Игра Мелины Мерод . Дилогия

ГЛАВА 1

— Светлейшие! Лина, что за пакость ты повесила на стену?

Я оглядываюсь на своё недавнее приобретение. И почему это пакость? Обычный кузнечик. Гравюра, между прочим!

Оборачиваюсь к Отесу, и слова возмущения так и не срываются с моих губ. У него такой забавный вид — так и хочется рассмеяться, но воспитание не позволяет! Словно наяву слышу голос матушки, напоминающий о том, как пристало вести себя девушке. К нему подключается и папенькин с наставлениями о неприятных последствиях насмешек над искренними чувствами окружающих для собственного Пути.

В столице Дийона подобные речи звучат глупо, и поскольку я уже шесть лет живу в Розеле, то ответ мой должен быть в духе местных барышень.

— Отес, мне больно слышать о том, что первым делом ты замечаешь изменения в интерьере, а не собственную невесту!

Голубые глаза молодого человека тут же обращаются к моему лицу.

— Ты даже не поприветствовал меня! — продолжаю капризы и как бы невзначай поднимаю правую руку. Отес её тут же подхватывает и припадает к моим пальчикам в едва ощутимом поцелуе.

Матушка была бы сражена, а папенька, напротив, фыркнул и обозвал моего суженого слюнтяем. Стыдно признать, но в этом вопросе я поддержала бы главу нашего семейства. Разумеется, я не считаю Отеса слюнтяем, но мне кажется, что нам давно пора перейти к чему-нибудь более занимательному. Может, пригласив его в следующий раз, оставить на видном месте новый роман современной мариттской писательницы Моны Франчетте, с закладкой на нужной странице?

Пока я строю коварные планы по соблазнению собственного жениха, этот самый жених приветствует меня должным образом и приносит свои извинения в самых цветистых выражениях, какие не постеснялись бы использовать именитые поэты. И этот человек через несколько месяцев пополнит ряды столичного корпуса боевых магов!

— Ну, довольно! — со смехом прерываю бесконечный поток прекрасных слов. — Не так уж ты и провинился, чтобы заводить подобные речи!

— Я прощён! — ликует Отес.

Покачав головой, выношу вердикт разыгранному представлению:

— По тебе плачет сцена. Ты бы прекрасно смотрелся в роли любого принца из Ланхотских пьес.

— Вот ещё! Их слишком часто убивали, — сетует парень и с улыбкой на губах напоминает: — К тому же я выбрал иную стезю.

Раз уж он завёл речь о выборе — грех не воспользоваться!

— Я тоже сделала свой выбор. — Левую руку я поднимаю, не таясь, и ладонь протягиваю безо всяких тонких намёков. — Ты же не с пустыми руками пришёл?

— Мой маленький детектив! — ласково произносит Отес придуманное им самим прозвище и показывает свой подарок — небольшой, но от того не менее прелестный букет бледно-розовых асцентий.

— Как мило! — шепчу совершенно искренне и принимаю цветы, но при этом делаю заметку в мыслях: как можно скорее познакомить будущего супруга с творчеством полюбившего мне иностранного автора. Это не дело — на втором году знакомства получить букет, обозначающий нежную и трепетную любовь.

Отес смотрит на меня с таким восхищением, что я не чувствую сил в очередной раз упомянуть про свои грандиозные карьерные планы.

Папенька как-то заметил: когда я задумываюсь о тех блестящих высотах, которых непременно достигну, у меня глаза начинают сиять. Не знаю, какие предположения строит сейчас Отес относительно того, что происходит в моей голове, но блеск в моём взгляде в сочетании с молчанием вызывают у него радостную улыбку.

— Я счастлив, что тебе понравилось!

— А ещё мне нравятся насекомые. — Понимаю, высказывание совсем не к месту, но пора бы в этом вопросе поставить точку.

— Лина, обычно, когда девушки признаются в любви к насекомым, они подразумевают бабочек! — в голосе молодого человека сквозит растерянность.

— Отес, если девушки любят бабочек, они так и говорят, — возражаю я очень мягким тоном. — Я, к слову, тоже бабочек люблю.

— Когда вижу, чем увешаны стены твоей квартиры, в это вериться с трудом, — усмехается он, глядя на злополучного кузнеца. — Однако когда я вижу тебя, все сомнения исчезают.

Да, трудно не заметить, как теплеет взгляд Отеса, стоит ему оторваться от новенькой гравюры. Странно, но настроение у меня после этого наблюдения ухудшается.

Тряхнув головой, ярко улыбаюсь и делаю вид, будто и не было этого обмена неприятными репликами:

— Заглянув ко мне, ты сделал нам обоим отличный подарок! Теперь мы сможем перенести разлуку, которая будет длиться до самого вечера!

Отес тут же принимает вид довольного кота, получившего порцию ласки от хозяйки.

— Могу сделать ещё один, лично тебе! Хочешь, подвезу до Академии? — предлагает он.

— Благодарю, но нет, — отказываюсь твёрдо. — Если ты потратишь на меня хотя бы пять минут, то рискуешь опоздать.

— Я готов потратить на тебя всю свою жизнь, — Отес говорит предельно серьёзно, и эта серьёзность почему-то пугает.

— Лестно слышать, — чуть опускаю ресницы — со стороны должно смотреться как смущение, а не страх, — но я настоятельно советую тебе повременить с этим подвигом пару месяцев, что остались до завершения учёбы.

— Как скажешь, — послушно вздыхает мой жених, протягивая руку. Я подаю свою.

Короткий прощальный поцелуй, и он уже спешит прочь по коридору — даже из-за закрытой двери отчётливо слышны его удаляющиеся шаги.

В Академии занятия начинаются позже, поэтому я могу позволить себе немного постоять посреди гостиной, глядя на яркие солнечные пятна, расчертившие паркет.

Спроси меня кто-нибудь, о чём я сейчас думаю — ничего не отвечу. В голове лишь обрывки несвязных мыслей и воспоминаний.

Непонятно откуда взявшаяся влага, стекающая по пальцам, выводит меня из странного оцепенения.

— Это ещё что? — с возмущением поднимаю на уровень глаз руку с зажатыми в ней цветами. Я про них совсем забыла!

Путём визуальных наблюдений устанавливаю, что вода сочится из губки, в которую воткнуты стебли. Да, всё это, конечно, аккуратно замотано тканью, но если впасть в задумчивость и сжать покрепче…

— И куда мне тебя ставить? — спрашиваю у букета.

Ответ, разумеется, приходится придумывать самой.

Итак, что я помню про асцентии? Светолюбивы, но не выносят прямых лучей. Им нужно тепло, и в тоже время они должны хорошо проветриваться… Действительно, если не нежная и трепетная любовь, никто с ними возиться не станет!

Перебрав в уме все свободные поверхности квартиры, признаю отсутствие подходящей, и тут включается моё нестандартное мышление.

— А может, поставить тебя перед открытым холодильным шкафом? Сам будешь в тепле, а оттуда лишь ветерок поддувать станет. Ледяной, правда. И магический светильник там есть. Чем не источник света? Заметь, не прямого!

В тишине комнаты слышится лишь мой выдох.

Букету была предоставлена возможность высказаться, но он ей не воспользовался, поэтому поставлю его туда, куда захочу. Разве плохое место — комод, над которым я только вчера вечером повесила кузнечика?

Те, кому посчастливилось побывать в Розеле весной, в один голос называют этот город прелестным и чарующим. По мне, так они несправедливо приписывают сезону заслуги мэрии и труд множества рабочих. Первые затрачивают немало средств, а вторые — сил на поддержание чистоты столичных улиц, уход за деревьями и кустарниками, а так же на создание великолепных клумб и цветников.

Многие разрешают себе попасть в плен столь яркого и манящего проявления природной красоты, подсознательно настраивают на лирический лад, а после с уверенностью называют столицу Дийона самым романтичным городом континента.

Лично я себе подобного никогда не позволяла. То, что жених до сих пор занимает мои мысли, никаким образом не связано с пробуждением природы. Просто Отес единственный из всех мужчин, повстречавшихся мне за последние шесть лет, кто заставляет думать о себе. Не постоянно, но всё же!

Меня вообще трудно назвать романтичной и нежной особой, но обычно людей сбивает с толку моя внешность. Как вы отнесётесь к миловидной девушке с медовыми волосами и изумрудными глазами, обладающей весьма и весьма женственными формами? Вот и все так относятся. Поначалу. А столкнувшись с суровой реальностью, пугаются.

Кто станет терпеть девицу, не только имеющую собственное мнение, но и осмеливающуюся его высказывать, даже в тех случаях, когда оно не совпадает с общепринятым? Хуже того, эта девица способна аргументировано доказать как свою правоту, так и полную несостоятельность теории оппонента!

Какие только прозвища мне не придумывали за годы учёбы! Забавные, злые, вульгарные — изощрялись многие, опираясь на собственную фантазию и воспитание. Я все эти словесные перлы игнорировала и игнорирую. Меня в принципе не волнует чужое мнение, а уж о собственной персоне — и подавно. Во всяком случае, так дела обстояли до прошлой весны.

С Отесом Ланшо я познакомилась совершенно случайно. Мы с ним заняли соседние места на грандиозном ежегодном собрании, целью которого служит поощрение особо отличившихся студентов.

Учащихся Академии магических искусств обычно награждали отдельно в соседнем зале, но в том году нас, 'академиков' Правосудия, было не так много, вот и решили объединить оба мероприятия. В итоге вместо двух часов церемония растянулась на три с половиной. В перерывах между сменой у трибуны очередных важных деятелей мы с Отесом успели замечательно поговорить.

Несмотря на фамилию, он выходец из провинции Арбейн, откуда родом моя матушка. Вот так, начав с географии и корней, мы и проболтали всё время. После официальной части по традиции проходил фуршет, который я предыдущие четыре года игнорировала, но в тот раз решила остаться.

Я помню, тогда подали на удивление вкусные закуски и очень хорошее вино. Впрочем, еда меня не особо интересовала, всё внимание сосредоточилось на новом знакомом. Красивый, галантный, умный, один из лучших на курсе, из хорошей семьи, с почти подписанным назначением в столичный корпус — разве не о таком женихе должны мечтать девушки? Я считаю, что именно о таком. Но некоторые могут придерживаться иного мнения.

Маменька, к примеру, благословив на обучение в Академии, искренне полгала, что к концу первого, максимум, второго курса я обзаведусь супругом, причём в его фамилии непременно будет приставка не ниже 'ди' ({прим. автора: обозначает представителя аристократии четвёртого ранга}). Я в шутку говорила, что самостоятельно заслужу 'да' ({прим. автора: обозначает представителя аристократии пятого ранга, шестой — простолюдины}), а большего мне и не надо. Папенька, слушая мои речи, одобрительно усмехался и советовал с умом потратить деньги, что он выделит на моё обучение.

Я до сих пор не вижу смысла в поисках спутника жизни старше и знатнее себя. Возможно, в силу недоверия к людской природе мне кажется, что такой человек где-то на глубинном уровне не станет считать меня ровней. Как бы то ни было, Отес подходит мне идеально… или подходил.

За пять лет учёбы я много чего наслушалась о боевых магах, но поведение Отеса шло в разрез со всеми россказнями. Путь его ухаживания и отличались настойчивостью, но были на удивление красивы. Он ни разу не нарушил ни одного правила этого ритуала.

Спустя три месяца со дня знакомства Отес познакомил меня со своими родителями, и теперь каждый шестой день месяца я сопровождаю их в храм Создателя, хотя сама являюсь последовательницей учения о Пути. Но это ничуть не смущает моих будущих родственников! С пониманием они отнеслись и к тому, что у меня с их сыном не было помолвки в храме. Конечно, свадебного обряда мне не избежать, но он в моих глазах — лишь дань традициям семьи жениха. Куда большую важность будет иметь свидетельство о регистрации брака.

До сегодняшнего утра у меня имелось два чётких плана. Один касался карьеры, а другой — семейной жизни. Всего пара фраз Отеса, и второй проект ощутимо затрещал по швам. Я внезапно поняла: находясь рядом с ним, я не меняюсь, а просто играю роль. И если не выяснить прямо сейчас, что он видит, глядя на меня, — мёд или камень ({прим. автора: 'Мелина' обозначает 'мёд', 'Мерод' обозначает 'изумруд'}), может произойти катастрофа!

Вот такие не очень-то и романтичные мысли занимают меня, пока я иду по своему кварталу. Ещё два — и я буду на месте. Казалось бы, с чего нервничать? Но на душе неспокойно, а я привыкла доверять интуиции. К тому же сегодня ночью мне приснился дядя. Удивительно, но когда Макрэ Мерод, брат отца, был жив, мы с ним прекрасно ладили, несмотря на то, что я была ещё девчонкой. А после смерти он превратился в предвестника назревающих неприятностей.

Чем ближе я подхожу к Академии, тем оживлённее становится движение. Наконец появляются они, мальчишки, бойко выкрикивающие заголовки самых интересных статей утренних газет.

Я внимательно прислушиваюсь к их голосам. Самая громкая новость — начало строительства нового портального кольца, которое напрямую соединит Дийонскую провинцию Рино с несколькими городами Ланхота. Некоторые всё ещё мусолят тему переворота в Тарми. О, Единый! Кому интересно читать рассуждения журналистов об отправке наших дипломатов к новому правительству, если ещё два дня назад представитель министерства официально заявил, что они повременят с этим шагом?!

Пожалуй, и всё. Остальное — сплетни про аристократию, которые я, впрочем, тоже внимательно слушаю и запоминаю. Вот только к моим переживаниям они никак не относятся.

Я дохожу до квартала Исполинов, открывает который Академия Правосудия. В отличие от остальных домов это здание высотой всего в двадцать пять этажей, но оно самое широкое среди многоэтажек района.

Прямые линии фасада вмиг настраивают на серьёзный лад, а огромной высоты слова: 'Справедливость — превыше всего', наверное, в миллионный раз отдаются ознобом вдоль позвоночника.

Академия выглядит как обычно за исключением одного маленького нюанса. Государственный флаг и флаг учебного заведения приспущены в честь траура. Странно, ведь в газетах ничего не писали!

Пересекая площадь перед зданием, разглядываю оба полотнища, целиком развернувшиеся на ветру. Любой прохожий, вздумай он сейчас поднять голову, увидел бы во всей красе золотые щит и меч на чёрном фоне — эмблему Академии. А рядом на белом стяге — золотого змея, кольцом обвившего синий треугольный камень неправильной огранки. Этот камень символизирует Дийон, а его грани — реку Арлет, которая ныне объединяет провинции. Но ещё три века назад она служила разграничительной линией между четырьмя государствами. Потом в Рино на свет появился некто Ферри Амбро, к своим сорока годам путём дипломатии и переговоров объединивший эти земли в одну страну и вошедший в историю как Ферри та Амбро Бескровный ({прим. автора: 'та' обозначает принадлежность к королевскому роду}).

Его подданство приняли даже жители острова Од, но оно до сих пор носит весьма условный характер — там свои законы, своя религия, свои традиции. А о традициях Академии кое-кто явно забыл. За шутку с флагом ожидает не вразумляющая беседа с ректором, а отчисление!

ГЛАВА 2

В здании Академии всё идёт своим чередом. Никто не бегает, не кричит, не закатывает истерики, что ещё больше убеждает меня в правильности догадки на счёт шутки с флагами.

Предъявив на входе пропуск, вливаюсь в толпу учащихся. Мне она всегда напоминает море: тёмные волны с яркими бликами, находящиеся в вечном движении. Невольно касаюсь золотого канта на воротнике своей чёрной формы.

Кое-где в толпе мелькают фигуры праздно одетых посетителей — это в основном абитуриенты с родителями. Их очень просто вычислить по испуганным лицам и кричащему взгляду: 'Создатель! Куда мы попали?'. Я их понимаю. Для неподготовленного человека Академия представляется чем-то средним между приютом для душевнобольных и гигантским ритуальным бюро.

Первую ассоциацию вызываю студенты, к примеру, такие как вот эта группка законников с первого курса. Если три девушки в ней выглядят относительно здраво — просто стоят, уткнувшись в книги, не обращая внимания на то, что их постоянно толкают прохожие, то парни представляют собой странное зрелище. Один, скрестив ноги, сидит на подоконнике. Чуть покачиваясь из стороны в сторону, он смотрит невидящим взглядом в пространство перед собой. Другой застыл, облокотившись на стену, и что-то беззвучно шепчет. А как бы выглядели вы, если к ближайшей сессии вам необходимо было выучить четыре тома законов?

Со вторым сравнением ещё проще: мрачная архитектура, столь же невесёлое внутреннее убранство, чёрные формы студентов, да и преподаватели в плане одежды от своих учеников не далеко ушли.

Сейчас все стремятся как можно быстрее попасть к лифтам или лестницам, в зависимости от того, кому на какой этаж. Мне нужно к лифтам…

— Мелина!

Что же он так кричит? Как будто его голос можно не услышать!

Я оборачиваюсь. Рен Аманди двигается мне на встречу наперерез потоку студентов. Он похож на мощный военный корабль, смело взрезающий волны Ледяного моря.

— Доброе утро, — басит сокурсник, добравшись до меня.

— Доброе, Рен, — я приветливо улыбаюсь. — Почему кричишь? Не хочешь ехать один с младшенькими?

Он смотрит на студентов, столпившихся возле ближайшего лифта, так, будто не может взять в толк, как они там очутились.

— Нет. Приказ ректора: всем выпускникам вместо первой пары явиться в актовый зал. Так что лифт нам пока не понадобится.

Новость Рена меня и удивляет, и огорчает.

Я уверена, на собрании речь пойдёт о флагах. Более того, раз вызывают старший курс полным составом, шуткой в этом деле и не пахнет. В год нашего набора в каждую группу зачислили по тридцать человек, теперь не везде наберётся и пятнадцать — такой вот жёсткий отбор. Никому из оставшихся и голову не придёт так рисковать своим местом и карьерой в шаге от заветного диплома! Скорее всего, произошло нечто, касающееся самой Академии, и вопрос столь деликатный, что его не станут предавать огласке… Интересно, конечно, но в сравнении с перспективой подъёма по лестнице эта тайна меркнет.

— Рен, может, ты будешь подниматься вслед за мной?

Он понимающе улыбается и кивает в знак согласия. Какой же он замечательный!

Можно сколько угодно смеяться, но факт остаётся фактом: тот, кто проектировал лестницы в Академии, люто ненавидел людей. Он не только выбрал неправильную высоту ступеней, но и их количество в одном марше.

Студенты к этой особенности здания довольно быстро привыкают, полагая, что тренируют сердце, сосуды, мышцы и лёгкие, а так же сжигают лишние жиры. В моём же понимании физическая нагрузка — это длинная пешая прогулка, не более. Кроме того, ничего лишнего у меня нет!

Если природа в лице маменьки наградила вас выдающимся бюстом и широкими бёдрами, то и остальные изгибы тела этой красоте будут соответствовать. К сожалению, по какой-то неведомой причине портнихи не шьют платья на женщин, чей обхват талии превышает шесть пальцев ({прим. автора: 1 палец = 10 см}). Вот и приходится мне изводить себя корсетом, а в нём по лестницам не только не побегать, но и не подняться без вреда для самочувствия. Поэтому в таких случаях я предпочитаю иметь за спиной надёжный тыл, сдерживающий натиск толпы. Рен на эту роль подходит идеально! Один вид его высокой и мощной фигуры в зачатке душит просьбы поторопиться со стороны вечно спешащих учащихся.

В медленном темпе мы преодолеваем два лестничных пролёта. К концу подъёма у меня даже дыхание не сбивается!

Возле дверей в зал собрались почти все шестикурсники. Цепким взглядом осматриваю толпу и сразу нахожу в ней белокурую головку Полин Аверли. Эта девушка не понравилась мне с первого взгляда, но в тот момент во мне говорил инстинкт. Позже Полин собственными поступками заслужила неприязнь.

Излишне самоуверенная и высокомерная, она любит пошутить. Во всяком случае, девушка именно так называет свои издевательства над студентами, пришедшимися ей не по нраву. Единственное в чём ей трудно отказать, так это в наличии ума. У меня до сих пор есть подозрение, что она использует какие-то чары для привлечения противоположного пола, но без магов с нужной специализацией такое не докажешь. Тем не менее, на протяжении всех лет обучения Полин ни разу не попала в скандальную историю, связанную с приворотом. К тому же ей хватило сообразительности не пытаться поймать в свои сети преподавателей, а среди них есть экземпляры достойные того, чтобы начать строить матримониальные планы.

Моя нелюбовь к госпоже Аверли — чувство глубоко взаимное. Ведь многие молодые люди, вызывавшие в разное время её интерес, предпочли осаждать настойчивыми ухаживаниями меня, а не её.

Попытки, конечно, заканчивались провалом, после чего все эти господа доходили до гениальной мысли: если я им отказываю, значит, со мной что-то не так. Совершив это 'открытие' несостоявшиеся возлюбленные пополняли ряды изобретателей новых прозвищ. Я считаю, для любой особы, ослеплённой завистью, такое положение дел стало бы бальзамом для души, но только не для Полин Аверли!

Её выходки меня не трогали, но с недавних пор она ополчилась на Рена. Причина внезапной немилости до сих пор остаётся для всех тайной. Есть предположение, что он просто не ответил на интерес девушки. Недаром же всякий раз, как речь заходит об этой блондинке, молодой человек в силу своих умений пытается перевести разговор на другую тему.

