Существует мнение, что скоропалительные браки весьма непрочны.
Ну и пусть себе так думают те, кто боится стремительно броситься головой в омут волшебных чувств! Эти опасливые люди сами себя обделяют.
На самом деле, сколько ни взвешивай, сколько ни прогнозируй, никогда не узнаешь наверняка, что ждет тебя на дне той чаши, которую ты приготовился испить.
А те, кому посчастливилось испытать в своей жизни сильную и страстную любовь, точно знают, что она ниспослана им свыше и что грешно придирчиво оценивать столь щедрый дар. Либо принимай ее целиком, со всеми сомнениями, мучениями и непременной сладкой горечью — спутницей любого настоящего чувства, либо... больше не мечтай о счастье, не жди нового подарка.
Тот, кто не оценил один дар, не достоин другого.
И кто из смертных с уверенностью может определить, для чего посетила его сердце эта капризная дама — любовь?
Может, для того, чтобы он, как Петрарка, создал в ее честь венок поэтических сонетов, а может, чтобы написал наполненную подлинной страстью симфонию? А может быть, для того, чтобы новый человек, плод этой любви, вошел в мир и прославил в веках свое имя?
Но даже если Некто, посылающий это чувство, не подразумевает таких глобальных творческих последствий, разве мало того, что просто двое будут счастливы тем, что нашли друг друга?
Новый день, новый год, новый поворот судьбы...
Итак, прошел год.
Много это или мало?
Алене казалось, что он растянулся на целую жизнь.
Несколько лет у нее были такими однообразными, похожими один на другой, и все ей было известно заранее, по крайней мере, распланировано.
А сейчас ее каждый день поджидали сюрпризы. И каждый счастливый день не был похож на предыдущий.
А их с Алешей медовый месяц растянулся на всю долгую зиму и слякотную весну.
Алеша увез ее на море.
Экзотические Сейшельские острова, коралловые рифы, диковинный подводный мир Красного моря, жаркое австралийское лето — это были его щедрые дары своей любимой.
И случилось необъяснимое — Алена перестала бояться водной стихии. Ее больше не мучили приступы морской болезни, и она с легкостью выдерживала прогулки на яхте или моторном катере и даже отважилась погрузиться в глубь океана на экскурсионной подводной лодке. Ей нужно было понять, что же испытывает Алеша, чем привлекает его этот глубинный мир...
Коралловые атоллы напоминали им прихотливо разбросанные среди водной глади обручальные кольца. И ей казалось, что эти пустынные островки каким-то странным образом скрепляют их союз...
А когда в Сиднее Алена увидела, как заходящее солнце окрасило в глубокий розовый цвет белоснежные паруса многочисленных яхт, то восторженно и благодарно шепнула мужу:
— Ты мой капитан Грей... Вот и появились алые паруса...
— Конечно, ведь это я заказал для тебя этот закат, — улыбнулся он.
Единственное, чего боялась Алена, что Алеше скучно без привычной работы. Он ведь совершенно не умел бездельничать. Но может быть, морские прогулки в какой-то мере заменяли ему его глубоководные исследования...
Сначала Алена почти каждый день со страхом ждала, что придет какая-нибудь телеграмма и ее суженый сорвется с места, извиняясь, что возникла срочная необходимость. Но Алеша был спокоен и расслаблен, и она тоже понемногу успокоилась и перестала думать о возможной разлуке. Вернее, разлука стала казаться невозможной...
Она не уставала удивляться и восхищаться своим мужем. Он досконально знал все эти диковинные уголки, он открывал ей неизвестный мир, показывал затерянные в океане островки, даже названий которых Алена никогда не слышала. Он говорил, кажется, на всех языках мира, без труда объясняясь и с экипажами яхт, и с торговцами сувенирами, и с гостиничной обслугой. Он знал самые невероятные истории и легенды, он объяснял, что из себя представляют местные экзотические блюда, он ловко раскалывал огромные кокосы, и Алена впервые в жизни пила настоящее кокосовое молочко...
Эти месяцы показались ей одной нескончаемой сказкой, словно ее за какие-то заслуги вдруг поместили прямо в рай, только не эфемерный небесный, а реальный земной...
