4

Ночь Энн проспала спокойно, лишь однажды ее разбудил телефонный звонок, сопровождаемый голосами внизу и звуком захлопываемой двери. После чего опять наступила мертвая тишина. Часы на тумбочке рядом с кроватью показывали два часа. Должно быть, какой-то срочный вызов, подумала Энн, снова проваливаясь в глубокий сон.

Когда она опять открыла глаза, комната была наполнена солнечным светом, и, хотя часы показывали всего шесть, Энн и помыслить не могла о том, чтобы снова зарыться в подушку. Она чувствовала необыкновенную бодрость в теле, ясность в мыслях и желание действовать.

Энн накинула халат и проследовала в ванную. Открытые настежь двери комнат Ника и Морин свидетельствовали о том, что Энн одна в доме. Да, невелико удовольствие вставать в два часа ночи и отправляться куда-то по вызову, подумала она сочувственно… К тому же Ник слишком много работает, это видно по мешкам под глазами и морщинкам вокруг рта…

Энн резко оборвала свои мысли. Лично мне нет никакого дела, сколько он работает и как выглядит, мрачно внушала она себе. Никакого! Он предложил ей пожить у них, потому что в доме была свободная комната, а случайная знакомая отчаянно нуждалась в пристанище. У Ника — своя собственная жизнь, которой он, по-видимому, доволен. Что касается ее, Энн, — то она бесплотной тенью скользнет по его жизни и растает без следа…

Она спустилась в кухню, сварила себе кофе и вместе с чашкой, от которой шел ароматный дымок, прошла в гостиную, забралась с ногами в просторное и удобное кресло рядом с открытым окном. Потягивая горячий напиток, Энн наблюдала за просыпавшимся внизу городком. Молочник на велофургоне развозил по домам молоко, на улицах появились первые жители.

Где-то там и ее мать — дышит, говорит, смеется — одним словом, живет, даже не подозревая о том, что совсем рядом с ней — ее плоть и кровь. Какова будет реакция этой женщины, когда она внезапно увидит перед собой взрослую дочь? Гнев? Раздражение? Смущение? Стыд?

Энн почувствовала, как в ее сердце вонзается острый нож и, закрыв глаза от накатившей боли, сделала большой глоток из чашки…

Но тут ее размышления прервал звук отпираемой входной двери. Энн стремительно вскочила, а в гостиную уже медленно входил усталый Ник.

— Доброе утро, — с трудом выдохнула Энн. — Тяжелая ночь выдалась?

Он отрешенно кивнул.

— Не столько тяжелая, сколько разочаровывающая, — ответил Ник. Он потер нос, совсем как маленький мальчик, стремящийся скрыть смущение, и этот бесхитростный жест заставил сердце Энн растаять. — Головой я понимаю, что не смогу победить все болезни разом, — медленно произнес он, проходя мимо нее к открытому окну, — но это осознание не всегда помогает.

— Да, не всегда, — осторожно поддержала разговор Энн. — Могу я… Может быть, чашечку кофе?

— Кофе? — Он резко повернулся, показавшись Энн еще более загорелым на фоне освещенного окна. Грязное пятно на плече свидетельствовало о том, что утро Ник провел на одной из окрестных ферм.

— А может, поедите что-нибудь? — После мучительного для нее ужина с Ником Хартли Энн твердо решила, что, чем меньше общего у них будет, тем лучше, однако неосторожные слова сами слетели с губ. — Только после того, как примете душ, — добавила она с улыбкой, намекая на слишком уж отчетливые сельские «ароматы», наполнившие комнату.

— Это было бы прекрасно. — Ник постарался скрыть удивление, которое вызвала у него предупредительность гостьи, но это ему не удалось, и Энн почувствовала, как краснеет, будто предложила ему что-то неприличное, а не простой завтрак! — Но с одним условием: вы составите мне компанию.

Энн молча ретировалась в кухню. Что за черт меня за язык, спрашивала она себя, нарезая бекон и грибы и доставая из холодильника корзинку с яйцами. И интересно, как он воспринял ее улыбку — как намек, или просто как дружеский знак? Боже, взмолилась она, представив себе первую возможность…

— Поверьте, вы не сделали ничего дурного.

— Что? — Энн резко обернулась, снова заливаясь краской, словно он смог прочитать ее мысли.

— Я имею в виду, что вы не поступаете дурно или неприлично, рассматривая этот дом как свой, пока гостите у нас. А кроме того, предлагая накормить завтраком умирающего от голода и усталости мужчину, — тихо докончил он.

