Исчезнувшая невеста

Глава 4

Герцог проснулся в прескверном состоянии духа, и даже веселое многоголосье за окном и нестройное пение дюжины волынок не развеяли его мрачного настроения.

Для простого народа сегодняшний день был праздником, хотя, возможно, многие члены клана не одобряли союза с Килкрейгами.

Но самому герцогу сегодня предстояло сунуть голову в петлю — и, хоть убей, он не мог придумать, как выпутаться из этой ловушки.

Снова и снова мысли его невольно обращались к женщине, на которой ему предстоит жениться.

Герцог с трудом представлял себя женатым, но, когда такая фантазия приходила ему в голову, он мысленно видел рядом с собой очаровательное и утонченное создание из одного с ним круга — предмет восхищения и зависти всех знакомых мужчин.

Теперь же обстоятельства принуждают его связать свою судьбу с девушкой из рода Килкрейгов, с которой у пего нет ничего общего. При одной мысли об этом герцога охватывало отвращение.

Она наверняка читает по складам — если вообще умеет читать! И, разумеется, у нее толстые ляжки и круглая физиономия с румянцем во всю щеку!

Герцог опасался, что неприязнь к супруге помешает ему даже выполнить блестящий план лорда Хинчли: сделать жене ребенка и уехать. Он просто не сможет заставить себя лечь с ней в постель!

Не зря англичане говорят, что путешествовать по Шотландии можно, только зажимая нос платком!

С горькой усмешкой герцог вспомнил рассказ Георга Четвертого о своем неудавшемся браке. Король — тогда еще принц Уэльский — был настолько потрясен неприятным запахом, исходившим от принцессы Каролины, что передал ей через фрейлину почтительнейшую просьбу помыться перед первой брачной ночью.

Однако это не помогло, и семейная жизнь царственной четы с самого начала пошла наперекосяк.

Сам герцог, когда дело касалось женщин, был чрезвычайно привередлив.

В отличие от многих своих современников, он не интересовался доступными «жрицами Афродиты», у которых сент-джеймские щеголи проводили все свободное время.

Нет, герцога привлекали изящные и утонченные дамы из высшего общества. Он не помнил, чтобы хоть раз лег в постель с женщиной, привлекавшей его только физически.

В любовной связи герцога привлекал прежде всего шарм женщины, ее чувство юмора, вкус и утонченность.

К чисто плотским утехам он питал отвращение.

К несчастью, увлечение герцога ослабевало, едва женщина, обнаружив в нем в придачу к прочим достоинствам еще и талант пылкого любовника, привязывалась к нему всем сердцем.

Герцог сам не понимал, почему его влечет от одной женщины к другой. Может быть, это кельтская кровь, кровь сотен поколений мечтателей и сказочников, сказывалась в нем и гнала на поиски недостижимого идеала.

Однако теперь, по злой воле судьбы, герцог принужден жениться на женщине, которую не знает, брак с которой, как он инстинктивно чувствовал, не только унизит его гордость и достоинство, но и уронит его в глазах друзей.

Скрипя зубами, герцог натягивал на себя клетчатую рубаху и юбку — парадный костюм вождя. Одно он знает твердо: никогда в жизни он не покажет свою жену в высшем обществе!

Стоит кому-нибудь из его светских знакомых ее увидеть, и над герцогом будут потешаться все, кто раньше уважал его за хороший вкус!

Герцог вышел в маленькую столовую — в ней обычно собирался узкий семейный круг — и сел завтракать. Перед ним лежала написанная от руки программа сегодняшнего дня, где неутомимый мистер Данблейн обозначил: что, когда и как он должен делать.

Герцог раздраженно отодвинул бумагу. Сначала завтрак, иначе еда застрянет у него в горле.

Однако, проглотив несколько ложек овсянки, герцог с гримасой отвращения отодвинул тарелку и приказал принести бренди — необычный для него выбор.

Герцог тщательно следил за своей физической формой и старался как можно реже употреблять алкоголь. Конечно, он выпивал в компании друзей, но и там старался пить в меру и всегда предпочитал шампанское или хороший французский кларет.

Отправляясь на Север, герцог положился на отцовские погреба и не стал брать с собой дорогих вин; но в багаже его лежали несколько ящиков превосходного бренди.

Отхлебывая крепкий напиток, герцог думал, что бренди придаст ему сил и поможет встретить грядущие испытания лицом к лицу.

Первым номером в программе стояло венчание. Чем раньше герцог покончит с церемонией, тем больше времени ему останется, чтобы разъяснить своему клану причины и смысл союза с Килкрейгами.

Герцог уже собирался встать из-за стола, когда в дверях появился лорд Хинчли.

— Не удивляйся, Тэран, что я встал в такой непривычно ранний час, — заметил он. — Этот гам под окнами не даст спать и глухому!

Вглядевшись в лицо герцога, он добавил:

— Возможно, это и к лучшему: я смогу тебя немного развеселить.

— Вряд ли, — мрачно ответил герцог.

— Если честно, ты попал в крупную передрягу, — сочувственно произнес лорд Хинчли, — но знаешь, что я скажу? Если это неизбежно, расслабься и попробуй получить от всего этого удовольствие!

