Истинный джентльмен

2

Вероника Маунтрой

Я влюбилась в него с первого взгляда и на всю жизнь. Думаете, такого не бывает? Еще как бывает!

Мне было семнадцать, когда мой кузен Джерри (вообще-то Джеральд Астор, граф Рочестер, но для меня просто Джерри) вздумал жениться на французской танцовщице. Шуму было немало, но двадцатый век – не пятнадцатый, и попробуй запрети кому-нибудь выбрать себе пару по сердцу. Я бы, например, весь город разнесла, если бы papa стал навязывать мне кого-нибудь! Так и Джерри поступил всем вопреки. Молодец. Хоть что-то в жизни сам сделал.

Помолвка была изумительной. Отец Джерри еще богаче моего (хотя, кажется, что это вряд ли возможно) и закатил настоящее пиршество. Невеста, вся усыпанная драгоценными камнями, цепко держала Джерри под руку. Еще бы, такой жених подвернулся! Пусть не красавец, зато богат и из приличной семьи. Девушкам из низов приходится думать о таких пустяках. Истинной любви они не могут себе позволить.

На помолвке я веселилась от души. Тогда все эти светские мероприятия мне еще не надоели. Выглядела я неплохо – в платье лазурно-голубого цвета, который почему-то считают прерогативой блондинок, но который отлично подходит мне, брюнетке. Мимоходом разбила парочку сердец. Какой-то французский промышленник с круглым животом и выпученными глазами таращился на меня весь день, да давний приятель Джерри открыто объявил себя моим поклонником. Многие девицы не сводили с меня ненавидящих глаз, что говорило о том, что все идет, как надо.

И тут появился Он и все испортил. Я не знаю, почему он опоздал, но он пришел, когда кольцо уже красовалось на руке страшно довольной Франсуазы. Под воздействием шампанского Джерри потащил нового гостя знакомиться со всеми, в том числе и со мной.

– Майк Фоссет, мой старый приятель, – хохотнул Джерри, хлопая Майкла по плечу. – А это моя крошечная кузина Ники…

Тот едва заметно поморщился. Манеры моего кузена явно пришлись ему не по вкусу.

– Майкл Реджинальд Фоссет, – сухо представился он и протянул мне руку.

– Вероника Маунтрой, – ответила я, робко пожала его пальцы, заглянула ему в лицо и пропала навеки.

Глаза у него были изумительные. Светло-голубые, ясные, строгие. Как две льдинки. Ресницы пушистые, длинные, совсем как у меня после того, как по ним пройдется щеточка туши. Брови темные, ровные, не толстые и не тонкие, а как раз такие, какие нужно. Нос прямой, с небольшой горбинкой, губы нежно-розовые, а волосы блестящие, каштановые, целиком закрывающие уши. И при всем этом он ничуть не походил на девушку. Сразу было видно, что это мужчина серьезный, сдержанный, знающий, что положено, а что нет. Среди моих знакомых таких не водилось.

Потом я выяснила, что ему тридцать лет, он – сын баронета, изучал в Оксфорде историю Древних веков и никогда не был женат. Последнее, естественно, самое важное.

Правда, Джерри, источник всех основных сведений, сразу предупредил меня:

– Фоссет – человек особенный. Представитель старой аристократии, так сказать. Старомодный и скучный тип, хотя и отличный малый. Надежный и порядочный. Но тебе не по зубам, сестричка.

– Хочешь сказать, я недостаточно для него хороша? – оскорбилась я.

Джерри понял, что дал маху, и принялся извиняться. А из его сбивчивых пояснений мне стало ясно, что он имеет в виду. Майкл Фоссет не такой, как большинство наших знакомых. Он не прожигатель жизни и не светский лев. Член нескольких исторических обществ, печатает статьи в серьезных научных журналах и мечтает об участии в археологической экспедиции. С женщинами ведет себя безупречно и ни разу(!) не давал повода для сплетен. Несколько признанных красавиц напрасно пробовали на нем свои чары. Покорить Фоссета ни одной не было по силам.

