Индира

Глава двенадцатая ХАРАНИ ПЕРЕСТАЕТ СМЕЯТЬСЯ

С этой главы мне часто придется упоминать о моем муже. Может быть, несколько умных читательниц составят комитет и, посоветовавшись, решат, как мне величать его. Ведь когда я пятьсот раз подряд повторю слово «супруг», читателям станет тошно! А может быть, по примеру некоторых, называть мужа по имени, Упендро, или разбросать по всему повествованию «повелитель моей жизни», «возлюбленный моей души», «господин судьбы моей», «властелин моего сердца», «тот, кто мне дороже жизни»?

Увы, в языке нашей несчастной родины не найти достойного обращения к тому, к кому приятнее всего обращаться, кого ежеминутно хочется окликать! Одна моя подруга называла своего мужа «бабу», словно была не женой, а служанкой, но это не доставляло ей особого удовольствия, и она, отчаявшись, стала называть его по имени, Бабурам. Я же, пожалуй, поступлю так, как мне захочется.

Итак, швырнув на пол поднос, я сказала себе:

«Всевышний помог мне найти мое сокровище, и я не вправе снова потерять его из-за ложной стыдливости».

И я встала на таком месте, чтобы каждый, кто пойдет с женской половины во внешние покои дома, мог заметить меня, если, разумеется, очень этого захочет.

«Он будет взглядом искать меня, — подумала я. — Если же нет, значит, я совсем не разбираюсь в мужчинах, хотя мне скоро двадцать лет».

Надеюсь, читатели простят мне мою откровенность.

Я стояла, откинув край сари с головы. Мне стыдно вспоминать об этом, но ведь тогда у меня не было другого выхода.

Первым показался Ромон-бабу, он смотрел по сторонам, как будто искал кого-то глазами. Потом, глядя прямо перед собой, прошествовал Рамрам Дотто. И, наконец, я увидела моего супруга.

Глаза его, полные волнения и тревоги, остановились на мне. Сомнений не было, он искал меня.

Да, теперь мне стыдно признаваться в этом, однако тогда я впилась в него взглядом, словно змея, которая, завидев жертву, раздувает свой капюшон. Но кто осудит меня за то, что я хотела околдовать взглядом собственного мужа! «Повелитель души моей» ушел, как мне показалось, раненным в самое сердце.

Я решила прибегнуть к помощи Харани и зазвала ее в пустую комнату. Она прибежала, как всегда посмеиваясь:

— Слышала, в какую историю попала старая брахманка? — И тут же, не дожидаясь моего ответа, принялась хохотать.

— Все знаю, — сказала я. — Но позвала я тебя совсем не за этим. Ты должна помочь мне выполнить долг всей моей жизни. Сообщи мне, когда гость будет покидать наш дом.

Харани сразу же перестала смеяться: так за дымом вдруг скрывается пламя.

— Сестра! — строго сказала она. — Не думала я, что за тобой водится такой грех!

Я улыбнулась.

— Мало ли что может случиться с человеком. Сейчас ты, конечно, вправе осуждать меня. Но скажи, согласна ли ты мне помочь?

— Ни за что! — заявила Харани.

Тогда я вложила в руку Харани пять рупий и воскликнула:

— Заклинаю тебя, помоги мне!

Харани хотела отшвырнуть деньги, но передумала и положила их на корзину, стоявшую рядом с очагом.

— Чтобы не было шума, — строго, без тени улыбки сказала она, — я не бросила твои деньги на пол, а положила сюда. Забери их, и больше не заводи об этом разговора.

Я расплакалась. Из всех служанок довериться можно было одной Харани. К кому же еще я могла обратиться?! Харани не знала истинной причины моих слез, но все же пожалела меня и сочувственно спросила:

— Почему ты плачешь? Ты знаешь этого господина?

Я решилась было все открыть Харани, но тут же отказалась от этой мысли. А вдруг она не поверит и поднимет крик на весь дом? Надо поговорить с Шубхашини. Без нее мне никак не обойтись. Она мой ум, моя защитница! Я расскажу ей все и попрошу совета.

— Да, я знаю его, очень хорошо знаю, — ответила я Харани. — Но если я все открою тебе, ты все равно не поверишь, так уж лучше я буду молчать. Пойми только — ничего дурного я не замышляю. — Мои последние слова заставили меня призадуматься.

