И возродится легенда (СИ)

Глава 10

Где вуивр провела остаток ночи, а главное, с кем — она не помнила. Но проснулась явно не там, где они пировали: ни суровости, ни ветхости заброшенных покоев тут не было в помине. Зато имелся квадратный чертог с лаковыми панно на стенах, витыми ламбрекенами с каскадом хрустальных подвесок; наборными столиками на гнутых ножках; с позолоченной лепниной там, где еще оставалось место. Окна были наглухо зашторены, груда углей в камине шипела и потрескивала, наполняя комнату жаром. Но венцом всего была высоченная постель под балдахином из камки, парчи, багряного рытого бархата и целой паутины золоченых кружев. Ткани покачивались от слабого сквозняка, шуршали и гнусно пахли пылью и лакрицей. И Эриль испытала желание убраться из-под этой груды массивных, изысканных тряпок как можно скорее.

Кое-как нащупав скамеечку, сползла с кровати. Убедилась, что все-таки одета (в наличии имелись рубаха и тувии). Пережидая головокружение, подержалась за витой столбик. И, с сожалением оставив его, двинулась анфиладой роскошных покоев. Мимо стоящих на вытяжку стражей — вероятно, у них не было приказа гостью останавливать. Мимо играющих в карты пажей и секретарей, склонившихся над бумагами в приемной. Чтобы остановиться из-за громких голосов. Она вовсе не собиралась подслушивать, упаси Корабельщик. Случайно вышло.

Маг, отличавшийся дрожащим фальцетом, был одет в черную с золотом мантию. И Эрили пришло в голову, что так же ярко раскрашены некоторые ядовитые насекомые: точно заранее предупреждают, чтобы их не трогали.

— Я не могу снять эти печати, сир! — волшебник нервно прошелся из конца в конец круглого, похоже, занимающего башню, кабинета: практически бесшумно из-за толстого ворсистого ковра. — Проще уж отрубить руки и вырастить наново. Они использовали не меньше, чем деревеньку. Знаете, есть такие, особенно, на побережьях. Для которых практичность перевешивает страх. Они часто прячут у себя беглых волшебников. Но если об этом дознаются, еретиками объявляют сразу всех.

— Я тебя понял.

— Вы же не станете жертвовать целым селением?! — голос мага задрожал.

— Не стану.

Лель повернулся и встретился с Эрилью глазами. Она пожала плечами: мол, кто бы сомневался, что ее отпустят просто так.

— Есть способ, — оживился маг, который стоял к женщине спиной и переглядываний не заметил. — Неприятный, но на короткое время достаточно действенный. Если перевязывать печати бинтами, смоченными кровью, охотники будут ее терять. Правда, это будет больно, но терпимо.

— Спасибо, Альвас. Вы свободны.

— Жаль, что не смог вам помочь по-настоящему, сир.

Волшебник поклонился и направился к выходу, задев женщину краем шелестящей мантии и не поднимая глаз. Лель подошел к Эрили.

— Ты все слышала.

Она кивнула. Почувствовала, как темнеет в глазах. Король подхватил ее и устроил в кресле. Налил в кубки вина.

— Пей! Все не так плохо…

— Намного хуже, — она криво ухмыльнулась. — Церковники подкинули мне задачку без решения. В которой я навернусь так или иначе.

Король хмыкнул:

— Думаешь, мы позволим?

Она косо оглядела свои перевязанные запястья.

— Насчет отрубленных рук вы же не всерьез?

— Чтобы вырастить новые, потребуется та же деревенька. А со своим народом мне как-то жалко расставаться… таким способом. Пока попробуем кровь, а там… Все библиотеки Лидар сжечь не успел. А в поисках информации я бываю настойчив, весьма.

Она улыбнулась и залпом выхлебала вино. Упираясь в подлокотники, поднялась из кресла. Неверными шагами подошла к окну и потянула на себя тяжелую створку. Задребезжали в свинцовой оплетке граненые шарики.

— Оставь, — лениво бросил Лель. — Там внизу парапет и ходит стража. Ветер не даст им много услышать, но уши натопырят все равно.

— А люди в приемной тебя не смущают?

Эриль тряхнула непокорную раму. Несколько шариков вывалилось, и женщина глубоко задышала, вцепившись пальцами в витой узор. Король пытливо вгляделся и взревел:

— Лекаря!!

Подтянул к окну тяжеленное кресло. Подставил женщине плечо:

— Обопрись на меня.