– Так что, малышка, найди себе другой объект для охоты, – подытожил Джерри. – Не трать на Фоссета время.

Думаете, меня это остановило? Ни за что! Только подстегнуло мой интерес.

Второй раз я увидела Майкла в парижской Гранд-Опера. Если честно, терпеть не могу оперу, но есть места, где девушка из общества обязана бывать. Насколько я знаю, раньше в театры приходили не столько спектакли смотреть, сколько себя показывать. Такой подход нравится мне намного больше. Никакого лицемерия на тему «увлечения искусством».

С помолвки прошло уже три дня, но лицо Майкла по-прежнему стояло у меня перед глазами. Поэтому, когда я разглядела его в ложе напротив, я ни капли не удивилась. Судьба была просто обязана свести нас второй раз. На помолвке я слишком растерялась и не смогла ничего предпринять. Зато сейчас я была предупреждена и вооружена и собиралась укрепить наше парижское знакомство так, чтобы продолжить его в Лондоне. Майкл Фоссет мне не по зубам? Еще посмотрим, Джерри!

Театр был битком набит от партера до галерки. Давали «Тоску» с какой-то прославленной парижской певицей в главной роли. Сельма… или Селина… вечно эти французские имена вылетают у меня из головы. Видимо, она действительно хорошо поет, раз посмотреть на нее пришло столько людей!

Сидеть в ложе было удобно и приятно. Можно было спрятаться в глубине и потягивать прохладительные напитки, разглядывая зрителей и убранство зала. Но прятаться мне было не с руки. Мне нужно было, чтобы меня заметили. Я села вперед, облокотилась о край ложи и принялась рассматривать в бинокль зрительный зал. Я знаю, это невежливо, но когда тебе семнадцать, и ты наполовину американка, люди считают, что это все объясняет и извиняет.

Бинокль был хороший, и я во всех подробностях изучила лицо Майкла. Он был все так же красив и невозмутим. Даже мое пристальное разглядывание (а я уверена, он его заметил!) его не смутило. В ложе Майкла сидели еще двое. Совершенно не заслуживающие внимания типы. Один – владелец медных рудников в Мексике, второй – немецкий граф, изучающий в Париже живопись. Я познакомилась с обоими в прошлом году и даже была два дня влюблена в художника. Но разве его можно сравнивать с Майклом!

Джерри за моей спиной любезничал со своей невестой, и я мысленно похвалила себя за то, что пошла в Гранд-Опера именно с ним.

– Джерри, в ложе напротив сидит твой друг, Майкл Фоссет, – сказала я, не поворачиваясь. – Позови его к нам.

Джерри оторвался от Франсуазы и пересел ко мне поближе.

– Я не могу кричать ему через весь зрительный зал, – справедливо заметил он.

– Тогда сходи за ним. Ему наверняка скучно одному.

– Насколько я знаю Майка, в опере он предпочитает слушать музыку, а не болтать с соседями.

Тут уж я разозлилась. Если бы я лучше знала Гранд-Опера, я бы сама сходила за Майклом. В наше время на все формальности этикета можно смело наплевать. Но ведь я обязательно заплутаю на этих бесконечных лестницах и никогда не разыщу ложу Майкла без посторонней помощи.

– Позови его немедленно, – прошипела я.

Как не повезло бедняжке Франсуазе! Джерри хоть и богат, но упрям невыносимо. Ей придется мучиться с ним из-за каждого бриллиантового колье!

Через семь минут (я по часам засекала) Майкл Фоссет вошел в нашу ложу. Он был еще красивее, чем я его запомнила. Джерри, который вообщем-то недурен собой, смотрелся на его фоне жалко. Мужчина не имеет права выглядеть так, как Майк. Тем более мужчина, в глазах которого нет ни капли интереса к женщинам.

