Ирландский обет

— До меня дошли слухи Дублинского стола. О твоем брате.

На мгновение мне кажется, что я перестаю дышать. Я провел последние несколько лет, думая о своем брате в максимально абстрактных терминах, не желая рассматривать последствия, если бы он был жив, не в силах смириться с возможностью того, что он действительно мертв. И вот Найл, человек, которому я доверяю больше всего, самый близкий человек, который у меня остался как брат на свете, сидит передо мной и рассказывает, что у него есть новости. Или, если не новости, то, по крайней мере, слухи.

— Ты хочешь это услышать? — Найл выдыхает. — Ах, о чем я говорю? Тебе нужно это услышать для блага себя и остальных за столом.

— Сегодня у каждого есть свое мнение по этому поводу. — Я поджимаю губы, чтобы успокоиться. Честно говоря, я не знаю, хочу ли я это слышать. Что бы это ни было, слухи или нет, это изменит то, как я думаю о Конноре, на что я надеюсь в те редкие моменты, когда я позволяю себе надеяться на что-то в отношении него.

Но Найл прав. Если есть новости о Конноре, я должен их услышать.

— Говори, — просто говорю я, и Найл кивает.

— Одна из дублинских банд хвастается, что они убили Коннора Макгрегора. Слух об этом разнесся по улицам до самых королей. Это не подтверждено, — добавляет Найл. — Никто из тех, кому мы могли бы доверять, тела не видел. Но все равно… — Он делает паузу, глядя мне прямо в глаза. — Слухи или нет, правда это или нет, но мы говорим о наследии твоей семьи, Лиам. Если твой брат мертв, если он даже предположительно мертв, как многие уже сделали вывод за последние годы, это прямо здесь, это все, что осталось от Макгрегоров. Ты… это все, что осталось.

Затем Найл медленно встает, его тяжелая рука лежит на моем плече там, где раньше была рука Луки. В нем я чувствую тяжесть бремени, которое несу на себе, бремя имени моей семьи и ожидания каждого мужчины, который сидит за этим столом.

— Ты не спрашивал моего совета, — тихо говорит Найл. — Но я все равно дам тебе его.

Он замолкает, и я чувствую, как его пальцы обхватывают мое плечо, сжимая в знак протеста или сочувствия, я не могу сказать, чего именно.

— Если ты продолжишь делать неправильный выбор, Лиам, все это исчезнет. Ты потеряешь королей. И от имени Макгрегора ничего не останется.

8

АНА

Я просыпаюсь в пустой квартире. Часть меня была благодарна за это. После того, что произошло в последний раз между мной и Лиамом, мне было трудно смотреть ему в глаза. Мы держались на некотором расстоянии друг от друга, я из-за смущения, он из-за… ну, этого я точно не знаю.

Если честно, я боюсь спрашивать.

Доверие между нами сейчас в лучшем случае непрочное. Я верю тому, что он рассказал мне о Сирше, к лучшему это или к худшему. Я считаю, что он заключил помолвку из соображений целесообразности, а не по любви, и я полагаю, что теперь он не намерен доводить это до конца. Но это не меняет того факта, что он держал это в секрете от меня или что сейчас он технически занят. Это не меняет того факта, что каждый раз, когда он покидает пентхаус, я задаюсь вопросом, собирается ли он увидеться с ней, вдруг он с ней на свидании, обедает, ужинает, притворяется ее женихом, пока не найдет выход из положения.

Я знаю, что с моей стороны не совсем справедливо обижаться на то, что я делюсь им. В конце концов, он все еще разделяет часть меня с Александром, ту, от которой я отчаянно пытаюсь убежать. Но с того момента, как Лиам пришел за мной, я верила, что он весь мой. И всегда был моим, что ему никто другой не нужен, и все же, даже после того, как я узнала о Сирше, он все еще настаивает, что это правда. Я хочу поверить ему, и я боюсь поверить всему сразу. В глубине души я тоже знаю, что именно так он относится ко мне, хочет доверять моим чувствам к нему, боится, что в какой-то момент я сбегу обратно к Александру, и он потеряет все ни за что. Теперь я понимаю это лучше, но это все еще причиняет боль.

Без него пентхаус всегда кажется слишком большим. Я начинаю свой день медленно, убираю гостиную, съедаю небольшой завтрак, пытаясь угодить ему, даже если его тут нет. Часть меня заранее думала, что Лиам “наказывает” меня таким образом, что это только заставит меня еще больше захотеть ослушаться его. В конце концов, какая девушка не хочет получать бесконечные оргазмы от потрясающе красивого мужчины, который напевает ей на ухо непристойности со своим акцентом? Но я обнаружила, что, хотя мне очень хочется, чтобы Лиам раздел меня догола и снова доставлял мне бесконечное удовольствие, я не хочу, чтобы он делал это в наказание. Я не хочу, чтобы это было для того, чтобы преподать мне урок, даже если это сделано с удовольствием. Я хочу, чтобы он сделал это, потому что хочет меня, и ни по какой другой причине… делал это, потому что он счастлив со мной, потому что он хочет вознаградить меня удовольствием, а не мучить этим. Неважно, насколько изысканной была пытка.

Ближе к вечеру, когда я, свернувшись калачиком на диване, читаю книгу, раздается стук в дверь квартиры. Я, как всегда, чуть не выпрыгиваю из собственной кожи, испугавшись, кто бы это мог быть, но стук раздается еще раз, прежде чем я слышу шаги, удаляющиеся по коридору. Я подхожу к двери со смешанным чувством волнения и трепета, медленно открываю ее, неуверенная в том, что находится по ту сторону. Но там, к моему удивлению, большая коробка, мало чем отличающаяся от той, которую Александр оставил для меня, кажется целую вечность назад. На этот раз, однако, я почти уверена, что это от Лиама. Когда я беру ее и заношу внутрь, я понимаю, что это Лиам. Думаю, это чувство что-то значит, когда я поднимаю крышку с длинной белой коробки и вижу открытку поверх папиросной бумаги внутри.

Анастасия,

Я хотел бы пригласить тебя сегодня вечером на свидание… настоящее свидание. Наше первое свидание и показать тебе Бостон. Если ты этого хочешь, мой водитель приедет за тобой в семь. Я приложил к письму несколько вещей для тебя, если они тебе понравятся, я надеюсь, ты наденешь их для меня сегодня вечером.

Лиам

Мое сердце замирает, когда я вижу последнее слово, подтверждение того, что это Лиам прислал мне это. Я бы никогда, даже за миллион лет, не сказала Лиаму, что Александр сделал что-то подобное для меня, когда хотел пригласить меня на свидание. Я хочу, чтобы Лиам почувствовал, что между нами есть что-то особенное, я хочу, чтобы это было что-то особенное.

Я медленно разворачиваю бумагу. С одной стороны пара туфель, черные лабутены на ремешках с бриллиантовым ремешком на носках, а рядом с ними, я знаю, платье, завернутое в несколько слоев бумаги. Когда я откидываю бумагу назад, то тихо ахаю.

Платье ярко-изумрудно-зеленого цвета, и когда я беру его в руки, оно ниспадает шелковистыми складками, роскошно скользя по моим рукам. Это платье длиной до пола с разрезами по бокам почти до бедер и усиленным v-образным вырезом, который вырезан достаточно низко, чтобы заканчиваться чуть ниже моего декольте. Рукава представляют собой не что иное, как тонкие бретельки-спагетти, достаточно хрупкие, чтобы выглядеть так, будто они могут порваться от прикосновения.

Это платье создано для того, чтобы подчеркнуть все мои лучшие качества: мои острые ключицы, мою способность носить платье с таким низким вырезом из-за отсутствия декольте и мои невероятно длинные ноги. Как будто Лиам подумал обо всем, что он нашел во мне самым красивым, и выбрал платье, которое подчеркивало бы все эти особенности. Но это еще не все. Там есть сверток с маленькими мягкими подушечками, одна для подкладки под подушечки ступней, другая для смягчения сводов стопы и пяток, а рядом с ним черная бархатная коробочка размером больше моей ладони.

Когда я открываю коробку, там оказывается золотое ожерелье с изумрудной каплей, окруженной бриллиантами, и подходящая к нему пара изумрудных сережек, каплевидной формы с бриллиантовым ореолом вокруг каждой.

Если тебе понравится, говорилось в записке, как будто существовал какой-то возможный способ, которым мне могли не понравиться такие красивые вещи. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы сложить платье и туфли обратно в коробку и аккуратно поставить ее на кровать, пока не придет время собираться. Я хочу надеть это сейчас, но заставляю себя подождать, позволяя себе насладиться предвкушением.

Наконец, за полчаса до предполагаемого приезда водителя, когда я приняла душ, нанесла легкий макияж и высушила волосы, завив только кончики, чтобы они ниспадали на кожу, я надеваю платье.

Оно подходит мне идеально, как будто было создано для меня. Моя бледная кожа светится, почти подсвечивая, на фоне изумрудно-зеленого платья, шелк скользит по моей фигуре, облегая талию, открывая длинные ноги, v-образный вырез едва приоткрывает небольшие выпуклости моей груди с обеих сторон. Тонкие бретельки облегают мои плечи, такие хрупкие, что создается впечатление, что они могут сорваться в любой момент, и ткань, развеваясь, упадет вниз.

