Габриэлле снился прекрасный сон. В нем Руфус был рядом с ней. Он обнимал ее, целовал, занимался с ней любовью, исследовал самые сокровенные уголки ее тела.
Он был нежным, ласковым.
Любящим.
Именно тогда Габриэлла поняла, что это был сон.
Руфус не любил ее.
Быстро похоронив эти мрачные мысли на задворках своего разума, она вернулась в свой сон.
Потому что хотела, чтобы Руфус ее любил?
О да!
Когда он приник губами к ее соску, она прижала его голову к своей груди и застонала от наслаждения.
– Тебе нравится, Габриэлла? – хрипло произнес он.
– О да, – выдохнула она. – Не останавливайся. Руфус. Пожалуйста, не останавливайся.
– Скажи, что еще тебе нравится. – Его пальцы нежно скользнули вниз по ее телу, обжигая ее кожу словно огонь.
Это был сон, сказала она себе, и поэтому она могла попросить у него все что угодно.
– Мне нравится, когда ты касаешься меня здесь. – Она направила его ладонь к заветному треугольнику внизу ее живота.
– Нравится? – спросил он, начиная исполнять ее желание.
– О да, – томно произнесла Габриэлла, чувствуя, как внутри нее нарастает волна желания. – Руфус… – выдохнула она, когда его губы прикоснулись к влажной пульсирующей складке между ее бедер. – О боже, Руфус… – простонала она, выгнув спину и запрокинув голову, чувствуя, как наслаждение заполняет каждую клеточку ее тела. – Ммм, – простонала она, не в силах больше терпеть эту сладкую пытку.
Наклонившись, она приподняла его голову, и он поцеловал ее в губы так нежно, что ей захотелось, чтобы этот сон никогда не кончался.
Габриэлла улыбнулась, когда Руфус провел кончиком языка по ее губам, а затем покрыл поцелуями ее шею и грудь. Тогда она запустила пальцы в его волосы и выгнулась ему навстречу.
– Еще? – хрипло произнес он.
– О да! – Издав ликующий смешок, она снова наклонилась и коснулась рукой его возбужденной плоти.
Застонав от удовольствия, Руфус упал на подушки рядом с ней.
Ее волосы щекотали его грудь, когда ее губы скользили вниз по его обнаженному торсу. Сон придавал ей смелости, которой у нее не было прежде.
– Что тебе нравится, Руфус? – хрипло спросила Габриэлла. – Тебе нравится так? – Она провела рукой по его твердой плоти. А так? – Она скользнула по ней языком. – А так? – Она поцеловала ее кончик.
– Мне нравится все, Габриэлла… – простонал он, зарываясь руками в ее волосы. – Но прошу, не мучай меня больше. Я хочу оказаться внутри тебя.
– Но чего хочу я, Руфус? – спросила она дразнящим тоном, оседлав его, не давая ему проникнуть в ее сокровенную глубину. – Я хочу, чтобы ты меня умолял, Руфус. Умолял впустить тебя.
В ответ на это он привлек ее к себе, сжал руками ее грудь и принялся ласкать большими пальцами ее затвердевшие соски. При этом он прижался к ней бедрами, умоляя ее дать ему долгожданное освобождение.
– Не сейчас, Руфус, – простонала Габриэлла. – Не сейчас! – повторила она, чувствуя, как внутри нее нарастает желание.
Когда он вобрал в рот ее сосок, она поняла, что вот-вот взорвется от желания и, тяжело дыша, бессильно упала ему на грудь.
– Сейчас, Габриэлла? – насмешливо спросил он, приподнимая ее за бедра.
– Пожалуйста… – простонала она, раздвигая ноги и направляя его внутрь себя.
– Я больше не могу сдерживаться, Габриэлла, – предупредил ее Руфус. – Я так тебя хочу!
– Иди ко мне, Руфус, – позвала его она. – Сейчас!
