Иметь все

Глава 16

– Мам, ты взяла моего Зога, Злого Волшебника Вселенной?

Лиз сдержала раздражение и в третий раз выгрузила все из машины. В первый раз Дейзи потеряла свое любимое одеяло, потом Лиз вспомнила, что под чемоданами осталась карта. И вот теперь Зог. Втайне Лиз надеялась, что он навсегда потерялся вместе с Безлицым Тором и Ягом, Властелином Зоидов. Но именно сейчас Джейми нуждался во всех своих друзьях.

Она нашла Зога в корзинке для пикников и отдала сыну. Вдруг она вспомнила, как Дэвид безжалостно дразнил Джейми, и чуть не расплакалась снова.

– Такой большой и играешь в куклы? – начинал обычно Дэвид.

– Они не куклы! – яростно кричал Джейми, оскорбленный тем, что в его пять лет его не считают мужчиной.

– Конечно, куклы, – смеялся Дэвид, – как у Дейзи. – Но потом, видя переживания Джейми, он поднимал его и прижимал к себе. – Нет, сынок, конечно, они не куклы. Глупый старый папка.

И Джейми обнимал Дэвида и тряс его голову.

– Глупый старый папка, – кричал он, – глупый старый папка!

Лиз внезапно обрадовалась возможности уехать из этого полного воспоминаний дома, который вдруг опустел. Даже странно, ведь Дэвид так много работал и так часто уезжал, и ей казалось, что это должно смягчить удар от его ухода. Ничуть не бывало: этот уход оставил огромную зияющую дыру в их жизнях. Без шумных игр и неуемной энергии Дэвида дом, казалось, погрузился в траур.

Когда они зашли попрощаться со Сьюзи, которая тоже собирала свои вещи, чтобы перебраться к родителям на те несколько дней, что оставались до начала ее новой работы, Лиз снова почувствовала, что слезы подступают к глазам. К счастью, ей тут же пришлось сосредоточить все внимание на том, чтобы перебраться через преграждавшую путь к машине гору зловонных черных пластиковых мешков с мусором, разбросанных по тротуару. Где же эти мусорщики? И тут она вспомнила: какой-то самонадеянный хозяин забыл дать им чаевые на прошлое Рождество и десять месяцев спустя все еще расплачивался за это.

Когда они отъезжали, Сьюзи неистово махала им рукой. Лиз ехала по полуденным улицам, полным транспортных пробок и агрессивных водителей, и спрашивала себя, что ей нужно в Лондоне. Картинные галереи? Театры? Модные магазины?

Но она не ходила по галереям, у нее не было времени ни на театры, ни на бар после работы. Она даже не могла вспомнить, когда она с детьми в последний раз ходила покупать одежду. Она работала. И у нее были дети. И это все.

Так что же люди вроде нее делают в этом будоражащем воображение, в этом полном возможностей городе, художественной столице мира, финансовом центре, законодателе уличной моды, городе, где изобрели стиль «панк»?

Они ходят в гости к другим людям, у которых тоже есть дети, и жалуются на школу, на здравоохранение, на замусоренные улицы. Вот о чем они говорят. Темы разговоров на лондонских вечеринках простираются от сравнения частного и государственного образования, краж машин и уличных грабежей до относительных достоинств сигнализации от воров, установленной перед вашим домом, на которую никто, включая взломщиков, внимания не обращает, и сигнализации, проведенной в полицейский участок, на которую также никто там не реагирует.

Однажды на вечеринке Лиз целых полчаса провела в беседе о дружинах самообороны с человеком, чье лицо ей было смутно знакомо. Позже ей сказали, что это был всемирно известный писатель, все книги которого она читала.

– О Господи, какая жалость, – посетовала она, – я могла поговорить с ним о его романах!

– Не переживай, – успокоили ее друзья, – ему, как и любому другому, гораздо интересней поговорить о дружинах самообороны.

Вот что такое Лондон.