Украшения идеально сочетаются с ним, изумрудная слеза свисает у меня между грудей, серьги поблескивают между прядями моих волос. Я похожа на принцессу, одетую во все изумрудно-зеленое… ирландскую принцессу.

Принцессу Лиама.

Что-то холодеет у меня в животе при этой мысли. Сирша…такая, без сомнения. Хорошо воспитанная, богатая, предназначенная в жены ирландскому королю. Я не хочу, чтобы он превращал меня в Сиршу, я не хочу просто заменять ее. Я хочу, чтобы он хотел меня для себя, как я хочу его для себя.

Ты слишком много думаешь об этом, говорю я себе, глядя на свое отражение и осторожно надевая теперь уже мягкие туфли. Лиам купил мне красивое платье, цвет, который мне очень шел, под цвет его глаз, и если оно ирландского зеленого цвета, то нет ничего плохого в том, что он хочет видеть меня в нем.

Это больше ничего не значит.

Мой телефон жужжит, приходит сообщение от водителя, сообщающее мне, что он ждет. Я поспешно хватаю несколько вещей и прячу их в тонкую золотую сумочку-клатч, которую нашла завернутой в ткань на дне коробки, и осторожно иду к лифту, не обращая внимания на свои ноги. Колодки очень помогают, но я давно не носила такой обуви. Я также обращаю внимание на то, как шрамы обволакивают мои ступни, несколько из них по бокам и на верхней части ступней, и на то, как коряво выглядят пальцы балерины. Но платье такое длинное, что их едва видно, а поскольку Лиам обеспечил мне педикюр, смотреть на них не так стыдно. Тем не менее, есть причина, по которой балерины редко носят обувь с открытым носком. Однако дни, когда я носила пуанты и искривленные ступни по обычным причинам, остались далеко позади. Я стараюсь не думать об этом, когда выхожу к ожидающей машине, благодарю водителя, который придерживает для меня дверь, и проскальзываю внутрь. Все еще кажется таким странным иметь что-то подобное, например, машину, ожидающую тебя, когда тебе нужно только попросить.

Интересно, привыкну ли я когда-нибудь к этому, если это вообще то, к чему я привыкну. Жизнь Лиама далека от той, которая была бы у меня самой или даже с Александром. Александр был богат, вероятно, миллиардер, раз смог потратить сто миллионов на мою покупку, но он жил скорее как обычный человек, хотя и эксцентричный.

Я решительно выбрасываю Александра из головы, когда машина выезжает из пробки, отказываясь позволить ему быть частью сегодняшнего вечера. Эта ночь о Лиаме и обо мне, о том, что Лиам запланировал для нас, и я хочу насладиться ею в полной мере, не думая ни о чем и ни о ком другом.

Машина привозит меня в великолепный ресторан, расположенный в высоком кирпичном здании с патио в саду перед входом. Хозяйка улыбается мне, когда я говорю ей, что я здесь, чтобы встретиться с Лиамом Макгрегором. Она увлекает меня через комнату, полную накрахмаленных белых скатертей и кабинок из красного дерева, к столику в дальнем конце зала, над которым горит люстра со свечами, а с другой стороны тихо играет струнный квартет.

Лиам сидит там, красивый в сшитом на заказ костюме цвета древесного угля, его глаза сияют от счастья, когда он видит меня. Он мгновенно встает, поднимая свое высокое тело из-за стола, выдвигает стул рядом с собой, благодарит хозяйку и ждет, пока я сяду.

— Я рад, что ты пришла, Ана, — мягко говорит он. Он хорошо выглядит при свечах, его глаза мягче, чем обычно, рыжина в бороде поблескивает. — Я почти волновался, что ты можешь этого не сделать.

— Что ты собирался делать, если бы я этого не сделала? — Я слегка поддразниваю его. — Мы живем вместе.

— Я бы подождал некоторое время, чтобы посмотреть, придешь ли ты. — Лиам пожимает одним плечом. — И тогда я бы ушел, я полагаю, если бы ты этого не сделала.

Слова звучат небрежно, но по тому, как он ловит мой взгляд и удерживает его, я знаю, что это не так. Если бы я не пришла, это что-то значило бы для нас, для него и для меня. Это означало бы, что я не была готова двигаться вперед, не была готова довериться ему, и я не хотела его так, как он хочет меня. Но я хочу, и я думаю, что это так. Я хочу быть готовой доверять ему. Это первый шаг в этом направлении.

— Есть вещи, которых я о тебе не знаю, Ана, но которые я хочу узнать, — говорит Лиам, и мой желудок сжимается при мысли о том, что это могло бы быть. Но затем он берет карту вин из меню, и я чувствую, что расслабляюсь.

— Например, какое вино ты предпочитаешь? — Он просматривает список. — Красное или белое?

— Красное, — уверенно говорю я ему. — Хотя в мои джульярдские дни это были в основном дешевые смеси.

— Ну, здесь ничего подобного точно не будет. — Лиам криво улыбается мне. — Для тебя только самое лучшее.

Появляется официант и он заказывает бутылку вина, какого-то пино нуар, которое я не знаю.

— Это хорошее вино, — уверенно говорит мне Лиам, и я улыбаюсь ему.

— Я тебе доверяю, — поддразниваю я, и мы оба замираем, когда слова на мгновение повисают в воздухе между нами, как будто я говорю о чем-то другом, а не о вине.

— Я позволил себе роскошь заказать закуску для нас после вина, — говорит Лиам. — Несколько блюд, поскольку я не был уверен, что тебе понравится. Но закажи на ужин все, что захочешь, Ана. У тебя должно быть все, что ты хочешь.

Официантка возвращается с вином, откупоривает его и вручает пробку Лиаму, пока она наливает немного в каждый бокал, передавая их нам. Лиам вдыхает его, взбалтывая в бокале, прежде чем попробовать. Я пытаюсь следовать его примеру, хотя для меня это мало что, насколько я могу судить, вино есть вино.

— Идеально, — говорит ей Лиам, и она наливает в наши бокалы, отставляя бутылку.

— Я знаю, что на данный момент между нами не все в порядке, — говорит Лиам, когда сервер отходит. — Я знаю, нам нужно кое-что проработать, кое-что решить. Но я хотел провести с тобой обычную ночь, Ана, настоящее свидание. Я хотел показать тебе, на что была бы похожа жизнь, когда нас было бы только двое, когда мы ни о ком больше не думали и не были бы обязаны, когда были бы только ты и я, и я действительно хочу, чтобы у нас была совместная жизнь.

— Я ценю это. — Я делаю глоток вина, мои глаза на мгновение закрываются от его вкуса. Это невероятно, одно из лучших вин, которые я когда-либо пробовала, включая французское вино, которое я пробовала в Париже. — Но мы не можем игнорировать все это, Лиам. Даже если здесь будем только мы, даже если больше никого не будет, это никогда не будет легко. Не все это будет состоять из шикарных вечеров и часов, когда мы будем доставлять друг другу удовольствие.

— Почему бы и нет? — Лиам улыбается мне, и на мгновение его лицо выглядит почти по-мальчишески, несмотря на бороду. — Я не могу придумать ничего, чего бы я хотел больше, чем часами доставлять тебе удовольствие, Ана.

Его рука скользит под скатерть, нащупывая мое колено под зеленым шелком, и дрожь пробегает по мне от тепла его ладони на моей коже.

— Я знаю, и поверь мне, я… я тоже этого хочу. — Я делаю еще один глоток вина, пытаясь привести в порядок свои мысли. — Но, Лиам, дело не только в этом. Ты… ты ирландский король, а я…

— София сказала тебе об этих вещах, пока она была здесь? — Губы Лиама слегка поджимаются. — Тебе не нужно беспокоиться об этом, Ана. Об этих вещах должен беспокоиться я…

— Она этого не делала, — быстро отвечаю я ему. — Не все, что я думаю, это потому, что кто-то другой вложил это мне в голову, Лиам…

— Это не то, что я имел в виду. — Он вздыхает, делая еще один глоток вина. Нас на мгновение прерывает появление официанта с нашими закусками: нежной брускеттой, икрой на тостах и чем-то похожим на тартар из говядины с жидким яйцом сверху. У меня урчит в животе, я не так уж много съела сегодня, хотя позаботилась хотя бы о том, чтобы приготовить что-нибудь на завтрак и обед. Я беру один из тостов и осторожно откусываю кусочек. Я никогда раньше не пробовала черную икру, но уверена, что и сейчас не подходящее время для этого.

— Лука и Виктор не слишком довольны тем, что я пригласил тебя сюда, — говорит Лиам. — Я подумал, что, возможно, у Софии тоже были мысли по этому поводу, которыми она поделилась с тобой.

— София просто хочет, чтобы я была счастлива, — тихо говорю я. — Если я захочу быть здесь, она поддержит меня. Если я захочу поехать на Манхэттен и остаться с ней, она поддержит меня и в этом.

— Должно быть, приятно иметь подругу.

— Она моя лучшая подруга. — Я кладу тост на маленькую изящную фарфоровую тарелочку, стоящую передо мной. — У тебя есть кто-нибудь похожий?

