Искушая судьбу

Глава 4

Опасения по поводу того, что за Греем могут вернуться и добить, оказались напрасными.

Прошлым вечером я услышала более подробные детали произошедшего из телефонного разговора Джона с Артёмом. Подслушивать плохо, каюсь! Но порой это полезно делать, поверьте мне на слово.

Так вот, с заказчиком и всем кланом тех нелюдей, что напали на Джона во время открытия ресторана в Чикаго, Адам Коулман покончил. Причём сделал он это практически сразу же после «смерти» друга.

Получается, Артём подтолкнул главаря чикагской мафии к скорой расправе над врагами. Особых подробностей не знаю, но, похоже, у Адама были давние счёты с ними, и липовое убийство Джона стимулировало его к активным действиям.

Всё бы ничего, но тем самым заказчиком и противником Коулмана оказался родной дядя его жены! Услышав это, я даже прикрыла рот ладонью от удивления, чтобы, не дай бог, не спалиться, ахнув.

План Артёма оказался гениальным, только братец не учёл одного: Джону-то как теперь жить? Как появиться и взглянуть в глаза Адаму?

«– Эй, Адам! Привет, дружище! Ты похоронил меня пару месяцев назад, но я жив!»

Идиотизм, честное слово.

Неужели Джону придётся скрываться под липовыми документами, переехав в другой штат или страну?

Стоп. А почему меня это волнует? Пусть делает и живёт как хочет, это абсолютно не мои проблемы!

В общем, диалог у мужчин был долгий, затянутый и очень напряжённый. Я не слышала его целиком, но, зная брата, полагаю, что он достаточно достойно мотивировал свой поступок.

Казалось бы, я должна радоваться тому, что ситуация сдвинулась с грёбаной мёртвой точки. Джон пришёл в себя, достаточно быстро идёт на поправку благодаря тому, что перед комой был в отличной физической форме. Не последнюю роль играет высокая регенерация, а также сильная мотивация вернуться в прежнюю стихию.

Как и всегда, есть одно большое и жирное НО.

С момента пробуждения Грея прошло чуть меньше недели. За эти грёбаные четыре дня он искусно вытрепал мне все нервы, поиграл на моём самообладании и довёл до непреодолимого желания придушить неугомонного пациента. Впрочем, он продолжает делать это и по сей день

Джон постоянно порывается встать, не прислушиваясь к советам о постепенной реабилитации. Пререкается, бросает колкие фразочки, напрочь отбивающие желание продолжать ему помогать. Отказывается принимать лекарства, считая это всё химией. Мол, мы травим его организм!

Ох, а моменты, когда я делаю пассивную разминку в виде разгибания конечностей и лёгкий массаж для улучшения кровообращения, превращаются в настоящую пытку. Постоянные препирательства и токсичные ответы сидят в печёнках! Джон не воспринимает меня и, похоже, не собирается относиться ко мне всерьёз как к медику.

А уж про то, как он терроризирует бедного Ноя, вообще молчу. Боюсь, что парнишка скоро сбежит, бросив меня тут с этим психопатом наедине.

В общем, моё моральное и ментальное состояние на грани срыва и убийства. Держусь только на таблетках магния и одной оставшейся нервной клетке.

– Как самочувствие? – войдя в комнату, заношу поднос с тарелкой бульона и чашкой чёрного чая. Отставив его на тумбочку, прослеживаю ленивый взгляд пациента на не особо привлекательную еду и поднимаю жалюзи наверх, впуская солнечный свет.

– Охренительно, – Грей щурится от слишком яркого свечения, и я сдвигаю шторку немного вниз, дабы не мучить бедолагу. Хотя, учитывая его поведение, стоило бы подвести его к окну и заставить смотреть на солнце без очков. – Лежу вот, расслабляюсь.

– Ной говорит, что поставил тебе обезболивающий укол, – участливо интересуюсь, проигнорировав очередную порцию пассивно-агрессивного ответа. – Но ты не сказал ему, что конкретно болит?

Грей командует Ноем так, будто тот его помощник или, ещё хуже, личная шестёрка. Отдаёт приказы и не желает нормально контактировать, игнорируя вопросы и просьбы.

Джон привык быть главным в Чикаго, управлять большим количеством солдат в их клане. Оказавшись в таком положении, вдали от дома, он нашёл себе жертву и отыгрывает роль злобного мафиози, злясь на собственное состояние.

– Сердце, – произносит наигранно грустным и опустошённым голосом. – Вылечишь меня, док?

