Искушение любовью

Глава двенадцатая В паутине

Машина мягко остановилась метров за пятьдесят от особняка Красовского. Было три часа дня. Стояла полуденная июльская духота, солнце нещадно пекло, и асфальт местами начинал плавиться. Ветра не было, и горячий воздух поднимался вверх зыбкими потоками.

Улица была совершенно безлюдной. Изредка проезжали полупустые рейсовые автобусы, поднимая пыль и пропитывая воздух удушливым газом. В машине воцарилась тишина. Пот из-под парика струйками стекал Жене за шиворот, лился по лбу и щекам, очки в тяжелой оправе то и дело сползали с носа, и она то и дело машинально водворяла их обратно, но вместе с тем ничего этого Женя не замечала: она не замечала ни духоты, ни насквозь промокшей одежды. Сердце гулко стучало, и ей казалось, что эти удары слышны не только в машине, но и в особняке.

Наконец Федор обернулся к ней:

— Все, дальше пойдем пешком. — Увидев, как вытянулось ее лицо от страха, он строго добавил: — Не дрейфь! Пошли!

Он вылез из машины и, обращаясь к водителю Саше, сказал:

— Сашок, жди нас здесь. Что бы ни случилось, ты никуда не ввязываешься. Твоя задача в случае чего доложить, куда я пошел и во сколько я оттуда вышел. — Федор многозначительно посмотрел на водителя. Было видно, что между ними существует какая-то договоренность, но обсуждать при Жене они ее не хотят. — В общем, жди нас, Сашок! Мы постараемся там не задерживаться, хотя бы нас и очень просили об этом! — Федор захохотал над своей шуткой так, что вороны с шумом поднялись в воздух с ближайших деревьев. Женя с Сашей невольно улыбнулись тоже. — Не думаю, что мы им очень понравимся, — добавил он сквозь зубы.

Женя с Федором шли по раскаленному солнцем тротуару. Они держались за руки, и им было все равно, как они выглядят в своих почти маскарадных костюмах среди этой застывшей, полумертвой улицы. Ледяная ладонь Жени согревалась в горячей руке Федора. Их было только двое в этом огромном безлюдном мире.

Нужная калитка возникла внезапно. Женя уже почти ненавидела эту металлическую добротную дверь с глазком видеокамеры. Они переглянулись, и Женя резко нажала на кнопку звонка. Почти мгновенно из-за двери раздался мужской голос:

— Чего вам?

— Вы «скорую помощь» вызывали? — Голос Жени стал властным и спокойным.

— Сейчас узнаю!

Прошло не более десяти секунд, как голос ответил:

— Нет, не вызывали.

— Вы отказываетесь от вызова? — переспросила Женя.

— Валите отсюда, понятно? — В голосе послышалась явная угроза.

— Нам нужно, чтобы вы расписались, что действительно не вызывали «скорую помощь»! — настаивала Женя, понимая, что, если он сейчас не откроет дверь, все пропало.

— Вы что, не поняли?! Валите отсюда по-хорошему! — рявкнули за дверью.

— Слушай, ты там, не хами! — вмешался Федор. — Нам по жаре мотаться туда-сюда да бензин жечь охоты нет! Какая-то падла дала ваш адрес, а тебе что, закорючку свою поставить трудно, чтобы мы больше сюда не таскались?

Калитка распахнулась неожиданно и абсолютно бесшумно, застав Федора и Женю врасплох. В проеме появился коренастый мужчина такого же роста, как и Федор. Он скользнул по ним безразличным взглядом:

— Ну, где расписаться?

— Послушайте, молодой человек! Не через порог же! — И, не дожидаясь ответа, Женя с силой оттолкнула охранника рукой и стремительно направилась к дому.

Она не поворачивалась назад и вообще не видела ничего вокруг. Она почти бежала по направлению к дому и вошла в первую попавшуюся дверь. Никто не пытался ее догнать или остановить, и ей не показалось это странным. Кругом стояла тишина, но Женя не замечала ее, слыша только гулкие удары своего сердца.

Войдя в дом, Женя на секунду задумалась: куда идти? Перед ней был небольшой холл с пальмами в кадках, живыми попугаями в клетках и маленьким настоящим бассейном. В холле было прохладно, и вода в бассейне тихо журчала. Один из попугаев вдруг прохрипел: «Забавно!» Женя вздрогнула от неожиданности и пошла наобум, свернув в коридор налево.

Ковровые дорожки скрадывали шум ее шагов, а полумрак, царивший тут, не позволил ей разглядеть видеокамеры, работающие по всему коридору.

Женя упрямо шла вперед в надежде встретить Лилю или Владимира Петровича. Коридор повернул еще раз налево, и Женя почти столкнулась с молодой женщиной, выкрашенной под ненатуральную блондинку, сосредоточенно подслушивающую под массивной дверью. На ней был белый, туго накрахмаленный передник, и Женя поняла, что это прислуга.

Женщина, почувствовав на себе взгляд, резко выпрямилась и обернулась:

— Вы кто? — Она с удивлением оглядела Женю.

— Я врач «скорой помощи», — неуверенно промямлила Женя, отметив про себя, что актриса она никакая. — Здесь кому-то плохо?

— Здесь всем плохо! — Со злорадством и неожиданной прытью женщина подскочила почти вплотную к Жене и жарко зашептала ей прямо в ухо: — Я их всех ненавижу! Богатые ублюдки! Молодая шлюха сперла бриллианты у старого козла, вот он и бесится: весь дом обшарил и всех нас обыскал! Не сучку свою подозревает, а прислугу! — Лицо ее вдруг исказилось страхом, и она в ужасе замолчала.

Женя повернулась туда, куда было обращено лицо женщины, и увидела, как медленно открывается тяжелая дубовая дверь. Не успела она опомниться, как оказалась в комнате за этой дверью, так и не разобрав: вошла ли она сама или ее втолкнула горничная с противным старушечьим голосом.

В комнате было сумрачно, и откуда-то лилась тихая щемящая мелодия. Дневной свет едва пробивался сквозь тяжелые бархатные шторы темно-вишневого цвета. На полу лежал ядовито-красный пушистый ковер. Прямо перед Женей стоял стол, по правую сторону от которого в кресле сидела женщина, и Женя не сразу поняла, что это Лиля: у нее были закрыты глаза, а малиново-красные блики комнаты подчеркивали ее мертвенную бледность.

Напротив Лили, с другой стороны стола, тоже в кресле, сидел Власов и с интересом рассматривал свои ботинки. Из-за стола едва виднелся Красовский. Женя не сомневалась, что это он.

— Что вам здесь нужно? — Его голос был негромким, но мурашки побежали у нее по спине.

Она плохо видела в этой сумрачной комнате в своих темных очках, а потому разглядеть Красовского ей никак не удавалось.

— Я врач, — на этот раз не моргнув глазом солгала Женя.

— Врач? — ехидно переспросил Красовский. — Убирайтесь отсюда, вас никто не звал!

В его голосе послышалась угроза, и Женя на мгновение растерялась.

— Что? — непроизвольно вырвалось у нее.

Красовский вдруг вышел из-за стола и подошел к Жене почти вплотную. Теперь она смогла рассмотреть его. Он был небольшого роста, имел округлые формы тела, тонкие черты и детское выражение лица. Огромные светлые глаза с пушистыми ресницами что-то смутно напоминали Жене. Она уже встречала в своей жизни подобный тип людей, похожий на взрослых детей: все они были эгоцентричными, капризными и злопамятными. Они часто играли окружающими их людьми, как в детстве — солдатиками. На Красовском были черный костюм, черная рубашка и жемчужного цвета галстук с изумительной булавкой в виде крупного бриллианта в платине. Бриллиант мерцал загадочным светом, и Женя завороженно уставилась на него, не в силах отвести взгляд.

— Вы что, не поняли? — Красовский наклонился к самому лицу Жени и с интересом посмотрел на нее.

— Не поняла что? — Женя тянула время по инерции, совершенно не понимая, зачем ей это нужно, рискуя при этом выглядеть очень глупо.