Бережно разжал ее пальцы. Перехватил, усадил. Саданул окно подсвечником. Стеклянная начинка переплетов брызнула в стороны, градом простучала по парапету, гремя, покатилась по крышам вниз. В башню ворвался ветер. Парусами заполоскались занавески.

Лель раздернул шнуровку, распуская рубаху у Эрили на груди.

— Дыма.

— Да, сейчас.

Хриплым трезвоном разразился колокольчик.

Кто-то вбегал и выбегал, трещали голоса. Носился по комнате сквозняк. Эриль тормошили чьи-то руки. Она чувствовала себя отстраненной, точно наблюдая за всем со стороны.

Давешний волшебник, Альвас, разглядывал на просвет радужный кувшин с вином. Незнакомец в черном, с белоснежным воротником, похожий на раздутую лягушку, зыркая на мага, вел пальцем по стенкам кубка, из которого пила вуивр, и нюхал палец.

— Яда нет.

И отодвинулся, уступая место вбежавшему Дыму. Тот оценил все с полувзгляда. Нащупал биение жилки на шее Эрили. Осмотрел лицо. Оттянул веко.

— А не «птичья» ли болезнь тебя настигла, матушка? — осклабилась, вплывая за лекарем, Батрисс, сама помятая с похмелья.

— На угар похоже, — оборвал ее Дым. — Молока побольше!

Король кивнул, подтверждая приказ. Скомандовал хрипло:

— Лишние вышли! Все.

Покой немедленно очистился. Посторонними себя не сочли, кроме Дыма, только Батрисс с Янтарем и жабовидный лекарь. Но разумно переместились за спинку кресла, с королевский глаз.

Прибежал слуга с молоком в запотевшем глиняном кувшине. Дым плеснул молока в кубок. Отхлебнул. Замер, точно прислушиваясь к собственным ощущениям. Коротко кивнул и обратился к Эрили:

— Пей. Не бойся, если вытошнит. Выпьешь еще.

Обошлось. Королевский целитель одобрительно покряхтел.

— Не знаю, где вы обучались, молодой человек, но все сделали правильно.

— Польщен, — уронил Дым.

Оборотень присел у кресла Эрили на корточки и взял ее за руку.

— Ты как?

— Никак, — отрезал волшебник. — Ей надо поспать.

Он подхватил, было, Эриль под мышки, но Янтарь перехватил ее, отодвинув мага плечом. Лель хрустнул пальцами:

— Вы свободны, мессир Тома, — сказал он придворному эскулапу. — А вы — идите за мной.

Винтовая лестница в стене башни — глубокая и гулкая, точно колодец. Арка с каменной выкружкой — такая низкая, что под ней пришлось пригнуться даже Батрисс. И дубовая, окованная железом дверца в тесный, похожий на берлогу покой. Он пах влажной штукатуркой и зеленью. Блестела слюдой фигурная створка, крюком притянутая к стене, и ветки барбариса и сирени нахально лезли в комнату сквозь окно, роняли влагу на подоконник. Пичуга возилась и пищала в густой листве. В плетеной из лозы клетке, висящей под низким сводом, ворковала пара мохноногих голубей. Напротив, скрипя, покачивался на цепи над чашей ритуальный кораблик из почерневшего серебра с лампадой внутри.

— Роскошно устроился, — заметила Батрисс, разглядывая изразцовую печь с лежанкой: поверх шкур россыпь цветных подушек и парчовое покрывало; рядом сундук, на нем лютня и заляпанный воском подсвечник с полностью оплывшими свечками. В углублениях беленых стен впритирку составлены растрепанные книги. На стене меч в ножнах. Под ним на узкой полке письменные принадлежности. На низком табурете таз и кувшин для умывания. Еще один табурет. Волчья шкура на каменном полу.

— Иногда парадные комнаты надоедают.

— Поглядите вы на него!.. Была бы я королевой — мне бы не надоели.

Не обращая внимания на их перепалку, лекарь скинул с лежанки подушки, оставив самую плоскую и жесткую, гостеприимно отвернул покрывало.

— Мы уйдем, как только ей станет легче, — произнес оборотень, опуская Эриль на лежанку.

— Вы мне не в тягость, — бросил Лель сквозь зубы.

— Еще успеете поссориться, — буркнул Дым. Наклонился к вуивр: — Запястья не болят?

— Нет. Меня осматривал незнакомый маг… пока я спала…

— Что?! — Янтарь схватил короля за грудки. — Она искала у тебя помощи! А ты подпустил к ней мага! К беспомощной, к спящей!

