Наконец-то у меня началась новая жизнь. Жизнь, полностью свободная от незавершённых отношений, недосказанности, недопонимания, горечи и обид.
В том возрасте, в котором большинство людей создают семьи или строят отношения, я обрела, наконец, свободу. Прежде всего, свободу от собственных "тараканов". А уже потом от чужих. Ни те, ни другие меня больше не интересовали.
Именно в этот промежуток времени, в период с начала января до начала февраля, я, действительно, искренне верила в то, что отношения с Аликом остались в прошлом.
Как выяснилось впоследствии, у Алика было иное мнение на этот счёт.
А пока я, отработав две недели после Нового года, отправилась в заслуженный очередной отпуск. Меня ждали солнечный пляж со светлым песочком и тёплое, ласковое море.
Если честно, я впервые отправилась одна в столь длительное и далёкое путешествие: сначала отдыхала с родителями, а потом — с Аликом. Потому я даже не представляла, насколько трудно одинокой привлекательной девушке отшить всех назойливых кавалеров, расслабленных пляжным отдыхом. Но мне удалось справиться и с этой задачей. Никто не должен был омрачать мой законный отдых, и ничто не могло его омрачить.
Вернулась из отпуска я в начале февраля. Прилетела поздним вечером. Свою машину на стоянке в аэропорту не оставляла; папа провожал и встречал меня.
Когда мы ехали по нашей улице, взгляд зацепился за нечто непривычное. Я ненадолго задумалась, а потом поняла, что меня удивило.
— А что, недострой кто-то всё же купил? Почему там свет горит?
Через два дома от нас располагался дом, который все называли недостроем. Вообще, дом был почти полностью готов и пригоден для жизни, даже коммуникации подведены, но хозяева, которые дом возводили, лет пять, как переехали жить на юг. Сначала, видимо, планировали оставить дом за собой, на всякий случай. А потом прижились на новом месте и в прошлом году выставили дом на продажу.
— Похоже, да, кто-то купил, — удивлённо ответил отец. — И правда, свет горит. Ну а что? Там же почти всё готово, небольшая внутренняя отделка осталась. Я бы и сам купил этот домик для кого-то из вас, чтобы поближе к нам с матерью жили, но вы же строптивые оба с Прошкой. К вам и на дикой козе не подъедешь. И в кого только удались?
— Действительно, в кого бы? — рассмеялась я, обняла папу и поцеловала в щёку. — Соскучилась, жуть. Привезла тебе там всякие сувениры, такие, какие тебе нравятся.
— Вот это я понимаю, разговор! Завтра же приглашу в гости Семёныча, дегустировать будем. Надо сегодня заморочиться, закуску подходящую организовать. Сейчас гляну, что ты привезла, оценю.
Я промолчала, продолжая улыбаться, пока отстёгивала ремень безопасности и выбиралась из машины. От комментариев воздержалась.
Семёнычем (или сватом) папа называет Михаила Семёновича, отца Алика. Папа очень сдружился с ним за прошедшие годы. Даже когда мы с Аликом расстались, наши отцы продолжали дружить.
На следующий день мне ещё не нужно было выходить на работу, потому я долго спала, потом разбирала и стирала вещи, и лишь к вечеру вышла ненадолго прогуляться, до супермаркета и обратно.
Утром, когда я ехала по улице на работу, увидела, что ворота гаража рядом с "недостроем" открыты, а рядом с гаражом прогревается машина. Сердце как-то странно, неровно забилось, а ладони резко вспотели. Я вцепилась в руль.
Конечно, это была отнюдь не эксклюзивная модель автомобиля, каких четыре экземпляра на всём земном шаре, но я узнала бы эту машину из миллиона других.
В подтверждение моей (нет, не догадки!) уверенности, из гаража вышел Алик и начал закрывать ворота.
Вскоре он почти нагнал меня и пристроился ехать следом. Какого чёрта? Что происходит?!
Пока я терялась в догадках и заставляла себя сосредоточиться только на дороге, Алик продолжал ехать за мной. Припарковавшись у основного отеля, я увидела, как мой преследователь паркуется неподалёку, причём, на стоянке для персонала.