Я завела светскую беседу. Джерри и Франсуаза помогали по мере сил, Майкл отделывался односложными ответами. А потом погас свет, и началось представление. Как и предупреждал Джерри, разговоры пришлось прекратить. Майк действительно пришел слушать музыку. Я стиснула зубы и смирилась, но под причитания оперной дивы о великой страсти я поняла, что на этот раз влюбилась по-настоящему. У меня было достаточно глупых увлечений, и часто я думала, что люблю. Но ничего, что я испытывала раньше, не могло сравниться с тем чувством, которое вызывал во мне Майк…

Он весь отдался музыке. Я чуть повернула голову и краешком глаза наблюдала за ним. Его лицо светилось… нет, я не смогу описать это выражение. Сама я не очень люблю музыку, и эти безумные восторги мне непонятны. Но Майкл словно парил вместе со звуком и взмывал под крышу театра с голосом Тоски… Кстати, француженка и вправду была ничего. Черненькая, хорошенькая, и пела приятно. Правда, сценический макияж из любой уродины может сделать красавицу.

Когда в зале зажегся свет, Майкл стал растерянно озираться по сторонам, как будто только что очнулся от сладкого сна и не понимает, где находится. Но мы с Джерри быстро вернули его на землю. Я была с Майклом очень мила и заручилась его твердым обещанием бывать у нас в Лондоне.

Обещания он, правда, не сдержал. Я-то планировала, что он будет часто приходить к нам, как на открытые приемы, так и на закрытые вечера, но он лишь один раз заглянул в наш особняк на Лесестер Стрит, никого не застал дома и оставил визитную карточку. И больше не пытался навести меня. Ну что за глупость – не положено по этикету! Какая разница, кто к кому сколько раз зашел в гости. Мы же не в девятнадцатом веке живем!

Но Майкла уже не переделаешь, и я начала самую настоящую охоту. Естественно так, чтобы никто об этом не догадался. Еще не хватало, чтобы пошли слухи, что я без ума влюбилась и бегаю за мужчиной! Как бы Майк ни сторонился общества, он был вынужден хоть где-то бывать, и я прикладывала максимум усилий, чтобы оказываться в том же самом месте в то же самое время. Это было нетрудно. У меня масса знакомых и друзей в Лондоне, и никто не удивлялся тому, что девушка вроде меня стремится к бурным развлечениям.

Два с половиной года я блистала на приемах и участвовала в благотворительных аукционах, посещала все театральные премьеры и скучнейшие выставки. Два с половиной года я поддерживала все знакомства, с помощью которых я могла лишний раз встретиться с Майком. Два с половиной года я стоически выдерживала атаки поклонников, среди которых попадались весьма достойные и красивые молодые люди. Два с половиной года я испытывала терпение отца, желавшего удачно выдать меня замуж. Но любовь моя за это время не уменьшилась, а разгорелась с новой силой. И когда я поняла, что не в состоянии больше терпеть, я отважилась на решительный шаг.

Что я потеряю, спросила я себя, если признаюсь ему? Он должен знать, что творится в моем сердце, потому что иначе я просто лопну. Он джентльмен, и мне нечего бояться. Нет ничего ужасного в том, чтобы самой сделать первый шаг. Может быть, мое чувство не так уж безответно, как мне кажется. Вокруг меня все время толпятся мужчины, и Майкл просто не пожелал присоединиться к ним. Он слишком гордый, независимый и застенчивый. Я обязана ему помочь.

Вот так рассуждала я примерно месяц и оказалась на удивление права. Я решила признаться во всем Майклу на приеме у Агаты Саутгемптон. Она обычно приглашает массу людей, и мне будет легко затеряться в толпе и подкараулить Майкла. Фоссеты – давние друзья Агаты, и я не сомневалась, что Майк будет присутствовать на торжестве.

Все оказалось не так просто. Как только я переступила порог бальной залы ее особняка на Гровер Авеню, меня окружили поклонники. Был и Роджер Айкис, и Сэм, и Тимоти, и еще какой-то высоченный блондин, чье имя вылетело у меня из головы. В любое другое время я была бы на седьмом небе от счастья. Приятный вечер в окружении приятных мужчин на виду у всех незамужних девиц Лондона. Что может быть прекраснее? Но, как назло, мне как воздух было необходимо одиночество. Что толку выслеживать Майкла, если за мной самой наблюдают настороженно и восхищенно?

