— Прости, — шепчу я, мои глаза все еще закрыты. Я не хочу открывать их и видеть выражение, которое, я знаю, должно быть на лице Лиама. Я не хочу видеть, что причинила ему боль, видеть в его глазах возможность положить всему конец.

Его рука все еще лежит на моем подбородке, удерживая его.

— Ты трахалась с ним? — Его голос мрачный, злой. — Скажи мне правду, Ана.

— Нет, — шепчу я, крепче зажмуривая глаза от наворачивающихся слез. — Я клянусь…

— Посмотри на меня и скажи это снова, — рычит Лиам, его пальцы сжимают мою челюсть. — Скажи мне, что ты с ним не трахалась.

— Я не…

— Открой глаза, Ана!

Его голос доносится до моей кожи, и я распахиваю глаза, глядя в его проницательный зеленый взгляд, мрачно поблескивающий в полумраке прихожей.

— Скажи мне.

— У меня не было с ним секса, Лиам. Я клянусь. Клянусь тебе. Он не… мы не…

— Но ты хотела. — Это не вопрос, я слышу уверенность в его голосе. — У тебя все еще есть чувства к нему. Вот почему ты позволили ему отвезти тебя в отель без криков и истерики.

— Я… — Я тяжело сглатываю, пытаясь придумать, как объяснить это Лиаму, как заставить его понять. — Я подумала, что, возможно, так и есть. Я не знала… я была расстроена. С тобой, с ним, со всем этим, но я остановила его! Я не позволила этому зайти так далеко, потому что думала о тебе, и я знала, что потеряю тебя, и я не… я не смогла…

Я запинаюсь на словах, пытаясь найти способ заставить Лиама понять, и я почти уверена, что у меня это ужасно получается. Я не вижу ни понимания, ни прощения в его зеленых глазах, только боль. Я чувствую, что раскалываюсь на миллион кусочков, зная, что сама во всем виновата.

— Он целовал тебя? — Голос Лиама резкий, скрипучий. — Так?

— Да, он…

Рука Лиама сжимает мою челюсть, притягивая меня к себе, мои губы приближаются к его губам, когда его рот опускается на мой. Я задыхаюсь от шока, и это все, что ему нужно. Другая его рука ложится на мою поясницу, прижимая меня к себе точно так же, как его губы прижимаются к моим, его язык погружается в мой рот, переплетаясь с моим, как будто для того, чтобы стереть любой остаточный вкус Александра. Это поцелуй более собственнический, чем любой, который он когда-либо дарил мне раньше, яростный и голодный, и я чувствую, как бешено колотится мое сердце, когда я наклоняюсь к нему, несмотря на то, что хочу его. Я хочу ощутить вкус его рта и жар его тела. Я хочу, чтобы он прошел через это до конца, сделал меня полностью своей, показал мне, что на самом деле ему нужна я, а не Сирша.

Я не могу не задаться вопросом, когда удовольствие от поцелуя разливается по моим венам и горячит кровь, не хотела ли я подсознательно каким-то образом заставить его ревновать. Страшно даже подумать, и это не та игра, в которую я хотела играть. Но случайно мне пришлось. И я не могу отделаться от мысли, что вот-вот увижу Лиама с той стороны, с которой раньше не сталкивалась. Одной этой маленькой мысли достаточно, чтобы пульсировать прямо между моих бедер, боль желания распространяется по мне, когда Лиам жадно целует меня.

— Ну вот, — мрачно говорит он, когда наконец прерывает поцелуй. — Теперь ты можешь сказать мне наверняка, кто из нас лучше. Кого ты предпочитаешь целовать, Ана? Меня или Александра? Мне отправить тебя к нему, чтобы он попробовал еще раз, просто для уверенности?

— Лиам…

— Я не отдам тебя ему. — Рука Лиама убирается с моей челюсти, теперь обе его руки на моих бедрах, прижимают меня к себе. Я уже чувствую, какой он твердый после поцелуя, толстый и твердый у моего бедра, и я не могу не выгибаться ему навстречу. Я все еще расстроена из-за него, но я тоже хочу его. Я хочу вернуться к тому, какими мы были до его поездки, до того, как я узнала о Сирше, до злополучного свидания. Я хочу…

— Я не хочу, чтобы ты делал это, — шепчу я. — Лиам, сегодняшняя ночь причинила мне боль по ряду причин, но я не должна была убегать. Я должна была остаться, чтобы мы могли поговорить об этом. Я хочу поговорить об этом с тобой, разобраться во всех этих вещах, как нормальная пара, поссорились, помирились, наделали ошибок и помирились снова…

— За исключением того, что ты сбежала. Возвращаясь прямо к нему.

— Я этого не делала! Он следил за нами, наблюдал за мной…

— Это ты так говоришь. — Лиам мрачно смотрит на меня, и я тут же вижу, что он не совсем верит моей истории о том, как я оказалась в руках Александра. — Ты должна отпустить его, Ана. Если ты не можешь отпустить его, тогда у нас нет будущего.

— Лиам, пожалуйста, — умоляю я, мои руки поднимаются к его груди, пальцы скользят по его коже в вырезе пуговицы. — Клянусь, я ему не звонила. Я не просила его приезжать за мной. У меня не было с ним секса. Мы поцеловались, и было несколько прикосновений, но дальше этого дело не пошло, а потом я ушла. Я сбежала от него и позвонила тебе. Лиам…

Я делаю глубокий, прерывистый вдох, заставляя себя выдержать его взгляд, хотя то, что я вижу там… глубину боли, от которой, боюсь, я не смогу нас спасти, разрывает меня на части.

— Прости, — шепчу я. — Я знаю, что была плохой девочкой. Я знаю, что причинила тебе боль, даже если пыталась этого не делать. Пожалуйста, Лиам, не переставай любить меня. Ты можешь наказать меня, если хочешь. Ты можешь делать со мной все, что захочешь, я это заслужил. Только не говори мне, что все кончено, не тогда, когда я, наконец, чувствую такую уверенность, что это ты, что это всегда должен был быть ты…

Руки Лиама сжимаются на моих бедрах, когда он смотрит на меня сверху вниз.

— Ты хочешь, чтобы я наказал тебя? — Мрачно спрашивает он.

— Да, пожалуйста, — шепчу я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, хотя в глубине души я одновременно напугана и так возбуждена, что едва могу это вынести. То, что Лиам сделал со мной на днях в наказание, было мучительным удовольствием, превосходящим все, что я когда-либо представляла, но прямо сейчас я знаю, что он имел в виду не это. Прямо сейчас ему больно, и я вижу, как в нем сгущается тьма, какая-то его сторона, которую он никогда раньше мне не показывал. Я не причиню тебе вреда, он обещал мне раньше, но теперь я думаю, что ему, возможно, придется сделать это, пусть и немного, ради нас обоих.

— Ты можешь сделать мне больно, если тебе нужно, — шепчу я, и глаза Лиама расширяются. — Ты можешь отшлепать меня, ты можешь трахнуть меня в горло, ты можешь делать все, что захочешь. Все, что ты считаешь лучшим для меня, и для тебя. Что бы ни заставило тебя поверить, что я твоя, Лиам, чего бы, по твоему мнению, я ни заслуживала за то, что позволила ему забрать меня сегодня вечером, за то, что позволила ему прикасаться ко мне, целовать меня…

— Ана, я… — В его голосе слышен слабый протест, но по тому, как его твердый член пульсирует у моего бедра, я могу сказать, что эта идея заводит его, возможно, он знает, что бы сделал, даже сейчас. Что, возможно, он…

— Ты думал об этом? — Мягко спрашиваю я, протягивая руку, чтобы убрать прядь каштановых волос с его глаз. Мое сердце бешено колотится в груди, адреналин пульсирует в венах. — Как бы ты меня наказал, если бы я когда-нибудь была такой непослушной?

Лиам тяжело сглатывает, и я чувствую, как под моей ладонью тоже колотится его сердце.

— Я…

— Все в порядке, — тихо бормочу я. — Я хотела, чтобы ты вознаградил меня, когда я была хорошей девочкой для тебя. Поэтому ты должен наказать меня сейчас, когда я была плохой. Пожалуйста, Лиам. Я думаю, тебе это нужно, чтобы справиться с этим, и, если честно… — Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как дрожь желания пробегает по мне. — Мне это тоже нужно. Пожалуйста.

Я чувствую дрожь, которая проходит по нему, чувствую, как его член набухает у моего бедра, как все его тело напрягается от желания. Его руки скользят с моих бедер на талию, и я вижу в его взгляде что-то темное и повелительное, от чего у меня подкашиваются колени.

— Тогда иди в мою комнату, Ана, — хрипло говорит он. — И жди меня там, у кровати.

Я киваю, отворачиваясь от него с колотящимся сердцем. Я хочу этого, хочу его, и в каком-то смысле я почти чувствую, что это может стать для нас новым началом. Я ушла от Александра, вернулась к Лиаму. Я должна верить, что Лиам уйдет от Сирши и останется со мной. И сегодня вечером Лиам может показать мне, что он может сделать меня своей, что он может удовлетворить ту темную сторону меня, которую, похоже, вызвала моя травма, ту часть, которую подпитал Александр.

Медленно я захожу в его спальню, слишком отчетливо вспоминая, чем мы занимались, когда я была здесь в последний раз, удовольствие, которое Лиам выжимал из моего тела снова и снова, пока я не заплакала от абсолютного изнеможения. Я знаю, что сегодняшний вечер не будет таким же, но я знаю, что будет удовольствие. Лиам не может прикоснуться ко мне, не доставив мне удовольствия, даже если это причиняет боль. Я чувствую, что дрожу от предвкушения, гадая, что он будет делать и каково это будет для Лиама, когда он полностью овладеет моим телом.

