И тогда оно упало мне в руки

Пятница, 22 апреля

Мой знаменитый «брючный» спич все-таки возымел действие — Джас решила игнорировать Тома.

— И давно ты его так? — интересуюсь я.

— Ну, вчера я пришла домой поздно, так что…

— То есть практически ты его еще не игнорировала?

— Нет. Но как увижу — сразу начну.

Но, судя по всему, колеблется подруга моя. И тогда я дарю ей «Кёрли-Вёрли» в красивой рождественской упаковке, скромненько так, безо всяких затей. Я же не знала, что у нее от этого начнется истерика. Джаска кинулась мне на шею и заверещала:

— Ой, Джи, ты такая хорошая, а я так гадко с тобой поступала! Ты прости меня, пожалуйста, что я с тобой не разговаривала. Ведь на самом деле я так тебя люблю!

Блин. Совсем рехнулась. Повисла у меня на шее, все-таки она тяжелее, чем портфель, я ее до школы не донесу. Прямо какая-то лесбийская версия «Грозового переврала». Не дай бог рядом окажется Масимо или шконцлагерные садисты типа Линдси или Ястребиного Глаза. Но может быть и самое худшее развитие сценария… Вроде мисс Стэмп. Если она такое увидит, то сразу позовет нас в гости на «чаек». И там предложит услуги персонального тренера, т. н. массасажик[56]. Фу.

Поэтому я резко отталкиваю Джаску и говорю:

— Джас, как тебе не стыдно, а еще кавалер скаутских значков.

Джас пристыжено поправляет свой берет.

— Ну вот, — примирительно говорю я. — В конце концов, полгода не такой уж и большой срок. Двадцать четыре недели пролетят как один миг. И у тебя есть возможность совершить поступок.

— Например?

— Ну… Например, ты успеешь отрастить челку и начнешь убирать ее в хвост. Разве это не поступок? Нашему взору явится иная, преображенная Джас…

Господи, ну почему она все воспринимает всерьез?

Мы с девчонками забежали в кабинет биологии и дали друг другу клятву с прижиганием. За неимением каленого железа прикладывали палец к «тостеру для трусов» (так мы называем батарею центрального отопления) и торжественно обещали: «Мы, крутая туса, клянемся, что никогда между нами не встанет мальчишка. Один за всех и все за одного, во веки веков». Что-то вроде клятвы шести мушкетерок.

Я в принципе не возражаю, но пальцы на другой руке держала скрещенными, потому что знаю: если у меня получится с Масимо, я предпочту клятву «один за одного».

Такое впечатление, что и остальные девчонки держали пальцы скрещенными. Наша клятва была в силе минут десять, не больше. Мы пришли на английский, чтобы продолжить изучение «Грозового переврала», как вдруг за окнами зависли два мойщика стекол. Парни так себе, но мы уже часа полтора не видели представителей противоположного пола — кроме мистера Элвиса Эттвуда, конечно, но он не в счет.

Появление за окном парней произвело в классе фурор. Кто-то потихоньку полез под парту подкрашиваться, а некоторые девчонки начали дико встряхивать волосами.

А мисс Уилсон и говорит:

— Девочки, угомонитесь, это всего лишь мойщики стекол. Ведите себя прилично. — И даже попыталась вставить историю из собственной жизни: — Давным-давно, когда я была такая же, как вы…

— Мисс Уилсон, — перебила ее Джулз. — Неужели это было так давно, что вы знали самого Эйвонского лебедя?

— Джулия, если ты имеешь в виду Шекспира, то он звался Эйвонским бардом, а не лебедем.

— Понятно, — говорит Джулз. — Вам виднее. Все-таки личное знакомство…

Полкласса не удержались и прильнули к стеклам, наблюдая за мойщиками. Поняв, что одной ей с нами не справиться, мисс Уилсон побежала за подмогой. И привела Ястребиный Глаз. Та приоткрыла окно и велела мойщикам переключиться на окна в коридоре.

Ууу, какая жалость… Зато полчаса мы провели в свое удовольствие. А остальное время придется бродить по дурацким вересковым полям «Грозового переврала».

Возле окон в коридоре собралась ликующая толпа, как будто это не мойщики стекол, а поп-звезды. Толпа медленно передвигалась вслед за парнями, строя им глазки и улюлюкая. Линдси с дежурными пыталась разогнать сборище, но на смену одним девчонкам вставали другие. Даже первалкашки завелись и стали распевать дурацкую песенку: «Мойщик — ой-ой, мойщик — мой!..»

Тогда Элвис выставил вдоль окон цепочку из дежурных. Но на него напирает Мелани Гриффит, угрожая нокаутом своими нунгами.

Короче, было весело. Даже Джаска воспряла духом и по дороге домой объявила, что пойдет с нами на концерт спе-ци-ально, чтобы продемонстрировать Тому, как сильно она его игнорирует. Когда мы дошли до ее ворот, Джас говорит мне:

— Ты должна поддержать меня, когда я буду его игнорировать. Он должен заревновать и все такое.

— Джас, лучше смерть, чем целоваться с тобой.

Уже знаю, что надену завтра на концерт. Решила строить из себя неприступную. Особенно мою неприступность должны подчеркнуть сногсшибанцы[57].

Суббота, 23 апреля

По нашему дому ходят хоббиты: это вати с дядей Эдди нацепили огромные уши и валяют дурака. Особенно они идут в кавычках моему толстопузому дядюшке. И еще у меня вопрос: разве в книжке Толкиена были «голубые» эльфы? Глядя на моего папочку, напрашивается именно такой вывод. Он скачет по комнате в зеленых лосинах и приговаривает: «Привет! Я Легалет!»[58]

Либби с Горди будут ночевать у дедушки. Молю бога, чтобы они там не свели друг друга с ума.

И еще. Ужас. У бабуленции, что живет по соседству с домом престарелых, навязчивая идея. Будто дедушка — ее бойфренд, ну а она, соответственно, его «девушка». «Девушка» связала дедушке свитер. И дедушка чуть не задохнулся, потому что никак не мог просунуть туда голову. Оказалось, что эта «девушка» забыла вывязать горловину.

Моя комната сейчас — как гримерная у какой-нибудь артистки. Я даже выгнала Ангуса. Но он и так при деле — борется за свою любовь с новым ухажером Наоми — Дрипой. Сосед, чей дом напротив, считает моего кота террористом — но он еще не видел этого Дрипу. Сегодня на рассвете Ангус вызвал его на дуэль и вернулся домой с кусочком его хвоста. Пора устроить в гостиной зал боевой славы Ангуса.

Набросала план подготовки к макияжу:

1. Распарить лицо и очистить его тоником. Нанести тональный крем-основу оттенка «слоновая кость», особенно тщательно маскируя маленькие прыщики.