— В некотором смысле. — Лиам хмурится. — Найл мне как брат. Он, по сути, мой лучший друг. Я знаю, что он сделал бы для меня все. Но он не всегда соглашается с моими решениями.

— Он и с этим решением не согласен?

Лиам кивает.

— Он думает, что я должен жениться на Сирше. На самом деле, подавляющее большинство, похоже, согласно, что я должен жениться на Сирше.

— И все же я здесь, — бормочу я. — С тобой на свидании.

— Потому что так и должно быть. — Рука Лиама все еще лежит на моем колене, его пальцы поглаживают округлую косточку. — Я люблю тебя, Ана. Я знаю, что мы знаем друг друга недолго. Я знаю, что то, что мы здесь делаем, нелегко. Но больше всего на свете я хочу, чтобы ты в это верила. Верила в это… что бы ни случилось, я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя детка.

— Я действительно верю в это, — тихо говорю я. — Но я также знаю, что иногда любви недостаточно.

Лиам смотрит на меня, откусывая кусочек тартара из говядины, с любопытством в глазах.

— Твои родители?

Я киваю.

— Помимо всего прочего. Моя мать очень любила моего отца, по крайней мере, это то, что я помню. Когда мы приехали в Нью-Йорк, я была маленькой, но я никогда не помню, чтобы они повышали голос между собой. Я помню только, как они прикасались друг к другу, улыбались. Но у моего отца были неприятности с Братвой в России. Он был убит, и мы с мамой бежали. — Я грустно и неуверенно улыбаюсь Лиаму. — Они любили друг друга, но этого было недостаточно, чтобы спасти его. Он умер, и после этого она уже никогда не была прежней. Она никогда больше не любила, никогда больше не выходила замуж. Он был для нее всем, и я увидела, что она стала какой-то не такой, когда его не стало. Как будто вырезали часть ее самой, ту часть, в которой она нуждалась.

— Я бы сказал, что ее любовь к тебе спасла тебя, — говорит Лиам, потягивая вино. — Ее любви к тебе было достаточно, чтобы вы обе оказались здесь, чтобы у вас была хорошая жизнь.

Я киваю.

— В каком-то смысле, я думаю, это правда. Но суть остается той же. Если то, что мы вместе, вызывает проблемы у Королей, неужели им действительно будет небезразлично, что мы любим друг друга?

Лиам делает паузу, и я вижу, что он думает о том, что я только что сказала. Я еще не сказала ему, что люблю его, не так много слов, потому что он настаивал, чтобы я подождала, пока не буду уверена, что люблю только его. И все же я не смогла удержаться от того, чтобы не думать об этом, по крайней мере потому, что это правда. Я действительно люблю его, даже если пока не могу сказать ему этого.

— Позволь мне беспокоиться об этом, — наконец говорит Лиам. — Я должен был рассказать тебе все раньше, Ана, я признаю это. Но тебе не нужно беспокоиться о решениях и махинациях королей. Этим я займусь сам, как только расторгну помолвку с Сиршей.

— Ты собираешься это сделать? Ты это имел в виду?

— Да, — твердо говорит Лиам. — Мне сказали, что я все равно должен жениться на ней и оставить тебя на стороне, но я не собираюсь этого делать, — быстро добавляет он, видя изменение выражения моего лица. — Я знаю, что ты можешь не верить мне полностью, учитывая секреты, которые я до сих пор скрывал от тебя, но я думаю, что неверность отвратительна. Когда я женюсь, я всегда намереваюсь быть верным своей жене, это одна из причин, почему я не могу заставить себя жениться на Сирше. Она красивая, жесткая, умная женщина, но я ее не хочу, ни в коем случае. Не так, как мужчина должен хотеть свою жену. И я не могу смиряться с холодным браком без любви, только не после…

Его глаза светятся в свете свечей, горя желанием, а рука, лежащая на моем колене, скользит немного выше.

— Ты показала мне то, о чем я и не подозревал, что могу чувствовать, Ана, — тихо бормочет он. — Я не знал, каких глубин может достичь желание, пока не был с тобой. Я не смогу вернуться после этого, ни сейчас, не когда-либо. Ты для меня…все, и ты всегда будешь такой. Так что нет, я не буду держать тебя на стороне и не женюсь на Сирше. Но Ана…

Лиам переводит дыхание, и я чувствую, как его рука сжимается на моей ноге.

— Мне нужно, чтобы ты тоже была со мной там. Мне нужно, чтобы ты боролась за это так же усердно, как борюсь я, потому что, если я потеряю тебя, рискнув всем остальным…

Слова повисают в воздухе, и я не знаю, что сказать. Я хочу пообещать ему все, сказать ему, что у меня нет никого, кроме него, но я знаю, что это не совсем так, пока нет. Я понемногу нахожу свой путь к этому. Но после того, как он так старался показать мне, что говорит правду, я не могу сказать ему ничего, что было бы не совсем правдой.

Сервер, похоже, принимает наши заказы, и момент упущен. Я почти благодарна за это, хотя чувствую на себе взгляд Лиама, когда он заказывает филе и лобстера с соусом горгонзола, а я бараньи отбивные с демигласом и весенним салатом. Пока официант убирает остатки наших закусок, Лиам прочищает горло, и я знаю, что он собирается попытаться сменить тему.

— Итак, каким было бы твое идеальное свидание, Ана? — Он криво улыбается мне и делает еще один глоток вина. — Я спланировал это как можно лучше, учитывая обстоятельства, но поскольку я надеюсь, что их будет больше, я хочу знать, что бы ты выбрала, если бы могла что-нибудь сделать.

— Что угодно? — Я хмурюсь. — Я не очень хорошо знаю Бостон.

— Что угодно, — подтверждает Лиам. — Не только в Бостоне.

— О, тогда это просто. — Я смеюсь. — Я бы лежала где-нибудь на тропическом пляже под солнцем, слушала шум волн и пила какой-нибудь фруктовый напиток. Я люблю Нью-Йорк, правда люблю, музеи, библиотеки, художественные галереи и все, что там можно сделать, и я уверена, что в Бостоне тоже много всего этого, но, боже, я ненавижу холод. — Я вздрагиваю, смеясь, и вижу, как улыбка Лиама становится шире, его глаза пристально смотрят на меня, как будто ему нравится слушать звук моего голоса. — Я бы немедленно отправилась в тропический отпуск, если бы могла все бросить и отправиться куда угодно.

— Тогда решено. — Лиам ухмыляется. — Это то, чем мы займемся в наш медовый месяц.

Мое сердце пропускает удар в груди, но мне удается сохранить свой голос ровным, легким и поддразнивающим, когда я поднимаю бровь, глядя на него.

— О? Ты делаешь мне предложение?

Глаза Лиама немного темнеют.

— Если бы это было так, ты бы сказал да?

Я чувствую, как пульс трепещет у меня в горле. Да, хочу сказать я, но сдерживаю слово, потому что знаю, что он поймает меня на этом. Я могла бы выйти замуж сегодня вечером, если бы не была осторожна, я бы не отказалась от мысли, что Лиам после ужина увезет меня в ближайший собор, и к черту его предыдущую помолвку, но я не готова к этому… не совсем. Пока нет.

— У тебя даже кольца нет, — поддразниваю я его, и Лиам смеется, хотя я слышу в его смехе легкое раздражение.

— Да, я, как известно, забываю об этом.

Официант снова появляется с нашей едой и еще одной бутылкой вина, и мы оба набрасываемся на еду. Еда потрясающая, одна из лучших, которые я когда-либо пробовала. Я заставляю себя действовать медленно, разрезая каждый кусочек баранины на крошечные, приличные кусочки вместо того, чтобы поглощать ее так, как мне хочется. Я хочу казаться элегантной, как Сирша, собранной и уравновешенной.

— Ты одел меня в зеленое сегодня вечером не просто так? — Вопрос срывается с моего языка прежде, чем я успеваю его остановить, и Лиам испуганно поднимает глаза.

— Я…

— Ты хотел увидеть меня одетой, как она? Принцессу в ирландском зеленом? — Я не хочу звучать обвиняюще, но я должна это почувствовать, потому что мысль дает о себе знать именно таким образом. Лиам откидывается на спинку стула, и я вижу, как напрягается его лицо, а настроение слегка портится. Мне сразу становится стыдно за то, что я это сказала, но в то же время я хочу знать.

— Нет, — спокойно отвечает Лиам. — Полагаю, я понимаю, как это может показаться, но нет. Мне нравится цвет платья, не буду врать. Я неравнодушен к этому оттенку зеленого, я полагаю. Но за этим не было никакого намерения. Я просто подумал, что это будет красиво смотреться на тебе. И это так, — добавляет он. — Ты действительно немного похожа на ирландскую принцессу. Но совсем не похожа на нее. И я имею в виду это наилучшим из возможных способов.

Я выдыхаю, сама не осознавая, что задержала дыхание.