И проезжая по грязным улицам, она подумала, что все вокруг словно подстроено нарочно, чтобы ее отъезд не был болезненным. Вот развязный десятилетний подросток с искаженным от злобы и ненависти лицом кричит на своего приятеля – наверняка по какому-нибудь пустяковому поводу. Вот молодой человек на мощной машине перестроился перед самым ее носом и в ответ на робкий протест опустил стекло и обложил ее трехэтажным матом. Вот на тротуаре бульдог в ошейнике с украшениями рвется с поводка у лысого мужчины, истекая слюной, в попытке вцепиться в карликового пуделя пожилой дамы. И Лиз почувствовала неожиданное облегчение оттого, что покидает город.

Да, когда-то ей нравились суета и шум городской жизни, но теперь она поняла, как ей хочется сказать «прости» этому плавильному котлу преступлений и грязи, зависти и напряжения. Как можно здесь жить?

И все же внутренний голос возражал: ты просто старая реакционерка, вот ты кто. Ты постарела и тебе хочется покоя. Когда-то ты была без ума от тех самых вещей, которые сейчас проклинаешь, как любовника, двусмысленные чары которого нравились тебе прежде, но теперь опостылели. А через полгода ты будешь ныть, что в деревне негде купить авокадо, а чтобы посмотреть приличный фильм, надо ехать за шесть миль в Брайтон!

Однако по мере того, как они выезжали из Лондона и приближались к Суссексу, она чувствовала, что напряжение все ощутимее отпускает ее. Еще час, и они доберутся до Льюиса, за которым пойдут уже сельские дороги.

Джейми и Дейзи спали, и Лиз открыла окно, впустив в машину послеобеденные солнечные лучи. Ей нравилось, как низкое октябрьское солнце освещает уже желтеющие деревья. Каждый год она обещала себе поехать в деревню осенью, чтобы видеть, как меняет цвет листва, но каждый год это не удавалось.

За Льюисом был перекресток, и после поворота направо, к Симингтону, она почти физически ощутила волнение. По обе стороны узкой дороги склонялись, приветствуя их, ветви с золотой листвой. Девушка на неторопливо трусящей им навстречу лошадке приветливо помахала рукой. На шпиле маленькой церквушки крутился бронзовый петушок, облака то и дело закрывали солнце, превращая широкие вольные поля Даунса в пестрое одеяло. Лиз с удовольствием отметила, что чайные беседки еще не заколочены на зиму.

А вот и околица их поселка. Вот дом из песчаника под соломенной крышей, спрятавшийся в лощине Даунса, в котором ее бабушка провела последние года своей счастливой жизни и который она завещала Лиз. Она и не думала, конечно, что сегодня он послужит той спасительным прибежищем.

Разгружая багажник, Лиз на минуту остановилась и посмотрела на дом. Она всегда верила в судьбу. И сейчас, стоя в тени этого прекрасного, мирного старого дома, окаймленного бордюром из астр и ярких хризантем, словно сошедших с коробки шоколада, чувствовала, как его покой передается ей. И знала, что ее утраты не были напрасными – потеря работы, потеря Дэвида. Все это должно иметь смысл. Когда Джейми побежал вперед, а Лиз взяла с сиденья машины спящую Дейзи, она знала, что это не конец ее прежней жизни, как ей показалось в бездне ее горя. Это начало новой. Это должно быть началом новой.

– Бога ради, перестань скулить, Джейми! Иди поиграй с соседским Сэмом.

– Его нет дома.

– Тогда побегай на участке.

– Сегодня дождь.

– Так надень свой дождевик. – Лиз старалась не выдать закипающего раздражения.

– Мы забыли его в Лондоне.