И впервые в жизни она так долго бездельничала. И даже думала с ужасом, до чего же, оказывается, ленива... Но так приятно было просто гулять, отдыхать и наслаждаться жизнью... Ей так давно хотелось вот так посибаритствовать, но не было возможности. А теперь, благодаря Алешке, можно было подолгу нежиться в постели, вдоволь лакомиться, не укоряя себя в обжорстве, и ощущать жизнь как нескончаемый праздник.
Но одно в Алеше было неизбывно — ревность. Кажется, он стал-таки мягче и терпимее, но все равно Алене постоянно приходилось его сдерживать, чтоб он ненароком не ввязался в драку с шоколадным полуобнаженным аборигеном, который имел неосторожность проводить жадным взглядом аппетитную блондиночку...
Но сейчас ей это даже нравилось.
Ведь так и должно быть — восхищенные мужчины склоняются перед ожившей Венерой, а муж и повелитель стоит на страже.
По крайней мере, он больше не упрекал Алену, не выматывал душу подозрительностью — смирился с тем, что она все равно будет пользоваться успехом, и тут уж ему ничего не поделать. Ведь ее единственная вина в том, что такой уж она уродилась.
— Глупый, — говорила ему Алена после очередного скандала, в который Алеша умудрился ввязаться, — разве ты не знаешь, что мне нужен только ты?
— Знаю, — петушился он. — Но пусть не пялятся!
— Может, мне надеть паранджу?
— Не стоит, — смягчался он. — Мне тоже нравится на тебя смотреть...
Но надо сказать, что, ревностно охраняя свою супругу, Алеша не замечал того, что на него тоже бросают пылкие взоры гибкие аборигенши. Высокий стройный европеец с пронзительно синими глазами и гибкой пружинящей походкой явно заставлял учащенно биться сердца местных девушек.
Алена отмечала это ревнивым оком и поглядывала на них свысока, покрепче прижимая к себе Алешин локоть.
Нечего тут вертеть попками и строить глазки! Это мое! Мо-е! Ясно?
И для уяснения девицам не требовался переводчик — женщина женщину всегда поймет. И смуглые красавицы сникали, понимая, что не в силах составить белокожей леди достойную конкуренцию.
А пока молодожены наслаждались земным раем, в подмосковном поселке кипела работа.
Прораб чертыхался, что строительство приходится вести в самый неподходящий сезон, но ему и было заплачено за то, чтобы правдами и неправдами он успел закончить все к маю.
В мае новый дом ждал новых хозяев.
Алена вышла из машины и застыла, не в силах вымолвить ни слова.
Вместо ее привычного дощатого забора высилась ажурная чугунная изгородь, сплошь увитая каким-то цепким быстрорастущим плющом с крупными глянцевыми листьями.
На липах и березах еще едва проклюнулись почки, а он уже нахально зеленеет в полную мощь! И так разросся, что полностью затянул ажурные просветы, превратившись в сплошную высокую стену.
И за этим живым зеленым забором, протянувшимся вдоль обоих участков, объединив их в один, теперь не видно ее дачи. Только возвышается оштукатуренный в нежно-палевый цвет верхний этаж Алешкиного дома с огромными, во всю стену, окнами и странной ажурной, прозрачной конструкцией, тянущейся туда, где должна стоять дача...
— Тебе нравится? — Алеша напряженно следил за ее реакцией.
— Я еще не поняла...
— Я заказал рассаду тропического плюща, — тут Алешка произнес неудобоваримое латинское название. — Он вечнозеленый. А летом должен еще и цвести. По крайней мере, мне обещали, что будет...
Он распахнул широкие ворота, и Алениному взору предстал настоящий парк.
Посыпанные гравием дорожки были обрамлены газонами. На них уже пробивалась первая нежная травка. Кусты малины, смородины и облепихи росли вдоль дорожек, а в глубине газонов с симпатичной неправильностью были высажены фруктовые деревья, сирень, жимолость, черемуха и даже каштаны. Конечно, они еще были тоненькими саженцами, но Алена живо могла себе представить, что будет, когда они разрастутся и наберут силу...
А в том месте, где раньше был Аленин двор, ровными рядами тянулись вскопанные грядки и сверкали на солнце стеклами несколько высоких длинных теплиц.