Красовский оглядел ее с ног до головы, усмехнувшись и переглянувшись с Власовым. Потом он подошел к креслу, на котором сидела Лиля. Ее веки слегка дрогнули, и она, открыв глаза, тупо скользнула взглядом по Жене.

— Если вы, как утверждаете, врач, — Красовский сделал многозначительную паузу, снова переглянувшись с Власовым, — то приведите в чувство мою жену, ей что-то нездоровится, не так ли? — Он нагнулся к Лиле и заглянул ей в лицо.

Та закрыла глаза и словно окаменела. Женя, холодея от стыда, вспомнила, что ее дипломат пуст, как кошелек в день зарплаты. Она даже и не подумала взять с собой хоть каких-нибудь лекарств! Это был провал! Полный провал! Ее ноги стали ватными, а мысли ленивыми. На мгновение ей стало все равно, что будет дальше, словно она провалилась в сон. Но уже в следующую секунду она увидела холодный, ироничный прищур глаз Красовского, вспомнила его многозначительные переглядывания с Власовым, деланный интерес Власова к своим ботинкам и подчеркнутое безразличие к ней. Женя мгновенно вспомнила, как легко она прошла сюда и как втолкнули ее в эту комнату!

Женя поняла, что ее ждали, а точнее, заманивали в ловушку! Кровь прилила к ее лицу, и она приняла брошенный ей вызов:

— Я не врач! — Она не спеша, сняла парик и очки, небрежно бросив их на стол Красовскому. — Я думаю, вы меня знаете. — Она с усмешкой посмотрела на него.

Лиля открыла глаза, и тихий вздох слетел с ее губ:

— Женечка…

Было совершенно непонятно, что это — вздох облегчения или вздох сожаления. Красовский заметно оживился, потирая руки и переглядываясь с Власовым, он снова уселся за свой стол и обратился к Жене:

— Заждались мы вас! Не скрою: вы нас заставили даже поволноваться! Однако мы терпеливы!

Женя стояла перед ним, как школьница, а он цинично рассматривал ее в упор. Женя снова посмотрела на Лилю. Та сидела по-прежнему с закрытыми глазами и, казалось, не дышала. То ли ей все было безразлично, то ли она была совершенно без сил. Женя перевела глаза на Власова. Ей показалось, что он смущен и старается смотреть в пол. Злость закипела в Жене, и она в упор посмотрела на Красовского. Было видно, что это ему не понравилось: его ноздри раздулись, как у быка во время корриды. Женя с ее самонадеянностью была для него как красная тряпка!

— Чего вы лезете не в свое дело? — почти прошипел он. — Это мой дом, моя жена! Кто вас сюда звал?

Было видно, что ответы ему не нужны, да Женя и не собиралась ему отвечать. Она искала глазами стул или что-нибудь, на что можно было сесть.

— Вы не в гостях, а потому сесть я вам не предложу, даже и не надейтесь! — правильно понял ее взгляд Красовский. — Придя сюда, вы подписали себе смертный приговор, вот и слушайте его стоя! — Он снова развалился в кресле. — Как вы меня назвали? Скотиной и мерзостью? — Он вдруг захохотал.

Женя не сразу вспомнила, что так она сказала про Красовского во время их последнего разговора с Федором сегодня у нее дома. А вспомнив, тут же ужаснулась: значит, ее все время подслушивали! И телефон, без сомнения, тоже!

Это был запрещенный прием. И это не было игрой. Женя поняла, что он все это время забавлялся с ней, как кошка с мышкой. Он знает все, что знает она!

— Да, у вас нет и не будет козырей: все ваши разговоры нами прослушивались! Занятно! Были весьма, знаете, пикантные моменты! Жаль, мы их не могли видеть. Да. Вы, конечно, не без способностей, но ваш дружок — явно недоумок! — Красовский и Власов переглянулись, снисходительно усмехаясь. — Он мог найти и снять все, что мы подложили вам в квартиру, за пятнадцать минут! Ему нужно было всего лишь оторвать свою задницу от стула и жрать поменьше! Но увы! Кстати, хотите на него посмотреть? — Красовский нажал какую-то кнопку в столе, и несколько мониторов на стене заработали.

Тут только Женя заметила, что вся стена за спиной у Власова занята экранами. Попытавшись их сосчитать, она сбилась. Их было много.

Изображение появилось на пяти мониторах, и Женя увидела Федора, лежащего на полу с заклеенным ртом, пристегнутого наручниками к какой-то трубе в каптерке у охранника. Сам охранник сидел на стуле и, казалось, не обращал на Федора никакого внимания.

У Жени непроизвольно вырвался стон.

— А вы думали, что будет наоборот? А он так не думал, уверяю вас! Ваш дружок знал, что мы вас повяжем! Но вам так хотелось помочь Лилии Викторовне, освободить ее от мужа-кровопийцы! Вы развили такую бурную деятельность! Браво! Вы очень хорошая подруга! Но вот дуры вы обе. — Красовский зло откинулся на спинку кресла. — Вы копали грязь за моей спиной? Вот в этой грязи я вас и похороню. Но сначала спросите у нее, — он показал пальцем на Лилю, — хочет она знать ту правду, что вы ей приготовили? Спросите, я разрешаю! Другой возможности у вас не будет! Ну!

Женя, покосившись на Красовского и видя, что он действительно не лукавит, бросилась к Лиле. Она опустилась на колени и взяла ее за руку. Рука была безжизненная и холодная.

— Лиля, — шепотом заговорила Женя, — что с тобой? Почему ты не смотришь на меня? Что они сделали с тобой?

Лиля с усилием открыла глаза.

— Мне все равно, — устало выдохнула она. Потом вдруг нагнулась к самому лицу Жени и еле слышно прошептала: — Уходи отсюда, Женечка, уходи! Мне уже не выбраться, а ты еще можешь!

Власов насторожился, как собака, и начал бросать тревожные взгляды на Красовского, ожидая его приказаний. Но тот рассматривал свой бриллиант и делал вид, что шепот жены его не интересует. Наконец он встал и хлопнул ладонью по столу:

— Я решил вас огорчить, милые дамы, и рассказать вам обеим действительно всю правду! Вы шепчетесь, и мне это неприятно. Вы, — он указал на Женю, — так долго перемывали мое грязное белье, это было для вас, несомненно, и противно, и утомительно, что, право же, заслуживаете знать все без утайки. Вы видите, как удивительно совпали наши желания! Вы, — он снова обратился к Жене, — шли сюда, чтобы рассказать моей жене, каким на самом деле является ее муж. Так вот, я избавлю вас от этой непростой миссии: ведь Лилия Викторовна может вам и не поверить! А мне она поверит, тем более что в любую минуту я разрешаю вам прервать мой рассказ и уличить меня во лжи или неточности. Ваш бывший любовник, уважаемая Лилия Викторовна, а ныне покойник, небезызвестный всем нам некий Андрей Панкратов, был моим холуем и завел роман с вами по моему приказу!

— Это ложь! — закричала вдруг Лиля. — Вы не смеете!

— Ах, как быстро вы ожили! Кажется, я нашел очень эффективное средство против вашей хандры! Но берегитесь! Я докажу вам, что все, что я говорю, — чистая правда! Панкратов стал вашим любовником по моему приказу! Тогда, при нашем разговоре с Панкратовым, был ныне присутствующий здесь Сергей Вадимович, а кроме того, именно на случай, если вы не захотите мне поверить, у меня имеется вещественное доказательство: все было заснято скрытой камерой. И вы это сейчас увидите!

— Не надо, — едва слышно прошептала Лиля. — Я умоляю вас, не делайте этого, оставьте меня в покое!

— Молчать, шлюха! Я дал вам все, что только вы могли пожелать, и вы предали меня уже через месяц после нашей свадьбы! Вы изменили мне с первым попавшимся вам кобелем, которому я платил к тому же деньги за эту работу! И после этого вы смеете обвинять меня в жестокости? Или, может быть, он силой затащил вас к себе в постель? Или, может быть, он долго вас преследовал? Вы молчите, потому что стали его любовницей по собственной воле и после двух случайных встреч, едва ваш муж уехал в командировку! Вы заплатите мне за это!

