Испанская серенада

ГЛАВА 17

Отряд пересек Сабин. Дорога извивалась между высоких холмов, склоны которых были покрыты деревьями. Здесь росли сосны, эвкалипты, ясени, ореховые деревья. Иногда попадалась дикая слива, вся усыпанная мелкими зелеными плодами. Постепенно леса стали редеть. Теперь вместо сосен и эвкалиптов все чаще попадались низкорослые дубки. Холмы стали более пологими. Речушки, которые встречались на их пути, становились все мельче и уже. Пойменные луга были покрыты сочной густой травой.

Чарро скакал во главе отряда. Он вел их на юго-запад, честно признаваясь, что дорогу знает не очень хорошо. Он слышал, что существует тропа — часть старого Королевского тракта, Камино-Реаль по-испански. Рассказывали, что эта дорога совсем заросла потому, что участились нападения индейцев на путешественников.

Некоторые экспедиции вообще исчезали бесследно. Тропа начиналась от форта Натчез на берегу Миссисипи, шла мимо поселений миссионеров, расположенных вдоль реки Сабин, и заканчивалась где-то возле Мехико-Сити. Было время, когда движение по этой тропе не прекращалось ни днем, ни ночью. В тот период, когда Луизиана еще находилась под властью французов, это была излюбленная дорога контрабандистов, которые обкрадывали испанскую корону, вывозя серебро из Новой Испании, или вели нелегальную торговлю между двумя колониями в обход испанских законов. Она также являлась связующим звеном между одним из французских комендантов, Сен-Дени, под контролем которого находилась вся эта территория, и испанскими поселениями на Рио-Гранде. Когда Сен-Дени был арестован по обвинению в контрабанде, его освободил один из испанских военачальников, на дочери которого Сен-Дени затем женился. Когда шестнадцать лет тому назад миссии на реке Сабин прекратили свое существование, Луизиана уже перешла в руки Испании; эта дорога перестала связывать между собой два государства, и движение по ней, в конце концов, прекратилось. Появляться в этих местах стало делом опасным — индейцы осмелели и все чаще безнаказанно нападали на одиноких путников.

Человек из Сен-Жана, который продал Рефухио лошадей, решил, что эти господа, должно быть, свихнулись, если они собираются в таком составе следовать по Камино-Реаль. Им советовали поискать себе попутчиков. Здесь некоторые ловкачи вели торговлю с индейскими племенами, меняя мушкеты и агуардьенте, «огненную воду», на бизоньи шкуры и меха. Они знали эту местность как свои пять пальцев. Может, бродячие торговцы — это не слишком приятная компания, но для дела можно и потерпеть. Ведь чем больше отряд, тем меньше была вероятность нападения индейцев. Здесь поблизости как раз находились четверо торговцев и их подручные. Они собирались отправиться через неделю.

Но, посовещавшись, в отряде решили, что ждать не стоит. Новости из Нового Орлеана могли достичь поселка раньше, чем через неделю. Вдобавок путешествие в обществе продавцов оружия могло оказаться даже более опасным, чем встреча с индейцами. Так что лучше было не связываться.

Как же мужчины были рады снова почувствовать себя в седле! Они устраивали импровизированные скачки с препятствиями, во время которых вытворяли все, что вздумается, разве что не заставляли лошадей стоять на голове. Но дни шли за днями, и каждый новый день был похож на предыдущий. Всеми постепенно овладевали скука и уныние. Воинственного пыла заметно поубавилось.

Пилар нравилось скакать верхом. Она научилась этому за те несколько дней, что провела в горах Испании в отряде Рефухио. Это было немного утомительно, но все же здорово, и потом, отвлекало от разных мыслей, которые лезли в голову.

А вот донья Луиза пришла в ужас, когда узнала, что ей придется сесть на лошадь. Да она в жизни этого не делала. Она наотрез отказалась двинуться с места, если в ее распоряжение не будет предоставлен экипаж или, на худой конец, телега. Никакие уговоры не помогали. Луизу пытались убедить, что такой способ передвижения, во-первых, является слишком медленным, а во-вторых, вообще не подходит для извилистых дорог, но она стояла на своем. Луиза сдалась только тогда, когда Рефухио пригрозил взвалить ее поперек седла и увезти силой. Однако это вызвало новую вспышку гнева и новый поток жалоб.

