Интерлюдия

Глава 45

Тяжёлыми шагами я иду по своему дуплексу и направляюсь на кухню, чтобы взять что-нибудь выпить. Мисс Пендлтон уже проснулась и суетится со своими медными кастрюлями и сковородками. Как всегда, один из её плейлистов звучит через динамики Bluetooth. Я с благоговением смотрю, как она танцует под музыку своего любимого кантри-певца Кита Урбана. Должен признаться, мне потребовалось несколько лет, чтобы проникнуться её любовью к музыке кантри. Она останавливается как вкопанная и смотрит на меня. Ей грустно за меня. В середине песни она нажимает «Стоп». Она пытается утешить меня своими словами:

– Джулиан, имей веру. – Она прокручивает свой плейлист, и играет ещё одна песня Кита Урбана. Я смотрю, как один из моих любимых людей в мире подпевает песне о том, как быть бойцом. Как только песня заканчивается, она встаёт на цыпочки и обнимает меня. – Ты её боец. Не жди.

Часы на моей тумбочке показывают, что для звонка ещё слишком рано. Но к чёрту всё это. К чёрту мою гордость. Я сказал ей, что буду уважать её желания, но это то, чего я не могу сделать. Я отказываюсь это делать. Слова мисс Пендлтон «Ты её боец» попали в цель. Дрожащими руками я звоню Лине на мобильный, и он автоматически переходит на голосовую почту.

Возможно, я был глупцом, положив винтажное обручальное кольцо моей мамы во внутренний карман сумки Лины без её ведома. Кто знает, сколько времени ей потребуется, чтобы найти коробочку с кольцом, если я ей не позвоню? Эта чудовищная сумка огромна. Она достаточно велика, чтобы прокормить целую страну.

Я делаю глубокий вдох. Ты будешь бороться за неё. И со всем, что во мне есть, я оставляю ей сообщение.

– Дорогая. – Ты можешь это сделать. – Я мог бы притвориться, что тебя не существует, что я никогда не любил тебя. Я мог бы притвориться, что последних нескольких месяцев никогда не было. Я мог бы притвориться, что не любил тебя всю свою жизнь. – Я замолкаю, моё сердце бешено колотится. Ты её боец. – Или я могу прожить свою жизнь так, как она должна быть прожита: быть с тобой, любить тебя. Хотя ты за тысячи миль отсюда, я чувствую твоё сердцебиение, как если бы оно было моим собственным. Твои мелодии звучат у меня в голове. Твой голос и музыка – это всё, что я жажду услышать. Всё, что я слышу. Я закрываю глаза и вижу твои изумрудные глаза. Я любил тебя всю свою жизнь, и ничто никогда не могло подготовить меня к этому.

Тебе нужно, чтобы она вернулась. Ты хочешь отдать ей всё.

Я делаю ещё один глубокий вдох.

– Я до смерти напуган. Напуган тем, что ты решишь, что я переживаю этот этап. Я не знаю, что нужно сделать, чтобы заставить тебя доверять мне. Я порвал с Широй до того, как у отца случился сердечный приступ. – Я порвал с ней и со всеми другими женщинами, как только ты сказала мне, что с Эндрю всё кончено. – Она была безжалостна в своих сообщениях, но я ни разу не ответил с тех пор, как порвал с ней. Но я знаю то, что всегда знал, что это ты и только ты. Я сказал, что буду уважать твоё решение, когда ты выберешь Эндрю, но я отказываюсь его принимать. Я всегда буду бороться за тебя. Я всегда буду бороться за нас. – Ты не сможешь жить без неё. – Пожалуйста, посмотри во внутренний карман своей сумки. Это всегда предназначалось для тебя. Только для тебя. Я люблю тебя, Эванджелина Дарлинг Джеймс.

Только она сможет вылечить разбитое сердце.

Неужели я был таким дураком, что оставил записку в коробочке? У меня не было много времени, чтобы написать что-нибудь слишком глубокое. Мне нужно было перейти к делу. Я молча посмеиваюсь при воспоминании о том, что написал.

Это никогда не должно было быть интерлюдией.

Я хочу семью.

Я хочу от тебя детей.

Я хочу всего.

Я хочу вечности.

Только с тобой.

Когда она рассказала о бесплодии Эндрю, мне потребовалось всё моё мужество, чтобы не умолять её выносить моего ребёнка. Каждый раз, когда мы занимались любовью, я молча молился, чтобы она забеременела. Я даже подумывал о том, чтобы выбросить её таблетки. Но я не настолько сумасшедший.

Как долго мне ждать, прежде чем я наброшусь на неё как пещерный человек? Один день? Неделю?

Время идёт. И с каждой проходящей секундой я становлюсь бомбой замедленного действия.

Мои склонности к поклонению ничуть не уменьшились. Я звоню Майклу Спир, другому парню, которого я нанял несколько месяцев назад.

– Доброе утро, Майкл. Это Джулиан Кейн.

Со своим калифорнийским акцентом сёрфера он говорит:

– Чувак, всё идёт хорошо. Сообщать не о чём, но, похоже, мисс Джеймс не выходила из дома. – Он зевает. – О боже, здесь всего четыре утра. Я позвоню тебе, если она выйдет из дома. Моя смена заканчивается только через шесть часов. Мой брат, Мейсон, работает во вторую смену. Он тоже знает, что нужно позвонить тебе.