Лель легко смахнул руки оборотня, отер слюну со щеки. Наклонился к высокой напольной вазе в углу, поправляя в ней сухую разлапистую веточку.

— Я не хотел ее тревожить. И глава Имельдского ковена никогда не навредит тем, кого я люблю. Выбор для него прост: мое покровительство или кромешники.

— Мог хотя бы позвать меня, — Дым сверкнул желтыми глазами. — Что он сказал?

— Что ничего не может сделать.

— Сведи нас, я сам с ним поговорю.

Домес кивнул. Присел на край лежанки, загородил Эриль от чужих взглядов.

— Эй, ты не напугалась, часом?

— Просто п-противно, — выдавила она из дрожащих губ. — Верх цинизма — разделять еще и магов. От одних скрывать и прятать п-правду… о них самих… а других поить кровью… человеческой… бочками. Чтобы использовать их силу в своих целях.

Лель натянул на нее жесткое покрывало из малиновой узорчатой парчи. Мимолетно коснулся виска:

— Иной раз я ненавижу себя за то, что я человек, подружка. Потому что вижу такие гнусности и подлости, что странно, как же Корабельщик терпит нас до сих пор. А иногда я нами горжусь. Потому что есть в людях и благородство, и величие. Прости, тебе не до этого сейчас.

Женщина поймала его грубую ладонь.

— Нет, все верно.

— Не сердись на меня.

— Значит, дело не в конкуренте, — вмешался Дым. — И не в ядах. Ели и пили мы одинаковое. Или вы догонялись без нас?

Домес хмыкнул, возвращая маску равнодушия на лицо.

— Отравленные платки… перчатки… ножи, намазанные ядом с одной стороны… — перечислял лекарь.

— Да ты, похоже, специалист…

— Обращайся.

Лель расплылся в ухмылке:

— Как только надумаю кого-нибудь отравить.

— А может, она просто забрюхатела? — Батрисс наивно потелепала ресницами.

— Не лезь к ней! — заорал Янтарь.

— У кого что болит… — протянул лекарь.

— У меня как раз не болит, — отвесила губы контрабандистка. — Страсть к сопливым орущим детям — это к Алене.

Дым громко откашлялся:

— Видимо, все-таки угар. А может быть яд в дровах. Пойду, проверю. Надеюсь, слуги у тебя не слишком расторопны и золу выгрести не успели.

— Не поручусь.

— Это была твоя спальня?

— Полагаешь, удар предназначался мне? Нет, гостевая.

Лель стянул кольцо-печатку:

— Наверху отдай постельничему. Он проводит.

— Угу.

Дым поколебался, кусая губы. Кинул оборотню:

— Идем со мной. Твой нюх может понадобиться.

— Сейчас.

Янтарь, подвинув домеса, наклонился к Эрили. В широких золотисто-зеленых глазах плесканула нежность. Он чуть сощурился, от уголков глаз побежали морщинки. Губы дрогнули в мимолетной улыбке. Оборотень наклонился ниже, касаясь губами губ, почти неощутимо — как упавший лепесток. И вышел за лекарем.

— Пойду-ка и я с ними, — хмыкнула Батрисс. — А то как бы они не того…

— Ну вот, оставили нас одних, — Лель отжал полотеничко, смоченное в миске, свернул и положил на лоб Эрили. Второе пристроил на груди. — Как тебе? Дышать тяжело? Ты бы поспала…

— А ты колыбельную споешь? — она подвигалась, недовольная щекотными каплями воды.

Король хмыкнул.

— Чтобы ты вовсе не заснула? Ну, я буду прям, как та мамаша, что сыну пела. А тот все не спит и не спит. А она поет. И тут младенец как воззовет из люльки:

— Мама! И голос у тебя дивный, и поешь так красиво! Но дай же мне, наконец, поспать!

Он все же пристроил лютню на колене. Подкрутил колки.

— Ты спи… Я молча посижу

В ногах постели.

Я слов напрасных не скажу.

На самом деле,

К чему слова? Они ничто —

Пустые звуки…

Я лишь вуалью золотой

Омою руки,

И тихо вычерпаю боль

И злую накипь.

Я нарисую над тобой

Покоя знаки.

Развею горечь и беду

Волнами ласки.

