Истинные цвета

Глава 19

Санта-Фе

Изабель не стала заезжать в Нью-Йорк и отправилась прямо в Нью-Мексико. Первые несколько недель она буквально места себе не находила: тоскуя по Филиппу и избегая Джулиана, она даже рисовать не могла. Каждое утро они с Луисом ездили на верховые прогулки, а затем она помогала ему по дому, как в детстве. Изабель полностью истратила свои сбережения из трастового фонда и почти весь гонорар за две выставки, но теперь, сравнивая новую и старую Ла-Каса, она втайне гордилась результатом.

В архитектурном плане новая Ла-Каса повторяла старую, правда, теперь дом стал более компактным.

Ресторан в Ла-Каса во главе с шеф-поваром, создавшим блюдо под названием «новый вкус юго-запада», стал для горожан излюбленным местом отдыха. В самом укромном уголке сада располагался небольшой бассейн. В нишах стояли индейские поделки, а картины и скульптуры известных художников юго-запада украшали стены фойе, библиотеки, ресторана и бара. Луис и Миранда по праву получили для своей гостиницы четыре звездочки.

Большую часть дня Изабель проводила с Мирандой в «Очаровании». Они беседовали обо всем на свете, кроме Филиппа и Джулиана.

Тот названивал ей по три раза на день. В конце концов он собственной персоной явился в Санта-Фе. Когда Изабель проводила его в отведенную ему комнату, Джулиан намекнул, что предпочел бы поселиться вместе с ней.

— Нам ведь было так хорошо вместе, — промолвил он. Взяв ее руки в свои, он поднес их к губам и поцеловал.

В ответ Изабель через силу улыбнулась, отдернула руки и сделала шаг назад.

Ее отпор Джулиан воспринял как пощечину, но все еще не собирался сдаваться. В последней попытке восстановить гармонию он вернулся к одной из своих любимых ролей — заботливого опекуна.

— Скажи, что тебе надо, — великодушно проговорил он, — и я достану из-под земли! Все что ни пожелаешь — только одно твое слово.

Изабель видела, что он заманивает ее в ловушку. Ведь приняв его одолжение, она будет обязана ему.

— В данный момент, — заявила она, отклоняя его щедрость, — мне пора приниматься за работу. А чтобы рисовать, нужно как можно больше свободного пространства.

Он пробыл в Санта-Фе три дня. Изабель пыталась не сравнивать его с Мединой, но глядя на Джулиана и Дюранов, она невольно вспоминала Филиппа и Флору. Филипп держал себя с Флорой открыто и приветливо, с юмором воспринимая ее резкие суждения. Джулиан относился к Дюранам и их друзьям с изрядной долей снисхождения. Он не выказывал неприязни, но был просто не способен адаптироваться в новой среде. Рихтер смотрелся белой вороной на общем фоне. Когда он уехал, все вздохнули с облегчением.

После отъезда Джулиана Изабель затосковала еще больше: от Филиппа уже целый месяц не было никаких известий. Дюранам она говорила, что ее мрачное настроение — следствие стресса, но Миранду не проведешь! Как-то вечером она зашла в студию, увидела сидевшую перед чистым холстом Изабель, протянула ей чашку чая, присела в свободное кресло и без обиняков попросила:

— Расскажи мне про Филиппа Медину.

Изабель как будто только этого и ждала. Скрытая пружина распрямилась, и она принялась изливать Миранде душу, описывая чудесный уик-энд, который они провели у него на вилле. Она призналась, как ей страшно брать на себя ответственность, как ей надоел Джулиан со своими капризами, и как она боится покончить с прошлым и перейти к следующему этапу своей жизни. Миранда посоветовала Изабель вплотную заняться карьерой и одновременно проверить свои чувства к Филиппу.

Изабель лишь плечами пожала.

— При всем моем желании это мне не удастся. С тех пор как я покинула Мальорку, от него нет никаких вестей.

— Может, он считает, что у вас с Джулианом серьезные отношения, и решил дать тебе время подумать и сделать выбор?

— Какой выбор? Филипп не является моим дилером, а Джулиан — любовником. Как же между ними выбирать?

— Джулиан не станет делить тебя ни с кем.

— То же говорит и Филипп, — тихо согласилась Изабель.