— Прости, — тихо говорю я. — Я не хотела так говорить. Я просто…

— Все в порядке. — Лиам качает головой, откусывая еще кусочек филе. — Не всегда будет легко ориентироваться в этом. Я могу понять, что ты можешь так чувствовать. Но, Ана… — Он откладывает вилку, глядя мне прямо в глаза, и его рука снова скользит вверх по моему бедру, отодвигая шелк в сторону. — Я не сравниваю вас двоих. Но если бы я захотел это сделать, то всегда хотел бы тебя, только тебя, которую считаю самой красивой. Ты та, кого я хочу, и больше никого.

Интересно, сколько раз он скажет это, прежде чем я смогу сказать правду в ответ, прежде чем смогу думать об Александре без малейшей дрожи по спине или скручивания желания в животе. Раньше то, что происходило между нами, было просто тем, что происходило, а не тем, по чему я скучаю.

В итоге мы получаем шоколадный мусс с ягодами на десерт. Лиам придвигает мой стул ближе к своему, макает серебряную чайную ложечку в мусс и подносит ее к моим губам, в то время как его рука поднимается выше по моему бедру.

— Я думал об этом раньше, когда фантазировал о тебе, — тихо шепчет он мне на ухо. — Как я угощаю тебя роскошным десертом в ресторане, моя рука лежит на твоей ноге под скатертью, где кто-нибудь может увидеть, хотя, скорее всего, и не увидит. И даже если бы они это сделали, — хрипло шепчет он, поднося малину к моему рту. — Они не посмели бы сказать ни слова.

Мое сердце бешено колотится в груди. Его пальцы почти на внутренней стороне моего бедра. Через мгновение он узнает о решении, которое я приняла перед тем, как покинуть квартиру, о решении, в котором я не была уверена, но все равно осмелилась.

Его пальцы скользят выше, когда он проталкивает малину между моих губ, еще выше, когда он откусывает маленький кусочек мусса. Затем я вижу, как его глаза расширяются, когда он делает открытие, его пальцы скользят по мягким, влажным складкам моей обнаженной киски под шелковым платьем.

— Непослушная девочка, — бормочет он, его язык пробегает по нижней губе, чтобы поймать прилипший к ней кусочек мусса, и я чувствую новый прилив желания между бедер при мысли об этом языке между моих ног, скользящем по моему клитору, облизывающем меня до одного из тех яростных оргазмов, которые Лиам так хорошо умеет доставать из меня.

Он чувствует возбуждение, мою плоть, набухающую и увлажненную, и издает низкий горловой звук.

— Ты сделала это нарочно, девочка, прямо как те кружевные трусики в ту ночь, когда я широко раздвинул тебя на обеденном столе. — Его губы наклоняются к моему уху, когда он подносит еще один кусочек мусса к моим губам. — Как лидер ирландских королей, я владею этим городом. Я мог бы посадить тебя за этот стол, здесь и сейчас точно так же, как я сделал это в нашей столовой дома, и никто бы не сказал ни слова. Никто бы не посмел. Я мог бы отбросить твои юбки в сторону, раздвинуть твои красивые бедра и приготовить из тебя десерт на глазах у каждого посетителя, и все бы смотрели.

Я тяжело сглатываю, мой клитор внезапно начинает пульсировать, жаждая его прикосновений.

— Ты бы не стал, — тихо выдыхаю я, и Лиам хихикает, его палец надавливает на мои складочки, когда чайная ложечка проскальзывает между моими губами.

Я пробую шоколад в тот же момент, когда кончик его пальца касается моего клитора, и я не могу сдержать стон, который вырывается у меня. Я вижу, что кто-то за соседним столиком смотрит на меня краем глаза с удивлением, как будто не может поверить, что десерт настолько хорош, и я чувствую, что краснею.

— Ах да, девочка, красней вот так для меня, — бормочет Лиам. — Для них нет лучшего способа узнать, что я делаю с тобой, чем это. — Кончик его пальца поглаживает гладкую, набухшую плоть моего клитора, и я вздрагиваю, хватая ртом кусочек клубники, который он кладет мне в рот.

— Я мог бы устроить из этого шоу, — бормочет он. — Каждый мужчина здесь позавидовал бы мне. Каждая женщина хотела бы быть на твоем месте, с ртом ирландского короля между своих бедер. Ты этого хотела, девочка, когда пришла сюда без трусиков? Чтобы я съел тебя на глазах у всего этого ресторана?

— О боже, нет, — шепчу я, краснея еще ярче. Палец Лиама кружит по моему клитору теперь быстрее, и я чувствую, как мое возбуждение усиливается, стекает, покрывая его пальцы и внутреннюю поверхность моих бедер. Я сжимаю ноги вокруг его руки, внезапно испугавшись, что оставлю мокрое пятно на своем платье, и тогда все здесь наверняка узнают, чем мы занимались.

— Тогда на что ты надеялась? — Его пальцы опускаются ниже к моему входу ровно на столько, чтобы я ахнула и сжалась вокруг него, прежде чем он снова поднимает их к моему ноющему клитору, нежно сжимая его между большим и указательным пальцами, одновременно откусывая еще один кусочек, а затем кормит меня, заглушая мой тихий вскрик удовольствия. — Чтобы я заставил тебя кончить, пока кормлю десертом?

— Я, я просто… я не думала, я…

— У нас одинаковые фантазии, — шепчет он мне на ухо. — Я хочу заставить тебя кончить прямо здесь, ради меня, с моим голосом в твоем ухе и вкусом шоколада у тебя во рту. Каждый раз, когда ты будешь пробовать это, ты всю оставшуюся жизнь будешь вспоминать, этот ресторан и мои пальцы на твоем клиторе, заставляющие тебя кончать у всех на глазах. — Еще один кусочек фрукта, и сладость разливается у меня на языке, я чувствую, что вот-вот лопну, мое желание дрожит на грани, его пальцы снова потирают мой клитор, на этот раз сильнее. — Это то, чего ты хочешь, девочка? Кончить прямо сейчас, прямо здесь, на глазах у всех?

— Они не все смотрят…

— Они будут смотреть, — бормочет Лиам. Затем его рука движется быстрее, описывая тугие, быстрые круги, которые, как он знает, доведут меня до крайности, и я хватаю его за бедро, мои пальцы погружаются в обтягивающую ткань его костюмных брюк, и я задыхаюсь.

— Да! Да, Лиам, пожалуйста, позволь мне кончить, заставь меня кончить, ааа… — Я отчаянно шепчу эти слова, приглушенно шепчу ему на ухо, молясь, чтобы для любого, кто смотрит, это выглядело просто так, будто мы безумно влюблены, прижаты друг к другу, шепчемся за десертом, наши руки на ногах друг друга.

— Тогда кончай для меня, девочка, — шепчет Лиам, и его пальцы умело касаются тугого, пульсирующего пучка нервов между моими складочками, и мне ничего не остается, как подчиниться.

Он кладет мне в рот последнюю чайную ложку десерта. Я ахаю, когда шоколад покрывает мой язык, в то же мгновение, когда пальцы Лиама покрываются волной моего оргазма, пронизывающего меня, когда я наклоняюсь к нему, утыкаясь лицом в его плечо, когда мои ногти почти впиваются сквозь ткань его брюк в бедро. Я пытаюсь не шевелиться, когда кульминация накатывает на меня, не дрожать и не стонать, и Лиам поворачивает лицо к моему уху, шепча с мрачными, порочными нотками смеха в голосе.

— Давай, малышка, кончай. Такая мокрая, такая голодная… черт возьми. — Он слегка постанывает, недостаточно громко, чтобы кто-нибудь услышал, когда я прижимаюсь к его руке, желая большего удовольствия, хотя я ужасно, постыдно осознаю, сколько глаз в ресторане, вероятно, знают, чем мы занимаемся. И затем, как только последние толчки моего оргазма проходят через меня, Лиам вытаскивает свою руку из-под моей юбки и из-под стола. Он ловко проводит двумя пальцами по краю чашечки для мусса, оставляя шоколад на кончиках пальцев, когда подносит их к губам.

Пока я смотрю на него, а возможно, и весь этот чертов ресторан тоже, он засовывает пальцы в рот, его глаза мрачно подмигивают мне.

— Восхитительно, — бормочет он, и, если бы я стояла, мои колени подогнулись бы при звуке его голоса. Сейчас я не уверена, что смогу стоять.

Я вижу, как все в ресторане быстро отводят глаза, возвращаясь к своим блюдам.

— Думаешь, они знают? — Дрожащим шепотом спрашиваю я, и Лиам смеется.

— Если они и делают это, то никогда не выдадут себя. Но знай, девочка, что мне понадобится мгновение, прежде чем я смогу встать. — Он хихикает, и я чувствую его прикосновение к своей руке, когда провожу ею по его коленям, твердой и пульсирующей, натягивающей ширинку. — Иди приведи себя в порядок, маленькая моя. Я скажу водителю, чтобы подъехал через несколько минут.

Лиам улыбается мне, берет мою руку и подносит тыльную сторону к своим губам.

— Ночь еще не закончилась.

9

АНА

Мне требуется некоторое время в ванной, чтобы прийти в себя. Я быстро привожу себя в порядок, мою руки, благодарная за то, что, по крайней мере, не испачкала заднюю часть своей юбки. Мои колени все еще чувствуют слабость, пальцы дрожат, но я делаю глубокий вдох, поправляю помаду перед зеркалом и смотрю на свое раскрасневшееся, сияющее лицо.