Руки у меня дрожали от возмущения и недоумения, потому я дольше обычного выбиралась из машины. Алик справился раньше, но когда я входила в отель, оказался рядом и придержал двери для меня.
— Спасибо, — вежливо улыбнулась я. — Доброе утро, Алик.
Не делать же вид, что мы не знакомы? Тем более, я должна выяснить, что происходит.
— Привет, Алиса! — ответил Алик так, словно мы каждое утро вместе приезжаем ко мне на работу. — С выходом. Как отдохнула?
— Прекрасно, — выдавила я, старательно удерживая улыбку на лице. — Спасибо.
Я прошла к стойке регистрации. Молоденькая администратор Геля отдала мне ключ в виде карточки и протянула журнал для подписи.
— Здравствуйте, Алиса Игоревна! С выходом!
— Здравствуйте, Ангелина! Спасибо, — мне удалось улыбнуться гораздо искреннее, чем до сих пор.
— Здравствуйте, Альберт Михайлович, — Ангелина заглянула за мою спину.
— Здравствуйте, Ангелина.
Голос, казалось, прозвучал прямо у меня в ухе. Схватив ключ, я быстро пошла по коридору, слыша за собой шаги. Да ёлки-палки, что происходит?!
Я уже почти вошла в кабинет, когда увидела, как Алик открывает двери напротив. На той двери красовалась новенькая табличка, гласящая: "Отдел технического обслуживания".
К счастью, у меня накопилось очень много неотложной работы, потому вопрошать и восклицать было категорически некогда.
Алика я в этот день больше не видела. К концу смены мне удалось узнать у дежурного администратора о том, что руководство отеля расторгло договор с прежней фирмой, обслуживающей бытовую технику и электронику в отелях, и заключило договор с новой фирмой, выигравшей конкурс. Представитель фирмы, Альберт Михайлович, находится в отеле ежедневно: в один день с утра, а в следующий день после обеда, и так далее.
Сказать, что я была в шоке, — значит, ничего не сказать.
Итак, Алик вернулся к своей прежней тактике, которую беззастенчиво использовал в детстве и юности: осаде.
В том, что мероприятия организованы и проводятся по мою душу, я была уверена. И это не самомнение и не завышенная самооценка: я слишком хорошо знаю Алика. Авантюрист до мозга костей! Конечно, теперь немного покрытый светским лоском, действующий в рамках закона и пределах приличий. Осталось только выяснить, кто ещё с ним в сговоре.
Вечером, когда папа приехал с работы, я уже поджидала его во дворе. Увидев мою физиономию, отец протяжно вздохнул и достал из кармана сигареты.
— Что всё это значит, папа? И какова доля твоего участия?
— Добрый вечер, доченька! — миролюбиво и немного заискивающе заговорил отец.
— Добрый вечер!
Я забрала из папиных рук пачку, демонстративно достала сигарету, затолкала в рот. Отняв у папы зажигалку, попыталась прикурить. Видимо, вдохнула слишком глубоко или как-то неправильно. Что-то резкое ударило в нос и в горло. Я начала кашлять, а из глаз брызнули слёзы.
Папа, который тут же перестал удивлённо и возмущённо таращиться на меня, отнял у меня сигарету и затолкал её в свой рот. Так и стоял с двумя сигаретами.
— А ты ещё штук пять возьми, папка, — прокашляла я. — Как Волк в "Ну, погоди!" Только я всё равно с тебя не слезу, пока ты не скажешь правду.
— Что сказать? Альберт продал квартиру ещё в до Нового года, искал небольшой, но хороший дом. А я с хозяевами недостроя на связи, они ещё летом выставили дом на продажу. Альберт — парень с руками, доведёт всё до ума.
— Ясно, — сказала я, глядя прямо перед собой. — Значит, пора заняться поисками квартиры от порядочных арендодателей, без посредников.
— Дочь, не глупи! Ты взрослый человек. Если сама чего-то не захочешь, никто тебя не сможет принудить. Относись к Альберту так, как относишься ко всем остальным соседям.
— Угу. И так, как отношусь ко всем остальным коллегам. И не надо делать такие невинные глаза, папка! Ты когда-нибудь слышал о том, что нельзя ничего решать за другого человека?
— Слышал, Алиска, — лучезарно улыбнулся отец. — А ты-то сама эту фразу слышала когда-нибудь?