Ник решил, что я раздражена тем, что выказала сочувствие, подумала Энн. Господи, если бы он только догадался, что я увлечена им, я бы умерла на месте! Увлечена? Неожиданное осознание этого прозвучало в мозгу Энн, как тревожный набат.

— Пойду приму душ. От меня, наверное, и впрямь несет, как от… — Ник не договорил, и в следующий момент Энн осталась одна.

Итак, он меня привлекает, призналась Энн себе. Ну и что с того? Вероятно, большинство женщин сказали бы то же самое. Это решительно ничего не значит. В нем предостаточно сексуального магнетизма, и если ее гормоны ответили на этот призыв древний, как сама жизнь, то это всего лишь чувства, которые можно и должно держать под контролем. Только и всего!..

— Пахнет соблазнительно!

Когда из коридора прозвучал его голос, омлет с беконом и грибами аппетитно скворчал на сковородке, кофе был сварен, а ледяной апельсиновый сок разлит по бокалам.

Энн обернулась с вежливой улыбкой на лице, но, едва взглянув на Ника, почувствовала, как у нее перехватило дыхание. В голубых джинсах и такой же джинсовой рубашке его тело казалось еще более мускулистым, а расстегнутый ворот открывал темную поросль на груди. Черные волосы были влажными после душа, синева на щеках свидетельствовали о том, что у Ника просто не было времени побриться. А усталый вид делал его даже еще более привлекательным.

Ник Хартли относился к тому типу мужчин, которые сохранят обаяние и в семьдесят лет. Почему-то эта мысль вызвала у Энн глухое раздражение, которое лишь усилилось, когда она сообразила, что стоит перед ним все в одном халатике, о котором совсем забыла. Щеки ее снова запылали, и, чтобы скрыть смущение, Энн склонилась над плитой.

— Давайте я помогу…

— Нет! — Она выкрикнула это столь решительно, что поспешила обратить свой всплеск эмоций в шутку: — В этой кухоньке двоим не поместиться. Сядьте, еда будет готова через пару минут.

Он не предпринял ни малейшей попытки последовать ее совету, продолжая сверлить Энн взглядом серо-стальных глаз, пока она раскладывала по тарелкам омлет. Прошла минута-другая, прежде чем он наконец осведомился:

— Сознайтесь же, мое присутствие заставляет вас нервничать, Энн? Дело только во мне, или во всех мужчинах разом? Что у вас такого стряслось в жизни, отчего вы стали столь недоверчивы?

— Ничего подобного. — Она выпрямилась, безуспешно пытаясь унять дрожь в пальцах.

— Вы похожи на испуганного кролика, готового броситься в кусты при первом признаке опасности, — мягко произнес Ник. — И мне все еще трудно поверить, что вы прожили в этом огромном и злом мире целых двадцать лет.

Даже не сами слова, а тон, которым они были произнесены, вызвал в душе Энн чувство протеста. Итак, он по-прежнему считает ее беспомощным маленьким созданием в юбке, девчонкой, у которой не хватит мужества даже подразнить гусыню?

— Да, прожила, — ответила она резко. — И внешность, как вам, вероятно, известно, часто бывает обманчива. Я вполне способна постоять за себя, потому что именно этим мне приходилось заниматься всю жизнь.

— Стало быть, вы уже умудренная, опытная женщина?

Да он издевается надо мной, внезапно осознала Энн, и эта мысль привела ее в бешенство.

— Именно так! Я знаю о жизни столько же, сколько и вы. Возможно, даже больше. — И с весьма неприглядной стороны, добавила она про себя.

— Вижу. — На сей раз в его голосе не было и тени насмешки, а стальной взгляд буравил покрасневшее лицо Энн с такой силой, что ей стало не по себе. — И это доставило вам боль?

— Что? — Она слишком поздно сообразила, что взгляд колючих серых глаз проник куда глубже, чем она ожидала. — Не понимаю, о чем вы…

— Да ну? А мне кажется, вы все понимаете, Энн. В доспехах, которые вы так ловко носите, на мгновение появилась трещина, разве не так?