Я выгляжу как женщина, которая только что испытала один из лучших оргазмов в своей жизни. Я выгляжу как влюбленная женщина. Первое, я знаю, правда, а второе… я почти уверена в этом.

Как я могла не любить Лиама? У него были секреты от меня, это правда, но, рассудив спокойнее, я могу понять его. Я могу понять, почему он мог так поступить. Он буквально пересек океан ради меня, дал мне все, чего я могла пожелать, показал мне, что хочет меня до безумия, и поклялся мне в любви. Чего еще я могла хотеть?

У меня почти кружится голова, когда я выхожу из ванной с клатчем в руке, направляясь в вестибюль ресторана, где, я знаю, он будет ждать меня. Он сказал, что вечер еще не закончен, и мне не терпится узнать, что будет дальше и что он запланировал для нас. Это уже было все, о чем я только могла мечтать, даже сверх этого, и я чувствую бабочек в животе, когда выхожу ему навстречу.

Он стоит там и ждет меня, высокий и красивый в своем безупречно сшитом костюме, его волосы и борода отливали красным в свете ламп. Лиам улыбается мне, берет мою руку в свою переплетая длинными пальцами и выводит меня к тротуару, а я дрожу, думая о тех пальцах, которые были у меня между бедер минуту назад. Он открывает передо мной дверцу машины, и я смотрю на него, когда он проскальзывает внутрь, и в моей голове внезапно рождается идея.

— Как далеко до того места, куда мы направляемся дальше? — Тихо спрашиваю я, и Лиам с любопытством смотрит на меня.

— Несколько миль, хотя это, вероятно, займет больше времени, чем следовало бы, учитывая пробки в Бостоне в пятницу вечером. А что?

— Поставь разделитель, — шепчу я, и глаза Лиама расширяются.

Интересно, попытается ли он остановить меня? Но правило таково: никакого секса, пока я не принадлежу ему и только ему, без помех, а он доводил меня до оргазма множество раз с момента нашей последней попытки переспать и до сегодняшнего дня. Он только что довел меня до оргазма на глазах у всего ресторана, это был один из самых запоминающихся оргазмов в моей жизни, и теперь я хочу что-нибудь сделать для него.

Он открывает рот, как будто хочет что-то сказать, но затем закрывает его.

Перегородка между водителем и нами темнеет, и я наклоняюсь, мои пальцы тянутся к его ремню.

— Ана, тебе не обязательно…

— Я знаю. Я хочу. — Я говорю серьезно, всем своим существом. Я жаждала ощутить его вкус, прикоснуться к нему и услышать звуки, которые, как он поклялся, могу извлекать из него только я. Я хочу увидеть его, и в тесной, прохладной темноте заднего сиденья машины я расстегиваю его ремень, расстегиваю молнию и просовываю руку внутрь.

У него уже снова встал, просто от предвкушения. Я вытаскиваю его на свежий воздух, изучаю каждый длинный, твердый, пульсирующий дюйм его тела, и когда моя рука сжимается вокруг его члена, я слышу низкий горловой стон. Нет времени дразнить его. Там может быть пробка, но несколько миль, это всего лишь несколько миль. Я откидываю волосы в сторону, наклоняю голову, чтобы прикоснуться губами к влажной, скользкой плоти его кончика, и когда я обвожу ее языком, смакуя его возбуждение, я чувствую, как пальцы Лиама запутываются в моих волосах.

— Боже, Ана, в мире нет лучшего ощущения, чем твой рот.

Я тихо стону, скользя губами вниз, желая взять его всего. Мне нравится ощущение, как мои губы обхватывают его, как упругая плоть скользит по моему языку в горло. Мне нравится чувствовать, как он пульсирует у меня во рту, когда я опускаюсь все ниже, ощущать теплый аромат его кожи, когда мой нос касается темно-рыжеватых волос на его животе, и я слегка задыхаюсь, когда он проникает в мое горло. Мышцы сокращаются в конвульсиях вокруг него, и Лиам снова стонет.

— Ты собираешься заставить меня кончить, малышка? Как я только что сделал для тебя?

Я нетерпеливо киваю, чувствуя, как он накручивает мои волосы на свою руку, его ладонь нежно касается моего затылка, когда я начинаю скользить вверх, а затем снова вниз, губы и язык ласкают каждый дюйм его напрягшейся плоти, его вкус и аромат наполняют мои чувства. Я снова опускаюсь до упора, задыхаясь от его толщины глубоко в моем горле, и бедра Лиама выгибаются вверх, когда он снова стонет.

— Черт, Ана… — Я чувствую, как его рука сжимает мои волосы, его член подергивается у меня между губ, когда он проникает глубже. — Черт, мне нравится, когда ты заглатываешь мой гребаный член, черт…

Я хочу большего. Я хочу его всего. Я провожу рукой между его ног, обхватывая ладонью его упругие яйца, поглаживая пальцами тугую кожу, когда выныриваю, чтобы глотнуть воздуха, тяжело дыша, прежде чем снова взять его член в свое горло. Я чувствую, как он напрягается, мышцы его бедер напрягаются, и я знаю, что он, должно быть, близко.

— Ана, Ана, боже… — Теперь Лиам тяжело дышит, дрожа от удовольствия, его рука запуталась в моих волосах, когда я увеличиваю темп, быстро и сильно сося его член. Я хочу, чтобы он кончил, хочу попробовать это на вкус, хочу, чтобы он заполнил мой рот, и я думаю, он знает это, потому что я слышу, как он снова стонет, на этот раз достаточно громко, чтобы водитель не мог не услышать, но я думаю, ему уже все равно. — Я собираюсь кончить, Ана…блядь, Ана, я, черт… — Звук, который он издает, это звук чистого, сдавленного удовольствия, когда я чувствую, как он пульсирует у меня между губ, головка его члена трется о мой язык, когда первая горячая струя покрывает его, наполняя мой рот его соленым теплом, и я судорожно сглатываю, желая поймать каждую каплю.

Я сжимаю губы вокруг него, посасывая сильнее, другая моя рука у основания его члена, поглаживает каждый дюйм, который я не могу протолкнуть в свое горло, пока он продолжает кончать, теперь его голова откинута назад, бедра толкаются в мой рот, пока его сперма заполняет его.

— Ана, Ана… — Он несколько раз повторяет мое имя, его рука расслабляется в моих волосах, поглаживая затылок. — О боже, Ана, хватит. Я больше не могу…

Я медленно заканчиваю, слизывая последние капли спермы со своих губ, пока Лиам отстраняется. Выражение наполовину изумленного удовольствия на его лице вызывает во мне волну желания.

— Боже, Ана… — бормочет он, а затем его руки оказываются на моем лице, притягивая меня для поцелуя, как будто он только что не наполнил мой рот спермой, его губы ищут мои, а руки скользят по моим волосам. Он целует меня, долго, медленно и глубоко, пока у меня не перехватывает дыхание, машина подъезжает к обочине, и мы, наконец, расходимся в стороны.

— Где мы? — Спрашиваю я, когда мы оба приводим в порядок одежду, и Лиам открывает мне дверь, протягивая руку.

— Бостонский оперный театр, — говорит он с улыбкой, переплетая наши пальцы. — Пойдем, у меня наши билеты.

Билеты на что? Я хочу спросить, но я также хочу позволить ему удивить меня. Это может быть что угодно, концерт, опера, пьеса, и я прижимаюсь к нему, когда мы входим, наслаждаясь ощущением моих пальцев, переплетенных с его, теплом его ладони на моей, ароматом его одеколона в моих ноздрях, его вкусом, все еще остающимся на моем языке. Я так много раз представляла нас парой, которая была бы вместе по-настоящему, делала все то, что делают пары. Тем не менее, это никогда не казалось таким реальным, как сейчас.

Эта ночь, это свидание дали мне надежду и уверенность в нас, в нашем будущем, как никогда раньше. Я чувствую себя ближе к Лиаму, чем когда-либо, тепло и счастливо, я как будто легкая, как перышко, когда он вручает наши билеты, а я толком не слышу, что он говорит. Я поднимаюсь по лестнице рядом с ним к нашим местам в ложе с видом на сцену. Я наклоняюсь ближе к нему, чувствуя его пальцы в своих волосах, пока мы ждем, когда поднимут занавес, обводящие мой затылок, его губы снова ищут мои, пока мы сидим там в темноте, и я чувствую, что нахожусь во сне. Моя мечта, его мечта. Наша мечта. Это волшебно, лучше, чем все, что я могла себе представить.

Когда на сцене поднимается занавес, я нетерпеливо поворачиваюсь к нему, желая узнать, что Лиам выбрал для нас, чтобы посмотреть вместе. И тут воздух наполняют первые нотки Лебединого озера, и я замираю на месте.

Нет. Нет. Нет.

Кажется, что музыка воздействует на мои чувства, вид балерин на сцене пронзает меня, как будто каждая из них по отдельности держала нож и вонзала его мне в грудь. Я не была на балете со времен Франко, не слушала оркестровую музыку, не смотрела его и не просматривала свои старые видео, и даже не прикасалась к стопке пуант и тюля, которые все еще были в моем шкафу до того, как я покинула свою старую квартиру.