Пока я хлопала глазами, глядя на отца и пытаясь ответить на его вопрос если не ему, то хотя бы себе, вышла мама.
— Юля, ты почему без куртки? — возмутился папа.
Скинул пуховик и надел на маму. Мама обняла папу, поцеловала в щёку и легко подтолкнула к крыльцу.
— Иди в дом, Игорь. Ты тоже не морж, чтобы стоять на морозе в одном костюмчике.
Я смотрела на них во все глаза, словно впервые увидела. Поняла вдруг, как это классно, когда люди, прожив вместе больше тридцати лет, больше половины их нынешней жизни, так трогательно заботятся друг о друге. Так друг на друга смотрят. Так друг друга чувствуют.
Опять вспомнив папины слова, обращённые ко мне, я погрустнела.
— О чём секретничали с отцом, Алиса?
— Я спрашивала, имеет ли папа отношение к тому, что Алик поселился по соседству.
— А расстроилась почему? Неужели папа обидел тебя?
— Нет, что ты. Я не расстроилась, просто задумалась.
— Пойдем в дом, доча. Выпьем чаю и поговорим о твоей задумчивости.
Папа быстро поужинал и ушёл в свой кабинет, а мы с мамой остались в кухне. Неожиданно у меня появилась острая потребность выговориться, и я подробно рассказала маме обо всём, начиная с того момента, как Алик ушёл, оставив меня одну в его квартире. До сих пор родители знали о причинах нашего расставания лишь в общих чертах.
— А почему ты не захотела выходить замуж за Алика? Почему отказала ему? Ведь вы были вместе достаточно долго, и казалось, живёте душа в душу.
— Сейчас даже сама не знаю, почему, мама. Просто всё так неожиданно произошло. Вроде, жили нормально, спокойно. Мне и в голову не приходило, что Алику чего-то не хватает в наших отношениях. Вы с папой вообще больше семи лет прожили в фактическом браке, и ничего.
— Если честно, когда мы с Игорем начинали жить вместе, я была уверена, что мы разбежимся в течение года. Оба были слишком молодые, слишком резкие, слишком амбициозные и упрямые. Мне казалось, что мы вообще не подходим друг другу. Я всегда гордилась своей серьёзностью, рассудительностью и вдумчивостью, а Игорь казался этаким весельчаком, который живёт, играючи. Он вечно всё переводил в шутку, любую проблему. Я абсолютно не могла с ним поговорить о чём-то важном и серьёзном, злилась, психовала. Однако мы вместе почти тридцать два года, и такое ощущение, что подходим друг другу всё больше и больше. Привыкли друг к другу, стали терпимее. Уступить в мелочах, промолчать в какой-то момент, либо не молчать тогда, когда нужно говорить, — это не жертва, это не предательство самого себя. Это теперь привычка, даже потребность. Заговорила я тебя, Алиса?
— Нет, всё хорошо, очень интересно и здо́рово, мама!
— По поводу Славы… Просто забудь об этом инциденте. Ты ничего ни за кого не решала, поступила абсолютно правильно. Слава, видимо, слишком хорошо и спокойно живёт, захотел немного адреналина добавить, захотел приправить специями то, что казалось пресным. А ты, как истинный старый друг, помогла ему в этом. Что по поводу Алика… Тут я не советчик тебе. Поскольку всё ещё очень остро и больно, постороннее вмешательство вообще противопоказано. Я поговорю с отцом, чтобы поумерил активность. Ситуация не разрешена, и разрешить её можете только вы с Аликом, вдвоём.
— А я думала, что всё позади, — тихо ответила я.
— Думать мы можем всё, что угодно. Пока не произошёл серьёзный разговор, пока не расставлены точки над "i", ситуация не разрешена. И в новые отношения вступать рискованно. Я бы даже сказала, чревато.
— Спасибо, мамуль, — я обняла маму и положила голову на её плечо, как делала в детстве. — Не думаю, что разговор состоится скоро, врать не буду. Нет у меня пока желания хоть о чём-то с Аликом говорить, тем более, о наших отношениях. Но мы обязательно поговорим. Если, конечно, Алик захочет выяснять отношения.