— Я подумал, ты сама захочешь посадить... — проследил за ее взглядом Алеша. — Ведь в этом ты мастерица.
— Ну и теплицы, Алешка! Целые оранжереи! — подпрыгнула Алена.
— Оранжерея на заднем дворе, — поправил он.
Старый яблоневый сад за дачей уже покрылся розоватой ароматной пеной, словно шапочками нежного зефира. А сама дача...
Вот точно такой же она была много лет назад, когда Аленку впервые привезли сюда, — вкусно пахнущей свежим деревом, ладной и прочной, выстроенной основательно, для многих и многих поколений...
Нет... немного не такой... потому что теперь два дома соединяла высокая арка, поддерживающая что-то вроде перехода... Такой переход Алена видела на «Мосфильме», когда приходила туда к знакомой художнице... Вернее, почти такой. Тот был мрачным, с огромными пыльными стеклянными окнами. А этот — легкий, воздушный, словно мостик, а окна узкие и длинные, во всю высоту стен, но зато... со стеклянной крышей.
С одной стороны «мостик» вливался в Аленину мастерскую на втором этаже дачи, а с другой в середину нового трехэтажного дома.
— Хочешь посмотреть? — спросил Алеша.
— Еще бы!
— Я тоже, — признался он. — Понятия не имею, что в результате получилось!
И хотя парадный вход большого дома так и приглашал хозяев обновить его, Алена привычно взбежала по деревянному крылечку дачи.
Молодец, Алешка, не распространил свои новшества на старую дачу. Все осталось так же: и выложенная изразцами печь, и застекленная веранда, и узкая лестница, ведущая на второй этаж... Только все ожило после ремонта, вкусно пахло свежей краской, солнечным лаком, деревянными стружками... Полы отциклеваны, стекла отмыты...
Они поднялись по лестнице в мастерскую. Немного непривычно, что вместо части стены открывается мостик-коридор... Он достаточно широк, и от этого пространство мастерской раздвигается, и кажется, что развешанные по стенам картины отражаются в коридоре, как в зеркале...
Не отражаются! Это не просто переход, а картинная галерея!
Между узкими высокими окошками действительно висят Аленины пейзажи, а льющийся сквозь стеклянную крышу солнечный свет создает неповторимое освещение и игру красок.
— Нравится?
Голос у Алешки немного напряженный. Он волнуется. Но Алене не надо кривить душой, чтобы похвалить его за старания:
— Конечно!
— А теперь взгляни, что я еще придумал.
Он взял ее за руку и повел по переходу-галерее в другую половину дома.
Да, теперь нет смысла разделять на «твой» и «мой». Теперь эти два дома стали одним, их общим домом...
В этой части все было устроено по европейскому стандарту. Но не стандартно, а продуманно и удобно.
Алеша показал Алене огромную гостиную, в которой можно собрать целую сотню гостей, и никому не будет тесно, оснащенную современными приспособлениями кухню, просторную столовую с овальным ореховым столом, спальню с широченной кроватью и несколько гостевых комнат на случай, если Алениным родственникам захочется пожить у них. Еще несколько небольших спаленок могли принять припозднившихся друзей...
Под первым этажом находился еще и цокольный... Язык не поворачивался назвать его подвалом. Там расположились чисто мужская бильярдная, маленький спортзал с тренажерами, настоящий бассейн, не слишком длинный, но очень соблазнительно манивший прозрачной голубоватой водой. А за бассейном помещалась просторная деревянная банька с удобным холлом и парной.
Никакой архитектор не сумел бы спланировать лучше и продуманнее, чем это сделал Алешка!
Но самое интересное обнаружилось на третьем этаже.
Поначалу Алене показалось, что она попала внутрь огромного аквариума. Самые разные рыбины и рыбешки бодро плавали перед ней за стеклянными стенами. По всему периметру большого зала от пола до потолка простирались морские глубины...
Искусно вмонтированная подсветка создавала эффект пронизывающих толщу воды солнечных лучей... Здесь не было окон — здесь было царство Нептуна...
Только присмотревшись, Алена заметила, что внутри гигантского аквариума есть продольные и поперечные стеклянные перегородки.