Я жду его рядом с кроватью, как он и попросил…нет, приказал, босиком, с мягким ковром между пальцами ног, мягким на покрытых шрамами ступнях, со сцепленными перед собой руками и склоненной головой. Я чувствую, как кровь бежит по моим венам, как второе сердцебиение. Я хочу его так сильно, что это почти причиняет боль, у меня перехватывает дыхание, когда я слышу, как со скрипом открывается дверь спальни, и вижу его черные итальянские кожаные туфли, направляющиеся ко мне по тускло поблескивающему деревянному полу.

Лиам останавливается передо мной, и я чувствую, как его пальцы скользят по моему подбородку, приподнимая мое лицо так, чтобы я смотрела на него. Он поворачивается и включает лампу у кровати, так что теплый свет льется из нее, мягко освещая комнату. Я вижу на его лице выражение, которого никогда раньше не видела.

— Скажи мне еще раз, что ты хочешь этого, малышка, — мягко говорит он. — Что ты хочешь любого наказания, которое я решу тебе назначить.

Я киваю, во рту у меня так пересохло, что я едва могу говорить, слова застревают у меня в горле.

— Я хочу этого, Лиам. Мне нужно, чтобы ты наказал меня, чтобы завтра мы могли проснуться и попытаться начать все сначала. Чтобы не было затяжных обид. Ты накажешь меня за то, что я была плохой девочкой, за то, что позволила Александру прикоснуться ко мне, за то, что хотела его. Ты заберешь у него мое тело, и тогда будем только мы. Я хочу этого, Лиам. И ты, я думаю, тоже.

— О, девочка, ты понятия не имеешь. — Голос Лиама хриплый от желания. — Я раньше не делал ничего подобного, но я думал об этом. Я думал о том, чтобы сделать это для тебя. — Его пальцы поглаживают мою щеку. — Но сегодня я не буду трахать твою сладкую киску, девочка, если ты на это надеешься.

Мои глаза расширяются, и я знаю, что он видит в них разочарование.

— Лиам…

— Шшш. — Он прижимает палец к моим губам. — Когда мы сделаем это в первый раз, Ана, это не будет наказанием. Это, конечно, произойдет не в ту же ночь, когда я чуть не потерял тебя из-за другого мужчины, даже если это для того, чтобы ты стала моей. Но это не значит, что я не буду внутри тебя, девочка. — Он смотрит на меня сверху вниз, его глаза полны такого темного желания, что у меня по спине пробегают мурашки. — Ты примешь все, что я захочу с тобой сделать?

Я безмолвно киваю, мое горло так сдавило от желания, что я не могу говорить.

— Я думаю, тебе понадобится слово, если этого будет слишком много. — Его взгляд становится задумчивым, а другой рукой он гладит меня по боку, собирая в кулак волнистую материю моего платья. — Изумруд, я думаю, будет твоим словом, Ана. Скажи его, и я остановлюсь. Но я не могу обещать, что ты останешься, если мы не доведем эту ночь до конца. — Зеленые глаза Лиама ищут мои, и я вижу, что под желанием все еще скрывается боль. — Я не могу продолжать любить тебя, если ты все еще любишь другого мужчину, Ана, если ты не совсем моя.

— Хорошо, — шепчу я. — Я понимаю.

— Хорошо, — хрипло бормочет Лиам, его рука скользит вверх по моей спине. Он находит молнию на моем платье, его пальцы слегка дергают за нее. — Тогда, маленькая девочка, пришло время для твоего наказания.

12

АНА

Лиам медленно расстегивает молнию на моем платье. По его прикосновениям я чувствую, что он хочет продлить это, что он специально затягивает. Часть меня задается вопросом, думает ли он, что это может быть наша последняя ночь вместе, и от одной мысли об этом у меня сжимается сердце.

Если ты воспользуешься этим, я не могу обещать, что ты останешься. Лиам устал ждать, и я не могу полностью винить его. Если то, что он сказал о Сирше, правда, если он никогда не планировал жениться на ней, то все это время он сильно рисковал, ожидая, в основном терпеливо, пока я забуду Александра, оставлю его в прошлом, чего, как я показала сегодня вечером, я еще не сделала. Не полностью.

Итак, это мой шанс показать Лиаму, что я полностью принадлежу ему, что я доверяю ему не заходить слишком далеко, не давить на меня дальше, чем я могу справиться. Шанс для него показать, что, даже если он допустил ошибку с балетом, он понимает меня. Что он понимает мою суть, то, что мне нужно прямо сейчас, чтобы мы оба могли начать все сначала.

Его пальцы скользят по теплой обнаженной коже моего позвоночника, когда он расстегивает молнию, и я дрожу. Я чувствую, что не могу дышать, мое сердце бешено колотится, кожу покалывает от предвкушения. Я уже мокрая, я чувствую это на своей обнаженной киске под платьем, на мягкой внутренней поверхности бедер. Лиам довел меня пальцами до оргазма в ресторане, такое чувство, что это случилось в другой жизни, но я помню, как это было приятно. Как часть меня хотела, чтобы он сделал именно то, чем угрожал, и разложил меня на столе, чтобы весь ресторан наблюдал, как он доставляет мне удовольствие.

— Ты дрожишь, девочка, — хрипло бормочет Лиам. — Ты напугана, но ты тоже этого хочешь. Я чувствую, как сильно ты этого хочешь.

Он протягивает руку, снимая хрупкие бретельки платья с моих плеч, позволяя им соскользнуть вниз по рукам, в то время как его пальцы ласкают нежную кожу там, обводят мои ключицы, спускаются по v-образному вырезу к ложбинке между грудями.

— Я не сделаю с тобой больше, чем ты сможешь вынести, Ана, — мягко говорит он. — Ты просила боли, но ее никогда не будет слишком много. — Его руки сжимают атлас по обе стороны от моей талии. Он дергается вниз, одним плавным движением срывая с меня платье, так что оно окутывает мои ноги, оставляя меня полностью обнаженной. — Ты доверяешь мне, Ана?

— Да, — шепчу я, с трудом сглатывая. — Хочу доверять, Лиам.

— Хорошо. — Его руки скользят по моей обнаженной талии, по моему стройному, дрожащему телу, пока я стою там обнаженная и смотрю на него снизу вверх. И снова я совершенно голая, в то время как он все еще полностью одет, и я не могу полностью описать, насколько это возбуждает меня, насколько сильно, ранимо эротично это ощущается.

Он расстегивает ремень, и у меня перехватывает дыхание, когда он вытаскивает его из петель, слыша шорох кожи по ткани.

— Дай мне свои запястья, девочка, — говорит Лиам, и я молча поднимаю руки, ладони прижаты друг к другу, запястья вытянуты. Он обматывает их кожаными петлями, и я ахаю от ощущения их прикосновения к моей коже, когда он туго натягивает их, не настолько туго, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы связать мои запястья вместе.

— Ляг поперек кровати, — инструктирует он. — Лицом вниз и раздвинь для меня ноги. Я хочу увидеть, насколько ты уже влажная для меня.

Я краснею, когда он говорит это, потому что знаю, насколько я влажная, насколько глубоко возбуждена, и через мгновение он тоже это почувствует. Но в отличие от прошлого, когда я жалела, что не могу скрыть это от него, сегодня я хочу, чтобы он знал. Я хочу, чтобы он увидел доказательство того, как сильно я хочу его, позволю моему телу быть доказательством того, что я чувствую.

— Я не собираюсь привязывать тебя к кровати, Ана, — говорит Лиам. — Твои запястья связаны для моего удовольствия, так что ты не можешь преодолеть себя и прикоснуться к себе или ко мне, но в противном случае я не собираюсь тебя сдерживать. Я хочу, чтобы ты склонилась над этой кроватью по собственной воле, добровольно приняв свое наказание. Я хочу видеть, что ты здесь, потому что в глубине души ты этого хочешь. Потому что ты просила меня об этом, а не потому, что я связал тебя.

Его голос глубокий, акцент сильнее, чем когда-либо, отчего желание разливается по мне волнами.

— Ты собираешься предстать перед своим наказанием, Ана, и ты собираешься сделать это сейчас.

Я чувствую, что вся дрожу от желания, когда подчиняюсь, поворачиваюсь лицом к кровати так, что передняя часть моих бедер прижата к ней, и наклоняюсь вперед, мои запястья свисают с другой стороны. Пока я не поверну голову под этим углом, я не смогу его увидеть. Это только усиливает мое возбуждение, я гадаю, когда произойдет его первое прикосновение, каким оно будет.

Я послушно раздвигаю бедра, когда слышу, как он делает шаг ко мне, и я слышу звук, который он издает глубоко в горле, когда я выставляюсь перед ним, влажная и набухшая, ожидающая его прикосновений. Я чувствую, как его рука поглаживает заднюю часть моего бедра, заставляя меня напрячься в предвкушении. Я слышу легкий стон, который срывается с губ Лиама, когда его пальцы поднимаются выше, ощущая липкую плоть внутренней поверхности моего бедра, поглаживая мягкую припухлую плоть внешних половых губок.

— Я вижу, как ты сияешь для меня, — бормочет он. — Такая влажная, такая нуждающаяся в своем наказании. Ты была плохой девочкой, но здесь ты всегда так хороша для меня. Влажная и желающая точно так, как ты мне нравишься.