— Ник, пожалуйста… Не понимаю, что за мысли пришли вам в…

На сей раз ее речь прервало событие, совсем уж неожиданное: Ник поцеловал девушку в губы. И это не был невинный поцелуй, которым тетушки награждают любимых племянниц. Губы Энн словно обожгло! За те несколько мгновений, пока она находилась в его объятьях, Энн успела ощутить вкус, силу и неодолимую мужественность Ника, готовую сокрушить все ее внутренние запреты… Но уже в следующий момент ей удалось высвободиться. Она сделала это столь резко, что задела бедром угол кухонного стола, но даже не почувствовала боли.

— Не надо, — хрипло прошептала Энн. — Я не хочу.

— Энн, я не собирался вас обидеть…

— Я… я… — Сама мысль поддаться нежности, которая волной шла от этого большого и сильного мужчины, испугала Энн больше, чем если бы она столкнулась с открытой, напористой агрессивностью. — Я не люблю, когда распускают руки.

— Что?! — В любой другой ситуации изумление, отразившееся на загорелом лице, вызвало бы у Энн улыбку: сомнительно, чтобы нашлась еще одна женщина, которая бы так отреагировала на ухаживания Ника Хартли. — Послушайте, я просто поцеловал вас — и все. Что, черт возьми, в этом плохого?

— Я не просила вас.

— А обычно вы просите?

Странно, но Энн почему-то была уверена, что он знает, о чем она сейчас думала. Голос задрожал, и ей стоило больших усилий заставить себя говорить твердо и решительно:

— Мне кажется, что лучше будет, если я сегодня же подыщу себе другое жилье.

— И все из-за того, что я вас поцеловал?

— Из-за того, что… О боже, да у меня масса причин! — с болью в голосе выкрикнула Энн. — Я приехала сюда совсем не для того, чтобы начинать… чтобы ввязываться… Мне просто хотелось мирно отдохнуть от городской суеты!

— Это правда? — быстро спросил он, внимательно вглядываясь в глаза Энн.

— Я… Послушайте, я не обязана объяснять вам или кому-либо еще причины своих поступков! — Загнанная в угол, она постаралась собрать воедино осколки собственной гордости.

— Вы правы. — Гнев его исчез, однако спокойное, лишенное каких бы то ни было эмоций лицо раздражало Энн еще больше. — Просто мне странно видеть, как человек пытается убежать от того, что неизбежно.

— Я не сказала, что пытаюсь убежать. — И это на самом деле было правдой, только Ник об этом не догадывается, с горечью подумала Энн. Если она куда и бежала, то навстречу проблемам.

Но тут он заговорил, и от первых звуков низкого голоса Энн забыла обо всем:

— Мне жаль, что я напугал вас. Это был просто дружеский жест, и не более того. — Сила и воля, исходившие от него, подавили в Энн все попытки к сопротивлению. — Морин очень расстроится, если вы уедете прямо сейчас. И мне трудно будет объяснить Велме и другим, кто в курсе, что вы остановились у нас, причину столь поспешного вашего отъезда…

— Я…

Он словно локомотив ведет состав туда, куда хочет, а я как вагон — лишена выбора, безнадежно подумала Энн. Но в чем-то он прав: уехать столь внезапно было бы просто неприлично. А кроме того, может, он и вправду рассматривал злосчастный поцелуй, как всего лишь дружеский жест? Эта мысль заставила щеки Энн вновь заалеть. Скорее всего всему виной ее идиотская боязнь мужчин. Отпрыгнуть от него, как от рассвирепевшего зверя, обвинить его чуть ли не в попытке изнасилования!.. После столь дурацкой выходки он, вероятно, вообразит себе, что она просто сумасшедшая…

— Хотите апельсинового сока, — прервал Ник этот сеанс самобичевания.

— Сока? — Она уставилась на него так, будто он говорил на незнакомом языке, потом медленно кивнула: — Да, благодарю вас.

— Каковы у вас планы на сегодня?

Энн поймала себя на том, что готова вновь тупо переспросить, вместо того чтобы ответить по существу, но взяла себя в руки и попыталась сосредоточиться.

— Собиралась побродить немного по холмам и вернуться только к вечеру, — ответила она, не отрывая глаз от стакана с соком. — А что касается моих слов…

— Возьмите с собой пару собачек, — перебил ее Ник.

— Что?

— Наверняка у нас спокойнее, чем в больших городах, — за что я благодарен здешним местам. Однако лучше все-таки захватить с собой пару четвероногих защитников. А лучше — всех сразу. Они часто сопровождают Морин, поэтому свое дело знают. С ними никто и пальцем не посмеет вас тронуть.