— Судя по всему, он не глуп. — Миранда заметно приободрилась. — Ты его любишь?

— Не знаю, — неуверенно отозвалась Изабель. Лицо ее как по волшебству зарумянилось, доказывая обратное. Внезапно она посерьезнела. — Даже если я его и люблю, к моей карьере это не имеет никакого отношения. Джулиан сделал меня знаменитой.

— Ну и что? Ты всегда сможешь найти того, кто станет продавать твои картины. А вот сердечную привязанность отыскать гораздо сложнее.

— Рихтер — удачливый бизнесмен.

— Да, поначалу это имело решающее значение. Но теперь-то ты известная художница. — Изабель покачала головой. Миранда говорит точь-в-точь как Скай. Ей захотелось зажать руками уши.

— Ты талантлива, Изабель. Джулиан всего лишь дилер. Таких, как ты, единицы. Таких, как он, — тысячи, — не отступала Миранда.

— Я не могу его бросить! Это будет предательством! — в отчаянии воскликнула она.

— Не надо путать Джулиана с Мартином, — осторожно возразила Миранда. — Ты не бросала Мартина, он сам прислал тебя к нам. Даже если бы ты с ним осталась, то все равно ничем не смогла бы ему помочь.

— Филипп старше меня лет на десять, — произнесла Изабель спустя некоторое время. Звучало вполне обыденно, но на самом деле в этой фразе таились все ее невысказанные тревоги и сомнения: неужели она всегда будет искать замену Мартину? Зачем она так держится за Джулиана? Почему постоянно повторяет одни и те же ошибки?

— Мы говорим не о возрасте, Изабель, а о ваших отношениях. — Миранда решила избавить Изабель от сомнений, называя вещи своими именами. — Джулиан Рихтер хочет, чтобы ты от него зависела. Это не родительская любовь и даже не романтическая. Это — обладание.

Ночи Изабель посвящала размышлениям, а дни — работе. Несмотря на молчание Филиппа, после разговора с Мирандой ей стало гораздо легче, и она с головой ушла в работу. Каждая ее новая картина становилась воспоминанием о чудесных днях, проведенных на вилле, и страстным посвящением хозяину виллы. Уик-энд на Мальорке повлиял на всю ее последующую жизнь — она обрела уверенность в себе и своих силах.

Раньше Изабель почти не употребляла синий цвет, а теперь не могла использовать никакой другой. Кобальт, королевский синий, лазурь, небесно-голубой, цвет морской волны, ляпис, индиго. Синий цвет превратился в излюбленное средство выражения ее эмоций, а его оттенки расставляли окончательные акценты на полотнах. Казалось, он сочится через поры холста, заливая его мерцающим светом. Мазки, растушевка, акварельные заливки рассказывали зрителю о романе Изабель с природой Мальорки и о ее страстной влюбленности в Филиппа.

Предыдущие пейзажи Изабель были написаны как бы со стороны. Она воспринимала мир издалека, а реальность в ее картинах всегда имела словно бы размытые очертания. Знакомство с Филиппом вдохновило ее на углубленное изучение взаимодействия собственного «я» и окружающей действительности. Теперь из наблюдателя она превратилась в непосредственного участника событий, в ее полотнах воспевалась красота линий и образов, усиливая волшебство природы.

Картины получились очень выразительными, но наиболее удачной оказалась «Голубая луна» — ночной пейзаж, который она начала на террасе Филиппа. Его она решила оставить себе, чтобы потом когда-нибудь подарить Медине.

В эту серию под общим названием «Видения в голубом», по убеждению Изабель, вошли лучшие ее работы.

В сентябре Изабель вернулась в Нью-Йорк и показала картины Рихтеру. Она ожидала, что он будет в восторге, но Джулиан отказался их выставлять, обозвав коммерческой мазней и подражанием Ван Гогу. Изабель его реакция неприятно удивила. Мысленно отбросив обидные замечания Джулиана, она склонна была обвинить его в необъективности: за отказ спать с ним он теперь ей мстит.

— Если ты не выставишь мои картины, я найду того, кто это сделает вместо тебя.

— Нет, — отрезал Джулиан, и глаза его торжествующе сверкнули. — Не забывай, что у нас с тобой контракт. Я владею всем, что ты сделала и сделаешь. А значит, моя дорогая, имею право решать, что достойно выставки, а что нет.