2. Покрыть ресницы рассыпной пудрой — тогда при нанесении туши они будут казаться гуще. (Это, кстати, подсказка от топ-моделей. Правда, они еще советуют по средней линии губ — для эффекта пухлости — делать белый вертикальный акцент. Но это уж слишком. Не хочу быть похожей на клоуна в такой решающий для меня день.)

3. Чтобы не было жирного блеска, покрыть лицо пудрой…

Так, это я сделала, это сделала, теперь дальше:

4. Прежде чем приступить к основному макияжу, проверить состояние ног.

Возможно, придется делать эпиляцию. Рассматриваю икры, обернувшись на свое отражение в зеркале. И тут в комнату заходит «Легалет»:

— Привет, я Легалет… Черт, Джорджия, ты похожа на привидение!

Я спряталась в шкафу и кричу оттуда:

— Не смей подглядывать! Это пока базовый слой, и я еще не накрасилась по-человечески! И вообще — это моя комната! У меня же хватает такта делать вид, будто ты пустое место!

Папа ретируется, бормоча себе под нос:

— Маленькие детки — маленькие бедки… Кстати, Джорджия, во сколько тебя нужно отвезти?

Что? Отвезти? В костюме эльфа? На клоунской машине? Нет!

— Папочка, — говорю я, — ты что, забыл? Мы же договорились с Джаскиным папой.

Папа слишком вошел в образ эльфа, чтобы вспомнить, что на самом деле Джаскин папа сейчас в Бирмингеме.

Не помню, чтобы меня так колбасило, даже когда у меня был БЛ. Из-за густо накрашенных ресниц, к которым я еще приклеила «сногсшибанцы», я с трудом держу глаза открытыми. Надеюсь все же, что со стороны это выглядит естественно. Я же не купила ресницы с блестками — остановилась на тех, что погуще и подлиннее.

Может, лучше снять? Столько старалась, столько клея извела. Попробовала — а ресницы не отдираются, хотя на упаковке написано, что это делается просто. На какие только жертвы не пойдешь ради любви.

По дороге на концерт мы с девчонками уржались. Джаска тоже. Она твердо решила доказать Тому, что у нее есть своя голова на плечах. В чем я сильно сомневаюсь, но развивать эту тему не стала. А еще Джаска сказала, что и без Тома мальчишек — пруд пруди.

И вот идем мы по Хай-стрит, цокая каблучками, и распеваем хором: «Расступись народ, красота идет». Идем, взявшись за руки, сплошной цепью, разрывая ее, только когда переходим улицу или заворачиваем за угол. Идем, и нас не объехать не обойти. Поэтому все пешеходы, завидев нас, перебегают на другую сторону улицы.

Возле входа в «Феникс» мы, наконец, разомнули руки. Я очень волнуюсь и даже малость побаиваюсь. Кстати, Эллен, Мэбз, Рози и Джас еще ведь не видели моего Масимо.

Заходим в дамскую комнату и еще разок (в сотый) подкрашиваем губы.

Рози и говорит:

— И каким путем ты пойдешь, Джорджия? Полным ходом по поцелуйной шкале или станешь изображать снежную королеву, которую все же можно расколдовать?

— Я буду снежной королевой.

— А зачем тогда накладные ресницы?

Я гляжу на подругу, если не волком, то Клингоном[59] точно, и говорю:

— Это не просто накладные ресницы, это сногсшибанцы! Они делают меня старше.

Мы вышли из тарталета и еще раз оценивающе посмотрели на себя в зеркало. Я попробовала взгляд «тягучая ириска» и осталась собой довольна.

Входим в зал. Тут класно, но темно, а глаза еще не привыкли к темноте. Мои сногсшибанцы, увы, также не способствуют хорошей видимости.

Джас уже заняла для нас столик поближе к сцене, и мы присоединились к ней. Возле барной стойки я заметила Тома, который еще не в курсе, что его отшили. Были и другие парни, не представляющие никакого интереса, и несколько девчонок из нашей школы.

Я вся на нервах, и каждые пять минут бегаю в тарталет «по-маленькому». Джаска уже успела меня довести бесконечными расспросами:

— Он смотрит на меня? Ой, только не смотри в его сторону.

— Джас, как я могу знать, смотрит он или нет, если сама не буду смотреть? Так, спокойно. Я придумала. Дай-ка мне твой коктейль. Буду посматривать через бокал.

Беру Джаскин коктейль и делаю глоточек. В конце концов ради кого я слежу?

— Так… Пока не смотрит… Ой, ой, смотрит…

— Ну? Он очень расстроен?

— Погоди, мне кубик льда мешает. Сейчас я его разгрызу… хрум-хрум… Так… Сейчас он разговаривает с Мэттом… Ой, опять посмотрел.

— Как он посмотрел? Просто посмотрел или все же осознал, что я стою дороже, чем шерсть новозеландских овец?

— Джас, ну ты даешь, я все-таки через стекло смотрю. Ой, у меня уже шею свело. Эй, я помаду не смазала?

Джаскин бокал пуст, миссия выполнена, я чувствую себя настоящим другом.

Масимо пока не видно. Вообще-то я не очень хорошо его запомнила. Может, мне просто показалось, что он красивый? А вдруг он метр с кепкой? Или у него мерзкий смех… или он успел отпустить козлиную бородку… или ему вообще нравятся девушки-эльфы… или…

И тут диджей объявляет:

— А теперь давайте поприветствуем «Стифф Диланз»!

Ребята вышли без Масимо. Домм подходит к микрофону и под всеобщий визг восторга объявляет:

— Привет всем! Мы вернулись! Спасибо, спасибо… Сегодня вы просто обалдеете, какой у нас новый солист. Он, правда, не совсем англичанин, с изрядной примесью итальянской крови… Девушки, спокойно, спокойно… Итак — Масимо! Ciao, Масимо!

Я как увидела его, у меня коленки подогнулись. Этот юноша просто создан для того, чтобы вызывать синдром обожания. Девчонки возле сцены просто рехнулись — прыгают и хлопают в ладоши. Для меня такие вещи непозволительны — по причине внутреннего достоинства и размера моих нунг.

— У этих девчонок никакой гордости, — говорю я Джульке.

— Это уж точно. Они из тех, кто любит пробираться в артистическую и подсматривать в щелку, взобравшись на груду коробок.

— Молчи, Джулз, дай послушать, — примирительно отвечаю я.

Теперь самое главное, чтобы он меня увидел, не увидев, что я увидела, что он меня увидел… Ну, вы меня поняли.

Масимо пел фантастически. И очень сексуально. Создавалось полное впечатление, что он поет только для тебя, смотрит только на тебя. Хотя вряд ли он смотрел на меня, потому что я пригнулась — да что там говорить, я практически забралась под стол, со страхом откладывая тот момент, когда наши взгляды встретятся.

