Играя с огнем

Глава 3

Бз-з-з.

Бз-з-з.

Бз-з-з-з-з-з.

Мой телефон затрепыхался на тумбе, свалился на пол и задергался по кругу, как опрокинувшийся на спину жук.

Я наклонился и, подняв его, провел пальцем по экрану, чтобы выключить будильник. Барабанные перепонки чуть не лопнули от глухого вскрика.

– Милый? Это ты? Ларри! Иди сюда! Он ответил.

Да чтоб меня.

Я вырубился в хлам на целых десять часов, поэтому не сразу понял, что монотонная мелодия, поставленная на будильник, является еще и рингтоном.

На долю секунды я задумался, а не бросить ли трубку, но потом решил, что вчера уже перевыполнил норму ублюдского поведения, сожрав заранее приготовленное Истом спортивное питание. Прикусив до крови кулак, я прижал телефон к уху.

Что ж, начнем утро с Ничего и его долбаного кузена Отчаяния.

– Мама.

– Привет! Здравствуй! – лихорадочно воскликнула мама. – Уэсти, поверить не могу, что ты ответил.

Ты не одна такая, черт возьми.

– Как дела? – я перекатился на бок и уселся на краю кровати. Стоящие на тумбе часы показывали два часа дня. А еще обозначили, что я вконец долбаный придурок, который опять проспал. На горизонте уже маячил выпускной, и я понимал, что вот-вот закончу университет и получу совершенно бесполезный диплом, но неплохо было бы хотя бы прикинуться, что мне не плевать.

– Ничего, родной! Все хорошо. Вполне нормально. Мы хотели тебя проведать. Узнать, как у тебя дела. Истон рассказывал нам, что у вас нового, но хотелось услышать твой голос.

– Это он? – шмыгнул на заднем фоне папа. Я услышал шарканье. Что-то упало со стола. Родители сошли с ума от волнения. Меня накрыло чувством вины и его верным приятелем – угрызениями совести. – Дай-ка мне трубку. Уэсти? Ты слышишь?

– Привет, пап.

– Рад слышать твой голос, сынок.

Я надел стоящие у кровати ботинки и потащился в ванную. Отлил и почистил зубы, пока папа рассказывал историю о парне, который пообещал помочь ему удобрить землю, но еще не вернулся из Вайоминга, и из-за этого отец потерял еще один контракт. Я понял подтекст: пока им не отключили электричество, нужно выслать еще денег.

Острое чувство вины, которое я испытал секундой ранее, притупилось.

– Полагаю, банкиры от этого не в восторге. – Я сплюнул мятную пасту и воду в раковину и умыл лицо, даже не глянув в зеркало. Не мог смотреть на свое отражение несколько лет, так с чего начинать сейчас?

– О, ну… да, ситуация выглядит не лучшим образом, знаю, но…

Я не дал ему закончить.

– В конце дня отправлю деньги. Скоро позвоню. Пока.

Отец принялся что-то говорить, но я уже повесил трубку, схватил ключи, запрыгнул на байк и поехал в колледж. Через восемь минут, в половине третьего, я вошел в Лоуренс-холл на лекцию по спортивному менеджменту.

Снова опоздав, но никого этим не удивив.

К счастью, профессор Аддамс (пишется с двумя буквами «д», что оправдывает его сиськи с той же чашкой) отвлекся, пытаясь разобраться с магическим предметом под названием айпад. Он опустил голову и яростно тыкал в экран жирными пальцами, пытаясь вывести презентацию на белый фон у себя за спиной. Я проскочил назад и уселся между Рейном и Истом. Наконец на экране появились слайды, и Аддамс с радостью закряхтел.

– Че как, – Рейн стукнулся со мной кулаками. Он лизался с какой-то первой попавшейся девицей. Она наминала ему шею, пока он возился под ее юбкой.

Ист дал мне затрещину.

– Опять опоздал! И спасибо, кстати, что сожрал мою еду.

– Всегда к твоим услугам.

Именно так.

– Только посмей еще раз так сделать.

– Ты же в курсе, что я никогда не отказываюсь от вызова.