— Не смей так обращаться со мной, Джулиан! — Сейчас она его ненавидела. — Либо выставляй «Видения в голубом», либо верни их.

— Я не стану устраивать показ и ничего тебе не верну.

— Но почему? — воскликнула Изабель возмущенно. — Если они тебе не нравятся, почему бы не отдать полотна тому, кто их оценит?

— Потому что я вложил в тебя большие средства, а эта серия может уронить тебя в глазах художественного мира, — ответил он, презрительно фыркнув. — Отвратительная мазня!

В течение нескольких недель Изабель буквально места себе не находила. Как только обида и злость на Джулиана немного утихали, ее охватывало отчаяние. Если она переставала упрекать себя в бездарности, то начинала ругать за то, что предоставила Рихтеру такую всеобъемлющую власть над собой и своими творениями. Порой она воображала себе сладкие картины мщения, а чаще всего корила себя за подписание кабального контракта с галереей Рихтера.

В довершение ко всем несчастьям в ноябре Джулиан устроил ее выставку, где представил разрозненные работы из разных серий, производившие впечатление полного хаоса и не несущие в себе никакой идеи. Этой выставкой он хотел унизить непокорную. И добился своей цели.

Скай старалась ее утешить:

— Он не сможет уничтожить тебя. Ты слишком талантлива.

— Почитай отзывы о выставке. — Изабель бросила ей пачку газет. — «Нью-Йорк таймс» полагает, что у меня головокружение от успехов. «Вашингтон пост» сравнивает меня со звездой, ярко вспыхнувшей на небосклоне, чтобы тут же угаснуть.

Скай успокаивала подругу как могла.

— По-моему, большинство догадывается, что эта выставка не более чем хорошо организованный спектакль! Забудь об этом, Изабель. Это всего лишь царапина на стекле, а не трещина.

Но подруга по-прежнему терзалась сомнениями.

Как-то вечером, три недели спустя, в дверь мастерской Изабель позвонили. Она открыла и увидела на пороге Филиппа Медину в кашемировом пальто, твидовом спортивном пиджаке, широких брюках с защипами на поясе и шелковой рубашке. Она же предстала перед ним растрепанная, взъерошенная — волосы стянуты в пучок на затылке, лицо и руки в краске.

— Я не опоздал к обеду? — спросил он, словно они виделись не далее как сегодня утром.

— Опоздал. На полгода.

Он склонил голову набок и приложил палец к губам.

— Должно быть, обед успел остыть.

— Вот именно.

Он отступил в сторону, потянув за собой Изабель, прищелкнул пальцами, и в тот же момент в комнату один за другим прошествовали три официанта. Поставив посредине столик и стулья, они расстелили скатерть, разложили серебряные приборы, салфетки и водрузили на стол вазу с цветами; затем выложили на кухонную стойку аппетитные кушанья; поместили калифорнийское белое вино в серебряное ведерко со льдом; поставили пластинку с музыкой Баха и удалились.

Филипп подошел к стойке и приподнял крышку кастрюльки.

— Видишь? Горячее, с пылу с жару.

— Прямо как я. — Она старательно насупилась, изображая крайнюю степень раздражения. — Я страшно зла на тебя, Филипп. Я требую объяснений.

— Обед остынет.

— Сейчас же!

Несмотря на ее отказ, он все же налил вина, протянул ей бокал, усадил ее за стол и сел сам.

— Я говорил тебе еще на Мальорке, Изабель, что ты сводишь меня с ума. Но я никак не мог смириться с тем, что стоило Джулиану только свистнуть, и ты помчалась к нему со всех ног.

— И вовсе я не помчалась! У меня перед ним определенные обязательства. Я думала, ты это понял.

— В общем, да, но в глубине души я считал твой отъезд знаком того, что ты принадлежишь отнюдь не галерее Джулиана Рихтера, а ему самому.

— Ты ошибался.

Ее откровенно враждебный тон смутил его. По правде сказать, ему ничего не известно об истинных отношениях дилера и художницы. Он принял на веру заявление Джулиана после той статьи в «Ящике Пандоры», что они любовники и собираются пожениться, но теперь вспомнил, что Изабель ни словом не подтвердила этот факт.