Песни были такими заводными, что я вылезла из-под стола и пошла танцевать. Но Джаска боялась, что сейчас придет Том и начнет выяснять отношения, поэтому ее мы поставили в центр, а сами танцевали вокруг, т. е. ходили по кругу, как на собачьей выставке. Но это еще не все. Если кому-то нужно было в туалет, мы в ритме танца длинной цепью шли в туалет и таким же макаром возвращались.

Наконец, я выбежала на лестницу глотнуть свежего воздуха. И тут я увидела Тома.

— Джорджия, что это ты так странно смотрела на меня, как пират сквозь подзорную трубу?

— Эээ… Гмм….

— Это Джас тебя попросила? Слушай, она собирается со мной мириться или нет? Я на полгода уезжаю, ты можешь ей это объяснить?

— Том, скажу тебе прямо. Мы с Джас подруги, и мы тебя ignorez-vousуем. Ты для меня как мираж, я тебя практически не вижу и видеть не хочу.

— Ты что, не хочешь мне помочь?

— Non, мы с девчонками дали друг другу клятву с прижиганием.

А Том так хитро смотрит на меня и говорит:

— Я мог бы свести тебя с Масимо.

— Да?

— Да. Мы вчера с ним виделись в снукер-клубе[60].

— С Масимо?

— Ну да, мы поболтали и все такое. Во время перерыва он обязательно ко мне подойдет, а я в этот момент «случайно» буду стоять, разговаривая с тобой.

И я ответила с достоинством, которое только могла себе позволить при столь узкой юбке:

— Неужели ты думаешь, Том, что я предам подругу ради какого-то парня? Это после того, как мы дали клятву с прижиганием?

Том снова пристально посмотрел на меня и говорит:

— Ты уж извини, но ты совершенно чокнутая.

Мы собрались в туалете. Джас уселась на край раковины и ноет:

— Он негодяй. Он просто использовал меня. Ну зачем ему эта Новая Зеландия?

А мы стоим и поддакиваем, типа, да, ты права. Он гад последний. Тебе такой не нужен.

Но девчонкам это быстро надоело, и они пошли танцевать. А я осталась.

А до перерыва минуты две, не больше.

А Джас все ноет и ноет, нервно накручивая на палец челку. Ух, так бы и дала ей по рукам.

— Он предал наше прекрасное прошлое, — убивается Джаска. — Ах, сколько мы выследили бобровых нор, сколько грибов собрали вместе… Неужели все это было просто так? А гнездо жаворонка, которое мы нашли? Неужели и оно ничего не значит?

— Джас…

— А кротовая нора, на которую мы наткнулись на берегу реки?..

— Джас…

— И зачем я училась разжигать костер без спичек? Ради чего все это?

Я крепко взяла ее за руку:

— Джас, ты должна поговорить с ним.

— Что?

— Ты должна выговориться.

Джаска спрыгнула с раковины вся такая красная от злости, я даже испугалась.

— Джорджия, и после всего моего ignorez-vouвания ты предлагаешь мне поговорить с ним?

— Почему бы и нет.

— Ты так считаешь? Ладно.

Вот слабачка. Минуточку, мне нужно проверить состояние сногсшибанцев. Все в порядке.

— Значит так, — говорю я. — Сейчас мы выходим отсюда, это раз. Если ты такая гордая, я сама иду к Тому и говорю ему, что попытаюсь тебя уломать. Потом иду к тебе и якобы пытаюсь тебя уломать. Ты будешь мотать головой и упираться, а потом якобы согласишься уделить Тому четыре с половиной минуты. Потом я иду к Тому и сообщаю ему об этом. Четыре с половиной минуты. Учти — я засеку время.

Объявили перерыв, и музыканты стали спускаться со сцены. А я подошла к Тому с докладом:

— Задание выполнено. Она согласна поговорить с тобой, но я должна буду отойти и снова попытаться уговорить ее, но это только для виду.

Том дружески обнял меня. Ладно уж, хоть он и брат БЛ, бросившего меня в угоду вомбатам, он все-таки хороший парень. Но в этот самый момент из артистической вышел Масимо. Он шел сквозь толпу, и она расступалась перед ним, как море. И в его сторону было произведено множество выстрелов глазками. Особенно Шэрон Дейвис старалась. Сделала себе светлые прядки, очень ненатуральные, между прочим. Вот мои сногсшибанцы, это да — очень даже натурально выглядят. Минуту назад я выдавила на них еще клея, для верности. Я стою и смотрю на Масимо через Томово плечо. Мимо нас проходит Линдси со своими тупыми подружками. Зачем она нацепила такую короткую юбку? Да с ее ногами можно носить только штаны «дутики». Но она эгоистка — ей плевать, что она травмирует людей своими жуткими ногами.

Оймамочкиродные. Масимо идет в нашу сторону. Том тихонько подмигнул мне, а потом позвал:

— Эй, Масимо, ciao.

Масимо увидел нас и направился в нашу сторону. Господи, сделай так, чтобы я от страха не захотела «по-маленькому». Масимо встал рядом с нами, и меня как захлестнула теплая волна.

— Привет, Том, — сказал Масимо и посмотрел на меня. — А, это вы, прекрасная Джинджер.

И меня понесло — я начала хихикать, так что Тому пришлось стукнуть меня по спине.

— Вообще-то это Джорджия, — сказал он.

А я не могу остановиться:

— Просто Либби считает, что я наполовину кошка, наполовину сестра, вот она и называет меня Джинджер.

Том пытается спасти ситуацию:

— До отъезда Робби в Вакатан, он встречался с Джорджией.

Масимо посмотрел мне прямо в глаза и тихо произнес:

— Робби… как это правильно сказать… нужно быть дураком, чтобы уехать от такой хорошенькой девушки.

И он так улыбнулся! Я опустила глаза, потому что готова была кинуться ему на шею и расцеловать его.

Но потом, по правилам обольщения, мне следовало кокетливо стрельнуть глазками и тряхнуть волосами. Да только ресницы мои слиплись. Так я и стояла с закрытыми глазами, не в силах ничего сделать. Чтобы как-то выпутаться, я сказала (с «мечтательно» закрытыми глазами):

— Ой, моя любимая песня, пойду потанцую. — Причем играли «Two Little Boys» Рольфа Харриса. Полный отстой, короче.

Оймамочкиродные, что же мне делать? Я томно мотаю головой, вскидывая брови — изображаю из себя романтичную девушку. Но на самом-то деле я отчаянно пытаюсь разлепить ресницы!

— Позволь, я угощу тебя коктейлем, — предлагает Масимо.

— Мммм… ля-ля-ля… Нет, спасибо, non grazie, я лучше потанцую.

Так, нужно сматываться. Чтобы ни на кого не натолкнуться, я вытянула перед собой руки и пошла. Нет, очень странно выглядит. Так, одну руку вперед, а другой машем над головой в ритм музыке. Туалет где-то справа — главное, добраться до него, а там уж разберусь со своими сногсшибанцами.

Размахиваю рукой, чувствую, попала по чему-то мягкому.