Лорд Хинчли сел напротив герцога и, дождавшись, пока слуги, накрывавшие на стол, выйдут из комнаты, продолжал;

— Послушайся моего совета: кончай поскорей с этим делом и сматывайся в Эдинбург! Я должен быть там послезавтра.

— Так скоро? — рассеянно спросил герцог.

— Скоро?! — воскликнул лорд. — Я и так задержался из-за твоей свадьбы! Черт возьми, а я-то мечтал с тобой поохотиться! Никогда не видел такого изобилия куропаток! Но что же делать — труба зовет.

— Действительно, нехорошо получится, если король появится в городе раньше тебя, — слабо улыбнулся герцог.

Лорд Хинчли изобразил притворный ужас.

— Боже упаси! Меня расстреляют, заточат в Тауэр или, того хуже, в Эдинбургский замок!

— Да, это куда страшнее расстрела, — мрачно заметил герцог.

— Так что буду ждать тебя в Эдинбурге, Тэран, — сказал лорд Хинчли. — Ты, наверно, захочешь плыть морем?

— Так быстрее, — ответил герцог. — Данблейн наверняка уже послал в город иоменов, представляющих наш клан на параде; хотя они скорее всего отправились посуху.

— А ты, я гляжу, стал настоящим шотландцем, — заметил лорд Хинчли. — По крайней мере, с виду.

Герцог издал звук, напоминающий рычание разъяренного медведя, и его друг, сокрушенно вздохнув, поспешил переменить тему.

Скоро — слишком скоро, как показалось герцогу, — настало время подняться в покои вождя, где должна была состояться брачная церемония.

Комната, разумеется, не могла вместить всех желающих, и внутрь пригласили только родственников и важнейших членов обоих кланов.

Герцог и лорд Хинчли вошли последними, когда все, не исключая священника, были уже внутри.

Оглядевшись вокруг, герцог заметил на переднем плане Эндрю, старшего сына Килкрейга, и рядом с ним — его жену.

«Вот на такой же толстой шотландской корове женят сейчас и меня!»— с обреченностью подумал он.

Миссис Эндрю Килкрейг в молодости была довольно хороша собой, но рождение троих детей губительно сказалось на ее фигуре.

Одета она была так, что в Лондоне герцог неминуемо принял бы ее за служанку. Огрубевшее от солнца и ветра лицо обрамляли жидкие локоны песочно-рыжего цвета.

Герцог еще раз взглянул на нее и со вздохом отвернулся.

Он терпеть не мог рыжих волос. Даже красавицы Тициана, которыми так восхищались ценители на континенте, вызывали в нем неприятное чувство. А в Шотландии, как известно, трое из четырех — рыжие.

С каждой минутой в душе герцога нарастало отвращение.

«Господи, как же король столько лет терпел свою неряху-жену?»

Оказавшись в Англии, юный шотландец быстро усвоил строгие правила личной гигиены и аккуратности, введенные в высшем свете все тем же Красавчиком Бруммелом.

Сам Бруммел был помешан на чистоте и опрятности. Он полировал даже подметки башмаков, а носовые платки отправлял стирать в Хемпстед, чтобы они впитали в себя свежий деревенский воздух.

Французы, подражавшие английской моде, вслед за ним посылали свое грязное белье в стирку на побережье, чтобы оно вернуло себе белизну в местных прачечных и высохло на свежем воздухе с солоноватым привкусом моря.

Георг Четвертый, став королем, предал проклятию неопрятность Минувшего века. Лишь немногие из его старых товарищей, например, Чарльз Джеймс Фоке или герцог Норфолк, осмеливались появляться при дворе в несвежем белье, не приняв предварительно ванны с ароматическими солями.

В своих домах в городе и в деревне герцог стремился поддерживать такую же чистоту, как король — в Букингемском дворце.

Нет, если его будущая жена — неряха, герцог не сможет последовать совету лорда Хинчли! У него не хватит духу и пальцем к ней притронуться!

«Пусть остается здесь и делает, что хочет! — свирепо подумал он. — Я о ней беспокоиться не стану!»

В уши ему ударило нестройное пение волынок. Герцог понял, что час пробил: Килкрейг, ведя за руку дочь, вошел в покои вождя.

Но герцог вдруг почувствовал, что не в силах поднять глаз.

Это нельзя было назвать трусостью. Бывают минуты, когда и самый смелый человек не отважится поднять глаза, чтобы взглянуть в лицо своему позору, своей разрушенной жизни.

Сжав губы, герцог упрямо смотрел вперед. Священник начал службу: его шотландский акцент резал ухо. Однако, даже если бы он говорил на безупречном английском, это было бы все равно. Герцог пребывал в странной прострации и не разбирал ни одного слова. Душу его переполняли гнев и отчаяние.

Ему казалось, что отец вернулся из небытия, чтобы снова одержать над ним верх.

Герцог думал, что, сбежав из мрачного замка, навсегда избавился не только от невыносимой жестокости отца, но и от гнета старых обычаев и предрассудков.

Замок был для него ненавистной тюрьмой, а члены клана — врагами, ибо они подчинялись отцу.