У всех были ноутбуки и блокноты. Только не у меня. Я не взял с собой рюкзак. Я заявлялся на лекции совершенно случайно, когда на горизонте уже маячил риск отчисления. Из недр аудитории раздался голос профессора Аддамса.

– Мистер Сент-Клер, вижу, вы решили наконец-то почтить нас своим присутствием.

Я невозмутимо уставился на него, не собираясь ему подыгрывать.

Когда все посмотрели на нашу компанию, девчонке рядом с Рейном хватило ума шлепнуть моего друга по руке, чтобы тот вытащил ее из-под юбки.

Аддамс прислонился толстым животом к столу и поправил на носу очки, недовольно хрюкнув.

– Скажите, мистер Сент-Клер, вы хоть отчасти заинтересованы в получении высшего образования?

Откровенно говоря, нет. Но этот гадюшник находился довольно далеко от Мэна, чтобы отсидеться и спасти свою семью от банкротства.

– Отвечайте словами, – заносчиво приказал Аддамс. – Вы ведь умеете говорить?

Я ухмыльнулся. Меня нелегко выбить из колеи. Бесчувственность по всем фронтам мой конек.

Людям было не дано задеть меня за живое, даже если бы попытались.

А они пытались.

Часто.

– Образование – прекрасный повод свалить из дыры, в которой я жил, а колледж в Шеридане самый доступный за пределами штата. Хотя преподавательский состав вызывает сомнения. – Я откинулся на спинку и скрестил на груди руки.

– Жги! – загоготал кто-то из аудитории.

– Ни хрена себе, – промычал другой студент. – Сент-Клер надирает задницы не только на ринге.

В аудитории раздался смех. Профессор Аддамс приоткрыл рот, а его щеки стали розовыми, как оперение у фламинго. Он приходил в себя еще целую минуту.

– Назовите хоть одну причину, почему я должен спустить эти слова вам с рук.

– Потому что вас перевели сюда из университета Лиги плюща при загадочных обстоятельствах, до которых никому не было дела. И знаете что? – я с пафосом развел руками. – Времени у меня навалом. Вас устраивает выразительность этой фразы, профессор Аддамс?

– Пфф. – Рейн поднял руку и раскрыл ладонь, делая вид, будто уронил микрофон.

– Дикарь, – хохотнул Ист.

– Считаете себя самым умным, Уэст Сент-Клер? – обиженно засопел Аддамс.

– Либо назначайте дисциплинарное взыскание, либо прекращайте тему. Вы только тянете время, – зевнул я.

Качая головой, он отвернулся обратно к своим слайдам. Идиот.

Через полчаса я вылетел с лекции. Рейн закинул руку на плечи безымянной цыпочки, а Ист не отрывался от телефона – наверное, отбирал девушку на сегодняшний вечер. Я решил сообщить свою грандиозную новость. Время неподходящее, но лучше сейчас, чем никогда.

– Завтра я начинаю работать в «Фургоне с тако».

В принципе, первый рабочий день – сегодня. Та девчонка, Карли, предложила днем научить меня управляться с грилем.

Сначала друзья никак не отреагировали. Когда я не стал развивать эту тему, потому что все было и так, мать их, ясно, Рейн принялся ржать и похрюкивать.

– Эм, на хрена оно тебе надо?

– Напряг с деньгами.

– Тебе процентов мало с боев? – Он наморщил нос. У Рейна вообще не было проблем с деньгами. Когда он не играл в футбол, то таскался за девчонками. Колледж для Рейна – цепочка вечеринок, игр, случайных перепихов, а между делом полные мандража перерывы, что от него залетит какая-нибудь девчонка. Я же занимался оплатой родительских долгов, своей учебы и копил деньги, чтобы после окончания колледжа в этом году не пришлось возвращаться домой.

Безымянная девка охнула:

– В чем смысл? Все говорят, что у тебя денег как грязи.

Я не ответил. То, что она трахается с одним из моих лучших друзей, не делает ее дипломированным бухгалтером.

– Поступай, как считаешь нужным, чувак. Дай знать, если понадобится помощь. – Ист закинул на плечо спортивную сумку, закрывая тему.