— Черт, прямо по груди ударила — ты, сметаннолицая шутиха! — слышится голос Рози.

— Рози, отведи меня в туалет, — взмолилась я.

— Отвали, лесбиянка несчастная, — огрызнулась Рози.

Продолжаю размахивать руками в такт музыке. А что, может у нас в Англии так принято танцевать.

— Рози, — говорю я, — у меня ресницы склеились, я ж ничего не вижу.

— Понятно. Так, клади мне руки на плечи, танцуем конгу[61] и уверенно движемся в сторону туалета.

— Ты уверена?

Рози встала впереди, властно положила мои руки себе на плечи, и мы задвигались в латино-американском ритме.

Да, круто же я попала. Потому что очень скоро весь зал выстроился за нами гусиной цепочкой, и все мы дружно танцевали круговую конгу. Я кричала Рози, умоляла ее увести меня отсюда, но она просто угорала от смеха. Тогда я вырвалась из цепочки и потянула за одну сногсшибанцу… Слава богу, получилось. Что упало, то пропало, как говорится.

Ура, я вижу свет! Бегу в туалет, чтобы разделаться со второй сногсшибанцей.

Так, вдох-выдох, спокуха. Возвращаюсь в зал полная надежд. Масимо сказал, что я хорошенькая и что Робби дурак, если уехал от меня. Это уже кое-что.

Смотрю, Том с Джаской воркуют в уголке. Остальные участницы «собачьей выставки» разбрелись с мальчиками по залу, кто танцует в обнимку, кто держится за ручки, сидя на диванчиках. И тут я вижу Масимо. Он разговаривает с Линдси, их лица почти соприкасаются.

Дождь.

Гром.

Молния.

Трижды merde.

И еще раз это же слово.

Что за жизнь. Я дома, а родители где-то шляются.

Жизнь — жестокая штука. Если б я жила в Йоркшире и питалась деревенской пищей, то была вылитой Эмили Бронте. И умерла бы от чахотки, после долгой прогулки под дождем.

О, что за ночка!

Лежу и ем себя поедом, вспоминая, чем закончился вечер. С Масимо мы больше не пообщались. Перерыв закончился, и «Стифф Диланз» продолжили выступление. Я смотрела на Масимо, а он попросту меня игнорировал. Джас и Том долго ворковали в уголке, давно уже превысив свой лимит в четыре с половиной минуты, а потом вообще смотались. А после концерта пошел ливень.

Аатлично.

Рози, Джулз, Эллен и я стоим возле дверей и боимся выйти на улицу. Первый раз в жизни я была бы счастлива, если б сейчас к «Фениксу» подкатил Легалет на своей клоунской машине. Мы с девчонками сами себя наказали, сказав своим отцам, что нас заберет чей-то другой папа.

Набравшись духу, мы выскочили под дождь и добежали до огромного развесистого дерева. Стоим и видим, как Домм и другие парни из «Стифф Диланз» загружают аппаратуру в джип. Ливень хлещет с такой силой, что капли отскакивают от земли и попадают в лицо. Я всматривалась в пелену дождя, тщетно пытаясь увидеть Масимо.

А потом из «Феникса» вышла Линдси в своем дурацком кожаном плаще и с дурацким зонтиком. Одна, как перст, даже подружки ее бросили. Хи-ха, так ей и надо. Я и говорю девчонкам:

— Смотрите, вот дура! Она никому не нужна! Сейчас за ней папочка приедет!

— Может, она и дура, — говорит Эллен, — но зато сухая. А мне столько воды за шиворот налило, что я сейчас заквакаю как лягушка.

— Смотрите, как она переминается с ноги на ногу! — говорю я. — Она хоть и сухая, но, кажется, она натерла себе попу стрингами. Так ей и надо.

Я хотела предложить девчонкам соорудить нашу знаменитую палатку, состегнув все наши пальто, как вдруг послышался рев скутера, и из-за поворота вырулил Масимо в куртке с капюшоном. Сердце мое ушло в пятки. Я видела, как Масимо притормозил возле джипа и попрощался с ребятами. А потом — и это было ужасней всего — к Масимо подошла Линдси и занесла ногу, явно намереваясь забраться к нему на заднее сиденье. Я думала, он сейчас как рванет с места, и Линдси позорно свалится в лужу. Но ничего подобного не произошло. Наоборот, Масимо слез с мотоцикла, взял у Линдси зонтик и услужливо держал его над ней, пока она залезала на мотоцикл и застегивала шлем. Потом он сложил зонтик, засунул его себе под ноги, дал газу, и они уехали.

— Ё-моё», — сказала Рози.

…Домой я вернулась вся промокшая до нитки. Но я этого даже не почувствовала. В моей душе шел нескончаемый дождь…

Мутти с вати вернулись. И привезли от дедушки Либби с косоглазым чудовищем Горди. Уложив сестренку спать, они расхаживают внизу, подначивая друг друга и приговаривая: «Тсс! Тсс!»

Вроде умолкли. Слава тебе господи.

Черт. Вати затянул гимн «Боже, храни королеву», а мутти дико хихикает. После первого куплета — тишина. Потом вати говорит:

— А теперь второй куплет.

Папа поет, мама ржет. Ужас. Но зато их двое, а у меня — никого, даже Либби сегодня спит не со мной. Меня никто на свете не любит.

И никогда не полюбит.

А он мне ну так нравится.

Я лежу в кровати и плачу.

…Просыпаюсь от того, что чувствую у себя на шее тяжесть мокрой кошачьей попы. Открываю глаза и в свете луны вижу: в упор на меня смотрят четыре кошачьих глаза — вернее три, потому что четвертый косит куда-то в сторону комода. Из чего делаю два вывода. Первый: меня пытаются придушить не одна, а две мокрых кошачьих попы. Второй: Горди уже успел погулять под дождем. Оба кота трясутся от холода и чихают.

— Кыш! — говорю я. — Идите к себе в корзину!

Ангус перекатился на спину и начал елозить, вытираясь о мое одеяло. Горди, не переставая чихать, сначала вцепился когтями в папашкин загривок, а потом забрался ко мне под одеяло. Оооо… Я хватаю его за шкирку, вытаскиваю и говорю, глядя прямо в глаза, а точнее в глаз:

— Гордон, ты плохой котенок, ай-яй-яй. Марш в корзину!

А он высунул язык, мокро дышит на меня и смотрит, смотрит…

Ну что творится в его глупой головенке?

Обсохнув в корзине, коты устроили беготню по ковру, с грохотом наталкиваясь на мебель.

Я засунула голову под подушку. Еле уснула.

Воскресенье, 24 апреля

Пошла днем погулять в поле. Не хочу, чтоб предки расспрашивали меня про вчерашний вечер. Не хочу отвечать на телефонные звонки подружек.