Отбросив неприятные мысли в сторону, Филипп взял Изабель за руку. Она ее не отняла.

— Я слышал о том, что произошло, — сказал он. Лицо ее смертельно побледнело. — Я и сам там побывал.

Глаза Изабель заблестели, но она сдержала слезы.

— Мне следовало быть рядом с тобой.

— Так почему же тебя не было?

Он растерянно развел руками и вздохнул.

— Если бы я знал, что Джулиан так жестоко отомстит тебе, я бы ни за что не оставил тебя с ним один на один.

— И что бы это изменило? Картины ему не понравились, и он отказался их выставлять.

— Возможно, мне удалось бы заставить его пересмотреть свое решение.

— Рихтер никогда своих решений не меняет.

— Не всегда.

Филипп произнес это так уверенно, что Изабель оторопела. Она попросила его объясниться, но он ловко ушел от разговора.

— Хватит о Джулиане. — Медина легонько стукнул ладонью по столу. — Поговорим лучше о нас. Я признаю, что вел себя как последний мерзавец. И прошу у тебя прощения. Могу ли я надеяться, что ты снимешь бремя с моей души?

Изабель пожала плечами. Тогда он озадаченно потер подбородок. Внезапно его лицо озарилось улыбкой. Пошевелив бровями, он бросил на нее лукавый взгляд:

— Я знаю, что поможет мне заслужить прощение ее высочества!

Изабель подавила улыбку и с королевским величием протянула ему пустую тарелку:

— Обслужи-ка свою госпожу, пока обед снова не остыл.

Изабель и Филипп решили не афишировать свои отношения — по тактическим соображениям. Вместо того чтобы обедать в «Ла кот баск», где им перемыли бы все косточки, они посещали ресторанчики в деловом центре города. Иногда Изабель случайно сталкивалась там со знакомыми художниками, но все, как правило, ограничивалось кратким «привет».

Скай обрадовалась, узнав о романе Изабель и Филиппа. После совместного похода в итальянский ресторан и обилия великолепных красных вин Скай и Сэм в один голос заявили, что Филипп — парень что надо. Скай организовала еще пару походов в рестораны, визит в Музей современного искусства и вечеринку в своей квартире.

Накануне Рождества Филипп пригласил Изабель посетить выставку в галерее Греты Рид. Он протянул ей буклет, озаглавленный «Искусство и душа: истинное лицо гения». Изабель повертела открытку в руках и отрицательно покачала головой:

— Чем-то напоминает цирковую афишу. А у меня нет настроения смотреть клоунаду.

Филипп тотчас принялся объяснять ей, что проигнорировать выставку — значит признать свое поражение и безоговорочную победу Джулиана.

Она смущенно тряхнула головой.

— Ты прав. Я не привыкла уклоняться от битвы, но он почти сломил меня. Эта проклятая выставка не идет у меня из головы.

— Как бы тяжело де Луна ни переживала свою неудачу, — Филипп ободряюще обнял ее, и она доверчиво прильнула к нему, — она не из тех, кто так просто сдается. Я знаю точно, потому что видел неукротимую Флору Пуйоль!

Изабель высвободилась из его объятий и принялась расхаживать по комнате. Она мысленно взвешивала все «за» и «против», бросая на одну чашу весов свое уязвленное самолюбие и триумф Джулиана, а на другую — возможность продолжить карьеру и обеспечить успех. Вспомнив, как высокомерно-пренебрежительно вел себя Джулиан, с каким тайным торжеством он критиковал ее работы, она ощутила, что со дна ее души поднимается глухой протест. Она не нуждается в чужих похвалах. Она сама знает, что талантлива. Да, к тому же ее не так-то легко сломить.

— Решено! — воскликнула Изабель, и они выпили за ее первый шаг к возрождению.

Филипп улыбнулся. Изабель наконец-то доверилась ему. Значит, у них есть будущее.

Галерея Греты Рид на Спринг-стрит в Сохо в буквальном смысле слова осаждалась прессой, коллекционерами, художниками и всеми, кто имел хоть какое-то отношение к миру искусства.

Выйдя из такси под руку с Филиппом, Изабель сразу же заметила Джулиана — он стоял у окна галереи, позируя фотографам и беседуя с корреспондентом «Арт-ньюс». Хорошо, что он повернулся спиной к окну. Она встретится с ним, обязательно встретится, но чем позже, тем лучше.