И сон твой тихо уведу

В пределы сказки… (С.Караулов)

Эриль слушала, закрыв глаза. И на середине заснула. Лель подхватил руку с размотавшимся бинтом. Поцеловал ромб печати на запястье и уложил руку женщины на одеяло, повернув кверху тылом, скрывая сияние серебра.

***

— Такое чувство, что ты проглядел у себя под носом заговор, — объявил Дым, упираясь локтями в дверные косяки.

— Если это не свежие проделки какой-либо ревнивой юной дуры.

— Не любишь ты девушек, Бат.

Янтарь, не обращая на перепалку этих двоих внимания, поднырнул у мага под рукой и опустился на колени у лежанки, прижался теменем к боку спящей Эрили.

Домес, дернувшись, отвернулся, указал Дыму и Батрисс на лестницу.

— Бат, постереги наверху, чтобы не подслушали.

— Почему вечно я? — дернула она покатым плечиком, но послушно стала взбираться дальше, а мужчины остановились на середине. Лель присел на ступеньку, лекарь прислонился к стене.

— Дрова не отравлены. Хотя натоплено там, конечно, безобразно, и окна наглухо закрыты, да еще шторами занавешены. Но это пусть остается на совести твоих горничных и истопников.

— Верховный маг попросил закрыть.

— А… ну да. Злой волшбы я там не почуял. Хотя он намного опытней меня…

— Он стал бы подписывать смертный приговор себе и всему ковену?

Дым заглянул в полыхающие глаза Леля: серый и рыже-зеленый.

— Его пока исключим. Не буду тебя утомлять подробностями наших розысков, но дело в масле, которое наливают в лампады ритуальных корабликов. В него подмешана вытяжка вербены, красавки и аконита. Дикая смесь плюс та гадость, имени которой я не помню, но рискнувших с ней работать алхимиков спас не всех.

Дым поскреб темя.

— Твой постельничий при виде кольца-печатки был столь любезен, что провел нас по остальным спальням. Так вот, во всех гостевых покоях в кораблики налита эта отрава. Я возмечтал познакомиться с тем слугой, который поддерживает ритуальные огоньки. Девушка оказалась милая и далеко не глупая. Про яд мы ей, разумеется, не говорили, просто поинтересовались, как часто она обновляет масло в лампадах и где оно хранится.

— На рассвете и на закате. А зимою еще и в полночь.

— Спасибо, я вот не знаток ритуала.

— Просто у себя я делаю это сам.

— Да, у тебя масло не отравлено, ни наверху, ни здесь. Янтарь ничего не унюхал, и я тоже. Да и голубки, вон, вполне бодрые.

Лекарь провел языком по губам.

— Кстати, о времени девушка так и ответила. А насчет масла сообщила, что оно хранится в кладовой в подвале, в запечатанных горшках. Но чтобы каждый раз не бегать туда и не беспокоить ключницу, она оставляет початый горшок в буфетной и отливает масло из него.

Дым потер красные от недосыпа глаза.

— Узнав, что я лекарь, светличная пожаловалась мне на головную боль. Раньше с ней такого не случалось, только сегодня с утра. И слабость. Но девушка приписала ее регулярной женской немочи.

— Ты забрал горшок из буфетной? — резко спросил Лель.

— Да, забрал. И еще пару свеч из дюжины, показавшейся мне подозрительной. Они лежали на той же нижней полке, в самой глубине. Белые, толстые, с золотым ободком — на другие непохожие.

— Девушка что-либо сказала по их поводу?

— Это из тех, что приготовлены к свадьбе. Лучший воск с пасеки бургомистра. Они отыскались в кладовой в особом ящике и светличной очень понравились. Вот и прихватила заранее.

Домес скрипнул зубами.

— Мне нужна алхимическая лаборатория, Лель, тогда я скажу точно. А пока… кто должен был ночевать в гостевых покоях? Для нас четверых их слишком много.

Горбун щепотью сдавил переносицу.

— Правители провинций. На праздник съезжаются.

— То есть, вся верхушка? — лекарь свистнул сквозь зубы.

— И послы Биннори.

— Это похлеще, чем я мог вообразить. Так что насчет лаборатории?

— Погоди, — поднялся со ступеньки домес. — Сейчас расскажешь все это еще одному человеку. Заодно выясним, кто захаживает в буфетную и кладовую. Хотя первая не запирается…

— То есть, войти туда могут все? — Дым вздохнул. — Разве что выпросить у тебя разрешения на магию. А этот человек — кто он? Ему можно доверять?

Король неопределенно пожал плечами.