Я тихо стону, моя спина выгибается дугой, когда я прижимаюсь к его руке, желая большего. Я хочу, чтобы он просунул пальцы между моих складочек, погладил мой пульсирующий клитор и вонзил их в меня. Тем не менее, его прикосновения легки, он дразнит меня, даже не проникая внутрь, прежде чем его рука возвращается к моему бедру, и я хнычу в знак протеста.

— Такая требовательная, — мрачно бормочет Лиам. — Но это наказание, Ана, а не удовольствие. Пока нет. — Его рука сжимает мое бедро, его пальцы надавливают чуть сильнее, чем обычно, а затем поднимаются к моей заднице, его ладонь скользит по изящному изгибу. — Я хотел отшлепать тебя на днях, когда наказывал. — Его голос низкий, хрипловатый, обволакивающий меня, когда он рассказывает о своих самых темных желаниях. — Но вместо этого я решил наказать тебя удовольствием. Однако сегодня вечером ты попросила боли. Так что, я думаю, вот так я это и сделаю.

Его рука гладит мою ягодицу, слегка сжимая.

— Я думал о том, чтобы использовать ремень. Но я хочу, чтобы ты почувствовала мою руку на своей обнаженной коже, Ана. Я хочу, чтобы, между нами, ничего не было, когда я буду делать это с тобой.

Я слышу шорох ткани и, оглядываясь через плечо, вижу, как он расстегивает рубашку. Лиам ловит мой взгляд и легонько шлепает меня по задней поверхности бедра, недостаточно, чтобы было по-настоящему больно, но достаточно, чтобы ужалить.

— Смотри вперед, пока я не скажу тебе иначе, девочка. Часть твоего наказания… не видеть меня, когда я делаю это с тобой, не знать, что будет дальше. — Он мрачно усмехается. — Хотя, я думаю, это может быть приятной пыткой.

Он не ошибается. Это пытка, не иметь возможности видеть его красивое, мускулистое тело, когда он раздевается, слышать звук расстегивающейся молнии и шорох спускаемых с бедер брюк, и не видеть, как его толстый, твердый член высвобождается. Это похоже на то, что он не позволяет мне прикасаться к нему, увеличенное в дюжину раз. Я прикусываю нижнюю губу, когда слышу, как он снова приближается ко мне, зная на этот раз, что он обнаженный и твердый, просто вне поля моего зрения.

Я так сильно хочу его. Я жажду его, и я знаю, что к тому времени, когда он закончит, это желание станет только сильнее. Я чувствую, как его твердый член касается моего бедра, когда он стоит позади меня, гладкий и горячий на моей коже, и я хочу, чтобы он был внутри меня. Моя спина выгибается дугой, у меня вырывается тихий вздох, когда его рука разглаживает изгиб моей задницы, и Лиам издает звук глубоко в горле.

— Скажи мне, что хочешь этого еще раз, девочка.

— Пожалуйста, — шепчу я, мой голос прерывается от желания. — Пожалуйста, накажи меня, Лиам.

Первый щелчок его руки по моей заднице вызывает шок по моей коже, заставляя меня напрячься и вскрикнуть. Поначалу это даже не настоящая боль, особенно по сравнению с той, которую я испытала, но ощущения поразительные. Я могу сказать, что он продвигается медленно, наращивая темп, его рука потирает жгучее, теплое место, куда его ладонь ударила меня мгновением раньше.

Второй шлепок заходит с другой стороны, его рука касается изгиба моей задницы, и я снова напрягаюсь, ощущение обжигает мою кожу и прямо между ног. Во второй раз больнее, а затем в третий, когда Лиам усиливает жесткость своих шлепков. Тем не менее, мне кажется, что каждый толчок проникает прямо в мою киску, нагревая мою кожу и растекаясь по моей заднице, бедрам, увеличивая мое возбуждение, пока я не становлюсь настолько влажной, что чувствую, как вода начинает стекать по внутренней поверхности бедер на край кровати.

— Лиам — я стону его имя, моя спина выгибается дугой, моя задница приподнимается для следующего, и он не хуже меня знает, что я слишком наслаждаюсь этим наказанием. Это больно, это так, он усиливает интенсивность шлепков, его ладонь опускается снова и снова с возрастающей силой, которая умножается на чувствительность моей краснеющей плоти, но это также чертовски приятно. Я чувствую, что начинаю тереться о кровать, желая любого трения о свой пульсирующий клитор, и я слышу, как Лиам хихикает позади меня, когда он снова опускает руку, заставляя меня вскрикнуть.

— Тебе это слишком нравится, девочка. Может быть, твоей сладкой киске нужно напомнить о том, кому она принадлежит. — Он протягивает руку между моих бедер, обхватывая меня, и я стону от беспомощной потребности. — Не кончай, пока я не дам тебе разрешения, — предупреждает он. — Раздвинь бедра, девочка.

Я уже широко раздвинута для него, но я раздвигаю свои бедра немного дальше, отодвигаясь назад, чтобы у него был полный доступ к моей набухшей, влажной киске. Я трусь о его ладонь, постанывая, и он убирает руку. Затем я громко ахаю, когда он сильно шлепает меня между ног, его рука влажно соприкасается с моей возбужденной плотью, шлепок обжигает мой клитор.

— Лиам! — Я вскрикиваю, и он хихикает, снова шлепая меня по киске.

— Тебе приятно, девочка? Моя рука наказывает твою сладкую киску? — Он снова шлепает, и мои бедра дрожат.

— Дай меня кончить, Лиам, пожалуйста…пожалуйста…

Он снова шлепает, на этот раз сильнее, и я дрожу, пытаясь не кончить. Он не давал мне разрешения, но я так близко, каждое жгучее, приятное прикосновение его руки к моим складочкам и клитору подталкивает меня ближе к краю.

— Лиам, я собираюсь кончить. Я не могу это остановить…

Его следующий шлепок снова попадает мне по заднице, самый сильный за все время, и я кричу от разочарования, удовольствия и боли одновременно. Шлепок ощущается так, словно он толкает меня прямо между ног, но этого недостаточно, чтобы заставить меня кончить, независимо от того, насколько я близко.

— Лиам, пожалуйста…

— Еще нет, девочка. Это наказание, помнишь? Ты кончишь, когда я дам тебе разрешение, и не раньше.

Я теряю счет шлепкам по своей заднице. С каждым разом я чувствую, как краснеет моя задница, ощущаю нарастающее разочарованное удовольствие, даже когда шлепки становятся все более и более болезненными, моя задница пульсирует от тепла его ладони.

— Черт, Ана… — стонет Лиам, его левая рука лежит на моей заднице, когда я чувствую, как он двигается, слышу, как его правая рука движется вдоль его члена, когда он коротко поглаживает себя. — Мне нужно быть внутри тебя, девочка. Ты сводишь меня с ума. Я бы хотел, чтобы ты могла видеть, как прекрасно ты выглядишь прямо сейчас, отпечатки моих ладоней на твоей заднице и твоя кожа такая красная… черт возьми.

И затем я чувствую, как набухший, горячий кончик его члена упирается в мой клитор, и я теряю последнюю крупицу контроля над собственным оргазмом. Я мокрая, скользкая, и истекаю возбуждением. Я чувствую это еще сильнее, когда откидываю голову назад, мои связанные руки хватаются за кровать, когда моя спина сильно выгибается, Лиам трется своим членом о мой клитор и киску, когда я сильно кончаю. Я чувствую, как сжимаюсь, отчаянно желая, чтобы он заполнил меня, отталкиваюсь и терзаюсь о его член в надежде, что он войдет в меня, но он этого не делает. Он просто трется об меня, скользя своим членом между моих складочек, ударяясь головкой члена о мой клитор, когда я кричу от нарастающего удовольствия, мое собственное возбуждение смазывает его член, пока он не становится таким же скользким и влажным, как и я. И затем, когда я лежу на кровати, все еще содрогаясь от удовольствия, я чувствую головку его члена между ягодицами моей задницы, и я точно знаю, что он делает.

— Такая плохая девочка, — говорит Лиам, одной рукой все еще поглаживая изгиб моей горящей задницы, и удовлетворение в его голосе говорит мне, что он сделал это нарочно. Каким-то образом это возбуждает меня еще больше, даже когда головка его члена трется об меня, и я чувствую легкую нервную дрожь. — Ты кончила без разрешения, малютка.

— Ты заставил меня кончить, — шепчу я, но уже выгибаюсь навстречу ему, желая, чтобы он был внутри меня где угодно, наполнял меня, как бы он ни хотел.

— Возможно. — Голос Лиама хриплый от желания, мрачный и полный потребности. — Я собираюсь трахнуть тебя сейчас, девочка, и вот как я собираюсь это сделать. Чтобы наказать тебя, да, но также и забрать кое-что для меня, в зависимости от того, как ты ответишь на мой следующий вопрос.

— Что? — Спрашиваю я, затаив дыхание. Я едва могу думать, моя киска ноет от потребности быть наполненной, мой клитор все еще пульсирует от оргазма, моя задница сжата от нервозности из-за неминуемого вторжения. Лиам прижимается ко мне там, его гладкая головка члена слегка упирается в мой вход, просто ожидая.

— Александр трахал тебя вот так? — Лиам наклоняется вперед, головка его члена упирается в меня, и я вскрикиваю. — Он трахал твою задницу, Ана?

— Нет, — выдыхаю я, мои бедра непроизвольно раздвигаются шире, когда моя киска наливается возбуждением, мое тело дрожит от желания. — Нет, он никогда этого не делал, клянусь.