Теперь же, казалось ему, злобный дух отца поднялся из могилы, чтобы снова заманить его в Шотландию и сделать пленником.

Священник повысил голос, и герцог с трудом осознал, что лорд Хинчли подает ему обручальное кольцо.

Откуда-то из тумана вынырнула женская рука — герцог надел ей на палец кольцо и поспешно отпустил, словно прикоснулся к чему-то омерзительному.

Священник прочел последнюю молитву, и герцог вздохнул с облегчением. По-прежнему не глядя на жену, он протянул ей руку.

Мистер Данблейн пригласил всех в большой зал, где был накрыт стол для свадебного завтрака.

Герцог знал, что увидит на столе самые разнообразные блюда, в основном из мяса и дичи: их начали готовить еще три дня назад, и того, что стоит сейчас на столе, хватило бы, чтобы накормить сотню великанов.

Все гости, присутствовавшие при венчании, были приглашены в Баронский зал — столовую, пристроенную к замку Уильямом Адамом и являвшую собой достойное произведение этого великого архитектора.

Одним потолком, покрытым росписью, можно было бы любоваться целый день; а огромный камин из итальянского мрамора, созданный руками мастеров, которых дед герцога выписал из Италии, поражал воображение.

Мебель и картины также были выше всяких похвал.

Герцогу все это было знакомо, но Клола с восторгом оглядывалась по сторонам.

Клола слышала, что замок Нарн красив, но никак не ожидала встретить здесь сокровища, о которых лишь слышала и читала в Эдинбурге, но никогда не подозревала, что в Шотландии есть что-то подобное.

Клоле вспомнилось, что дед герцога, как говорили, много путешествовал по свету.

Должно быть, это он привез в замок великолепное собрание полотен итальянских мастеров, а возможно, и французскую мебель, которую Клола заметила в других покоях.

Войдя в зал, Клола села во главе стола рядом с герцогом. По обе стороны длинного стола шумно рассаживались Килкрейги и Макнарны. Сейчас Клола была рада, что герцог не обращает на нее внимания.

Она понимала, что заговорить с ней сейчас стоило бы ему больших усилий. Стоя рядом с ним у алтаря, Клола чувствовала исходящие от него волны гнева; а когда он надел ей на палец кольцо, то тут же с отвращением отдернул руку…

«Он меня ненавидит!»— подумала Клола.

Это смущало и пугало ее, однако Клола надеялась, что разговор наедине все поставит на свои места. Но, конечно, нельзя выяснять отношения на глазах у многочисленных гостей.

Клола наклонила голову так, что вуаль, откинутая во время брачной церемонии, снова упала ей налицо.

Она знала, что гости не будут возражать, приписав этот жест естественному смущению невесты.

Как и герцог, Клола с трудом заставила себя попробовать несколько блюд и была рада, что гости не произносили пышных речей.

Один только Килкрейг произнес тост за ее здоровье, да и то очень сухо и кратко.

Клола не знала, что, обсуждая с мистером Данблейном детали свадебной церемонии, герцог сказал ему:

— Приготовьте все как полагается. Раз уж я вынужден участвовать в представлении, я сделаю все, что от меня требуется, — и не больше!

В конце разговора он добавил:

— И еще: я не собираюсь ни произносить, ни слушать речей. Придумайте любое извинение или скажите правду. Меня вынудили на брак шантажом, и я не намерен притворяться, что мне это по душе!

— Ваша светлость, я постараюсь сделать церемонию как можно менее обременительной, — пообещал Данблейн.

— Черт побери, Данблейн! Как это могло случиться? — простонал герцог.

На мгновение Данблейну показалось, что он вернулся на двенадцать лет назад, когда измученный мальчик с покрытой рубцами спиной восклицал таким же дрожащим от гнева голосом:

— Сколько можно это терпеть? Я больше не вынесу!

И юный Тэран, не выдержав, сбежал из дому. И надо же было случиться, что теперь, наконец-то вернувшись домой, он без всякой своей вины попал в положение, которому можно только посочувствовать!

Однако мистер Данблейн смотрел на жизнь философски и полагал, что все к лучшему.

Он глубоко уважал старого Килкрейга, хотя герцогу, разумеется, в этом не признавался.

Килкрейг был великолепным вождем — из тех людей старой закалки, что превращали свои кланы, спаянные честью и верой в вождя, в маленькие армии, вызывающие восхищение всего мира.

Слово «клан» означает «дети». Килкрейг и подобные ему вожди относились к клану, как суровые, но любящие отцы к детям — они поощряли лучших и строго наказывали худших, внушая к себе любовь, трепет и беспрекословное повиновение.

Члены клана верили, что имеют общих предков, что незримые узы крови связывают их друг с другом и ставят выше всего остального мира — особенно южан! На этой вере и основывается пресловутая гордость шотландцев.

Именно эта гордость заставляла их бросаться в бой с такой яростью, что англичане дрожали при одном имени шотландцев и называли их не иначе, как «дьяволами в юбках».

Для кельтов война и смерть в бою окружены сияющим ореолом. Убийца, если он убил в честной схватке, — здесь не преступник, а герой.