— Ник, я не хочу доставлять вам и Морин столько сложностей, — быстро произнесла Энн, пока он снова не перебил ее. — Что бы вы там ни говорили, приглашать кого-то остановиться в вашем доме, постоянно опекать гостя — это дополнительные неудобства.

— Да ну? — Его глаза скользнули по ее вспыхнувшему лицу, горящим голубым глазам, шелковистым волосам. Затем взгляд переместился на шею, грудь, скрытую под халатом. — Вы будете смеяться, но мне ситуация представляется совсем иной.

Энн глубоко вздохнула. Он добр ко мне — и только, строго выговаривала она себе, и нельзя давать воображению слишком разыгрываться…

— Если бы вас сейчас здесь не было, — тихим голосом продолжал Ник, — я был бы обречен на тоскливое одиночество и тосты с кофе. Так что будем считать, что один благородный поступок вы уже совершили, хорошо? А теперь отправляйтесь на прогулку, а я подумаю, какой благородный поступок записать вам на завтра, чтобы вы не комплексовали.

— Я вовсе не… — начала было Энн, но вовремя осеклась, увидев веселые искорки в глазах Ника… Неудивительно, что он относится к ней, как к глупому ежику, в то время как давать должный отпор всем этим насмешкам и подковыркам должен был бы огромный и агрессивный дикобраз! — Хорошо. Спасибо, — признала Энн свое поражение в их словесном поединке. У нее просто не было его опыта, знаний — да вообще ничего, — чтобы сражаться с ним на равных…

Ник управился со своим завтраком с видимым удовольствием. Тогда как Энн с усилием заставляла себя жевать казавшуюся безвкусной пищу. Но почему, почему ее разум говорил об одном, а тело твердило о прямо противоположном! И почему на ее пути встретился именно этот мужчина! Окажись на его месте седовласый старец с толстушкой женой и бесчисленными внуками, было бы намного легче…

Краска стыда — в который уже раз! — залила лицо Энн, когда она поняла, до чего же неблагодарна, и, чтобы скрыть смущение, стремительно поднялась из-за стола.

— Я налью кофе, — тихим голосом произнесла она, протягивая руку за его тарелкой, — потом вымою посуду. А вам нужно пару часов поспать.

— Увы, не выйдет. — Ник поднялся вместе с ней, и Энн мгновенно поняла, какие опасности подстерегают ее в крохотной кухне.

— Но хотя бы отдохните немного, — нервно улыбнулась она.

И Ник опять почувствовал страстное желание разобраться, что же творится в ее душе. Однако сейчас не время — перед Хартли прошло достаточно перепуганных насмерть пациентов, готовых спрятаться при малейшем признаке опасности, чтобы понять, когда следует «надавить» на пациента, а когда — нет.

— Хорошо, если вы так хотите.

После того как он перебрался в гостиную и уютно устроился в кресле, Энн ощутила облегчение. Оставив грязную посуду на кухонном столе, девушка дрожащими руками наполнила две чашки крепким кофе.

С этого момента, твердо решила она, нельзя допускать, чтобы они оставались наедине. Не то чтобы Энн боялась, что в голову Нику полезут разные похотливые мысли в отношении нее, хотя для мужчины, потерявшего жену и двадцать четыре часа в сутки занятого одной работой, это было бы простительно. Нет, проблема заключалась в ней самой — и с этим нужно было что-то делать.

Его поцелуй не нес в себе никакой опасности, это она вообразила невесть что, оттолкнув Ника и созвав неловкую ситуацию. Поэтому… поэтому нельзя дальше выступать как раздражающий фактор и по отношении к нему, и по отношению к себе самой…

Тем не менее, вернувшись в гостиную, Энн не заметила на лице Ника признаков особого раздражения. Наоборот, он казался очень довольным и, с благодарностью принимая из ее рук чашку, произнес:

— Пожалуйста, не стесняйтесь, возьмите в холодильнике все, что надо для пикника на свежем воздухе. А поужинаем мы около семи, хорошо?

— О, не беспокойтесь обо мне. Ужинайте, когда захотите, а я уж как-нибудь, — пробормотала Энн.

