– Красиво тут, – сказала Шанти, поедая красные ягоды с куста.
Я косо посматривала на союзницу и сглатывала подступающую слюну. Шанти ела ягоды, горстями закидывая их в рот. Иногда она забрасывала и листья, но союзницу это не смутило ни разу.
– А если они ядовитые? – спросила я.
Шанти пожала плечами и закинула новую горсть.
– Тогда я умру.
И эта девушка говорила, что хочет жить. Я закатила глаза и отвернулась, чтобы не видеть этой картины. Шанти настолько аппетитно ела ягоды, что я еле сдерживала себя, чтобы к ней не присоединиться. Всю жизнь я слышала о том, что Ристалище было последним сектором, который накрыли куполом и тут все ядовитое из–за пришествия 2026 года. Но ведь как–то тут выживают местные, что–то они едят.
– Да брось ты, это маляна, – со знанием дела сказала Шанти.
– Что? – Я повернулась.
– Маляна. Ягода такая, ее можно есть.
– Откуда знаешь?
– Мама рассказывала. Раньше в Синте были такие. Парк у площади весь был засажен кустами различных ягод, это маме рассказывала бабушка. Она делала зарисовки всяких растений. Бабуля уже давно мертва, а вот ее книга жива по сей день. Я видела там маляну. По вкусу все, как описывала бабуля.
Даже не слышала о таких ягодах.
– Попробуй, это очень вкусно, – предложила союзница.
На кусте, тем временем, уже практически не осталось красных плодов. Благо кустов этих было очень много. Пару минут я еще подождала, свалится Шанти с пеной у рта или нет. Не свалилась.
Я встала рядом с Шанти и коснулась первой ягоды, она сама упала ко мне на ладонь. Я покрутила ее в руках, понюхала, поразглядывала. Снова бросила на Шанти короткий взгляд, она по–прежнему не отравилась. И я попробовала первую ягоду. По языку начала растекаться сладость, которой я никогда не пробовала. Это было что–то настолько необычное, что на глазах готовы были навернуться слезы. Это божественно, что я начала закидывать ягоды горстями. В эйфории прикрыла глаза и слышала довольное мычание, которое издала сама же.
– Я не убивала мелкую, – сказала Шанти.
Весь божественный вкус стал кислым от напоминания о Кэролайн. Я медленно дожевала и открыла глаза. Удивительно, как в одно мгновение сладость становится горечью. Наслаждение сменяется печалью.
– Я знаю.
Шанти бросила на меня хмурый взгляд, она даже перестала жевать.
– Ты меня душила, – напомнила союзница.
Было дело. В тот момент я действовала импульсивно. А что я должна была подумать? Буквально перед убийством Кэролайн, Шанти напала на нее и угрожала. Помню, стоило мне увидеть тело девчонки, как я рванула на Шанти.
– На тот момент я не знала, кто это сделал.
– И кто?
– Мэр, – без страха заявила я. – Точнее, его люди. Думаю, он подослал блюстителя сделать грязное дело за него.
– На кой черт мэру какой–то ребенок, тем более ее бы здесь сразу убрали.
Тут Шанти была права, мэру не было никакого дела до Кэролайн.
– Он меня хотел убить. – Уже могу понять характер Шанти, она начнет задавать уточняющие вопросы, пока у меня не останется ответов. Я села рядом с кустом и вытянула ноги перед собой. – Я с другом разграбила могилу его жены.
– Да лааадно? – Удивление Шанти быстро сменилось горящим интересом. – Много унесли? Это действительно была ты? Какого хера ты сделала с ее лицом?
– Ничего я с ней не делала, только обокрала. Унесли много, но заказчиком этого преступления оказался сам мэр. Когда мой друг пошел отдавать награбленное, мэр его пристрелил, а я это видела.
Как кратко и бесчувственно я это рассказала. Совсем не так, как это было на самом деле. Выстрел, страх, паника, падающее тело Элвиса, кровь и куски плоти. Меня передернуло.
– Свидетель, – только и сказала Шанти.
– Да. Скорее всего мэр решил убрать меня, чтобы лишить возможности сказать это во всеуслышание здесь, где куча камер. Другого мотива я не вижу.
Я осмотрелась по сторонам, словно камеры вот–вот появятся из–за кустов маляны, но их не было. Даже если и были, мы этого не узнали бы, они практически невидимы для человеческого глаза.
– Он мне никогда не нравился, – сообщила Шанти. – Если подумать, то мне мало кто приходится по душе, жаль, что ты в этот список не входишь.