— Среди этих красавцев есть такие хищники, что мигом сожрут своих мирных собратьев, — объяснил ей Алеша и принялся подробно рассказывать о каждом редком виде этих диковинных морских животных. Но вдруг прервал свою лекцию на половине и спохватился: — Это потом... Ты еще не видела главного... Но только, если что-то не так, скажи сразу, договорились?
Это нельзя было назвать ни комнатой, ни залом... Это был хрустальный замок... Странно, что снаружи это помещение ничем не выделялось из других помещений этого дома...
Внутри же оно все было пронизано светом.
С трех сторон через огромные венецианские окна открывалась далекая панорама на луг, лес и озеро... И еще на небо, потому что потолка у этой хрустальной комнаты не было.
Вернее, был, но стеклянный. Видимо, из того же сверхпрочного и абсолютно прозрачного сплава, из которого было изготовлено дно того памятного венецианского научно-исследовательского судна, на котором Алеша хотел отметить ее прошлый день рождения.
Только там оно было окном в глубину, а здесь — в высоту.
Словно паришь в воздухе над необозримыми просторами... Оттолкнись посильнее — и взмоешь прямо к облакам...
Здесь не было никакой мебели — только простор и пустота...
— Я подумал, ты лучше сама устроишь все так, как тебе будет удобно, —тихо сказал Алеша. —Ты, кажется, о такой мастерской мечтала, или я не угадал?
...Вы можете подумать: не скучно ли будет им двоим, даже любящим друг друга, в таких огромных хоромах? Чем им заниматься целыми днями? Слоняться без толку из одной комнаты в другую?
Ошибаетесь... Дел было еще невпроворот. Но все хозяйственные заботы мужественно взял на свои плечи Алексей. Алена работала.
Правда, на этот раз она воспользовалась своей старой мастерской в дедушкином доме. Хрустальный дворец хорош для живописи, а то, что она сейчас мастерила, должно было родиться именно в этих стенах.
Она давно вынашивала в мыслях этот проект, даже подсчитала на всякий случай, сколько граммов золота потребуется для этого... Но всегда понимала, что это всего лишь мечты...
Алеша недавно куда-то исчез, ничего никому не сказав, а потом появился с загадочным видом и положил перед Аленой небольшой сверток.
В простом, похожем на чертежный тубус футляре... было золото. Но не ювелирные изделия, а пластины-полуфабрикаты, овальные слитки, тонкая золотая проволока...
— К сожалению, проба невысокая, — извиняющимся тоном сказал Алеша. — Хуссейн покупал это в Турции на ювелирном заводе, а у них золото изначально идет с добавками...
— Ты с ума сошел! Это целое состояние! — ахнула Алена.
— Не так дорого, как ты думаешь, — улыбнулся Алеша. — Жаль только, что ждать тебе пришлось так долго. Я ведь еще перед свадьбой позвонил Хуссейну, но он только сейчас вернулся из плавания.
При этих словах по его лицу пробежала легкая тень.
— Ты скучаешь по морю? — насторожилась Алена.
Он нежно поцеловал ее.
— Нет, правда... Мне с тобой так хорошо... Никуда не хочется уезжать.
...И теперь на миниатюрном станочке Алена обтачивала края хрупкого, почти невесомого золотого листочка... Специальные приспособления и инструменты одолжила ей для работы Катя, и она же поделилась несколькими секретами обработки драгоценного металла.
Это был кропотливый труд. Но древо рода Вяземских понемногу, день за днем поднималось от корней, обрастало новыми ветвями и чеканными листьями. Жаль только, что на миниатюрных пластинках Алена не может разместить портреты, как на дедушкином свитке, — помещаются только выгравированные, и то под лупой, имена.
А теперь остался самый последний листик. Ее. И тут Алена допустила непростительную в генеалогии вольность. Она подумала и уверенно нанесла на него — Елена Егоровна Никитина.
Вот и завершена ветвь рода Вяземских.
Но деревце, на верхушке которого Алена закрепила последний листок со своим именем, явно требовало продолжения.
Дедушка оставил пустое место внизу своего свитка, а Алена невольно скомпоновала свое творение так, что для того, чтобы картина оказалась завершенной, от верхней ветви явно напрашивалась еще одна... Та, которой должны положить начало они с Алешей.
— Не помешаю? — тихо спросил он за ее спиной.