Лиз отложила в сторону рецепт домашнего пудинга и снова взяла его, почувствовав острый укол совести. Этот тон она должна была оставить в Лондоне, вместе со своей работой и связанным с нею напряжением. Но здесь она быстро поняла, что материнские обязанности отнимают столько же сил, сколько и руководство телекомпанией. Как она может вот так огрызаться на Джейми? Вопреки ее надеждам, не очень-то он здесь счастлив. Она думала, что с Сэмом – шестилетним мальчиком, с которым Джейми охотно играл, когда они приезжали сюда на выходные, – и с сыном Джинни, Беном, живущим в пяти минутах ходьбы отсюда, он подружится сразу. Но ей придется набраться немного терпения. Скоро она устроит его в детский садик поселка, и там он будет вместе с Беном. Тогда все наверняка уладится.

Лиз на минутку присела и задумалась о том, что же на самом деле портит ей настроение. Прошло только две недели, как они уехали из Лондона, а она уже была вымотана до предела. Нянька у Джейми была с четырех месяцев, и для Лиз стало полной неожиданностью, сколько сил и времени отнимают материнские обязанности. Она не управлялась даже со стиркой и глажением. Когда Дейзи нужна была ее третья смена белья за день, она неизменно либо Оказывалась в стиральной машине, либо сохла на веревке.

К тому времени, когда зазвонил дверной звонок, Лиз уже дошла до точки. Дейзи последние полчаса непрерывно ревела, потому что у нее воспалилась кожа на попке, и Лиз пришлось пустить ее бегать без подгузника; Джейми перебрал все свои игрушки из ящика. Впустив Джинни, Лиз в ужасе огляделась. Если бы она пришла домой и застала что-нибудь подобное, Сьюзи была бы уволена тут же.

Добродушно улыбаясь, Джинни осторожно пробралась через кучи игрушек и куски бисквита к кухонному столу, за который села Лиз.

– Бен сегодня не пошел в садик, и я подумала, что они с Джейми могли бы поиграть вместе.

Лиз благодарно улыбнулась в ответ, а мальчишки без плащей пулей вылетели на улицу, под дождь.

– Ну как ты?

– Все хорошо, – солгала Лиз, не задумываясь. Гордость была частью ее прежней жизни. Но тут же ей стало стыдно. – Знаешь, если честно, на самом деле я дохожу. Я не могу дождаться, когда они наконец уснут и я смогу сесть и налить себе здоровенный стакан вина. Я даже иногда думаю, не сказать ли им в половине пятого, что пора спать. Беда только в том, что Джейми уже понимает, сколько показывают часы!

– Когда уснут! Ты молодец, что можешь дотянуть до этого времени, – Джинни заговорщически наклонилась к ней. – А я иногда не выдерживаю и прикладываюсь к бутылке уже в обед!

Лиз в изумлении посмотрела на нее:

– Но у тебя все так легко получается: ухоженные дети, восхитительные обеды. Сказки на ночь, которые ты сама сочиняешь…

– Тебя послушать, так действительно я идеальная хозяйка. Но одно секретное средство у меня на самом деле есть. Когда дети становятся мне поперек горла, я запираю их в детской и отправляюсь в ванну.

– Джинни… – Лиз была ошарашена.

– А, скоро сама все поймешь. Видишь ли, матери, воспитывающие детей сами, не все делают по книжкам. Книжной доктора Спока, например, я пользуюсь только для того, чтобы запустить ею в Бена, когда он оборвет головки соседским нарциссам или насыплет соли в аквариум с золотой рыбкой.

– Он не мог сделать подобного!

– Еще как мог. На прошлой неделе. Бедняжка, конечно, сдохла. Бен сказал, что это был «эксперимент для выяснения, понравится ли рыбке соленая вода».

Джинни взяла руку Лиз.

– Ну так как ты? На самом деле.

– Ты хочешь спросить, каково мне, если забыть про угрызения совести из-за того, что я забрала Джейми из его садика? Или из-за того, что выгнала Дэвида? Или просто из-за того, что я скверная мать? У меня все чудесно. На самом деле.

– Ты вовсе не должна чувствовать себя виноватой.