Андрей вырулил свою «девятку» к самому офису Красовского. Шеф назначил ему время, и он ломал голову, с чем это могло быть связано.

Андрей был обязан ему по самые уши. После того как его «благоверная» жена оставила ему сына в обмен на их квартиру и все имущество и укатила в неизвестном направлении, как выяснилось позже — в Германию, со своим новоиспеченным возлюбленным, он запил по-черному. Что-то внутри его захолодело и напряглось, и, чтобы не рыдать и не выть, как истеричная женщина, Андрей стал напиваться до бесчувствия.

Маленького сына забрала к себе мать Андрея. С этого времени он был предоставлен сам себе, как не нужный никому бездомный пес. Ехать к матери и жить у нее вместе с ребенком он не мог: не позволяла гордость.

Он не помнил, сколько продолжался очередной запой, где он жил и с кем и на что пил. Это было как провал в памяти. До сих пор этот период он помнил весьма смутно: временами он приходил в себя, чтобы напиться снова.

Открыв глаза и протрезвев до того состояния, когда он мог снова держать бутылку в руке, он вдруг увидел себя за решеткой в камере. Он не был ни удивлен, ни испуган, он просто снова уснул.

Проснулся он от холода, совершенно протрезвевший. Нижняя челюсть отбивала дробь, а все тело под грязной одеждой покрылось мелкими мурашками. Андрей лежал на нарах в камере. Рядом с ним сидел какой-то тип с хитрыми глазками и с интересом наблюдал за ним. От него Андрей узнал, что ему «шьют убийство».

Тогда он чуть на самом деле не прибил этого ублюдка, но тот оказался ушлым и начал орать как резаный. Андрею быстро объяснили, как нужно вести себя в камере, и он еще долго сплевывал на пол кровавую слюну с остатками зубов. И впервые в жизни скупые слезы обожгли ему глаза.

Он влип по-крупному, но провести остаток жизни в тюрьме ему не хотелось. Это он понял сразу. Убил ли он кого действительно или стал чьим-то козлом отпущения, Андрей не знал. Он не помнил себя, и было большой удачей уже то, что он просто выжил.

Вскоре сосед по камере сменился. На его место сел мужчина в годах, хорошо одетый и молчаливый. Он вел себя так, словно камера — его дом, а все, кто приходит в нее, приходят к нему в гости: он осматривал их неторопливо, а потом решал, нужен этот гость ему или нет.

Андрея он долго не замечал, но однажды заговорил первый:

— Ты кто?

Он смотрел куда-то в стену, и Андрей не сразу понял, что вопрос адресован ему.

— Вы мне? — переспросил он на всякий случай.

Андрей не мог понять, почему с первых минут их совместного пребывания в камере он проникся уважением к этому человеку. И хотя они не общались, рядом с новым соседом Андрей чувствовал себя спокойнее. И сейчас он даже не заметил, как обратился к нему на вы.

Сосед повернулся к Андрею и впервые посмотрел на него с интересом.

— Любопытно, — усмехнулся он. — И давно ты здесь?

— Не знаю. — Андрею почему-то стало неловко.

— Ты знаешь, за что ты здесь?

Он не сводил с Андрея проницательных глаз, но тот вдруг почувствовал себя увереннее: Андрею показалось, что интерес этого человека к нему вполне искренний. Он говорил с человеком, облеченным властью, и проникся к нему доверием. На душе стало немного теплее.

— Вроде за убийство, — уже спокойно ответил он.

Взгляд соседа потух, и он снова уставился в стену. Больше они не говорили, а вскоре камера и совсем опустела: Андрей остался один. Дальше события стали разворачиваться с такой скоростью, что Андрей и не помнил их точно: у него вдруг появился адвокат, который объяснил ему, как нужно себя вести, если он хочет — освободиться подчистую. Тогда-то Андрей впервые увидел Сергея, который объяснил ему, что дело против него полностью сфабриковано и за ним ничего нет.

Андрей вскоре вышел на свободу, да еще и с извинениями, чему даже и не удивился: если бы сейчас ему сказали, что он оказался богатым наследником и что у него есть круглый счет где-нибудь в швейцарском банке, он принял бы это как должное. В его жизни как по волшебству начались чудесные перемены, и он чувствовал, что продолжение следует. И не ошибся.

Едва он оказался за казенными воротами, худой и грязный, без денег, но с пронзительным желанием жить во что бы то ни стало, к нему подрулил обшарпанный «БМВ», и он понял, что ему предлагают в него сесть, что он и сделал, нимало не раздумывая.

Вскоре, отмытый и выспавшийся, он предстал пред внимательными очами шефа и понял, что это и есть мафия. Сколь труден был его путь потом, Андрей вспоминать не любил: он получил возможность жить, и жить на широкую ногу. В душе по-прежнему жило ожесточение на жизнь, а на всю женскую половину человечества — особенно. Красовский Александр Борисович, а именно он и был шефом, всю историю Андрея знал, и знал не только от него самого, это Андрей почувствовал сразу. Но за это Андрей был не в претензии, понимая, что осмотрительности требуют интересы дела. Отношения с шефом складывались нормально, во всяком случае, больше на жизнь Андрей не жаловался.

Он начал ходить по кабакам, часто и только на казенные деньги, и это была его новая работа. Впервые он увидел, что есть иная жизнь, она ему не понравилась, но другой у него пока не было: он чувствовал за собой долг, а долги он привык отдавать.

Пить он перестал, а женщины для него стали чем-то вроде семечек: он поглощал их не считая, отряхивая потом, как шелуху. С каждой новой встречей он ненавидел их все больше и больше, потому что не мог себе простить своей наивности: он даже не подозревал свою жену, он не видел ее похотливости, а теперь понял, что другими женщины не бывают, он этого просто не знал, женившись на своей первой женщине.

Он вошел в кабинет шефа в точно назначенное ему время. Красовский встретил его очень радушно, встав из-за стола и поздоровавшись с ним за руку. Он представил ему Сергея, который стоял рядом и ждал своей очереди:

— Вот, Андрей, познакомься — это Власов Сергей.

— Да мы вроде уже знакомы, — попытался сгладить неловкость Андрей, тем не менее пожимая протянутую ему руку.

— А ты еще раз с ним познакомься! Вы теперь будете часто встречаться, и Сергей будет твоим помощником!

Андрей промолчал, понимая, что все, что он должен будет знать, шеф ему скажет сам.

— Присаживайтесь, ребятки! Дело, прямо скажем, очень деликатное! И то, как я вас высоко ценю, вы сейчас поймете! — Красовский встал и начал прохаживаться по кабинету, стряхивая пепел с сигареты прямо на ковер. — Дело это касается лично меня. — Он сделал паузу и посмотрел на часы.

Андрей вдруг заволновался: его начала злить спокойная невозмутимость Власова. Конечно, он был ему обязан, но он сейчас был такой же «шестеркой», как и он, Андрей. Тем не менее, несмотря на заявление шефа, что главным в предстоящем деле будет Андрей, по поведению Власова это не ощущалось. И даже, скорее, наоборот, Андрею показалось, что его хотят дешево купить: он будет всего лишь исполнителем, а Власов — его контролером.

Красовский прошел к своему столу и сел в кресло.

— Дело касается моей жены. — Он выдержал паузу, давая своим слушателям прийти в себя. — И я очень надеюсь на вас, а на тебя, Андрей, особенно! — Красовский выжидательно посмотрел на Андрея и, видимо, удовлетворившись его молчанием, продолжил: — У меня, как вам, возможно, уже известно, месяц назад появилась молодая и красивая жена. Я, как ее муж, несу за нее ответственность, хотя и понимаю, что от всех возможных ошибок уберечь ее не смогу. Просто не в силах! Но от одной, на мой взгляд, самой опасной, просто обязан.