– Если будешь хорошо себя вести, – не оставаясь в долгу, придаю себе толику загадочности.

– А если буду плохо? Накажешь?

«Терпение, Адалин!» – успокаиваю себя внутренне. – «Не ведись на провокации. Он прощупывает твои границы, хочет найти ту самую черту, грань дозволенного.»

Взяв пульт, приподнимаю немного изголовье кровати, сажая Грея, так как делать это самостоятельно ему всё ещё сложно. Придвинув стул к постели, сажусь, чтобы быть с ним практически на одном уровне глаз. Этому лайфхаку нас научили в отделении психологии, дабы пациент не чувствовал себя уязвлённым. Таким образом мы показываем ему, что на равных. Мы друзья, а не враги.

По правде, с Джоном я бы никогда не смогла дружить. Он точно не моя компания. Терпеть не могу самоуверенных и самовлюблённых типов с самооценкой Бога.

– Джон, давай начистоту, – начинаю, сцепив руки в замок на коленях. – Твоё состояние целиком и полностью зависит от нашей совместной работы, – убеждаю, рассматривая лицо, обросшее щетиной. – Только общими усилиями мы можем поставить тебя на ноги.

В ответ я как минимум ожидаю увидеть хотя бы малейший кивок головы в знак согласия, не говоря уже об элементарном словесном подтверждении.

– В прошлую нашу встречу ты не была такой профессиональной. Осыпала проклятиями и бросалась с кулаками, – выдаёт мафиози, заставляя внутри меня подняться бурю гнева от воспоминаний событий прошлогодней давности.

– Давай оставим прошлое в прошлом, – сжимаю ладони до побеления костяшек, призывая себя сохранять самообладание. – Сейчас мы с тобой в одной команде.

– Чего конкретно ты хочешь? – сощурившись, впивается в меня хищным взглядом, от чего по телу ползут неприятные мурашки.

– Прекрати вести себя как придурок и позволь помочь, – слегка сорвавшись, выдаю слишком грубо. – И перестань кошмарить Ноя. Он хороший парень, и всё время, пока ты был в коме, находился рядом.

– Если будешь хорошо себя вести, – отвечает моей же фразой, ювелирно играя на нервах.

Эта надменность говорит лишь об одном: несмотря на своё состояние, Джон ведёт себя так, будто он здесь главный. Можно подумать, это я ему подчиняюсь, а не вытаскиваю из дерьмового состояния.

– Слушай, ты же вроде взрослый мужчина, – опускаю детали о том, что ко всему прочему он ещё и бандит, и убийца. – Почему ведёшь себя как малолетка в пубертате, которой важно доказать своё превосходство над остальными?

– Перестань изображать заботливую медсестричку. Ты здесь, потому что Князь заставил, – нагло ухмыляется, надавив на самое больное.

– Я мыла твою задницу в то время, как ты валялся на этой койке без сознания, – подаюсь вперёд, приближая наши лица, перестав быть дружелюбной и тактичной. – Поэтому будь добр, заткнись и делай, что я говорю.

На секунду на лице Грея проскальзывает еле уловимая тень смятения. Ощущение, будто до этого он не задумывался о таких вещах, как то, кто его купал, кормил и ухаживал.

– Иначе ударишься в бега? – выгибает густую бровь, вновь принимая вид самодовольного козла. Грей явно отказывается сдавать бой. – Любимое занятие – прятаться, убегая от внешнего мира, когда что-то идёт не по-твоему?

Его слова звучат болезненнее, чем удар под дых. По венам разносится раскалённая лава от несправедливого вывода обо мне.

Когда что-то идёт не по-моему?! Серьёзно?

Ненависть, которую я подавляла всё это время, вспыхивает мгновенно, будто кто-то чиркнул спичкой и бросил канистру бензина прямо мне под ноги. Достаточно одной искры – и огонь прожигает меня изнутри.

– Ты ничего не знаешь о моей жизни! – встав на ноги, с грохотом отодвигаю стул к стене, за что получаю лишь удовлетворённый блеск в глазах мафиози.

Жар разливается по телу, наполняя каждую клетку яростью. Её больше невозможно сдерживать. Хочешь, чтобы я перестала быть доброй медсестричкой? Хорошо. Ты сам напросился.

Я вела мирные переговоры, но ты, Грей, похоже, не ценишь нормального отношения.

– Ведёшь себя как урод, думая, что я слабее? Так тебе легче пережить унизительное положение? – усмехнувшись, киваю в сторону стоящего на тумбочке подноса. – Молодец, продолжай изображать великого босса. Ложка, кстати, вон там. Возьми и поешь сам, если сможешь.