– Виноватой в чем?

– А ни в чем. Особенно в том, что выгнала Дэвида. Что тебе еще оставалось делать? Даже если виноват не он, а Бритт.

– А откуда нам знать, что виновата Бритт?

– Оттуда. Мы же знаем ее. Ведь ты не бросишь себе в постель щелкающую зубами живую пиранью, правда?

Лиз впервые улыбнулась.

– Конечно, нет, если у нее бесчестные намерения.

– Ты понимаешь, что я хочу сказать.

– Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. И все же, как любит повторять моя мама, для танго нужны двое.

– Но ведь это она поощряла его. Я знаю, я видела, как она делала это в тот день, когда вы все приезжали ко мне.

Лиз была тронута горячностью и гневом Джинни. Она была похожа на лебедя, крыльями отгоняющего незваных гостей.

– Я не знала, говорить ли тебе об этом, когда ты сказала нам, что у Дэвида роман Бритт, похоже, считала, что все уже кончилось.

На мгновение Лиз охватила ярость. Какой же дурой она была, рассказывая им все и спрашивая, что ей теперь делать, в то самое время, когда муж изменял ей с Бритт!

– Ты тоскуешь по нему?

– Знаешь, Джинни, тоскую. Я помню, как много лет назад моя мама спросила меня: «Почему мы всегда помним не хорошее, а то плохое, что нам говорили люди?» А в браке, по-моему, как раз наоборот. Мы помним только хорошее, а плохое забывается. Из плохого я могу припомнить только его храп и наши споры, но разве это сравнится с завтраками в постели и со счастливым воркованием?

Джинни встала и обвила ее руками.

– Бедная Лиз. Ты не заслужила этого.

Лиз задела жалость в голосе Джинни Она привыкла к зависти и восхищению, и для нее было новостью, как это больно, когда в тебе видят жертву.

– Ну ладно! – Она поднялась и заговорила преувеличенно энергично: – Хватит о брошенных женах. Расскажи мне лучше о «Женской силе».

– О, с «Женской силой» все прекрасно. Просто пре красно.

Слишком занятая своими проблемами, Лиз не заметила перемены в тоне подруги.

Правда, хотя Джинни и не сказала этого, заключалась в том, что с «Женской силой» прекрасного ничего не было. Три недели назад она сняла в Льюисе небольшой офис на втором этаже, над магазином электротоваров на Хай-стрит, и стала ждать, что будет дальше. А дальше ничего не было, только тишина, и неопытная в бизнесе Джинни не знала, что же ей делать. Было бы гораздо лучше, если бы у нее был партнер, совладелец этого бизнеса, который мог бы подбадривать ее в моменты вроде теперешнего.

И все же ее идея была прекрасна, ей все это говорили. Не было недостатка в женщинах, которые хотели бы вернуться на работу на неполный рабочий день и просто горели желанием, чтобы «Женская сила» нашла им такую работу. Дело было только в том, что Джинни пока не удавалось отыскать нанимателей, готовых взять их. Но ведь нельзя, убеждала она себя, рассчитывать на мгновенный успех. Для налаживания дела нужно время, вот и все.

– Дэвид?

– Ммм? – Дэвид открыл глаза и вопросительно посмотрел на Бритт.

– О чем ты думаешь?

Ну вот. Вот вопрос, который раньше или позже каждая женщина задает каждому мужчине после акта любви. И девять мужчин из десяти в ответ лгут. Обычно мужчина думает: «Интересно, как скоро я смогу выкатиться отсюда?», вне зависимости от того, любовь ли это на одну ночь или позади десять лет брака.