Он снова выдержал паузу и, видя, что молодые люди терпеливо слушают, начиная расслабляться от его монотонного голоса и не совсем понятного для них вступления, сделал резкое движение, развалившись в кресле. Андрей сразу посмотрел в его сторону, а Власов даже не пошевелился. Красовский это удовлетворенно отметил и продолжил:

— Я не хочу допустить, чтобы моя жена стала легкой добычей какого-нибудь легкомысленного донжуана. Она еще очень молода и не умеет разбираться в мужчинах, она даже не подозревает, как коварны и бессовестны они бывают. — Красовский вдруг занервничал и обратился к Власову: — Сергей, у вас сейчас срочное дело, я в курсе. Вы можете идти, мы продолжим этот разговор с вами лично.

Власов все так же невозмутимо, не проронив за все время ни слова, слегка кивнул и вышел. Они остались вдвоем: Андрей и Красовский. Андрей сразу после ухода Власова почувствовал огромное облегчение и даже немного приободрился, узнав, о чем речь. Он решил, что дело, которое ему будет поручено, конечно, деликатное, но он уже узнал женщин настолько, что может без зазрения совести вести слежку за любой из них и при этом спокойно докладывать обо всех похождениях ее мужу, испытывая при этом тайное удовлетворение от своего собственного счета к ним.

Красовский внимательно наблюдал за Андреем, и от него не укрылось его внезапное оживление, но он промолчал об этом.

— Итак, я намерен поручить вам выполнение очень трудного и не совсем чистого задания. — Он снова сделал паузу и посмотрел на Андрея. Видя, что тот все так же невозмутим, продолжил: — Я хочу доверить вам самое дорогое, что у меня сейчас есть.

Андрей вдруг почувствовал какое-то несоответствие. Слежка — дело, естественно, нечистое, но откуда такой пафос со слезой в голосе? Андрей с удивлением украдкой взглянул на шефа, почувствовав себя зрителем, сидящим в партере дешевого бульварного театра. Ему показалось, что он пришел не на тот спектакль.

Красовский сделал вид, что не заметил недоумения своего оппонента, и продолжал:

— Я вам поручаю свою жену. — Он встал и, подойдя к Андрею, сел с ним рядом. — Я хочу преподать ей урок, причем в очень щадящем варианте, с тем чтобы она запомнила, что мужа обмануть она, конечно, может, но это некрасиво. Очень некрасиво! Понимаете, — он вдруг перешел с Андреем на вы, — я хочу дать ей прочувствовать, что такое ложь и раскаяние. Я хочу, чтобы она это все пережила, но, так сказать, в тепличных условиях, чтобы мое мужское самолюбие не было ущемлено и я смог бы ее с легкостью простить, а она бы поняла, как добр и великодушен ее муж. Я хочу, чтобы вы соблазнили ее, но при этом остановились в тот момент, когда она нестерпимо захочет близости с вами!

В кабинете наступила тишина, подобная тишине после только что прогремевшего взрыва. Андрей побледнел и не мог вымолвить ни слова. Он так и сидел молча, словно подавившись словами Красовского. Потом его лицо неожиданно вспыхнуло, и он выдохнул:

— Это невозможно!

Андрей вложил в свои слова, сам того не замечая, что-то такое и столько, что Красовский дернулся, как от пощечины, в мгновение сделав Андрея своим самым ненавистным врагом. Он решил, что Андрей умрет, хотя в начале разговора он думал иначе.

— И все же я прошу вас, я смею надеяться, что вы все сделаете правильно: это всего лишь игра, но Лилия Викторовна… — Он впервые в разговоре назвал свою жену по имени. — Так вот, она никогда не узнает о нашем с вами разговоре! Она, конечно же, в некотором смысле будет огорчена, что ею пренебрегли, но я и хочу, чтобы она поняла, что романы хороши только вначале! Потом они все заканчиваются одинаково: страдает женщина! И хорошо, если любовники охладеют оба одновременно, а если нет? Это ведь одинаково мучительно: сознавать, что тобою тяготятся или что ты тяготишься домогательствами надоевшего любовника!

Красовский доверительно взял Андрея за руку, и тот непроизвольно вздрогнул от этого прикосновения. Красовский быстро убрал свою руку и встал.

— В конце концов, я прошу лишь о попытке с вашей стороны! Она ведь может и не удаться! Лилия Викторовна потому-то мне и дорога, что является совершенно особой женщиной. Во всяком случае, я, несмотря на свой богатый опыт общения с женщинами… Да-да, не усмехайтесь. — Красовский великодушно махнул рукой на недоверчивую гримасу Андрея. — Что, по-вашему, не похож я на донжуана? Похож! В каждом мужике свой донжуан! Так вот, такой чистой и искренней женской души я еще не встречал, клянусь вам!

Андрей смотрел на Красовского и понимал, что он говорит правду. Андрей постепенно начал успокаиваться: в конце концов, это будет очередная его победа. Красовский любит свою жену и затевает все это явно не из мести, а наоборот, упреждая, так сказать, боясь потерять молодую жену в чьих-то объятиях! И роль его, Андрея, совершенно не главная. Да мало ли мужиков пристает на улице к красивой молодой женщине! Она еще, может, и не посмотрит в его сторону!

Тут в душе Андрея начало подниматься что-то холодное и незнакомое. В нем внезапно проснулся инстинкт охотника: неужели жена Красовского из другого теста? Ему вдруг стало интересно посмотреть на нее. «Все они одинаковые, шлюхи, только цена у них разная! — зло подумал он про себя, вспомнив свою жену. — Мне предлагают, видимо, дорогую! И в этом вся разница! Да плевать — муженек же платит! Пусть потом сам с ней разбирается, а я лишь докажу, что она такая же продажная тварь, как и все они!»

— Я согласен. — Андрей заметил, как при его словах Красовский покраснел от удовольствия. — Но с условием!

— Конечно, говорите все, что вам требуется, — поспешил успокоить его Красовский. — Несомненно, вы имеете на это право! Мне теперь дороги вы оба.

Андрей не услышал в словах ничего настораживающего, а глаз Красовского ему не было видно: тот стоял, отвернувшись к окну.

Ах, Андрей! Милый ребенок! Если бы ты мог видеть испепеляющие холодом глаза, тебя бы не обманул мягкий голос. Красовский люто возненавидел Андрея за то, что он смертельно унизил его, причем дважды: когда с отвращением отказался от сделки и потом, когда с достоинством согласился на нее. Но вместе с Андреем он предавал сейчас и свою молодую жену, ненавидя ее тоже за те самые комплименты, которые он же сейчас ей и сделал, назвав необыкновенно чистой душой, бессильно понимая, что за это и мстит.

— Если с трех попыток у меня ничего не выйдет, мы будем считать, что ваше поручение я выполнил, но с положительным результатом.

Красовский повернулся к нему и от неожиданности захохотал, а потом, подойдя к Андрею, с чувством пожал его руку:

— Благодарю вас. — Он продолжал говорить Андрею вы. — Мне очень важно, чтобы, занимаясь таким тонким делом, вы сохранили уважение к моей жене! Для меня это очень важно! Ведь мы с вами, по сути, всего лишь искушаем ее! И причем с одной лишь целью — для покаяния! Клянусь вам, она станет мне еще дороже!

Он лгал, как всегда.

Первая встреча с Лилей состоялась в бассейне. Обо всех ее передвижениях Андрею докладывал Власов, а Андрей сам принимал решение, что ему делать дальше. С Красовским он больше не общался, тот словно забыл про него. Но Андрей знал, что впечатление это обманчивое: за каждым его шагом велось наблюдение.

Ему для выполнения поставленной задачи был открыт неограниченный кредит и предоставлена полная свобода. Он мог предстать перед Лилей в каком угодно образе, хоть дипломатом, хоть банкиром, хотя можно было и уголовником. Цель была одна: произвести на нее такое впечатление, чтобы она влюбилась в него или хотя бы сильно увлеклась.