Я чувствую в груди сердце. Оно разбито уже столько раз, что его не склеишь. Остается только одно — прилично сдать экзамены и уехать в Конго, например. Буду работать там врачом, помогать человечеству. Но как представлю этих больных нытиков, прямо бешенство берет. Во вторник у меня практика в приемной доктора Клуни. Вот и потренируюсь, как абстрагироваться от занудливых пациентов. И еще я надеюсь, что в Конго народ поприличнее. Таких противных соседей, как наши, на всем белом свете не сыщешь.

Тоска…

Получила от Джаски кучу smsок, штук восемьдесят уже. Ладно, вернусь домой, позвоню.

— Джас, это я.

— Привет, Джорджия! Слушай, тут Том рассказал мне, как странно ты себя вела при Масимо. А я-то считала, что он тебе нравится.

— Но он мне действительно нравится!

— А зачем тогда ты устроила танцы под Рольфа Харриса?

Я хотела ей объяснить, но Джаску, кажется, даже не интересует причина моего столь странного поведения.

— Мы с Томом пришли к соглашению, — тараторит она. — Нужно обменяться кольцами! И пусть себе едет в свою Новую Зеландию. Кольцо ведь — знак верности. Он же все равно вернется.

У меня даже нет сил, чтобы заткнуть ее.

— И еще Том сказал, — продолжает моя подруженция, — что он будет собирать информацию об их дикой среде и даже привезет гербарий.

Кажется, Мисс Трусы Макси ожила. А мне так нравилось, когда она плачется мне в жилетку.

С другой стороны, хоть кто-то в этом мире счастлив.

— Знаешь, — говорю я, — вот вы ушли раньше и даже не знаете, что Линдси уехала с Масимо на его скутере.

Тут даже Джаска отреагировала:

— О, non.

— Oui, Джаска.

— Джорджия, но это же полный merde. Зачем ему Линдси?

— Не знаю. Я совершенно не понимаю парней.

— Хочешь, спрошу у Тома? Он все-таки парень.

— Ну, не знаю, Джас. Я и так еле в себя пришла, не хочу лишний раз…

— Я сделаю это аккуратно.

— Только без имен, ладно?

— Том! — орет Джаска, оторвав трубку от уха. — Тут Джорджия интересуется, как Масимо угораздило посадить на свой скутер Линдси.

Я кричу в трубку, чтобы Джаска заткнулась, но она меня не слышит. Кажется, они собрали там целый консилиум.

— Как же так? — громко возмущается Джаскина мама. — Ты же говорила, что он нравится Джорджии. Зачем он так нехорошо поступает?

— Не знаю, — отвечает Джас. — Может, Том знает?

— Том! — кричит Джаскина мама. — По-моему, Масимо не прав, как считаешь?

Когда к обсуждению моей личной жизни подключился Джаскин папа, я просто положила трубку.

Звонок в дверь. Ну что еще? Никого нет. Все уехали к дедушке. Может, коты набедокурили? Что-то их не видно в доме.

Опять звонят.

Так. Я не обязана открывать. Пусть думают, что никого нет.

Ну да, только у меня свет в окне горит.

Черт. А если это кошачья полиция? Вдруг они «замели» моих буйных питомцев? Ну все, берегись, Ангус, берегись, Горди.

Нет, это не кошачья полиция — слышно, как мои питомцы громко лакают воду из толчка, фу.

Открываю дверь прямо как есть, в пижаме. Она у меня в том же стиле, что трусы макси у Джаски — то есть огромная и бесформенная. Но мне перед чужими не стыдно.

Мама. А это Дейв Смехотура. Стоит и смотрит, опершись о косяк:

— Привет, джорджиальная моя. Да, ну и пижамища.

— Я… Эээ…

— Так можно войти или нет? Я принес тебе благую весть, прямо как Санта-Клаус в Рождество.

— Эээ… Ты проходи на кухню, поставь там чайник, а я сейчас.

Бегу наверх, быстренько подкрашиваю губы, ресницы, накладываю румяна, переодеваюсь в джинсы с футболкой, а вандербра надеть не успела — придется опять держать руки скрещенными на груди. Уф, уф… Бегу вниз на кухню.

Дейв сидит на корточках и чешет Горди животик. Когда он поднялся, Горди повис у него на рукаве, как ушастая сосиска.

— Я пришел к тебе с миссией любмейстера[62], — поясняет Дейв. — Как твой наставник по любовным вопросам, докладываю, что виделся с Масимо.

Я вся затрепетала. В это время Горди с грохотом свалился на пол.

— И что-то-то он ска-ка-зал?

— Что вообще произошло в субботу? Масимо говорит, ты была какая-то странная.

— Понимаешь, у меня сногсшибанцы слиплись, а одна потом вообще отвалилась.

— Сногсшибанцы? Слиплись? И одна отвалилась? Как это?

Дейв с недоверием смотрит на мои нунги — вроде обе на месте.

— Да нет, ты не понял, — говорю я. — Я имею в виду накладные ресницы. Я опустила глаза, и ресницы слиплись. Я же ничего не видела. Поэтому я притворилась, будто танцую с закрытыми глазами. Потом одна сногсшибанца отвалилась, а от второй я избавлялась в тарталете.

— В тарталете?

— Да, в туалете.

— Ну ты даешь! — Дейв даже присвистнул.

Как настоящий друг и любмейстер, Дейв провел со мной просветительскую беседу. Если я хочу заполучить Масимо, сказал он, я должна быть сладкой и горькой одновременно, не подпуская его близко. Я ему понравилась, несмотря даже на то, что танцевала под песню Рольфа Харриса. Но Масимо парень видный, к тому же наполовину итальянец, и, следовательно, падок на девичью лесть. Именно этим и воспользовалась Линдси. Масимо еще не осмотрелся и не знает что да как, сказал Дейв. И про Линдси он тоже ничего не знает — что она девушка-макрель, макрель в стрингах.

А по мне, так с первого взгляда ясно, кто такая Линдси. Одни ноги чего стоят.

И если Масимо нравятся девушки с узловатыми коленками, то я вас умоляю. Хотя… Ведь БЛ тоже с ней встречался…

Но Дейв объяснил мне, что парни западают на самое неожиданное в девушках, т. е. парни прокалываются на своем, а девушки на своем. А что до узловатых коленок… Парней можно понять — у них ведь «полные штаны змей»… Ну Дейв и отмочил.

И еще Дейв сказал, что с парнями нельзя разговаривать полунамеками — они этого не понимают.

В книжке «Как влюблять в себя всех подряд» действительно нахожу такие слова:

1. Парни любят лесть. С этим вы никогда не переборщите. И даже если на самом деле вы подтруниваете над ними, они не поймут вашей иронии.

2. С парнями нельзя разговаривать полунамеками — они этого не понимают. Нужно говорить конкретно, чего вы хотите.

Сколько же у них заморочек.

И еще вопрос: с какой стати мой наставник по вопросам любви сам пристает ко мне с поцелуями?