— Захочет, поверь. Думаю, он только этого и ждёт, потому и находится рядом постоянно, но, зная твой крутой нрав, больше не решается давить.
— Разве? А обкладывать меня со всех сторон — это не давление?
— Всё может быть. Возможно, это вообще просто совпадение. Мы не знаем точно, потому не имеем права делать поспешные выводы. Но теоретически возможно, что это всё Алик делает из-за тебя, Алиса. Я думаю так.
* * * * * * * * * * *
… Однако разговор с Аликом состоялся раньше, чем я думала. Надо отдать должное человеку, которого я должна была считать просто соседом и просто коллегой: в последующие три недели он вёл себя безупречно.
Не было никаких "случайных" встреч, никто не преследовал меня на машине. Если мы встречались в отеле, Алик вёл себя корректно. Хотя мы встречались на работе редко: слишком разные сферы деятельности мы курируем.
И вот ведь в чём парадокс: казалось бы, происходило то, к чему я стремилась и чего хотела, а на душе становилось всё тяжелее. Моё лёгкое отпускное состояние давно кануло в лету. Я не хотела признаваться себе в этом, но спокойная, холодноватая вежливость Алика задевала меня, выводила из равновесия.
В самом конце февраля непредсказуемая погода внезапно устроила бенефис для уходящей зимы. В течение нескольких дней стояли морозы около тридцати градусов. Таких температур не было в течение всей зимы, и моя машина прекрасно заводилась.
А тут, в один из дней, встала, как вкопанная. Поскольку я отправляюсь на трудовые подвиги позднее всех из семьи, подбросить меня было некому. До службы такси я не смогла дозвониться в течение пяти минут: видимо, на такси сегодня большой спрос из-за погодных условий. Решив не терять времени, я быстро вернулась домой, сменила юбку на брюки, надела поверх блузки тёплую кофту, нашла в шкафу более тёплые перчатки и огромный шарф. До остановки пять минут ходьбы. Лишь бы общественный транспорт не подвёл.
Я уже подходила к повороту, ведущему с нашей улицы к трассе, когда услышала шум мотора. Даже не оборачиваясь, я знала, чья машина сейчас поравняется со мной. И я не откажусь, если меня предложат подвезти. Только не сегодня, поскольку, помимо мороза, погода обрадовала довольно приличным ветерком. У меня уже онемели нос, щеки и подбородок.
Через минуту я была в тёплом салоне.
— Спасибо, Алик! — поблагодарила я. — Не погода сегодня, а испытание какое-то.
— Что с твоей машиной?
— Думаю, что всё в порядке. Она просто взбунтовалась из-за холода.
Мы добрались до отеля мирно и спокойно, почти в молчании, слушая музыку. Лишь изредка обменивались общими фразами. Я опять не могла понять и оценить свою реакцию: молчаливая поездка не напрягала меня. Наоборот, обстановка казалась почти дружеской, даже тёплой; такой, словно мы с Аликом — супруги с тридцатилетним стажем семейной жизни.
Когда мы заходили в отель, Алик, придерживая для меня двери, сказал, что он работает сегодня до обеда, но вечером непременно встретит меня и доставит прямо к дому.
Я знала: если Алик обещал, значит, встретит наверняка, и можно не беспокоить ни папу, ни маму.
Когда мы вечером ехали домой, я, вспомнив слова мамы, всё же решилась на разговор. Возможно, сейчас не время и не место. И если Алик не захочет говорить, я пойму, но попытка не пытка, а спрос не беда.
— Алик, — начала я, отстегнув ремень безопасности, когда машина остановилась возле нашего дома. — Скажи честно, покупка дома и твоя новая работа… Это совпадения? Случайности?
— Нет, — Алик положил ладони на руль, глядя прямо перед собой.
— Значит, я не ошиблась, когда решила, что это из-за меня?
— Ты никогда не ошибаешься… почти.
— Алик, зачем я тебе? Ты красивый и умный молодой мужчина, у тебя руки растут оттуда, откуда надо. Образованный, работаешь, не лентяй. Умеешь заботиться о других. Вкус у тебя есть. Женщинам нравишься, я всегда это замечала. Зачем я тебе? Я порой сама себя не понимаю…
Я замолчала, потому что почувствовала: мой голос вот-вот задрожит. А выглядеть слабой и уж тем более, расплакаться, мне хотелось меньше всего.