— Тогда я собираюсь сделать это сейчас, Ана, и взять это себе. Я собираюсь трахнуть твою задницу и кончить в твою задницу, и ты будешь умолять меня об этом. — Он сжимает мою ягодицу левой рукой, слегка шлепая меня по все еще горящей плоти. — Умоляй меня, девочка.

Слова вырываются сами, мне даже не нужно пытаться. Я отчаянно нуждаюсь в этом, во всем, что означает, что он внутри меня, отчаянно нуждаюсь в большем удовольствии, в Лиаме.

— Пожалуйста, — выдыхаю я, отталкиваясь от него. — Пожалуйста, трахни меня, Лиам, трахни мою задницу, пожалуйста, пожалуйста…

— Черт… — Лиам стонет, и я чувствую дрожь чистого удовольствия, которая проходит через него, его член пульсирует у входа в мою тугую, чувствительную дырочку, когда он слышит мою мольбу. — Черт возьми, мне нравится слышать, как ты умоляешь меня, девочка.

Я никогда раньше этого не делала. Я не знаю, понимает он это или нет, должна ли я сказать ему, что Александр не только не трахнул меня в задницу, этого никто не делал, но уже слишком поздно. Он продвигается вперед, толстая головка его члена пробивается сквозь тугое кольцо мышц, и даже такому скользкому, как он, ему приходится прилагать усилия, чтобы проникнуть внутрь.

— Расслабься, девочка, — ворчит Лиам.

— Я пытаюсь, — шепчу я, выгибая спину. Я вскрикиваю, когда его голова проникает в меня, растягиваясь, когда он продвигается на первый дюйм внутрь, и стон чистого удовольствия, который вырывается из него, посылает через меня волну возбуждения, немного расслабляя меня.

— Боже, твоя задница на ощупь так чертовски хороша, — стонет Лиам. — Тугая и горячая, — он наклоняется вперед, его рука скользит между моих ног, когда он продвигается еще на дюйм. Он начинает поглаживать мой клитор, продвигаясь в мою задницу дюйм за дюймом, заставляя меня вскрикивать от удовольствия.

Он чувствует себя видимо охуенно. Он хорошо одарен, но внутри моей задницы его член ощущается чудовищно, заполняя меня одновременно болезненным и приятным способом. Но каждый толчок боли смешивается с ощущением, как его пальцы поглаживают мой клитор, потирая его тугими круговыми движениями, и Лиам стонет, когда половина его члена входит в мою задницу, продолжая продвигаться вперед.

— Я долго не протяну, — бормочет он. — Боже, с тобой так хорошо. — Он снова толкается вперед, и я хватаюсь за кровать, вскрикивая от боли и удовольствия, когда он снова толкается, одним жестким, быстрым движением, которое полностью погружает его в мою задницу. В тот же момент он сжимает мой клитор, перекатывая его между пальцами таким образом, что на меня накатывают волны ощущений, которые я не могу контролировать.

— О боже, Лиам! Лиам, я собираюсь кончить снова, я не могу остановить это, я кончаю, я кончаю…

Я никогда ничего подобного не испытывала. Я так наполнена им, моя задница выгибается дугой к гладкой, горячей, мускулистой плоти его живота и паха, его бедра прижаты к моим, его член растягивает мою задницу, когда он яростно трет мой клитор, и оргазм, не похожий ни на что, что я когда-либо испытывала, обрушивается на меня, когда я запрокидываю голову, натягивая ремень, удерживающий мои запястья вместе, когда Лиам толкается в мою задницу так глубоко, как только может.

— Хорошая девочка, — шепчет он, и я беспомощно стону, все еще сильно кончая. — Такая хорошая девочка, кончающая с моим членом в заднице. Это приятно, не так ли? — Он прижимается ко мне. — Ты так хорошо это переносишь, моя хорошая маленькая девочка.

И тут он начинает засовывать дальше.

Его руки сжимают мои бедра, когда он трахает мою задницу, его стоны удовольствия смешиваются с моими вздохами и стонами, когда он снова и снова входит в меня, его бедра изгибаются напротив моих, и звуки, которые он издает, выражают такое сильное удовольствие, что через несколько минут я снова на взводе, прижимая мою киску к одеялам, пока Лиам берет меня в задницу. Я чувствую, как его член твердеет еще больше, чувствую, как он двигается быстрее, жестче, пока он не издает звук такого абсолютного экстаза, что я знаю, что он близок.

— Черт возьми, Ана… — выдыхает он. — Я собираюсь кончить. Я собираюсь, блядь, кончить тебе в задницу. — Он снова протягивает руку между моих бедер, дразня мой клитор, потирая его быстрыми-предельно быстрыми движениями, которые заставляют меня вскрикивать от удовольствия. — Кончи для меня еще раз, девочка, моя хорошая девочка, еще раз, а потом я заставлю тебя кончить снова, пока буду наполнять твою гребаную задницу…

Оргазм накрывает меня, быстрый и жесткий, член Лиама толкается в мою задницу, когда он потирает пальцами мой клитор. Я чувствую, как он напрягается рядом со мной, толкаясь в меня так сильно и глубоко, что это толкает меня вперед на кровати. Моя спина выгибается так сильно, что кажется, будто она вот-вот сломается, моя задница прижимается к нему, и я задыхаюсь от удовольствия, едва способная говорить.

— Еще, еще, — умоляю я, и Лиам стонет.

— Правильно, девочка. Хорошая девочка. Умоляй об этом, умоляй о моей сперме в своей заднице, умоляй меня…

Затем он просовывает два пальца в мою киску, поглаживая меня изнутри, в то время как его большой палец трется о мой клитор, и я чувствую, как его член пульсирует внутри моей хорошо выебанной задницы.

— Я собираюсь кончить, девочка, — стонет он. — Я собираюсь кончить, умоляй меня, умоляй об этом, как хорошая девочка, и я заставлю тебя кончить снова…

— Пожалуйста, — выдыхаю я, извиваясь против него, против его члена и пальцев, отчаянно желая большего. — Кончи в мою задницу, Лиам, пожалуйста, пожалуйста, кончай для меня, заставь меня тоже кончать снова…

— Черт! О боже, Ана, блядь… — Он почти кричит это, его пальцы проникают в меня, когда он снова погружает свой член глубоко в мою задницу, все его тело напрягается, когда он громко стонет. — Я собираюсь, блядь, наполнить твою задницу своей спермой, трахать, трахать…

— Лиам! — Мое горло хрипит, когда я почти выкрикиваю его имя, первый горячий поток его спермы в моей заднице смешивается с толчками его пальцев и трением о мой клитор, вызывая у меня спазмы удовольствия, такие сильные, что перед глазами все расплывается, все мое тело напрягается, дергается, прижимается к нему, когда он содрогается надо мной, наши крики удовольствия смешиваются, когда мы впервые кончаем вместе, и хотя часть меня хотела бы, чтобы в этот первый раз он занимался со мной любовью по-другому, я знаю, что это правильно. Он забрал то, чего я никогда никому другому не давала. Я никогда бы не подумала, что это может быть так интимно, но это похоже на начало, на обещание, как будто я отдала ему часть себя, которая всегда будет принадлежать только ему.

Он наклоняется вперед, его грудь прижата к моей спине, наши тела скользкие от пота, когда мы выгибаемся друг против друга, его член все еще извергается в меня горячими толчками, которые вызывают во мне новый спазм удовольствия с каждым толчком. Его руки скользят вверх, обвивая мои, его бедра все еще двигаются, когда он проникает в меня так глубоко, как только может, его дыхание касается моего уха и шеи, мы оба кожа к коже, пока не оказываемся лежащими, прижатые друг к другу на кровати.

Когда он выскальзывает из меня, я плачу, последние толчки моего оргазма смешиваются с дрожью моих плеч, когда слезы скатываются по моим щекам. Лиам склоняется надо мной на кровати, тяжело дыша, и проходит мгновение, прежде чем он понимает.

— Ана! — В его голосе слышна тревога, и он опускается на колени на кровать рядом со мной, все еще обнаженный и наполовину твердый, когда развязывает мои запястья. — Девочка моя, ты в порядке? Ты не использовала слово, поэтому я предположил…

— Нет, я в порядке, — выдавливаю я сквозь слезы. — Правда, я…

— Звучит не очень хорошо, — с сомнением говорит Лиам, притягивая меня в свои объятия. Я прижимаюсь к его груди, и он гладит мои волосы, его пальцы пробегают по влажным от пота прядям вокруг моего лица. — Ана, что случилось?

— Это не… это было просто напряженно. Я никогда… — Я сдерживаю очередной всхлип, и Лиам стонет, его рука прижимается к моему затылку, когда он обнимает меня.

— Я не знал, что ты вообще никогда раньше этого не делала, малышка. Прости, я должен был…

— Ты не мог знать. Я тебе не говорила. — Я прижимаюсь лицом к гладкой коже его груди, вдыхая исходящий от него слегка влажный мужской аромат. — Я не думала, что буду плакать. Прости меня, Лиам.

— Не нужно извиняться, малышка. — Лиам целует меня в макушку. — Я принесу что-нибудь, чтобы привести нас в порядок, и ты будешь спать здесь сегодня.

Я пораженно смотрю на него.

— Что? Ты уверен…

— Если ты хочешь, тогда да. — Он приподнимает мой подбородок, большим пальцем вытирая скатившуюся слезу. — Твое наказание закончилось, Ана. Я не собираюсь отправлять тебя обратно в твою комнату спать одну. Ты моя, да? Ты доказала это сегодня вечером.

