Кухня была погружена во мрак, и только в глубине камина еще вспыхивали время от времени языки пламени, освещая его покрытые сажей стенки.
Вера лежала на кухонном полу и, не отрываясь, смотрела на огонь. Ей хотелось лечь на свою мягкую кровать, но приступы боли не давали ей подняться.
Первые неприятные ощущения у Веры появились еще в самом начале вечера, и со временем они только усиливались. Приступы становились все более длительными и перерывы между ними сокращались. С каждым новым приступом боли Вера молила Бога о том, чтобы это был последний. И не потому, что она хотела облегчить свои страдания. Нет, нет! Просто ребенок спешил появиться на свет слишком рано.
Вера приподняла одеяло, положила руку между ног и почувствовала, что пальцы стали влажными. В свете камина она увидела кровь.
Элизабет спала рядом с Верой, повернувшись к ней спиной. Кудряшки рассыпались по ее плечам.
— Элизабет, — позвала миссис Эшли. На улице пропел петух. Ветер сыпал снег в окно пригоршнями и стучал ставнями.
— Элизабет!
Но тут накатил новый приступ боли, и Вера закрыла глаза. Рано, еще слишком рано появляться малышу на свет. Вера протянула руку и тронула Элизабет за плечо. На белоснежной рубашке остались алые следы окровавленных пальцев.
— Элизабет, вставай!
Девушка приоткрыла глаза и повернулась к миссис Эшли.
— Вы звали меня? — спросила она сквозь сон.
— Роды начинаются, Элизабет. Девушка мгновенно стряхнула с себя сон.
— Сейчас?
— Скоро. Помоги мне, пожалуйста.
— Сейчас, — ответила Элизабет, выскальзывая из-под нагретого одеяла. Она быстро натянула платье и подпоясала талию. — Что мне делать? — спросила она.
— Помоги мне подняться наверх.
— Наверх? — удивленно переспросила Элизабет. — Не нужно, миссис Эшли. Вы скажите, что принести, и я быстро сбегаю.
Вера отрицательно покачала головой и приподнялась на локтях.
— Бетси, ты будешь делать все, что я тебе скажу. Я знаю, что нужно. Я хочу, чтобы мой ребенок в первый раз увидел свет в моей комнате, на моей постели, а не на кухонном полу. Дай мне руку, детка.
Элизабет подчинилась, хотя и продолжала ворчать. Вера вставала с большим трудом и не удержалась, чтобы не застонать.
— О, миссис Эшли, это же глупо.
— Ничего подобного, Бетси, — спокойно ответила Вера.
Она считала свое решение правильным. Ее ребенок должен появиться на свет в той самой кровати, на которой она когда-то мечтала рожать всех своих детей.
Вера остановилась около двери, пытаясь справиться с одеялом, которым она была завешена. В это время Бетси зажгла свечу и закричала от ужаса:
— Кровь, миссис Эшли, кровь на Вашей рубашке!
Вера ничего не ответила и открыла дверь, откуда тянуло холодом. Поддерживая живот одной рукой, а другой упираясь в стену, она стала осторожно подниматься по темной лестнице.
— Принеси свечу, — сказала она Элизабет, теряя последние силы, — скорее.
Бетси мгновенно подбежала к хозяйке, держа свечу. Миссис Эшли тяжело облокотилась на плечо Элизабет, и они начали медленно подниматься наверх. Пламя свечи колебалось, и черные тени метались по потолку и стенам. Изо рта женщин шел пар — таким холодным был воздух. На каждой ступеньке Элизабет шептала:
— Еще одна.
Вера кивала, уже не помня, сколько еще осталось пройти. Вера молилась о том, чтобы добраться наконец до своей комнаты. Сколько раз она легко бегала вверх и вниз, не считая ступенек.
Теперь же каждая из них давалась ей с огромным трудом.
Наконец они добрались. Вера дрожала от холода в своей тонкой ночной рубашке.
— Сейчас сбегаю за одеялами, — сказала Элизабет.
Она поставила свечу на пол и, подобрав юбки, ринулась вниз.