И они задвигались навстречу друг другу, пока их тела не слились воедино и не затрепетали в экстазе освобождения.
Это было самым сильным ощущением, которое она когда-либо испытывала, думала Габриэлла, когда они оба, обессилев, засыпали в объятиях друг друга.
Губы Габриэллы растянулись в блаженной улыбке, когда она проснулась следующим утром и, потягиваясь, как кошка, вспомнила свой эротический сон, в котором они с Руфусом доставляли друг другу незабываемое наслаждение.
Руфус снился ей не впервые, но никогда прежде она не помнила их в мельчайших подробностях. Она все еще ощущала его прикосновения, тепло его дыхания на своей коже, помнила, как он, содрогаясь в экстазе, укусил ее за плечо.
На ее левом плече остались отметины от зубов.
Но ведь это был сон. Или…
Ее глаза расширились от удивления, и она сбросила с себя одеяло, чтобы взглянуть на свое тело. Свое обнаженное тело… Но ведь ложившись вчера спать, она надела кремовую ночную рубашку.
Рубашку, которая теперь валялась на полу, скомканная.
О боже, это был не сон.
Прошлой ночью они с Руфусом действительно занимались любовью!
Ее лицо побледнело при воспоминании о той смелости, с которой она ласкала его.
Нет, Руфуса не могло здесь быть, сказала она себе. Восемь дней назад он уехал в Нью-Йорк. Все это время он не звонил ей, зато каждый день разговаривал с Холли. Он сообщил бы дочери, если бы собирался вернуться вчера вечером.
Но никаких «если бы» здесь быть не могло. Руфус вернулся вчера вечером.
И как ей теперь вести себя с ним после того, что она вытворяла ночью?
Но ведь она думала, что все это ей снилось, оправдывалась она перед собой.
– Уже почти полдевятого, Габриэлла, или ты не собираешься сегодня ехать в «Грешемс»? – послышался знакомый насмешливый голос.
Губы Руфуса искривились в ухмылке при виде того, как она смущенно натягивала на себя одеяло. Ее фиолетовые глаза сверкали от ярости, черные волосы спутались.
Прошлой ночью он вернулся домой, усталый после напряженной недели и долгого перелета. Он захотел просто полежать в постели с женщиной, чтобы немного расслабиться.
То, что последовало за этим, было совершенно неожиданным, особенно учитывая сцену их прощания восемь дней назад. Но прошлой ночью Габриэлла сотворила с ним такое, что сейчас один лишь ее вид приводил его в возбуждение.
Нахмурившись, Габриэлла посмотрела на него.
– Когда ты вернулся? – резко спросила она, надеясь до последнего, что их близость ей приснилась.
Руфус пожал плечами.
– Около часа ночи.
Габриэлла закрыла глаза, затем снова открыла и произнесла обвиняющим тоном:
– Ты пришел ко мне ночью в постель!
– Да, – кивнул он. – Мы женаты, Габриэлла.
– Да, но… но я спала, и ты этим воспользовался, – укоризненно произнесла она.
Руфус отошел от постели. На нем была темно-синяя футболка и потертые джинсы.
– Насколько я помню, ты сама требовала, чтобы это я тебя умолял.
О боже, это действительно было так. Он умолял ее дать ему желанное освобождение. Она тяжело сглотнула.
– Я думала, это был сон.
Руфус улыбнулся.
– И как часто ты видишь меня во сне?
– Только в самых страшных кошмарах, – отрезала Габриэлла, желая, чтобы он как можно скорее ушел, и она могла восстановить хоть видимость достоинства.
Впрочем, в данных обстоятельствах это было довольно трудно сделать. Руфус ее шире улыбнулся.
– Я могу дать тебе столько кошмаров, подобных этому, сколько захочешь. Буду рад тебе угодить.
В этом она не сомневалась!
– Ты не мог бы уйти, Руфус? – нетерпеливо сказала она. – На сегодня ты и так уже достаточно меня унизил.