Андрей никогда не считал себя неотразимым для женщин и, когда, работая в кабаках, он начал замечать, что пользуется у них неизменным успехом, был крайне озадачен: он никак этого не добивался! Скорее, наоборот, в его взгляде с некоторых пор появилось презрение к ним, а в словах и поступках — цинизм. Он меньше всего сейчас думал о женщинах, а они летели к нему, как бабочки на огонь.

То, что Лиля красива особой, утонченной, красотой, он понял сразу, как только ее увидел. Она не производила ошеломляющего впечатления, образ роковой женщины не был ее образом. Но чем больше он смотрел на нее, тем больше ему смотреть хотелось. Он понял, что влюбился с первого взгляда, и запсиховал.

Он начал оттягивать следующую встречу с ней, и ему напомнили, что он не должен этого делать:

Лиля заметила его и, по мнению Красовского, думает о нем. Специально для их нового свидания была организована презентация, где Лиля появилась во всем блеске мужниных бриллиантов и своего очарования. Андрей боялся этой встречи, потому что понимал, что его чувства будут написаны у него на лице.

И он не ошибся. Увидев их вместе, Красовский понял все. Андрей все еще пытался делать хорошую мину при плохой игре, а Лиля жила надеждой на встречу с ним, думая, что об этом не знает ни одна живая душа. Андрей сделал попытку отказаться от следующей встречи, но ему быстро напомнили, что условия сделки он выбирал сам, а третья, последняя, встреча еще не наступила.

Их «встретили» как бы случайно на вокзале. Андрей молил, чтобы Лиля не заметила его или просто сделала вид, что не заметила. Но это было невозможно. Их тянуло друг к другу так, что, казалось, воздух начинает искрить от того напряжения, которое возникало, когда они были рядом. Андрей понял, что погиб сам и погубил эту милую женщину. Одного он понять не мог: ее отношения к Красовскому.

Их роман с Лилей не закончился после трех встреч, а только начался. Он очень быстро понял, что Лиля относится к своему мужу с благодарностью и уважением, как к отцу, которого она не знала. Что такое любить мужчину и быть любимой им, она поняла только с Андреем. Они потеряли не только головы, но и чувство самосохранения. Они любили друг друга, и им казалось, что другого мира не существует.

Но он существовал. Мир ненависти и терпеливо вынашиваемой мести: план уничтожения Андрея и Лили дозревал в Красовском параллельно их расцветающему чувству. Он ждал лишь удобного момента. Момент настал, когда Красовский понял, что они могут ускользнуть у него из-под носа: ему доложили, что Андрей готовит загранпаспорта.

Они приехали к Андрею вечером, под покровом наступающих сумерек, сразу после, того, как Красовскому сообщили, что Андрей назначил свидание Лиле на следующее утро. Они вошли один за другим: Красовский и его послушный пес — Власов. Андрей понял все.

Убивал его Красовский медленно и с видимым удовольствием, нанося удары ножом так, чтобы причинить как можно больше страданий, но продлить эти мучения как можно дольше. Он был мастером этого дела — Андрей почти все время находился в сознании и лишь тихо стонал. Умер он под утро от потери крови.

К приходу Лили готовились тщательно. Труп Андрея повесили прямо при входе, чтобы она увидела его сразу, когда, радостная в предвкушении свидания с любимым, войдет в дом. Лицо Андрею пощадили специально для того, чтобы она узнала его мгновенно. Милицейский «газик» и ряженые в милицейскую форму мужчина и женщина были спрятаны поблизости. Место это было столь пустынно и проживали здесь такие темные личности, что волноваться за то, что кому-то что-то покажется странным, не приходило и в голову.

План был очень прост: напугать Лилю видом трупа, а потом подавить ее страхом возможного разоблачения перед мужем. Единственным напрягающим моментом были те несколько минут, когда вся «ряженая» под опергруппу бригада должна появиться в доме. Они все сидели наготове на кухне, но выйти не могли, пока Лиля находилась в доме. Подъехать с улицы они тоже не могли, так как важно было само то мгновение, когда Лиля еще не придет в себя от первого потрясения: ловушка должна была захлопнуться намертво, и до того, как она возьмет себя в руки.

Красовского не смущали все эти изыски: он переживал творческий подъем и желал полного воплощения своей идеи. Чем более изощренное страдание он причинял, тем большая гамма чувств овладевала им. Он был гурманом, и смерть сама по себе казалась ему пресной. Он желал насладиться страданиями своей супруги и наблюдал все происходящее как видеофильм у себя в особняке. Его интересовал только крупный план. Он хотел видеть расширенные от ужаса глаза жены во весь экран.

Но и этого ему было мало. Он желал второй серии. Он хотел видеть ее страх перед ним, ее мужем. Он желал, чтобы в этом фильме звучало его имя. Для этого и появлялся Власов: чтобы напомнить Лилии Викторовне, что она Красовская! Жена влиятельного и уважаемого человека. Она, грязная блудница, бросающая тень трупом своего любовника на его доброе имя и репутацию счастливого мужа.

После недолгих раздумий остановились на варианте, когда Лилия Викторовна войдет и узнает Андрея, оглушить ее легким ударом по голове, для чего Власов должен был войти следом за ней, и как можно тише. План этот, несомненно, был очень рискованным: во-первых, она могла увидеть Власова, а во-вторых, он мог не рассчитать удар. Но Красовский настаивал, считая, что никакого риска нет и если Власов нечаянно прибьет его жену, что ж, кино, конечно, будет испорчено, но все же захватывающих моментов будет предостаточно. Все прошло как нельзя лучше: Лилия Викторовна очень кстати и вовремя упала в обморок. Все остальное тоже прошло как по маслу, и лишь один момент Красовский не учел: что перепугает свою жену до такой степени, что она не сможет приехать домой, боясь явиться пред ласковые очи своего супруга. Он и не подозревал о существовании некой подруги еще со студенческих времен, а ныне психолога Евгении Булатниковой.

Специально, чтобы дать возможность Лиле прийти в себя, ибо легкие победы его не интересовали, он удалился из особняка, уехал якобы в командировку, все это время продолжая прослушивать все разговоры Лили и этой самой Булатниковой. Ему не понравилась вся эта возня с самодеятельным расследованием сразу, но еще больше не понравилось, что в его спектакль без его согласия нагло влез новый, откровенно мешающий ему персонаж.

Но было уже поздно, и пришлось вносить некоторые коррективы. Все, что касалось Лили, его вполне устраивало: она была подавлена и находилась в постоянном страхе перед возможным разоблачением своей измены. Чтобы усилить и закрепить ее падение, он заставил ее через Власова выкрасть бриллианты и продать их. Ловушка для нее захлопнулась, и Красовский посчитал свою миссию выполненной: при удобном случае, когда она окончательно оправится от ударов судьбы, он снова напомнит ей про ее грешки и таким образом будет держать ее в своей узде. Если бы не эта Булатникова, Александр Борисович мог считать свой план успешно завершенным. Конечно, эта маленькая сучонка не могла его укусить, но ее тявканье начинало его раздражать, особенно после того, как она при помощи своего кобеля-недоумка раскопала всех его бывших жен-покойниц. Не то чтобы Александр Борисович чего-то испугался, но удовольствия это ему не доставило.

Видя, что эта студенческая подруга не только не утихомиривается, но начинает развивать все более активную деятельность, явно собираясь разбить его, Красовского, брак, он не долго думая решил с ней покончить. Но в ловушку она притащилась со своим ментом, а потому у Красовского не было выбора, и он решил убрать их обоих.

Мент, конечно, мог осложнить дело: наверняка за воротами у него есть сообщники, и могло получиться много шума. Красовский нервничал, но других решений он пока не видел: они слишком много знали.

Лиля, как только увидела Андрея на экране, сразу потеряла сознание. Красовский был вынужден прекратить показывать свое кино, ибо никого, кроме своей жены, удивлять он не собирался.

Женя хлопотала возле Лили и была благодарна, когда кто-то подал ей стакан с холодной водой. Женя успела заметить только руку, протянутую со стаканом, и эта рука неприятно поразила ее. Она подняла голову, но рядом с ней уже никого не было.