Когда он переселился сюда две недели назад, у него было смутное ощущение, что на самом деле она этого не хотела. Но это было до того момента, как они занялись любовью. С тех пор они занимались ею постоянно. В постели. На полу. На изготовленной по особому заказу софе. На ней чаще всего. Они даже воспроизвели сцену, которую он нашел неубедительной в фильме «Роковое влечение», и проделали это на сливном бачке. Все было чудесно. Чудесно знать, что в глазах Бритт не будет даже мимолетного колебания, этакого молниеносного компьютерного поиска повода для отказа и едва скрываемого облегчения, когда этот повод принимают. Бритт нравился секс. Она просто обожала его. Лиз как-то сказала, что у Бритт мужской образ мыслей, а ее отношение к сексу уж точно было чисто мужским – как можно больше и как можно чаще.

Так в чем же дело? Почему вдруг оказалось, что именно он ищет повода для отказа? Он просто больше не знает, что ему нужно. Ему была нужна Бритт и ее страсть к нему. Его самолюбие требовало, чтобы женщина, с которой он живет, желала его не меньше, чем он желает ее. Но ему так недостает его семьи. Он даже не подозревал, как много для него значит быть отцом, чувствовать охватывающее весь дом возбуждение, когда он открывает входную дверь, слышать радость в тоненьком голоске Дейзи, верещащей: «Па-а-почка!», когда он каждое утро вытаскивает ее из кроватки. И вот, возможно, самое большое для него открытие. Открытие, что именно его семья дает ему чувство его безопасности.

Бритт лежала, завернутая в плотно облегающую ее стройное, тренированное тело тонкую белую простыню – четкие линии простыней и пледов она предпочитала бесформенным нагромождениям пуховых одеял – и пристально смотрела на Дэвида. Она знала, что борьба не кончена, что выигран только один раунд. Знала, что для полной победы должна досконально изучить сложную натуру Дэвида. Лиз это не удалось, поэтому она и потеряла его. И Бритт казалось, что она уже нашла к нему ключ: его неуверенность.

Внешне напористый и сильный, он мог процветать в мире, требующем нервного напряжения и постоянной готовности сражаться, но в темных неспокойных глубинах подсознания нуждался в поддержке. Подобно многим мужчинам, он желал близости со своей матерью. Не буквально, конечно, однако ему нужен был не просто секс, но нечто ублажающее и ласкающее его самую чувствительную часть: его эго. Лиз не увидела этого, и здесь была ее самая большая ошибка. И эту ошибку Бритт не собиралась повторять. Но сейчас ее задача – оторвать его мысли от прошлого и добиться, чтобы он начал получать удовольствие от настоящего.

Медленными легкими движениями пальцев она начала поглаживать у него между ногами до тех пор, пока не почувствовала, как он повернулся к ней. Потом пробежалась языком снизу вверх по его животу, быстрыми движениями пальцев касаясь члена. Когда тот от удовольствия ожил и потянулся к ее рту, она заставила его подождать еще немного, нежно дуя на яички и проводя пальцем вверх между половинками зада, пока Дэвид не изогнулся дугой и не притянул ее резко к себе. Тогда она взяла его член в рот.

Облизывая его и вбирая в себя с каждым движением все глубже, она не сводила глаз с лица Дэвида и видела, что, по крайней мере, теперь любая мысль о Лиз и детях вытеснена из его головы волной невыразимого, всепоглощающего наслаждения.

Лежа в постели, Лиз протянула руку к маленькому решетчатому окну, открыла его и посмотрела в сторону моря на Даунс. Сегодня еще один чудесный день. Погода явно была на ее стороне, и она предпочитала видеть в этом добрый знак, подтверждение того, что она правильно поступила, перебравшись сюда, – хоть и знала при этом, что любой нормальный человек посмеялся бы над ее суеверием. Просто ей были нужны все добрые предзнаменования, которые она могла собрать.

Из соседней комнаты доносились крики и смех Джейми и Дейзи. Джейми наверняка уже забрался в кровать сестренки, и они прыгали там, причем каждый прыжок вызывал у них приступ неудержимого смеха. Слава Богу, они, кажется, освоились. Конечно, все время спрашивают о Дэвиде и хотят знать, когда он приедет их навестить. Она не знает, что им отвечать, не знает, надо ли что-нибудь сделать для того, чтобы он приехал повидать их. Сейчас ей просто хочется быть здесь с ними одной и на безопасном расстоянии от мучительной боли, которую она пытается оставить в прошлом.