— Да, — шепчу я. — Я твоя, Лиам. Клянусь, я хочу только тебя. Я знала… когда Александр прикоснулся ко мне сегодня вечером, я знала. Какая-то часть меня всегда будет благодарна за то, что он забрал меня у Алексея, и относился ко мне в основном с добротой и, вероятно, избавил от чего-то гораздо худшего. Но у меня нет с ним будущего. Мое будущее здесь, с тобой.

— И мое с тобой. Не с Сиршей. — Лиам нежно проводит губами по моему лбу. — Я тоже твой, девочка. Я сожалею о своей ошибке сегодня вечером, когда повел тебя на балет. В будущем я буду более осторожен и все обдумывать прежде, чем бросаться в омут с головой.

Он мягко прислоняет меня спиной к стопке подушек на кровати, грациозно соскальзывая с нее, когда направляется в ванную. У меня есть мгновение, чтобы оценить длинные, стройные линии его тела, мускулистую выпуклость его задницы, прежде чем он исчезает в комнате только для того, чтобы появиться через несколько минут.

Лиам снова присоединяется ко мне на кровати, осторожно берет теплую ткань, которую он принес с собой, и проводит ею по внутренней стороне моих бедер, между ними, тщательно вытирая меня, прежде чем перевернуть на бок. Я не успеваю разглядеть, что он делает, но потом чувствую что-то прохладное и густое на своей коже, и понимаю, что он размазывает лосьон по все еще ноющей плоти моих ягодиц.

— Как тебе это, малышка? — Нежно спрашивает Лиам, его руки массируют мою плоть, и я вздыхаю.

— Это приятно, — тихо говорю я ему, и когда я переворачиваюсь на спину, и он убирает руки, я вижу слабую улыбку на его лице.

Он относит салфетку и лосьон обратно в ванную, а затем присоединяется ко мне, накрывая нас обоих одеялом, и я погружаюсь в его объятия, уютно устраиваясь в мягком тепле кровати.

— Если ты мне веришь, — мягко спрашиваю я, — почему ты… решил трахнуть меня так, как сделал сегодня вечером? Почему… — Я нервно прикусываю нижнюю губу. — Это было только потому, что ты наказывал меня?

— Это было частью этого, — тихо говорит Лиам, его пальцы все еще перебирают мои волосы. — И частично это было потому, что я хотел взять сегодня вечером то, чего у него никогда не было. Точно так же, как тебе нужно было быть наказанной, чтобы почувствовать себя освобожденной, мне это было нужно. Мне нужно было знать, что у меня есть что-то от тебя, чего нет у него.

— Что, если бы я сказала, что он это сделал? — Шепчу я, и мое сердце внезапно пропускает удар в груди. — Что бы произошло?

— Я не знаю, — признается Лиам. — Мне кое-что было нужно, Ана. Возможно, я не смог бы продолжать… я не знаю. Но это не то, что произошло, поэтому нам не нужно говорить об этом. Это не имеет значения. — Его рука крепче обнимает меня, и он нежно проводит еще одним поцелуем по моему лбу. — Я хочу заняться с тобой любовью, Ана. Именно этого я хочу, когда снова окажусь в твоей киске. Этого не может быть сегодня вечером. Но это будет скоро. В ближайшие несколько дней я собираюсь разорвать помолвку с Сиршей, а затем…

— Затем? — Я поднимаю на него глаза, желая увидеть выражение его лица. Он выглядит усталым, но более умиротворенным, чем раньше.

— Затем ничто не будет стоять между нами и нашим счастьем, Ана. Ни Александр, ни Сирша, ничто не помешает тебе быть полностью моей, а мне твоим. Мы начнем нашу совместную жизнь, и ничто не будет стоять у нас на пути. — Его пальцы легко касаются моей скулы. — Я люблю тебя, Ана.

Я так сильно хочу сказать это в ответ, но инстинктивно понимаю, что еще не время, не сегодня вечером, когда произошедшее еще так свежо в памяти. Вместо этого я прижимаюсь к его груди, обхватив одной рукой его мускулистый живот, вдыхая его запах и чувствуя биение его сердца у себя под щекой. Мы оба вот так засыпаем, впервые свернувшись калачиком в объятиях друг друга, и это кажется шагом вперед. Это похоже на прогресс, на новый шаг в наших отношениях, и когда я засыпаю, я понимаю, что чувствую что-то еще, чего не ожидала почувствовать сегодня вечером.

Я чувствую себя счастливой.

Я не знаю, который час, когда я снова просыпаюсь, мой желудок сводит от такой сильной тошноты, что я откидываю одеяла, выбираюсь из кровати и мчусь в ванную. Я падаю на колени на прохладный кафель, хватаюсь за бортики унитаза и выплескиваю все, что съела и выпила сегодня вечером, содрогаясь от слез, бегущих по моим щекам.

Я не слышу, как Лиам подходит к двери, но, когда я наконец поднимаю взгляд, вытирая рот салфеткой, он стоит там с затуманенными глазами и взъерошенными волосами, выглядя таким милым в своем сонном состоянии, что я жалею, что не чувствую себя достаточно хорошо, чтобы оценить это.

— Ты в порядке? — На лбу Лиама появляются озабоченные морщинки. — Ты что-то съела сегодня вечером, что тебе не понравилось?

— Может быть. — Я хмурюсь. — Мне также было плохо сегодня утром. Может быть, я просто подхватила какую-то желудочную инфекцию…

Глаза Лиама внезапно сужаются.

— Ана… когда у тебя были последние месячные?

— Я… а что?

— Я не видел в твоей ванной тампонов или каких-либо других женских товаров. Ты здесь уже больше месяца, тебе следовало купить что-нибудь или попросить меня купить тебе это. Ана…

Мой желудок сжимается совершенно по-новому, подступает новая тошнота. Я снова наклоняюсь над унитазом, крепко зажмурив глаза. Нет, нет, нет…

— Есть множество причин, по которым у меня могли не начаться месячные, — слабо говорю я. — У меня они и раньше пропадали из-за низкого содержания жира в организме, когда я танцевала. До этого я некоторое время недоедала. Я только начала набирать вес, стресс тоже может остановить это. На то есть множество причин. — Я замолкаю, видя сомнение на лице Лиама.

— Беременность тоже может привести к тому, — мрачно говорит он.

— Дело не в этом. — Я качаю головой. — Этого не может быть…

— Это, конечно, могло быть. — Лиам хмурится. — У нас дважды был секс без защиты, Ана. Вы с Александром…

Меня снова тошнит. Сегодня вечером я хотела оставить Александра позади, больше не говорить о нем, особенно сейчас. Но это кажется невозможным, и то, что предлагает Лиам, ощущается как новый ужас, новая причина снова чувствовать безнадежность.

Не Александр. Этого не может быть.

Но Лиам прав…

— Я куплю тест на беременность завтра, — твердо говорит Лиам.

Я качаю головой, мои глаза расширяются.

— Нет, — шепчу я. — Нет, давай подождем, может быть, это желудочная болезнь. Может быть, мне станет лучше, или у меня начнутся месячные…

Если это правда, я не хочу знать. Я не хочу сталкиваться с этим лицом к лицу, иметь дело с тем, что может произойти из-за этого. Я не хочу думать об этом.

— Завтра тест, Ана, — твердо говорит Лиам. — Нам нужно знать, так или иначе. Давай, сейчас. — Он подходит ко мне, нежно помогает подняться с плитки и подойти к раковине, наливает стакан воды и крошечную чашечку с ополаскивателем для рта, чтобы я могла прополоскать рот. — Давай вернемся в постель.

Так приятно снова свернуться калачиком рядом с ним, чувствовать его тепло рядом со мной, когда я пытаюсь заснуть. Но я этого не делаю, по крайней мере, в течение долгого времени.

Потому что теперь есть чего бояться.

13

АНА

Когда я просыпаюсь на следующее утро, Лиам рядом со мной. Солнце только начинает просачиваться сквозь занавески, а его будильник еще не прозвенел, так что я могу просто любоваться им мгновение. Он выглядит по-другому, когда спит, более молодо, менее отягощено. Его каштаново-рыжие волосы падают на лоб, длинные ресницы касаются верхней части щек, плечо поднимается и опускается при каждом вздохе. Он выглядит расслабленным. Умиротворенным. Я, конечно, знаю, что это не так. В глубине души он, должно быть, думает о том же, что и я: если я беременна, это меняет все. Если я беременна, между нами возникнет новое препятствие.

Новое препятствие…

Я почти не спала после того, как Лиам проснулся и обнаружил, что меня рвет в ванной. Я лежала без сна, размышляя о такой возможности, пытаясь придумать все причины, почему это не может быть правдой. Я загибала пальцы во все остальные случаи, когда у меня пропадали месячные по разным причинам: из-за худобы, стресса, недостатка правильного питания. Но мои мысли продолжали возвращаться к тому единственному случаю, до того, как я встретила Софию.

Я вспомнила себя, на первом курсе, скорчившейся в ванной крошечной квартиры, и розовые полоски теста, когда я запихивала их в сумочку, чтобы мои соседки по комнате не донесли на меня нашим учителям. Не было той, которой я доверяла, чтобы рассказать ей и выслушать ее совет, поэтому я позвонила своей матери в слезах, чтобы услышать от нее то же самое, о чем и сама знала:

— У тебя вся жизнь впереди. У тебя такой талант детка. Потенциал стать самой молодой примой в истории Нью-Йоркского балета.