Да, это жестоко. Пожалуй, даже чересчур с моей стороны. Но Грей задел ту часть души, к которой я никому не позволяла прикоснуться со дня смерти отца и разрушения моей карьеры. Он триггернул меня не на шутку, заставив вспомнить все прожитые годы одиночества и ненависти к себе.

– То есть и кусок хлеба не подашь? – иронично уточняет он, скрывая плещущуюся внутри злость.

– Ну ты же безумно крутой и дерзкий Джон Грей, – вскидываю руки вверх, делано изображая восхищение. – Справишься без моей помощи.

Джон бросает тяжёлый взгляд. Я уже жду, что он пошлёт меня к чёрту, но Грей молча сжимает челюсти и тянется за ложкой.

С особым наслаждением я наблюдаю, как он медленно, но с усилием поднимает ладонь с колен. Сначала просто сжимает и разжимает пальцы в кулак, словно проверяя, насколько они его слушаются.

Я же подавляю неизвестно откуда взявшееся желание подойти и помочь, пока он пытается потянуться дрожащей рукой к тумбочке. В этот миг в груди уже начинает печь от жалости и стыда за принятое решение отомстить, унизив его.

Дотянувшись до ложки, Джон неуверенно хватает её. Весь его сосредоточенный вид, сжатая до скрежета челюсть заставляют меня сглотнуть ком в горле и сделать маленький шаг к тумбочке.

– Давай подам, – сдаюсь, увидев, что он собирается той же рукой ухватить тарелку.

Это очень и очень низко с твоей стороны, Адалин… Ты же не такая. Не жестокая. Не озлобленная.

Где та добрая девочка? Куда она делась? Что ты с ней сделала?

«Её уничтожили», – всплывает где-то на задворках сознания.

– Без сопливых разберусь, – холодно бросает Грей уничтожающим тоном.

Несмотря на его грубость, я всё равно протягиваю ладонь к начавшему дрожать подносу, но слишком поздно. В этот момент происходит то, чего я боялась сильнее всего.

Не удержав руку, Джон роняет её на край подноса, и тот, вместе со всем содержимым, опрокидывается на пол.

Звук разбивающейся посуды и разлетающихся в разные стороны осколков заполняет пространство, отдаваясь гулом в ушах.

Первое время я просто пялюсь на растёкшийся по полу бульон и чай. Жидкость расплывается во все стороны, оставляя тёмные разводы на светлых деревянных досках. В груди что-то ухает. Как будто последняя оставшаяся капля самообладания и сил покидает тело.

– Ничего страшного! – сквозь собравшиеся в глазах слёзы успокаиваю… кого? Его или себя? – Я сейчас всё уберу…

Схватив со стола тряпичные салфетки, спешно опускаюсь на колени, промакивая жидкость, но у меня не получается собрать её всю.

Я прилагаю больше усилий, бросаю ещё одну салфетку сверху, будто могу стереть не только следы и разводы, но и всё, что я сделала.

Острые осколки впиваются в кожу даже через ткань, но я игнорирую колющую боль и проступающую из пальцев кровь, продолжая тереть пол.

Это всё из-за тебя.

Из-за тебя.

В голове набатом звучат слова о том, что я сотворила. Гул голосов нарастает, и каждый из них бросает оскорбления, хуже предыдущего. Будто кто-то хочет по чайной ложечке расковырять мою душу и свести с ума.

Никчёмная.

Ни на что не способная.

Недостойная отцовской фамилии.

Недостойная стать олимпийской чемпионкой.

Ты пустое место.

Тебя никто не уважает.

И Грей тоже!

Я импульсивно хотела наказать Джона, но показала лишь свою истинную, грязную сущность.

Как можно злиться на человека, оказавшегося в таком состоянии? Любой на его месте включил бы защитную реакцию и, возможно, вёл себя в разы хуже.

– Извини, – бормочу с вырвавшимся из груди стоном отчаяния.

Продолжая тереть пол, я глотаю горячие слёзы, подавляя чужие голоса в сознании.

Быстро моргая, стираю их с щёк, но они всё равно продолжают течь, капая на пол и мои окровавленные ладони. Не могут, чёрт возьми, остановиться.

До меня обрывками долетает голос Джона. Он что-то говорит, но я не могу расслышать ни слова из-за вырвавшихся наружу горьких рыданий, сотрясающих грудную клетку.