Рен умён, но при этом простодушен и прямолинеен. Ему просто катастрофически не хватает тонкости в общении, но у него есть одно неоспоримое достоинство: 'честь' в его понимании — не пустое слово, так же как для меня 'справедливость'. А уж если дело касается чести дамы…

Мне искренне жаль Рена, поэтому по возможности я стараюсь ему помогать. Вот и сейчас вместо того чтобы отпустить парня к друзьям, ненавязчиво цепляюсь за его локоть.

— Сядем рядом? — я заглядываю в лицо Рена. Он удивлён, но одобрительно кивает.

— Мерод! А как же жених?

Да, порой и Полин не достаёт тонкости.

— А что с ним? — я широко распахиваю глаза.

Девица не находится с ответом сразу, а долго ждать я не намерена. Мягко тяну своего сопровождающего к его одногруппникам. Будущие эксперты люди умные, с ними всегда интересно поговорить.

Появление возле лестницы ректора рушит мои планы.

Кругом раздаются возгласы и шепотки: 'Неужели!', 'Сам?!', 'Да, что происходит?' и прочее в таком духе. А происходит нечто из ряда вон выходящее… Эх, дядя-дядя, ну что тебе стоит, будучи на том свете, передавать любимой племяннице более чёткие предостережения и знаки. Так ведь недолго и мне за тобой следом отправиться, умерев во цвете лет от любопытства или нервного перенапряжения!

Звон связки ключей почему-то перекрывает шум, издаваемый целой толпой взбудораженных студентов.

— Все в зал, — резко бросает господин ди Жори и первым шагает в непроглядный мрак, который тут же рассеивают светильники. Они загораются, реагируя на движение.

Мы рассаживаемся по креслам в рекордно короткие сроки — хмурый вид ректора служит прекрасным стимулом.

Наконец в зале повисает напряжённая тишина.

— Мне известно, — хорошо поставленным голосом начитает свою речь господин ди Жори, — многие из вас уже определились с местом будущей службы. Некоторые даже подписали предварительные договоры с установленными сроками. По этой причине я и собрал вас всех. Ввиду непредвиденных обстоятельств итоговые экзамены и выдача дипломов переносится на более позднее время.

Мужчина замолкает на минуту, давая возможность ученикам в полной мере осмыслить полученную информацию.

— Произошедший инцидент, — продолжает он после паузы, — повлияет на весь учебный процесс. Он коснётся всей Академии, но вас в большей степени.

— А что собственно случилось? — выкрикивает кто-то с дальних рядов.

— Сегодня утром в своей постели был найден мёртвым профессор Обели.

— Его что, убили?! — громко шепчет девушка, сидящая прямо перед кафедрой.

— Следствию это ещё предстоит выяснить, — господин ди Жори уходит от прямого ответа. — Я вам настоятельно советую не забивать этим свои головы и не болтать лишнего. Готовьтесь к экзаменам, следите за расписанием и разрешите возникшую ситуацию с трудоустройством. На этом у меня всё.

Он сходит с помоста и стремительным шагом направляется к выходу из зала. Как только двери за ним закрываются, помещение мгновенно наполняется шумом: скрепят кресла, шуршат одежды, со всех сторон раздаются раздражённые, удивлённые, возмущённые реплики и даже несколько всхлипов. Студенты потихоньку покидают свои места. Мы же с Реном остаёмся сидеть.

Он просто боготворил Астора Обели, самого известного специалиста по ядам не только в Дийоне, но и на всём континенте. И сейчас ему требуется время на то, чтобы прийти в себя.

— Мелина, — сдавленно произносит Рен, — я одного не могу понять: если профессор Обели умер, почему ведётся следствие?

— Потому, Рен, что абсолютно здоровые мужчины, увлекающиеся спортом и не достигшие возраста пятидесяти лет, крайне редко умирают, просто не проснувшись однажды, — со вздохом объясняю очевидное.

— Я не могу в это поверить, — шепчет он растерянно.

— Рен, — я накрываю своей ладонью его пальцы. Молодой человек поднимает на меня потерянный взгляд. — Он был твоим кумиром, поэтому ты наверняка согласишься мне помочь.

— Помочь? — изумлённым тоном переспрашивает Рен. — Мелина! В чём я могу тебе помочь?

Оглядевшись по сторонам, я тихим голосом произношу:

— В расследовании убийства профессора Обели.

Рен часто-часто моргает, а после криво улыбается:

— Ну, у тебя и шутки!

Молодой человек порывисто встаёт, я его не останавливаю, но тоже поднимаюсь с места.

— Вовсе нет!

— Хорошо, — он выдыхает, поняв, что так просто от меня не отделаться, — давай сначала выйдем из зала.

В коридоре тихо и пустынно. Звонок, оповещающий о начале занятий, прозвенел пятнадцать минут назад, и поскольку мы с Реном не спешили, наши сокурсники уже успели разбрестись по своим делам.

Местом для разговора я выбираю подоконник напротив дверей в актовый зал. Отсюда коридор прекрасно просматривается в обе стороны, и все лестницы находятся достаточно далеко для того, чтобы у предстоящей беседы не оказалось ненужных слушателей.

— Первое: зачем тебе это? — требовательно спрашивает Рен.

— Очень просто! — отвечаю с готовностью. — Я вхожу в число тех счастливчиков, у которых имеется на руках предварительный договор. Достался он мне с большим трудом. Стоит только упомянуть об изменении сроков, как я потеряю это место, а никакое другое меня не интересует.

Мой ответ удивления не вызывает. Рену известно, что я принадлежу к категории людей, чётко представляющих, чего они хотят.

— Откуда у тебя уверенность в том, что сроки придётся изменять? Я слышал слова ректора, но дело могут раскрыть быстро, — поражает он меня своей наивностью.

— Рен, они уже не знают, что делать! — произношу чуть ли не со смехом. — В Академии ведь не паникёры сидят!

— Допустим, — соглашается он нехотя, — но мы-то как раскроем это убийство? Если это вообще убийство!

— Позволь, я не стану комментировать вторую часть твоей реплики, поскольку говорила об этом ещё в зале! А по поводу вопроса 'как' — очень просто! Мы не станем ничего изобретать и отработаем стандартную схему.

— Думаешь, тебя кто-нибудь пустит на место преступления?

Сомнение в его голосе веселит, равно как и предположение о том, что я собираюсь куда-то идти.

— Меня — нет, — я со значением смотрю на Рена.

— А меня — и подавно! — заявляет он, скрещивая руки на груди.

Видя такую реакцию, перевожу беседу в ту плоскость, которая ему хорошо известна:

— Рен, сколько по времени занимает первый этап расследования?

— От двух до восьми часов, — отвечает он чётко, словно молитву в храме Создателя читает.

— Молодец! Это значит, что к вечеру квартира профессора Обели будет осмотрена, колебания магического фона замерены и свидетели опрошены. Тебе…

— Мне?! — восклицает Рен, но я не обращаю на это внимание и продолжаю:

— … тебе нужно будет лишь прийти к своему родственнику, сам знаешь к какому, и расспросить о результатах.

— Так он мне и скажет! — молодой человек скептически хмыкает.

— Почему нет? Подумаешь, тайна следствия! Ему же известен твой характер, он знает: ты не из болтливых. Скажешь, что очень уважал профессора Обели, что его смерть тебя потрясла, и ты бы хотел услышать о ходе расследования. Намекни на слова ректора. Он ведь почти прямым текстом назвал произошедшее убийством.

Рен слушает внимательно, но при этом всё время отрицательно качает головой.

— Ну, допустим, мне сообщат все подробности. А дальше что?

— Дальше мы подумаем и сообразим, какие действия предпринять.

— А следователи в Главном Управлении не подумают? — усмехается он.

— А следователи в Главном Управлении сидят на своих местах слишком долго. У них слишком много работы, и им не впервой получать нагоняй от начальства за нераскрытое дело.

— Мелина, речь идёт о профессоре Академии Правосудия! Это дело чести!

— Дело чести, когда убивают кого-то из своих, а учёный к нашей братии по большому счёту никакого отношения не имеет. У него не было ни родственников, ни связей — только научные труды. Но, заметь, за эти работы ему даже титула не дали! Хотя весь континент пользуется результатами его исследований.

— Справедливость — превыше всего? — промолчав, спрашивает Рен.

— Разве ты не хочешь уличить преступника, повинного в смерти поистине выдающегося человека?

— А ты не хочешь потерять место, — утверждает он вместо ответа.

— Это не просто место, Рен.

— Хорошо. Я согласен, — наконец он сдаётся. — Где и когда мы встретимся?

— Сегодня в семь в 'Поющих ветрах'.

— Договорились.

Я киваю.

Гляжу на удаляющуюся спину сокурсника, а перед глазами стоит лицо Жака Лори, который совершенно неискренне изображает сожаление и сообщает о расторжении договора.

Ну, нет! Не для того я потратила шесть лет своей жизни, чтобы в итоге стать старшим помощником младшего сортировщика ручек в Главном Управлении с перспективой карьерного роста до служащего архива!

Трое преподавателей обхаживали этого господина ради подписи в моём договоре! Мне вообще несказанно повезло, что в Академии на диво адекватные профессора, которые порой проявляют личную инициативу, стараясь устроить карьеру по-настоящему талантливых студентов. Я не могу допустить, чтобы и их труды пошли прахом!

В конце концов, что такого особенного в следователях? Их ведь не Единый к порогу Управления приводит, а выпускает Академия.

Опыт? У меня тоже накопился опыт, доказывающий, что в тот момент, когда дело для человека превращается в рутину, он перестаёт замечать мелочи, а мелочи никогда не прощают такого отношения к себе.

ГЛАВА 3

На часах половина седьмого. Рен, должно быть, уже покинул дом своего дядюшки, нанял мобиль и мчится к 'Поющим ветрам' через весь город. Мне же торопиться некуда. До заведения я дойду неспешным шагом за семь минут.

Передо мной на столе лежит роман, о котором я вспоминала утром. Я даже сделала закладку, только вот оставлять его не для кого. 'Звонок' молчит. В мягком желтоватом свете магических кристаллов простой металлический корпус этой забавной безделушки выглядит золотым. Представить сложно, как раньше люди без них обходились! Правы те, кто говорит, что будущее за техномагией. Наиболее удачные изобретения последнего столетия как раз относятся к этой новой науке, признанной официально не так давно.

Хорошая штучка, только толку от неё, когда собеседник не отвечает на вызов, ноль! Поскорее бы уже её усовершенствовал какой-нибудь гений, чтобы она могла отвечать на звонки вместо абонента и подробно докладывать, чем же таким важным занят владелец!

Будто почувствовав моё раздражение, 'звонок' оживает, заходясь мелодичной трелью. Щёлкаю круглым замочком, и галофон открывается подобно карманным часам. Золотисто-звёздная дымка мгновенно формирует голограмму Отеса.

— Лина! — восклицает он так, словно ожидал увидеть кого-то другого. — Прости, что не ответил на твой вызов! Нас после тренировки задержали.

Мой жених так взволнован! Непроизвольно придаю своему голосу мягкости и стараюсь, чтобы он звучал как можно спокойнее:

— Я начала волноваться.

— Прости! Я не знал, что так получится.

От искренности извинений внутреннее напряжение меня отпускает.

— Ничего страшного, — уверяю я. — Всякое может случиться. Главное, с тобой всё в порядке!

— Да, в порядке. Только есть один момент… Я имею в виду нашу сегодняшнюю встречу… У моего сокурсника племянник родился…

О! Дальше он может не продолжать!

— Отес, когда после завершения празднования станешь заказывать мобиль, не перепутай адрес как в прошлый раз, — прошу я с улыбкой.

— Не перепутаю! — заверяет он меня клятвенно. — Я накрепко запомнил, что твоим соседям не нравятся ночные гости, а пол в твоей квартире холодный.

— Вот и замечательно!

— А ты чем займешься? — интересуется Отес. — Сядешь за учебники?

— Нет, — качаю головой. — У меня назначена встреча. Собственно по этому поводу я тебе и звонила.

— Встреча? — Отес хмурится. — Уж, не с тем ли хлыщём, который крутился возле тебя утром?

— Отес, что за слова?! — изумляюсь я его тону, а после выплёскиваю собственное возмущение: — Значит, разведка не дремлет?

— Лина, ты у меня такая красивая… — молодой человек лепечет нечто совсем невразумительное.

— Разве это повод для ревности? — не скрываю своего удивления. — Мой совет: смени соглядатая. Нынешний пытается нас поссорить. Если бы ты во всеуслышание заявил о желании разобраться с моим однокурсником по-мужски, имел бы в итоге бледный вид, потому что он не маг, а в кулачном бою, у тебя против Рена нет шансов.

— Так это был Рен?! — Отес выглядит потрясённым неожиданным открытием.

Складывающаяся ситуация начитает меня нервировать, поэтому я отвечаю коротко:

— Да.

— Хорошо. — Видимо, Отес тоже решил придержать эмоции, а я вот передумала:

— Что именно хорошо? Ты попросишь следить за мной кого-то другого или станешь мне больше доверять?

— Так ты с Реном встречаешься? — спрашивает он вместо ответа, и это раздражает до крайности!

— Да, — почти выдыхаю я.

— Вы же с ним не так близко знакомы.

О! Вот и наводящие фразы пошли в ход!

— Появились некоторые обстоятельства.

Холодность моего тона даёт понять Отесу, что разговора по его правилам не получится.

— Лина, я ещё раз прошу у тебя прощения…

— В третий раз за несколько минут, Отес! — обрываю очередной поток извинений. — По-моему, в наших отношениях не всё так гладко, как нам обоим хотелось бы. Наверное, это стоит обсудить.

Странно, но моё предложение удивления у суженого не вызывает.

— Но ведь не сегодня? — Вот и всё, что его интересует!

— Конечно, нет! У тебя — пирушка с друзьями, у меня — свои планы.

— Тогда я позвоню тебе завтра, — Отес вновь хмурится.

— Надеюсь, я смогу ответить на твой звонок, — произношу вместо прощания и закрываю галофон.

Кажется, на личном фронте дела у меня обстоят немного хуже, чем я предположила сегодня утром. Но это не повод впадать в уныние и отказываться от встречи с Реном. Как бы жестоко это не звучало, но потерю Отеса я переживу, а если от меня ускользнёт мечта всей моей жизни… Последствия могут быть катастрофическими. Дядя Макрэ описал их весьма живописно ещё много лет назад.

'Поющие ветра' находятся в том же квартале, где я снимаю квартиру. Район у нас тихий, его населяют в основном представители среднего класса. Ночью здесь можно спокойно выходить на улицу, не опасаясь грабителей. Удовольствие тут жить не из дешёвых, но моя безопасность не то, на чём папенька стал бы экономить.

Даже по столичным меркам наша семья относится к категории состоятельных и зажиточных, просто мы не видим смысла лишний раз подчёркивать этот статус. Папенька вполне мог бы снять для меня на все шесть лет обучения двухуровневую квартиру в районе Исполинов с дворецким, горничной и кухаркой. Только зачем? Он мог бы и мой гардероб оплачивать, но я твёрдо решила: 'на булавки' деньги трачу из стипендии.

Сколько ни ругай лестницы и корсеты, глупо не признавать очевидное: с талией, утянутой до шести пальцев, я выгляжу гораздо эффектнее, чем с природными семью. Так зачем мне отдавать несколько золотых за платье, пошитое по фигуре, если приобретение двух готовых и корсета обойдётся в ту же цену, но при этом наряд будет смотреться в разы лучше?

Я энергично встряхиваю головой. Энергично до того, что заколки едва удерживают на месте изящную шляпку. Насколько нелепым правилам этикета мы подчиняемся до сих пор! Не важно, какая погода, после шести вечера будь любезна надеть головной убор.

Ох! Опять не о том думаю!

Это самые длинные семь минут в моей жизни. И наполнены они абсолютно бесполезными рассуждениями. Мне бы сейчас сосредоточиться на предстоящей встрече и планировать дальнейшие действия, но я не могу! Приходится всякой ерундой забивать свою голову, иначе так и норовят вернуться мысли о почти провалившемся проекте семейной жизни с Отесом.

Эта неудача — моя первая неудача! — лишает уверенности в благополучном исходе той авантюры, в которую я собираюсь ввязаться. А дядя Макрэ предупреждал: нельзя постоянно всё контролировать, нужно оставлять возможность для манёвра, в противном случае всё начнёт рассыпаться подобно карточному домику.

Вдох и выдох! Я со всем справлюсь. Необходимо отодвинуть в сторону эмоции и включить логику. А логика говорит, что психологические портреты Рена и его родственника, Терри Эсти составлены грамотно. Сокурсник от данного слова не откажется и придёт на встречу, а господин Эсти поделится-таки с племянником всеми подробностями касательно хода расследования.

Кроме того, раскрытие преступления — благое дело. За благие дела Единый не только вознаграждает, но и облегчает Путь. Недаром ведь мне под руку подвернулся именно Рен!

У многих моих знакомых из Академии есть весьма полезные для меня родственники в различных учреждениях, так или иначе связанных с моей будущей профессией, но Рен — идеальный вариант. Его помощь сэкономит уйму времени, сил и нервов. Разве это не Знак?

'Долой сомнения, Мелина, ибо лишь уверенность помогает твёрдо шагать по Пути!' — произношу я мысленно, стоя у крыльца 'Поющих ветров'.

Мужчина, желающий войти в заведение, внезапно оборачивается, и его взгляд останавливается на моей фигуре.

— Прошу вас, барышня! — он открывает дверь и галантно пропускает меня вперёд.

Это ли не Знак?

— Благодарю, — произношу, с улыбкой на губах проскальзывая мимо этого господина. Выражение его лица тот час меняется: серьёзность уступает место тихой радости.

Права была маменька, когда учила не принимать знаки внимания как должное. Это не только наделяет особым очарованием в глазах окружающих, но и приносит удовлетворение — куда приятнее видеть вокруг счастливых людей!

Рен приходит в 'Поющие ветра' без двух минут семь. Таким образом, я опередила его ровно на пять минут.

За это время я успела в очередной раз полюбоваться на танец бессчётного количества полых металлических трубочек, подвешенных к потолку. К счастью, под ними натянута сеть заклятья тишины, иначе в помещении стоял бы невыносимый шум! Мелодичный перезвон, приятный для слуха посетителей, — заслуга уже другого заклинания.

Присаживаясь за мой столик, Рен немного нервно косится на достопримечательность заведения.

— Как прошла семейная встреча? — этим вопросом я отвлекаю сокурсника от разглядывания потолка.

Имя и должность родственника Рена не упоминаю специально. Местная публика всегда отличалась добропорядочностью, но на слепую удачу лучше никогда не рассчитывать. Особенно если речь идёт о по-настоящему важных вещах.

— Прошла, — выдыхает молодой человек, хмуро сдвинув брови. — Не возражаешь, если я сделаю заказ?

— Нисколько! Я даже составлю тебе компанию за ужином.

— Я плачу, — произносит Рен и тянется к своему меню.

Его слова звучат не как вопрос или предупреждение, это простая констатация факта. Ни для кого не секрет, что я люблю поесть, ведь все мы ходим в общую столовую. И раз уж он предлагает оплатить счёт, не вижу причин оскорблять его расспросами о том, достаточно ли серебряных в его кошельке, или ограничивать себя в выборе. Последнее так же может быть расценено как оскорбление.

Папки мы открываем одновременно, но с выбором я определяюсь быстрее. Наверное, дело в том, что бываю тут часто, а вот Рену приходится читать описания блюд, напечатанные рядом с замысловатыми названиями.

Официант возникает возле нашего столика ещё до того, как сокурсник успевает поднять руку в приглашающем жесте. Так же быстро он записывает наш заказ и удаляется, пообещав, что аперитив появится в течение минуты.

Мы с Реном не успеваем толком посмеяться над тем, с каким серьёзным лицом служащий назвал кувшин ягодного морса громким словом 'аперитив', как этот самый кувшин появляется перед нами. Магия это так удобно!

— Ну вот, у нас есть минут пятнадцать на разговор, — я достаю из сумочки блокнот и ручку, самую обычную, заполненную чернилами, а не одноразовый самопишущий магический аналог. Мне ведь не нужно конспектировать всю беседу — только самое важное.

— Боюсь, я тебя разочарую, — Рен разливает напиток по бокалам, начиная с моего.

— Не бойся, — улыбаюсь в ответ. — Давай я буду задавать вопросы, а ты просто на них отвечай. Если вспомнишь что-то интересное, то расскажешь.

— Как на допросе, — молодой человек криво усмехается и делает первый глоток.

Я не спешу его поправлять. На допросах всё обстоит как раз наоборот: следователь внимательно слушает и лишь потом уточняет некоторые моменты. Я понимаю — Рен перенервничал, чтобы его немного успокоить, тоже отпиваю из бокала. Копирование жеста на подсознательном уровне располагает собеседника к диалогу. Вот и мой сокурсник перестаёт стискивать бокал, перехватывает его чуть свободнее.

— Кто обнаружил тело?

— Домработница. Она пришла в шесть, чтобы приготовить завтрак, но хозяин её не встретил. Женщина не удивилась, ведь иногда он засиживался допоздна. Когда профессор не вышел в положенное время, она забеспокоилась, подошла к спальне. На стук никто не ответил…

— … она открыла дверь, а там труп, — заканчиваю за Рена.

Он кивает.

— На крики прибежали соседи. Они вывели её из комнаты и вызвали полицию.

Я деловито строчу в блокноте.

— Что показал осмотр помещения?

— Ничего, — вздыхает докладчик. — Визуально всё в порядке. Следы взлома отсутствуют. Да и взламывать было нечего — профессор все шкафы и ящики держал открытыми.

— Значит, версию о том, что кто-то что-то искал, в полиции исключили?

— Однозначно. Повсюду царит идеальный порядок.

— Ясно. А как дела обстоят с магическим фоном?