Лиля пришла в себя, но вода из стакана расплескивалась, а Лилины зубы стучали о его край, когда Женя подносила стакан с водой к ее губам, пытаясь ее напоить. Лиля дрожала и никак не могла успокоиться. Казалось, еще немного, и она просто умрет. Женя обняла Лилю за плечи, пытаясь ее хоть немного согреть. Вдруг нервы у Жени не выдержали, и она гневно крикнула Красовскому:

— Слушайте! Человек вы или нет? Хоть капля сострадания в вас есть?

Тишина была ей ответом. Лиля прижалась к Жене и притихла.

Близился вечер, солнечные лучи косо подсвечивали малиновый бархат штор. В комнате стало еще темнее. Все замолчали, и лишь тихая заунывная музыка да экраны включенных мониторов наполняли воздух движением. Женя видела, что Федор лежит, не меняя позы, с закрытыми глазами. Ее сердце сжалось от тоски и чувства вины перед ним — он, конечно, предупреждал ее именно об этом, он действительно знал, что в открытой борьбе против этой гадины их шансы почти нулевые, но все же пошел с ней, не желая оставлять ее одну.

«Федя, Феденька! Неужели мы все сгнием здесь где-нибудь в подвале или этот паук придумает что-нибудь поизощреннее?»

Женя вздохнула и перевела взгляд на Лилю. Нет, без Лильки она отсюда не уйдет! Даже если бы у нее был выбор, все равно бы не пошла! А может быть, он все-таки есть, этот выбор? Заунывная мелодия не давала сосредоточиться, завораживая и расслабляя. Женя видела, что Красовский под эту музыку периодически впадает в легкий непродолжительный транс. «Может, он наркоман, — подумала Женя, продираясь мыслями сквозь тягучую пелену навеваемого сна. — Но тогда дела наши очень плохи. Нет, — успокоила себя Женя, — на наркомана он не похож».

Все сидели молча, словно мертвые. Лица Власова уже не было видно в сумраке кабинета, а Красовский как будто забыл о них. Он сидел, развалившись в кресле, и сквозь прикрытые веки следил за женой. Как только Лиля пошевелилась, он открыл глаза и оживился.

— Я вижу, вы уже пришли в себя, — обратился он к ней. — Не скрою, я опечален. Вы так бурно реагируете, вспоминая своего бывшего любовника, что я начинаю подозревать, что вы действительно мне изменили.

Слезы покатились из закрытых глаз Лили. Она молчала, бледная и едва живая. Женя сидела на подлокотнике Лилиного кресла и обнимала ее за плечи, слегка поглаживая. Красовскому это не понравилось.

— Отойдите от нее! — приказал он Жене.

— И не подумаю! — спокойно ответила Женя.

Глаза Красовского гневно сверкнули.

— Ну что ж, — прошипел он мстительно. — Тем лучше!

— Это вполне в вашем стиле, — усмехнулась Женя, удивляясь, откуда взялась у нее смелость. — Чем хуже нам, тем лучше вам! Этим вы никого не удивите!

— У меня нет желания вас удивлять. — Его голос от бешенства осип, казалось, еще мгновение, и он задохнется от Жениной наглости. — Я вас удавлю как котят! — Лицо Красовского надулось и побагровело.

Женя посмотрела на него с интересом: он не мог собой владеть! Злоба душила его! И почему? Потому лишь, что ему посмели не подчиниться! «Какая прелесть! — подумала Женя. — Тут что-то есть! Власова и Лилю в расчет можно не брать. Власов без Красовского ноль. Значит, нас двое: я и Красовский. И сила моя только в том, что он обо мне не знает, не подслушал! А не подслушал он то, что осталось у меня в голове, когда я размышляла молча! Он не знает, что я думаю о причинах смерти его жен! Он просто знает, что мне известно, сколько у него было браков, и все. Лиле я этого сказать, наверное, не сумею: он заткнет мне рот». Все эти мысли у Жени пролетели в голове мгновенно.

Красовский опрометчиво раскрылся перед Женей, позволив себе этот злобный выпад. Он понял, что продемонстрировал ей свое слабое место — раздражительность. Но успокаивал себя, наблюдая за Женей и стараясь изо всех сил взять себя в руки, тем, что, может быть, она не поняла этого.

В комнате снова воцарилась тишина. Красовский и Женя, как боксеры на ринге, делали пробные выпады. Каждый пытался сначала прощупать соперника, а уж потом бить наверняка. Женя чувствовала, что ситуация, когда он оказался вынужден считаться с ней, подругой его жены с каких-то там студенческих времен, сама по себе выводила его из себя. А упорство, с каким Женя не хотела считаться с его желанием оставить все как есть и продолжать мучить свою жену из-за того лишь, что у нее есть штамп в паспорте, приводило его просто в бешенство!

Красовский почему-то терял возможность манипулировать своей женой в присутствии этой дерзкой девчонки, но не хотел признаваться себе в этом. В нем боролись два противоречивых желания: доказать ей, здесь и сейчас, что никакой опасности она для него не представляет, подавить ее и сломать, как он это с легкостью сделал со своей женой, а потом уничтожить физически. Но все чаще ему хотелось просто заткнуть ей рот.

Он сидел и, кусая губы, ждал, какое желание перевесит. Но постепенно ему все это начинало просто надоедать. Ему все чаще хотелось, чтобы эта нахалка навсегда ушла, исчезла, испарилась из этой комнаты и вообще из этой жизни, и он сам не понимал, почему он медлит.

— Признаюсь, — начал он снова, потягиваясь в кресле, — я никак не могу придумать, что мне с вами сделать! Может быть, вы избавите меня и сами это решите? Буду вам очень признателен и выслушаю ваши предложения с большим вниманием.

Красовский чувствовал, что начал успокаиваться от одной мысли, что он скоро покончит с этой девицей и ее кобелем.

— Можно вас спросить? — осторожно начала Женя.

— Можно. — Красовский нежился в лучах своей власти, как кот на завалинке.

— Скажите, это правда, что вы обыскали весь дом в поисках исчезнувших драгоценностей?

Если бы не стол, за которым сидел Красовский, то он одним прыжком преодолел бы расстояние, разделяющее его и эту выскочку, и вцепился бы ей в глотку! Секунд десять он молча ждал, тяжело дыша и клятвенно обещая себе, что терпит ее выходку в последний раз. Потом, взяв себя в руки, молча вынул из своего стола небольшой футляр из черной замши и, открыв его, положил на стол.

— Вы имеете в виду эти?

— Ну, не знаю, — наивно ответила Женя, даже не взглянув на бриллианты. — Я имею в виду те, которые по вашему приказанию через Власова сдала в ломбард Лиля и которые вы сегодня объявили пропавшими, обыскав при этом и дом, и заодно прислугу. Так они, я вижу, нашлись?

— Послушайте, кто вам дал право вмешиваться в мою личную жизнь? — Красовский едва сдерживал себя.

— Я, право, не думала, что этот вопрос так заденет вас. Я спросила просто из любопытства! Похоже, вы устали или у вас просто пошаливают нервы!

Жене вдруг показалось, что на том экране, где лежал Федор, что-то произошло. Красовский увидел ее немой вопрос и усмехнулся:

— Сменился охранник. Нервы пошаливают не у меня, а у вас. Ничего, мы скоро их полечим!

Мороз пробежал по ее спине, но Женя не подала виду, приказав себе следить за своим лицом так же чутко, как это делает Красовский, буквально чувствуя каждое ее движение.

— А можно еще вопрос?

— Можно, но этот будет последним, мне надоело, и эту комедию я намерен завершить!

— Где вы спрятали труп Андрея?

Лиля в ужасе открыла глаза.

— Лиля, они заставили приехать пожилую женщину на несуществующую могилу ими же убитого сына. Они выражали ей соболезнование и извинялись, что похоронили его раньше, чем она приехала. Но ведь есть могила и табличка на ней, и она может поклониться и положить цветы, провожая своего сына в последний путь! Они издевались над ней не из злого умысла, а по необходимости! Это был спектакль для тебя! И твой муж не поскупился!