Луиза тяжело плюхалась в седло, стонала и хныкала, проклиная свою жестокую судьбу. Первые два дня она занималась тем, что по очереди перечисляла каждую часть своего тела, которая была ушиблена или натерта, и ругалась на чем свет стоит. Больше всего нелестных выражений высказывалось в адрес Рефухио. Требовалась помощь двоих мужчин, чтобы посадить Луизу в седло, и по меньшей мере троих, чтобы снять ее оттуда. При этом ей с большим трудом удавалось усидеть на лошади. Она все время рисковала свалиться и свернуть себе шею. В результате скорость передвижения отряда сокращалась как минимум втрое.

К утру третьего дня Энрике надоело слушать ворчание Луизы, и он выступил с предложением: они с доньей Луизой могут ехать вдвоем на одной лошади. Сам он легонький, как перышко, поэтому животному не будет слишком тяжело. Такой поворот событий пришелся вдове не по душе. Она протестовала, кричала и бранилась, но, в конце концов, ей все же пришлось взобраться на круп лошади позади акробата. Энрике тут же пустил лошадь галопом. Вдова подпрыгивала и визжала, обхватив пухлыми ручками Энрике за талию. Сияющий, словно именинник, акробат широкими кругами носился по полю. Наконец он выдохся и вернулся к остальным.

Перечень увечий, полученных Луизой в результате этой скачки, был нескончаемым. Но теперь она нашла в лице Энрике благодарного слушателя. В отличие от Рефухио он не пропускал мимо ушей ни одной реплики Луизы. Он передразнивал каждое ее слово, отпускал шуточки, насмехался над ее трусостью, приводя ее в бешенство. Перепалки с Луизой, казалось, доставляли Энрике огромное удовольствие, а вдову утомляли настолько, что поток жалоб и проклятий на время иссякал.

Что обо всем этом думал Рефухио, никто не знал. Он казался неприступным. Часто уезжал далеко вперед, он приносил новости о том, что дорога скоро разветвляется, что поблизости есть колодец или удобное место для привала. Иногда он возвращался назад и долго кружил по степи, осматривая окрестности на том участке пути, который они только что преодолели.

Его, похоже, совершенно не беспокоило, что лидерство временно захватил Чарро. Они вдвоем часто беседовали до глубокой ночи. Рефухио выспрашивал Чарро, уроженца Техаса, об этой стране, о ее жителях, об опасностях, которые подстерегают здесь путешественников. Он изучал все подробности, касающиеся дороги, интересовался расположением рек и их названиями, совершал длительные прогулки по этим выжженным солнцем равнинам, исследуя их растительный и животный мир. Он хотел знать все о жизни, повадках, обычаях индейских племен, обитающих здесь: от лесных жителей, солнцепоклонников Каддо Хазиани, до людоедов каранкава из прибрежных районов; от коахальтекан, живущих в южных пустынях и злобных степных кочевников тонкавов, до воинственных апачей и команчей, считавших эту землю своей собственностью и сгонявших с нее другие племена. Что касается последних двух племен, то трудно было сказать, кто из них хуже.

Апачи, рассказывал Чарро, не боятся ничего на свете. Они злы, хитры и коварны. Попытки обратить их в христианство не увенчались успехом. Именно апачи за время двухсотлетнего испанского владычества над Техасом смели с лица земли многие поселки белых колонистов.

Команчи поселились здесь не так давно, спустившись с северных гор. Непревзойденные наездники, агрессивные и злобные, они смертельно враждовали с апачами и вели с ними борьбу за господство над этим землями. Зажатые с одной стороны испанскими войсками, а с другой — команчами, апачи стали еще более хитрыми и искусными воинами. Они всегда дрались насмерть. Чтобы справиться с ними, испанское правительство даже вступило в союз с другими племенами, но тщетно. Апачи казались неуловимыми, их невозможно было поймать. Официально испанские владения в Техасе ограничивались реками Сабин, Рио-Гранде и горной цепью на западе. Неофициально они были гораздо менее обширными.