— Волнения лишь на кухне, но сама понимаешь, там хозяйственные заклинания и маготехнические штучки на каждом шагу.

— Только на кухне? — переспрашиваю, чтобы сделать очередную запись.

Рен собирается было кивнуть, но останавливается.

— Есть слабый след в баре, — фонит одна бутылка — но его тоже сбросили со счетов.

— Какой? Светлый, нейтральный, тёмный? — уточняю, заинтересовавшись.

— Светлый, но очень-очень слабый.

— А почему не стали принимать во внимание?

— Следователи списали это на самого профессора.

Вот так сюрприз!

— А он был магом?

— Был, но слабым, и старался свои таланты не афишировать.

— Почему? — Стоит вопросу сорваться с моих губ, как приходит ответ.

По лицу Рена видно — занят поиском подходящих слов, но я не жду, пока он до конца выстоит свою мысль:

— Дай угадаю! Кое-где среди простого люда до сих пор бытует мнение о том, что только аристократы владеют магией. Эту идею особенно яростно в своё время несли в массы храмовники. Потом страсти поутихли, но осадочек, как говорится, остался. Полагаю, у профессора среди ближайших предков затесалась знатная персона, не пожелавшая наградить отпрыска своей благородной фамилией. Дед или отец — в противном случае, всё давно бы позабылось, и не было бы такой обиды и стыда.

Рен кивает:

— Ходят слухи, будто близкий друг семьи профессора, так много сделавший для него в отрочестве и юности, на самом деле приходился ему отцом.

Я в задумчивости склоняю голову. Информация интересная, но…

— В хитросплетениях его родственных связей мы разобрались, только они не дают нам ответа на вопрос: почему след светлый? Логичнее всего предположить, что профессор однажды поленился и притянут бутылку прямо из бара. Но в этом случае фон должен быть нейтральным. Пространственные перемещения без исчезновения предметов относятся к этой категории.

— Или она разбилась, а он её собрал, — выдвигает гипотезу Рен. — Это уже созидание — светлая магия.

— Умудриться разбить бутылку в баре… — я обдумываю такой вариант. — Теоретически, конечно, возможно, но представь, сколько силы нужно вложить в её восстановление! Если он был слабым магом, мог и не потянуть такой уровень. А если и мог, сколько времени потребуется на то, чтобы след до такой степени затёрся? Года два, наверное.

— Полтора, — педантично уточняет Рен.

— Ты бы стал так долго хранить открытую бутылку?

— Без дополнительных магических ухищрений — нет. Но не стоит забывать — за баром стена общая с кухней.

— Думаешь, у инструмента могли сбиться настройки? — скептически поднимаю брови.

Рен пожимает плечами.

— Вот уж не знала, что в Главном Управлении дела с техникой обстоят настолько плохо, — усмехаюсь я.

— Всякое бывает, — молодого человека внезапно тянет на философию.

— Бывает, — я соглашаюсь и делаю ещё одну заметку, — но с бутылкой разобраться всё же стоит.

— Кстати, пробу вина из неё взяли на анализ. На всякий случай, — Рен встаёт на защиту экспертов.

— Приятно слышать! Но некоторые яды мы до сих пор не можем определить, другие испаряются, третьи разлагаются… В общем, саму бутылку я бы тоже на экспертизу отдала.

Замечаю погрустневший взгляд сокурсника.

— Не бери в голову, твои будущие коллеги молодцы, но они делают лишь ту работу, которую им поручают. Лучше расскажи, что со свидетелями. Никто ничего не видел и не слышал, так?

— Ну, а как же иначе, — усмехается Рен.

— Тогда на этом всё, — я закрываю блокнот.

— Не так уж и много, — замечает молодой человек.

— Но больше чем ничего! — я улыбкой салютую бокалом.

Сокурсник, полагавший, будто провалил порученное задание, расслабляется ещё немного, его успокаивает мой настрой.

— А вот и наш заказ! — отставив в сторону бокал, берусь за столовые приборы.

— Так быстро! — удивлённо восклицает Рен. Он смотрит на еду, внезапно появившуюся на тарелках, так словно не верит в её реальность.

— Посетителей немного, — пожав плечом, отправляю в рот первый кусочек оленины.

ГЛАВА 4

— Ты что-нибудь придумала?

Мы с Реном медленным шагом вот уже десять минут прогуливаемся в направлении моей квартиры. И это первый вопрос, который он позволил себе после того, как за нами закрылись двери 'Поющих ветров'.

— Придумала.

— Моя помощь тебе ещё нужна?

Интересно, порадует ли сокурсника мой ответ или, напротив, разочарует?

— Да, Рен, дальше мне без тебя никак не справиться.

— Впервые в жизни чувствую себя столь незаменимым, — он пытается отшутиться.

— Не нужно ложной скромности! — я кокетливо хлопаю его по руке, что служит мне опорой. — Кстати, тебе известен адрес профессора Обели?

Рен тяжело вздыхает. Понимаю, трудно не догадаться, зачем я об этом спрашиваю.

— Улица Омро, седьмой дом, второй подъезд, четвёртый этаж, шестнадцатая квартира.

— А какие у тебя планы на сегодняшний вечер? — я заглядываю молодому человеку в лицо.

— Проникнуть в жилище профессора? — звучит как вопрос, но произносится вполне уверенным тоном.

— Да.

— Мелина, зачем?! — недоумевает Рен.

— Меня смущает эта бутылка, — объясняю ему. — Я хочу, чтобы ты проверил магический фон ещё раз. Кроме того, есть желание осмотреть квартиру лично. Вдруг полицейские что-то всё же упустили.

— Да, а мы непременно обнаружим! — смеётся он. — Мелина, среди них ведь не все бездари!

— Я знаю, Рен. Но, согласись, мы более мотивированы.

— Соглашусь! Но с твоими идеями мы вполне можем раскрыть убийство и при этом вылететь из Академии за прогулы в конце последнего семестра!

— Ну, это мои проблемы, — легкомысленно отмахиваюсь от пугающей перспективы.

— И мои, — настаивает Рен, и я кое-что понимаю.

— Ты не смотрел своё расписание? Господин ди Жори ведь предупреждал нас!

Рен выглядит смущённым.

— А ты смотрела?

Я качаю головой, не в силах поверить в подобную безответственность сокурсника. Впрочем, я к нему строга. Это вовсе не безответственность, а рассеянность. Гибель профессора оказалась слишком сильным потрясением.

— Тебе завтра к третьей паре. Так что успеешь выспаться и подготовиться.

— Хм… А ты?

— Это мои проблемы, — повторяю с лукавой улыбкой на губах.

— И когда мы пойдём? — молодой человек смиряется с неизбежным.

— Который сейчас час?

Рен достаёт карманные часы.

— Без четверти девять.

Я быстро прикидываю в уме, когда нам лучше выйти:

— Думаю, часа через два.

— Чем займём оставшееся время? Зайдём ещё куда-нибудь? — сокурсник оглядывается по сторонам в бесплодных поисках какой-нибудь яркой вывески кафе или клуба.

— Да, — я киваю, вызвав его недоумённый взгляд, — ко мне.

Возвращаюсь в гостиную. В одной руке у меня учебник для Рена, а в другой блюдо с пирожными.

Молодой человек, заложив руки за спину, чересчур внимательно рассматривает многочисленные гравюры и рисунки с изображением насекомых, которыми увешена одна стена. Возможно, тому виной свет, но мне кажется, будто на его щеках лёгкий румянец.

Мой взгляд тут же обращается к роману, оставленному на столе. Так и есть! Он его открывал.

— И как тебе моё увлечение? — Рен оборачивается на мой голос, а я подхожу ближе и вручаю ему учебник. Он удивлён, но книгу принимает.

— Хм… Странное, — признаётся сокурсник, глядя на зарисовку самки паука из Аримфа.

— А другое?

Я даже не удосуживаюсь перевести взгляд на стол, точнее, на книгу. Наоборот, пристально смотрю в глаза Рена. Его скулы темнеют ещё сильнее. Прежде чем ответить, он прочищает горло.

— Я слышал, эта писательница весьма популярна сейчас.

— Ты прав.

— И теперь я знаю почему.

Удивлённо приподнимаю брови, а потом вспоминаю — закладка!

— И как тебе? Не собираешься стать поклонником её творчества?

Рен сдаётся первым и отводит взгляд.

— Знаешь, очень… необычно взглянуть на… ситуацию глазами второго участника, — говорит он медленно, с паузами, тщательно подбирая слова. Так на него не похоже!

Этим наблюдением я спешу с ним поделиться:

— Положение сложилось весьма щекотливое, но оно того стоит, ведь ты впервые на моей памяти задумался о выборе выражений!

— Надеюсь, я не стал жертвой твоего коварного эксперимента? — Рен подозрительно смотрит на меня.

— Нет, эксперимент ты себе сам устроил, — я смеюсь, — в следующий раз не станешь заглядывать, куда не просят!

Молодой человек опускает глаза к книге, которую держит в руках.

— А это у тебя откуда?

— Не поверишь, но перешло по наследству от бывшего владельца квартиры. Наверное, тоже в Академии учился, только на твоей специальности, — я отхожу от парня и ставлю блюдо со сладостями на стол.

— Не уверен, что смогу съесть что-нибудь ещё, — раздаётся за моей спиной.

— Посмотрим, что ты скажешь через час, — усмехаюсь я. — Занимай любое понравившееся место, а я пока схожу за своими конспектами.

В спальне я провожу немного времени. Будучи там, слышу странный звук. Вернувшись, обнаруживаю Рена, занявшего кресло. При этом оно поменяло свое местоположение.

— Так светлее. Надеюсь, ты не возражаешь? — молодой человек смотрит на меня такими честными глазами, что нет сил, возмутиться самоуправству.

— Нет, только, пожалуйста, после поставь его туда, где оно стояло, — высказываю единственную просьбу.

— Непременно, — обронив коротенькое словечко, сокурсник утыкается в свою книгу.

Я сажусь на диван, но прежде чем погрузиться в чтение, осматриваю стену. Отговорке про свет я не поверила ни на мгновение, ведь ничто не мешало Рену подвинуть торшер ближе к креслу.

Наконец я обнаруживаю причину внеплановой перестановки мебели. Рен теперь сидит таким образом, что ему видны все насекомые из моей коллекции кроме гигантского паука.

ГЛАВА 5

В половине одиннадцатого я поднимаюсь с дивана.

— Мне нужно собраться, — отвечаю на удивлённый взгляд Рена, успевшего посмотреть на часы.

Прихватив с собой две пустые чайные чашки и блюдо, на котором остались лишь крошки, выхожу из гостиной. Посуда отправляется в раковину на кухне дожидаться моего возвращения, а я иду в спальню, где мне предстоит облачиться самый ужасный наряд, который я когда-либо надевала.

Реакция Рена на сцену из дамского романа оказалась весьма неожиданной, и меня съедает любопытство: как он отнесётся к моему виду в этом, с позволения сказать, костюме.

Десять минут спустя я предстаю перед сокурсником во всём 'великолепии' своего вечернего образа.

— Мелина… — моё имя Рен произносит очень неуверенно. — Какой… удобный, должно быть, наряд, — выдавливает он из себя.

Я смеюсь.

— Ты абсолютно прав. Этот наряд действительно весьма удобен и идеально подходит для нашего с тобой мероприятия.

Надо сказать, что чёрный жакет с кружевной вставкой на груди очень даже хорош, но обычно я его застёгиваю, а сейчас полы небрежно распахнуты, демонстрируя простую хлопковую рубашку с высоким воротником. Ещё больше картину портит прямая чёрная юбка длиною в пол. На расстоянии трёх пальцев от подола она расширяется, там как раз начинается пышная оборка из кружев.

Эта страшная вещь не только до неузнаваемости меняет мою фигуру, визуально уменьшая рост и прибавляя лишние килограммы, что сегодняшним вечером мне только на руку, но и обладает ещё одним неоспоримым достоинством — глубоким карманом. В нём сейчас спрятана пара старых видавших виды перчаток, которые я не отдам и за все богатства мира. Компанию этому раритету составляет маленький ничем не примечательный стержень из светлого, почти белого металла. С ним я смогу расстаться только в одном случае — если мне предъявят постановление суда на его изъятие.

Под напряжённым взглядом сокурсника я опускаю на лицо плотную чёрную вуаль совершенно безумной шляпки, с множеством перьев и заколок, которые, к слову, уже в конце вечера окажутся в мусорном контейнере в другом районе города.

— На выход! — командую я, и Рен подчиняется. Правда, сначала он ставит на место кресло, как я и просила!

Улица Омро относится к Старому кварталу. Больше века назад в красивых респектабельных домах этого района ещё селились богатеи. Иметь тут квартиру считалось признаком хорошего вкуса и, разумеется, высокого статуса. После появления квартала Исполинов блеск этого места немного померк, но до сих пор позволить себе жильё здесь может далеко не каждый горожанин.

Мне всегда нравились прогулки по Старому кварталу. Он почему-то обладает для меня каким-то особым очарованием. Даже свет старинных фонарей я нахожу не тусклым, а загадочным.

— Мы пришли, — Рен останавливается возле очередного высокого дома. Табличка на его углу подтверждает слова сокурсника.

— Я вижу. Идём, — тяну за руку своего проводника, застывшего на месте. Он недолго сопротивляется, но после всё же позволяет завести себя в просторный подъезд. Освещение тут ничуть не ярче уличного.

По лестнице я взмываю юркой белочкой. Наверное, Рен удивлён такой прыти, но благоразумно хранит молчание.

Да, нам стоит действовать очень осторожно! Отсутствие консьержа в этих домах — огромный плюс, но на каждом этаже по две квартиры. Я, конечно, читала о том, что двери в здесь мощные во многих смыслах и шумы не пропускают, но кто знает! Возможно, такую информацию почерпнули из рекламных буклетов тех времён, когда Старый квартал именовался Новым, а проверить её достоверность на деле никто ни разу не удосужился.

Замираю возле вожделенной двери с цифрой шестнадцать. С тихим шорохом достаю перчатки. Надев, чувствую, как они уменьшаются, обтягивая пальцы, словно вторая кожа.

Следующим на свет лестничного фонаря появляется тот самый неприметный стержень.

— На двери целая вязь заклятий, оставленных полицейскими, — взволнованно шепчет Рен.

— Я знаю, — отвечаю так же тихо, но спокойно.

— Как же мы войдём?

— Легко, — я приближаюсь к двери ещё на один шаг. — Встань за моей спиной и положи руки мне на талию.

Рен ничего не понимает, но повинуется. Думаю, мысленно он рисует себе ужасающие картины нашего с ним ближайшего будущего. В воображении сокурсника наверняка срабатывают магические ловушки и заклятие оцепенения, прибывает городской дозор, мы даём исчерпывающие показания в ближайшем полицейском участке, нас с позором отчисляют из Академии, родители публично отрекаются от опозоривших семью отпрысков… Уверена, Рен всё это представляет, но всё равно кладёт руки на мою талию. Я довольно улыбаюсь.

Делаю шаг, и тут мой сообщник отдёргивает ладони! Что?!

Оборачиваюсь и, подняв голову, беззвучно выдыхаю его имя:

— Рен.

— Ты без корсета! — шепчет молодой человек, а я сразу не могу сообразить, чего в его голосе больше: смущения или возмущения.

— Если меня это не волнует, то и тебя не должно!

Резонное замечание заставляет Рена вернуть руки на место.

Надо же! Нащупал!

Оставшиеся три шага мы преодолеваем без эксцессов. Только после первого же пространство вокруг будто превращается в вишнёвое желе: движения замедляются, на коже ощущается какой-то липкий след, и всё видится сквозь мутную дымку соответствующего цвета.

Теперь в ход идёт стержень, на деле являющийся уникальным артефактом. 'Ключ от всех замков' мечтает заполучить каждый уважающий себя вор, но достался он мне в качестве подарка на двенадцатый День рождения от дяди Макрэ. Хороший был человек. Понимал слово 'справедливость' как истинный житель острова Од. Как и я, к слову.

— Что это было? — набрасывается на меня Рен, стоит нам оказаться в квартире. В неярком свете зажёгшегося фонаря взгляд у бедолаги кажется совсем диким.

— А на что это похоже, по-твоему? — я деловито убираю 'ключик' в карман, а перчатки снимать не спешу, могут пригодиться.

Рен перехватывает моё запястье и пристально рассматривает мягкую кожу с едва заметным рисунком давно содранных чешуек.

— Что это? — хрипло выдыхает он.

— А ты не знаешь?

— Перчатки из драконьей кожи и 'Ключ от всех замков'.

— Правильно! — свободной рукой я одобрительно хлопаю Рена по плечу.

— Откуда? — он отпускает моё запястье. Надеюсь, брезгливость в его взоре мне померещилась.

— Это подарки, — отвечаю, как ни в чём не бывало.

— Кто? — я поначалу думаю, что сокурсник решил ограничиться в общении со мной исключительно короткими вопросами, но в этот раз он балует меня уточнением: — Кто может подарить универсальную отмычку и пару перчаток из материала блокирующего любую магию?

— Человек, который очень близко к сердцу принимал слово 'справедливость', - чтобы удовлетворить любопытство Рена, приходится озвучить недавние мысли.

— А чего ты ожидал? — набрасываюсь на сообщника, когда понимаю, что реагировать на мой ответ он не собирается. — Мы учимся в одном месте, и мне, как и тебе, прекрасно известно, какие охранные сети вешают на месте преступления. Неужели ты думал, будто я приду сюда неподготовленная, а увидев ловушки, вздохну печально и отправлюсь домой?

Рен отводит взгляд. Подобной отповеди от меня он не ожидал.

— Я всегда знал, что ты настойчивая и целеустремлённая, но есть границы…

— Рен! — я хватаю молодого человека за отвороты сюртука и немного встряхиваю. — Границы устанавливаем мы сами! Я хочу найти убийцу профессора Обели, но при этом не вижу ничего плохого в том, чтобы получить вознаграждение за благое дело. За торжество справедливости, если тебе так удобнее!

Он перехватывает мои запястья, сжимает… молчит.

— Если бы я могла, я бы сделала всё сама. Но у меня нет столько времени и, честно сказать, я понятия не имею, как настраивать ваши измерители.

— Я дал тебе слово и я его сдержу, — Рен наконец оживает, — но после…

— Не надо, — я обрываю пламенную речь на полуслове. — Молчи. Просто сделай свою работу, а на досуге подумай вот о чём: на счёт границы ты прав, но мир не совершенен, поэтому идеалистом в нём быть трудно. Лучше заранее провести черту как можно ближе к совести, в противном случае тебе придётся искать другую работу.

— По-твоему, я дурак? — Рен хмурится. — Устроил тебе истерику из-за какой-то ерунды…

— Нет. Ты умный, честный, справедливый, но большинство людей каждое из этих качеств почему-то считают недостатком. И ещё… сегодня у тебя был трудный день, скоро экзамены, Полин Аверли будто с цепи сорвалась, а я неожиданно оказалась совсем не такой медовой, как ты думал.

— Никогда не считал тебя медовой, но ты не изумруд, пусть и глаза у тебя зелёные, ты алмаз, — он вздыхает и разжимает пальцы, только получив свободу, я осознаю, насколько затекли мои кисти. — Ладно, давай займёмся делом. Я так понимаю, мне нужно сделать замеры. Ещё я могу осмотреть комнаты. Если найду что-нибудь интересное, позову тебя. Сам ничего трогать не стану.

— Спасибо, Рен.

Кивнув, он разворачивается и направляется в кабинет, где его ожидает не дающая мне покоя бутылка.

Поначалу я планировала самостоятельно обойти комнаты, не дожидаясь Рена. Однако, поразмыслив, отправляюсь вслед за ним.

— Не доверяешь? — он оглядывается через плечо.

— Доверяю, но лучше работать в команде.

Пожав плечами, Рен возвращается к прерванному делу — до конца открывает створки старинного бара. Вооружившись измерителем, он водит им над стоящими внутри бутылками.

— Нашёл.

Я подхожу ещё ближе.

— Светлый, едва до единички дотягивает.

— А вокруг? — спрашиваю с нетерпением.

Будущий эксперт удивлённо поднимает брови, но послушно проверяет створки, дно, боковые и даже верхнюю стенки.

— Ничего, — выносит он свой вердикт.

Я и сама вижу, что ничего. Стрелки прибора не шелохнулись ни разу.

— Выходит, на идее с разбитием бутылки в баре мы ставим крест. Может, профессор не был привередой и хранил бы выдохшееся вино, но если уж собирать бутылку, то почему бы и следы не убрать магией. Верно?

Рен кивает:

— И судя по коллекции алкоголя, которую я тут вижу, профессор был большим ценителем горячительных напитков. В свете этого теория про полтора года не выдерживает критики. Вообще, удивительно, как сюда затесалось обычное столовое вино.

— Может, подарок?

— Весьма сомнительный, — сокурсник настроен скептически.

— Ну, так давай осмотрим бутылку!

Рен тянет к ней руку, позабыв про обещание ничего не трогать, я едва успеваю её перехватить.

— Позволь мне, — отвожу в сторону чужие пальцы и вытаскиваю добычу на свет.

Действительно обычное столовое вино. Во всяком случае, так указано на этикетке…

— О! А это идея! — восклицаю почти восторженно.

— Что? — Рен не понимает причину моего воодушевления.

— Сейчас мы кое-что проверим. — С этими словами я ставлю бутылку на рабочий стол.

Особая прелесть моих раритетных перчаток в том, что они в буквальном смысле облегают руки второй кожей, а это значит — ноготки по-прежнему со мной. Я аккуратно подцепляю уголок бумажной этикетки, и отрываю. Совсем чуть-чуть, но этого хватает.