Или, если точнее, с какой стати я с ним целуюсь?

Надеюсь, с точки зрения общечеловеческого синдрома обожания это нормально.

Понедельник, 25 апреля

Испробовала лесть на самом паршивом представителе мужской части населения, т. е. на герре Камьере. Он нацепил носки в клеточку — они ярким пятном торчат из-под его коротковатых брюк. Сегодня герр Камьер ударился в воспоминания о своем разнемецком детстве в Баварских Альпах: как он ходил в походы, где они распевали народные песни и отплясывали народные танцы. И еще они жарили на костре сардельки. Герр Камьер, наверное, съел на своем веку тонны сарделек — уж больно часто он вставляет их в грамматические упражнения на доске.

После урока, пока герр Камьер запихивал книжки в портфель, я тихо подошла к нему сзади. От неожиданности он аж подпрыгнул и уронил книжки на пол. Пока он их подбирал, я и говорю:

— Герр Камьер, урок был очшень, очшень интеррестен, и на вас сегодня очень красифф носки.

А он и отвечает:

— А, благодарю, Джорджия. Дер носки есть подарок от моей мамы, и я ими очень дорожить. У меня есть галстук в тон носки.

— О, как это интерестен.

— Карашо, я в следующий раз надеть, чтоб ты увидеть, — сказал герр Камьер и нервно поправил очки на переносице.

— Я буду очшень ратт.

Герр Камьер во весь рот разулыбался — от такого внимания к своей персоне у него даже начался нервный тик. О, трудная эта штука — лесть. И это учитывая, что я выбрала самый легкий объект.

Рассказала Рози с Джулз про советы любмейстера.

Рози и говорит:

— Дейву вполне можно доверять в этих вопросах, но только герра Камьера трудно назвать парнем, он просто учитель немецкого. Бьюсь об заклад, что с Элвисом у тебя этот номер не пройдет.

Самое трудное задание — опутать лестью Элвиса Эттвуда, чемпиона по ворчанию.

Рози с Джулз уверены, что у меня ничего не получится. Они решили поподглядывать и поподслушивать — спрятались за туалетом на улице.

Элвис копается в саду, а на самом деле он извращенец и подглядывает за девчонками: на улице тепло, и они вышли на физру в шортиках. Мне иногда кажется, что если он отрастит волосы и нацепит юбку, то будет вылитая мисс Стэмп.

Я подхожу к Элвису с такими словами:

— Здравствуйте, мистер Эттвуд. Говорят, что вы от нас уходите, какая жалость.

Слышу, как Рози сдавленно смеется за туалетом.

Мистер Эттвуд одаривает меня кривой ухмылкой, припасенной специально для меня. Я же контратакую обворожительной улыбкой, у меня даже ноздри трепещут от восторга — так я его обожаю.

— Что тебе надо? — рычит Элвис. — Я был в кабинете химии и видел, что ты нарисовала на доске.

— Ваш портрет? Как это прелестно! — говорю.

— Прелестно! Да это же мерзость!

— Ах, ах, и кто же посмел нарисовать вас в чем мать родила, с огромной трубкой во рту?

— Да, кто посмел?

— Не знаю. Первый раз слышу.

Элвис грозно шевелит бровями:

— Ужасное, ужасное поведение! А еще девочки. В наше время за такие дела уши надирали.

— Знаете, я совершенно с вами согласна, мистер Эттвуд. Дисциплина у нас в школе — отвратная. Я так просила мисс Хитон надрать мне уши, когда меня оставили после уроков, но она меня и слушать не захотела. А вы знаете, что в школе для мальчиков до сих пор практикуют розги?

Элвис расправил плечи и вытянулся в полный рост (это метр с кепкой-то):

— Вот-вот, я бы и в вашей школе ввел розги. Потому что никакие нотации вам не помогают.

— Совершенно с вами согласна, мистер Эттвуд. Нотации — это все фигня, вы уж меня извините. На основах религии я очень часто поднимаю вопрос о розгах, да какое там. — Элвис весь напрягся, не понимая, в чем подвох. А я продолжаю: — Уж не знаю, в курсе вы или нет, но нам, девочкам, нужна сильная рука. В вашем лице. Вы думаете, почему мы так безобразничаем? Да потому, что нам не хватает вашего отцовского внимания. Ведь мы вас так уважаем, так уважаем. Мы все ерничаем, но на самом деле даже домой идти не хочется, так вы нам дороги.

Услышав эти слова, Элвис гордо выпячивает грудь и говорит:

— Вот когда я был школьником, нас держали в ежовых рукавицах. В полседьмого подъем, в полдевятого отбой, и весь день как пчелки.

— Вот, видите? Вы прямо как мой папа. У него похожие методы воспитания.

Слышно, как за туалетом трещат кусты — наверное, девчонки уже просто полегли от смеха.

— Мне так приятно было пообщаться с вами, мистер Эттвуд, — говорю я. — Вы мне как отец родной.

Элвис растроган чуть ли не до слез. Он вытаскивает из кармана трубку, закуривает ее и мечтательно произносит:

— Что ж… Я всегда рад… Эх, прошло мое беззаботное детство… У меня, знаешь ли, была игрушечная железная дорога, и заводной паровозик с вагончиками. Я их до сих храню дома в коробке.

— Ой, звонок, — прерываю его я. — Извините, у меня английский. «Грозовой переврал» и все такое.

Я завернула за туалет, а там Рози хохочет в кустах, натянув на голову пальто.

Идем с Джаской и болтаем.

— Не может быть, чтоб все было так просто, — говорю я.

— Да, не может быть.

Навстречу нам — фоксвудские мальчишки, с ужимками орангутанов и грязными приколами, типа: «Эй, девчонки, а покажите нам…»

Я и говорю одному прыщавому:

— Какой ты милый. Хочешь взглянуть на мои нунги?

Парень резко изменился в лице и присмирел. И все парни тоже затихли. А прыщавый и говорит осторожно:

— Ну да, хочу.

— Что ж, — говорю я. — Кому-то другому я бы не показала. Но ты мне давно нравишься. Жду тебя в парке в полвосьмого за туалетами.

Прыщавый нервно поправляет галстук и кивает:

— Ладно, приду.

Ну вааще.

У меня нет слов.

Мы с Джас изумленно переглянулись.

Вторник, 26 апреля

Сегодня практика у доктора Клуни. Рабочий день начинается в девять. Прикольно, что школьная форма необязательна. Поэтому нужно выбрать наряд.

Что-нибудь черное?

Пожалуй.

Накладные ресницы-сногсшибанцы.

Может быть. Только кого там соблазнять? Не доктора же. Зато можно отработать технику ношения ресниц в безопасной обстановке, среди слепых и глухих.

Уф… Практика закончена. Дай бог здоровья доктору «Клуни» и его пациентам, но больше меня туда на аркане не затащишь — если только на каталке в парализованном состоянии.