— Просто позор рушить все это…

— У тебя будет достаточно времени позже.

Тогда это не казалось чем-то реальным. Просто концепция. Я была не против идеи исключить возможность рождения ребенка. Парень, который, вероятно, был ответственен за это, определенно был бы за это. Исходя из хронометража, я всегда была уверена, что потенциальным отцом этого ребенка был Мишель Алазар, один из ведущих танцоров мужского пола, парень, который время от времени ложился в мою постель или я в его. Танец интимен, полон прикосновений рук и тел, теплого дыхания на стройной шее, туго натянутого спандекса и грациозных, красивых движений, полных великолепного атлетизма, которые делают красивого мужчину чем-то почти божественным. Я всегда считала, что танцоры балета, мужчины — это искусство в человеческом обличье, и Мишель ничем не отличался. Его тоже ждала блестящая карьера. Его не интересовали постоянные отношения, не говоря уже о ребенке. В этом смысле мы были похожи.

Я прошла через все одна. Я была не столько расстроена, сколько смущена из-за своей беспечности, из-за того, что вообще поставила себя в такое положение. Это было всего лишь однажды ночью, Мишель был слишком пьян, чтобы надеть презерватив, а я слишком пьяна, чтобы беспокоиться, и он прервался, но недостаточно быстро.

После этого я два дня отсутствовала на занятиях, а затем вернулась к обычной жизни. Это было просто и непринужденно. И в глубине души я сомневалась, что из меня вообще вышла бы хорошая мать, не говоря уже о моей карьере. Моя собственная мать делала все, что могла, но бегство из России после смерти моего отца и попытки заработать здесь на жизнь сделали ее уставшей и напряженной, лишив возможности уделять мне любовь и внимание, к которым я привыкла в детстве. Я бы хотела дать своему ребенку что-нибудь получше, но как? Я, конечно, не смогла бы этого сделать, если бы мне пришлось бросить Джульярд. Будучи студенткой-стипендиаткой, я всегда прекрасно осознавала, как мне повезло, что я вообще оказалась там, что именно мой талант удержал меня там. Ребенок положил бы конец всему. Я даже не задумывалась, нужны ли мне дети.

Я лежала так всю ночь и, перевернулась на бок, чтобы посмотреть на Лиама, должна признать, что до сих пор не знаю, хочу ли быть матерью. У меня никогда не было возможности по-настоящему подумать об этом. У меня никогда не было достаточно серьезных отношений, чтобы думать о браке, семье и детях. Когда София была сметена Лукой, когда Франко разрушил все для меня, я была на пороге становления. Все это было еще очень далеко. Я всегда думала о детях как о чем-то, с чем я разберусь позже, если у меня когда-нибудь начнутся серьезные отношения, тогда и решила бы, хочу ли я этого.

Захотела бы я, если бы здесь были только я с Лиамом? Ни Александра, ни Сирши рядом, чтобы все запутать. Честно говоря, не могу сказать. У нас с Лиамом не было шанса стать полноценной парой. На самом деле, у нас даже нормального секса не было, а все какие-то испорченные способы. Но он был внутри меня, и это означает, что есть ненулевой шанс, что если я беременна, то это может быть его ребенок. Но более вероятно…

Нет. Нет, нет. Я не могу позволить себе даже думать об этом. Я не беременна. Я не могу быть…

Лиам шевелится рядом со мной, приоткрывая один глаз глядя на меня.

— Доброе утро, — хрипло говорит он, и мое сердце переворачивается в груди. Мы впервые просыпаемся вот так вместе, и в этот момент я хочу делать это каждый день вечно. Я хочу видеть, как он смотрит на меня снизу вверх, взъерошенный, с сонными глазами, в его голосе прорезается тот акцент, который иногда исчезает, а иногда возвращается, и я хочу это слышать снова и снова.

Прошлой ночью он допустил ошибку. Я тоже. Но, конечно, мы можем начать все сначала. Еще раз.

Лиам наклоняется, обхватывает ладонью мое лицо и быстро целует меня, и я чувствую, как мое сердце пропускает еще один удар от ощущения его губ на моих. Они всегда кажутся приятными, правильными, как будто это тот человек, которого я ждала всю свою жизнь, чтобы поцеловать, и до сих пор это было не совсем правильно. Я наклоняюсь, желая насладиться этим, и он задерживается всего на секунду, прежде чем отстраниться.

— Сейчас утром мне нужно уйти, — говорит он, вскакивая с кровати. Черные пижамные штаны, которые он носит, низко сидят на бедрах, позволяя мне видеть все гладкие рельефные мышцы его груди и пресса, глубокие линии выреза, исчезающие в присборенной талии брюк. Он без раздумий снимает их, подходя к комоду, и я мельком вижу его округлую, мускулистую задницу, прежде чем он надевает темно-серые боксерские трусы.

Это так буднично, так по-домашнему, что у меня на мгновение перехватывает дыхание. Это кажется нормальным, более нормальным, чем что-либо за очень долгое время. Очень легко представить, что это наше каждое утро, легко забыть обо всех препятствиях, которые все еще стоят на нашем пути.

Вчера вечером я сказала Александру, что с меня хватит. Я сделала все, что могла, чтобы доказать Лиаму, что я принадлежу ему, что я хочу его. Моя все еще болящая задница является доказательством этого, хотя всякий раз, когда я шевелюсь и чувствую эту затяжную боль, внутри и снаружи, но это посылает через меня импульс желания. То, что Лиам сделал со мной, было наказанием, но в то же время это было приятно.

Лиам скоро разберется с Сиршей и их помолвкой. Я верю в это и цепляюсь за эту мысль, чтобы не падать духом, хотя уже прошло много времени с тех пор, как Лиам ушел, а я позавтракала и сделала зарядку в гостиной. Я как раз поднимаюсь со своего коврика для йоги, заправляя выбившиеся пряди волос обратно в пучок на макушке, когда слышу стук в дверь, от которого мое сердце уходит в пятки.

Лиам не стал бы стучать, а я никого не жду. Так что, если только он не послал кого-нибудь сюда проведать меня или забрать что-нибудь, не совсем за гранью возможного, кто бы ни был по ту сторону этой двери, я не хочу его видеть.

Стук раздается снова, на этот раз сильнее.

— Анастасия? Я знаю, что ты здесь. Открой. — Еще один сильный, настойчивый стук.

Это женский голос. Сирша. Я уверена в этом, и я чувствую, как мой желудок переворачивается от беспокойства. Я не хочу впускать ее, но я почти уверена, что она останется там, пока я этого не сделаю.

Я неохотно подхожу к двери и открываю ее, тяжело сглатывая. У меня есть смутная надежда, что это кто-то другой, кто угодно, но это не так.

Сирша протискивается в квартиру, едва взглянув на меня, пока не оказывается в гостиной. Когда она наконец поворачивается, то опускается на диван, сложив руки на коленях. Обручальное кольцо с бриллиантами и изумрудами все еще у нее на пальце, оно сверкает на солнце, и у меня пересыхает во рту, когда я смотрю на него. Пока оно там, это похоже на символ ее притязаний на Лиама. Напоминание о том, что бы Лиам ни говорил мне, что бы он ни обещал, прямо сейчас он не полностью мой.

— Нам нужно поговорить, Анастасия, — говорит Сирша. У нее легкий и элегантный голос, почти королевская осанка, культурный акцент, несмотря на намек на гэльский. На ней накрахмаленные черные брюки с тонким кожаным поясом и кремовая шелковая рубашка, заправленная внутрь, рукава аккуратно застегнуты на запястьях, а ее рыжие волосы ниспадают на плечи и спину. В ушах у нее маленькие серьги с бриллиантами и никаких других украшений, рядом с ней тонкая черная сумка через плечо, вывернутая внутрь, так что я не могу разглядеть, дизайнерская она или нет. Все в ней сдержанно, но отточено, элегантно, но непритязательно. Последнее, что я могу видеть, это фасад… Сирша точно знает, что делает.

— Это дело Лиама… разговаривать с тобой, — просто говорю я, стоя рядом с одним из кресел и положив руку на спинку. Я не хочу садиться. У меня такое чувство, что мне нужно оставаться на ногах, готовой бежать, хотя я действительно не знаю, куда бы я пошла. — Нам не о чем говорить, Сирша. Это касается только тебя и Лиама.

— Видишь ли, тут мы расходимся во мнениях. — Она вежливо улыбается мне. — Я не думаю, что ты в полной мере осознаешь ситуацию, в которую Лиам поставил себя ради тебя, Ана. Могу я называть тебя Ана?

— Я не думаю, что мое НЕТ остановит тебя.

Сирша приподнимает бровь.

— Не нужно быть невежливой. Ты здесь, трахаешься с моим женихом в его доме, и я не веду себя невежливо по отношению к тебе. Я просто думаю, что ты не понимаешь серьезности ситуации, Ана.

— И ты собираешься мне это объяснить?

Ее губы сжимаются в тонкую линию.

— Лиам важный человек, Ана. Я не думаю, что ты слишком хорошо знакома с ирландскими королями или, по крайней мере, со всеми остальными. Но Лиам возглавляет таблицу. Это что-то значит. И что это значит…

— Ты считаешь, что должна помочь ему?

Сирша моргает.