– Может, он запал на Греночку, – задумался Рейн. – И ищет варианты, как подкатить. Не, она, конечно, горячая цыпочка, если надеть ей пакет на голову.

– Девушка с ожогами? – Безымянная девчонка приложила к груди ладошку. – Такая трагедия. Одна моя подруга из сестринства знакома с ней со школы. Слышала, она выступала в группе поддержки и играла в театре. А еще реально была красоткой.

Я не сомневался, что однажды выбью Рейну все зубы. Этот гнусный недоносок постоянно ко всем цеплялся. Лишь бы только повеселить своих тупых подружек. Юмор у него такой же убогий, как и выбор спутниц.

Рейн хихикнул.

– Серьезно, чувак, заткнись. – Истон схватил его за шиворот и развернул так, что тот чуть не врезался в стену.

Мы подошли к двойным дверям и разошлись. У Рейна и Иста начиналась тренировка, а случайная телка ушла – видимо, по своим случайным делам. Я уже собирался на улицу, как вдруг из приоткрытой двери возле выхода услышал крик.

– Пожар! Пожар!

Он доносился из временного театрального зала, где сейчас шли репетиции у факультета театрального искусства, пока им строили новый театр на территории кампуса.

Я ворвался внутрь.

Они репетировали. Уф.

Дверь была приоткрыта и буквально манила меня посмотреть. Да и дел поинтереснее у меня не осталось. Могу поторчать тут полчаса до встречи с Карли в кафе-фургоне.

Я прислонился плечом к дверному косяку, скрестив на груди руки. На сцене в ночнушке, из-под которой торчал беременный живот, металась Тесс. Ее волосы были заколоты наверху, она бросилась к другому концу сцены, издавая вопли, которыми можно оглушить и кита.

За ней гонялся одетый в майку придурок из театра, с его поджатого рта свисала сигарета. Он пытался говорить с южным акцентом, но выходило так, словно у него на языке волдыри размером с мои яйца. Я ничего не понимал в театральном искусстве, но мог распознать дерьмовую игру, когда меня в нее тыкали носом. Не в обиду Тесс будет сказано: она недурна в постели, но я скорее куплюсь на сговор, что Гитлер еще жив и живет с Тупаком (к черту логику и математику), чем поверю в их игру.

Я окинул взглядом актовый зал. Здесь сидела и блондинка из фургона. Грир, Гейл или как там ее. Греночка. Я узнал ее по затылку. Она сидела на задних рядах. Девушка закинула ноги в белых кроссовках на спинку впереди стоящего кресла. Длинные ноги были обтянуты выцветшими узкими джинсами. Она снова оделась в ту же розовую толстовку и серую кепку, в которых я видел ее у фургона. Длинные золотистые волосы рассыпались по спине и плечам, придавая ей сходство с готическим ангелом.

Рейн был таким же догадливым, как банка тушенки, но он оказался недалек от истины. Грир-Гейл реально сексуальна. Хотя я уж точно не собирался ее лапать. Но мое нежелание никак не связано с ее лицом. Шрамы меня не напрягали: мое сердце на сто процентов соткано из таких же. Но девчонка обладала высокомерием размером с Миссисипи, а у меня существовали строгие принципы – не трахать стерв.

Я оставил ей балетные туфли в качестве эдакого «пошла ты». Если честно, понятия не имею, что пытался выразить этим поступком. Я чувствовал себя идиотом, пока покупал их, и еще большим придурком, когда оставил на ступеньках фургона. Да черт с ними. Тупо было их там ставить, но кому какое дело? Я же не собирался ее клеить.

Круз Финли, режиссер постановки – еще один студент, считающий, что ношение берета и шарфа в техасскую жару придает ему особо артистичный вид, а не делает его полным дебилом, – попросил актеров начать сцену сначала. Я вошел в аудиторию, чтобы без помех посмотреть на Грир-Гейл – или как ее там. Столько разговоров вертелось вокруг ее шрама, а я его почти и не увидел. Она так его стеснялась, что я уже поверил, что это то еще зрелище.