Я не видела в своем поведении ничего предосудительного, но зачем впутывать ее в эту историю? Неизвестно, чем все это обернется для Харани. И я вспомнила песню, которую пели две маленькие девочки. Однако я тут же успокоила себя лживыми доводами. Кто, скажите, попав в беду, не прибегает к ним?

И я повторила:

— Ничего дурного я не замышляю. Слышишь?

— Тебе надо с ним встретиться? — спросила служанка.

— Да.

— Когда?

— Ночью, когда все будут спать.

— Наедине?

— Да.

— Нет, не стану тебе помогать!

— А если молодая госпожа прикажет?

— С ума ты сошла! Она женщина благородная, настоящая Лакшми[23], и нипочем не станет тебе помогать в таком деле!

— Ну а если она не запретит, ты согласишься?

— Я не посмею ослушаться ее приказа!

— Если она не запретит! — подчеркнула я.

— Ладно, только денег твоих я не возьму. Забери их обратно.

— Хорошо, — согласилась я и добавила: — Тогда я скоро вернусь.

Я вытерла слезы и отправилась искать Шубхашини. Она сидела одна в комнате, и, когда увидела меня, ее прелестное лицо засияло от радости и стало походить на распустившийся лотос на утренней заре или на гардению в сумерках. Всякий раз, когда лицо молодой женщины озаряла радость, она напоминала то цветок шефали на заре, то поток, искрящийся в лучах луны.

— Узнала? — смеясь, шепнула она мне на ухо.

Я упала с небес на землю.

— Как? Разве тебе все известно?

— Думаешь, твой золотой месяц сам выплыл на небосвод? — Шубхашини лукаво скосила на меня глаза и покачала головой. — Мы расставили на небесах ловушку и поймали его.

— Кто «мы»? Ты и Ро-бабу?

— Ну конечно! Помнишь, ты сказала, как зовут твоего мужа и свекра, и назвала их деревню? Вот тогда Ро-бабу и догадался, кто они. Он ведет какое-то дело твоего У-бабу, и под этим предлогом вызвал его в Калькутту. А затем пригласил к нам в дом.

— А потом подтолкнул руку старухи, и она рассыпала горох?

— Да, это был наш заговор.

— Почему же вы меня не посвятили в него?

— А зачем? Ведь неизвестно еще, примет ли тебя муж в свой дом после всего, что с тобой случилось. Ро-бабу считает, что теперь ты должна действовать сама.

— Что ж, испытаю судьбу, — сказала я. — Отвернется он от меня — утоплюсь. Но прежде всего я должна повидаться с ним.

— Где и когда?

— Вы для меня столько сделали, помогите мне в последний раз. Идти к нему в дом — пустая затея, никто меня туда не пустит. Придется встретиться с ним у вас.

— Когда?

— Ночью, когда все будут спать.

— Любовное свидание?

— Другого выхода нет. Разве это грех — ведь он мой муж!

— Нет, нет, — поспешно сказала Шубхашини. — Никакого греха в этом нет. Только нужно задержать его. Он остановился по соседству с нами. Что же нам делать? Посоветуюсь с Ро-бабу.

И Шубхашини послала за мужем. Потом она передала мне весь свой разговор с ним.

— Единственное, что может сделать Ро-бабу, — сказала Шубхашини, — это пригласить твоего мужа зайти к нам вечером, просмотреть интересующие его бумаги. Они поработают, потом Ро-бабу пригласит его ужинать. А дальше поступай как знаешь. Может быть, предложить ему переночевать у нас?

— Нет, это, пожалуй, лишнее. Ладно, остальное я сама устрою. Он выполнит мое желание. Я бросила на него взгляд из-под покрывала, и он ответил на него. Так что добродетелью он, видимо, не отличается. Но как мне вызвать его на свидание? Напишу записку. Только кто ее передаст?

— Слуга! — предложила Шубхашини.

— Лучше я останусь без мужа во всех своих рождениях, чем обращусь к мужчине с подобной просьбой!

— Ты права. Тогда служанку?

— Не каждой можно довериться! Еще поднимет шум, и все откроется.

— Харани можно!

— Я говорила с ней. Она отказалась помочь мне, и без твоего приказа не пойдет. Но вправе ли я требовать этого от тебя? Уж если гибнуть, то одной!

И снова на глаза мои набежали слезы.

— Что сказала Харани?

— Она пойдет, если ты не запретишь ей.

После некоторого раздумья Шубхашини сказала:

— Вели ей зайти ко мне вечером.