— Смотри, — я с торжеством демонстрирую своё открытие.

— Два разных вида клея, — задумчиво произносит Рен, рассмотрев отличающиеся по цвету следы на стекле. — Ты была права, лучше бы бутылку забрали на экспертизу.

Я достаю 'ключ'.

— Давай посмотрим, откуда она родом, — предлагаю сокурснику.

К его чести, он сразу понимает, что я собираюсь сделать. Звонкий звук от соприкосновения металла со стеклом мгновенно выдаёт подлог.

— Эта бутылка не из Лоэзи, — авторитетно заявляет Рен.

— Она из Абрейна, — заявляю столь же уверенным тоном.

— А ты откуда знаешь?

— Моя матушка родом из этой провинции и всегда предпочитала видеть на столе вино родного края. Ты бы знал, сколько экспериментов я провела, когда мне стало известно о том, что бутылки трёх 'винных' Дийонских провинций хоть и похожи по цвету и форме, но отличаются толщиной стекла!

Сокурсника мой ответ веселит, но я не обижаюсь.

— И что мы будем с ней делать? — Рен кивает на причину нашей с ним поздней вылазки.

— Аккуратно вернём на место, — пожимаю плечами и убираю бутылку обратно в бар.

— Получается, профессор Обели был отравлен, — молодой человек заметно оживляется. — Как думаешь, в лаборатории смогут установить, какой это был яд?

— Бутылка очень подозрительная, согласна, поэтому на данный момент отравление — единственная версия, но мы ещё не осматривали квартиру.

Пыл Рена несколько утихает. К сожалению, придётся огорчить его ещё сильнее.

— Напомни мне, пожалуйста, продолжительность самого длительного теста на наличие яда?

— Шесть часов, четырнадцать минут, — рапортует молодой человек.

— Вот ты сам и ответил на свой вопрос.

Рен недовольно морщится, а я киваю:

— Если бы полицейские что-то узнали, дядя бы рассказал тебе об этом во время вашей с ним встречи. То же самое с телом. Работа над ним давно закончена, а результат нулевой.

— Так может, он действительно заснул и не проснулся? — ворчит сокурсник.

— Может-может, — отвечаю рассеянно и оглядываюсь по сторонам, — но не будем заранее впадать в отчаяние. Мы ведь даже не огляделись вокруг толком!

Спальня становится последней комнатой, подвергшейся тщательнейшему осмотру, а попросту — обыску. Результата нет.

Рен выглядит расстроенным и вымотанным — того и гляди, упадёт в хозяйское кресло.

— Какие действия предпримем теперь?

Закрывая ящик комода, я его аккуратно придерживаю, чтобы не производить лишнего шума.

— Тебе ничего не показалось странным?

Усталость берёт своё, и мне очень хочется, обернувшись к сокурснику, облокотиться на такой удобный и надёжный с виду предмет мебели. Из последних сил заставляю себя стоять прямо.

— Показалось, — фыркает Рен, — такого идеального порядка как в этой квартире просто не может быть. Как думаешь, не в этом ли кроется отгадка тайны смерти профессора?

Смешно! Я даже позволяю себе улыбнуться.

— Насколько мне известно, за профессором Обели не закрепилась слава мизантропа, отшельника или молчуна. Он нормально общался с людьми. У него наверняка были единомышленники, и с другими учёными он должен был поддерживать связь. Верно?

Глаза молодого человека вновь загораются интересом.

— Ещё как общался! — соглашается он с моим предположением. — Многие одарённые студенты с его помощью смогли найти себе приличные места. У профессора был широкий круг знакомств. Если ученик обладал талантом, но не имел связей, профессор Обели по собственной инициативе и совершенно безвозмездно использовал свои.

— Так почему же мы не нашли ни одного письма? — задаю провокационный вопрос и для усиления эффекта изгибаю левую бровь.

Сокурсник замирает с открытым ртом. Подхожу к нему и пальчиком поднимаю нижнюю челюсть. Единый! Какая непосредственность!

— Мы же всё обыскали! Где они могут быть? — Рен сбит с толку.

— Пока не знаю. Только найти их стоит непременно. Возможно, профессору присылали письма с угрозами.

На лице молодого человека отражается внутренняя борьба, и я не могу оставить это без внимания:

— Тебе что-то известно?

Рен неуверенно качает головой, но немного помолчав, всё же решается.

— Не то чтобы я так уж пристально следил за профессором, но время от времени у нас с ним случались беседы. Последняя состоялась на прошлой неделе, — молодой человек смотрит на меня извиняющимся взглядом, — я бы не сказал, что он был чем-то напуган или обеспокоен. Скорее, наоборот.

— Тем не менее письма нужно найти. Во-первых, он мог не придать угрозе значения. Во-вторых, эта угроза могла быть настолько завуалированной, что профессору не удалось её распознать, за что он и поплатился жизнью.

Я замолкаю.

— А в-третьих? — Рен весь внимание и рассчитывает на продолжение.

— 'В-третьих' нет, но ты меня заинтриговал. Теперь мне хочется узнать, что могло послужить причиной приподнятого настроения преподавателя Академии, когда на носу сессия, и нескончаемая вереница студентов несёт 'хвосты' на проверку.

Вопрос 'Где же они в таком случае хранятся?' написан на лице сокурсника огромными буквами. Я вздыхаю.

— Не знаю. Выходит, мы что-то упустили из виду.

После моих слов в комнате воцаряется гнетущая тишина. Несколько секунд спустя её разрушает выдох Рена, больше похожий на стон.

— Мелина! Мы потратили на обыск без малого два часа!

Теперь выдыхаю я.

— Мне надо подумать!

— Отлично! — молодой человек разводит руками. — Я буду на кухне, чтобы не мешать процессу!

Мой помощник позорно сбегает из спальни, оставляя меня наедине со своими мыслями, точнее, с пустотой в голове. Взгляд невольно останавливается на часах. Подумаешь, второй час ночи! Неужели работа моего мозга настолько зависит от времени суток!

Фыркнув, я отворачиваюсь к окну. Портьеры плотно задёрнуты, как и на остальных окнах в квартире. Это хорошо, иначе наша с Реном авантюра очень быстро перестала бы быть тайной.

Тайны, тайны, тайны… Профессор Обели кажется мене сейчас одной большой тайной. Как жаль, что я не имела чести познакомиться с ним, когда он был ещё жив. Ох, да что толку сетовать на это сейчас! Ведь Рен на кухне ждёт блестящих результатов моего мыслительного процесса!

— Итак! — произношу вслух, но не очень громко. — Почему нигде нет писем?

Перед мысленным взором проносятся десятки полочек и ящичков, осмотренных за вечер. Все они заняты, аккуратно заполнены разнообразными бумагами, предметами, книгами…

— Неужели причина лишь в том, что не нашлось свободного места? — поджимаю губы. — Если он был таким педантом, то мог бы ещё какой-нибудь шкаф купить. Специально для корреспонденции. Комнаты достаточно просторные.

Так почему же их нигде нет? Он их выбрасывал? Или всё же хранил…

А зачем их хранить? Завёл бы записную книжку, и пополнял её новыми адресами…

Допустим, он избавлялся от писем сразу после прочтения. Такому человеку как профессор Обели пишут часто. Одно письмо в день, как минимум. Почту рассылают ежедневно в шесть утра и в шесть вечера. Получается, что письмо, пришедшее во вторник, перед его смертью, он должен был либо выбросить, либо сжечь. Однако все мусорные вёдра в квартире пусты, но это не дело рук домработницы — она только завтрак успела приготовить. Камины тоже не зажигали. Выходит, он их хранил. Вопрос: с какой целью?

В чём профессор Обели видел их важность? Судя по порядку, царящему в каждом уголке квартиры, где нет ничего лишнего, и всё лежит на своих местах, ради каких-то сантиментальных чувств он не стал бы копить гору макулатуры…

Все его труды на видных местах. Воруй — не хочу! А писем нет. Неужели, они были важнее? Если да, то почему?

Информация? Прочитал, оказалась ненужной — выбросил письмо. Оказалась нужной — переписал куда-нибудь. Так ведь искать потом проще.

Люди? Возвращаемся к записной книжке… Множество фамилий и адресов тех, с кем свела его жизнь… Его жизнь. Его собственная жизнь. Жизнь без помощи отца. Химик — это то, на кого он выучился благодаря родителю, а известный учёный — то, кем он стал сам. Благодаря своим связям. И профессор эти связи расширял… они стали для него важнее исследований.

— Рен! — мой голос заполняет всю спальню. Ох, я думала, получится тише!

Слышится тяжёлый топот, немного заглушаемый старинными ковровыми дорожками.

— Мелина! — молодой человек останавливается в дверях и опирается на косяк. — Ты почему кричишь?

— Профессор Обели обращался с просьбами к тем студентам, которым помог? После того, как он их устраивал на новые места.

— Да, — всё ещё обеспокоенный сокурсник склоняет голову, подтверждая свои слова, — обращался. Но ничего невыполнимого он не требовал.

Я улыбаюсь, довольная собой. Перемена в моём настроении Рена бодрит:

— Так ты придумала, где искать письма?

— В тайнике. Это его трофеи! Он как паук плёл паутину, а потом в нужный момент дёргал за ниточки!

— Мелина, мне кажется… — в тоне молодого человека угадывается недоверие и лёгкое опасение, но он замолкает, заметив мой взгляд. — Ищем тайник? — вопрос произносится уже без эмоций.

— Да. Сейчас только соображу, где он должен быть…

Едва я настраиваюсь, как меня перебивают.

— Так просто?! — басит Рен, тоже позабыв про конспирацию. Однако раз мой крик не потревожил покой соседей, и в дверь до сих пор не ворвался наряд дозорных или полицейских, пусть себе голосит!

— Проще, чем ты думаешь, — с удовольствием радую своего незаменимого помощника. — Во всех домах этого квартала предусмотрены тайные ходы для того, чтобы в случае необходимости незаметно покинуть здание. Вспомни, в какое время они строились.

Рен послушно напрягает память:

— Во времена, когда только-только осадили храмовников, пытавшихся настроить простых граждан против аристократии, и истерия среди обеих сторон ещё не улеглась до конца.

— Вот именно, — произношу со значением и поднимаю правую руку, прося тишины.

Мысленно представляю план здания. Ход должен находиться между квартирами, чтобы все жильцы могли им воспользоваться. Выходит он…

— Он здесь, — я киваю на стену за кроватью.

— А как он открывается, и где конкретно находиться, ты не знаешь?

Я не обращаю внимания на сарказм в голосе молодого человека. Понимаю: он очень устал.

Вместо того чтобы обидеться, рассматриваю деревянные резные панели, так удачно разделённые на секции. На первый взгляд, кажется, будто они ни чем не отличаются — сплошной ковёр из изящного растительного орнамента. Вся штука лишь в том, что рисунок не повторяется!

— Рен, мне нужна твоя помощь.

Сокурсник по-прежнему скептически смотрит на стену.

— Сомневаюсь, что смогу тебе чем-то помочь. Извини, но я зверски устал!

— Охотно верю, — соглашаюсь медовым голосом. — Именно поэтому тайную дверь найдёшь именно ты. У тебя сейчас мозг работает самым нужным образом.

— Сомневаюсь, что он вообще работает, — бубнит Рен, но всё же подходит к стене и оборачивается. — И каких действий ты от меня ждёшь?

— Внимательно посмотри на орнамент и скажи, не видишь ли ты чего-нибудь необычного, — выдаю указание.

— Например? Фразу 'Вход здесь'?

— Остроумно! А сейчас займись делом, будь любезен.

Рен приступает к выполнению поручения. Он внимательно осматривает панели. Дойдя до предпоследней, расположенной почти в углу возле окна, послушный, казалось бы, помощник резко разворачивается ко мне.

— Всё! — отрезает он. — Я больше не могу.

— Почему? — осталось же совсем немного!

— Потому что мне мерещится всякое непотребство, — смущённо признаётся сокурсник.

— А подробнее? — я подхожу ближе, предчувствуя скорое окончание поисков.

Рен смотрит на меня обиженно.

— Обнаженные по пояс дамы, — выдавливает он, стиснув зубы. И как только что-то произнести смог?!

— О! Покажи! — прошу, едва сдерживая нетерпение.

Вздохнув, Рен опять разворачивается к панели и неохотно обрисовывает некий контур, предлагая внимательнее всмотреться в изображение на этом участке. Постепенно витиеватый узор из растений складывается в женский образ. У незнакомки три примечательных черты. Первую из них заметил сокурсник. Вторая — широкая, немного таинственная и вместе с тем злая улыбка. Третья — невообразимый головной убор, по которому я устанавливаю личность дамы. Если можно так выразиться.

— Лехская богиня тайны и обмана, — я хлопаю по плечу растерянного Рена. — Ты нашёл вход. Дело за малым — открыть его.

Единый доволен нашими успехами и проявляет милость: на поиски секретного замка у нас уходит всего три минуты.

— Дамы вперёд? — насмешливо спрашиваю я у Рена, замершего в нерешительности перед открывшимся входом. Оттуда веет холодом и сырость. В неярком зеленоватом свете вспыхнувшего огонька видны живописные занавеси из паучьих сетей. Они свисают с потолка и колышутся в потоках воздуха. Подсветка придаёт им особое очарование. Полагаю, по расчетам проектировщиков зелёный цвет стекла магического фонаря должен был ассоциироваться у жильцов, попавших в беду, с надеждой. На деле же он похож на огонёк сказочной болотной нечисти, заманивающей путника в топь.

Сокурсник берёт себя в руки и шагает в неизвестность. Смелый поступок, учитывая его страх перед пауками!

Я проскальзываю следом. Тут так тесно, что мне приходится прижаться к спине молодого человека почти вплотную. Позади меня раздаются уже знакомые звуки: камни трутся друг о друга, а после щёлкает замок.

— Почему проход закрылся? — Рен пробует обернуться, но в итоге отказывается от этой затеи.

— Наверное, время вышло, — отвечаю равнодушно. — Я не очень интересовалась подробностями конструкций этих проходов.

— Нам повезло, что ты о них вообще знаешь.

— Благодарю за комплимент! Я тоже восхищена твоей смелостью, но предлагаю отложить обмен любезностями на некоторое время. Скажи лучше, что ты видишь перед собой.

— Паутину, — слышно, как молодой человек нервно сглатывает.

С трудом подавляю желание вздохнуть полной грудью. Из-за близости наших с Реном тел, впечатление от этого поступка будет, мягко говоря, неоднозначным. С моего благородного помощника вполне достаточно на сегодня сцены из книги и того факта, что я не удосужилась надеть корсет.

— Жаль растаивать, но розельские пауки даже ради тебя не станут менять ни свои особенности, включающие размер и степень ядовитости, ни гастрономические пристрастия. Они так и останутся совершенно безопасными для человека тварями, размером не больше ногтя. А шикарная паутина выглядит таковой в большей степени благодаря пыли, поэтому ты можешь спокойно отодвинуть её в сторону и посмотреть, что же она скрывает.

Рен молчит и шумно дышит. Долгое время ничего не происходит, я уже начинаю опасаться, что перегнула палку, но молодой человек наконец оживает. Одна белая завеса беззвучно падает на каменный пол.

— Тут дверь, — тихим голосом докладывает Рен. — Точнее, была когда-то. Сейчас ход замурован.

— Отлично! — мысленно я потираю ладони. — Всё, как и предполагалось. Сделай, пожалуйста, хотя бы шаг вперёд — хочу развернуться и осмотреть боковую стену, — я слегка надавливаю ладонью на плечо сокурсника, вынуждая двинуться с места.

Получив немного свободного пространства для манёвра, я оборачиваюсь к стене. Стараний маленького фонарика для её освещения не хватает, кроме того, от наших с Реном фигур на кирпичную кладку ложатся густые тени. Но всё это пустое! Средних размеров коробка белеет во мраке. Кто-то, я даже догадываюсь, кто именно, пристроил её в самом углу.

— Нашла! — ликую, но шёпотом.

— Справишься сама? — Рен, каким-то чудом сумевший развернуться, кивает на мою находку.

— Попробую. Она вроде бы маленькая, — я наклоняюсь, но сокурсник внезапно ловит меня за плечо.

— Стой!

— Что? — распрямившись, я недоумённо смотрю на него.

— Как думаешь, сколько писем может влезть в такой объём?

— Не так уж много, — прикидываю я в уме, и меня осеняет догадка. — А на самом деле их должно быть очень много! Боишься, что на них наложено заклятье уменьшения, а с весом профессор не поработал?

— Может быть и так. В этом случае она окажется просто неподъёмной для тебя. А если заклятье наложено криво, то от соприкосновения с твоими перчатками письма примут свой обычный размер. Картон от драконьей кожи не защитит.

— Тоже верно, — я прикусываю губу. — Давай тогда ты!

Наступает моя очередь отступать к стене, но помня о механизме, принцип работы которого является загадкой, я стараюсь держаться от неё подальше.

Сокурсник поднимает коробку с видимым усилием. Выходит, он был прав, о весе профессор не позаботился.

— Нам придётся нанимать мобиль, — замечаю расстроено.

— Для начала нужно удостовериться, что это действительно корреспонденция профессора Обели.

Я согласно киваю.

Рен притискивает коробку к стене и приподнимает крышку. Немного наклонившись в сторону, он даёт возможность фонарику хоть немного осветить содержимое.

По довольному выражению на лице молодого человека я понимаю, что наши усилия не прошли даром.

— Прекрасно! Теперь нам нужно спуститься вниз.

— Вниз? — удивляется Рен.

— Разумеется! К чему тратить время на поиски открывающего механизма, если можно выйти и отсюда? К тому же с такой ношей через двери квартиры мы так просто не пройдём!

Эти аргументы находят поддержку у сокурсника, и он без дальнейших понуканий с моей стороны начинает спуск вниз по узенькой лесенке.

Где-то на середине пути я обращаю внимание на капли пота, выступившие на шее Рена. Первая моя мысль: он устал и нужно предложить ему остановиться и отдохнуть. К счастью, я не успеваю высказать эту идею — очередное 'полотно' паучьей работы задевает меня по лицу. Тогда я смотрю на окружающую обстановку глазами молодого человека: по всюду свисают клочья густой паутины, а сами 'мастера' то и дело пробегают по стенам.

'Мелина, ты дура!' — сообщаю себе мысленно.

— Ты заметил, что двери остальных квартир тоже замурованы, — пытаюсь отвлечь сокурсника от нервирующего антуража.

— Угу, — невразумительно мычит мой помощник, но я не оставляю попыток:

— Мне даже интересно, что профессор Обели придумал с выходом. Уверена, 'ключ' выведет нас даже в том случае, если там окажется кладка, но всё равно… Целеустремлённый был человек! Не находишь?

— Когда ты начала говорить про трофеи и прочее, я подумал, что у тебя… в голове немного помутилось, — Рен всё же собирается с силами и пытается поддержать беседу, хотя и говорит сдавленным голосом, — а когда увидел верхнюю площадку и ту первую дверь… Всё же гениальные люди со странностями.

— Ты прав, однако, мне кажется, что дело тут не столько в гениальности, сколько в психологической травме, полученной в детстве. Они порой дают такие последствия во взрослой жизни!

'Мне ли не знать!' — думаю я и иронично улыбаюсь. Благо, Рен этого не видит.

— Полагаешь, причина в непростых отношениях с отцом?

Скорее, с отцами! Один лез в жизнь профессора из лучших побуждений, другой воспитывал, не имея на то моральных прав. Не стоит забывать о знакомых и родственниках, которым либо были известны обстоятельства рождения профессора Обели, либо они о них догадывались…

Это очень сложный вопрос, а мы уже дошли до выхода! Поэтому я ограничиваюсь одним словом:

— Полагаю.

ГЛАВА 6

Рен остаётся ночевать у меня. К принятию такого решения его могли подтолкнуть как усталость, так и здравый смысл. Предоставив в распоряжение гостя собственную кровать, сама ухожу в гостиную, разбирать бесконечные письма профессора Обели.

По-хорошему стоило бы приобрести или одолжить у знакомых амулет, нейтрализующий действие заклятия уменьшения и после этого спокойно изучать корреспонденцию. Но любопытство взяло верх над практичностью и стремлением к комфорту. Звучавшее в голове набатом 'Время!' тоже повлияло на мои планы касательно остатка ночи.

Сражение с коллекцией трофеев учёного, длившееся до шести утра, завершилось со счётом три — один в мою пользу.

Мне очень помог педантизм профессора. Все письма в коробке он рассортировал на четыре большие группы с бирками: личное, знакомые, ученики, проекты. Почерк, каким была сделана каждая из этих надписей, стал очередным доказательством моей теории. Аккуратнее всего профессор отнёсся к 'знакомым' и 'ученикам'. Второе место по праву досталось 'личному'. В 'проектах' же буквы плясали в разные стороны, как у ребёнка, впервые в жизни взявшегося за перо.

Несмотря на явное пренебрежение к своим научным достижениям, даже в четвёртом отделении царил идеальный порядок. Всё было разложено в алфавитном порядке, а в пределах каждой буквы ещё и в хронологическом.

Статистика показывает: чаще всего убийцами являются именно знакомые, поэтому разбор я начала с 'личного'. Наиболее активная переписка велась с неким Андре Робе. От него же профессор Обели неделю назад получил письмо с извинениями. Предположив, что именно оно стало поводом для радости учёного, я отыскала предыдущее.