Вера пыталась перевести дыхание и вдруг почувствовала, как что-то горячее хлынуло у нее между ног. Она закричала. Слезы полились у нее из глаз. Ей показалось, что случилось что-то ужасное, и случилось по ее вине.
— Господи, что же я наделала! — воскликнула она.
— Это совсем не страшно, миссис Эшли, — крикнула Бетси снизу. Она бежала наверх с одеялами под мышкой. — Это просто воды отошли. Уж я-то разбираюсь. Я была дважды при маминых родах. Теперь Вам надо поскорее лечь в постель.
Вера взяла у Бетси свечу и вошла в спальню. К счастью, там было не так холодно, как она предполагала, — и двери и окна были на совесть утеплены. Вера поставила свечу на комод перед зеркалом, чтобы свет был ярче. Она достала из ящика чистую, но холодную как лед ночную рубашку и с помощью Бетси переоделась. Девушка стерла кровь с ее ног.
— Нужно обогреть комнату, миссис Эшли. Я разожгу огонь и принесу угля, иначе Вы заледенеете тут. Забирайтесь в кровать, и я Вас укрою, — скомандовала Элизабет.
Вера легла в кровать и натянула одеяло до подбородка. Она дрожала от холода и страха. Тени метались по потолку, навевая воспоминания. Она редко думала об Уильяме в последнее время. Картины их совместной жизни уже не вставали у нее перед глазами всякий раз, как она оставалась одна.
Но сейчас она не могла не вспомнить о своем первом муже. Она лежала на кровати, которую он смастерил собственными руками. Он мечтал о том, чтобы Вера родила ему ребенка. А сейчас она наконец дождалась этого радостного дня, но отцом ребенка был другой.
Вера вспомнила и об Эзре. Она была рядом с ним в его последние минуты, но не могла смириться с мыслью, что его уже нет. Вера представила себе его оживленным и веселым, и от этого стало еще тяжелее.
Воспоминания о Флетчере согревали ее. Как они могли бы быть счастливы, если бы она вовремя сказала ему о ребенке. Ей хотелось вернуть свою уверенность в нем.
Новый приступ боли заставил Веру забыть обо всем, кроме того, что сейчас происходило с ней. Она сосредоточилась на своем дыхании и постепенно начала дышать все глубже и глубже. Боль немного утихла.
Теперь Вера перевела взгляд на запечатанное письмо, лежащее на комоде. Это письмо было адресовано Флетчеру. Элизабет должна была передать его в случае Вериной смерти при родах. Не забыть бы сказать об этом Бетси. Это очень важно.
Вернулась Бетси. Она принесла жаровню, потом отправилась за тряпками и полотенцами и притащила тазик с горячей водой.
Девушка сделала две веревочные петли над кроватью так, чтобы миссис Эшли могла ухватиться за них руками. Вера с удивлением наблюдала за уверенными действиями Элизабет.
— Кровотечение закончилось, не так ли?
— Да, — кивнула Вера.
— Ну, теперь уже недолго. Часа два, не больше. Хотя наверняка трудно сказать. Может, мне сбегать за акушеркой?
Вера не, хотела посылать Элизабет одну в этот холод и предрассветный мрак на поиски акушерки. Неизвестно еще, когда понадобятся ее услуги.
— Не нужно, милая, — сказала Вера, — подожди, пока рассветет.
Вера очнулась от ощущения прохлады. Это Бетси положила на ее пылающий лоб влажное полотенце. Вера не понимала, что происходит вокруг. Она пыталась сказать что-то, но не могла произнести ни слова. Она с трудом приподняла тяжелые веки, и яркий свет ослепил ее. Кто-то открыл ставни. Кто же это был?
Вера опять закрыла глаза и погрузилась в темноту. Ее сознание уплывало куда-то. Кисти рук беспомощно свисали из петель над кроватью, потом выскользнули из них и упали на подушку, запястья были растерты до крови… Новый приступ боли возобновился через полторы минуты после предыдущего, вывел Веру из бесчувственного состояния и возвратил к реальности. Роды продолжались уже восемнадцать часов.
— Двадцать семь часов, — сказал кто-то у Веры над головой.