Люди, подобные Килкрейгу, свято верили в истинность древних героических сказаний и стремились не уступать в доблести вождям старых времен.

«Если герцог останется с нами, из него тоже выйдет великий вождь!»— думал Данблейн. Но захочет ли он остаться — это большой вопрос.

Наконец, когда герцог уже начал подозревать, что время остановилось, раздались резкие звуки волынки. Волынщик, по старинному обычаю, обошел стол и остановился перед креслом герцога. Слуга протянул ему серебряную рюмку, полную виски.

— Слейнте! — произнес волынщик, что по-гэльски означало «ваше здоровье», одним глотком выпил виски и двинулся к выходу.

Герцог встал: он знал, что теперь ему предстоит выйти к народу.

По-прежнему не глядя на Клолу, герцог протянул ей руку. Они долго шли по коридорам; наконец ворота замка распахнулись, и многоголосый радостный крик потряс древние стены и башни.

Сотни людей выкрикивали девизы Макнарнов и Килкрейгов: они не слышали даже собственных голосов, но от стороннего наблюдателя не укрылась бы звучащая в их голосах гордость.

Под звуки волынки герцог и герцогиня вышли из замка и остановились на возвышенном месте, где испокон веков вожди Макнарнов принимали присягу своего клана.

Рассказывали, что здесь бывали короли Шотландии, и многие горцы говорили, что лунными ночами в замке можно увидеть призрак короля. Они верили в это так же свято, как в великанов и озерных чудовищ.

Сейчас на возвышении стояло кресло, украшенное рогами королевских оленей.

Это кресло было сделано для первого графа Стратнарна — он получил свой титул после битвы в долине, где отличился его клан.

Герцог остановился рядом с креслом; напротив встал Килкрейг. Мистер Данблейн протянул вождям двух кланов кинжал.

Килкрейг первым поцеловал холодную сталь и заговорил, звучный голос его колоколом разносился по обширному двору:

— На этом обнаженном кинжале я клянусь протянуть вождю клана Макнарнов руку дружбы. Прошлые ссоры забыты: отныне мы становимся братьями и того же требуем от всех, кто повинуется нам. Вот моя клятва, и, если я когда-нибудь осмелюсь ее нарушить, пусть поразит меня, как предателя, этот кинжал!

Он снова поцеловал кинжал и передал его герцогу. Тот повторил клятву и отдал кинжал Данблейну.

Затем два вождя пожали друг другу руки и поклонились друг другу. Принесли второе кресло, и Килкрейг сел рядом с герцогом.

Килкрейг снова громко заговорил:

— Теперь наши воины принесут клятву верности нам обоим. Но прежде, милорд герцог, эту клятву принесет моя дочь, а ваша жена.

Герцог затаил дыхание.

Настало время взглянуть на эту женщину. И не только взглянуть — взять за руку и поцеловать хотя бы в щеку.

Клятву верности шотландцы в древности приносили королям. «Интересно, — подумал герцог, — был ли на свете король, которому так же, как мне сейчас, не хотелось слышать этой присяги?»

Новобрачная приблизилась. Лицо ее было скрыто тонкой вуалью, но герцог заметил, что платье ее, хотя и не первой моды, очень элегантно, а двигается она с неожиданной грацией.

В первый раз за всю церемонию Клола гордо вскинула голову на лебединой шее, которой так восхищались галантные эдинбургские джентльмены.

Она откинула вуаль — и вместо краснощекой шотландской девицы герцог с изумлением увидел перед собой чудное создание, похожее на сказочную фею.

Да, Клола была прекрасна — яркой и необычной красотой. Черные волосы красиво оттеняли ее белоснежную кожу, нежную, словно лепестки магнолии.

В темных глазах, обрамленных длинными ресницами, блестели золотые искорки, словно солнечные лучи в глубокой озерной воде.

В их глубинах, казалось, пряталась какая-то тайна, сродни тайнам замка и далеких, покрытых снегом гор.

Только сейчас герцог вдруг вспомнил, что голос ее, повторявший брачные обеты, был удивительно нежен, а рука — тонка и изящна.

Забыв обо всем на свете, они неотрывно смотрели друг другу в лицо. Клола первая овладела собой: с удивительной грацией она опустилась перед герцогом на колени.

Медленно и отчетливо она произнесла старинную формулу клятвы:

— Да поможет мне бог хранить верность тебе. Я поднимаю руку и клянусь повиноваться тебе, служить тебе, защищать тебя до самой смерти, а если понадобится, я готова умереть за тебя.

Руки ее были сложены вместе, словно в молитве.

Герцог накрыл их своей рукой — жест принятия клятвы — и, наклонившись, поцеловал жену сперва в одну щеку, потом — в другую.

Пальцы ее слегка дрожали, от нежной щеки исходил запах незнакомых герцогу цветочных духов.

Церемония закончилась. Герцог помог Клоле подняться и оглянулся в поисках стула, но Клола покачала головой и встала, как учил ее отец, за спинкой его кресла.

Герцогу, воспитанному галантным джентльменом, претило сидеть, когда женщина стоит, но ничего другого не оставалось.