Я не смогу этого вынести, ни чего-либо из этого. Уже первые ноты звучат как пощечина, жгучее напоминание о том, что то, что я когда-то любила превыше всего, чему я отдала свое сердце и душу, потеряно для меня навсегда. Неважно, насколько я исцелена, как далеко я продвинулась в этом, какое признание я нахожу, я никогда, никогда больше не буду танцевать на такой сцене. Я никогда не надену атласные туфельки, потому что ноги так исковерканы, что с ними не могли сотворить ничего, что могли бы сделать танцы. Я никогда не обмотаю атласные ленты вокруг лодыжки, никогда не почувствую, как сминается тюль под кончиками пальцев, как натягивается купальник на мое тщательно отточенное тело. Даже самые худшие моменты… боль, изнеможение, беспокойство, удары в спину из-за деталей, я тоже никогда больше этого не испытаю.

Я должна была быть на такой сцене к настоящему времени. Я бы закончила университет в Нью-Йорке, заняв место, на которое, как мне сказали, я претендовала в качестве примы. Я танцевала партию Одетты на сцене Манхэттена, толпа казалась размытым пятном, когда я танцевала, прыгала, делала пируэты, кружилась, когда чьи-то руки поднимали меня в воздух, когда музыка овладевала мной, и я становилась такой, совсем ненадолго, растворяясь в магии всего этого.

Больше никогда. Больше никогда. Никогда, никогда, никогда…

— Ана? Ана! — Я смутно слышу голос Лиама и понимаю, что зажала уши руками, отворачивая голову от сцены, чтобы не видеть их. Он тянется ко мне, но я отстраняюсь, чувствуя, как мое сердце рвется, как бумага, когда я смотрю на его серьезное, обеспокоенное лицо и понимаю, что он сделал это не нарочно. Он не хотел причинить мне боль. Он просто не знал, что это сработает. И почему-то это кажется таким же ужасным.

— Я не могу, — шепчу я. — Я не могу, я не могу… — Я поднимаюсь со своего места, слепо ковыляя к занавесу, ведущему из нашей ложи, мои ноги в туфлях с ремешками внезапно заболели. Я чуть не падаю, когда протягиваю руку, чтобы сорвать их, сжимая их в руке, как Золушка, убегающая с бала, когда я выбегаю из ложи, вниз по ступенькам и в вестибюль, с красным ковром, чувствуя на себе взгляды, когда я наклоняюсь, тяжело дыша и пытаясь не разразиться рыданиями, и мне все равно.

— Ана! — Я слышу позади себя запыхавшийся голос Лиама и знаю, что он догнал меня. Я не могу повернуться к нему лицом, пока нет, но он не оставляет мне выбора. Я чувствую его руки на своей талии, поворачивающие меня, и чувствую, как наворачиваются слезы, когда я смотрю на его красивое лицо.

— Как ты мог? — Шепчу я, слова ломаются, когда они выскальзывают. — Как ты мог это сделать, Лиам…

— Что? — Он выглядит искренне сбитым с толку. — Ана, что случилось?

— Что случилось? — Я смотрю на него, мое сердце внезапно бешено колотится в груди. — Если ты спрашиваешь об этом, Лиам, тогда в этом нет смысла. — Я с трудом сглатываю, боль, разбитое сердце и гнев накатывают одновременно. Мне внезапно становится ясно, как мало мы знаем друг друга, что это не любовь, если он не может понять эту простую вещь без того, чтобы мне не пришлось произносить ее вслух. — Ты меня не понимаешь, — прерывисто шепчу я, пятясь от него. — Ты меня совсем не знаешь…

— Ана, это неправда! — Глаза Лиама расширяются от тревоги, и он тянется к моей руке, той, что держит мои туфли. — Послушай, просто надень свои туфли обратно. Ты не можешь ходить здесь босиком. Это вредно для твоих ног. Мы пойдем домой, если ты этого хочешь. Мы…

— Нет. — Я дико качаю головой, чувствуя, как внутри меня поднимается паника. — Я не хочу … это не мой дом, Лиам, это твой. Все это не мое, даже ты…

— Только не это снова. — Лиам стонет. — Ана, я же говорил тебе, помолвка…

— Ты принадлежишь ей. Ты принадлежишь ей во всех отношениях, которые имеют значение.

— Нет! Не во всех отношениях это имеет значение. — Лиам повышает голос, и теперь я точно знаю, что все смотрят на нас, но ему, похоже, все равно. — Во всех отношениях, которые имеют значение, Ана, я твой. Я люблю тебя, и я знаю тебя. Ты же не хочешь сказать, что я не…

— Если бы ты знал меня, — прерывисто шепчу я, — ты бы не подарил мне туфли, которые открывают мои ноги. Ни одна балерина не носит туфли с открытым носком, но особенно такая сломанная, как я. И если бы ты знал меня, действительно знал, если бы ты слушал все, что я говорила, ты бы никогда не повел меня на балет. Зная, как мне было бы больно это видеть, как больно было бы вспоминать, что я больше никогда не буду танцевать, что я никогда не стану примой, которой должна была стать…

Глаза Лиама расширяются.

— О боже, Ана, я не это имел в виду. Я думал, черт возьми, я думал, тебе понравится увидеть это снова, и это вернет хорошие воспоминания. Я думал, это будет что-то, что напомнит тебе о более счастливых временах… Я… — Он потирает лицо рукой, его глаза блестят. — Черт возьми, Ана, мне так жаль. Я не это имел в виду…

— Ты меня совсем не знаешь, — шепчу я, отступая, все еще сжимая туфли в руке. — Ты меня не знаешь, и это не сработает. Это не может сработать, Лиам. Мне очень жаль.

И затем, прежде чем он успевает сказать еще хоть слово, прежде чем он может дотянуться до меня или попытаться остановить, я поворачиваюсь и убегаю из оперного театра на улицу.

10

АНА

Я прохожу три квартала, прежде чем сильная рука хватает меня за запястье, оттаскивает в сторону и лишает равновесия, а пара рук обхватывает меня за талию, оттаскивая назад.

— Лиам, отпусти меня! — Я кричу, отбиваясь от его рук, извиваясь в его хватке. — Я не хочу говорить с тобой прямо сейчас. Я не…

— Это не Лиам, куколка.

Я замираю на месте, замирая совершенно неподвижно, когда слышу знакомый французский голос, от которого у меня кружится голова.

— Александр? — Шепчу я и медленно, когда руки, обнимающие меня за талию, ослабевают, поворачиваюсь в их кругу, чтобы посмотреть в лицо мужчине, который держит меня.

Это не может быть он. Так не должно быть. Но это так. В свете уличных фонарей, ясно, как день, я вижу каждую его знакомую красивую черту: острые скулы и подбородок, орлиный нос, сияющие голубые глаза, которые я когда-то так любила.

— Пойдем со мной, куколка, — говорит он, его рука сжимает мой локоть и тянет меня в переулок. — Пока он не догнал.

— Александр, я не могу… Александр! — Я дергаюсь назад, сопротивляясь. — Я босиком. Я не могу пройти по такому переулку. Мои ноги…

— Тогда я просто понесу тебя, куколка. — Он подхватывает меня на руки, прежде чем я успеваю запротестовать, и несет через переулок на соседнюю улицу, свистом подзывая такси, когда мы выходим. — Моей маленькой куколке не нужно ходить, если она этого не хочет.

— Александр, что ты делаешь? Как тебе это удалось?

— Я последовал за тобой в оперный театр. Тсс, куколка, я знаю, о чем ты думаешь, какое слово вертится у тебя в голове. Но это не так, совсем нет. Я хотел убедиться, что ты в безопасности, что ты счастлива. И, насколько я могу судить, ты не являешься ни тем, ни другим, судя по тому, как ты рыдала на улице. Итак. — Он делает шаг вперед, когда такси подъезжает к тротуару, открывает дверцу и сажает меня внутрь, а сам садится рядом со мной. — Мы поедем в мой отель, и ты расскажешь мне, что произошло.

Я моргаю, глядя на него, ошеломленная тем, как быстро все произошло. Александр называет водителю название отеля, и мне приходит в голову, что я могла бы драться, пинать, кричать, умолять водителя вызвать полицию или выскочить из такси. Но я не могу заставить себя сделать это. Это не просто шок от того, что Александр внезапно схватил меня из ниоткуда. Дело в том, что в данный конкретный момент я не совсем рада его видеть.

Моя ночь с Лиамом превратилась из волшебной в ужасную за считанные секунды. Я чувствовала себя так, как будто была во сне, как будто между нами все было идеально. Затем я получила пощечину от того, как мало он, казалось, понимал, что действительно сделает меня счастливой и что заставит меня чувствовать себя так, словно мое сердце вырывают из груди. И теперь, сидя здесь рядом с Александром, видя его впервые за несколько недель, ощущая его прикосновения, вдыхая его аромат, я чувствую, как меня снова разрывает надвое. Я влюбилась в Лиама. Я знаю это без тени сомнения. Но когда-то я любила Александра.

Я не совсем уверена, что больше не испытываю чувств к Александру.