Услышав это, он посерьезнел, но вместо того чтобы уйти, сел на кровать и провел рукой по щеке Габриэллы.
– Я не собираюсь тебя унижать, – хрипло произнес он. – Напротив, я должен тебя отблагодарить.
– Отблагодарить меня? – удивленно повторила она, натягивая одеяло до подбородка.
Руфус устало вздохнул.
– Я не сказал тебе причину, по которой мне так срочно пришлось ехать в Нью-Йорк, – мой главный менеджер попал в аварию. – Он покачал головой. – Он умер пять дней назад. Я… я был другом его семьи.
Габриэлла испытующе посмотрела на него и только сейчас заметила морщинки в уголках глаз и рта. Выражение его лица было мрачным.
– Похороны были вчера. У него осталось двое детей. Его жена так убивалась… Одним словом, я не мог дождаться, когда уеду оттуда, Габриэлла, – произнес Руфус дрожащим голосом, лаская большим пальцем ее нижнюю губу. – Я так нуждался в том, что ты мне вчера дала, – добавил он. – Ты можешь это понять?
Его отец умер всего семь недель назад, и Руфус, как и она, еще не оправился от горя. Наверное, для него было настоящим кошмаром пережить смерть еще одного близкого человека.
– Прости, – хрипло произнесла она. – Я ничего не знала.
Находясь в Нью-Йорке, Руфус понял, что должен звонить Габриэлле. Джен, двум ее детям, служащим «Грешемс» нужна была его поддержка. Если бы он услышал голос Габриэллы, то вернулся бы домой ближайшим рейсом.
Ему ее не хватало, признался он самому себе. Какова бы ни была причина их брака, какие бы отношения ни связывали ее с Тоби, Габриэлла стала важной частью его жизни. Частью, с которой ему будет тяжело расстаться по прошествии условленных шести месяцев…
Резко поднявшись, он засунул руки в карман джинсов и спокойно произнес:
– Давай позавтракаем вместе.
Габриэллу удивила его внезапная перемена настроения. Минуту назад он поделился с ней тем, что творилось у него на душе, но, очевидно, сейчас сожалел об этой оплошности.
– Ладно, – кивнула она. – Я оденусь и спущусь вниз.
– Хорошо. Я буду ждать тебя в столовой. – С этими словами Руфус резко повернулся и вышел из ее спальни.
Когда за ним закрылась дверь, Габриэлла бессильно упала на подушки и невидящим взором уставилась в потолок.
Она так ждала возвращения Руфуса из Нью-Йорка. Восемь дней без него показались ей вечностью.
Впрочем, она ожидала, что когда он вернется, в их отношениях ничего не изменится. Он будет подозревать, что она в его отсутствие встречалась с Тоби.
Но вчера ночью Руфус, нуждаясь в ее тепле и поддержке, пришел к ней в постель, и она поняла, что заблуждалась. Они могли общаться на языке тел.
Она – потому что горячо любила его.
Руфус – потому что, несмотря на свое недоверие к ней, все еще ее желал.
– Почему ты ничего не ешь? – спросила она, присоединившись через десять минут к Руфусу в столовой.
Он поморщился.
– У меня сбились биологические часы. К тому же я выпил кофе и съел тост вместе с Холли.
Габриэлла налила себе чашку кофе и взяла круассан.
– Уверена, она была очень рада тебя видеть.
– Если только для того, чтобы пожаловаться мне на злую мачеху. – Он печально кивнул.
Настороженно посмотрев на него, Габриэлла, к своему облегчению, обнаружила, что он улыбается.
– Через два дня после твоего отъезда Холли решила есть у себя в комнате. – Она пожала плечами. – Узнав об этом, я распорядилась, чтобы прислуга больше не носила ей туда еду, и сказала Холли, что отныне она будет есть только в cтоловой. Поголодав один день, она поняла, что я не шутила, и на следующее утро спустилась к завтраку в столовую.