— Наверно, я был не прав в том, что не пытался тебя понять. Но для меня это и сейчас не главное, если честно. Зачем мне понимать то, что ты сама понять не в силах? Анализировать твою душу и твой разум, разбирать по косточкам, препарировать? Я просто люблю тебя и мечтаю о том, чтобы ты всегда была рядом.
— Но почему тогда… — попыталась спросить я, однако предатель-голос мне опять изменил.
— Далась мне эта свадьба?
Алик продолжал смотреть прямо перед собой. В голосе его, сквозь видимое спокойствие, прорывались боль и отчаяние.
— Ведь жили же прекрасно, и ты давала мне максимум всего, что могла дать. Будь ты официально моей женой, ты не смогла бы дать мне больше. Но мне всегда казалось, что ты избегаешь официального замужества… из-за него. Что ты не отпустила прошлое. Я продолжал ревновать, даже спустя годы. Мне необходимы были доказательства твоих чувств. Видимо, это всё скопилось и в один совсем не прекрасный момент рвануло.
— Я давно не люблю Славу. Иначе просто не смогла бы быть с кем-то другим.
Я размышляла о том, следует ли рассказать Алику о недавней встрече со Славой, но решила, что это событие не имеет абсолютно никакого значения. Тем более, не имеет отношения к нам с Аликом.
— Знаю, — кивнул Алик. — Теперь знаю.
— Потому что сам не смог быть с кем-то другим?
— Да.
— Но ведь смог, Алик!
— Думал, что смогу. Прости. Я тогда был настолько поглощён собственной обидой, что не понимал, какую боль причиняю тебе. Думал, тебе всё равно.
— А мне не всё равно, Алик. И никогда не было всё равно.
Мне удалось совладать с голосом и незаметно вытереть слёзы.
— Я бы, наверно, просто сдох, если бы узнал, что у тебя кто-то появился, — признался Алик.
— А я, как видишь, жива. И ты был бы жив, если бы узнал о том, что у меня кто-то есть. Человек, если разобраться, несёт в себе много ресурсов, о которых даже не подозревает.
— Неужели нельзя ничего исправить? Попытаться ещё раз? — Алик, наконец, повернулся ко мне, заглянул в моё лицо. — Не плачь, пожалуйста! Прости.
Алик аккуратно снял с меня перчатки и взял мои ладони в свои. Сразу стало тепло. С Аликом мне никогда не было холодно. Но я твёрдо решила быть честной до конца.
— Я не знаю, Алик, честно. Не знаю, можно ли исправить. Мне до сих пор очень больно, когда я вспоминаю о том, как ты ушёл летом, оставив меня одну. И ещё больнее, когда я вспоминаю, как ждала тебя в кофейне около мастерской. Не знаю, смогу ли я когда-то избавиться от увиденной тогда картины, или она вечно будет меня преследовать.
— Хорошо, что ты решилась на этот разговор, Алиса. Сам бы я не посмел.
— Знаю.
— И спасибо, что честна́ со мной. Как всегда.
Алик перехватил мои руки так, что они оказались в одной из его ладоней, а второй осторожно провёл по моей щеке, по волосам. Склонился ко мне и коснулся моих губ своими. Я не могла и не хотела говорить "стоп" в данный момент.
Импульс сработал мгновенно, и вот мы уже целуемся отчаянно и торопливо, словно боимся опоздать или мало нацеловаться. Поцелуи смешиваются с нашим прерывающимся дыханием и слишком громкими ударами наших сердец.
Я прихожу в себя первая, делаю попытку освободиться из рук Алика. Он перестаёт целовать меня, но продолжает прижимать к себе. Мы оба тяжело дышим и смотрим друг на друга так, как будто только что увидели.
— Алиса, — кажется, дар речи вернулся к Алику раньше, чем ко мне. — Если ты скажешь, что больше не любишь меня, скажешь, что я не нужен тебе, — я уйду.
— Как уйдёшь? Куда? — шёптом спросила я.
— Очень просто. Выставлю дом на продажу, а сам временно, пока не продам этот и не куплю новый, перееду к родителям. А отели будет курировать Лёха. Я сосредоточусь на мастерской. Не буду больше маячить перед тобой, раздражать тебя и давить, ожидая твоего решения. Ведь ты его уже примешь.