Снова посмотрев в окно, Лиз упрекнула себя. Как можно пребывать здесь в подавленном настроении? Покоя здешних мест хватило бы на десяток курортов. И само отсутствие примет времени, сама жизнь, почти не меняющаяся из поколения в поколение, странным образом действовали успокаивающе. Что ее маленькие заботы перед неизменностью этой деревушки, стоящей здесь уже многие сотни лет?

Почувствовав внезапный прилив энергии, Лиз вскочила с постели, облачилась в оранжевый комбинезон – какое счастье, что тут никому нет дела до того, как она одета! – и вытащила Дейзи из ее кроватки. Потом сбежала вниз с Джейми, преследующим ее по пятам, распахнула входную дверь и подперла ее стопором в виде раскрашенного гуся, так что косые лучи утреннего ноябрьского солнца ворвались в гостиную. Было совсем не холодно. Ее самая любимая погода: ясная и солнечная со слабым намеком на осень, погода для хлопчатобумажной спортивной рубашки по утрам и, может быть, шерстяного джемпера вечером. Они все постояли на крыльце, наблюдая за пешеходом, поднимавшимся на Южный Дауне по дороге, которая вилась по холму напротив их коттеджа. Пешеход обернулся и помахал им рукой, счастливый, словно он, подобно ей, был беглецом из города. Она помахала ему в ответ и отнесла Дейзи в ее креслице.

– Прекрасно. Что ты хочешь на завтрак, Джейми? – Джейми обследовал батарею коробок с хлопьями над холодильником.

– «Коко Попс».

– У нас больше нет «Коко Попс», дорогой, да они и вредны для тебя. Слишком много сахара.

На мгновение Джейми был озадачен. Он уже прекрасно понял, как извлекать выгоду из материнского чувства вины, получая всякие запретные удовольствия. Но сегодня это не сработало.

– Тогда «Корнфлекс».

– У нас их тоже нет, милый.

– А бабушка посыпает «Корнфлекс» сахаром! – Он рассмеялся над абсурдностью этого обстоятельства.

– У нас есть хлопья из отрубей, «Витабикс» и «Шреддис».

– Я хочу немного «Шреддис», немного «Витабикс» и самую капелюшечку хлопьев из отрубей…

– Джейми…

– …и еще немного банана сверху. Только половинку. – Он посмотрел на сестренку, которая в этот момент была занята тем, что поливала соком свою пижаму.

– Вторую половину пусть возьмет Дейзи, – добавил он великодушно.

Лиз сосчитала до трех и дала ему тарелку с хлопьями «Шреддис» без банана.

Для Джейми это было равносильно объявлению войны. Он бросился на пол и что было силы завопил, дрыгая руками и ногами:

– Сьюзи позволяла мне…

Лиз сделала над собой усилие, чтобы не вспылить:

– Мне нет дела до того, что позволяла тебе Сьюзи. Я даю тебе «Шреддис» без бананов.

– Бана-а-на, хочу бана-а-а-на…

Тридцать секунд Лиз колебалась, решая для себя, стоит ли ценой отказа от твердости купить возможность прожить это утро, не сойдя с ума. Книжки по детской психологии она читала. Она знала, как важно быть последовательной. А как поступила бы Джинни, супермама? Стояла бы на своем и отказалась поддаться шантажу пятилетнего бандита? Конечно, отказалась бы.

Джейми вопил все сильнее и даже начал синеть. Лиз сдалась и положила половинку банана на его хлопья. В конце концов, что значит половинка банана в жизни? Но уже отрезая ее, Лиз знала, что она значит очень много. Пенелопа Лич, Верховная Жрица Воспитания Детей, осудила бы ее. Да задавись эта дерьмовая Пенелопа, ее дерьмовый муж ведь не сбежал с ее дерьмовой лучшей подругой! У него не было на это времени, он стирал пеленки и мыл посуду.