Мы молча возвращаемся в отель Александра. Он не задает мне вопросов и не пытается прикоснуться ко мне, пока мы не подъезжаем к тротуару, и он выходит, чтобы открыть дверцу такси. Затем он тянется ко мне, заключая в свои объятия по-свадебному. Я мгновенно переношусь обратно в парижскую квартиру, хотя мы все еще находимся в Бостоне.

Он игнорирует взгляды, которые на нас бросают, пока он идет через выложенный черной с золотом плиткой вестибюль к лифту, одни смущенные, другие подозрительные, а некоторые обожающие, как будто мы какая-то романтическая пара, только что поженившаяся, муж несет свою молодую жену в номер для новобрачных.

Совсем недавно я представляла, что выйду замуж за Лиама, хотя сейчас кажется, что прошла целая вечность. Я не могу представить, что выйду замуж за Александра. Несмотря на все мои чувства к нему, это не та динамика, которую я когда-либо представляла или та, которую, я уверена, хотела бы.

Он ставит меня прямо у своей двери, открывает ее и приглашает войти. Номер большой и роскошный, с огромной кроватью и ванной-джакузи в ванной комнате, открытой дверью, ведущей в ванную комнату, и небольшой гостиной зоной слева, рядом с балконом, с удобным диваном и лакированным журнальным столиком.

— Что думаешь, куколка? — Спрашивает Александр, видя, как я оглядываю комнату.

— Здесь прекрасно. Как… как давно ты здесь? — Я оглядываюсь на него, чувствуя, что мои пальцы начинают дрожать. Я все еще сжимаю туфли, и рука слегка онемела, как будто я не совсем уверена, что смогу еще раз разжать пальцы.

— Недолго, — неопределенно говорит Александр. — Анастасия, что произошло сегодня вечером?

Он использует мое полное имя только тогда, когда он сердит, серьезен или переполнен эмоциями. Я не уверена, что именно из этого он собой представляет, но я все равно уделяю ему все свое внимание, встречаясь взглядом с его пронзительными голубыми глазами.

— Мы с Лиамом были на свидании, — тихо говорю я. — И это было замечательно, по крайней мере, первая его часть. Но…

— Но? — Александр настаивает, и я понимаю, что он с нетерпением ждет этого. Он хочет услышать, как Лиам причинил мне боль, расстроил меня, разочаровал меня, не только ради собственного удовольствия видеть падение Лиама, но и потому, что это может означать, что я вернусь к нему. Это может быть причиной, по которой он вернет меня.

В этот момент я понимаю, что это не просто вопрос денег, собственности или гордости. Александр скучает по мне. По-своему, насколько он умеет, он любит меня. И он хочет, чтобы я была с ним не только потому, что видит меня сломленной, но и потому, что он очень сильно верит, что ему никогда не придется жить без меня.

Я заставила его поверить в это. Я обещала ему это.

— Он повел меня на балет, — шепчу я. — И с самых первых нот я не смогла, я… — Я чувствую, как мелкая дрожь проходит по мне, заставляя меня дрожать снова. — Я не могла этого вынести, я не могла, эти воспоминания, эти…

Я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза, прерывая слова, и Александр тянется ко мне, мгновенно притягивая в свои объятия.

— Шшш, — шепчет он. — Тише, куколка, тише. Сейчас не нужно плакать.

— Я думала, он понимает меня, — шепчу я Александру в плечо, чувствуя, как его руки обнимают меня, поглаживая вдоль позвоночника, спускаясь к пояснице. — Я думала, что он… я не знаю, зачем он это сделал, почему…

— Он не знал, куколка, — бормочет Александр. — Он не понимал. Он не видит твою душу, как вижу я, твою прекрасную, разбитую душу. Моя маленькая куколка, моя крошка, моя Анастасия…

Сейчас он что-то напевает мне, его голос с сильным акцентом, его дыхание в моих волосах, на моей щеке, а его рука блуждает по моей спине, притягивая меня ближе, в кольцо его рук, к его груди. Было время, когда я чувствовала себя здесь в безопасности, или, по крайней мере, в большей безопасности, чем когда-либо за очень долгое время. Было время, когда я хотела остаться здесь и верила, что останусь.

— Не плачь, малышка, — шепчет Александр, приподнимая мой подбородок так, чтобы он мог провести большими пальцами по моим щекам, вытирая слезы у меня под глазами, вдоль подбородка. Его руки кажутся сильными, его пальцы проводят по моим щекам твердыми поглаживаниями, и я наклоняюсь навстречу его прикосновениям, не думая об этом, не имея в виду этого.

Приятно, когда тебя держат прямо сейчас, когда к тебе прикасаются. Я погружаюсь в это, закрывая глаза, и слышу его тихий стон, когда он обхватывает мое лицо ладонями, его большие пальцы все еще скользят по моим скулам.

— Посмотри на меня, куколка, — шепчет Александр. — Посмотри на своего Александра.

Я открываю глаза, зная, что даже когда я это сделаю, он воспримет это как подтверждение его слов, что он все еще мой, что я все еще принадлежу ему. Но я не могу думать, моя голова затуманена горем, болью и замешательством, а мужчина, которого я когда-то любила, прикасается ко мне, обнимает меня, успокаивает.

Так легко попасть в это снова. Попасть в него.

— Вот и все, куколка, — шепчет он. — Я знал, что ты вспомнишь нас, как только увидишь меня снова. Я знал, что ты вспомнишь все, чем мы были друг для друга. — И затем, прежде чем я успеваю остановить его, прежде чем я могу даже вздохнуть, его руки притягивают мое лицо к своему, мои губы к его губам, и его рот опускается на мой, теплый, нежный и твердый, целуя, прогоняя боль.

Мои пальцы непроизвольно разжимаются, и туфли падают на пол.

Я должна оттолкнуть его. Я должна сказать ему нет. Но вместо этого мои руки прижимаются к его груди, к хрустящему льну его черной рубашки на пуговицах, и Александр стонет, притягивая меня ближе к себе, его рот наклоняется к моему.

— Я скучал по тебе, малыш, — хрипит он, и я чувствую это в каждой линии его тела, напряженного от желания, в твердой линии его члена, уже прижатого к моему бедру. — Я скучал по всему этому… по твоим рукам, твоим губам, твоему телу…

Его собственные руки скользят вниз, по шелку, облегающему мою талию, вниз к бедрам, когда он притягивает меня к себе. Я чувствую, как он ведет меня назад, подталкивая к кровати, и часть моего разума кричит мне, что я должна остановить его, что это необходимо прекратить, а другая часть меня помнит только Париж, помнит только нашу первую ночь в его постели, ночи, которые последовали за этим, прошептанные обещания любви и забвение о том, что я принадлежу ему, помня только то, что я верила, что он любит меня.

— Ты обещала, что не бросишь меня, малышка, — шепчет Александр, его губы касаются моих, когда он прижимает меня спиной к кровати, мягкое пуховое одеяло касается задней части моей ноги, когда моя юбка откидывается в сторону. — Но я могу простить тебя за это. Ты совершила ошибку, но ты снова здесь, в моих объятиях. Здесь, со мной…

Он укладывает меня на кровать, следуя за мной вниз, так что сам растягивается на мне, и даже когда мой рот начинает складываться в слова "нет, я не могу, мы не можем", мои пальцы расстегивают пуговицы на его рубашке, расстегивая ее, чтобы я могла прикоснуться к гладким мышцам под ней, проследить линии его тела, о которых я почти забыла, вытаскивают ее из-за пояса его брюк, чтобы дотронуться еще ниже.

— Да, малыш, боже мой, я и забыл, как приятно твое прикосновение. Черт возьми, ах! — Стонет Александр, когда мои пальцы скользят по поясу его брюк, играя с волосами там, мои губы припадают к его губам, когда он целует меня, сильно и напористо, пожирая мой рот.

— Это только ты, куколка, только ты…

Всегда только ты. Я слышу голос Лиама в своей голове, ясный как день, и я отшатываюсь назад, реальность снова обрушивается на меня, когда я понимаю, что мы делаем.

— Александр…

Я собираюсь толкнуть его в грудь, но он сжимает мою руку в своей, другой рукой гладит мою щеку и снова целует меня.

— Я хочу быть внутри тебя, малыш. После стольких лет мне это нужно. Скажи да…

Его рука тянет мою вниз, к его толстому бугорку, прижимая к ширинке, и мои пальцы бессознательно смыкаются вокруг нее, слегка поглаживая его, когда я откидываю голову назад, чтобы его губы скользнули по моему горлу. Кажется, что почти невозможно остановиться, невозможно сказать ему нет. Я чувствую себя так, словно меня разрывают на части, голос в моей голове кричит, что я должна остановиться, что я изменяю Лиаму во всех отношениях, которые имеют значение, что я не могу позволить этому продолжаться дальше, что через несколько минут я зайду так далеко, что уже никогда не смогу вернуться назад, и я потеряю Лиама навсегда. И другая часть меня хочет уложить Александра на себя, впиться в него ртом, раздвинуть для него бедра и позволить ему погрузиться в меня, снова ощутить удовольствие от растворения в нем, от осознания того, что мне не нужно ничего делать, кроме как ублажать его, ничего, кроме как быть его, и этого будет достаточно…

Сегодня вечером я сбежала от ошибки Лиама и упала прямо в объятия Александра. Это либо судьба, либо ужасное везение, и я не знаю, что именно, но одно я знаю точно. Для Александра нет другой женщины. Мне не с кем соперничать, не перед кем чувствовать вину, не с кем сравнивать себя.