Филипп взял ее за руку и стал пробираться сквозь толпу. Небольшой коридор вел в главные залы галереи. В углу Изабель увидела кучку репортеров; они словно пчелы роились вокруг Коуди Джексона. Он давал интервью художественному критику «Нью-Йорк таймс».

— Что он здесь делает? — удивилась Изабель. — И почему его интервьюирует «Таймс»?

— А кто он?

— Один мой знакомый художник. Я встретилась с ним в Париже. Он жаловался на зрительское непонимание и злую судьбу.

Присутствие этого человека взволновало Изабель и встревожило Филиппа. Зачем «Тайме» понадобилось выслушивать откровения какого-то неудачника? Что-то подсказывало Филиппу, что надо бы увести Изабель, но было уже поздно. Их вынесло вперед, в огромный главный зал галереи.

Поначалу Изабель не сообразила, что именно предстало ее глазам. На стенах огромного зала висело шесть полотен с обнаженной натурой, причем картины показались ей странно знакомыми. На узком стенде в центре зала висела ее «Голубая луна», сверкая и переливаясь в свете ламп. Картина смотрелась великолепно, и Изабель, забыв обо всем, с гордостью любовалась своим творением. Поглощенная созерцанием, она не сразу заметила, что толпа расступилась, Филиппа оттеснили, и навстречу ей легким шагом вышла светская репортерша Нина Дэвис со своей командой.

Не успела Изабель и глазом моргнуть, как на нее наставили камеру, сунули ей под нос микрофон и ослепили вспышками. Она беспомощно оглянулась вокруг и поняла, что попала в ловушку.

— Леди и джентльмены, — громко произнесла Нина в камеру, — позвольте представить вам Изабель де Луна — художницу и натурщицу. — Повернувшись к Изабель, она уставилась на нее хищным взглядом. — Как чувствует себя художница, выставленная на всеобщее обозрение? — спросила она, злорадно наблюдая, как Изабель съежилась под слепящим светом прожекторов.

Интервьюируемая молчала, и Нина направила камеру на полотна с обнаженными моделями, а затем продолжала:

— Коуди Джексон рассказал нам, что когда вы с ним учились в Лиге студентов-художников, вы стеснялись посещать занятия по рисованию обнаженной натуры. Наверное, это зависит от того, с какой стороны мольберта смотреть. — Она рассмеялась. Кое-кто из присутствующих последовал ее примеру.

Скрестив руки на груди, Джулиан Рихтер с бесстрастным выражением лица следил из-за ближайшего угла за тем, как публика сжирает Изабель де Луна. И только при ближайшем рассмотрении становился заметным злорадный огонек в его глазах, что не ускользнуло от внимания Филиппа.

— Как ты мог? — гневно прошипел он, заслоняя Рихтеру обзор. — Это подло, Джулиан.

— Не понимаю, о чем ты. — Он сделал шаг в сторону, но Филипп не собирался отступать. — Галерея не моя. Коуди Джексон не принадлежит к числу моих художников.

— Мы с тобой заключили соглашение, — продолжил Филипп. — Ты его нарушил, но по-прежнему заставляешь Изабель выполнять какой-то идиотский контракт, который она подписала по неведению.

— Вся разница в том, мой друг, что наш с ней контракт заключен на законных основаниях. А джентльменское соглашение действительно только между джентльменами. Я не джентльмен, да и ты тоже. — С этими словами Рихтер скрылся в толпе.

Коуди Джексон испытывал смешанные чувства по поводу выставки. Он неожиданно оказался на гребне славы. У него брали интервью, его фотографировали. Его картины висят в одной из самых престижных галерей Нью-Йорка. Его имя завтра будет красоваться в заголовках утренних газет. Рядом с именем Изабель. И это обратная сторона медали. Ее имя смешают с грязью, опорочат, раздуют скандал, и все из-за его наивности.

Но Коуди и не подозревал, что все так закончится. Нина сказала ему, что он, по ее мнению, потрясающе талантливый художник и его картины должны стать достоянием публики. После сладостных утех, которым они предавались на его чердаке, она, изобразив искреннее сочувствие, пообещала ему помочь и сделать так, чтобы он вернулся в Штаты героем. Она также предложила ему представить на свою первую выставку все картины из серии «Стыдливая искусительница». Заверив его, что у нее большие связи в мире искусства и среди владельцев галерей, Нина нарисовала ему блестящие перспективы — восторженные отзывы критики и передачи по национальному телевидению. И ни словом не обмолвилась об Изабель.