– Спасибо. Пожалуйста, попроси Мейсона заехать в булочную «Магнолия» на Западной 3-Стрит.

– Я не понимаю.

– Мне нужно, чтобы Мейсон купил дюжину ванильных кексов с шоколадной глазурью и доставил их Лине.

– Чувак, рядом с набережной есть пекарни. Это ближе. В районе Гроув-Стрит довольно много путей. Да ладно тебе, это же Лос-Анджелес. Пробки здесь просто смешные.

– Майкл, кексы должны быть из булочной «Магнолия». Только из «Магнолии». Вы оба получите за это хорошую компенсацию. – И прежде чем он успевает возразить, я вешаю трубку и думаю о том, как сильно моя женщина любит их кексы. Это должно задержать её на день или два.

Я делаю ещё один срочный звонок, который должен был быть сделан несколько месяцев назад. Я оставляю короткое сообщение.

– Шира, я не знаю, как тебе удалось создать эту фотографию. Это не имеет значения. Если ты когда-нибудь попытаешься связаться с Линой, членами моей семьи или Сесилией, ты пожалеешь, что вообще меня встретила. Мои адвокаты находятся в процессе получения судебного запрета. Не относись к этому звонку легкомысленно.

Я больше ничего не могу сделать. Сидя в своём домашнем кабинете, я просматриваю подписанную копию контракта на строительство Sea Cliff home. Рядом с ним лежит письмо от МОМА (прим. перев. – Музей современного искусства), подтверждающее, что пастель будет доставлена через две недели. Я включаю свою звуковую систему и нажимаю кнопку воспроизведения. Начинается одна из моих любимых композиций Лины. Это прелюдия из её первой партитуры к фильму. Я открываю свой стол и достаю письмо, которое хранил последние шесть лет.

Развернув его, я прочёл.

Дорогой Джулиан,

Прошло восемь лет с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Восемь лет с тех пор, как я держала тебя в своих объятиях, когда мы оба оплакивали твою маму. Восемь лет прошло с тех пор, как мой лучший друг ушёл, не сказав ни слова. Я писала тебе много лет, но безрезультатно. Все мои звонки были отклонены. Все мои письма остались без ответа. И хотя твой отец советовал мне быть терпеливой, я думаю, что восемь лет – это всё, что я могу тебе дать.

Эндрю сделал мне предложение несколько дней назад. К сожалению, ты был первым человеком, которому я хотела рассказать.

Время драгоценно, и я беспокоюсь, что потратила его на кого-то, кого это больше не волнует. Кого-то, кто явно забыл человека, который его любит.

Это последнее письмо, которое я напишу тебе, так как моё сердце разбивается каждый раз, когда я их отправляю.

Может быть, однажды мы снова увидимся, и ты расскажешь мне, почему разбил мне сердце.

С любовью,

Лина

Я закрыл глаза, вспоминая боль, которую почувствовал, когда впервые прочитал её письмо. Кроме того, это был первый раз, когда я напился до оцепенения. Во время драки один парень заломил мне руки за спину, а другой полоснул меня по лицу разбитой бутылкой. Шрам на моей щеке; неизгладимый отпечаток того, кто значит для меня больше, чем кто-либо другой. Моя Лина.

Я складываю письмо и кладу его в свой стол.

Мой взгляд опускается на собаку. Глубоко храпя у моей левой ноги, Магпи проспал здесь всю ночь. Даже во сне он выглядит подавленным. Я не удивляюсь, когда его будит громкий храп. Я знаю, что уход Лины как-то связан с тем, что Магпи смотрит на меня своими большими грустными глазами. Я наклоняюсь и глажу его морщинистую голову.

– Я знаю, Приятель, я тоже по ней скучаю. Она скоро будет дома.

Меня несколько утешает то, что она не покидала своего бунгало. Я молюсь, чтобы моё послание побудило её покинуть ту жизнь. Надеюсь, звонок моей мамы – это сигнал к пробуждению.

Меня приветствует фотография в рамке. На ней Лина и Магпи сидят на скамейке через дорогу от её лофта. Моя женщина. Моя собака. Я представляю, чем она сейчас может заниматься. Она спит? Она проснулась и думает обо мне? Я пытаюсь осознать тот факт, что она вернулась к нему. Вернулась к мужчине, который не боролся за неё.

Я подожду своего часа. Я подожду. Я ждал четырнадцать лет, чтобы она вернулась в мою жизнь. Что такое ещё несколько часов или дней, когда нас ждёт вечность?

Она поймёт, что мы принадлежим друг другу, что мы всегда принадлежали друг другу.

Я снова смотрю на фотографию. Её волосы собраны в беспорядочный пучок, на её потрясающем лице нет никакой косметики, и она смотрит прямо на меня с сияющей улыбкой. Магпи сидит на скамейке рядом с ней, слизывает глазурь с её челюсти и, как обычно, щеголяет эрекцией.

Не жди. Ты её боец.

К чёрту всё это.

Я вернулся, чтобы завоевать её любовь, и я делаю это снова.

Наклонившись, я глажу Магпи, на этот раз пробуждая его от ещё одного глубокого сна. Лениво глядя вверх, он фыркает. Я потираю его морщинистую макушку, прежде чем сказать ему:

– Приятель, мы вылетаем. Нужно забрать твою мамочку.