— Нет. Я уже закончила. Посмотри.
Алеша внимательно осмотрел творение ее рук, но почему-то не похвалил, а сказал то, о чем Алена только что сама подумала:
— Тебе не кажется, что получился некий композиционный перекос? Я правильно выразился?
— Правильно, — кивнула Алена. — Вот здесь, да?
— Да. Генеалогическое древо требует продолжения... — Он пристально посмотрел на Алену. — Ты не думала об этом?
Она почему-то залилась краской, словно ее поймали врасплох, и пролепетала:
— Да... только что... А ты?
— А я давно мечтаю об этом.
И Алеша рывком подхватил ее на руки.
Он нес ее по длинному стеклянному переходу, и Алена видела над головой безбрежное ясное небо... Как будто она летит под ним, как птица мимо ромашкового луга, мимо пронизанного солнцем соснового леса, мимо старой церквушки с покосившейся колокольней, мимо озера, к которому ведет свой выводок серая утка... Точно ее пейзажи на стенах стали окнами, каждое из которых открывало новый уголок природы...
— Почему ты никогда не просил меня? — шепнула она на ухо Алеше. — Если ты хочешь...
— Потому что на своем горьком опыте понял, что ребенок должен быть только желанным, — ответил он.
— Но одного желания мало, — смущенно хихикнула Алена. —Дети не рождаются по заказу...
— Ничего подобного, — серьезно возразил Алеша. — Души, не пришедшие в этот мир, ждут, когда их позовут...
Он бережно опустил Алену на широкую кровать и хотел задернуть в спальне тяжелые шелковые шторы, но она попросила:
— Не надо. Пусть будет солнце.
Какое-то новое чувство охватило Алену, когда муж приник к ее телу и соединился с ним. Они не просто принадлежали друг другу, не только удовлетворяли страстный позыв желания — они действительно сливались воедино, соединялись, чтобы возникла новая жизнь — наполовину Алена, наполовину Алеша... и в ней они уже были связаны навсегда...
Это было чувство священного трепета, даже благоговения, словно они совершали вместе древнее таинство или колдовство...
Словно соединялись не только их тела, но и души...
...Но все-таки Алена оказалась права. К сожалению. Дети не рождаются по заказу.
Она чувствовала себя виноватой, ведь Алеша так ждал, так был уверен, что новая жизнь зародится «по-щучьему велению, по его хотению»...
— Тебя не тошнит? — с надеждой спрашивал он за завтраком.
— Нет.
— Может, голова кружится? Или не нравится запах красок?
Алена сама пристально прислушивалась к своим ощущениям, но в ней ничего не менялось. Никаких капризов не возникало, никаких недомоганий...
— Авестийцы считают, что душа приходит к своим будущим родителям за три месяца до зачатия, — как-то сказал Алеша. — Они и возраст человека потому считают на год больше — девять месяцев, да плюс еще три...
— Ну значит, подождем еще, — вздохнула она.
...Что-то разладилось в их отношениях. Алена это подсознательно чувствовала, хотя внешне все было точно так же...
Человеку всегда кажется недостаточно отпущенного ему счастья, всегда хочется урвать больший кусок...
А жадность наказуема...
Алена пыталась рисовать, но кисть просто валилась из рук. Не было ни желания, ни вдохновения... Она часами простаивала в «хрустальном дворце» у мольберта, бродила с этюдником по окрестностям, а потом безжалостно разрывала неудачные бледные наброски.
Тогда она отправлялась в сад-огород, пытаясь пополнить запас жизненных сил от матушки-земли. Раньше ей это всегда удавалось...
Теперь же она автоматически разравнивала бороздки между грядками, снимала в теплицах первый урожай помидоров и сладкого перца, поливала пышную поросль клубники...
Земля жадно впитывала влагу и взращивала урожай, растения давали плоды... зарождались новые завязи... плоды наливались соком, зрели... Все вокруг цвело и плодоносило... И лишь одна Алена чувствовала себя пустоцветом.
Алена разогнула спину и отбросила тяпку. Как-то странно, что сегодня она не видела Алешу... Последние дни они только спали и ели вместе, а в остальное время существовали каждый сам по себе, на своей территории...
А она соскучилась... Смешно, что можно соскучиться по человеку, с которым живешь бок о бок...