Несмотря на угрозу нападения индейцев, отряд преодолевал милю за милей вполне благополучно. Ничто не предвещало опасности. Погода стояла жаркая и сухая. Весело щебетали птицы, гудели шмели, перелетая с цветка на цветок, солнце медленно поднималось над линией горизонта. В траве скакали кролики; их хвостики, похожие на комочки ваты, мелькали то тут, то там. Иногда из-под самых копыт лошади вспархивал перепелиный выводок. В небе лениво кружили хищные птицы, а ближе к вечеру, когда начинало смеркаться, ветер часто доносил до них лай койота. Одуряющая жара погружала всех в полудремотное состояние. На этих бескрайних просторах негде было спрятаться в случае опасности. Но они уже перестали бояться нападения. Как-то даже не верилось, что здесь живут свирепые дикари, которые, прежде чем убить свою жертву, терзают ее чудовищными пытками. Казалось, что здесь не более опасно, чем в горах Испании или на берегах Миссисипи.

Висенте поздоровел и посвежел. Шрам на лице зажил и стал почти незаметным. Сам Висенте совершенно забыл о нем. Постепенно угрюмая настороженность покинула юношу, и он начал проявлять интерес к окружающей действительности. Теперь он не знал ни секунды покоя. Иногда он скакал рядом с братом, иногда — с кем-то другим, но чаще всего держался поближе к Пилар. Сама Пилар объясняла это тем, что Висенте разделял ее восторженный интерес к необыкновенным растениям и животным, встречающимся на их пути.

В это утро Пилар, Чарро и Висенте ускакали далеко вперед, обогнав остальных. Перед ними лежала залитая солнцем равнина. Там протекала небольшая речушка и росло несколько деревьев. Внимание Пилар привлекло одно растение, и она решила спешиться, чтобы получше рассмотреть его. Это были полевые цветы с венчиками небесно-голубого цвета, такого яркого, что он слепил глаза и веселил сердце. Целые островки этих цветов росли поблизости от воды. Издали казалось, что это кусочки неба упали на землю.

— Какая прелесть, — проворковала Пилар.

— Мы называем их конехо, — отозвался Чарро. Он соскочил с лошади, сорвал несколько цветочков и протянул их Пилар. — Видишь, серединка у них белая, как хвостик конехо, кролика. Здесь море этих цветов. — Он махнул рукой в сторону равнины. — Скоту здесь раздолье.

Пилар была настолько поглощена созерцанием цветов, что совершенно не заметила стадо, которое паслось поблизости. Она взглянула туда, куда указывал Чарро.

— Этот скот действительно крупнее, чем в Испании, или мне только так кажется?

— Нет, ты абсолютно права. Эту породу вывели от диких животных, пойманных и прирученных путешественниками вроде Коронадо. Эта земля отлично подходит под выпасы, но тут, как и везде, выживают самые сильные, выносливые и самые длиннорогие экземпляры. Вот почему эти такие громадины.

Они и вправду были огромными. Самый крупный в стаде бурый бык был в холке высотой с лошадь, а рога имел такие, что не обхватишь. Кроме него там паслось десятка два-три коров, размером чуть поменьше.

— Это все дикие животные? — поинтересовался Висенте.

— Должно быть, так. — Чарро вскочил в седло и взял в руки поводья. — Насколько я понимаю, тут поблизости нет никаких поселений. По закону весь этот скот принадлежит испанской короне. Но если кому-то вздумается отметить нескольких быков своим тавром, ему никто и слова не скажет.

— Такой скот разводит твой отец? Чарро с гордостью кивнул:

— Ты видишь, что это за зверюги. На своих двоих за ними не угонишься, это тебе не овцы. Они чертовски умны, а бегают — что твои лошади. Они каждый день преодолевают расстояние в десятки миль, кочуя с выгона на выгон. С ними могут справиться только чаррос, лучшие наездники во всем Техасе. Даже испанские гранды относятся к ним с уважением, потому что чаррос — люди благородные и храбрые. Они способны подчинить себе любую лошадь. У нас говорят так: «быть чаррос — значит, быть героем, быть ранчеро — значит, быть королем».

— Так вот почему ты такой задавака, — сказала Пилар, посмеиваясь.

— Разве? — Голубые глаза Чарро весело блестели, когда он повернулся к ней. Он ничуть не обиделся, напротив, был очень доволен.

— Ну, не всегда, а только сейчас. Да и то чуть-чуть, — смягчилась Пилар.

— Значит, владения твоего отца довольно обширны? — обратился Висенте к Чарро.