На конверте стояла дата годичной давности. В своём послании господин Робе в весьма сдержанных выражениях выказывал своё недовольство отказом профессора устроить знакомство с Фернаном Ильри. Кроме того, он напоминал о том, скольким бывший преподаватель Академии ему обязан. Список вышел внушительный. После ознакомления с ним у меня сложилось впечатление, будто господин Робе всю свою взрослую жизнь положил на алтарь известности и успеха Астора Обели. Заканчивались претензии горьким и патетичным: 'Я всегда считал, что бы с тобой похожи, но твой отказ открыл мне глаза на горькую правду: никому нельзя верить'.

Находясь под большим впечатлением от прочитанного, я всё же не забыла записать оба неизвестных имени в свой блокнот.

'Знакомые' шли у меня вторым пунктом в списке. После двух десятков писем я пришла к выводу: лучше сразу перейти к 'ученикам'. Поздравления с праздниками и приглашениями на различные мероприятия мне были неинтересны, зато попалось несколько благодарностей. Неизвестные мне господа радовались юным дарованиям, которых подобрал им профессор Обели. Они в красках расписывали высокий профессионализм и глубокие познания бывших выпускников Академии.

В общем, я сосредоточила своё внимание на третьей секции коробки. Тут лежали письма с благодарностями от самих учеников за прекрасные рекомендации, шансы в жизни и прочее, прочее, прочее. Ознакомившись с дюжиной писем, я не стала читать остальные, просто аккуратно переписала все сорок девять фамилий, указанных на конвертах, выделив для этого списка отдельный лист блокнота.

Больше всего времени у меня заняла работа над 'проектами'. Сонный мозг оказывался пробираться сквозь нагромождения терминов и особенности профессионального языка. Я сдалась на пятом письме.

В любом случае отнести коробку на место мы всегда успеем. Материала для работы я набрала на большую часть уже начавшегося дня. Если результатов не будет, тогда и засяду за оставшиеся письма, написанные коллегами профессора.

До того, как лечь спать, необходимо выяснить ещё два момента. Что приятно, для этого мне нет нужды идти куда-то или копаться в каких-нибудь книгах. Источник информации мирно спит в моей кровати и даже не нарушает тишину своим храпом.

Сокурсник вольготно устроился на постели, заняв большую часть довольно широкого ложа. Мозг тут же генерирует с десяток названий этому зрелищу. Все они представляют собой вариации на тему 'Дремлющая сила'. До чего завораживающая картина! Как тут откажешь себе в удовольствии полюбоваться на неё хоть немного?

Лёгкий звон старого часового механизма выводит меня из дремотного состояния. С осени никак не могу отнести часы в мастерскую, потому хронометр до сих пор подаёт сигнал, когда минутная стрелка указывает на единицу.

Подхожу к кровати и присаживаюсь на самый её краешек.

— Рен, — я тихонько глажу молодого человека по плечу. В ответ раздаётся лишь невнятное бурчание, однако мою ладонь он находит без труда и жёстко фиксирует. — Рен! — зову чуть громче.

Сокурсник резко распахивает глаза, а вот сонливость уступает место недоумению медленно:

— Мелина?!

Рен опять открывает рот. Наверное, собирается возмутиться факту несанкционированного проникновения в его спальню. Однако прежде чем предъявлять претензии, утруждает себя тем, чтобы осмотреться по сторонам.

— Который час?

— Тебе осталось спать ещё пятьдесят минут.

Кивнув, молодой человек освобождает мою руку и опускает веки. Неожиданная побудка не вызывает у него никаких негативных эмоций. Даже искорка интереса не вспыхивает в его сознании. Он настроен спокойно доспать оставшееся до подъёма время. Очень жаль, но мои намерения не стыкуются с его планами.

Я достаю из кармана блокнот и ручку.

— Рен, у меня к тебе просьба!

— Какая? — сокурсник даже не открывает глаза.

Что ж, отвечать он способен и так.

— Напомни мне, какие яды труднее всего обнаружить.

Молодой человек хмыкает.

— Можно подумать, ты их не знаешь.

— Хочу уточнить. — Я хмурюсь. К чему тянуть время? Будто он не знает: пока я не получу ответ, не отстану.

— Рафа, томаш, Аритская Пыль, сальва и Тихая Смерть, — Рен перечисляет названия, а я сверяюсь с собственным списком — не упустила ли какое.

Нет, все на месте, только Тихую Смерть я назвала 'Ласковой'. Допущенную неточность можно понять и простить: яд очень редкий, мало изученный и применяется не часто.

Голос Рена отвлекает меня от внесения правок:

— Теперь я могу поспать?

— Конечно, только сначала ответь на один вопрос. Почему полицейские не сделали ничего из того, что сделали сегодня мы?

— Потому что им хорошо сидится на своих местах, они равнодушны к чужим жизням, и критика руководства их не трогает.

Понятно, вместо вразумительного ответа мне предлагают сухую выжимку из моей собственной обвинительной речи.

— Но ты правильно заметил: в Управлении не все бездари и лентяи. Возможно, самые достойные представители дийонского сыска слишком заняты каким-то другим делом? Более важным.

— Хорошая попытка, Мелина! — насмешливо хвалит меня сокурсник. — Только ты права, я не болтлив и не стану раскрывать служебные тайны дядюшки.

— И не надо! — с удовлетворённой улыбкой на лице кладу на тумбочку блокнот и ручку. — Твои слова сами по себе прекрасный ответ. Я рада тому, что мои будущие коллеги оказались заняты чем-то более серьёзным, а не растерялись на пустом месте.

Сдавленный смешок — вот и вся реакция. Ну и пусть!

Сняв туфли, укладываюсь рядом с Реном.

— Да подвинься ты хоть немного! — с ворчанием толкаю молодого человека в плечо.

— Мелина! — он взвивается на постели, растеряв, кажется, остатки сна.

— Что? Ты передумал спать?

— Но не здесь же?! — возмущается он. — В смысле — не вместе!

— Отлично! — я демонстративно поворачиваюсь на бок, лицом к нему. — Ты можешь перебраться на пол или попытаться устроиться на диване. А если желаешь наиболее изысканных ощущений после пробуждения, то в кресле. Я тебя не держу.

Сокурсник падает обратно на подушку и прикрывает рукой глаза. Ещё одна картина. На сей раз это 'Оскорблённая невинность'.

— Тебе вообще знакомо слово 'приличия', - шепчет он.

— Знакомо. Я даже о нём вспоминаю, но не в тех случаях, когда это идёт вразрез со здравым смыслом. Полагаю, мы доверяем друг другу в достаточной степени, чтобы не опасаться за собственную честь и свободу.

Рен молчит. Неужели он настолько сонный и уставший, что не способен понять довольно простую мысль?

— Другими словами, я не собираюсь использовать сложившуюся ситуацию тебе во вред и знаю: ты тоже не поступишь скверно.

Молодой человек тяжело вздыхает.

— Если бы ты всё это говорила, основываясь исключительно на вере в мои высокие моральные качества, я бы почувствовал себя польщённым, а так… На каком курсе ты составила мой психологический портрет?

— На первом. А это важно?

Сокурсник оглашает спальню очередным горестным вздохом.

— Если тебя не возьмут в Главное Управление, я поверю в истеричные статейки бульварных газет, в самых мрачных красках расписывающие, насколько глубоко наша страна увязла в коррупции. А теперь давай, пожалуй, поспим.

Вот сразу бы так!

Я не слышу, как звонят часы в семь утра, но в половине восьмого меня будит яркий свет, бьющий прямо в глаза. По счастливому стечению обстоятельств я забыла занавесить шторы на ночь.

Оставив притулившегося на самом краю постели Рена досыпать лишние минутки, убегаю в ванную комнату. Молодость — это прекрасное время! Не важно, как прошла ночь, прохладный душ и умывание ледяной водой придают мне свежий и цветущий вид.

Шум, доносившийся из ванной, пока я занималась своим утренним туалетом, никоим образом не повлиял на сон моего сокурсника. Он всё так же сладок и безмятежен.

Приступая к повторной побудке, чувствую себя чудовищем. Напоминание о том, что Рен и так проспал на час дольше, и вообще ему к третьей паре — успеет выспаться дома — не помогают. К тому же просыпается он опять с большой неохотой, что лишь усиливает мои терзания.

— Что за герой будит тебя по утрам? — интересуюсь лишь для того, чтобы притупить муки совести.

— Я встаю сам в половине седьмого каждый день, — докладывает Рен, уже сидя. Если бы его ещё не покачивало из стороны в сторону… — Даже выходные не являются исключением.

— То есть всё это представление, — я плавно вожу рукой перед носом у молодого человека, обрисовывая этими жестами его собственные телодвижения, — устроено специально для меня и разыгрывается впервые?

В конце концов сокурсник понимает, на что я намекаю, и предпринимает попытки сесть прямо.

— Нет, Мелина. — Он тянется к шейному платку, в надежде, что его можно просто поправить, а не перевязывать. Наивный! — Просто я не имею привычки по вечерам проникать в чужие квартиры, устраивать в них обыск на несколько часов, а после мерить шагами бесконечные подземные коридоры тайных ходов Старого квартала.

— Я поняла, — изрекаю уверенным тоном.

Рен замирает, вцепившись в узел на шее, — со стороны это выглядит довольно комично — и смотрит на меня с искренним удивлением, будто не ожидал найти понимание в моём лице.

— Тебя нужно покормить, — я щёлкаю пальцами, а сокурсник вздрагивает, при этом его зелёные глаза раскрываются так широко, как никогда прежде.

— Иди в ванную, а я пока приготовлю что-нибудь нам с тобой на завтрак.

Развернувшись, быстро покидаю комнату. Длинная юбка формы громким шуршанием обозначает каждый мой шаг.

Я знаю: Рен удивлён моими словами и моим предложением, но у меня нет желания наблюдать, как ещё он может проявить удивление. Должно же остаться хоть что-то на потом!

Разумеется, это шутка. Если серьёзно, то многие знакомые из Академии почему-то думают, будто я питаюсь исключительно сладостями, тортами, пирожными и десертами. Единый! Все эти люди не раз видели блюда, которые я выбираю в столовой! Но это их ничуть не смущает. Стереотип: 'Раз пышка, значит, любит сладкое и сдобу' прочно сидит в головах. А я, между прочим, к сладкому равнодушна!

Видимо, Рен Аманди разделяет мнение большинства о моих гастрономических пристрастиях. Очередным подтверждением для него стал наш вчерашний 'поздний ужин'.

Новость о том, что я встану у плиты, и вовсе должна была его шокировать. Столичные мальчики из обеспеченных семей не привыкли видеть своих родительниц за готовкой. В системе их мироустройства это дело не для женщины, а для прислуги.

Подобные взгляды покажутся странными для большинства людей, проживающих за пределами Розеля. Моя маменька, к примеру, родом из очень почтенной семьи, при этом она никогда не считала для себя зазорным приготовить ужин или обед. И мне она пыталась привить любовь к этому делу. Любви не случилось, но к кухне меня можно подпускать.

В общем, приготовить яичницу с беконом, соорудить несколько бутербродов, нарезать салат и сварить кофе мне под силу даже в том состоянии, в котором я сейчас пребываю.

Рен предлагает выйти из дома вместе с ним и нанять один мобиль на двоих. Эта идея приходится мне по душе, несмотря на то, что изначально ранний выход не входил в планы. Однако вопрос об оплате половины стоимости проезда я даже речи не завожу — предвосхищаю реакцию сокурсника.

Уже в вестибюле Академии я готова мысленно аплодировать собственной интуиции. Тут творится нечто невообразимое.

Движение потока студентов, мягко говоря, оживлённое. Все без исключения передвигаются быстрым шагом, а некоторые — их достаточно много — и вовсе бегом. Особой популярностью пользуется стена, на которой висит расписание, и лифты. А вот лестницы почти свободны! Пожалуй, воспользуюсь ближайшей. Так я быстрее окажусь на восьмом этаже.

В процессе своего великого восхождения я внимательно наблюдаю за происходящим вокруг. И какие чудные открытия преподносит моя наблюдательность!

В Академии существует негласное правило: преподаватели никогда не опаздывают на первую пару и открывают аудитории за полчаса до начала занятий. И что же вижу я?! Толпы учеников, растерянно переминающихся возле запертых дверей, а часы меж тем показывают без пятнадцати девять!

До меня доносятся обрывки фраз, выражающих растерянность, возмущение и даже страх — кому-то срочно нужно сдать задолженности, а теперь неизвестно будет ли пара вообще.

Самым удивительным для меня становится то, что несколько этажей оказываются пустыми!

— Мелина! — Софи окликает меня ещё до того, как я успеваю преодолеть последние три ступени. — Ты видела, что творится?

В волнении одногруппница безостановочно теребит замок на сумочке. Меня это забавляет, хотя я понимаю: ничего смешного в происходящем нет. По-видимому, излишняя весёлость — ещё один результат бессонной ночи. Однако я пока помню некоторые правила поведения: непозволительно кричать, привлекая чужое внимание, и общаться с собеседником, когда вас разделяет группа людей. Софи приходится дожидаться моего ответа ровно столько, сколько времени мне требуется на то, чтобы подойти к ней.

Как бы это не выглядело со стороны, такую линию поведения я выбираю не из-за желания поставить девушку на место или указать на недостатки в воспитании. Вовсе нет! Софи слишком эмоциональна, и порой она нуждается в паузе, дабы лучше прочувствовать ситуацию и привести нервы в порядок.

— Доброе утро! — для начала я приветствую её безукоризненно вежливым, но немного прохладным тоном. — Происходящее вокруг трудно не заметить, а ещё труднее найти объяснение.

— Здравствуй, Мелина! — Вот Софи и взяла себя в руки! — Дело в том, что расписание меняется чуть ли не каждую минуту. Некоторые профессора не пришли в Академию.

Идею массового отравления среди преподавательского состава я отметаю мгновенно. Никакой критики не выдерживает и предположение о внеплановой забастовке. Самым жизнеспособным вариантом кажется только один:

— Как-то уж слишком рьяно в Управлении взялись за работу, — замечаю вслух, а про себя добавляю: 'Но не с того конца'.

Софи пожимает плечами.

— Я тоже так думаю, но с чего бы? Профессор Обели — не та фигура, из-за которой стоит так стараться и вызывать на допрос одновременно чуть ли не половину преподавателей!

Я удивлённо поднимаю брови. Девушка делится своими соображениями очень уверенным голосом, не обращая внимания, насколько цинично звучат её слова. Выражения моего лица заставляет её задуматься и даже смутиться.

— Разумеется, я очень уважала профессора и буду чтить его память до встречи с Создателем, но сама понимаешь… — уточнение получается довольно скомканным, но я делаю вид, будто всё в порядке. Нет желания продолжать разговор на эту скользкую тему. К тому же, наш преподаватель не попал в первые ряды опрашиваемых и чуть ли не бежит к дверям восемьсот тридцать шестой аудитории.

Как же это не похоже на госпожу Бертейн!

— Мерод! Вы будете отвечать?

Предыдущего вопроса профессора я не слышала, поскольку слишком глубоко погрузилась в собственные мысли.

Ну что ж! Для начала нужно встать.

— Профессор Бертейн, я не готова.

От моих слов у женщины совсем неэлегантно открывается рот. Кончиком пальца она немного спускает вдоль носа очки, чтобы посмотреть на меня собственными глазами.

— Я не ослышалась?

— Нет, профессор. Я не готова.

— Причина?

— Я решила дать некоторым своим одногруппникам возможность заработать хотя бы одну оценку, в противном случае, я не представляю, как они получат зачёт по вашему предмету. Чтобы не искушать себя желанием ответить, я подошла к этому вопросу кардинально.

— Что ж, весьма неожиданно, — замечает женщина суровым тоном, но в журнал всё же заглядывает, дабы убедиться в том, что в группе действительно есть те, ради кого стоило идти на такие жертвы.

За достоверность своих слов я могу поручиться. В нашей группе на самом деле есть трое студентов, которым удавалось отмалчиваться на протяжении целого семестра. Уверена, все они сейчас нервно ёрзают на своих местах.

— Если пожелаете, я отвечу вам эту тему в любое удобное для вас время. Хоть сегодня после обеда. — Этим предложением я намерена достичь сразу две цели. Первая — показать, что мой поступок является скорее безрассудным, нежели наглым. Вторая — проверить верность предположения о причине срыва занятий.

Выслушав мой ответ, профессор Бертейн подчёркивает карандашом несколько фамилий в журнале — это её скорые жертвы. На лице женщины блуждает невесёлая улыбка.

— Госпожа Мерод, я осмелюсь предположить, что истинная причина вашей неподготовленности вызвана чем-то иным, нежели заботой об успеваемости знакомых. Также я осмелюсь предположить: причина эта уважительная. — Мы с профессором встречаемся взглядами, и я киваю. — Отлично! Помня о ваших блестящих ответах, — карандаш в руках женщины пересчитывает мои 'блестящие ответы', - я закрою глаза на вашу сегодняшнюю выходку, но имейте в виду, на зачёте эта тема станет вашим дополнительным вопросом, и спрошу я со всей строгостью.

Неужели это всё? Ох, нет, профессор Бертейн! Вам придётся выложить интересующую меня информацию.

— Зачем же ждать зачёта, профессор?

— Затем, госпожа Мерод, — голос женщины полон язвительности, — что преподаватели Академии Правосудия стараниями работников Главного Управления на неопределённый срок превратились в самых несчастных жителей всего нашего мира. Поскольку они, и я в их числе, не могут самостоятельно распоряжаться собственным временем.

Намёк прозрачнее утренней капели росы! Хочу похлопать в ладоши от восторга, но вместо этого сдержанно отвечаю:

— Как вам будет угодно, профессор.

Женщина кивает и ставит точку в разговоре:

— Сядьте на место.

С превеликим удовольствием!

Теперь можно спокойно закончить составление списка запросов в архив Академии, а также в Государственный архив Дийона.

ГЛАВА 7

У моего первого серьёзного расследования имеется одна сложность: когда наступит время делиться своей версией с Терри Эсти, мне придётся не просто умолчать о найденных письмах, а предоставить альтернативную историю раскрытия дела. И она должна быть жизнеспособна и легко проверяема. Что это значит? Это значит поход в архив Академии. На данном этапе в нём уже нет смысла — пустая трата времени.

Прежде, чем идти в это замечательное учреждение, занимающее два подвальных этажа учебного заведения, заглядываю в столовую на обед. В отличие от многих студенток я никогда не пропускаю приёмы пищи. Эффективность голодания при борьбе с лишним весом выглядит весьма сомнительной и даже вредной для здоровья. Режим питания — вот по-настоящему действенный способ поддерживать объёмы тела неизменными.

За время, потраченное на еду, я успеваю настроиться на посещение архива. Пребывание в этом месте не вызывает страха, но даётся с трудом. Я не очень люблю Отражения, которые наряду с людьми трудятся в некоторых крупных архивах.

Глядя на эти белёсые бесплотные создания, я всякий раз поражаюсь тому, какие извращённые формы порой принимает человеческая гениальность. Отражения — ярчайший тому пример. Они являются результатом применения заклятия, изобретённого несколько веков назад.

Жил некогда талантливый некромант, который не смог пережить потерю кого-то из близких родственниц: то ли сестры, то ли матери. Перед тем, как завершить свой путь женщина перенесла тяжелейшую болезнь. Её страдания в течение длительного времени наблюдал будущий изобретатель одного из самых мерзких заклинаний. От горя он повредился рассудком, и утешение нашёл у храмовников. К несчастью.

Служители Создателя поведали бедолаге о загробной жизни и о душе. Рассказы о последней очень впечатлили некроманта. Он задался целью помочь людям, оказавшимся в той ситуации, которую довелось пережить ему. Мужчина решил найти способ извлечь душу из умирающего тела и привязать её к миру живых. По его мнению, присутствие дорогого человека рядом пусть и в такой форме — было лучшим выходом, нежели потеря.

Как ни странно, храмовники поддержали изыскания безумца, решив, что возможность предъявить пастве душу станет наилучшим доказательством наличия их бога и укрепит веру. Они даже добровольцев для опытов предоставили.

Результатом ряда экспериментов стало множество смертей и появление Отражений. Эти сущности сохраняли внешность убитых и их воспоминания, но были начисто лишены эмоций.

Равнодушие было первым тревожным звоночком для священнослужителей, но они предпочли от него отмахнуться. Сомнения в том, что из тела извлекается душа, рассеялись, когда Отражения показали, насколько эффективно они могут взаимодействовать с материальными предметами. Всё это шло вразрез с каноном.

Исследование некроманта свернули. Его признали душевнобольным и поместили в специализированную лечебницу для спятивших магов. Заклинание с красивым названием 'Единение душ' переименовали в 'Проклятье Отражения' и внесли в реестр уголовно наказуемых магических деяний. В тот раздел, где наказанием служит смерть.

С Отражениями храмовников, убитых ради великой цели, ничего сделать не смогли. Их оставили в том же монастыре, где проводились опыты. Первое время они посещали службы, но живые люди так и смогли привыкнуть к постоянному присутствию нового вида нежити.

Было решено пристроить Отражения в монастырскую библиотеку, где им поручили выдавать книги и раскладывать их по местам. Со временем выяснилось, что сущности, созданные безумным гением, способны запоминать колоссальные объёмы информации. Правда, в процессе поглощения новых знаний их внешность лишалась индивидуальности, но людям стало спокойнее — нежить перестала пугать сходством с живыми. Так и началась карьера Отражений-архивариусов. Их ряды и посей день пополняются. К счастью, происходит это чрезвычайно медленно.

Не могу объяснить, чем меня не устраивают эти безобидные существа, но вид их мне неприятен. Порой я ловлю себя на мысли о том, что, будь они похожи на людей, мне было бы комфортнее. Вот такой вот парадокс восприятия!