Один за другим младшие вожди подходили к возвышению, преклоняли колени и приносили герцогу и Килкрейгу клятву верности.

Клола клялась по-английски, вожди — по-гэльски. Герцог не заметил, как через несколько минут мистер Данблейн увел Клолу в замок.

— Вы, должно быть, устали, ваша светлость, — заметил он, когда они шли по траве к дверям замка.

— Да, немного, — призналась Клола. — Это, наверно, оттого, что я рано встала и плохо спала этой ночью.

— Мне нет нужды говорить вам, — заметил мистер Данблейн, — что вы — самая прекрасная невеста, какую когда-либо видели оба наших клана.

— Я больше опасаюсь критики Макнарнов, чем восхищения Килкрейгов! — рассмеялась Клола.

— Не думаю, что вы должны чего-либо опасаться, — ответил мистер Данблейн.

Когда Клола об руку с отцом вошла в покои вождя, Данблейн был поражен ее природной грацией.

Невеста не поднимала вуали, и он подумал, что у нее, может быть, какие-то изъяны на лице. Однако сейчас убедился, что Клола Килкрейг, новая герцогиня Стартнарн, совершенна от головы до пят.

«Как вырос этот райский цветок на суровой почве Килкрейгов?»— спрашивал себя Данблейн.

Он от души надеялся, что красота Клолы растопит сердце герцога и убедит , его остаться в Шотландии.

Только мистер Данблейн понимал, как необходим Макнарнам вождь.

Когда старый герцог умер, Данблейн боялся, что никто не сможет его заменить и доблесть, и благородство, которыми славились Макнарны, безвозвратно уйдут в прошлое.

Однако, едва увидев нового герцога, Данблейн понял, что за этим сильным, волевым человеком клан пойдет не раздумывая.

Мистер Данблейн был истинным патриотом и страстно любил свою родину. Его сердце содрогалось при мысли о кланах, брошенных вождями на произвол судьбы, о трагедиях, подобных трагедии в Сазерленде.

Но патриотизм Данблейна не мешал ему смотреть на вещи трезво.

У него были друзья в свете, которые держали его в курсе всех занятий и увлечений маркиза Нарна.

Данблейн знал, что маркиз дружит с королем, увлекается скачками, что золотая молодежь Лондона восхищается им и стремится во всем ему подражать.

Герцог вошел в великосветскую жизнь и добился в ней видного места; однако его ждала иная жизнь, в которой он станет правителем, а не придворным — первым, а не вторым.

Глядя на Клолу, мистер Данблейн невольно вспоминал старинные предания о феях и снежных девах. Интересно, вспомнил ли об этих сказках герцог, взглянув на лицо своей юной жены?

Мистер Данблейн ввел Клолу в изящный кабинет с голубыми обоями, французской мебелью и букетами цветов в вазах на полированных столах.

— Это так называемая комната герцогини, — объяснил он. — Я полагаю, здесь вы захотите попрощаться с семьей.

— Не могли бы вы разыскать мою невестку и сказать ей, что я здесь? — попросила Клола.

— Охотно, — ответил мистер Данблейн, — но позвольте сперва показать вам вашу спальню. Она здесь, на этом же этаже.

Они снова вышли в коридор с толстыми каменными стенами. Клола догадывалась, что эта часть замка была возведена еще в средние века, когда строители заботились не о красоте, а о надежной защите от врагов.

Мистер Данблейн открыл дверь, и Клола оказалась в комнате, откуда открывался вид на другое крыло замка.

Вдалеке поднимались в небеса снежные вершины гор. Ближе к замку зеленели холмы, а среди них, словно драгоценный камень, сверкала синяя гладь озера.

Клола застыла на месте, пораженная величественной красотой пейзажа.

Потолок и стены спальни были расписаны мифологическими сценами. Посреди комнаты возвышалась кровать с балдахином и атласными занавесями. Вся мебель и ковер были французскими.

— Какая красота! — воскликнула Клола.

— Герцогини Стратнарн пользовались этой спальней в течение многих веков, — объяснил мистер Данблейн. — Последний герцог переделал эту комнату, как и покои вождя — они соединены со спальней вот этой дверью.

Щеки Клолы заалели от смущения, и мистер Данблейн поспешно сказал:

— Я разыщу вашу невестку и приведу ее в комнату герцогини.

— Благодарю вас, вы очень добры, — ответила Клола. — Едва я увидела вас в замке Килкрейгов, я поняла, что вы — настоящий джентльмен.

— Я надеюсь, герцогиня, что мы станем друзьями и что, если у вас возникнут какие-то сложности, вы обратитесь ко мне за помощью.

— Поверьте, мне дорога не только ваша помощь, но и дружба, — чистосердечно ответила Клола.

Она протянула мистеру Данблейну руку, и тот галантно поцеловал ее.

— Трудно найти слова, — произнес он, — чтобы выразить мою радость от того, что вы здесь.

По теплу, звучащему в его голосе, Клола поняла, что он говорит искренне. Оставшись одна, она несколько секунд задумчиво смотрела на дверь, затем оглянулась кругом.

— Мне и дня не хватит, чтобы все это осмотреть! — пробормотала она.