Короче — полный кошмар. Сплошь больные и старые, представляете? Стонут, кряхтят, кашляют… Ни одного здорового человека. Бедные доктора. И еще у стариков, почему-то именно у них, такой своеобразный запах — словно они посыпают себя средством от моли, чтобы не рассыпаться в прах. Кто его знает, может, есть такой одеколон «Старый пень», от которого бабулечки впадают в экстаз и начинают вязать своим престарелым «бойфрендам» маразматические свитера без горловин.

Одним словом, медицина — это не мое. И в Конго я не поеду. Тем более что я даже не смогла найти эту страну на карте.

Слава богу, что я молодая и здоровая. И что практика на этом закончилась. Свобода, ура, тра-ля-ля. От радости мне хочется прыгать и скакать. Мои накладные ресницы не склеились — эксперимент прошел удачно.

Иду себе, мурлычу песенку, плавно покачивая бедрами, все как по книжке. Мимо проезжает машина с парнями. Они мне сигналят и машут из окна. Дураки, конечно, зато мой прием дает результаты. Я встряхиваю волосами и радостно смеюсь.

А теперь все одновременно: мурлычем песню, покачиваем бедрами, встряхиваем волосами и смотрим взглядом «тягучая ириска».

Получается! Я суперская!

Повторим еще раз — мурлычем песню, покачиваем бедрами, встряхиваем волосами и смотрим взглядом «тягучая ириска»…

И вдруг слышу: «Ciao».

Оймамочкиродные. Масимо на своем скутере. Он сказал мне ciao…

Поднимаю глаза: и вправду он.

— Ciao, — отвечаю я.

Каково, а? Классно-классно… Каково! Каковее не бывает… Тьфу, мозг, молчи…

Масимо сидит на скутере и смотрит на меня так, словно сейчас я закрою глаза и начну удаляться в ритме танца, как в тот вечер на концерте. Но я никуда не ухожу, а говорю ему:

— Как жизнь?

Класс. Нормалек. У меня все получается.

А он смотрит на меня своими изумительными глазами. Ну конечно, а чем же ему еще смотреть, ушами? Ха-ха-ха… Так, это что-то новенькое — на меня напал истерический «внутренний» смех, болезнь прогрессирует.

— У меня все отлично, — говорит Масимо.

А я про себя думаю: «А у меня тоже»!

Масимо нажал на сцепление, и скутер громко взревел.

— Тебя никуда не подвезти? — спрашивает он.

Мама.

— Я на репетицию, — говорит Масимо. — У меня есть немного времени.

Подвезти меня домой? Не хватало еще, чтобы он увидел наш психмобиль или маму в прикиде для аэробики, или Либби в «нулевом» прикиде.

— Только я не домой, — отвечаю. — Я к подружке. Мы сегодня тусим в ночном клубе.

Черт, что я говорю? Молчи, рот, молчи. И тут Масимо мне улыбнулся — и от этой улыбки я начала таять, как шоколадка на солнышке. Он протягивает мне второй шлем — и, хотя я знаю, что после шлема на голове будет не прическа, а «блин», я все равно счастлива.

Я забралась на заднее сиденье, причем довольно изящно. Когда буду слезать, нужно постараться не сверкать трусиками из-под моей короткой черной юбки в складку. Надо будет аккуратно развернуться, поставить одну ногу на асфальт, а вторую…

— Держись крепче, — говорит Масимо, и мы срываемся с места.

Я сижу, крепко обхватив его за пояс. И хотя на нем парка, меня будто током стукнуло, когда я его коснулась. Ветер бьет в лицо, и мои глаза слезятся, и я боюсь, как бы у меня ресницы не отклеились.

И вот мы несемся по дороге, и это такой восторг и счастье! Я и сама не верю, что сижу, обняв такого шикарного парня.

Масимо кричит мне сквозь вой ветра:

— Подсказывай дорогу!

Вообще-то до Джаски минут пять езды, но я кричу, что нужно повернуть на Хай-стрит, хотя это совсем не по дороге. Потом мы остановились на красный свет, и я наблюдаю, как в сторону кафе «Луиджи» идет Смехотурова Рашель со своими подружками из шестого. Завидев Масимо, девушки радостно машут ему, включая, кстати, и саму Рашель. Масимо вскидывает руку в перчатке, изображая приветственный жест, а потом выжимает газ, потому что зажегся зеленый свет. Ох, надеюсь, из-под шлема можно разглядеть мое лицо — уж больно хочется, чтоб девчонки обзавидовались.

О, так бы каталась и каталась, подобно «Летучему голландцу», правда, то был корабль, а не мотоцикл…

В конце концов я все же вынуждена была показать правильную дорогу, и вот мы у Джаскиного дома. Странно, что за нами не гналась полиция, потому что мы мчались на бешеной скорости. Притормозив у ворот, Масимо даже не выключил мотор. Значит, задерживаться он не собирается, чтобы поболтать и все такое. Усиленно пытаюсь выудить итальянские слова:

— Ну что ж, огромное gracios. Большио спасибио.

Масимо улыбается:

— Мне это доставило удовольствие. Я, как бы это сказать, соболезную за свой плохой английский.

— Да ладнио, мой итальянский тожио не блескио.

Масимо рассмеялся:

— А ты смешная.

Отлично, он тоже считает, что я смешная. Не классная, не сексапильная — такая чтоб на всю жизнь, а смешная.

— Что ж, — говорит Масимо, — мне пора на репетицию.

— Ага, ну, ciao.

Тут я срочно вспоминаю наставления любмейстера и расплываюсь в улыбке:

— Рада, что ты приехал к нам в город, и вообще, поешь ты ну просто très bon.

Он тоже улыбается:

— Спасибо. До встречи. Ciao.

Он уехал, а я стою у Джаскиных ворот в полном недоумении. Что это было? Он что, вежливо отшил меня? Трижды merde. Как меня все достало. Стою и смотрю: скутер Масимо с ревом удаляется прочь. Не исключено, что после репетиции у него свидание с Линдси. Как она вообще умудряется влюблять в себя парней? Для меня это полная загадка. Может, она подмешивает им в колу лошадиный транквилизатор?

Вдруг вижу: Масимо резко разворачивается и несется обратно. Он тормозит возле меня и кричит сквозь рев мотора:

— Джорджия, а ты не хочешь пойти со мной в кино?

Я само спокойствие. Масимо разворачивает скутер, жмет на газ и снова кричит:

— Если хочешь, жду тебя полвосьмого в пятницу, возле башни с часами. Ciao, va bene.

А потом он уехал.

Звоню в дверь, открывает Джаска:

— Привет. Пришла проверить мою «домашку» по биологии?

— Джас, возьми себя в руки. Дай пройти. Мне нужно срочно подкрепиться.

— Да пожалуйста. Что ты хочешь?

— Чего-нибудь сладенького, снять стресс. Тащи все, что есть шоколадного, щас я тебе такое расскажу!