Как бы у меня не переворачивалось внутри от общения с Отражениями, я рада, что сегодня мне в помощники достался один из них.

Работа с неживым архивариусом занимает около часа. За это время мне предоставляют исчерпывающую информацию, необходимую для альтернативной версии и алиби.

Я 'узнаю' имена всех одарённых студентов, которых профессор Обели вял под своё крыло, и узнаю весьма подробную биографию профессора. Имя Андре Робе несколько раз звучит в рассказе Отражения. Этот господин упоминается и как студенческий друг профессора, и как спонсор некоторых его исследований.

Имя Фернана Ильри тоже мелькает в потоке информации, но к науке он не имеет никакого отношения. Что ж, Государственный архив Дийона поможет мне познакомиться ближе с этим господином.

Прямо на площади Правосудия нанимаю мобиль. Не люблю пешком плутать по кварталу Исполинов, а именно туда лежит моя дорога.

Время в поездке проходит за любованием проплывающими мимо домами и в мыслях о несомненных плюсах бедлама, воцарившегося в Академии, стараниями сыщиков. У меня сегодня было всего две пары из трёх, заявленных в расписании. Два часа времени в моём нынешнем положении лишними не бывают!

За размышлениями о завтрашнем учебном дне, который начнётся в два и закончится в четыре, что даст мне уйму времени на изучение 'проектов' профессора, я чуть было не пропускаю вызов, пришедший на галофон.

Это Отес.

— Лина, здравствуй! — лицо моего жениха так и светится радостью! Исподволь я поддаюсь очарованию его улыбки и улыбаюсь в ответ.

— Добрый день, Отес! Как прошёл вчерашний вечер? — тема щекотливая, но мой голос лишён даже малейшего намёка на сарказм. Это, несомненно, расположит собеседника к откровенности.

— Хорошо и тихо, если ты понимаешь, о чём я! — признаётся он со смешком.

— Рада слышать, что на этот раз всё обошлось без приключений.

— Да уж! — восклицает Отес жизнерадостно, но его улыбка быстро угасает. — Мы с тобой сегодня встретимся?

— Ты готов к серьёзному разговору?

Жених отводит глаза. Наверное, у меня слишком многообещающий тон. Только вот не обещает он хорошее.

— А просто увидеться нам нельзя?

Мило! Кто-то хочет увильнуть от предстоящего разбирательства!

А может, я веду себя чересчур настойчиво и жёстко?

Наверное, стоит дать нам ещё один шанс.

— Я вернусь домой не раньше шести.

— Если ты согласишься, я буду ждать тебя в твоей квартире! — Отес с явным воодушевлением воспринимает эту новость. Это настораживает, но я помню про второй шанс.

— Тогда договорились. — Слово сопровождаю милой улыбкой, не очень искренней, но вполне вежливой. Жениху этого хватает:

— Тебя будет ждать чай, обещаю!

Моё сердце немного оттаивает.

Я чувствую: скоро начнётся последний акт.

— Где он сейчас находится?

Белая полупрозрачная фигура отвечает глухим голосом:

— Вчера вечером прибыл в Розель для того, чтобы проститься с Астором Обели. Источник — газета 'Вестник столицы'.

— Благодарю за помощь.

'Ритуальная' фраза, обозначающая в Государственном архиве окончание сеанса, произнесена. Архивариус медленно кивает и подплывает к двери.

Постукиваю ручкой по столешнице. Ритм вторит ударам сердца.

Мне нужно его увидеть…

Как и где?!

В голове пустота.

Так, необходимо срочно отвлечься. К примеру, посмотреть, сколько сейчас времени.

Без четверти пять. Отес меня не ждёт. И чай меня тоже не ждёт. Только гора грязной посуды в мойке. Вот перспектива!

Остаётся лишь вздохнуть.

По дороге до квартиры я и так, и этак верчу в голове полученную информацию. Мне не хватает лишь последнего штриха. Мне нужен психологический портрет предполагаемого убийцы, тогда можно будет начинать последний акт.

Я ощущаю восторг и страх. Раскрыть дело, просидев чуть больше часа в архиве, — звучит неправдоподобно, но тем не менее в моей версии все кусочки головоломки идеально подходят друг другу.

Остаётся последний штрих!

Погружённая в собственные мысли, я едва вспоминаю забрать сдачу у водителя мобиля. Путь до квартиры не задерживается в моём сознании — всё как в тумане.

Удивительно, но ключи ни разу не выпадают из рук! Впрочем, пальцы-то у меня не дрожат, хоть сердце гулко стучит в груди. Очень гулко! Так, что отдаётся в ушах!

Стоя посреди гостиной, я не сразу соображаю: никакое это не сердце. Стук доносится из спальни и сопровождается ещё каким-то непонятным шумом.

Тихонько подбираюсь к двери и неслышно её открываю…

— Отес?!

Он замирает, услышав мой шёпот. Чего не скажешь о девице, лежащей под ним.

Она что-то недовольно бормочет и предпринимает попытку заставить Отеса возобновить движение. Только мой неверный жених слишком… обескуражен.

Наконец-то до незнакомой мне особы доходит: что-то не так. Она выглядывает из-за плеча молодого человека. Комнату оглашает истошный визг. Девица пытается выбраться из-под своего любовника, перебирая руками и ногами словно жук, упавший на спину.

Сходство с насекомым усиливает платье, в которое она до сих пор облачена. Видимо, в определённый момент терпение покинуло парочку, и они завалились в мою кровать, толком не раздевшись. Честное слово, лучше бы сдержанность подвела их раньше! В таком случае мне бы не пришлось избавляться от любимого покрывала и нового комплекта постельного белья!

Меж тем настойчивость незваной гостьи вознаграждается.

— Отес! Кто это? — верещит она с пола.

С искренним любопытством смотрю на бывшего жениха. Он немного пришёл в себя и пытается привести свою одежду в относительный порядок. Причём старается сделать это таким образом, чтобы я не увидела ничего лишнего. Подумать только! Какое уважение к моей стыдливости!

— Отес! — вопль повторяется с удвоенной громкостью. Теперь о моих проблемах в личной жизни известно не только дому, но и всему кварталу!

— Да, Отес, — поддерживаю эту истеричку, — расскажи своей знакомой, что я, твоя невеста, делаю в собственной квартире.

Молодой человек молчит, устремив взгляд в мой прекрасный ковёр.

— Если не возражаете, я при этом объяснении присутствовать не буду.

Возражений не следует.

— Прошу всего о двух вещах: не чувствуйте себя как дома и не смейте пользоваться моей ванной.

После этих слов я степенным шагом покидаю комнату. Дверь притворяю так же аккуратно, как и распахивала — теперь в случае чего, чинить её некому. Разве что к Рену обратиться, но это неудачный вариант. Ещё немного и сокурсник станет от меня прятаться, а это крайне нежелательно.

Не имею понятия, о чём Отес беседует со своей пассией, но из-за двери не доносится ни звука. Внезапно она распахивается настежь, и из спальни вылетает разъярённая девица. Я вздрагиваю, но успеваю произнести ещё одно наставление:

— Не вздумайте так же хлопать входной дверью!

На меня гневно сверкают глазами. Ну и путь! Главное, штукатурка и косяки после ухода этой особы остаются на месте. А я ещё Софи считаю вспыльчивой!

Отес в гостиную входит неспешно.

— Нам нужно поговорить.

— Нет, — качаю головой, — нам не нужно говорить. Ты ошибаешься. Опять.

— Опять? — он наконец-то смотрит мне в лицо.

— Да, Отес, опять. Ты маг. Вас ведь учат не верить слепо в то, что видишь. А что ты всё время видел, когда смотрел на меня? Неужели лишь хорошенькое личико, прелестные локоны и красивые глаза?

Со стороны кажется, что взгляд Отеса совершенно непроизвольно опускается ниже моей шеи.

— О да! Об этом тоже стоит упомянуть! — произношу с сарказмом, заставляя бывшего жениха стиснуть зубы. — Но почему ты не обращал внимания на мою форму? На картины, которыми, увешаны стены квартиры? На книги… О, кстати!

Я подхожу к столику. На нём до сих пор лежит роман.

— Возьми! — протягиваю его Отесу, он растерян, как и Рен при виде учебника, но, как и Рен, принимает подношение. — Почитай на досуге. Закладкой отмечен мой самый любимый момент. Тебя удивит!

Молодой человек по-прежнему молчит. На него это непохоже. Данное наблюдение заставляет меня остановить обвинительную речь и признаться кое в чём.

— Как бы то ни было, в сложившейся ситуации виноват не только ты, но и я. Я тоже старалась не придавать значения многим моментам. Печальный финал — общий итог ошибок с обеих сторон. И с твоей, и с моей.

— Извини. — Это слово даётся Отесу с трудом.

— Не стоит, правда. Ты поступал так, как считал нужным. С собой бороться трудно.

— Я прощу прощения за то, что всё закончится вот так, — он считает нужным уточнить свою мысль, а я в ответ только пожимаю плечами.

— Лучше всего запоминаются самые болезненные уроки.

Молодой человек свободной рукой проводит по лицу.

— Не хочу, чтобы ты считала меня дураком. Я всё видел, всё замечал, но предпочитал от этого отмахиваться, потому что… — он запинается, подыскивая объяснение, — ты слишком похожа на идеал, чтобы тебя можно было легко отпустить. Ты сильная, но, казалось, ты принимаешь мои правила. Я тешил себя этой иллюзией, хотя и понимал, стоит тебе проявить свой нрав, мы расстанемся. Ты для меня слишком сильная и независимая.

Что ж, урок вышел более болезненным, чем я думала в начале. Тяжело слышать о том, что мой несомненный плюс — для меня, по крайней мере, сильный характер всегда был плюсом — является огромным минусом в чьих-то глазах.

Несмотря ни на что, Отеса я тоже считала достаточно сильным, и ошиблась. Выходит, матушку ждёт разочарование: я буду долго искать подходящего спутника жизни…

Кстати!

Снимаю кольцо с большого пальца и возвращаю его владельцу.

— Благодарю за то, что отказался от ритуала обручения в храме. Металл из кожи вытравлять тяжело и больно.

Он кивает и забирает свой давний подарок.

Вот и всё.

На прощание входная дверь отзывается тихим стуком.

— Необходимо срочно отвлечься.

Взгляд блуждает по комнате, перебирая все предметы подряд. Черёд доходит и до моей коллекции. Самка паука из Аримфа вызывает интерес.

— Как же мне встретиться с убийцей?

Изо всех сил стараюсь сосредоточиться на этом вопросе, но мне жутко мешает совершенно неуместная мысль: 'А что если все мужчины одинаковы? И следующие попытки устроить семейное счастье тоже закончатся провалом?'.

Со стоном закрываю лицо руками.

— Ну и пусть одинаковые! Буду жить как тётушка Одри!

Внезапно в голове как будто щёлкает.

— А если они и вправду одинаковые… Тогда…

Я подбегаю к дивану, на который бросила сумочку. Отыскав среди вещей галофон, настраиваю его на Рена.

— Мелина?

— Добрый вечер, Рен! Я тебя ни от чего не отвлекаю?

Сокурсник качает головой.

— Ты какая-то взволнованная. Что-то случилось?

— Да… Возможно.

Рен выглядит озадаченным моим косноязычием.

— Мне нужен твой совет и помощь.

Молодой человек поднимает брови — нетипичный для него жест. Поразила я его сильно!

— Если я действительно могу помочь советом или действием, я готов.

Я киваю.

— Скажи, пожалуйста, как, на твой взгляд, проведёт свой досуг нестарый ещё мужчина с неплохим достатком, который приехал в Розель на несколько дней? Только не по делам, а так… — я неопределённо машу левой ладонью.

— Думаю, ты и сама знаешь, что вечер и большую часть ночи он будет проводить в одном из мужских клубов.

— А эти клубы… по какому признаку в них различается контингент?

— По разным признакам, — Рен отвечает без раздумий. — К примеру, твой гипотетический мужчина — житель столицы, предпочитающий проводить большую часть года в каком-нибудь дальнем имении, или просто приезжий?

— Просто приезжий.

— Аристократ?

— Нет. Бастард, но об этом факте никто кроме него самого уже и не помнит, наверное.

— В таком случае вариант только один — 'Высота'.

— Отлично! А у тебя есть возможность достать туда приглашение?

— Есть, — молодой человек растягивает коротенькое слово на целых пятнадцать секунд и так же медленно кивает — понял, что я опять задумала какую-то авантюру.

— Туда ведь можно приходить со спутницами? — уточняю на всякий случай.

— Можно.

— Ты попробуешь добыть для нас приглашение на завтрашний вечер?

— Мелина, мужчин в такие клубы сопровождают девушки определённого… определённой профессии.

— Мне это известно, — я сама невозмутимость!

— А если тебя кто-то узнает? — а у Рена, напротив, нервы сдают. Переживает бедняга за мою честь и доброе имя! Что же все вокруг такие трепетные и эмоциональные?!

— Не узнает. Я буду в маске.

— Создатель! Ты и про маски знаешь! — он в глубочайшем шоке. Очередное доказательство тому, что даже после пяти с лишним лет общения сокурсник до сих пор видит во мне некий образ, имеющий мало общего с реальностью, но весьма неплохо подходящий под стандарты идеала!

— Будь добр, достань нам приглашение, — это уже не вопрос, а просьба.

— Ты ведь ищешь кого-то конкретного! Неужели догадалась, кто убийца?

— Завтра будет видно, Рен.

'Догадалась' — не очень-то профессиональный термин!

ГЛАВА 8

О выданном кредите доверия Рен, скорее всего, даже не догадывается. Но он ещё ни разу не подвёл, поэтому нет сомнений в том, что вечером я окажусь в клубе «Высота».

В моём гардеробе, как и у каждой уважающей себя девушки, есть наряды на любой случай жизни. Однако никто не посчитает странным отсутствие платья, подходящего для выхода в образе куртизанки, поэтому его покупка занимает первое место в списке дел на сегодня.

Жители провинции, которым неизвестны реалии столицы, представительниц древней профессии рисуют в своём воображении вульгарными особами, одетыми в вызывающие наряды. Возможно, в каких-нибудь дешёвых притонах они выглядят именно так, но в клубе, куда нам с Реном предстоит отправиться вечером, гости другого сорта. Их спутницы будут облачены в дорогие платья, немного смелые, но вполне вписывающиеся в рамки допустимого. Они будут ослеплять блеском настоящих драгоценностей и поражать элегантностью манер.

Недаром некоторые поборники нравственности составили петицию с требованием ставить дочерям порока клеймо на каком-нибудь видном месте, дабы их можно было отличить он приличных дам. Этот документ даже набрал необходимое количество подписей и попал в соответствующую инстанцию на рассмотрение, но тем дело и завершилось. Почтенные мужи Дийона публично порицают проституцию как явление и восхваляют идеалы семьи в своих речах, но предпочитают, чтобы у любовниц кожа была нежной и гладкой, а не обезображенной шрамами от ожогов, пусть и магических.

Мне заранее известно, что на фоне содержанок я буду выглядеть бледно. Мой наряд будет уместным, но недорогим, бриллиантовый гарнитур заменит бархотка с жемчужиной, но маска объяснит эту простоту и непритязательность. Она же позволит сохранить инкогнито.

Не то чтобы я опасалась за свою репутацию, но прежде чем ввязываться в подобные, весьма сомнительные мероприятия, лучше иметь на руках диплом Академии, а за плечами — несколько лет безупречной службы. Но ради наказания виновного и этой самой службы я готова рискнуть. К тому же, риск минимальный.

Как только часы пробьют десять, отправлюсь по магазинам, а пока нужно привести в порядок коробку из тайника. Я-то и с ней, и с письмами работала в перчатках, пусть и обычных, а Рен трогал её голыми руками.

Есть у меня одно замечательное средство! «Универсальный пятновыводитель госпожи Пюри» удаляет загрязнения с любых поверхностей. На самом деле эта штука — незаменимый помощник домохозяек, помешанных на чистоте, и я бы его никогда не купила, только имеется одно «но». Если приобрести этот пятновыводитель, все остальные средства можно выбросить — он легко заменяет их. Экономия денег на счёте и места в кладовке! А главное… никакой магии!

Моя единственная на сегодня пара должна начаться в два, но я прибыла в Академию раньше. Нужно найти Рена, расспросить об успехах с приглашением и обговорить детали мероприятия.

Расписание подсказывает, где его искать. К счастью, невысоко — всего третий этаж. К несчастью, вместо Рена возле аудитории я нахожу Полин Аверли.

Пусть моё поведение сочтут бегством, но я разворачиваюсь и спешу обратно к лестнице. Не хочу разговаривать с этой особой!

— Мерод! — летит мне в спину.

Единый, ну почему бы ей меня не заметить!

Я оборачиваюсь и предаю своему лицу самое холодное выражение, на какое способна.

Полин оно не останавливает:

— Ты ищешь Рена?

— Допустим.

— Его задержал профессор Эрви.

И с чего она вдруг сменила гнев на милость и снизошла до общения со мной? Впрочем, это пустое!

— Благодарю, — произношу чуть насмешливо, — теперь я знаю, где его искать.

На самом деле, я не имею ни малейшего представления об этом. Конечно, расписание, вновь мне поможет, но я потрачу драгоценные минуты, а Рен в это время может спокойно подойти сюда. Нужно было ему позвонить сначала и договориться о встрече.

Я собираюсь продолжить путь, но Полин кладёт руку на мой локоть.

— Мне нужно с тобой поговорить.

Я внимательно всматриваюсь в лицо девушки…

Единый! Они что сговорились?!

— О чём?

Полин нервно оглядывается на одногруппников-экспертов, которые с интересом посматривающих в нашу сторону, после чего предлагает:

— Подойдём к окну?

Нехотя убираю ладонь с перил.

— Хорошо.

Девушка чуть ли не бегом кидается к ближайшему окну. Где же госпожа Аверли потеряла гордость? А главное, когда?

— Мелина, у меня возникла проблема, — огорошивает она без подготовки.

Мои брови против воли поднимаются вверх.

— Дай угадаю! Тебя таки поймали на привороте, и ты настолько потрясена случившимся, что в голове всё смешалось, потому за помощью обратилась ко мне?

Мой сарказм веселит Полин, пусть смех её и не весёлый.

— Ты почти угадала. Способность воздействовать на противоположный пол — это врождённый дар, и применяю я его не так часто, как кажется со стороны. И уж точно не пользуюсь им в полную силу.

Интересно! Жажду продолжения, но девушка неожиданно впадает в задумчивость.

— Полин! — окликаю её. — Что дальше? У тебя скоро начнётся пара, а мне бы хотелось успеть поговорить с Реном.

Имя моего помощника вызывает эффект более мощный, чем заклинания концентрации. Взгляд чёрных глаза извечной неприятельницы внезапно обретает осмысленность, и без предисловий следует вопрос:

— Тебе нравится Рен?

— Да. В определённой степени.

— Мне тоже.

— Полгода тебе успешно удавалось это скрывать.

— Полгода назад я наконец призналась себе самой в чувствах к нему и поступила не очень умно.

— Попыталась очаровать? От слова «чары»?

— Не просто попыталась… у меня это получилось.

— Ты его соблазнила? — Если она скажет «да»…

— Да, — выдавливает из себя Полин, — а на утро он всё понял.

То-то Рен так сдержан с госпожой Аверли!

— Поздравляю с совершённой глупостью! Но от меня-то ты какой помощи ждёшь? Он ведь не грозиться подать на тебя в суд?

— Нет, он слишком… правильный для этого.

Ох, хоть это она понимает!

— Что возвращает нас к моему вопросу: какую помощь ты хочешь получить от меня?

— Вы с ним, кажется, подружились. Возможно, ты скажешь ему…

Девушка замолкает, подбирая слова, я же быстро ориентируюсь в ситуации. На нашей с Реном дружбе внимание заострять не стоит, это всё из области чувств, а Полин сейчас нуждается во вразумлениях, основанных на здравом смысле.

— Скажу что? Что ты не такая плохая, как он считает? Думаешь, он поверит мне? Мне? — последнее слово повторяю дважды для усиления эффекта.

— Я не знаю, как мне потупить! — это произносится так тихо, но с таким отчаянием! У меня даже сердце сжимается. Почему я не могу оставаться равнодушной, когда кому-то плохо? Впрочем, ответ на этот вопрос мне известен, только толку с него…

— Ты у меня просишь совета?

— Ну, тебе же удалось окрутить боевого мага, — резонно замечает она.

В её глазах отношения с Отесом сродни подвигу. Сама не знаю зачем, но поднимаю левую руку и демонстрирую отсутствие заветного кольца.

— Когда? Почему? — шепчет она.

— Вчера. — Ответа на второй вопрос от меня никто и никогда не услышит. — Ты всё ещё хочешь получить от меня совет?

К моему величайшему удивлению, Полин уверенно кивает.

— Хорошо. Не могу представить себя на твоём месте, поэтому просто расскажу, как действую, когда совершаю ошибку. — Девушка само внимание. Ещё бы — узнать такой секрет от той, кого считаешь антагонистом! — Я признаюсь, что совершила её. Признаюсь не самой себе, а оппоненту. Знаю, такое поведение нельзя отнести к категории женских штучек, но, на мой взгляд, Рен это тоже поймёт и оценит.

— Думаешь, он меня простит?

— Понятия не имею, но возможно, этим поступком ты вернёшь его уважение.

Мои слова получаются в высшей степени отрезвляющими.

— Почему ты мне помогаешь, если я тебе не нравлюсь? — наконец-то она задаётся этим вопросом.

— Потому что тебе плохо.

Тут и взгляд Полин меняется.

— Ты же не фанатичная последовательница учения о Пути. Среди вас вообще фанатиков не бывает, так с чего такое всепрощение и любовь к врагам?