— Не может быть, — не поверила Лиля. — Этого не может быть.

— Может. Труп вашего возлюбленного доедают рыбы. — Было видно, что он действительно устал и страдания жены больше не щекочут ему нервы.

Красовский снова почувствовал, что эта девчонка заставляет его почти оправдываться. Она выступает в роли обличителя, и, похоже, он сам ей это позволяет.

— Итак, вечер вопросов и ответов закончен! Я даю вам последний шанс выбрать, как мы будем с вами прощаться.

Женя краем глаза смотрела на монитор. Она изо всех сил старалась, чтобы Красовский не смог проследить направление ее взгляда. Там, в каптерке у охранника, что-то происходило! Женя не могла только никак понять, что она видела. Она видела, что Федор изменил позу, а охранник на это не отреагировал, так и оставшись сидеть к экрану спиной! Женя знала, что она не ошиблась! И теперь во что бы то ни стало нужно отвлечь Красовского от экранов, заставив его говорить!

— Да, я помню вашу просьбу и очень ценю ваш благородный жест.

Красовский насторожился, не понимая, шутит она или готовит очередной подвох.

— Я правда очень высокого мнения о вас! Раньше мне почему-то казалось, что вы игрок и когда вы меняете своих жен, то просто развлекаетесь!

Все притихли, ожидая, что будет дальше. Лиля не поняла еще, о чем идет речь, потому что знала, что была не единственной женой. Красовский же не мог понять, куда Женя клонит. То, что она знает обо всех его браках, его не очень сейчас заботило. Это было неприятно, и не более того.

Женя отметила, что Федор на экране снова изменился: у него не был заклеен рот! В то время как охранник сидел в той же позе. Женя наблюдала только за этим экраном; хотя работали еще четыре. На них были видны весь периметр особняка с внешней стороны, а также еще какая-то комната, тоже с охранником, но Женя с первых минут не поняла, что это такое, и больше на этот экран не смотрела, отметив, правда, что охранники сменились на обоих мониторах. Женя почувствовала, что начала волноваться и мысли стали путаться. «Женечка, умничка, — уговаривала она себя, — успокойся! Сейчас очень важно думать, что говоришь, и держать себя в руках! Кажется, появился какой-то шанс! Я еще не знаю какой, но все равно! Тяни время! Отвлеки его от экранов!» Женя чувствовала, что все ждут, что она скажет дальше.

— Александр Борисович! Мое мнение о вас круто изменилось! И то, что вы, к сожалению, подслушали о себе, сейчас уже не так!

Лиля открыла глаза и с возмущением обратилась к Жене:

— Женя, что ты говоришь?

Женя вдруг встала с Лилиного подлокотника и отошла от нее.

— Это правда, Лиля. Твой муж просто отчаявшийся человек! Ему совершенно не везет в семейной жизни! Брак с тобой у него уже не первый, и снова осечка! Ты действительно изменила ему! А это нельзя считать большой удачей!

— Это моя личная жизнь, и она вас не касается. Я предупреждал вас, что мое терпение на исходе? — Он говорил, чеканя слова и раздувая ноздри, как бык перед рывком.

— Да. — Женя согласно кивнула. Она поняла, что совершила ошибку, разозлив его: тактику надо было менять, усыпляя его бдительность мягкими речами, попытавшись создать видимость, что она теперь не хочет быть в оппозиции к нему, что она поняла, что лишняя в этой истории. «Он только этого и ждет, чтобы я самоустранилась!» — Мне очень жаль, что я такая неловкая, но вы меня, к сожалению, не так поняли.

Женя который раз ловила себя на мысли, что кто-то смотрит ей в спину. Она уже несколько раз поворачивалась и пыталась рассмотреть, но никого не видела, а с наступлением сумерек и вовсе оставила эту затею. Но ощущение осталось. И оно ей мешало.

— Александр Борисович, вы же умный человек!

— Я не нуждаюсь в ваших комплиментах! — сказал он раздраженно.

— Извините! — Женю уже мутило от своей вежливости, и она уже не раз ловила на себе тревожные взгляды Лили и удивленные Власова. В комнате явно наблюдалось оживление: и Лиля, и Власов, до этого совершенно безучастные, вдруг начали прислушиваться к тому, что говорила Женя. Фокус был в том, и Женя это точно рассчитала, что они все будут слушать ее и дальше, внимательно, а может быть, кое-кто и с интересом, слушать напряженно, устремив на нее свои взгляды, пока Женя ходит вокруг да около! Как только они поймут, чего она хочет, внимание сразу ослабнет. Женя чувствовала, что наступает высшая точка напряжения. И либо ей удастся это как-то использовать, либо все постепенно сойдет на нет, и тогда инициативу уж точно возьмет Красовский! Спина у Жени буквально горела, и это отвлекало ее, мешало сосредоточиться. «Кто-то есть за занавеской, или я точно схожу с ума!» Были мгновения, когда Жене начинало казаться, что одежда у нее на спине уже дымится.

— Неужели вы никогда не задумывались, почему вам так фатально не везет с женами?

И снова никто ничего не понял. Лиля подумала, что речь идет о ее измене и о смерти той женщины, что была до нее. Власов вообще не понимал, о чем речь: Красовский тему своих браков никогда не развивал, и Власов не мог взять в толк, почему шеф до сих пор терпит эту соплячку. Красовский вдруг почувствовал, что что-то кольнуло его в сердце, он действительно не знал, почему ему так не везет, но старался об этом не думать. Женя видела, как Федор опять едва заметно поменял позу, а охранник сидел как застывший. Жене показалось, что и на другом мониторе охранник тоже сидит без движений. Она даже вспотела, еще боясь поверить в удачу!

— Вы что, правда думаете, что это нормально?

Женя намеренно не называла число браков. Она была уверена, что купила этим Красовского, ведь только они вдвоем знали сейчас, о чем идет речь. По сути, между ними, и только между ними, шел диалог. Женя чувствовала, что отключила Красовского от кого-то или от чего-то, присоединив к себе. Из его врага она как-то ухитрилась стать его союзником, хотя и не понимала еще, как она это сделала!

Он вдруг утратил агрессивность, став усталым и каким-то несчастным. Он сидел за столом опустив голову. И Жене снова показалось знакомым его лицо. Бриллиант на его галстуке мерцал мягким, чистым светом. В кабинете стало почти темно, было видно, что включили прожектора вокруг особняка: их свет слабо пробивался сквозь шторы.

— Вам никогда не приходило в голову, что все имеет свое объяснение? — продолжала Женя.

— Что вы хотите сказать? — Он говорил не поднимая головы, и его голос стал измененным: без интонаций.

— Что есть некая странность в том, что вы никак не можете понять, что происходит!

«Сколько же времени прошло?» — лихорадочно думала Женя, пытаясь тянуть время. Она никак не могла понять чего-то главного, все ходила вокруг да около. Ее слушатели стали терять интерес к ней, понимая, что она водит их за нос, сама не зная, чего хочет. Женя начинала отчаиваться, потому что чувствовала: не хватает какого-то звена! Она ходит по кругу возле чего-то, потому что не хватает какой-то детали. Картина без этого не складывается! Но где взять эту деталь? Она была, была рядом! И ведь она что-то видела! Было ощущение, что она видела в этой комнате что-то такое, что привлекло ее внимание. Женя снова почувствовала, что хочет назвать это словом «прячется». Это слово вертелось у нее в голове и мешало точно так же, как жжение в спине.

Кто или что прячется? Где и от кого? Вопросов много, и нет времени на их обдумывание! Сколько же тянется весь этот марафон? Но чем больше он тянется, тем больше у них шансов! Неужели Красовский сам этого не понимает? Понимает наверняка! Значит, что-то ему мешает! Не может он заняться своим обычным душегубством! Почему? А не все ли равно? Не дано, и все! В том, что Красовский ненавидит ее, Женя не сомневалась.