Скорее всего, он в «кожаной гостиной»... Так они прозвали небольшой уютный зальчик с глубокими креслами и знаменитым Алениным панно во всю стену. Перед панно на декоративной подставке Алена установила свое золотое деревце, и оно словно прорастало из черно-коричневой почвы кожаного пейзажа...
Алеша любил сидеть в кресле, разглядывая панно и деревце, покуривая толстую коричневую сигару. Но как ни странно, сейчас его там не оказалось.
Алена обошла весь дом, заглядывая по очереди в каждую комнату.
Алеша лежал на полу в своем гигантском «аквариуме», закинув руки за голову, и неотрывно смотрел, как тычутся носами в стекло его диковинные рыбины...
У Алены сжалось сердце. Сколько он здесь лежит, час, полдня? А в глазах и во всей позе такая обреченность и тоска...
— Ты скучаешь по ним? — печально спросила она, указывая на подводных жителей.
Он встрепенулся от звука ее голоса и попытался выжать улыбку.
— Нет... что ты...
— Я же вижу. — Алена села рядом с ним на пол. — Алешка, я ведь не хочу держать тебя насильно. Ты хочешь в море...
— Вообще-то мне пришел вызов в экспедицию, — глухо сказал он. — Но я собрался послать отказ...
— Еще не послал? — Алена улыбнулась ему, как маленькому, и ласково провела пальцами по отросшим прядям волос. — Ты здесь совсем одичал... Пора тебе развеяться.
— Ты серьезно? — не поверил он.
— И нечего валяться, — с напускной строгостью добавила Алена. — Собирай вещи. А то протянешь время, а они другого вызовут.
И в этот момент она чувствовала себя справедливой «мамой» этого взрослого, глупого «ребенка».
Вот дурачок! Да разве ей нужны от него такие жертвы?!
Он молча смотрел ей в лицо. И страдальческая морщинка на переносице постепенно разглаживалась...
— Не вызовут... — расплылся в счастливой улыбке Алешка. — Я один такой... другого такого нет...
— Еще бы, — уверенно подтвердила Алена. — Конечно, один.
И каждый миг до предстоящей разлуки они были рядом. И жадно смотрели друг на друга, словно стремясь получше запомнить любимые черты. И не уставали повторять:
— Я тебя буду очень ждать... Каждый час, каждую минуту...
— Смотри мне тут... Я приеду без предупреждения...
— Значит, мне придется круглые сутки дежурить у ворот...
— Первый раз в жизни меня кто-то будет ждать...
— Не кто-то!
— И первый раз я буду спешить вернуться...
— Только посмей где-нибудь задержаться!
И была сумасшедшая последняя ночь, бессонная и неистовая, жаркая от поцелуев и объятий. Ведь три долгих месяца они не сумеют ее повторить...
А на рассвете Алеша тихо поднялся и долго смотрел на спящую, обессиленную Алену.
Она по-детски подложила ладошку под пухлую щечку, а другой рукой обняла его подушку. Темные круги под глазами, полуоткрытые манящие губы, тихое ровное дыхание...
Ему очень хотелось еще раз ее поцеловать, он уже склонился над ней, но побоялся, что разбудит...
Наверное, ей снится хороший сон... Она улыбается... Пусть досмотрит его до счастливого конца...
А когда она проснется, он будет уже далеко.
Посреди безбрежного океана хрупкой скорлупкой болтался водолазный бот, отплывший от белоснежной громады научно-исследовательского судна.
Алексей с помощью товарищей выбрался из воды, стянул акваланг и подставил лицо жаркому солнцу.
Мигель обнажил в широкой улыбке ослепительно белые зубы и звонко хлопнул его по плечу:
— Алексис, пляши! Тебе радиограмма пришла. Нам сейчас по рации передали.
— Что? — заволновался Алексей. — От Алены? Что- то случилось?
— Да нет, комрад, ерунда какая-то... Твоя супруга только эфир зря забивает... Передает, что начала работать над каким-то листиком для какого-то дерева... Просит придумать, как ей его надписать...
И никто не понял, почему вдруг Алексей действительно пустился в пляс прямо в гидрокостюме, смешно вскидывая ноги в больших ластах.