Я улыбаюсь подобной непосредственности и даю второй бесценный совет:

— Полин, не тешь своё самомнение! Моим врагом тебе никогда не стать, и поскольку ты умная, то с этим утверждением не будешь спорить.

Девушка поджимает губы:

— Ты не ответишь на мой вопрос?

Продолжаю улыбаться:

— Не отвечу.

Что хочет сказать мне Полин в связи с моим отказом, так и остаётся тайной — к нам подходит Рен.

— Здравствуй! — сменяю ледяной оскал на нечто более тёплое и ласковое.

— Приветствую вас! — молодой человек отвечает сдержанно, а Полин… Она молча уходит прочь.

Надеюсь, у них всё сложится. Если Рен расскажет Полин, что такое совесть, и как ей пользоваться, а Полин в свою очередь поделится информацией о том, какова же она, реальная жизнь…

— Ты для чего меня караулишь? — голос сокурсника вырывает из мира грёз.

— Хотела спросить, как успехи.

— Достал.

— Молодец!

Рен светится от похвалы. Ох, всё же маменька во многом была права.

— Во сколько отправимся? — молодой человек полон энтузиазма!

— Тебе виднее!

— Да? — удивляется он. — Ну, тогда часов в десять.

— Вот и договорились!

— Здорово! — Рен оглядывается на одногруппников, но думаю, в толпе он ищет только одного, точнее, одну. — Хм, Мелина, а о чём ты разговаривала с Полин?

— Ты опаздываешь! — я киваю на студентов, уже заходящих в аудиторию.

— Ладно, — произносит он разочарованно. — А, может, вечером ты…

— Тебе пора, — напоминаю ему, перебив на полуслове.

Нет, Рен, даже вечером я не расскажу тебе о нашем разговоре с Полин Аверли. Порой чистоту эксперимента необходимо ставить выше обычных человеческих чувств.

Ровно в десять вечера раздаётся стук в дверь. Приятно!

Мне тоже есть, чем порадовать Рена.

Набросив на обнажённые плечи накидку и захватив с комода маску, иду встречать помощника.

— Ты готова? — молодой человек выглядит озадаченным.

— Ты не рад?

— Нет. То есть да. Я рад, — от неожиданности Рен совсем запутывается в словах. — Мы можем идти?

— Да.

В подтверждение своих слов, выхожу на лестничную площадку и захлопываю дверь.

— Всё!

— Хорошо. — Мне галантно предлагают локоть, и я не вижу причин, чтобы отказаться от помощи. — Я одолжил у брата мобиль. Подумал, так будет лучше. Меньше шансов, что кто-нибудь узнает, где ты была.

— Ты всё сделал правильно, — заверяю Рена и поглаживаю его предплечье ладонью, затянутой в чёрную перчатку.

Он вздыхает.

— Хорошо. Ты мне так и не скажешь, за кем собралась наблюдать?

— Будет лучше, если имя моего подозреваемого пока останется в тайне.

— Как скажешь, Мелина, как скажешь.

За что мне нравится Рен, так за умение вовремя остановиться: остановиться в расспросах, в словах, в действиях и, возможно, даже в мыслях.

— Ты взяла маску? — вспоминает он неожиданно.

— Она во внутреннем кармане накидки. Надену её в мобиле.

— Хорошо.

Рен предъявляет приглашение. Два лакея тут же распахивают перед нами огромные двери. Тёмное дерево поблёскивает лаком в свете фонарей, заключённых в элегантные кованые светильники. Выглядит всё в достаточной степени респектабельно. Вот бы ради интереса посмотреть на другие клубы!

В холле нас встречает администратор. На мне он взгляд долго не задерживает: выгляжу прилично, и ладно. Как я и предполагала, маска, которую надевают начинающие девушки, многое спишет.

Всё внимание мужчины сосредотачивается на моём спутнике. Рен держится выше всяких похвал!

— Ты был великолепен, — шёпотом сообщаю ему, когда бдительный служащий отпускает нас.

— Твоё присутствие заставляет быть на высоте, — отвечает молодой человек.

Мой растерянный вид вызывает у него улыбку.

— Ты выглядишь прекрасно! У меня просто нет слов!

Комплимент приятен, но я свожу всё к шутке:

— Благодарю, но ты ещё не видел других дам.

— Надеюсь, ты не будешь разочарована, если я скажу, что видел, поэтому знаю, о чём говорю.

— Ладно, тогда я надеюсь на то, что другие гости не попадут под власть моих чар. Это будет крайне нежелательно для нашего дела.

Рен продолжает загадочно улыбаться.

— В конце концов, не всем нравятся дамы моей комплекции.

— Очарование — это не только комплекция, поэтому твои надежды могут и не оправдаться.

Мало того, что теперь нужно подниматься по лестнице, так ещё и Рен нашёл время для неуместных шуток.

— Вообще-то я хотела найти поддержку в твоём лице! — полагаю, он поймёт моё недовольство.

— Не отходи от меня далеко, — советует молодой человек, сменив веселье на невозмутимость, — тогда я гарантирую тебе поддержку.

— Я запомню!

По-моему, прозвучало это весьма угрожающе.

Как ни странно, у Рена находится много знакомых среди гостей. Они тактично не интересуются моим именем и не поздравляют молодого человека с новым приобретением. Хотя я понимаю: такт и сдержанность во многих случаях не более чем маски.

Некоторые из этих господ так пристально рассматривают лиф моего платья, будто желают, чтобы он исчез. А после разговора с одним мужчиной и вовсе закрадывается подозрение в том, что он на самом деле способен видеть сквозь предметы. Всё это, конечно, достаточно мерзко, но не только. Поведение гостей клуба действует на меня отрезвляюще.

Я делаю вид, будто любуюсь обстановкой, а на самом деле — ищу своего подозреваемого.

— Не возражаешь, если я отлучусь на несколько минут? — спрашивает Рен.

Его фраза не вписывается в диалог, который он ведёт со знакомым, из чего я делаю вывод о том, что обращается он ко мне.

— Нет, конечно, — улыбаюсь и чувствую, как помада стягивает губы.

Мои слова побуждают молодого человека к действию, но мне уже всё равно. Я нашла того, ради кого и затевался весь это маскарад!

Всё внимание сосредоточено на плотной фигуре господина, вольготно развалившегося в кресле за карточным столом.

Момент для наблюдений более чем подходящий! Мне удаётся увидеть, как этот человек общается со знакомыми, с крупье, с девицей из обслуги, а также понаблюдать за его реакцией на поражение и победу.

Я так увлечена, что забываю про мужчину, в обществе которого меня оставил Рен.

— Уже ищите нового покровителя? — с издёвкой в голосе спрашивает он. — Я вас понимаю, но хочу предупредить: выбор неудачен.

Обернувшись, успеваю заметить, как знакомый Рена кивает в сторону моего подозреваемого.

— А вам в голову не приходило, что я могу просто заинтересоваться игрой?

— О нет, моя милая! — приторным голосом возражают мне. — Таких, как вы, я знаю как облупленных.

О, Единый! Тоже мне нашёлся знаток душ!

— Интересно. — Маска оставляет свободной нижнюю половину лица, поэтому собеседник прекрасно видит мою насмешливую улыбку. — Выходит, вы знакомы со множеством молодых барышень из благородных семей, попавших в сложную жизненную ситуацию, из которой им не удалось выйти, сохранив репутацию незапятнанной?

Мои слова выводят мужчину из себя: краска заливает его лицо.

— И тем не менее, вы выбрали самый простой способ, чтобы заработать деньги, — цедит он сквозь зубы.

— Вы действительно считаете, будто подобные решения даются легко? И вы на самом деле думаете, что было бы лучше устроиться гувернанткой в какую-нибудь семью со средним достатком?

«Проницательный» господин молчит. С ответом он не торопится по той причине, что чувствует подвох в вопросах.

— Хотите, расскажу, какое будущее ожидало меня после нескольких месяцев в услужении? — Молчание собеседника даёт возможность продолжить: — Меня бы выгнали с позором без жалованья и без рекомендаций. При этом я бы находилась в весьма интересном положении, причиной которому стал либо кто-то из старших сыновей хозяина, либо сам хозяин лично.

— Всё таки расчётливая стерва! — произносит он с немалым удовлетворением.

Да, встречаются люди, обладающие прекрасным для них самих качеством, — слышать и видеть лишь то, что подтверждает их собственные взгляды.

— А вы ожидали найти трепетную лань в мужском клубе? — с трудом подавляю желание рассмеяться над самодовольством и глупостью этого господина. — Мой вам совет: за такими экземплярами отправляйтесь на балы дебютанток. Изредка там встречаются барышни подобного склада характера. Хотя в большинстве случаев их маменьки обладают на диво крепкой хваткой!

— Вы знаете, о чём говорите, — вынужден признать мужчина.

Я повожу плечом. Полагаю, оскорбления на этом прекратятся, но нет! Он решает зайти с другой стороны:

— И откуда только у Аманди деньги на вас?

Как не умно! Ах, как же не умно с его стороны!

— А это вы у него спросите, — мой голос — сладчайший мёд, потому что…

— Что у меня должен спросить господин Овро?

Я не даю возможности неприятному господину ответить на вопрос Рена, вернувшегося так вовремя:

— Ему интересно, откуда у тебя деньги на моё содержание.

Лицо сокурсника превращается в маску. Вот уж не думала, что когда-нибудь увижу такое зрелище.

— Наша беседа с господином Овро в твоё отсутствие была весьма занимательной, — делаю тонкий намёк. Единый, пусть Рен истолкует его верно!

Молодой человек мрачнеет ещё сильнее. Я прямо-таки вижу, как в его голове идёт усиленная работа мысли.

— Наверное, идея привести себя сюда была не столь блестящий, как казалось в начале, — медленно озвучивает он результат своих раздумий. Какой же он сообразительный! — Думаю, нам стоит уйти.

— Если желаешь, мы останемся. Не хочу, чтобы из-за моих капризов ты испортил себе вечер, — улыбаюсь настолько мило, что на щеках появляются ямочки. Если бы не маска, все бы заметили, насколько эта улыбка фальшива.

Рен решительно ставит на поднос проходящего мимо официанта бокал, который, видимо, принёс для меня. О, а пару минут назад их в зале не было!

Я кладу руку на предложенный локоть.

— Аманди, я хочу принести свои извинения, — напоминает о своём присутствии знакомый Рена.

— Не утруждайтесь, господин Овро, — отрезает мой спутник, и мы с ним обходим замершего истуканом мужчину, чтобы двинуться на выход из зала.

— Как я понимаю, ты увидела всё, что хотела? — тихонько спрашивает Рен, когда мы спускаемся по лестнице.

— Да.

— Извини, не стоило оставлять тебя наедине с ним.

— Не бери в голову. Это было даже забавно! Кроме того, его слова всё равно оказались не столь оскорбительными, как взгляды некоторых других твоих знакомых.

Молодой человек шумно выдыхает.

— Успокойся, — поглаживаю его по предплечью. По-моему, этот жест получается уже на автомате. — Я примерно представляла, на что иду, и чего стоит ожидать.

— Главное, эти жертвы были не напрасны.

— Точно! — поддерживаю положительный настрой своего спутника. — Тебе завтра к какой паре?

— Понятия не имею. Твоё расписание, кстати, вечером тоже исчезло.

— Хорошо. Значит, заедешь за мной в половине восьмого, и мы отправимся к твоему дяде, но прежде тебе предстоит ещё кое-что сделать.

— Вернуть коробку на место? — голос Рена звучит уверенно, и это не может не радовать.

— Именно, — легко склоняю голову. — Если у тебя нет с собой перчаток, я тебе одолжу.

— А «Ключ» ты мне тоже одолжишь?

— Конечно, я тебе доверяю.

ГЛАВА 9

— Мелина, ты волнуешься? — Рен в третий раз за последние пять минут поправляет узел шейного платка.

— Нет. Я совершенно спокойна.

Возможно, такой ответ моего спутника разочарует, но маменька учила: врать нехорошо. Папенька её в этом поддерживал. Другое дело, что я могла бы высказаться мягче и выразить Рену поддержку. Только для этого я слишком сосредоточена на предстоящей встрече.

— Ты уже придумала, как объяснишь свою осведомлённость ходом расследования?

Видно, сокурсник нашёл новый повод для волнений. И в этом вопросе я ни чем не могу его порадовать.

— Придумывать ничего не стоит. Скажу, как есть.

Молодой человек в четвёртый раз хватается за платок.

— Рен, оставь ты его в покое! Ничего тебе дядя не сделает. А если моя версия подтвердится, то и вовсе похвалит!

После этих слов Рен действительно замирает. Надо думать, успокоился.

— Если?! — его удивлению нет предела. — Мелина, я не ослышался? Ты сказала «если»?

Отвожу взгляд.

— Самоуверенность и уверенность разные понятия. Все мои заключения построены по большому счёту на информации, которую я почерпнула в архиве. А она нуждается в подтверждении.

— Хм… об этом я как-то не подумал.

Теперь Рен разочарован.

— В свою защиту могу сказать одно: полученные сведения удачно складываются лишь в одну версию. Если, конечно, не принимать в расчёт самые невероятные варианты.

— Ты меня успокоила.

В словах молодого человека и в самом деле звучит облегчение.

— Наконец-то! — фыркаю в ответ и отворачиваюсь к окну. Здания за ним подсказывают, что мы уже проехали половину пути до Главного Управления.

— Рен?! — восклицает сухонькая старушка, сидящая за столом в приёмной господина Эсти.

— Доброе утро, госпожа Сирейн, — мой помощник сдержанно приветствует секретаря. — Дядя на месте?

— Да, но к нему только что зашёл посетитель. — Дама бросает на нас с Реном выразительный взгляд. — Очень важная персона. Поэтому вам придётся подождать, пока он освободится.

— Конечно, мы подождём! — молодой человек поворачивается ко мне. — Мелина, ты же не возражаешь?

— Ничуть, — мой ответ адресован Рену, но смотрю я на госпожу Сирейн. Смотрю и улыбаюсь самой кроткой и милой улыбкой.

— Чудесное дитя! — сердце секретаря даёт слабину. — Рен, не упусти такую девушку!

— Ну что вы! — громко отзывается сокурсник, а после чуть тише добавляет: — Такую можно отпустить лишь в том случае, если она того захочет.

Госпожа Сирейн не слышит последнюю фразу Рена, потому благодушно предлагает:

— Вы присаживайтесь! Разговор у твоего дяди будет долгим.

Пожилая дама печально глядит на запертую дверь в кабинет начальника. То, как она при этом поджимает губы, наталкивает меня на мысль, что разговор у господина Эсти не из приятных.

Думаю, никто из присутствующих в помещении не успевает толком погрузиться в собственные мысли, как тишину кабинета разрывает нежная трель голофона. Мы с Реном как по команде тянемся к своим карманам, но напрасно. Вызов приходит на аппарат госпожи Сирейн.

— Извините! — она с неожиданной для своих лет прытью подхватывается с места и покидает приёмную.

Порыв ветра, проникший в помещение с уходом секретаря, ищет себе дальнейший путь и находит его, приоткрывая дверь в кабинет господина Эсти.

Первые же фразы дают понять, что мужчины за стеной только-только закончили приветствия, и дядя Рена пытается выведать у важного посетителя цель визита.

— Господин ла Лэкре (прим. автора: «ла» обозначает представителя аристократии третьего ранга), чем обязан? Ваш приход — полнейшая неожиданность, если не сказать больше.

— Эсти, давайте отложим в сторону реверансы и расшаркивания, так мы сэкономим время друг друга, — глубоким, хорошо поставленным голосом предлагает неизвестный господин, находящийся в кабинете.

Неизвестный он, потому что его имя мне ни о чём не говорит. На моей памяти оно ни разу не мелькало в светской хронике. Меж тем титул очень высокий. Про обладателей таковых постоянно пишут в газетах, если не правду, то увлекательный вымысел!

Пока господин Эсти приходит в себя после слов визитёра, я успеваю эти самые слова оценить. Мне импонируют люди, с уважением относящиеся к своему и чужому времени.

Предвкушаю увлекательный диалог!

— Как вам будет угодно, — хозяин кабинета наконец-то находится с ответом. — Итак, я вас внимательно слушаю.

— Ко мне вчера обратился мой давний друг. Господин ли Жани (прим. автора: «ли» обозначает представителя аристократии второго ранга) с тревогой наблюдает за ситуацией, которая складывается в Академии Правосудия стараниями ваших подчинённый. Он выразил обеспокоенность тем, что его вотчину может постигнуть подобная участь. А это было бы весьма нежелательно. До выпускных экзаменов остаётся чуть больше месяца, и корпуса боевых магов по всей стране с нетерпением ждут пополнения.

— Можете успокоить вашего друга. Академии магических искусств наши действия не коснутся. Мероприятия, проводимые Главным Управлением…

— Мероприятия?! — господин ла Лэкре невежливо перебивает собеседника. — Эсти, вы называете мероприятиями срыв учебного процесса в одной из престижнейших академий Дийона? Напомню: третий день подряд с занятий одновременно снимают чуть ли не половину профессоров. Расписание меняется каждые два-три часа. Студенты в панике. Донат ди Жори вчера улыбался, давая объяснения прессе, но мысленно он уже составляет занимательное послание лично его королевскому величеству Рено та Амбро. По старой дружбе ответьте мне всего на один вопрос: что происходит?

Я поражена! Сколько экспрессии, и при этом ни разу не повысить голос! Это талант!

Господин Эсти тоже впечатлён речью собеседника: из-за двери доносится его тяжёлый вздох, напоминающий мне Рена.

— В среду убили Астора Обели. Не прошло и часа, как об этом печальном событии стало известно его отцу. Без четверти восемь он уже находился в моём кабинете и требовал активных действий, угрожая дойти до короля в случае промедления.

— Активные действия вы предприняли, это видно всем. А результат есть?

— Нет. И вряд ли будет.

— Почему?

— Потому что время упущено, а все по-настоящему стоящие люди сейчас заняты другим делом.

— Другим? — за вопросом следует короткая пауза. — Неужели опять?

— Опять. День в день.

— И как только эта история до сих пор не просочилась в прессу!

— Единственное объяснение — известность ему не нужна, потому он всё делает тихо… и методично. И зачем только Создатель привёл его в этот мир!

— Когда это случилось?

Надо полагать, господин ла Лэкре интересуется не датой рождения злодея, о котором идёт речь!

— В ночь на среду. Когда те, кого я смог подобрать для раскрытия убийства Обели, прибыли на место, они уже были в курсе разноса, устроенного мне его отцом. И о факторе времени им тоже было известно. Всё делалось не на совесть, а на скорую руку. Я могу поручиться лишь за результаты вскрытия и, быть может, за замеры магического фона.

— Понимаю, с архимагом трудно спорить, но ваши действия ничем хорошим не закончатся, и вы это сами прекрасно понимаете. Если не найдёте убийцу профессора Обели, к нашему монарху на поклон пойдёт его отец. Но если вы продолжите в том же духе, его может опередить ректор Академии Правосудия или толпа титулованных родителей, чьи чада по вашей вине лишатся мест, о которых долго хлопотали.

— И что вы мне предлагаете? — хозяин кабинета раздражён и повышает тон. — Пригласить Ирвэна ли Мари и принести извинения за то, что виновный в смерти его сына окажется безнаказанным? А на вопрос «почему?» ответить: мол, все силы были брошены на другое дело, и оно гораздо важнее?!

— Во-первых, вам не стоит срываться на мне, — даёт первый совет гость.

— Прошу меня простить, — сдержанно отзывается мужчина, ещё мгновение назад находившийся в шаге от настоящего бешенства. Голос у него немного хриплый — перестарался с претензиями.

— А во-вторых, начните всё с начала.

— Время упущено, — признаётся с досадой господин Эсти.

Я поднимаю взгляд на Рена. Сейчас самый подходящий момент для нашего появления! Его дядюшка немного спустил пар. Слова господина ла Лэкре должны были оказать отрезвляющее действие.

Уверена, господина Эсти в данный момент терзают два прямо противоположных чувства: апатия и желании предпринять хоть какие-нибудь шаги, отличные от проделанных.

Рен кивает, правильно поняв мой молчаливый призыв.

Мы поднимается с кресел и подходим к дверям. Разговор за ними до сих пор не возобновился. Моя юбка производит достаточно много шума, чтобы и хозяин кабинета и его посетитель узнали о нарушении приватности их беседы.

Вежливый стук в данной ситуации я нахожу лишним, но Рену виднее, как себя вести с собственным дядей.

— Рен? — интонация господина Эсти напоминает его секретаря.

— Здравствуй дядя! Извини за ранний визит. Я бы хотел тебя кое с кем познакомить. — Молодой человек отходит в сторону, позволяя мне выйти вперёд. — Знакомься, это госпожа Мелина Мерод.

Увидев меня, мужчина поднимается с места.

— Мерод? — переспрашивает он. — Не за вас ли так настойчиво просили три профессора из Академии? Жак Лори, бедняга, весь извёлся после того, как подписал ваш договор!

О, не зря, выходит, я переживала за судьбу своего договора! Но сейчас это не существенно. Мне не нравится улыбка господина Эсти. Такая понимающая, будто ему известен некий мой секрет. Очень-очень грязный секрет. В моей коллекции много тайн, но неприличных пока нет.

— Многие профессора в Академии заботятся о будущем своих воспитанников, — невозмутимым тоном указываю на общеизвестный факт.

— И с какой же целью нас с вами познакомил мой племянник? — вкрадчиво интересуется дядюшка Рена.

Вот странно! Разговор вроде бы начинает течь в нужное мне русло, но я чувствую, будто это неправильно. Рано!