Ей хотелось сбросить надоевшую фату и вуаль, но пока этого делать не следовало. Что, если ей придется еще раз выйти к гостям? Жаль, что она не спросила об этом мистера Данблейна.

Клола вернулась в комнату герцогини. Осматривая картины на стенах, она вскоре с радостным возгласом обнаружила встроенный шкаф, полный старинных книг.

Как и обещал мистер Данблейн, скоро в комнате появилась жена Эндрю со всем своим потомством.

Ее младший сын быстро нашел общий язык с Джейми, и вскоре оба мальчугана выскользнули из комнаты. Но невестка Клолы, увлеченная разговором, этого не заметила.

— Не ожидала, совсем не ожидала такого великолепия! — заметила миссис Эндрю Килкрейг, оглядываясь кругом и завистливо поджимая губы.

Клола промолчала. Невестка продолжала:

— Клола, ты сама-то понимаешь, как тебе повезло? Конечно, жаль, что он Макнарн; но зато какой представительный мужчина, и денег у него куча!

— Я еще даже не говорила с мужем, — заметила Клола. — Не думаю, что он рад нашей женитьбе. Невестка игриво подмигнула.

— Ничего, скоро ты узнаешь все, что положено знать хорошей жене! Ладно, я зашла только попрощаться. Детям давно пора спать: могу спорить, когда мы доберемся до замка, они будут хныкать и валиться с ног от усталости.

Клола попрощалась с ней без особых сожалений. Однако отъезд пришлось задержать: младший сын Эндрю куда-то исчез вместе с Джейми, и слуги искали их по всему замку.

Наконец беглецов нашли на сторожевой башне. Мальчики объяснили, что любовались видом.

— Мама, там так красиво! — восхищался юный Килкрейг.

— Красиво или нет, нельзя же убегать без спросу! — одернула его мать. — Вот приедем домой, расскажу дедушке, как ты себя ведешь!

Клола сочувственно улыбнулась: она сама в детстве больше всего боялась отцовского гнева.

Невестка с детьми исчезла за дверью, и Клоле стало грустно. Как-то это не правильно, думала она, чтобы невеста в день свадьбы бродила по дому, не зная, куда себя деть. Ей хотелось увидеть герцога и поговорить с ним наедине, но едва ли это удастся раньше ужина.

Вздохнув, Клола достала из шкафа книгу и устроилась в уголке.

Вскоре появился мистер Данблейн, он хотел извиниться перед Клолой за то, что принятие присяги заняло так много времени и задержало герцога.

— Я никак не думал, что столько людей приедут в замок к назначенному сроку, — объяснил он. — Теперь вижу, что я сильно ошибся в числе гостей. Прошу извинить за причиненные вам неудобства.

— Что будет дальше? — поинтересовалась Клола.

— В семь часов — ужин, а после ужина ваш отец отправится домой.

— Не слишком ли поздно? — спросила Клола.

— Будет еще светло, не беспокойтесь, миледи, — ответил мистер Данблейн. — К тому же его сопровождает внушительная свита.

— Да, пожалуй, — согласилась Клола.

— Ваши братья, разумеется, отужинают с вами, — продолжал мистер Данблейн. — Думаю, вы захотите переодеться и принять ванну. Я приказал служанкам распаковать ваши вещи.

— Отлично! — с улыбкой ответила Клола.

— Я распорядился, чтобы пока вам помогала миссис Форс, домоправительница, — сказал Данблейн. — Позже мы наймем для вас личную горничную, миледи, возможно, из Эдинбурга. Но пока что, думаю, миссис Форс сможет сделать для вас все необходимое.

— Разумеется, — ответила Клола. — Благодарю за то, что вы обо всем позаботились.

— Уверяю вас, эти хлопоты доставили мне истинное наслаждение! — галантно ответил Данблейн. — Вы позволите проводить вас в вашу комнату?

Клола отложила книгу.

— Думаю, я сама найду дорогу, — ответила она. — Не хочу отрывать вас от дел.

— Тогда увидимся за ужином, — сказал Данблейн, — и я постараюсь, чтобы ужин прошел не столь официально, как обед.

— Спасибо, — повторила Клола.

Спускаясь в спальню, Клола улыбалась своим мыслям. Замок уже не казался ей мрачным и пугающим: она нашла здесь друга.

Клола вошла в спальню.

Женщина средних лет раскладывала на туалетном столике ее гребни и прочие туалетные принадлежности.

Она повернулась к Клоле и присела в глубоком реверансе.

— Вы, должно быть, миссис Форс, — произнесла Клола, протягивая ей руку.

К ее удивлению, женщина словно не заметила протянутой руки.

— Да, ваша светлость, так меня зовут, — ответила она с сильным шотландским акцентом.

— Мистер Данблейн сказал, что вы будете помогать мне, пока он не наймет для меня личную горничную.

— Да, ваша светлость, он так распорядился.

Женщина говорила тихим, бесцветным голосом, в котором Клоле почудилось что-то неестественное.

Вот она подняла глаза — и Клола отшатнулась, словно увидела под ногами змею. Глаза женщины горели безумной, фанатичной ненавистью.