Я смог увидеть только правую сторону ее лица. Так называемую «нормальную» половину. Ее глаза следили за происходящим на сцене. Она шептала слова вместе с актерами – и реплики Тесс, и того чувака. Жесть какая – они читали по бумаге, а она знала слова наизусть.

И без того понятно, что Грир-Гейл тащилась по актерству, но сомневаюсь, что она изберет его своей профессией. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что она совсем увязла в своей повести под названием «Я – жертва».

– Я не хочу реализма. Я хочу магию! – повторила Грир-Гейл за третьей актрисой на сцене, и у меня возникло чувство, будто эта фраза больше относится к ней, чем к самой пьесе. Девчонку по-настоящему мучила ее собственная реальность.

Меня так очаровало то, как Грир-Гейл повторила по памяти всю чертову пьесу, что я заметил окончание репетиции только через секунду. За все это время никто даже внимания не обратил на девчонку и не понял, что она здесь, в этом зале.

– Первый прогон закончен, и это просто катастрофа. Завтра. На этом же месте. В то же время. Боже. – Финли вскинул руки и уставился в потолок, словно у Господа нашего всемогущего дел больше не было, как смотреть эту хрень. – Ниспошли мне настоящих актеров.

«Или ниспошли ему по морде», – подумал я.

Ты тоже можешь дать ему по морде, и никто тебя за это не упрекнет, даже его родители.

– Уэст! – воскликнула Тесс и, спрыгнув со сцены, бросилась к дверям. Она на ходу кинула фальшивый живот на кресло. Я стоял в расслабленной, ленивой и невозмутимой позе. Все обратили внимание на меня. Тесс выкрикнула мое имя так, словно я только что вернулся из Ирака. Грир-Гейл повернула голову. Наши глаза встретились, когда Тесс обняла меня, осыпая поцелуями шею и щеки.

Я говорил Тесс, что между нами возможен только одноразовый секс, и в прошлые выходные мы отгуляли в первый и последний раз. Она сказала, что все поняла, но женщины часто лукавят. Я отлепил ее от себя и мысленно сделал пометку напомнить Тесс, что ей ничего не светит.

Грир-Гейл с невозмутимым лицом наблюдала за нами, но и пялиться не переставала. Ее лицо ничего не выражало. Глаза у девчонки были голубого оттенка, который я видел лишь на психоделических картинах. Светлые и ледяные, как снежинка. Похоже, она смотрела не стесняясь, поскольку не привыкла, что за ней тоже может кто-то наблюдать.

Ну, а я наблюдал.

И заметил, как она, черт подери, пялилась.

Я спросил ее взглядом: «Ты нашла балетные туфли?»

Она молча ответила: «Сдохни, придурок».

Возможно, я перефразировал, но что бы ее взгляд ни выражал, в нем ясно читалась матерная лексика.

Григ-Гейл отвернулась к опустевшей сцене и переставила ноги на впереди стоящее кресло. Я уже собирался подойти к ней и узнать, в чем ее, на хрен, проблема, как в кармане завибрировал телефон. Тесс тем временем пыталась утащить меня из аудитории и попутно молола языком о своей роли в постановке.

Я вытащил из заднего кармана телефон.

Мать.

Серьезно? Дважды за день? Я скинул звонок, повернулся и молча бросился к своему байку. До Тесс дошло, что за мной лучше не идти. Я открыл банковское приложение и перевел оставшиеся деньги на счет родителей, а потом поехал на встречу с Карли.

Поживу пару недель на японской лапше. Не в первый и не в последний раз.

Всю дорогу я негодовал из-за родителей, Тесс, Рейна, профессора Аддамса и даже из-за Грир-Гейл-Женевьевы.

И с каждым поворотом мне изъедало душу искушение наклониться вбок, броситься с байка, свернуть с обрыва.

Отчасти я до сих пор хотел умереть.

Прекратить это жалкое существование.

Перестать обеспечивать родителей.

Перестать притворяться, что колледж вообще меня интересует.

Мне очень хорошо удавалось это скрывать.

Даже если это стоило мне всего.