Только к концу вечера мне удалось незаметно проскользнуть на балкон, где полчаса назад скрылся Майк. Я не сомневалась, что он там один. В крайнем случае, с приятелем. За два с половиной года я выучила, что он никогда не позволяет себе компрометировать даму, уединяясь с ней. Бывало, конечно, что дамы сами искали его общества (как, например, сейчас я), но он изящно избавлялся от всех преследований.

Но от меня ему убежать не удалось. Куда с балкона убежишь?

По правде говоря, мне показалось, что мое появление не привело его в восторг. Но одно удовольствие иметь дело с истинным джентльменом – Майк и глазом не моргнул, когда я нахально встала рядом с ним. Не знаю, откуда у меня взялись силы сказать ему все, что я сказала. Робкой меня не назовешь, но я уже успела заметить, что в его присутствии я теряю дар речи и становлюсь похожей на воспитанницу закрытого католического колледжа… Тогда я прилагала усилия, чтобы смотреть куда угодно, но только не на него. Темное небо без единой звезды, редкие фонари в парке Агаты Саутгемптон, деревянные балконные перила, каменная кладка пола – я все изучила досконально, пока мой язык безудержно выбалтывал мои сердечные тайны. Стоило мне только взглянуть на Майка, все, меня прошибал холодный пот и появлялось заикание.

К тому же он ничем мне не помог. Если бы я призналась в любви тому же Тимоти или Сэму, они бы упали на колени и принялись бы целовать мои ноги. От Майкла я, естественно, не ждала такого. Но и стоять истуканом ему тоже было непозволительно. Но он стоял и хлопал длиннющими ресницами, и у него было такое выражение лица, что мне хотелось залепить ему пощечину.

Какое счастье, что я этого не сделала. Потому что как только я закончила, он… он… При воспоминании об этом мне хочется смеяться как сумасшедшей! Майк любит меня! Майкл Фоссет сам сказал, что любит меня и хочет на мне жениться! Я была права – неуверенность в себе мешала ему первому заговорить со мной о любви. Я – блестящая Вероника Маунтрой, первая красавица Лондона, богатая невеста и завидная партия. А он всего лишь заурядный историк, не достойный такого счастья. Его собственные слова. Дурачок! Он – самый замечательный мужчина на свете! Не так богат, как papa, конечно, но моих денег с лихвой хватит на двоих. Майка не должно это угнетать. При мысли о том, что все два с половиной года, что я терзалась от неразделенной любви, он просто был ослеплен моей красотой, меня тянет выцарапать его прекрасные глаза. Зачем они ему, если он настолько слеп?

Но я так счастлива, что легко простила его. В его объятиях я могла простить все и всем. Майкл обнимал меня очень осторожно, словно хрупкую статуэтку, которая может в любой момент развалиться на мелкие кусочки. Бедный мальчик! Как ему трудно привыкнуть к мысли о том, что я его люблю. Неудивительно, что его руки дрожат, а нежные слова застревают в горле. Ничего, у него будет целая жизнь, чтобы рассказать мне о своей любви!

Это был незабываемый вечер. Где-то в двух шагах от нас веселится толпа, ест, пьет, танцует, кокетничает. Наверное, многие недоумевают по поводу того, куда запропастилась мисс Маунтрой, украшение приема… А мисс Маунтрой забилась в темный уголок балкона и мечтает (неслыханное дело!), чтобы весь мир забыл о ней!

Если бы это было возможно, мы бы с Майком удрали с приема и отправились бы вдвоем гулять… Но он прав – это неприлично, Агата Саутгемптон обидится и начнет распускать сплетни. А Майк хочет, чтобы у нас все было идеально! Он такой милый…

Вечер немного портило лишь то, что он так и не отважился поцеловать меня. Я подставляла ему губы и так, и этак, но он либо трусил, либо не понимал. Как он недогадлив! Единственная ласка, на которую он решился, это поцеловать мои волосы. Надеюсь, в медовый месяц он не будет так со мной осторожничать.

До сих пор не могу поверить в то, что выхожу за него замуж!