Она не могла понять, кто это. Все голоса звучали одинаково глухо и невнятно. Смысл сказанного уплывал от нее. Боль приходила снова и снова. Когда кончался очередной приступ, Вера надеялась, что он был последним. Но проходила минута, и страдания женщины возобновлялись с новой силой.
Вера решила, что причиной всему ее страхи.
Она боялась умереть до того, как родится ребенок. Еще больше она боялась смерти ребенка. Ведь он мог погибнуть, даже не успев увидеть мир, не успев почувствовать нежных материнских объятий. Неужели Вере не суждено качать малыша и смотреть на его нежное личико?
Она стонала, голова ее откинулась набок, огромные зеленые глаза были широко раскрыты и блестели. Результатом ее многочасовых усилий и страданий были лишь потоки крови, хлынувшие на простыни и на пол. Что же случилось? Почему ребенок никак не мог появиться на свет? Что было не в порядке с ним? А, может быть, это она была слишком слаба? Но что бы там ни было, даже доктор, принявший не одни роды, ничем не мог помочь Вере.
Наступила короткая передышка. Вера тихонько закрыла глаза. Дыхание стало ровным и спокойным. Голоса с трудом проникали в ее сознание. Ей слышался шум птичьих крыльев над Старой церковью, голос отца.
— Папа, я люблю тебя…
Внезапно темнота рассеялась, и снова ей в глаза бил яркий солнечный свет. Вера увидела доктора, склонившегося над ней.
— Миссис Эшли, — сказал доктор, — миссис Эшли, послушайте меня.
Вера нахмурилась. Она чувствовала чью-то руку на своем плече. Рука была маленькая и нежная.
— Элизабет, — прошептала Вера.
— Что она сказала?
— Она позвала меня.
— В самом деле? Миссис Эшли, я должен поговорить с Вами о ребенке.
Вера безмолвно смотрела на него.
— Если мы не освободим Вас от него, Вы умрете. Я сделал все, что в человеческих силах. Строение Вашего тела таково, что Вам нельзя рожать. Ребенок не может выйти наружу. Щипцы тоже не помогут.
Элизабет начала горячо молиться, и Вера почувствовала, как ее рука сильно надавила ей на плечо.
— Я знаю, что роды у Вас преждевременные. До срока еще целый месяц, — продолжал доктор, — но ребенок очень крупный. Может быть, Вы не правильно рассчитали? Где мистер Эшли, я хочу поговорить с ним. Ведь Вы его жена, а это — его ребенок.
— Ушел, — ответила она, с трудом разжимая пересохшие губы.
— Где он? У нас не так много времени. Надо срочно найти его.
— Он уехал, сударь, — услышала Вера голос Бетси, которая пришла ей на помощь.
Вера хотела поднять голову и взглянуть в милое лицо девушки, но голова, казалось, вросла в подушку. У Веры не было сил подняться.
— Хорошо, — ответил доктор после минутного раздумья, — я все понял. У нас нет выбора, и я должен взять всю ответственность на себя.
— Нет, — ответила Вера, но голос ее был так слаб, что даже Элизабет, которая стояла в двух шагах, с трудом расслышала ее.
А доктор и вовсе не обратил внимания на ее слова. Доктор достал свой чемоданчик с инструментами и разложил их на комоде, который акушерка накрыла чистым полотенцем. Эти блестящие металлические предметы казались Вере орудиями пыток.
Вера похолодела от ужаса, глядя на эти приготовления. Кроме набора родовспомогательных щипцов, там были приспособления для удаления ребенка, умершего в утробе матери, и для уничтожения — Господи, какое страшное слово! — ребенка, если он угрожает жизни роженицы. Отчаяние овладело молодой женщиной, слезы покатились по щекам.
«Деточка моя, Господи, деточка моя», — подумала Вера и силы вернулись к ней. Она уцепилась пальцами за петли, висевшие над изголовьем, с напряжением приподнялась. Звук ее голоса, так долго рвавшийся наружу и не находивший выхода, огласил наконец комнату. Это была страстная мольба о милосердии, мольба без слов…