А как насчет Иветт?

Он ее не любит…

Меня пронзает воспоминание, острое и режущее, об Иветт с пистолетом у моей головы, когда Лиам с несчастным видом занял свое место между моих бедер. Ее зловещая улыбка, когда она смотрела, как Лиам заставляет меня кончить, зная, что это может означать мою смерть, и надеясь, что так и будет. И Александр, стоящий там и позволяющий этому случиться. В какой-то степени это даже поощряется.

— Ты предал меня, — сначала я шепчу это, потом громче. Я убираю руки от его члена, реальность обрушивается на меня, когда я толкаю его в грудь, пытаясь оттолкнуть его от себя. — Ты сказал, что защитишь меня, и ты обманул. Ты отдал меня Лиаму, ты почти позволил Иветт убить меня, ты…

— Ошибки были допущены с обеих сторон, куколка. — Александр выглядит взволнованным, его темные волосы беспорядочно падают на лицо. Это всегда заставляет его выглядеть моложе, невиннее, больше похожим на мальчика, которым он когда-то был, пока жестокость отца не искалечила его. — Прости, я не должен был отпускать тебя, но ты вернулась ко мне, Анастасия. Ты здесь, сейчас, и ты нужна мне…

— Нет. — Я толкаю его сильнее, пытаясь вывернуться из-под него, и настоящий страх пронзает меня, когда я думаю, к чему это может привести. — Александр, пожалуйста, дай мне подняться. Я этого не хочу. Пожалуйста, отстань от меня, пожалуйста…

Он слегка отстраняется, на его лице написано замешательство.

— Куколка, нет. Не делай этого. Позволь мне любить тебя, позволь мне любить тебя, пожалуйста…

— Отпусти меня! — Я толкаю его, мои глаза расширяются от страха. — Александр, не делай мне снова больно, пожалуйста. Пожалуйста, отпусти меня…

Мы оба просим друг друга о разных вещах. Я думаю, он понимает это, его лицо становится очень неподвижным, когда он внезапно отстраняется от меня, опускаясь на колени между моих раздвинутых ног, моя юбка запуталась вокруг бедер. Он тверд как скала, его эрекция почти разрывает ширинку брюк, но он, кажется, на мгновение не осознает этого.

— Куколка…

Я вскакиваю с кровати, торопливо поправляю платье и хватаю упавшие туфли и клатч.

— Мне нужно идти, Александр. Я не должна была позволять тебе приводить меня сюда…

— Нет! Не уходи, Анастасия, только не снова. — Александр сполз с кровати, направляясь ко мне, но я поспешно отступаю, вытягивая руки и выставляя перед собой свои вещи, как будто могу защититься от него обувью и сумочкой. — Останься со мной, куколка, пожалуйста.

— Я не могу. Прости. — Я бросаюсь к двери, молясь, чтобы она была открыта, и это так. Я не знаю, последует ли он за мной, когда я выбегаю в холл, но я бегу к лифту, подхватив юбку и совершая безумный рывок к нему.

Я не слышу его шагов за спиной. Как будто теперь, когда я снова сказала ему нет, он действительно меня послушал. Я оглядываюсь один раз, когда нажимаю кнопку вызова лифта, и мое сердце падает, когда я вижу, что он стоит там, за дверью, в все еще расстегнутой рубашке, и смотрит мне вслед. Но он не идет за мной. Он стоит там, наблюдая, как я захожу в лифт, и не говорит ни слова. Он не двигается, и когда двери лифта закрываются, я задаюсь вопросом, не последний ли это раз, когда я вижу его.

11

АНА

Я позвонила Лиаму. Больше я ничего не могла сделать. Я стояла на тротуаре, с трясущимися руками, босиком в изумрудно-зеленом платье, которое, я готова была поспорить, стоило трехмесячной аренды моей старой квартиры, и у меня не было ни цента за душой. Никаких наличных, даже карточки, которую дал мне Лиам. Мы собирались куда-нибудь вместе сегодня вечером, поэтому я предположила, что они мне не понадобятся.

Каждый шаг, каждый звук открывающейся двери позади меня заставляет меня подпрыгивать, в ожидании, что это Александр спускается, чтобы затащить меня обратно в свою комнату, чтобы закончить то, что мы начали. Я даже не могу полностью винить его за это, я тоже участвовала. Всего на мгновение я потеряла себя в этом, в том, что у нас было раньше, и я чуть не совершила ужасную ошибку. О чем, я уверена, я бы сожалела вечно, потому что это стоило бы мне Лиама.

Я не знаю, как примирить то, что произошло ранее сегодня вечером. Я не уверена, погорячилась ли я или была права, расстраиваясь. Я не могу отделаться от ощущения, что он должен был знать, что ему следовало подумать перед тем, как вести меня на балет, когда все, что я когда-либо говорила ему об этом, было пронизано болью. Но единственное, что я знаю наверняка, это то, что я не должна быть здесь. Я не должна быть с Александром. Не сейчас и, вероятно, никогда больше.

Когда машина Лиама подъехала к обочине, и он выходит, мое сердце подпрыгивает в груди, желудок скручивается узлом, когда он молча берет меня за локоть, помогая сесть в машину. Он абсолютно молчалив, но я вижу боль, написанную на его лице, и я боюсь всего, что должно произойти, всего, что я должна ему сказать.

Реальна ли сегодняшняя ночь? Такое ощущение, что это совершенно другая ночь, как будто это случилось с кем-то другим. Как будто я смотрела фильм.

Я сижу в тишине, как можно дальше от Лиама, на противоположной стороне машины, и он не делает никаких попыток дотянуться до меня, прикоснуться или придвинуться ближе. Тишина в машине кажется густой и гнетущей. Это не прерывается до тех пор, пока мы не оказываемся в пентхаусе, даже не в лифте или коридоре, пока Лиам не открывает дверь и не впускает меня внутрь, закрывая и запирая ее за собой поворачиваясь ко мне лицом.

— Где это я тебя подобрал? — Спрашивает он, и его голос убийственно тих. — Чей это был отель?

Прежде чем ответить, я понимаю, что он уже знает правду. Нет смысла лгать.

— У Александра, — тихо говорю я, и вижу как кривится его лицо, хотя он явно пытается не показать мне этого.

— Скажи мне одну вещь, Анастасия — говорит Лиам, и в его голосе слышится предупреждение. — И не лги мне.

Он никогда не называет меня полным именем. От этого у меня по спине пробегает дрожь, страх и трепет одновременно, и я понимаю, что с ним я на острие ножа. То, что произойдет в следующие моменты, определит все. Я должна сказать ему правду. Это все, что я могу сделать.

— Ты позвонила ему? — Спрашивает Лиам низким и опасным голосом, и я качаю головой.

— Нет, — шепчу я и вижу, как он прищуривается, приближаясь ко мне со смертоносной грацией пантеры, его зеленые глаза устремлены на меня.

Его рука тянется ко мне, но это не нежно. Он не причиняет мне боли, не совсем, но его пальцы смыкаются на моем подбородке, удерживая мое лицо неподвижным, пока он смотрит на меня сверху вниз с таким мрачным выражением, что впервые я немного боюсь Лиама Макгрегора.

— Сегодня вечером ты подтолкнула меня к самому краю, Ана, — бормочет он. — Не лги мне.

— Я не лгу, — отвечаю я дрожащим голосом. — Я не звонила ему. Я убегала из театра, а он вышел из переулка и схватил меня. Он следил за нами. Он подобрал меня и посадил нас обоих в такси, и…

— И тебе не пришло в голову закричать? Сказать водителю, что он тебя похищает? Позвать на помощь? — Лиам смотрит на меня сверху вниз. — Ты только что вышла из его отеля?

— Я думала об этом, — признаюсь я. — Но я…

— Но часть тебя хотела этого. Скажи мне правду, Ана, всю. Ты хотела пойти с ним.

На мгновение слова зависают между нами, его пальцы крепко сжимают мой подбородок, когда он смотрит на меня сверху вниз, и я чувствую, что дрожу всем телом. Я в ужасе. И еще я ужасно, ужасно возбуждена.

— Да, — шепчу я, глядя на него снизу вверх. — Часть меня хотела вернуться к нему.

— Потому что часть тебя все еще любит его, даже сейчас. И ты была зла на меня.

— Да.

— Ты хотела причинить мне боль.

Мои глаза закрываются, мое сердце снова разрывается от слов, о правдивости которых я не подозревала до этой секунды. Я думала, Лиам не знает меня, но это так. Возможно, он не знал, что балет расстроит меня, но он знает кое-что более глубокое. Он знает ту часть моей души, которую даже мне стыдно видеть. Одной из причин, по которой я пошла в комнату Александра, одной из причин, по которой я была так близка к тому, чтобы совершить ту ужасную ошибку, было то, что Лиам причинил мне боль сегодня вечером, пусть и невольно.

И я хотела причинить ему боль в ответ.