— Ну… нет, хотя всегда предполагалось, что я выйду замуж за сына Макгрегора. Я просто… — Она прочищает горло. — Я ничего не должна Лиаму, хотя выйти замуж за главу Королей, мое право по рождению, так же как это место принадлежит ему. Но это означает, Ана, что он подвергает опасности множество жизней, бизнес, финансы, доверие своих людей и даже свою собственную жизнь, настаивая на том, чтобы быть с тобой. Настаивая на том, что он собирается отодвинуть меня в сторону, и я не думаю, что ты это понимаешь или, по крайней мере, не до конца осознаешь.

Я уставилась на нее. Его жизнь? Я не хочу в это верить. Я не могу. Кажется таким архаичным, таким безумным думать, что Лиам мог рисковать своей жизнью или чьей-либо еще, решив быть с кем-то не таким, как ему было предназначено.

— Он нарушает клятву, Ана, — спокойно говорит Сирша, и я задаюсь вопросом, произнесла ли я какую-то часть этой последней мысли вслух. — Контракт, подписанный в церкви, в присутствии священника, моего отца и дяди. Это важно для королей. Человек, который не может сдержать свое слово, вообще не человек.

— Он сдержал данное мне слово, — говорю я еле слышно. Я не хочу, чтобы это обидело Сиршу, но я все равно вижу вспышку этого в ее глазах.

— Ты ничего не значишь, — говорит она как ни в чем не бывало. — Ни для меня, ни для кого-либо из Королей. Здесь ты никто, Анастасия Иванова. Не имеет значения, кем ты была раньше. И не имеет значения, что придумал Лиам, чтобы заставить себя поверить, что тебя могут здесь принять. Ты не можешь остаться с ним.

Боль, пронзающая мою грудь, проникает так глубоко, как и хотела Сирша, потому что я знаю, что она права. Мне здесь не место. У меня нет никого, кроме Лиама, и между нами никогда не было легко. Если Лиам решит, что слишком многим рискует, у меня здесь вообще ничего не останется.

— Тебе следует вернуться в Нью-Йорк. — Голос Сирши почти успокаивающий, как будто она действительно просто пытается помочь мне сделать то, что лучше, как будто она действительно мой друг. — У тебя там есть друзья. Если ты заботишься о Лиаме, ты не будешь заставлять его проходить через это. Ты отпустишь его, чтобы он мог жить той жизнью, которая ему предназначена, жизнью, которой он был совершенно доволен до встречи с тобой. И ты сможешь продолжать заниматься чем-то другим. Всем, что сделает тебя счастливой. Главное, чтобы этого не было здесь.

Я тяжело сглатываю, стискивая зубы, чтобы сохранять спокойствие.

— Я ничего не заставляю Лиама делать, Сирша. Он взрослый мужчина. Ему не нужно, чтобы я принимала решения за него. Он, конечно, может сделать этот выбор сам и рассказать мне, какой он есть. В любом случае, — добавляю я, делая глубокий вдох и собирая свои нервы. — Я не знаю, почему ты хочешь мужчину, который не хочет тебя. Тебе не стыдно так стараться, чтобы заставить его жениться на тебе?

Если Сирша и заметила мое оскорбление, похоже, это ее не задело. На этот раз она кажется почти невозмутимой, выражение ее лица спокойное и уравновешенное.

— Дело не в любви или желании, Ана. Я признаю, что нахожу Лиама очень красивым, и да, я хочу, чтобы он стал моим мужем. Из братьев Макгрегор я всегда предпочитала его, хотя и не думала, что выйду за него замуж. Это был приятный сюрприз. И, думаю, со временем он сможет полюбить меня. В глубине души он хороший человек, просто сейчас сбитый с толку. — Сирша натянуто улыбается мне, и в этом нет ни капли юмора. — Но дело не в этом, Ана. Это о долге. Это о том, для чего меня воспитывали. Лиама к этому не готовили. Он не был воспитан как наследник, чтобы занять это место, но теперь оно принадлежит ему, и он пытается добиться успеха. Я могу помочь ему в этом. Мой отец всю свою жизнь был правой рукой правящего ирландского короля. Это все, что я когда-либо знала. Меня воспитали, чтобы я была женой ирландского короля. Лиам нуждается во мне и в том, что я могу ему предложить.

— Я тоже нужна ему, — шепчу я, жалея, что произнесла эти слова, как только они срываются с языка. Они кажутся слишком интимными, слишком уязвимыми. Но Сирша уже услышала и издает короткий горький смешок.

— Нужна за что? За то, как ты выглядишь, стоя на коленях? Ты не из тех женщин, которые выходят замуж за такого мужчину, как Лиам, Ана. Тебе нечего ему предложить, кроме симпатичного личика и, я уверена, прекрасного, талантливого тела, но это не поможет ему сохранить свое место во главе стола. Это вполне может заставить его потерять самообладание, если не совсем собственную голову. — Сирша делает паузу, ее ярко-зеленые глаза пристально смотрят на меня. — Что ты можешь для него сделать, Ана, кроме как разорвать его на части?

Тишина, которая наполняет комнату, пронзительна. В каком-то смысле я знаю, что она права. Все, что я могу предложить ему, лишь удовольствие, любовь, преданность, и ничего, когда речь заходит о другой части его жизни, связанной с Королями. Там я только причиняю ему боль, а не помогаю. Но в глубине души я чувствую, что говорила правду, когда сказала, что не могу и не должна принимать эти решения за Лиама. Он способен делать свой собственный выбор, выбирать то, что для него наиболее важно, и сказать об этом мне сам.

— Настоящая любовь, Ана, заключалась бы в том, чтобы оставить все это и позволить Лиаму жить той жизнью, которая ему предназначена. — Голос Сирши доносится до меня через комнату, и я встречаюсь с ней взглядом, не позволяя слезам, которые, я чувствую, блестят в моих глазах, пролиться.

— Жизнь, которая должна была быть у него. — Я позволила словам соскользнуть с моего языка, обдумывая их. — С тобой.

— Да, — говорит Сирша, и мне кажется, я улавливаю малейшую нотку сочувствия в ее голосе. — Со мной.

Снова наступает тишина, которая затягивается, а затем Сирша делает глубокий вдох.

— Подумай об этом, — тихо говорит она, проходя мимо меня. — Лиам говорил, что спас тебя. Возможно, тебе пора спасти его от самой себя. Пока он все не разрушил.

А потом она исчезла, выскользнув за парадную дверь почти так же быстро, как и появилась. Часы показывают, что она была здесь меньше двадцати минут, но кажется, что прошла целая жизнь. Я опускаюсь в кресло, мои руки трясутся, я крепко зажмуриваю глаза, чтобы сдержать слезы.

Я не хочу плакать. Я не могу. Я тяжело сглатываю, пытаясь подавить бурлящие эмоции. Тем не менее, они слишком бурлят, заставляя огромный роскошный пентхаус Лиама казаться маленьким и вызывать клаустрофобию. Недолго думая, я хватаю свой телефон и засовываю ноги в туфли на плоской подошве, направляясь к лифту, все еще в потном неряшливом пучке, штанах для йоги и мешковатой футболке, слишком расстроенная, чтобы думать о том, как я буду выглядеть, идя по улице. Мне просто нужно выйти на улицу, подышать свежим воздухом…

Свежий, теплый воздух, дующий мне в лицо, вдыхаемый в легкие, когда я выхожу на улицу, помогает мне немного успокоиться. Я несколько раз глубоко вдыхаю, когда выхожу на тротуар, поворачиваю налево без особой причины и начинаю идти. Мне просто нужно немного пространства, немного времени, чтобы подумать…

Мои ноги начинают болеть, едва пройдя квартал, но я заставляю себя не думать об этом. Я пока не готова вернуться в пространство, которое больше принадлежит Лиаму, чем мне, где меня заставляют думать о его жизни до того, как в ней внезапно появилась я. Сирша сказала, что Лиам был доволен направлением своей жизни до того, как я появилась, и у меня нет причин думать, что это неправда. Если бы он не встретил меня, он, вероятно, женился бы на ней, не задавая вопросов. Возможно, она даже сделала бы его счастливым, она кажется достаточно милой, объективно, той, кто вписывается в его мир. Что бы ни случилось, поскольку мы с Лиамом любим друг друга, это моя вина, потому что он встретил меня. Сирша сказала, что последствия этого могут быть очень плохими, и я не уверена, что она не говорит правду и об этом.

В моих мыслях такой беспорядок, что я даже не слышу шагов за спиной, пока не становится слишком поздно. Я едва замечаю, как рука хватает меня за локоть и тащит в сторону, пока я почти не оказываюсь в машине. К тому времени я настолько теряю равновесие, что, когда я спотыкаюсь и падаю, чьи-то руки используют это, чтобы затащить меня в ожидающую машину, стоящую на холостом ходу у обочины, какой-то невзрачный седан с матерчатым салоном, пахнущим средством для чистки обивки. Я знаю, что это Александр, еще до того, как вижу его лицо. Я узнаю его прикосновения, его запах…. Короткое время мы были так близки. Я не забыла, даже если хочу оставить это в прошлом.

Но в машине есть и другой запах, от которого мое сердце чуть не останавливается от шока. Смешанные запахи сигарет и губной помады возвращают меня к ощущению тошноты в животе, к шикарному французскому акценту, оскорбляющему меня, к острому ногтю у моего соска, к пистолету, приставленному к моей голове. Я знаю, кто сидит на переднем сиденье машины и везет нас туда, куда, по мнению Александра, нам нужно ехать.

Иветт.