Накануне выставки он зашел в галерею, сразу все понял и потребовал у Нины объяснений. Но теперь она совсем не походила на ту женщину, что нежилась в его постели.

— Мне что, сказать Грете, чтобы она отменила шоу? — взорвалась Нина. — Этого ты добиваешься? Хочешь опять вернуться в свой свинарник на чердаке и превратиться в ничтожество? Или все-таки попытаешься стать знаменитостью? Тебе решать.

Коуди никогда не отличался благородством, равно как и альтруизмом и самопожертвованием. Он ведь обычный деревенский парень, который всю жизнь жаждал признания своего художественного таланта. Нина даровала ему это признание. И он не отказался.

— По оценкам критики ваше последнее шоу в галерее Рихтера — откровенный провал, — продолжила Нина, нахмурив лоб и напуская на себя огорченный вид. — У вас есть какие-либо комментарии по этому поводу?

Не в силах больше сносить оскорбления и глядя прямо в лицо Джулиану, Изабель веско произнесла:

— Экспозиция была выполнена очень примитивно. Ее устроили без моего ведома и согласия. — И добавила, обращаясь к Нине: — Откровенно говоря, меня удивляет, что Грета Рид позволила обвести себя вокруг пальца.

Грета, находясь неподалеку от места действия, все слышала. Слова Изабель больно резанули ее самолюбие. Ну почему она не послушалась своей интуиции и не вышвырнула эту Нину Дэвис пинком под зад?!

Когда Нина принесла ей слайды ню Джексона, Грету они не особенно впечатлили. Она уже собиралась отказаться от серии, как ей внезапно представилась возможность приобрести картины Изабель под общим названием «Видения в голубом». Именно тогда Грете и пришла идея устроить двойное шоу. До той самой минуты, пока Изабель не обвинила ее в том, что она позволила себя обмануть, Грета была уверена, что оригинальная идея выставки принадлежит ей одной. Теперь она в этом усомнилась.

Изабель решила, что с нее хватит. Она прервала интервью очень просто — повернулась и пошла прочь. Нина осталась невозмутимо стоять посреди зала, окруженная зрителями, жаждавшими эффектного заключения. Она протянула руку, привлекая внимание аудитории к картинам. Камера неторопливо прошла вдоль стен, увешанных портретами обнаженных, и наконец остановилась на «Голубой луне».

— Эта выставка — прекрасная характеристика выдающейся художницы Изабель де Луна. Восходящая звезда на небосклоне живописи долгое время оставалась загадкой. Но сегодня ее собственные картины и картины Коуди Джексона срывают последние покровы с ее тела и души.

Она настоящий парадокс, эта Изабель де Луна. Женщина, которая терпеть не могла занятия по обнаженной натуре и охотно позировала обнаженной перед своим возлюбленным. Женщина, которая вместо благодарности обвиняет того, кто сделал ей имя, в продажности. Женщина, которая во всеуслышание заявляет о своей независимости, а сама тем временем во всем потакает человеку, который ее купил. — Она мысленно досчитала до десяти, ожидая, когда утихнет шум в зале. — Смотрите наши интервью с тремя наиболее влиятельными людьми в жизни Изабель де Луна.

Нина махнула оператору, чтобы тот выключил камеру и протянула микрофон ассистенту. Она так и сияла от удовольствия. Но тут Изабель схватила ее за руку, и Нина отпрянула, как ужаленная.

— Что ты имела в виду, сообщая о человеке, который меня купил?

Нина весь вечер ждала этого вопроса.

— Свою крошечную стипендию ты получала не от Джулиана Рихтера, а от Филиппа Медины. Не знаю, любит ли он тебя, дорогая, но владеет тобой — это уж точно.

Изабель, раскрыв рот от удивления, машинально выпустила Нинину руку.

