засмеялась.

Молли поморщилась. Она по-прежнему чувствовала к малышке глубокую неприязнь. Сама мысль, что негр спал с ее дочерью, вызывала у Молли отвращение.

Однако она улыбнулась, посмотрев на близнецов. Теперь есть два мальчика, которыми можно гордиться! Ее внуки, свет ее жизни. Они вырастут и прославят семью. Молли понимала: Бриони постарается обеспечить всем таких красивых пареньков. Кто знает, что из них получится?

Керри заметила, с какой любовью Молли наклонилась над мальчиками Эйлин, и подавила обиду. После рождения близнецов Лисси отошла на второй план. Бриони по-прежнему суетилась вокруг девочки, равно как и Бернадетт, но настоящим средоточием всего стали мальчики. Во-первых, они были близнецами – одно это делало их особенными. Во-вторых, они были белыми. Совершенно белыми. Керри гнала от себя такие мысли, но все равно они неотступно терзали ее.

Керри осушила свой стакан одним глотком и встала, чтобы налить второй. Она заметила сегодня в церкви пристальные взгляды, устремленные на Лисси. Люди догадывались о происхождении девочки. Керри понимала это, но Лисси любила безумно. Эти мысли о Лисси, о том, как к ней относятся люди, и вызывали у Керри потребность в спиртном.

Бриони увидела, как Керри налила себе еще выпить, и решила с ней поговорить: в последнее время сестра слишком много пьет. Затем Бриони посмотрела на Маркуса и Берни. Теперь дело за ними. Им давно уже пора пожениться. Она улыбнулась при этой мысли.

Молли все еще ворковала возле близнецов, и Бриони снова улыбнулась. Прошло шесть месяцев с тех пор, как Эйлин не стало, и заморыши теперь превратились в толстых здоровых ребят. Их появление в доме сгладило горечь от утраты Эйлин.

Бриони подумала о том, какая она все же везучая. Она здорова, у нее есть деньги, много денег, и с каждым днем становится все больше. «Бервик Мэнор» пользуется огромным успехом. А еще два маленьких мальчика, о которых она заботится, и горечь воспоминаний о другом ребенке теперь уже не так остра. Появление Дэнни и Бойси смягчило ее вину и боль. «Но когда-нибудь Бен будет рядом со мной, обязательно будет. Когда-нибудь он узнает, чей он сын».

В комнату вошла Кисси, разрумянившаяся и взволнованная.

– Пришли из газеты «Баркинг». Они хотят сделать снимок!

Все надели шляпы и пальто и вышли в сад. Об этом снимке еще долго потом говорили, а Бриони держала его копию в рамке на каминной полке всю свою дальнейшую жизнь. Каждый раз, глядя на фото, она грустно улыбалась. На нем не хватало только Эйлин.

Весь остаток дня Бриони смеялась и шутила. Однако поздно вечером, сев поболтать с Джонатаном, она услышала плач близнецов. Она вскочила и побежала в детскую, оставив Джонатана, который удивленно смотрел ей вслед.

Схема установилась: близнецы позвали, и Бриони бегом бросилась к ним на помощь.