Я внимательно посмотрела в глаза Алика и поняла, что он говорит правду. Так всё и будет.
— Отпусти, — спокойно сказала я.
Алик разжал руки. Я вышла из машины и вскоре скрылась за воротами дома.
* * * * * * * * * *
Интересно, склонность с драматизму и различного рода обставлянтусу — это лично моё оригинальное качество? Или я его всё же унаследовала от кого-то? И если унаследовала, то от кого?
Я не могла просто так взять и сказать Алику, сидя в машине (и пусть даже целуясь с ним), что люблю его, не представляю без него жизни, и он мне очень-очень нужен.
Конечно, я его простила. И не потому, что мы, якобы, не были в отношениях, когда он пытался начать новую жизнь. Ложь и самообман.
Наши отношения не прекращались ни на миг, начиная с того далёкого дня, когда семья Вернер поселилась в нашем доме. Даже тогда, когда мы с Аликом не виделись годами, наша связь не прерывалась. Мы встречались вновь и вновь, и всякий раз как ни в чём не бывало, будто и не расставались.
Так, словно наш разговор прервался на полуслове, и мы продолжили его потом ровно с того места, на котором остановились в прошлый раз.
Разница была лишь в том, что Алик эту связь заметил сразу, в десятилетнем возрасте, а я достаточно долго противилась неизбежному. Но ведь я была бы не я, если бы сдалась сразу, правда?
А Алик любит меня именно такую. Он сам сказал об этом. Я нужна ему такая, какая есть, и он не собирается ни анализировать мою сущность, ни перевоспитывать меня.
Именно эти слова всё и решили. Я смогла, наконец, его простить. Простить так, чтобы никогда впоследствии не вспоминать о предательстве Алика и не упрекать любимого.
Да, я уверена в том, что он меня предал тогда и сделал это сознательно. Но мы оба извлекли уроки из этой ситуации. Алик понял, насколько жестоко и больно он ранил меня, а я, наконец, смогла оценить глубину наших отношений.
Ведь со временем мы привыкаем ко всему, а привыкая, перестаём ценить. В той мере ценить, в какой необходимо. Алик с момента первой встречи был моим, и я привыкла к подобному положению вещей.
Конечно, сначала я боялась его и избегала, потому что в моём детском сознании его образ соответствовал образу хулигана и авантюриста.
Потом я влюбилась в Славу. Но даже когда Алик и Слава подрались, я не смогла заставить себя вызвать милицию, хотя мобильные телефоны тогда уже были в ходу. Я знала, что у Алика, в свете его предыдущей экспериментальной деятельности, могут возникнуть большие неприятности с законом.
Алик тогда казался мне совсем взрослым. Это сейчас мы с ним практически ровесники, а в детстве и в юности три года разницы имеют огромное значение. Симпатия взрослого парня, а потом молодого мужчины, пугала меня и заставляла замирать моё сердце одновременно.
Тогда я мечтала связать свою жизнь со Славой, который казался мне более спокойным, адекватным, надёжным и идеально подходящим для меня человеком.
Но нам не удалось обмануть судьбу, которая упорно и целенаправленно вела нас с Аликом навстречу друг другу. И Алик, и я, — мы оба пытались протестовать и взбрыкивать, но толку-то…
Такой умный и тонкий человек, как Алик, не мог не понимать того, что наши отношения не закончились, когда пытался начать новые. Однако усталость, ревность и обида победили, взяли верх над всем хорошим и ценным, что было между нами. Это я и считаю предательством со стороны Алика.
Вы можете не соглашаться со мной. Однако я уверена в том, что это предательство.
И я его простила. Осталось только выяснить, простил ли Алик моё сегодняшнее молчаливое бегство из его машины. Понял ли меня?
…Родителей ещё не было дома, а Прохор, видимо, уехал на свидание. Мороз его не пугал. Впрочем, как и меня.
Быстро приняв душ, я снова наложила макияж, а потом достала из шкафа открытое синее платье, то самое бельё, которое Алик ещё не видел, и новые чулки. Чулки эти я купила буквально на днях, пойдя на поводу у непонятного импульса. Видимо, на уровне подсознания я всё же готовилась к этому визиту.