На мгновение мир полностью выходит из фокуса. Единственное, что я вижу, это переливы цветов, вызывающие у меня головокружение и тошноту, мои чувства переполнены ароматами кожи Александра, сигарет Иветт, ее губной помады и его теплого дыхания с ароматом шоколада. А потом все возвращается на круги своя, и я с головокружением откидываюсь на спинку сиденья, рука Александра все еще крепко держит меня за локоть, как будто я могу выпрыгнуть из движущейся машины.

Я осмеливаюсь взглянуть на водительское сиденье, не желая подтверждения тому, что говорят мне мои чувства, но все же нуждаясь в нем. Я вижу ее, Иветт, ее темные волосы по-прежнему уложены в стильную прическу каре, ее вездесущая красная помада идеально нанесена, но на ее красивом точеном лице появились новые черты. Наполовину зажившая рана в углу ее лба, переходящая в линию роста волос, заживающий шрам, где у нее, вероятно, были уродливые красные швы. Это портит ее красоту и в некотором смысле дополняет ее. Тем не менее, я слишком хорошо помню, откуда это взялось… помню Лиама повалившего ее на пол, ударяя прикладом, когда он пытался вытащить меня из квартиры Александра. Возможно, я ненавидела то, что ему пришлось сделать с Александром, чтобы вытащить меня оттуда, но я ни на секунду не желала, чтобы он сделал меньшее с Иветт.

Она даже не смотрит на меня в зеркало заднего вида. Ее присутствие заставляет мое сердце беспорядочно биться в груди, если она здесь, это не к добру. Я думала, что она мертва, и одно только осознание того, что это не так, вызывает у меня тошноту, смешанную с неуклонно растущей паникой по поводу того, что она и Александр запланировали для меня. Мой отказ прошлой ночью так сильно ранил его? Неужели он просто собирается избавиться от меня сейчас, раз и навсегда? Если он не может заполучить меня, никто не сможет?

— Александр… — Я пытаюсь говорить громче, пока мы едем, но он шикает на меня, крепче сжимая мою руку. Он не дает мне заговорить, пока мы не выходим из машины и не направляемся в гостиничный номер, Иветт идет впереди, как какой-то сердитый телохранитель, ее огромные темные очки закрывают значительную часть лица.

— Помолчи, Ана, — снова говорит он, когда я пытаюсь протестовать, когда он затаскивает меня в лифт. — И не думай звать на помощь. Ты и твой ирландский любовник пожалеете об этом. Мы поговорим в комнате.

Я знаю, что должна дать отпор, попытаться помешать ему отвести меня туда, где меня никто не увидит, не услышит и не спасет. Но я чувствую панику, оцепенение и неспособность решить, что делать или какие действия могут заставить кого-то прийти мне на помощь вместо того, чтобы притворяться, что смотрят в другую сторону.

— Александр, пожалуйста… — умоляю я, когда мы оказываемся в комнате, дверь закрывается с такой решимостью, что у меня по спине пробегает дрожь. — Прости, что я расстроила тебя прошлой ночью, но ты должен быть разумным. Я не хочу…

— Я веду себя разумно, — холодно говорит он. — Я остановился, когда ты попросила меня об этом прошлой ночью, не так ли? Позволил тебе убежать, как будто ты мне не принадлежишь.

— Куплена и оплачена, — лукаво замечает Иветт. — Непослушное домашнее животное. Очень плохая девочка. Я бы хотела, чтобы ты позволил мне научить ее хорошим манерам, Александр…

— Хватит, — коротко говорит он. — Анастасия, к тебе это тоже относится. Я был терпелив, позволял тебе разгуливать по Бостону с этим ирландцем и верил, что ты образумишься, но ясно, что тебе нужна более твердая рука, кто-то, кто будет направлять тебя. Ты только и делала, что играла со мной в игры, морочила мне голову и забавлялась эмоциями, которые я испытываю к тебе…

— Нет! — Умоляюще восклицаю я, качая головой. — Александр, я не играю в игры, клянусь. Ты мне небезразличен. Правда. Я благодарна тебе за все, что ты для меня сделал.

Я вижу, как при этом на лице Иветт появляется выражение, как будто она почуяла что-то плохое, но я игнорирую это, продолжая двигаться вперед.

— Я имела в виду все, что говорила тебе в Париже, клянусь. Но все изменилось…

Что-то в сердитом выражении лица Александра дрогнуло, но Иветт сделала шаг вперед, ее милое личико исказилось от раздражения.

— Такая взбалмошная, — шипит она. — Такая капризная. Ее чувства только что изменились. Вот почему ты не можешь привязываться к домашним животным, Александр. Их эмоции настолько повсюду. Я рада, что ты позвонил мне, чтобы я помогла помочь тебе прийти в себя. Мы вместе отвезем ее обратно в Париж, а потом…

У меня пересыхает во рту. Значит, это вина Иветт. Александр, должно быть, позвонил ей прошлой ночью, после того как я убежала… выговориться, может быть, даже спросить совета. Очевидно, что она пришла бы сразу, увидев свой шанс еще глубже вцепиться в него. Но, конечно, он так не считает. Он никогда этого не делал, за то короткое время, что я знаю Александра, он всегда был по большей части слеп к недостаткам Иветт и терпим ко всему остальному.

— Я собираюсь позвонить Лиаму, — спокойно говорит Александр. — Он приедет сюда, и мы собираемся обсудить, что с этим делать. Ты уйдешь отсюда со мной, Ана, — добавляет он холодным голосом, вытаскивая телефон из кармана и направляясь к двери, чтобы выйти в коридор и позвонить.

Меньше всего на свете я хочу остаться наедине с Иветт, но именно это и происходит.

— Жалкая маленькая сучка, — шипит она. — Мне следовало пристрелить тебя.

— Я надеялась, что ты мертва, — огрызаюсь я в ответ, мой страх на мгновение превращается в гнев и бурлит. — Я хотела, чтобы Лиам убил тебя. Ты яд для Александра, ты…

Я не вижу, что за этим следует пощечина. Рука Иветт резко ударяет меня по щеке, обжигая, когда моя голова откидывается набок.

— Он никогда не полюбит тебя, — выплевываю я, стискивая зубы от прилива боли и заставляя себя смотреть прямо на нее. — Никогда…

На этот раз пощечина раздается с другой стороны, выворачивая мою шею влево, и теперь от моего лица не остается ничего, кроме жгучего жара.

— Крошка, — шипит Иветт. — Ты…

— Остановись! Нет, Иветт. — Голос Александра резкий и повелительный, когда он возвращается в комнату, и даже Иветт отступает назад, ее рука опускается. — Я же говорил тебе, что ей нельзя причинять вреда.

Иветт хмурится, но отступает назад.

— Ты звонил Лиаму? — Тихо шепчу я, и Александр кивает.

— Он уже в пути. Когда он прибудет, мы разберемся со всем этим.

Страх змеями пробегает по моему позвоночнику, холодный и оледенелый.

— Не причиняй ему вреда, Александр, пожалуйста! Чего бы ты ни хотел от меня, я это сделаю. Только не причиняй вреда Лиаму…

Александр ничего не говорит, только отворачивается от меня, глядя на дверь, скрестив руки на груди и стиснув зубы. На другом конце комнаты Иветт торжествующе улыбается, и я чувствую, как мое сердце уходит в пятки.

Я почти уверена, что Лиам попадет в ловушку. И я ничего не могу поделать.

14

ЛИАМ

Анна у Александра….

Страх, который я почувствовал, услышав его голос, был резким и мгновенным, пробрав меня до костей. В его голосе не было злости, но почему-то это казалось еще более пугающим, как будто спокойный, холодный тон означал что-то гораздо более зловещее. С гневом и страстью я мог бы справиться, но если он перестал заботиться об Ане, если все, чего он хочет, это отомстить нам обоим, это гораздо более опасная ситуация.

Я выходил из аптеки, когда он позвонил. Теперь, сжимая в одной руке телефон, а в другой сумку с тестами на беременность, я стою на тротуаре в теплом воздухе раннего лета, чувствуя, как нарастает мрачное чувство страха, пока оно почти не захлестывает меня. Я в таком оцепенении, что мне требуется секунда, чтобы понять, что мой водитель подъехал к обочине. Он выходит, его лоб сморщен, когда он смотрит на меня поверх крыши машины.

— Мистер Макгрегор, все в порядке?

Я моргаю, выныривая из состояния фуги, в которое меня погрузил звонок Александра.

— Да. Просто небольшое изменение в планах, Ральф. Мне нужно сделать еще одну остановку.

— Конечно, сэр.

Я называю ему название отеля Александра, откидываюсь на прохладную кожу своего сиденья и закрываю глаза, когда Ральф выезжает на проезжую часть. Мое сердце бешено колотится в груди. Каждая проходящая секунда напоминает мне о часах, днях и неделях, когда я беспокоился об Ане, пытаясь найти ее, задаваясь вопросом, что с ней происходило, пока я искал. Теперь она снова у Александра, и мое воображение рисует все худшие места, когда машина останавливается в пробках Бостона в обеденный перерыв, снова и снова, паника комом подступает к моему горлу.

— Мы можем ехать быстрее, Ральф? — Я наклоняюсь вперед, глядя на пробку впереди нас, и Ральф поднимает голову, глядя на меня в зеркало заднего вида.

— Работаю так быстро, как только могу, сэр.

Блядь. Я стискиваю зубы, заставляя себя сохранять спокойствие, насколько это возможно, всю дорогу, пока мы не оказываемся в двух кварталах от отеля. Когда трафик снова замедляется до полной остановки, я больше не могу этого выносить.

Загрузка...