Сидим у Джаски в комнате, захомячиваем шоколадные конфеты. Я взахлеб рассказываю про свой полет на «стрекучем голландце» и последующий разговор.

— Круто, — говорит Джаска. — Он, считай, назначил тебе свидание.

— Правда здорово?

— Да, но ведь он еще встречается с Линдси. А вдруг это двойное свидание? Ты придешь в кино, а там она. Французские штучки.

— В смысле?

— Ну, ménage à trois[63].

— Джас, он итальянец.

— Ну, тогда menagio à trios.

Я постаралась поскорей уйти, потому что Джаска вызывает у меня агрессию.

Но факт остается фактом: Масимо, самый красивый парень в мире, практически БЛ, пригласил меня, Джорджию Николсон, в кино.

Кто бы сомневался, что мне постараются испортить настроение. Когда я вернулась домой, мутти с вати были уже на взводе.

— Где ты была? — начал вати. — Только не говори, что у подружки делала уроки. Я не вчера родился на этот свет.

Меня так и подмывает сказать, что в любом случае он вчерашний день. Но я не стала никого обижать — сегодня я люблю весь мир.

Тут и мутти начала наезжать:

— Ты должна быть с нами откровенна. Если хочешь, чтобы тебя считали взрослым человеком, надо и вести себя соответственно.

— Да, — поддакивает вати. — Мы тоже когда-то были молодые. И, между прочим, уважали своих родителей и никогда не врали.

— Вы что, предлагаете мне всегда говорить вам правду?

— Конечно, солнышко, — кивает мутти. — Мы же твои папа с мамой.

— Да? — резонно возражаю я. — Но почему, когда я честно высказалась про вашу клоунскую машину, папа разозлился?

Предки укоризненно завздыхали, а я сижу себе на седьмом небе и болтаю ножками и смотрю на все свысока.

— Ладно, — говорю. — Вот вам чистая правда. Сегодня, как вы знаете, у меня был тяжелый день. Доктор Клуни это, конечно, хорошо, но пациенты его — полный кошмар. И вот иду я домой, вся из себя уставшая, и тут вижу — новый солист из «Стифф Диланз» на своем скутере. Он и подвез меня до Джаски.

— И сколько лет этому солисту? — подозрительно спрашивает вати.

— Пап, он итальянец, — терпеливо отвечаю я.

— Что?

— Он итальянец. Верно, мам?

Вати смотрит на мутти и сурово произносит:

— Конни, так ты в курсе? Это что, заговор? Почему я обо всем узнаю последний? Я тут вкалываю, а вы…

Переключив отца на маму, я быстренько убежала к себе. Мне неважно, чем у них там дело кончится — да хоть разводом. Главное, что у меня теперь есть Масимо.

Сегодня в детсаду Либби занималась поделками. Они мастерили очки. Либби вырезала очки из картона, а дужки приклеила скотчем. Дома Либби нацепила очки на Горди, а сверху, чтобы они не спадали, натянула шапочку, точнее — резиновую перчатку. Зато держит намертво.

Времени до пятницы в обрез.

Хочу попросить у мамы денежку на новый наряд. Хотя она наверняка припомнит, что в прошлую субботу мне купили ботильоны на коротком каблучке, пару юбок и брюки.

И еще вот думаю — стоит ли перед свиданием проконсультироваться у Дейва Смехотуры? Лучше не надо, а то опять начнем целоваться.

Ой, я так волнуюсь, что сон потеряла… ммм… хррр… хррр…

Среда, 27 апреля

Сижу, ем хлопья с молоком. Папа игриво так ущипнул меня за плечо. Они сидят с мамой и мило разговаривают. А как же развод?

— Джорджия, — говорит вати, — спасибо, что ты была с нами искренной. Вот тебе пятерка, и ты поймешь, что говорить правду выгодно.

— Да? Тогда я вам еще скажу. В пятницу я иду с Масимо в кино.

Я думала, вати «полезет в бутылку» и они с мамой снова поссорятся, но ничего подобного. Надо же, какой последовательный.

— Ладно… — бормочет он, натягивая на себя мотоциклетный шлем. — Молодец, так держать… — И пошел заводить машину.

Отныне я буду говорить им правду и только правду.

Может, еще заплатят.

Обсуждаю с крутой тусой, что надеть на свидание. И еще показываю танец радости, придуманный мною по случаю. Я ритмично покачиваю бедрами и грожу кому-то пальчиком — вот такой у меня танец радости.

Рози и говорит:

— Джорджия, ты знаешь, что ты одна из самых близких моих подруг, одна за всех, все за одного, и мы вместе идем по жизни, как говорится, до самого Типперэри[64].

— Oui, — отвечаю я, продолжая исполнять танец радости.

— Но если ты не перестанешь валять дурака, я тебя придушу.

Мы пришли в раздевалку, а там еще толкаются девчонки из шестого, ну и Линдси тоже тут. Сегодня гитлерша заставит нас бежать кросс по открытой местности. А что, отличная тренировка перед свиданием. Но дома я все равно свалюсь трупом, потому что у меня все будет болеть, особенно попа, но c'est la vie.

И тут вижу — Линдси на меня так зло смотрит, ну прямо как та собака, что сторожила в сказке Андерсена огниво. А потом она стала перешептываться со своими подружками. Интересно, знает ли она про нас с Масимо. Да откуда. Но мне все равно не по себе. Мы ведь однажды уже схлестнулись из-за БЛ, и сколько она мне крови попортила.

О боже. Gott на Himmel и три раза Mon Dieu. Ястребиный Глаз совсем озверела. На перемене я замечталась в тарталете, и опоздала на латынь. Столкнулась в коридоре с Я. Г., а она мне и говорит:

— Урок начинается в три. Почему опаздываешь?

А я, забыв про осторожность, ляпнула:

— А что, я пропустила что-то интересное?

И Я. Г. оставила меня после уроков. Я должна восемьсот раз написать: «Грубость — остроумие дураков».

Такое наказание — двойная мука для меня, потому что после кросса мне больно сидеть. Спасибо еще, что ходить могу, чего не скажешь про П. Грин. Зря она перепрыгнула через ту лужу…

Я придумала джорджиальный выход, как побыстрее написать эти несчастные восемьсот предложений — приклеила к линейке пять ручек в ряд.

Пятая строчка выходит хуже всего — как будто пьяная курица мимо проходила. Но это издержки рационализаторства.

Четверг, вечер, 28 апреля

Джас осталась после уроков по собственному желанию. Вместе с учителем биологии она ходит по спортивному полю, пытаясь отыскать кротовий помет. Какая содержательная девушка. И в такой сгорбленной позе похожа на Квазимодо женского пола.

Но должна честно признать: я уважаю Джаску за то, что она такая независимая и смогла потрепать Тому нервы. Он, в свою очередь, просто обалдел и уже не так рьяно рвется в Новую Зеландию.