Банан совершил чудо: Джейми поднялся с пола и сел за стол с таким видом, словно за спиной у него были ангельские крылышки. И Лиз, и он даже притворились, что крылышки были.

– Мамочка?

Лиз посмотрела на Джейми, удивленная его серьезным тоном.

– Да, Джейми?

– Ты теперь моя нянька?

– Нет, Джейми, я не твоя нянька. Я твоя мама.

– Но ты же присматриваешь за мной!

Изумление в его голосе заставило ее улыбнуться. Бедный Джейми. В Лондоне он не знал ни одного ребенка, чья мать присматривала бы за ним! В каком же безумном мире мы живем, если в нем каждая женщина почти сразу после родов отдает кому-то свое дитя и возвращается на работу! Ее поколение работающих женщин было подобно викторианским мамашам. С той только разницей, что вместо вышивания целый день у камина они в большом мире крутили руль, заключали сделки, суетились и куда-то стремились с не меньшей энергией, чем мужчины. Они все принесли на алтарь Работы. Да благословенны будут амбиции! Избавь нас, о Боже, от всей домашней работы и от всех хлопот по дому! Спаси нас от ухода за нашими собственными детьми! И удостой нас автомашинами «порше» с автомобильными телефонами, как Ты удостоил ими противоположный пол. Аминь!

Но если быть честной, разве не тосковала она по треволнениям соперничества, по сладкому чувству всесилия, по зрелищу людей, которые вскакивают с места, когда ты к ним обращаешься? Конечно, тосковала. Но не так сильно, как раньше по Джейми и Дейзи. Поднимая Дейзи из креслица и прижимаясь носом к ее нежной шейке, она знала, что сделала правильный выбор. Единственно правильный.

И теперь, когда сделала его, она будет наслаждаться каждой минутой. Начиная вот прямо с этой. Лиз сгребла в кучу куртки и направилась с ними к двери.

– За мной, дети, мы идем на пляж!

Прислонясь к согретой солнцем скале на широком дугообразном пляже у Бирлин Гэп, она наблюдала за Джейми и Дейзи, которые собирали ракушки. Два дня назад был шторм, и на берегу было чем поживиться.

– Мамочка, посмотри, что это?

Джейми протянул ей крошечную ракушку береговичка серого цвета, совсем не поврежденную, и побежал за новой добычей: сердцевидками и мидиями, обломками перламутровой раковины, прядями темно-зеленых водорослей. Но настоящий клад нашла Дейзи: прекрасную ракушку гребешка, отполированную морем до совершенства, из которой игрушечная Венера могла бы сойти в пене морской на берег.

Лиз сидела и смотрела на темную и белокурую головни своих играющих детей, солнце грело ее спину, а соленый ветер теребил волосы. Она попыталась вспомнить, чем была занята вот так же утром во вторник всего несколько недель назад. И вспомнив, не смогла сдержать улыбки. Конечно же, по вторникам у них было еженедельное совещание руководства. Двадцать специально отобранных чиновников в серых пиджаках или жилетах под ее председательством обсуждали сверхурочную работу, бюджет и ежегодные переговоры с профсоюзом.

Возможно, и было что-то в «Метро ТВ», чего ей сейчас не хватало, но это явно были не совещания и интриги, не суета и пустая трата времени и не все эти люди, у каждого из которых был свой дом, но они, похоже, совсем не стремились туда вернуться.

Внезапно Лиз почувствовала себя необъяснимо счастливой оттого, что избавилась от всего этого. И к удивлению Джейми и Дейзи, она подхватила их, и они все вместе с радостными криками понеслись к кромке воды.

А дома в это время их ждало письмо, которое грозило проколоть воздушный шарик ее вновь обретенного счастья.