— Не так чтоб очень. Земля, пожалованная моему деду королем и которую затем унаследовал отец, занимает примерно двадцать квадратных лиг2. За день ее, пожалуй, не объедешь, но многие владеют участками и побольше.

— Этот скот разводят ради шкур?

— Точно. И ради жира тоже. Мясо у этих коров немного жилистое, но на вкус — просто божественно. Его тоненько режут и готовят с перцем и луком. Я полжизни питался этой вкуснятиной.

Пилар проглотила слюну. Как же ей надоела их спартанская еда. Они с Чарро одновременно подумали об одном и том же, и их лица расплылись в улыбке.

— Какой я дурак! — простонал Чарро. — Почему я сразу до этого не додумался и не занялся делом, вместо того чтобы трепать языком.

— Подождем остальных? — спросила Пилар. Они сильно оторвались от отряда. Рефухио, по обыкновению, вернулся назад по их маршруту, и все утро его не было видно. Донье Луизе потребовалось остановиться по естественной надобности. Она отбежала немного в сторону от дороги, прихватив с собой Исабель, чтобы та загородила ее от постороннего взгляда. Энрике и Балтазар остались их охранять. Все это не должно было занять много времени, так что остальные должны были вот-вот догнать Пилар и ее спутников.

Чарро потянулся за лассо, с которым не расставался никогда. Разворачивая его, он пообещал:

— Я предоставлю коровью тушу в ваше распоряжение еще до того, как они подъедут. Коровы уже почуяли нас, потому что ветер дует в их сторону, но они не встревожены. А если бы здесь были еще и наши друзья, то такая толпа народу наверняка спугнула бы животных.

— Тебе виднее.

— Может, я чем помогу? — с энтузиазмом предложил Висенте.

Чарро достал мушкет из седельной сумки, зарядил его и, повернувшись к юноше, сказал:

— Оставайся с Пилар.

Висенте подчинился, но с завистью следил, как Чарро пришпоривает лошадь и скачет вниз по склону холма.

Бык заметил приближение Чарро, и его хвост начал беспокойно подергиваться. Одна из коров, чуть покрупнее остальных, тоже повернула голову в сторону всадника, замычав и с шумом втянув воздух. Она не выказывала признаков тревоги, но подошла поближе и загородила от Чарро своего теленка, пасшегося немного в стороне.

Пилар наблюдала за всем этим, втайне надеясь, что именно эту корову, у которой такой славный теленок, Чарро не тронет. Пилар так разволновалась, что ей даже расхотелось есть.

Лошадь Висенте, молодой чалый жеребец, похоже, раньше никогда не видел крупного рогатого скота. Он захрапел и попятился назад. Пилар тронула поводья, заставив свою кобылу отойти подальше. Чалый заржал и закусил удила, а потом взбрыкнул, так что Висенте едва удержался в седле.

В это время бык заревел и пригнул голову, коровы сбились в кучу. Они видели Чарро, но еще не понимали, что приближается опасность. Чарро пустил лошадь шагом, держа мушкет наготове. Он приближался к стаду. Еще несколько футов — и он спрыгнул с лошади. Стреножив ее, он начал осторожно подкрадываться к коровам, бесшумно ступая по густой траве. Потом он опустился на одно колено и вскинул ружье.

Выстрел разорвал утренний воздух. Корова замычала и опустилась на колени, потом медленно повалилась на траву. Стадо бросилось врассыпную. Коровы метались из стороны в сторону, некоторые повернули к возвышению, на котором стояли Пилар и Висенте. Следом за ними бежал огромный бык, потом он остановился и, закинув голову назад, дико заревел.

Услышав звук выстрела, чалый жеребец совсем обезумел от ужаса и взвился на дыбы. Висенте не сумел удержаться и свалился на землю. Перекувырнувшись несколько раз, он упал ничком и не шевелился.

Пилар вскрикнула и мигом соскочила с лошади. Кобыла беспокойно переступала с ноги на ногу, глаза у нее были бешеными. Почувствовав свободу, она попыталась последовать за умчавшимся чалым. Пилар еле удалось удержать ее и успокоить. Девушка подбежала к Висенте и опустилась на колени рядом с ним. Он пошевелился и начал потихоньку приподниматься. Висенте сморщился от боли, а сквозь загар проступила бледность.

— Как ты? — обеспокоенно спросила Пилар. — Что у тебя болит?