В поисках причины для отсрочки обращаю свой взор на мужчину, облокотившегося на спинку кресла и с интересом наблюдающего за моим знакомством с господином Эсти. Честно признаться, даже не заметила, когда он встал!

— Не хочу показаться грубой, но, по-моему, невежливо исключать из беседы вашего гостя.

Незнакомец реагирует мгновенно:

— Госпожа Мерод, Сильвен ла Лэкре к вашим услугам.

Я немного склоняю голову и протягиваю руку с тонким расчётом на то, что мужчина сам выберет, как меня приветствовать.

Папенька бы мной гордился, а матушка пришла бы в ужас. Но поведение господина ла Лэкре её бы несказанно порадовало, поскольку он не ограничивается сдержанным пожатием, а целует мою руку со всей учтивостью, предписанной этикетом.

— И всё же, какое дело подвигло вас прибыть ко мне в столь ранний час, госпожа Мерод? — слова господина Эсти заставляют переключить внимание на него.

— Смерть профессора Обели.

Брови мужчины поднимаются, демонстрируя удивление.

— Вы располагаете сведениями, способными помочь следствию?

— Если вы посчитаете версию убийства профессора сведениями, то да, я ими располагаю.

— Должно быть, вы хорошо знали профессора.

Это предположение вызывает у меня желание защищаться, причём в довольно резкой форме, но я удерживаю себя от этого неумного порыва:

— За шесть лет обучения я видела профессора Обели от силы три раза.

Господин Эсти в замешательстве.

— Так на чём же вы строите свою версию?

Вот теперь удивлена я.

— А разве ваши подчинённые лично знакомы со всеми жертвами, дела которых им приходилось раскрывать?

— Эсти, давайте вы успокоитесь и выслушаете барышню, — неожиданно встаёт на мою защиту господин ла Лэкре. — Вы ведь ничего не теряете.

— Кроме времени, — ворчит хозяин кабинета.

— Простите, но я слышала, что его вы упустили достаточно. Пятнадцать минут роли не сыграют.

По лицу господина Эсти я понимаю, сейчас он мне скажет что-нибудь резкое и малоприятное, но нет. Глянув на племянника, он указывает на второе свободное кресло подле его стола.

— Присаживайтесь.

— Благодарю.

Мужчины дожидаются, пока я не сяду в кресло. На ногах остаётся лишь Рен. Ему в кабинете дядюшки места не находится, поэтому он нависает надо мной. Как ни странно, это не раздражает, а как раз наоборот. Я чувствую его поддержку.

— И кто же в этом деле главный злодей, по вашему мнению?

Отеческая снисходительность в голосе господина Эсти неспособна поколебать мою уверенность, но неприятное впечатление она оставляет. Если это человек так же общается с собственным племянником, то я понимаю, почему Рен порой проявляет нерешительность.

— Что же вы молчите, моя дорогая?

— Убийцей профессора Обели является Андре Робе.

— Друг Обели со студенческой скамьи?! — дядюшка Рена открыто смеётся над моим предположением. Сам Рен хмурится. Знать бы ещё, что служит тому причиной.

— Я могу продолжить?

— По-моему… — начинает господин Эсти, но первый посетитель вновь перебивает его:

— По-моему, вам следует выслушать госпожу Мерод до конца.

Хозяин кабинеты досадливо морщится, но молчит.

— Благодарю, — киваю господину ла Лэкре. — В среду Рен рассказал мне про успехи ваших подчинённых. В четверг я посетила архив Академии и столичный архив. Информации, которая там хранится, достаточно для вполне жизнеспособной версии.

— Если учесть, что Рен не мог вам сообщить ничего стоящего, я уже поражён. Продолжайте!

Пусть в этих словах я отчётливо слышу насмешку, но некая заинтересованность тоже присутствует. Она и помогает мне уверенно продолжить:

— Вы зря считаете, будто Рен не сказал мне ничего интересного. Бутылка в квартире профессора — ключ к разгадке его убийства, но не буду забегать вперёд, изложу всё по порядку. — Трое мужчин почти синхронно кивают, выражая желание услышать продолжение. — В архиве Академии мне удалось выяснить, что многие студенты, у которых преподавал Астор Обели, получили известность или же устроились на службу в престижные учреждения. Рен поведал мне, какую роль в их успехе сыграл сам профессор.

— Да, — соглашается господин Эсти, — он привечал талантливых учеников и помогал им найти места, где бы они могли раскрыть свой потенциал в полной мере.

— Именно так. В документах из этого же архива я встретила имя Андре Робе. Вы правы, он был его другом со студенческих лет и в последствие спонсировал некоторые исследования. Личность этого человека меня заинтересовала. К сожалению, в архиве Академии о господине Робе многого узнать не удалось, но в городском архиве нашла более подробные данные о нём.

— Конкретнее, — просит хозяин кабинета.

— Я выяснила его происхождение — он внебрачный сын аристократа, но в наследство от отца получил лишь весьма умеренные магические способности. Школу закончил вполне успешно, но в университет поступил лишь благодаря социальной программе. Продержаться там до окончания обучения ему в основном помогли связи и знакомства, которые он успешно устанавливал и заводил. Цель жизни господина Робе — доказать всем, что даже самый обычный человек способен достигнуть всего, чего только пожелает, если с умом станет использовать собственные таланты и наклонности, а также приложит значительные усилия.

— Простите, но это вам откуда известно? — задаёт вопрос мой сосед справа.

Понимаю, сведения очень личные, но…

— Больше года назад Андре Робе захотел занять пост мэра города Луки, что в провинции Арбейн. В связи с этим он представил на суд широкой общественности положенные в этом случае материалы, среди которых были: его подробная биография, предвыборная программа и несколько агитационных листовок. Из последних я и почерпнула информацию о взглядах и ценностях этого человека. Вчера вечером мы с Реном посетили клуб, где встретили моего подозреваемого и имели возможность понаблюдать за этим господином в естественной, так сказать, обстановке. Вынуждена согласиться, Андре Робе во многом был честен с избирателями. Конечно, о некоторых чертах своего характера он умолчал, поскольку рейтинга они бы ему не прибавили.

— Так вот зачем тебе понадобилось приглашение в «Высоту»! — восклицает дядюшка Рена, будто раскрытие этой загадки для него важнее расследования. — А я-то голову ломал!

Мой помощник предпочитает отмалчиваться.

— Всё исключительно для пользы дела, — улыбаюсь господину Эсти, отвлекая его внимание от родственника. — Мне продолжить?

— Конечно, — отвечает вместо хозяина кабинета господин ла Лэкре.

— Собственно желание господина Робе занять пост и стало причиной целой череды событий, приведших в итоге к трагической развязке. Вам должно быть известен тот факт, что в провинции Арбейн большое влияние имеет семья Ильри.

Фернан Ильри некогда был учеником профессора Обели. Я полагаю, господин Робе попросил друга о знакомстве с этим молодым человеком, чтобы через него выйти на главу семейства и заручиться поддержкой.

— Фернан Ильри пошёл по стопам своего отца и подался в политику.

Я киваю на замечание титулованного гостя:

— Именно. К успеху этого молодого человека профессор Обели не имел никакого отношения. Потому и отказал другу в его просьбе.

— Ну, допустим, это с натяжкой можно принять за мотив, — без особого энтузиазма соглашается господин Эсти. — Остаётся один вопрос. Как он совершил преступление?

— О, тут тоже всё довольно просто! — уверяю я. — Сразу после окончания университета дела у Андре Робе пошли в гору. Успех его буквально преследовал. Он заработал внушительное состояние. В конце концов, смог позволить себе жить на широкую ногу и обзавестись делом, приносившим не столько доход, сколько… не знаю, радость или удовлетворение, назовите, как хотите!

— Конкретнее, пожалуйста, — в очередной раз просит родственник Рена.

— Он купил виноградники в предместьях Луки.

— Виноградники?! — произносит Рен на пару со своим дядюшкой.

— Да. Напомню, Андре Робе финансировал исследования друга. Среди них было и изучение такого редкого яда как Тихая Смерть. Думаю, профессор поделился с господином Робе своими наработками. Они всё же учились вместе, и эти материалы должны были его заинтересовать. Я не буду терзать вас терминами, поскольку сама боюсь в них запутаться, поэтому объясню просто: Тихую Смерть получают путём переработки кожных выделений одной редкой лягушки, ареал которой — болота в Озёрном крае Ланхота.

— Вы нашли сведения о том, что Робе в последнее время выезжал за пределы Дийона?

Только сейчас замечаю, что господин Эсти уже не просто слушает мой рассказ, а делает какие-то заметки, на листе бумаги, так удачно оказавшемся у него под рукой.

— Нет, но два месяца назад в Арбейн прибыла выставка экзотических тварей. Я проверила, среди экспонатов наша опасная лягушка присутствовала.

— По вашей версии Робе отравил профессора собственным вином, приправленным ядом, — хозяин кабинета делает вполне логичное заключение из моих слов.

— Именно. Магический след на бутылке остался после применения заклинания восстановления. Много сил для устранения отверстия в пробке, оставшегося после того, как через неё шприцом впрыснули яд, не требуется.

— Допустим, мы сличим отпечатки магической ауры Робе со следом на бутылке, но самого яда мы обнаружить не сможем, — господин Эсти, отворачивается и трёт переносицу.

— Сможете. Уговорите отца профессора Обели отложить похороны всего на двенадцать часов, или же получите разрешение на эксгумацию.

Молчание собеседников меня воодушевляет:

— Я читала заметки про Тихую Смерть — не такая уж она и невидимая. Если показать медику труп спустя шесть дней после отравления, он этот яд идентифицирует после простого осмотра кожных покровов.

— По завещанию профессора кремируют, — господин пытается усмирить мой энтузиазм, но я лишь пожимаю плечами:

— Выходит, остаётся только вариант с его отцом.

— Что-нибудь ещё можете предложить?

— Экспертизу бутылки.

— Это само собой.

Господин Эсти выжидающе смотрит на меня, намекая: нужно что-нибудь ещё.

Я задумываюсь. Предложение у меня имеется, только делать его следует деликатно.

— Господин Эсти, я поняла, что обыск проводили не столь тщательно, как положено. Возможно, на некоторые вещи вообще не обратили внимания.

— Например?

— Например, зацепку могла бы дать переписка профессора Обели. Он человек занятой, и вряд ли мог позволить себе отвечать на все вызовы, приходящие на голофон. Логичнее предположить, что с ним связывались по средством писем. Что-что, а почта у нас работает как часы! Вдруг среди корреспонденции найдутся и послания от господина Робе.

— Писем в квартире не нашли. Куда только не заглядывали мои подчинённые — везде одни учебные программы и папки с проектами.

— Квартира Обели находится в Старом квартале. Там в домах есть потайные ходы, — вклинивается со своей идеей господин ла Лэкре.

— Считаете, он соорудил в тайном проходе стеллаж для корреспонденции? — недоверчивым тоном спрашивает господин Эсти.

— Гении зачастую со странностями, — Сильвэн ла Лэкре почти слово в слово повторяет мысль Рена. — Если её нет там, то куда она исчезала? Не выбрасывал же он всё подчистую.

Дядюшка Рена впадает в задумчивость.

— Ещё можно обыскать дом господина Робе в Луки. Вдруг там осталось оборудование и следы работы над созданием яда.

— Вдруг… — вот и всё, что произносит господин Эсти на моё последнее предложение.

— В общем-то, у меня на этом всё, — я встаю. Хозяин кабинета и его гость тоже поднимаются со своих мест.

Чувство такое, будто только что закончился экзамен, но профессор так и не определился с оценкой. Обычно мне ставили отлично, а сегодня…

— Госпожа Мерод, — окликает меня родственник Рена, когда я уже стою возле двери. Я поворачиваю голову. — Хочу выразить вам благодарность за визит. Мы обязательно проверим предложенную вами версию. И ещё приношу извинения за неприятное начало нашей беседы. Ваша внешность… слишком уж обескураживает.

— Я знаю.

Мужчина кивает.

— По поводу договора можете не переживать. Я лично прослежу, чтобы Лори исправил на нём сроки, если возникнет такая необходимость.

— Благодарю вас! — улыбка расцветает на моих губах против воли. Кабинет дядюшки Рена я покидаю абсолютно счастливой!

— Одного не могу понять, как Робе решился на такой поступок? — спрашивает меня сокурсник, когда мы оказываемся на улице. — Убить друга из-за неутолённых амбиций — это в моей голове не укладывается!

— Становясь очень важными персонами, люди в большинстве своём приходят в мысли о том, что и дружба должна приносить прибыль и пользу.

— Не по-человечески, — заявляет молодой человек на моё объяснение.

— Спорить с тобой не стану, но это факт.

— Грустно.

Я киваю.

— Вообще, случай с их дружбой уникальный. Мне эти господа напоминают двух пауков, каждый из них плёл свои сети, а когда они пересеклись…

— …один другого сожрал, — заканчивает за меня Рен, передёргиваясь от отвращения.

— Выживает сильнейший.

— Не по-человечески.

Так, пора ловить мобиль.

ГЛАВА 10

Четыре дня назад в Розель приехали родители. Цель их визита в столицу понятна — присутствие на церемонии вручения дипломов. Остановились они в гостинице, но на завтраки маменька и папенька исправно приходят ко мне.

Есть некое очарование в семейных трапезах. Рассеять его не способны даже условия, в которых они проходят. К примеру, небольшая кухонька съёмной квартиры точно не повод их разлюбить. Она всегда казалась мне маленькой, но вот уже третье утро подряд на несколько часов это помещение становится самым уютным местом в мире.

— Ох, Мели, как же хорошо, что тебе идёт чёрный цвет! — матушка делает глоток из своей чашки, которую держит в руке с неповторимой элегантностью. — Представь себе бедняжек, вынужденных в такой важный день облачиться в вашу мрачную форму, и осознавать, насколько дурно они в ней выглядят.

Из двух предложений я вычленяю наиболее важное для меня:

— То есть ты всё же признаёшь, что учёба в Академии не стала пустой тратой моего времени, а главное, молодости?

— Мели, ты же у нас с Брисом выросла умненькой девочкой! — возмущается маменька. — Я уверена, это время потрачено не впустую. Пусть ты не воплотила в жизнь главную мою мечту о твоём удачном замужестве, но знакомые и связи, которые у тебя появились, непременно пригодятся в будущем!

— Спасибо и на этом.

— Вот так новость! — неожиданно восклицает папенька.

Столь бурное проявление эмоций ему не свойственно, поэтому мы с матушкой поворачиваем головы в его сторону. Полагаю, выражение удивление на наших с ней лицах абсолютно одинаковое.

— Простите, мои дорогие, — извиняется отец и поясняет, — прочёл новость о том, что Сальвэн ла Лэкре наконец-то дал своему племяннику разрешение на брак с девицей, за которой тот долгое время ухаживал. Весьма непривычно читать подобные новости в «Голосе Дийона». Они больше подходят жёлтым газетёнкам, жадным до сплетен и скандалов.

— Ничего удивительного, — фыркает маменька. — Ла Лэкре очень влиятельная семья, в таких браки по любви не заключаются. Над чувствами довлеют долг или выгода. А чаще всего и то, и другое. Видимо, девушка вызывала сомнения, вот глава семьи и тянул с согласием так долго, как мог. — Она покачивает головой, будто сочувствует господину ла Лэкре. — Впрочем, теперь об этой особе никто и слова дурного не скажет!

Вновь отбрасываю в сторону словесную шелуху и интересуюсь главным:

— Почему он глава семьи?

— Что значит «почему», моя дорогая? — недоумевает матушка.

— Ему же нет и сорока.

Это родительница объяснить не в силах. В поисках помощи она обращает взор в сторону супруга.

— Трагическое стечение обстоятельств, — лаконично отвечает он.

Я разочарована.

— Хм, выходит, господин ла Лэкре пользуется именем и репутацией своей семьи, а сам при этом ничего для её благополучия не сделал?

Отец поднимает брови и даже кладёт газету на стол. Свёрнута она таким образом, что мне видно крупное фогоргафическое изображение мужчины, ставшего предметом нашей семейной беседы.

На чёрно-белом портрете он выглядит ещё старше, чем в жизни, но в остальном его лицо такое же, каким я его запомнила: высокий лоб, острые скулы, прямой нос и волевой подбородок. Глубоко посаженные глаза равнодушно смотрят на меня, а тонкие губы ни единой линией не намекают на улыбку. Даже причёска такая же — низкий хвост, перехваченный лентой.

Воображение услужливо раскрашивает картинку. Радужка глаз приобретают бледно-голубой цвет, монохром волос меняется на оттенки вишнёвого дерева, только пряди у висков остаются белыми, будто прихвачены инеем…

Цвет не добавляет лицу этого господина ни жизни, ни живости, оставляя его обладателем идеалом аристократа, о котором можно прочитать в художественной литературе или в книге по этикету, но невозможно встретить в реальности.

— Мелина! — окликает меня папенька.

— Что? — я отрываюсь от портрета.

— Я тебя уже два раза спросил: почему ты считаешь, будто господин ла Лэкре почивает на чужих лаврах?

Это заявление меня изрядно смущает, потому и объяснение выходит скомканным:

— Из-за возраста. Вряд ли к сорока годам можно достичь чего-то по-настоящему стоящего, что сравнится с заслугами предков.

— Какие вздорные мысли! Ты ошиблась дважды. Во-первых, зачем-то привязала успехи к возрасту — тебе ли не знать, насколько это неверно! И, во-вторых, ты неправа в отношении этого конкретного господина.

— Правда?

Во мне просыпается надежда. Всё же господин ла Лэрке произвёл на меня приятное впечатление, не хотелось бы в нём разочароваться.

— Помнишь, семь лет назад разгорелся конфликт с Сарбией из-за спорных островов в море Жифу?

Папенька напрасно взывает к моей памяти. В то время меня полностью поглотил процесс подготовки к вступительным экзаменам в Академию.

— Если честно, то не очень хорошо.

— Наши заморские соседи были настроены очень решительно. Ни у кого не вызывало сомнений то, что разногласия придётся решать военным путём. События приближались к кровавой развязке стремительно, тем дело бы и завершилось, не поменяй его величество главу дипломатической миссии, пытавшейся разрешить проблему миром.

— Новым главой стал господин ла Лэкре?

— Именно так. За две недели он всё уладил.

— Как?

— Ход переговоров — государственная тайна.

Я усмехаюсь:

— Очень содержательный ответ. Но он сообразительный, поэтому я могу предположить, что Дийон не просто откупился.

— Откуда тебе известно, насколько сообразителен это господин? — теперь папенька цепляется к словам и проявляет интерес. Приходится импровизировать:

— О! Я как-то составила компанию Рену Аманди, когда он посещал своего дядюшку, и смогла в этом убедиться.

И в самом деле, он же вспомнил про тайные ходы Старого квартала и сообразил, что у профессора Обели могли быть странности…

— О нет! Брис! — матушка прикладывает ладонь к сердцу. — Я так и знала! Она таки влезла в это дело!

— В какое дело? — я широко распахиваю глаза и невинно хлопаю ресницами, но разве её так просто проведёшь!

— Оливи, ты имеешь в виду расследование убийства профессора Академии?

— Ну, а что же ещё, Брис?!

Пока родители заняты пикировкой, я продумываю план действий.

Пытаться уверить меменьку в том, что она неправа, бессмысленно. Равно, как и доказывать утверждение: победителей не судят. Нужно использовать отвлекающий фактор!

Демонстративно закрываю лицо левой ладонью. Так им обоим прекрасно видно отсутствие обручального кольца на большом пальце. Возможно, папенька заметил это и раньше, но промолчал, а маменька молчать не станет.

— Мели, я хотела тебя кое о чём спросить.

Блестяще, Мелина, она заглотила наживку. Остался сущий пустяк: придумать правдоподобный ответ на вопрос, который мне сейчас зададут, а именно…

— Где твоё кольцо? Сначала я подумала, будто ты отнесла его к ювелиру и попросила почистить без применения магии, но в мастерской не бывает столько клиентов, чтобы ты до сих пор не могла его забрать!

— Я отдала кольцо законному владельцу.

— Законному… ты… ты хочешь сказать, что свадьба не состоится?

— Не состоится, — приходится подтвердить её опасения.

— Но почему? — вопрос звучит столь беспомощно, что это просто невыносимо! — Вы же были такой красивой парой!

— Оливи, я тебе не раз уже говорил: красиво смотреться, стоя рядом, это не главное.

— Ох, Брис! Не делай из меня дурочку! Будто мне это неизвестно, но Мели и Отес… Я действительно считала, что у них всё сложится.

У матушки такой печальный вид — сердце сжимается! Я спешу её приободрить:

— Но и в этом можно увидеть светлую сторону!

— Какую же?

— Я вновь свободна, и моим следующим избранником вполне может стать какой-нибудь аристократ, как ты и мечтала!

Родительница улыбается грустной улыбкой и покачивает головой.

— Не будь ты моей дочерью, я бы тебе поверила, а так… Теперь у тебя на уме будет одна карьера!

И пусть! Место в Главном Управлении я честно заслужила: моя версия полностью подтвердилась.

Когда Андре Робе были предъявлены обвинения, господин Эсти напомнил через Рена о своём обещании помочь с договором, если возникнет необходимость. К счастью, прибегать к его помощи не пришлось.

Сегодня я получу диплом, а через неделю займу оговоренное место в Главном Управлении. День в день, как и прописано в условиях!

Мой взгляд натыкается на разворот газеты с портретом господина ла Лэкре… Вздохнув, я отворачиваюсь к окну.

Матушка права: теперь у меня на первом месте карьера.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