Эта битва характеров между ней и Холли вовсе не из приятных. Даже сейчас, неделю спустя, девочка почти не разговаривала с ней за завтраком и ужином. Она быстро ела и уходила.
Руфус с восхищением и благодарностью смотрел на Габриэллу, все еще не понимая, почему она так возится с Холли. Было странно испытывать к женщине что-то, кроме желанная.
– Она была не в восторге от того, что я, последовав твоему совету, не привез ей подарка. – Он поморщился. – Моя дочь считает, что мы сговорились против нее.
Вероятность этого была столь ничтожной, что Габриэлла не удержалась от улыбки.
– Очевидно, она даже не догадывается, какие у нас на самом деле отношения.
Прищурившись, Руфус изучал ее. Сегодня утром она была необычайно красива с минимумом косметики на лице и припухшими от его поцелуев губами.
– И какие же у нас на самом деле отношения, Габриэлла? – хрипло спросил он.
Задумавшись, девушка сделала глоток кофе.
– Непреодолимое физическое влечение? – наконец предположила она.
Руфус рассмеялся.
– Иногда это чувство доставляет неудобства.
Габриэлла пристально посмотрела на него.
После их прошлого разговора она была уверена, что когда он вернется, в их отношениях ничего не изменится. Определенно она не ожидала, что они будут завтракать вместе после бурной ночи любви, воспоминания о которой заставляли ее краснеть.
Сегодня Руфус был каким-то притихшим, словно смерть друга заставила его пересмотреть свое отношение к жизни.
Но она знала, что лезть сейчас к нему в душу было бы опрометчиво. Это могло бы нарушить хрупкое перемирие, установившееся между ними.
– Значит, ты в конце концов решил не привозить Холли подарок? – Габриэлла подумала, что эта тема была довольно безопасной.
Руфус пожал плечами.
– Из-за того, что произошло, у меня не было настроения ходить по магазинам. Кроме того, Холли была очень груба с нами обоими. В Нью-Йорке я много об этом думал и решил, что ты была права: я действительно делал из нее чудовище.
Если бы он продолжил баловать Холли, она стала бы такой же, как ее мать, которая привыкла брать, не давая ничего взамен. В его отношениях с Анджелой была поставлена точка, но было еще не поздно исправить те же ошибки с Холли.
Руфус видел, как двое детей Роба после смерти их отца пытались помочь матери пережить весь этот кошмар, не обременяя ее собственными страданиями. Тогда он понял, что ему бы очень хотелось, чтобы Холли стала такой же самоотверженной, как они.
Но кто, как не он, должен подать ей пример!
Габриэлла, кажется….
Что делало ее еще более загадочной для него, чем когда-либо.
Он не ожидал, что она в его отсутствие будет проявлять такой интерес к Холли. Даже сегодня утром, выслушивая жалобы дочери, он не переставал этому удивляться.
Похоже, ею двигали искренние мотивы помочь Холли. Она вовсе не считала его дочь чудовищем и видела в ней лишь избалованную девчонку, которой не хватало материнской любви.
– Как продвигается работа в ресторане? – спросил Руфус.
Ее лицо просветлело.
– Очень хорошо. Мы уже покрасили стены, повесили новые картины и живые растения, переоборудовали кухню. Осталось только дождаться, когда привезут новые кресла, и все будет готово.
Сейчас Габриэлла была так же воодушевлена как он, когда открывал «Грешемс» в Нью-Йорке, думал Руфус, восхищаясь ее трудолюбием.
– Ты собираешься открыть его в понедельник, как запланировано? – поинтересовался он.
– В субботу, – ответила Габриэлла. – Я хочу привлечь как можно больше субботних покупателей в надежде на то, что они будут приходить каждую неделю, – пояснила она.
Отличный маркетинговый ход, с одобрением подумал Руфус, зная, что в выходные в «Грешемс» было больше покупателей, чем в начале недели.