— Александр Борисович, прошу вас, поверьте мне, я всего лишь хочу понять вас! Мне кажется, мы с вами не враги и даже не соперники. Я хочу вам помочь, хотя вы и считаете, что в помощи не нуждаетесь. Но хотя бы позвольте мне понять вас! — Женя сделала паузу. Красовский молчал. — Вы настаиваете на том, чтобы Лиля оставалась вашей женой после всего, что произошло. Но ведь это был всего лишь ваш первоначальный план, а он, как мы видим, изменился. Все произошло не так, как вы хотели, между вами и вашей женой пролегла теперь пропасть отчуждения, разве не так? — Женя снова выждала. Никакой реакции. — Вы теперь практически являетесь чужими людьми, если не сказать больше. Миф развеян! Так зачем же в вашем доме нужна недружественно настроенная к вам женщина? Из принципа? Но это очень обременительно! Зачем вы так хотите наказать себя? Ведь и так ясно, что никаких интимных отношений между вами уже не будет, а брак без детей — умирающий брак! Зачем вам такая женщина?

— Затем, что она беременна, — как гром среди ясного неба раздался голос от двери.

Женя чуть не закричала от радости: там все же действительно кто-то стоит, она не ошиблась! Голос был женский, и Женя была почти уверена, что принадлежал он той женщине, которая подала стакан с водой.

— Кто это? — быстро спросила Женя у Лили.

— Домоправительница.

— Ты кому-нибудь говорила, что ты беременна?

— Никому! Клянусь, об этом не знала ни одна живая душа! — Лиля смотрела на Женю и ничего не понимала.

Женя видела, что Красовский слышит их разговор, но это уже не имело значения.

Он вдруг вскочил из-за стола и, подбежав к двери, отдернул занавеску. Женя не ошиблась: там действительно стояла та самая женщина! Красовский был в ярости и буквально накинулся на нее:

— Какой срок, сколько месяцев она беременна?

— Пять.

— Почему, ну почему вы молчали все эти пять месяцев?! Как вы могли! Вы же знаете, как важен для меня ребенок!

— Это не твой ребенок.

— Как не мой? — растерялся Красовский. — Откуда вы знаете? Это ложь! Вы не можете этого знать! Не можете! Понятно?!

— Она беременна от Панкратова. Она все равно умрет. Она и ее ребенок.

— Замолчите! Слышите?! Замолчите! Я вам не верю… — еле слышно прошептал он, словно боясь, что она его услышит.

Женя с Лилей застыли от неожиданности. Эта женщина говорила властно и называла Красовского на ты, а он боялся ее. Было видно, что она не только имеет на него влияние, но он боится ее и привык ей подчиняться! Женя поняла все сразу. Она вспомнила, где она видела лицо Красовского, лицо с большими голубыми глазами и длинными пушистыми ресницами, так похожими на кукольные. Это было лицо мальчика из ее сна! Прозрение было подобно удару молнии. И Женя заговорила громко и властно:

— Ваша мать не только скрыла от вас факт беременности вашей супруги, но она также отравила всех ваших жен с одной только целью — чтобы остаться единственной собственницей своего сына и его богатства. Она хотела владеть вами одна! Она ведь родила вас, значит, вы только ее собственность! И вы сами доставали ей нембутал, лекарство для своей любимой мамочки. Да только пьет она его не от бессонницы. Ваша мать давно токсикоманка, человек конченый. Но ей, видимо, показалось это обидным. Исковеркать вашу судьбу, судьбу своего собственного сына, причем единственно из чувства горячей любви к вам, так сказать, по зову сердца, — вот что стало целью и смыслом ее жизни. И вот три ваших жены уже на кладбище, куда ваша мать, кстати, тайно шляется по ночам, видимо, наслаждаясь плодами своей мести. Чей труп следующий?!

Красовский стоял, покрываясь мертвенной бледностью, и губы его едва заметно шевелились. Вдруг он резко повернулся к Жене и бросился на нее:

— Нет! Нет!! Нет!!! — Руки его жадно тянулись к ней, но лицо внезапно побагровело, вены на шее и на лбу вздулись, и казалось, еще чуть-чуть, и кровь, прорвав сосуды, брызнет из него, как сок из перезревшего помидора. Он вдруг схватился руками себе за горло и, захрипев, повалился на пол, глухо и мягко, как мешок с картошкой.

В этот момент как по команде погасли мониторы и потух свет. Власов вскочил со своего кресла и, видя, что Красовский ни на что не реагирует и лежит не дыша, выбежал из комнаты. Весь особняк погрузился во мрак. Было видно, что где-то высоко над домом светит луна. Лиля взглянула на Женю широко открытыми глазами, так и не поняв, что же произошло. Она с опаской посмотрела на Красовского и попыталась встать. Женя взяла ее под руку и помогла ей. Вместе они стали делать ему закрытый массаж сердца, но руки у них дрожали, а сами они были напуганы до крайности. Красовский же по-прежнему не подавал признаков жизни. Когда послышался шорох у дверей, они уже были на грани нервного срыва и, увидев Федора, осторожно просовывающего свою голову в едва открытую дверь, с плачем бросились к нему, едва не сбив с ног. Федор, как только понял, в чем дело, достал рацию:

— Сашок! У нас тут, похоже, труп образовался. Звони в дежурку, а я тут подожду.

Федор осторожно вывел Лилю и Женю в коридор, закрыв за ними дверь.

— Женя, — спросил он, едва оказавшись в коридоре, — Власов где?

Женя переглянулась с Лилей и виновато прошептала:

— Федя, мы не заметили, как он ушел…

— Эх! — Федор досадливо махнул рукой. — Упустили мерзавца!

В это время в коридоре показался Владимир Петрович, он шел к ним.

— Что случилось? — озабоченно спросил он. — Чем вы расстроены?

— Владимир Петрович! Сколько здесь выходов? — вопросом ответил Федор. — Власов, похоже, только что скрылся!

— Два выхода: центральный и на кухне.

— Сейчас здесь будет оперативная группа, может, мы еще успеем его в доме задержать! Владимир Петрович, вы блокируете кухонную дверь, я иду в центральный холл, а вы, — он обратился к Лиле с Женей, — остаетесь здесь.

Федор опасливо посмотрел на закрытую дубовую дверь в кабинет Красовского, как будто боялся, что труп встанет и тоже скроется, как Власов. Видя, что Лиля едва держится на ногах, бледная и измученная, Федор обратился к Жене:

— Женька, смотри в оба! Никого сюда не впускай! — Федор вовремя опомнился, чуть не сказав: «И не выпускай!» — Жди меня здесь, поняла?

Женя уже взяла себя в руки и, нахмурив брови, молча, но решительно кивнула, словно собиралась стоять здесь насмерть. Федор еще раз скептически оглядел своих добровольцев, сокрушенно понимая, что под этой дверью они в состоянии только лежать, но других помощников у него не было, и он скрепя сердце оставил их одних рядом с трупом.

Когда приехали оперативная группа и «скорая помощь», смерть Красовского стала совершенно очевидной. Врач предположил инсульт.

Обыск особняка ничего не дал: Власов и нембутал исчезли как испарились. Правда, в спальне обнаружили мать Красовского. Она сидела на кровати и на обращенную к ней речь не реагировала, только смотрела невидящими глазами в одну точку и тихо раскачивалась из стороны в сторону. Федор распорядился доставить ее в психиатрическую больницу.

— Пусть до утра побудет под наблюдением врачей, а утром разберемся!

— Федя, что с ней? — со страхом в душе спросила Женя.

— То ли правда свихнулась, то ли притворяется, — осторожно предположил Федор. — Повторяет одну и ту же фразу как заведенная: «Я убила шестерых».

Женя, быстро прикинув в уме, с ужасом прокомментировала:

— Это она и Лильку с ее будущим ребенком уже заживо хоронит! Мало ей собственного сына с невестками! Ну уж нет! Не дождется!

После того как оперативники и «скорая» уехали, Федор всем дал команду «отбой» и велел Лиле с Женей и Владимиром Петровичем идти к выходу. Сам же еще раз проверил дом и дал указания прислуге.