Висенте со свистом втянул воздух, потом еще раз и еще, а затем задержал дыхание.

— Душа покинула тело, — провозгласил он. Пилар засмеялась с облегчением.

— И больше ничего, ты уверен?

— Думаю — да. Как глупо — вот так свалиться с лошади.

Пилар уже собралась утешить его, но тут снова прогремел выстрел. Показался Чарро. Он стрелой мчался к своей лошади. Пилар грешным делом подумала, что он так несется от радости, но потом увидела, что на его лице написан ужас.

За Чарро гнался огромный длиннорогий бык. То ли хлопанье на ветру юбок Пилар привлекло его внимание, то ли что-то еще, но он развернулся и помчался по направлению к Висенте и Пилар. Его копыта тяжело взрывали землю, из-под них летели комья грязи и пучки травы. Рога были острыми, как наконечники копий, под гладкой шкурой перекатывались горы мускулов, ноздри раздувались, глаза сверкали. Он нес с собой смерть. Вот он уже совсем близко.

Пилар вскочила на ноги, схватила за руку Висенте и потащила его прочь. Они подбежали к кобыле Пилар, но лошадь в испуге заржала и отпрыгнула в сторону. Пилар и Висенте с трудом удерживали ее. Пилар сделала юноше знак, чтобы он первым садился в седло. Висенте вскочил на лошадь и наклонился, чтобы помочь Пилар. Она примостилась позади него и мельком взглянула назад через плечо. Опасность неумолимо приближалась. Пилар ухватилась за пояс Висенте, и он погнал лошадь галопом вверх по склону холма.

Но было уже поздно. Через секунду бык настиг их и ударил кобылу в бок. Несчастное животное захрипело. От толчка Пилар вылетела из седла и покатилась по траве. Она лежала оглушенная падением, со щекой, распоротой о какую-то колючку. Придя в себя, она приподняла голову.

И что же она увидела? Совершенно озверевший бык с остервенением бросался на кобылу, которая уже была вся изранена. Резкий запах крови висел в воздухе. Висенте все еще сидел верхом на лошади и пытался направить обезумевшее от боли животное в сторону Пилар. Его глаза были полны ужаса.

— Беги! — закричал он. — Беги!

— Нет, оставайся на месте! — Это был Чарро. Он приближался, нещадно нахлестывая свою лошадь и вращая над головой лассо. — Не двигайся!

Все равно бежать было некуда и спрятаться негде. Пилар уже поднялась с земли и теперь стояла как вкопанная, глядя на надвигающегося на нее быка. Почему-то она старалась припомнить, что почувствовала, когда увидела, как острые рога вспарывают мягкое брюхо кобылы.

Лассо засвистело в воздухе. Чарро накинул петлю на рога быка. Соскользнув вниз, веревка обвилась вокруг бычьей шеи. Чарро с силой потянул веревку, лошадь под ним даже присела от натуги. В этот момент истекающая кровью кобыла, на которой сидел Висенте, зашаталась и рухнула на землю. Висенте бросил ее и поспешил к Чарро.

Бык бил копытом, мотал головой и тянул веревку на себя. На губах у него выступила пена. Петля на шее затягивалась все туже и туже. Но Чарро так долго не выдержать. Ему нужен был кто-то, чтобы помочь справиться с быком.

И этот кто-то появился. Всадник, который вел за собой чалого жеребца. Рефухио. Он огляделся и, моментально оценив обстановку, схватил лассо, притороченное к седлу.

В эту секунду веревка, удерживающая быка, лопнула. Лошадь Чарро отпрянула в сторону. Бык был свободен. Потоптавшись на месте, он нагнул голову и двинулся прямо к Пилар.

Рефухио бросил поводья жеребца брату и помчался на выручку к девушке.

Пилар смотрела на Рефухио, и он казался ей похожим на героя из древней легенды, в котором соседствуют два начала — доброе и злое, а какое из них победит — неизвестно. Ноги Пилар будто приросли к земле, она не в силах была пошевелиться, только ветер развевал ее волосы да трепал юбки. В воздухе ощущался запах земли и травы, который смешивался с запахом лошадиного пота и крови. У ног Пилар растекалось море небесно-голубых цветов. Позади нее встревоженные коровы ревели и метались из стороны в сторону. Чарро кричал что-то осипшим голосом.