Это были более откровенные и провокационные чулки, чем предыдущие, но всё же не пошлятина и не безвкусица.
Надеюсь, Алик впустит меня, и я не успею ничего себе отморозить. А то у меня в арсенале нет утеплённых панталон с начёсом, как-то не запаслась.
… Алик открыл почти сразу, но поцеловал меня только тогда, когда мы оказались в тепле его дома. Через двор нёс меня на руках.
— Чем у тебя так вкусно пахнет? — принюхалась я и вспомнила, что с обеда ничего не ела.
Да и обед был так себе. Аппетита не было. Думала лишь о том, что вечером Алик встретит меня с работы.
— Перед тем, как идти в душ, успел курицу в духовку затолкать.
Мы так и стояли, обнявшись, у входной двери.
— У тебя всегда есть курица под рукой? Это что-то новенькое, Алик!
— Нет, — рассмеялся он. — Когда ты сбежала домой, я развернулся и поехал в супермаркет. В ближайший. Вино тоже купил. И фрукты. И твой любимый шоколад.
— Ты знал, что я приду?
— Конечно, увидел по твоим хитрым глазам.
— Значит, мои неожиданные ходы уже не срабатывают. Пора придумывать что-то новенькое.
— Придумывай, Алиса. Ты же знаешь, я всегда открыт для твоих экспериментов. Согрелась?
— Да, — я обнимала Алика за шею и смотрела в его глаза.
Он помог мне снять пуховик и тут же снова притянул меня к себе.
— Я так надеялся, что ещё когда-нибудь увижу тебя в этом платье.
— Только в платье? — шёпотом спросила я.
Рука Алика скользнула под платье, а красивые тёмные брови его поползли вверх. Глаза стали ещё темнее.
— Стоп! — приказала я, смеясь. — Кто-то обещал курицу, вино, фрукты и шоколад.
— Но курицу всё равно ждать ещё с полчаса, — попытался договориться Алик.
— Полчаса?! Ты всерьёз уверен, Вернер, что отделаешься сегодня жалкими тридцатью минутами?
— Нет, но…
— Без всяких "но", Алик. Никаких перекусов на бегу. Никакого поспешного секса. Потому достань уже руку из-под моего подола.
— Не могу, — признался Алик.
— Хорошо, пусть будет там.
— Ты сегодня такая сговорчивая.
Алик легко коснулся губами моего уха, и я поёжилась, с трудом сдерживая желание тоже устроить какую-нибудь вольность в отношении хозяина дома.
— Это потому, что я пришла тебе делать предложение, и мне нужно показать товар лицом, как следует прорекламировать себя, не спугнуть тебя.
— Предложение? — Алик замер.
— Ну да. Решилась на третью попытку после двух неудачных. Первая была тогда, когда ты встречался с блондинкой. Вторая — в твоей мастерской. Но тогда я переоценила себя. Мне тогда больше захотелось прибить тебя, чем сделать предложение.
— Пока ты не передумала и сегодня, говорю честно: я согласен. Ни о чём так не жалею, как о прошедших месяцах.
— Значит, будешь навёрстывать. Компенсируешь мне каждую секунду из этих восьми месяцев. Ты мой вечный должник, Алик!
— Обязательно наверстаю и всё компенсирую. Только об этом и мечтаю.
… Мы поженились в начале лета. Мечты моего папы сбылись почти на соточку: я вышла замуж за Алика, поселилась по соседству, а Семёныч стал настоящим родственником.
Но я была бы не я… Папка грезил о том, что первым родится внук. Семёныч, кстати, тоже. Они всегда заодно, — эти двое. Однако я так и не простила папке его фразу о том, что я решаю всё за других. Потому решила отыграться…
Да ладно, шучу я. Поверите ещё. Просто Алик, мой любимый муж, мечтал о дочке, и я всегда знала об этом. Потому и родила ему весной, через десять месяцев после свадьбы…. двух дочек. В начале апреля на свет появились наши близняшки, Анютка и Иришка.
Теперь счастливый отец семейства мечтает о сыне. Я пока думаю. Над количеством сыновей, естественно.
Больше книг на сайте — Knigoed.net