Губы Шанти сдерживались, чтобы не улыбнуться.
– Это взаимно, – сказала я, и Шанти улыбнулась, но быстро спрятала улыбку.
Мы продолжили наш путь, если посмотреть на лес, то кажется, что тут никто не ходил, и поэтому высокая непротоптанная трава выдает нас с потрохами, но показывает, что впереди никого нет.
Постепенно я начала успокаиваться, нервы после падения стен натянулись так, что чуть не лопнули. Передышка у кустов маляны и разговор с Шанти немного развеяли опасения. Может быть, у нас что–то и получится.
День постепенно клонился к закату, а проклятый лес все не заканчивался. Деревья, трава, кусты и снова деревья. Я уже устала смотреть на эту красоту. Ноги устали идти, а пить хотелось все больше и больше.
– Почему ты пошла в добровольцы? – спросила я, чтобы занять мысли хоть чем–то, кроме нарастающей жажды.
– Если я скажу, что из–за неразделенной любви, ты поверишь? – вопросом на вопрос ответила Шанти, удобнее перекидывая мешок на плече.
– Я тебя не знаю, может, это ты снаружи колючая, а внутри мягкая, – предположила я.
– Все мы внутри мягкие, – закатив глаза сказала Шанти. – Все, кроме костей.
– Не смешно.
– Немного смешно, просто ты юмор не понимаешь. Мой парень сошелся с соседкой, и теперь они живут прямо напротив моей двери. Ненавижу обоих. Но пошла на Ристалище я потому, что хочу попасть в сотню и свалить в более лучший сектор. Я молодая и сильная, даже если и выгляжу как подросток.
– Думаешь, есть сектора лучше Синта? – серьезно спросила я.
Мы практически ничего не знаем о других секторах, только Ристалище нам показывают на экране, о других известно только то, что они есть. На этом информация заканчивается.
– Сто процентов. Хуже, чем на Синте быть не может.
Тут я была не согласна.
– Ристалище хуже, – сказала я.
– Ну не знаю, пока что мы с тобой здесь сделали? Поели маляну и погуляли по лесу. Да и продержаться здесь будет нужно только два года, а потом всю жизнь быть на обеспечении у Семьи Основателей и корпорации. Разве не прекрасно? Я выберусь отсюда и заживу так, как того достойна.
Может быть. Я пока загадываю только на то, чтобы выжить. До сотни мне слишком далеко, но запал Шанти заразителен.
Продолжили идти еще в течение часа, а потом остановились на привал. Ножом вскрыли одну из банок и поделили пополам. Не могли позволить себе съесть больше, кто знает, когда удастся найти другую пищу. К счастью, еда – рагу – было немного с жижей, то есть мы почти попили, но этого было недостаточно.
Солнце прекратило освещать Ристалище, и мы устроились на ночлег у одного из деревьев, примяли траву, расстелили на земле тонкое тянущееся покрывало. Пытались решить, кто будет спать первым, но никто из нас не хотел, скорее всего это из–за действия дряни, которой нас накачали, чтобы мы были без сознания, пока нас "приводили в порядок" и перетаскивали с места на место.
Мы сели и, завернувшись в покрывало, смотрели в ночь перед собой. С каждой минутой становилось все темнее и темнее, хоть глаз выколи. Неожиданно в голову пришла мысль, что ночью на Ристалище нет съемки, по крайней мере в нашем Секторе этого никогда не показывали.
– Шанти? – тихо окликнула я.
– Чего?
– Ты видела когда–нибудь, хотя бы раз в жизни, чтобы на экране на площади показывали Ристалище ночью?
Союзница пару минут раздумывала, а я вглядываюсь в деревья передо мной. Кто–то стоял за деревом и смотрел прямо на меня. Я была практически уверена в этом. Чувствую взгляд колючих глаз на своей коже.
– Нет, – отвечает Шанти.
После этого короткого диалога, мысли о сне можно отложить до лучших времен. Я продолжала смотреть в лес, у которого не было конца и края. Глаза начали болеть от напряжения. Не знаю сколько времени мы сидели так, бок о бок в тишине, но жжение на запястье обозначило – двенадцать часов ночи. Я закатала рукав и посмотрела на место, где практически сразу же появилось красное с легким свечением число 1021. Я бросила взгляд на руку Шанти – 3305. Раскатала рукав и снова устремила взгляд в темноту. Я потеряла в рейтинге, потому что просто бежала, а не сражалась за свое существование.
Спустя пару ударов сердца по лесу разнесся громкий и протяжный рык.