Сердце Клолы забилось часто и тяжело, во рту вдруг пересохло. С удивлением и гневом на себя Клола поняла, что испугалась.

«Что за глупости! Это просто померещилось мне от переутомления!»— подумала она и сказала вслух:

— Форс — необычная фамилия. Вы нездешняя?

— Я — Макнарн! — с силой ответила женщина. — И все мои предки-были Макнарнами!

Клола промолчала, но женщина продолжала:

— Форс — фамилия моего мужа. Он из Кэтнесса. Напрасно, ох, напрасно я вышла замуж за чужака! Он бросил меня с ребенком, и я вернулась домой. Мне пришлось бы просить милостыню, если бы не помощь клана!

— Мне очень жаль, — пробормотала Клола, не зная, что еще сказать.

Женщина говорила так, словно Клола была виновата в ее несчастьях. В ее словах девушке чудился какой-то зловещий скрытый смысл.

Не говоря больше ни слова, женщина помогла Клоле раздеться, наполнила водой ванну, а затем приготовила для новой хозяйки вечерний наряд.

Клола выбрала розовое платье, сшитое в то же время, что и свадебное, — для встречи короля. Бедная бабушка надеялась, что Клола в этом платье затмит всех эдинбургских дам.

«Сегодня мне тем более надо быть красивой, — сказала себе Клола. — Ведь я должна очаровать не короля, а собственного мужа!»

Взглянув в зеркало, Клола призналась себе самой, что выглядит прекрасно. Это подтвердил бы любой самый взыскательный эдинбургский джентльмен!

Миссис Форс открыла Клоле дверь.

— Спасибо, миссис Форс, — поблагодарила девушка. Шотландка не ответила — лишь смерила Клолу таким взглядом, что та невольно вздрогнула.

Ужин был великолепен. В отличие от обильного, грубоватого свадебного обеда, теперь на столе красовались изысканные деликатесы.

Клола заметила, что все, не исключая герцога и ее отца, буквально валились с ног от усталости.

Отец выглядел довольным, но и он явно с нетерпением ждал окончания ужина.

Клола заметила, что лорд Хинчли не спускает с нее глаз. Сама же она почти не отрывала взгляда от правильного, ничего не выражающего лица герцога.

Ей хотелось надеяться, что он смягчился, смирившись с неизбежной женитьбой… или это была игра ее воображения?

Девушка сникла: к ней вернулись утренние опасения, и она вновь почувствовала себя маленькой и беззащитной.

Ужин закончился, и Клола вышла вместе с остальными, чтобы проводить родственников до ворот.

Едва двери отворились, в уши Клоле ударил разноголосый шум. Несколько сотен дюжих шотландцев кричали, смеялись, пели на разные голоса под визгливый аккомпанемент волынок.

Над замком витал запах жареного мяса и эля. Многочисленные костры освещали картину причудливым светом, придавая ей сходство с полотнами старинных мастеров.

— Празднуют вовсю! — заметил лорд Хинчли, когда старый Килкрейг и его сыновья сели на коней и направились к воротам.

Клола заметила, что Торквил тоже вскочил на коня и доехал до ворот рядом с Хемишем. Молодые люди о чем-то увлеченно беседовали.

У ворот Торквил повернулся и погнал коня обратно. В замок они вернулись все вместе.

— Отличная получилась свадьба, правда, дядя Тэран? — воскликнул Торквил.

Герцог повернулся к нему и произнес:

— А с тобой, Торквил, я хочу серьезно поговорить! В голосе его ясно звучала зловещая нотка, и Клоле захотелось воскликнуть: «Пожалуйста, не надо! Только не сейчас!»

Она взглянула на побледневшее лицо Торквила, затем перевела умоляющий взгляд на лорда Хинчли, но тот, очевидно, не понял ее желания.

— Может быть, мы с герцогиней подождем в гостиной? — предложил он.

— Нет, — неожиданно ответил герцог. — Герцогиня пойдет с нами.

Втроем они вошли в покои вождя. Когда за ними закрылась дверь, герцог заговорил:

— Ваша семья держала моего племянника под стражей. Без сомнения, ваши отец и братья спросят вас, какое я назначил наказание за его проступок, повлекший за собой столь непредвиденные последствия.

Клола опустила глаза. Она поняла, что герцог говорит об их браке.

Повернувшись к Торквилу, он продолжал:

— Именно из-за твоего безрассудного поведения мне пришлось вернуться на Север и породниться с Килкрейгами. Что из этого выйдет — покажет будущее. Но теперь я должен тебе сказать…

Он сделал паузу. Клола заметила, что Торквил втянул голову в плечи, как будто ждал удара.

— Ты знаешь, — продолжал герцог, — что через несколько дней я должен буду ехать в Эдинбург, чтобы встретить короля и представить ему мой клан.

Торквил кивнул.

— В Эдинбурге, — продолжал герцог, — я подыщу приличную школу, в которую ты отправишься в следующем году. После года учебы в школе, если будешь хорошо заниматься, — а учеба, имей в виду, это тяжелый труд — я пошлю тебя в Оксфорд.

Торквил широко открыл глаза.

— В 0 — оксфорд? — изумленно протянул он.