— Как скажете. — Его насупленный взгляд говорил лучше всяких слов. — Я просто думал, что вы вернетесь до семи и поможете приготовить ужин. Мне сегодня предстоит дел до черта, а такое утро, как это, вряд ли повысит мою работоспособность. Я ведь встал около двух, знаете ли? Но если вы заняты…

Проклиная себя за чудовищный эгоизм, Энн поспешила прервать его:

— С радостью помогу вам. Я просто не поняла, что…

— Вот и отлично. — Маска обиженного маленького мальчика была сброшена, и в голосе Ника прозвучало нескрываемое удовлетворение. — В холодильнике есть пара бифштексов, а Морин по дороге домой зайдет в продуктовую лавку и купит салаты и что-нибудь на десерт. Она сама вряд ли будет ужинать с нами, поскольку никогда не наедается перед дежурством.

— Понятно.

— Какое вино вы предпочитаете — красное или белое? — спросил он ее как о чем-то само собой разумеющемся.

— Красное. Но…

— Прекрасно. А сейчас мне пора отправляться на обход моих подопечных. Но сначала побреюсь, чтобы не перепугать пациентов.

Он задумчиво потер щеку чисто мужским движением, и Энн почувствовала, как колени ее слабеют.

Как только Ник покинул гостиную, Энн пулей промчалась в свою комнату, с рекордной скоростью совершила утренний туалет и оделась. Прихватив с собой старую полотняную сумку, она кинула туда пару яблок и какое-то печенье, а также любовный роман, взятый с полки у Морин, и также поспешила вниз.

Тихо, с замиранием сердца — хотя отчего бы? — спустившись по лестнице, Энн на цыпочках прокралась к задней двери, сделала глубокий вдох и только потом, открыв ее, выпорхнула на улицу.

Утро было теплым и солнечным, в воздухе стояли насыщенные ароматы лета, и Энн, прошествовав через городок, углубилась в заросли, окружавшие журчащую реку. Вода у берегов была усеяна тысячами ярко-желтых кувшинок, а мириады занятых своим делом насекомых, наполняли воздух несмолкающим гулом. Один раз Энн заворожено замерла, увидев плеснувшую в воде серебристую рыбину, и вдруг впервые ощутила, что огромный город остался где-то далеко-далеко, за тысячу миль отсюда. Бросив долгий взгляд на громоздившиеся в отдалении холмы, она с радостью поняла, что в ее распоряжении целый долгий день, чтобы не спеша исследовать этот непривычный мир.

Впервые за последние месяцы, наполненные смятением и черными мыслями, Энн ощутила легкое дуновение счастья и покоя. Она вдыхала полной грудью запахи, разлитые в воздухе, глядела на холмы, и плечи ее постепенно распрямлялись. Она снова жила, чувствовала себя молодой, и этого было достаточно.

Энн перекусила в уютной лощине, рядом с маленьким водопадом. Перед тем как продолжить путь, она набрала полные ладони и с наслаждением напилась чистейшей ледяной воды.

И среди всей этой райской красоты жил и работал Ник, почему-то с грустью подумала Энн. Здесь пела душа, здесь можно было найти себя и раствориться в окружающей природе целиком и без остатка. Нет, в тоске покачала головой девушка, она не принадлежит этому миру — и никакому другому. Если даже собственная мать посчитала ее не достойной любви и привязанности, то кому она, Энн, нужна?

Энн почувствовала, как тьма снова заполняет ее душу, и возмутилась. Нельзя давать подобным мыслям занимать сознание, нельзя тратить такой чудесный день на сражение с демонами прошлого! Она все обдумает завтра или в какой-то из последующих дней, а сегодня будет просто жить…

Лишь поздним вечером Энн вновь ступила на улицы Слоу. Чтобы подойти к дому Хартли, ей нужно было пересечь старинный мостик, под которым весело журчала вода, пробиваясь сквозь отполированные веками камни. Энн задержалась на нем, глядя на поднимающуюся вверх по холму улицу, ведущую к домам, среди которых было и жилище Ника.

— Я останусь здесь, — громко и решительно произнесла она вслух, как будто отвергая какое-то ранее принятое решение. — Все сомнения и страдания временны. Я справлюсь с чем угодно. Сама — никто мне не нужен!

Завтра или послезавтра ей все равно придется начать поиски некой женщины, двадцать один год назад переехавшей в эти края. Линда Джонс… Хотя вряд ли мать сохранила прежнее имя. Впрочем, это не имеет значения: Энн все равно разыщет ее и… И что тогда? Тогда, с болью в сердце подумала Энн, все семейные тайны выплывут наружу. А спокойная размеренная жизнь, которой ее мать наслаждается в этом мирном уголке, перестанет быть спокойной и мирной.

В этом Энн была уверена. И эта мысль не принесла ей никакого удовлетворения…

Загрузка...