Рефухио уже был рядом. Пилар почувствовала, как его руки железным кольцом сомкнулись вокруг талии и оторвали ее от земли. Пилар зацепилась подолом за какую-то корягу и, резко дернув юбку, чтобы освободиться, порвала ее. Рефухио посадил Пилар перед собой на лошадь, девушка вцепилась в рукав его рубашки и уткнулась ему в плечо. Он крепко сжимал ее в объятиях, управляя лошадью ногами. Пришпорив своего скакуна, он погнал его в том направлении, откуда сам появился несколько минут назад. К ним присоединились Чарро и Висенте, и они вчетвером в мгновение ока взлетели на вершину холма. Почувствовав себя в безопасности, они остановились посмотреть, что происходит в долине. Бык, за которым все еще волочился обрывок веревки, гонял по полю коров, сбивая их вместе.

Они продолжили путь, пустив лошадей вскачь.

— Ты подоспел как нельзя более кстати, — сказал Чарро. — Как будто тебе было знамение свыше. Просто чудо какое-то.

Что-то странное было в его голосе. Обида? Смущение? Негодование? Лицо Рефухио застыло, как маска, черты заострились, но голос звучал ровно, когда он ответил:

— Никаких чудес. Я последовал за вами, когда нашел лошадь Висенте одну, без всадника. Поскольку я не считал, что мой брат вдруг решил стать пилигримом и отправился замаливать грехи, то забеспокоился.

— Чалый сбросил меня, — объяснил Висенте. — Но это все ерунда. Вот лошади Пилар действительно досталось. Кому-то следует вернуться и избавить беднягу от мучений.

— Кому-то? — Взгляд Рефухио не сулил ничего хорошего, когда он повернулся к брату.

Висенте побледнел и с трудом выдавил:

— Ты что-то говорил об искуплении грехов? Ну что ж, я займусь этим.

— Я с тобой, — бросил Чарро. — Нужно позаботиться о нашем мясе.

Они развернули лошадей и поскакали обратно в долину. Рефухио не шевелился, удерживая лошадь посреди дороги. Пилар подняла голову и увидела, что он смотрит вслед удаляющимся всадникам невидящим взглядом, и за все это время на его лице не дрогнул ни один мускул. На руке, которая сжимала поводья, от напряжения вздулись вены, но другой он нежно обнимал Пилар. Неожиданно Пилар затрясло, как в ознобе, от пережитых потрясений. Она ничего не могла с этим поделать. Она закрыла глаза и оставалась так долго-долго.

Когда она снова открыла их, то увидела, что Рефухио наблюдает за ней, улыбаясь одними уголками губ.

— Я снова показал себя грубияном, — сказал он.

— Разве я дала понять, что мне это неприятно?

— О нет, ты для этого слишком хорошо воспитана.

— Но я непременно сделала бы это, если бы хотела с тобой поссориться. Или просто рассердить тебя.

— Тебе никогда это не удастся, любовь моя. Я вообще не могу на тебя сердиться.

— Как мне отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал?

— Есть столько разных способов. Выбери, какой тебе больше по нраву.

— А тебе самому все равно?

— А ты хочешь, чтобы мне не было все равно? — Он позволил себе усомниться.

Она передернула плечами.

— Хочу, если тебе это доставит удовольствие.

Он прижался губами к ее волосам и задумчиво посмотрел на нее.

— А что еще ты способна сделать, чтобы доставить мне удовольствие?

Ей показалось, она поняла, что Рефухио имеет в виду, но не нашлась, что ответить.

— Скажи, а почему ты накинулся на брата?

— Наверное, из вредности.

— Это не такая веская причина, — сказала она с упреком. Пилар обрадовалась перемене темы. Это давало возможность собраться с мыслями. Интересно, заметил ли Рефухио ее смущение?

— Достаточно веская, — возразил он, и тут же добавил, как бы между прочим: — Свою роль, наверное, сыграло и то, что я недавно обнаружил: нас преследует дон Эстебан.

Пилар прошиб холодный пот.

— Он едет за нами?

— Так быстро, насколько это возможно.

— Но зачем?

— Затем, чтобы напакостить нам в очередной раз, чтобы потешить свою уязвленную гордость. Или ему что-то нужно от нас.

— Что-то?

— Скорее, кто-то, голубка моя. Думаю, не ошибусь, если скажу, что это ты.