— Филипп сам мне сказал. — На самом деле ей сказал об этом Джулиан. — Мы с ним давно знакомы. — Лицо Изабель вмиг стало пепельно-серым. — Ах, дорогуша, ты и этого, очевидно, не знала. — Она сочувственно прищелкнула языком. — Мы познакомились с ним несколько лет назад. Филипп помог мне сделать карьеру. — Она улыбнулась, как будто припоминая некий приятный момент. — Мы работали вместе, обедали, ходили на премьеры и… словом, много чего делали вместе, надеюсь, ты понимаешь.

— Я… я тебе не верю, — запинаясь пробормотала Изабель. В глазах ее блестели слезы.

— Веришь ты или нет, мне все равно, — заявила она вслух. — Я-то знаю, как все обстоит на самом деле.

Нина победно улыбнулась своей жертве, тряхнула волосами, распрямила плечи и нырнула в толпу, чтобы взять интервью у Греты Рид, Джулиана и других знаменитостей, которые уже обсуждали публичное унижение Изабель де Луна.

Филипп наконец-то пробрался к Изабель. Она одиноко притулилась в углу. Лицо ее покрывала смертельная бледность, губы приоткрыты в немом изумлении, глаза пустые… Как только Изабель передала ему слова Нины, он похолодел. Если бы он мог снять с себя ответственность за случившееся!

— Когда я впервые увидел твои работы, то сразу понял, что ты талантлива. Я купил твой угольный набросок — тот, что теперь висит в моей спальне. Помнишь?

Она не ответила, только посмотрела на него в упор огромными карими глазами.

— Я уже говорил тебе, что покровительствую молодым художникам. После того как я купил набросок, ко мне пришел Рихтер и предложил мне помочь раскрутить тебя. Я согласился.

— Почему ты сам не сказал мне об этом?

— На днях собирался.

Изабель кивнула, недоверчиво прищурясь.

— Ты не сказал об этом мне, зато рассказал Нине.

— Я ничего ей не говорил. Она лжет.

— Она лжет, но все, что она говорит, — правда. — Внезапно ее осенило: — Так вот почему ты собирался заставить Джулиана изменить свое мнение относительно «Видений в голубом»! Потому что он забрал у тебя твои же деньги?

Молчание Филиппа она восприняла как признание.

— А тогда, на Мальорке, ты разозлился на Джулиана, потому что он вел себя как мой хозяин, в то время как мой настоящий хозяин — ты?

— Изабель, не раздувай из мухи слона. Да, я выплачивал тебе гонорар за твои картины. Я делаю то же самое и для других художников, в талант которых верю. В этом и заключаются обязательства патрона.

— Я думала, мы с тобой любим друг друга. А теперь ты говоришь, что мы всего лишь патрон и художник.

— Все совсем не так…

— Благодарю за поддержку, — произнесла она ледяным тоном, — но я в состоянии обеспечить себя сама. Мне не нужны твои деньги. И ты сам мне тоже не нужен.

Она направилась к двери, но, увидев Грету Рид, рванулась к ней и, протиснувшись сквозь толпу посетителей, потребовала от той объяснений, как у нее оказались ню и где она приобрела «Голубую луну».

Памятуя о присутствии прессы, Грета ответила спокойно и с достоинством:

— Мне предложили сделать из этих картин интересную выставку. А что касается «Голубой луны», то я приобрела ее и еще несколько работ из серии «Видения в голубом» как уплату за долги.

Смущение Изабель мгновенно сменилось яростью.

— Вам должен Джулиан Рихтер?

Грета чуть не рассмеялась. Вряд ли кто-либо представляет себе истинную сумму его долга.

— Я партнер Джулиана по галерее Рихтера. Он развернул дело на мои деньги. Именно мои деньги выручают Рихтера, когда его авантюры с треском проваливаются.

— Он говорил, что мои последние работы ему не нравятся.

— Джулиан лжец и никудышный бизнесмен. Они чудесны, дорогая. И вы сами это знаете. К счастью для меня, вы сильно уязвили мужское самолюбие Джулиана, поэтому в уплату за долги он предложил мне несколько ваших картин.

Странно все как-то, подумала Изабель.

— Я понимаю, что долг можно выплатить картинами. Это обычная сделка. Но я не понимаю, почему вы до сих пор не расторгли соглашение с Джулианом, несмотря на его неспособность вести дела.

— Но это же проще простого, — ответила Грета, усмехаясь. — Он мой муж.