— Надеюсь, тебе там понравится так же, как в свое время понравилось мне. Окончив курс, ты сможешь отправиться в путешествие — увидеть Францию, Италию или Грецию.

Торквил, казалось, от потрясения утратил дар речи. Герцог продолжал как ни в чем не бывало:

— Я посоветовался с мистером Данблейном, и он тоже счел такое решение наилучшим для тебя. Но должен тебя предупредить… — Голос герцога изменился, став сухим и суровым. — Если до отъезда в школу ты попадешься еще на какой-нибудь шалости, если снова проявишь глупость и безответственность, я отправлю тебя в школу в Глазго — одну из тех школ, где избалованных мальчишек суровыми мерами приучают к дисциплине. Ясно?

— Ясно, дядюшка Тэран! — в восторге воскликнул Торквил. — Господи, я никогда и не мечтал, что поеду в Оксфорд! Спасибо вам, сэр, спасибо!

— Лучше скажи спасибо мистеру Данблейну! — проворчал герцог. — Пойдем-ка к нему и обсудим как следует твое будущее.

Герцог направился к дверям, но Торквил опередил его и распахнул перед ним дверь. Оба остановились, пропуская вперед Клолу. Проходя мимо герцога, она робко улыбнулась ему.

Клола вернулась в комнату герцогини — теперь ее комнату. Лорд Хинчли, читавший газету, при ее появлении вскочил на ноги.

— Ну как, все живы? — поинтересовался он. — Вид у Тэрана был, словно у моего школьного дядьки, когда тот собирался меня выпороть!

— Герцог был очень добр к своему племяннику, — ответила Клола, — и обещал отправить его в Оксфорд. Торквил вне себя от восторга.

— Я всегда говорил, что Тэран больше лает, чем кусает! — улыбнулся лорд Хинчли. — В конце концов, когда он сам сбежал из дому, ему было столько же лет, сколько Торквилу сейчас!

Клола устало опустилась на софу. Лорд Хинчли несколько секунд молча смотрел на нее, затем произнес:

— Вы прекрасны! Не понимаю, как здесь, в горах, мог вырасти такой райский цветок?

Клола улыбнулась.

Уже второй мужчина за сегодняшний день восхищался ее красотой — и Клола с замиранием сердца надеялась, что третьим станет ее муж.

Однако разговор герцога с Торквилом и мистером Данблейном затянулся.

Часы на камине пробили половину одиннадцатого, а герцога все не было. Клола поднялась.

— Надеюсь, вы извините меня, если я вас покину, — обратилась она к лорду Хинчли. — Сегодня у меня был трудный день.

— Понимаю, — ответил лорд Хинчли, — но, по правде сказать, мне жаль вас отпускать. Я бы мог еще столько вам рассказать…

Клола улыбнулась.

Предыдущие два часа говорил только лорд: он рассказывал о герцоге, и из слов его Клола видела, что лорд искренне восхищается своим другом.

На прощание Клола протянула ему руку, и лорд галантно, как и мистер Данблейн, поднес ее к губам.

Клола медленно пошла в спальню. Ее переполняли смутные, неясные ей самой чувства.

В спальне Клолу уже поджидала миссис Форс — при виде суровой домоправительницы девушку вновь охватила внутренняя дрожь. От этой женщины, казалось, исходили волны ненависти и злобы.

Но Клола слишком устала, чтобы копаться в своих ощущениях. Она разделась с помощью миссис Форс, не произнеся ни слова.

Когда Клола уже надела ночную рубашку и собиралась лечь в постель, миссис Форс вдруг заговорила:

— Сегодня ваша брачная ночь, ваша светлость, и мы все должны желать вам счастья. Но я не хочу, чтобы вы были счастливы!

— Тогда просто пожелайте мне спокойной ночи, миссис Форс, — с достоинством ответила Клола.

— Я не хочу, чтобы вы спали спокойно! Дурной день, ваша светлость, и дурная ночь! Дурная для его светлости и для всех Макнарнов, которых обманом заставили породниться с негодяями Килкрейгами!

Женщина говорила негромко, но с такой яростью, что Клола в своей тоненькой, полупрозрачной ночной рубашке вдруг почувствовала себя обнаженной и беззащитной. Ей хотелось закричать на эту женщину, заставить ее замолчать!

— Миссис Форс, я не хочу слушать подобных разговоров, — твердо сказала она. — Вы знаете, что мой отец принес клятву верности Макнарнам, а герцог — Килкрейгам. Отныне наши кланы породнились, а вражда и кровная месть навсегда отошли в прошлое.

— Можете говорить что хотите, ваша светлость, но ваши слова не успокоят мертвецов! Духи убитых жаждут мести!

Голос миссис Форс зловещим эхом отдавался в древних стенах. Она пошла к двери, но на пороге снова остановилась.

— Сегодня дурной день, ваша светлость! — с фанатичным убеждением произнесла она. — Дурной и злой день для нас всех! Но придет возмездие! Это так же верно, как то, что я стою сейчас перед вами! Возмездие придет и обрушится на вашу голову!

Она вышла, и в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь громким биением сердца Клолы.