Это напомнило ему о том, что он на целую неделю забросил дела здесь, в Лондоне.
Поставив стол пустую кофейную чашку, он взял кипу бумаг, которые просматривал до прихода Габриэллы.
– Мне нужно сделать несколько звонков, а затем я поеду в «Грешемс». Ты будешь вечером дома?
Какой вежливый, нахмурившись, подумала Габриэлла, пытаясь разобраться в их новых отношениях. Интерес Руфуса к ресторану и вопрос о ее планах на вечер были полностью неожиданными.
– Конечно, – настороженно ответила она. – Где еще я могу быть?
Он поднял брови.
– Я только спросил, Габриэлла.
– Почему? – Она все еще хмурилась.
Руфус печально улыбнулся.
– Потому что хочу знать, будет ли моя жена ужинать вместе со мной сегодня вечером.
Вернувшись, он ни разу не упомянул о Тоби, не спросил, встречалась ли она с другими мужчинами. Почему?
Наверное, он думал, что она все равно ему солжет.
– Я буду дома, – заверила она его, – а вот где будешь ты – это другой вопрос.
Руфус прищурился.
– Что это значит?
Она пожала плечами.
– То, что тебя не было целую неделю. Должно быть, у тебя есть… э-э… друзья, которые хотят тебя видеть.
Удивительно, но, перед тем как пожениться, они даже не обсудили, есть ли в жизни каждого из них другие отношения. У Габриэллы на тот момент никого не было, но насчет Руфуса она не могла быть полностью уверена.
Пока он был в Нью-Йорке, она много думала о подобных вещах и пришла к выводу, что в его жизни была другая женщина.
Руфус понятия не имел, что происходило в голове у Габриэллы. Ее фиолетовые глаза были непроницаемыми, но он уловил намек, скрывающийся за ее словами.
– На данный момент у меня нет никаких «друзей», Габриэлла. – заверил ее он. – Моей жене это могло бы не понравиться, – насмешливо добавил он.
– Как будто тебя это остановило бы! – съязвила она.
Габриэлла снова хотела с ним поссориться, но он был не в настроении делать это сейчас, когда в его памяти были живы воспоминания о прошлой ночи. У него осталось слишком много неотвеченных вопросов о ней, и он боялся ее спугнуть.
Поэтому Руфус решил, что ему лучше уйти, пока они не наговорили друг другу обидных слов.
– Мне нужно сделать несколько звонков, – сказал он, поднимаясь. – Мы можем поговорить вечером, если хочешь.
Габриэлла сама не знала, чего хочет. Такой спокойный, любезный Руфус приводил ее в замешательство.
Прошлой ночью они отдавались друг другу без ограничений и запретов. Утром Руфус разговаривал с ней так, словно действительно интересовался ее делами и дорожил ее мнением.
Она еще никогда его таким не знала!
– Да, кстати, – Руфус остановился в дверях, – мне сообщили, что по возвращении в Лондон я должен связаться с Дэвидом Брьюстером. Ты случайно не знаешь, о чем он хочет со мной поговорить?
Габриэлла напряглась. Дэвид Брьюстер звонил Руфусу на днях? То есть после того, как она подписала документ, в котором отказалась от всего в пользу Руфуса, за исключением ресторана «Габриэллас»?
– Понятия не имею, – солгала она, надеясь, что ей удастся поговорить с Брьюстером раньше его.
Договор был составлен и подписан в конфиденциальной обстановке, но Дэвид Брьюстер не одобрял ее решение. Он пытался отговорить ее, убедить, что Джеймс добивался вовсе не этого.
Дэвид Брьюстер не был ее поверенным, но учитывая то, что он был знаком с условиями завещания, ей показалось логичным обратиться именно к нему.
Он не должен был нарушать конфиденциальность и все рассказывать Руфусу до окончания условленного срока.
По какой причине он решил так поступить?